Текст книги "История государства и права России"

5.5. Развитие права

“Стоглав”. “Стоглав” был составлен на Московском соборе 1551 г. Царь Иван Васильевич, узаконив суд в делах светских, обратился затем и к устройству церковных дел. С этой целью он созвал в Москве Собор духовных властей и просил, чтобы члены Собора составили необходимые узаконения для руководства на последующее время, а также занялись разрешением других вопросов, которые найдут нужными для лучшего гражданского устройства церкви и единообразного порядка в церковных делах.

Собор был открыт 23 февраля 1551 г. в царских палатах в присутствии самого царя и бояр.

Собор преимущественно состоял из духовных лиц. Среди его членов были: 3 архиепископа, 6 епископов и многие архимандриты, игумены и другие значительные духовные лица. Председателем был митрополит Макарий.

Источником для своих решений Собор принял правила апостольские, святых отцов, греческий Номоканон, а также правила прежних русских соборов, русских митрополитов и других русских учителей церкви, в особенности преподобного Иосифа Волоцкого, митрополитов Петра, Киприяна и др. В разрешение же тех вопросов, которые не были известны прежде, Собор составил свои правила.

Сборник правил, составленных на Московском соборе 1551 г., известен как “Стоглав”, так как его узаконения разделены на 100 глав. Вопросы, урегулированные в “Стоглаве”, по существу разделялись на чисто церковные и церковно-гражданские.

Первые из них были разрешены частью на основании правил апостольских и отеческих, как греческих, так и русских, частью их решения были составлены самим Собором; вторые же – частью на основании греческих законов, находящихся в Кормчей, частью по русским древним уставам, частью же представлены были на разрешение государя.

Церковно-гражданские узаконения “Стоглава” касались положений: о святительском суде и управлении; о поповских старостах; о священниках и притче; о монастырях; о монастырских имениях; о писании святых икон и книг; об училищах; о делах благотворительности; о праздниках; о прекращении разных суеверий в народе.

Собор 1551 г. требовал, чтобы никто не вступался в святительский суд, и в подтверждение этого приводит как греческие узаконения о неприкосновенности суда святительского, так и русские. Из последних особенно ссылается на Устав Св. Владимира и Послание митрополита Киприана в Псков о святительском суде.

Собор отменил все прежние царские грамоты, так называемые судильные, по которым разные архимандриты, игумены и попы освобождались от подсудности своему епископу, и подчинил всех церковных людей суду местного епископа по всем делам, кроме татебных (с поличным), разбойных и душегубных, подлежащих светскому суду.

Московский собор разделил святительский суд на церковный и мирской. Церковному суду подлежали все дела церковные, или, как сказано в “Стоглаве”, “греховные”, как церковных людей, так и светских. Этот суд производил сам святитель над архимандритами и игуменами по церковным правилам, и к нему не допускался никто из светских, за исключением истцов. Мирскому суду святителя подлежали все гражданские дела духовных и других лиц, подведомственных церкви, а также дела по духовным завещаниям всех лиц, как церковных, так и светских.

Первоначальное производство этих дел принадлежало святительским боярам. Кроме бояр на мирском святительском суде присутствовали: поповские старосты и пятидесятские священники, которые исправляли свои судейские обязанности по двое или по трое понедельно, а также городские старосты, целовальники, земский дьяк. Руководством для этого суда служил Судебник. В тех городах и волостях, где искони были установлены святительские тильники, этот суд принадлежал им.

Относительно управления епископом своей епархией “Стоглав” узаконил порядок, по которому каждый епископ своей области избирал по городам и селениям поповских старост и десятских священников; для Москвы “Стоглав” назначал семь поповских старост, а для других городов – по надобности.

Поповские старосты обязаны были смотреть за церковным порядком и за поведением священников и причта. А для надзора за поповскими старостами и наблюдения за порядком и правильностью священнослужения епископы должны были время от времени посылать доверенных соборных священников с духовными поучениями причту и народу. Сверх того, епископы по “Стоглаву” должны были писать грамоты к местным архимандритам, игуменам и протопопам, чтобы они также надзирали за поповскими старостами и причтами их местности.

Епископы, каждый в своей области, должны были наблюдать, чтобы мирские люди без нужды не строили новых церквей, а старые не оставляли в небрежении; чтобы строители церквей не оставляли бы их без содержания и обеспечивали содержание причта.

Также епископы должны были наблюдать, чтобы затворники и пустынники не скитались по городам и селам, “а если где отыщутся таковые, то отсылать их в монастыри и затворы; чтобы обители и пустыни учреждались с разрешения государя и благословения епископа и чтобы мелкие скиты и пустыни, построенные без разрешения, сносились в одну пустынь, церкви же в таких пустынях уничтожать или приписывать к монастырям и приходским церквям, или обращать в погосты и приходы, а монахов из них переводить в более устроенные монастыри”.

Своих бояр и дьяков, уличенных во взятках три раза, епископы сами отставляли от должности, лишали поместий и отсылали от себя, не уличенных же во взятках не могли отсылать без разрешения государя.

Поповских старост епископы избирали по своему усмотрению. Поповские старосты, каждый в своем ведомстве, должны были наблюдать “за церковным порядком благочинием”, чтобы священники во всех церквях после заутрени читали прихожанам поучения из “толкового Евангелия” (сборник поучений, написанных на тексты всего Евангелия), поучения Иоанна Златоуста, жития святых и т. п.; чтобы иконы, священные сосуды, книги и другие принадлежности богослужения были исправны и вовремя обновлялись.

Им также вменялось в обязанность смотреть за поведением священников и причта, а также осматривать, у всех ли подведомственных им священников и дьяконов есть необходимые документы на право их службы (ставленные, благословенные, отпускные, переходные и другие грамоты), в противном случае тем запрещать священнодействовать и отсылать их к святителю.

Старосты заведовали сбором пошлин от браков в пользу епископа. Для этого они выбирали искусных священников “в заказчики”, которые смотрели, чтобы не было противозаконных браков, выдавали так называемые знамена (т. е. свидетельства о браке) и заведовали “венечными” пошлинами.

В священники и дьяконы, согласно “Стоглаву”, следовало выбирать “людей искусных и грамоте гораздых и житием честных и непорочных”. Избранного для церковной службы приводили к епископу, и если епископ по испытании находил его достойным, то посвящал и выдавал ему “ставленную” грамоту. При переходе священника или дьякона из одного прихода в другой ему выдавалась от епископа переходная грамота.

Вдовые священники и дьяконы по “Стоглаву” лишались права священнослужения, если они не поступали в монастырь. Оставаясь при прежних церквях, они уже не могли совершать таинств, а только исполняли различные церковные требы: молебны, панихиды и т. п. и за это пользовались четвертой частью доходов. На право этой службы они получали от епископа так называемые благословенные грамоты.

По “Стоглаву” управление монастырями предоставлялось архимандритам, игуменам, настоятелям и строителям, которые должны были управлять вместе с соборными старцами по общему монастырскому уставу (т. е. по уставу Василия Великого) и по уставу отценачальника, или основателя, монастыря.

Относительно монастырских и церковных вотчин Собор постановил: монастырские власти в каждом монастыре должны строго “обыскивать”, кто давал какие вотчины монастырю, а, “обыскав”, записывать имена вкладчиков и их родственников для поминовения в дни их памяти.

Те вотчины, которые даны монастырям и церквям “в прок”, т. е. без выкупа и без права отчуждения, епископы и монастыри не должны были продавать, закладывать, вообще отчуждать каким-либо образом, а кто из епископов или настоятелей дерзнул продавать те вотчины, того лишали сана.

“Стоглав” предусматривал: если вкладчик в своем завещании или другом каком акте напишет, что он отдает вотчину монастырю или церкви до выкупа, и назначит при этом и выкупную цену вотчины, то монастырские власти и епископы не должны отказывать родственникам в выкупе, если они принесут ту сумму, которая назначена вкладчиком.

По Соборному приговору постановлено: епископам и монастырям новых монастырских и святительских слобод в городах не учреждать, а если учредят, то этим слободам тянуть во всякое городское тягло и судиться городским судом; старые же слободы во всех городах держать и судить о всех делах по старине.

Собор запрещал епископам и монастырям отдавать деньги в рост, а хлеб “в присып”, и повелевал эти деньги и хлеб употреблять на вспомоществование монастырским крестьянам; хлеб и деньги выдавать им “за поруками” и без процентов. Это постановление исполнялось во многих отношениях довольно точно, благодаря чему крестьяне в монастырских и епископских вотчинах, по свидетельству современников, были самыми богатыми из всех вотчинных сел.

Относительно книг “Стоглав” установил, чтобы в церквях все богослужебные книги были исправны. Наблюдать за исправностью книг было поручено поповским старостам, которые должны были осматривать и исправлять книги и наблюдать за писцами, чтобы они списывали книги исправно с верных образцов и только правильно списанные книги могли продавать.

В отношении иконописи Собор постановил: писать иконы с древних переводов и образцов, как писали древние греческие иконописцы и как писал Андрей Рублев и другие известные иконописцы. А чтобы сообщить больше правильности иконописному делу, Собор постановил: избирать лучших людей по своему мастерству и доброй жизни и объявлять их иконописными мастерами, дать им разные привилегии и дать им учеников, чтобы они учили их, а по выучении – представляли к местным епископам.

Если епископ находил работу учеников удовлетворительной и согласной с церковными подлинниками, а поведение их незазорным, то объявлял их мастерами, которым предоставлялось право писать иконы; а если работа учеников оказывалась неудовлетворительной, несогласной с древними греческими образцами, то епископ запрещал им писать иконы и приказывал заниматься каким-либо другим мастерством.

Лучших иконописных мастеров епископы должны были назначать начальниками над другими мастерами и поручать им смотреть как за работами мастеров, так и за их поведением.

По царскому предложению Собор постановил: завести училища по всем городам и поручить это дело духовенству.

По Соборному приговору в Москве и других городах протопопы, священники, дьяконы и все духовные должны были избирать, по благословению святителя, из среды своей добрых священников, дьяконов и дьяков, способных учить грамоте, церковному пению и письму. В домах своих эти, способные учить, должны были устраивать училища. В эти училища священники, дьяконы и все православные крестьяне должны были отдавать своих детей в обучение.

Священники, дьяконы и дьяки, избранные в учителя, должны были обучать своих учеников Закону Божию, читать, петь, а в особенности они должны были хранить чистоту нравов в своих учениках.

Собор 1551 г. не оставил без внимания дела благотворительности. По определению Собора святители должны были смотреть, чтобы церкви не оставались в запустении и без службы, а если где окажутся церкви бедные, то позаботиться удержать здесь священников и причт и для этого давать им разные льготы и привилегии, освобождать на некоторое время от разных даней и пошлин и наделять их землями и пашнями. За исключением немногих привилегированных, тогда все церкви платили все подати и пошлины епископу; отсюда деление церквей на тяглые и не тяглые.

Собор постановил, чтобы святители, каждый в своей области, брали скитающихся по городам и селам чернецов и черниц, записывали их и отсылали в монастыри.

Собор обратил внимание на пленников: он требовал, чтобы русских пленников, приводимых гостями в Москву и другие города, выкупали за счет царской казны. Для этого государь должен был наложить на народ, по сохам, особую подать (известную под названием “полонянечных денег”).

Относительно нищих Собор постановил, чтобы государь строго запретил возить по городам и селам и класть на улицах для мирского подаяния больных, калек и т. п. и приказал бы по всем городам записывать их в особые книги и устраивать для них богадельни мужские и женские, а в богадельнях кормить и одевать за счет подаяний и боголюбцев, а ходить за ними приставить из нищих же здоровых мужчин и женщин. Надзор за такими богадельнями был предоставлен священникам и особым целовальникам из лучших городских людей.

Собор строго запретил ходить по городам и селам странникам, которые ходили по городам и селам с иконами для сбора подаяния на построение церквей.

К праздникам были причислены: семь дней до Святого Воскресения и семь дней после него, т. е. страстную и пасхальную недели, день Рождества Христова, день Богоявления, день святых апостолов Петра и Павла и каждый воскресный день на неделе. В эти дни “суды не судятся, людской долг не истязуется, позорища не творятся”.

На суеверия обратил внимание сам государь. Царь испрашивал соборного мнения о тех людях, “которые знают разные еретические хитрости: Рафли, Воронограй, Шестокрыл, Астрономию, Зодию, Альманах, Звездочет, Аристотелевы Враты и иные составы и мудрости еретические и кобы бесовские, и ими прельщают людей и от Бога отлучают”. Собор предложил государю назначить таковым по мирским законам казнь, а епископам предписал преследовать их церковным отлучением и проклятием.

Собор на основании церковных правил определил отлучать от церкви тех христиан, которые будут “призывать волхвов, плескать и плясать под бочками, призывать духов над корчагами, веровать в получай, т. е. в роженицу, в обавников, кобников, волховать в марте месяце и при зарождении каждого месяца, раскладывать огни в воротах своих домов и перед торговищами и, волхвуя, с женами и детьми проходить сквозь тот огонь”. Собор определил просить государя, чтобы он указал по всем городам убеждать народ оставить подобные игры и обычаи.

Устав о разбойных и татебных делах относится к царствованию Ивана Васильевича, но постоянно пополнялся в последующие царствования. К XVII в. он состоял из следующих отделов: об управлении и судопроизводстве по разбойным делам; о порядке судопроизводства по разбойным делам; о наказаниях за уголовные преступления; и об удовлетворении обиженного.

Главным управлением по разбойным и татебным делам был Разбойный приказ, который назначал всех судей по разбойным делам и делал все распоряжения относительно суда по этим делам; местное же заведование разбойными делами принадлежало выборным губным старостам.

Устав требовал, чтобы губные старосты по городам были выборными от всяких людей, т. е. от всех классов. Предписывалось губным целовальникам с губными старостами “у дела быть выборным только от сошных людей”; губным дьякам “у дела быть по выбору всяких людей”.

Губным старостам в городах и в губах вменялось в обязанность ежегодно сзывать обывателей или ездить к ним и производить опрос, не знают ли они “какого татя или разбойника или чего-либо про разбой, чтобы таким образом нигде не было притона для лихих людей. Если же обыскные люди скажут, что у них татей и разбойников нет, а после у них найдутся тати и разбойники, то с обыскных людей брать выти в пользу обиженных, а двух или трех лучших людей из обыскных бить кнутом. Ежели в какой– либо общине пойман будет тать или разбойник, а та община не ловила его, не представляла в суд и не объявляла, то на ней взыскивать выти в иск истца и настрого приказать ей, чтобы впредь не укрывала татей и разбойников”.

В отношении порядка судопроизводства по разбойным делам Разбойный устав говорит, “что разбойников и воров (лихих людей) должно брать под арест, а дворы их, имение и хлеб молоченый опечатывать, а хлеб, стоящий еще в поле, на корню описывать и все это отдавать на сохранение обществу до тех пор, пока не окончится суд, самих же их подвергать пытке.

Ежели на которых людях будут искать в разбое и татьбе, но без поличного, и ежели истец для подтверждения своего не может представить других доказательств, кроме поля и крестного целования, то о таких людях делать повальный обыск; а если на обыске скажут, что они лихие люди, но “лиха их не укажут”, то их пытать, и если повинятся с пытки, то сажать их в тюрьму до государева указа, а имение их опечатать”.

Такой порядок существовал при царе Иване Васильевиче, но при Федоре Ивановиче было постановлено: “таких людей отсылать в Судный приказ (т. е. в гражданский суд), и когда в Судном приказе дойдет дело до пыток, то отсылать в Разбойный приказ.

Если на обыске оговоренного называли лихим человеком, то его казнили вместе с тем, кто оговорил его; а если его одобряли, то он отдавался “на чистые поруки” с записью и ему возвращалось все его имение. А если большая половина обыскных людей назовет оговоренного лихим человеком или скажет, что не знает его, то такого пытать накрепко, а потом посадить в тюрьму до смерти, а имение его отдавать в выть.

Если вор или разбойник оговорит в воровстве или разбое слуг и дворников, принадлежащих дворянам или приказным людям, и если дворяне или приказные люди скажут, что у них таковые слуги есть, а в суд их не представят, то с них самих брать поручную запись в том, что представят своих оговоренных слуг на очную ставку в суд.

А если будут оговорены в татьбе и разбое сами дворяне и приказные люди вместе с их слугами и крестьянами, то их брать, опечатав их дворы, и делать им очную ставку с “языком”, а после очной ставки пытать сперва слуг и крестьян, а если эти с пыток укажут на своих господ, то пытать и господ. А если дворяне или приказные люди кого-либо из своих людей приведут в суд и оговорят их в разбое, или воровстве, или подводе, то таких людей расспрашивать и пытать без обыска и “чинить указ кто до чего доведется”.

По Разбойному уставу назначены следующие наказания уголовным преступникам: татя за первую татьбу наказывать кнутом и отдавать на поруки, а если “по нем нет порук”, то сажать в тюрьму, за вторую – бить кнутом, “отсечь руку и покинуть”, за третью и четвертую – казнить смертью; за первую церковную татьбу татя казнить. Разбойника, повинившегося в разбое, при царе Иване Васильевиче казнили, а не повинившегося заключали в тюрьму до самой его смерти.

Но при Борисе Федоровиче относительно разбойников было установлено: “если разбойники с пыток скажут, что участвовали в одном разбое, а в том разбое было убийство или поджог дворовый или хлебный, то их казнить смертью; а если разбойники скажут, что участвовали в трех разбоях и в трех разбоях не было убийства или поджога, то их также казнить смертью; а если разбойники сознаются в одном или в двух разбоях, но таких, которые не сопровождались убийством или поджогом, то их сажать в тюрьму до тех пор, пока укажет государь”.

Обвиненных в притонодержательстве татей и разбойников, согласно Разбойному уставу, подвергали такому же наказанию, что и татей с разбойниками.

Последние годы XVI в. ознаменовались принятием двух весьма важных указов, сыгравших большую роль в развитии русского общества в последующие столетия: указа о прикреплении крестьян к земле и указа о холопах.

Указ о прикреплении крестьян к земле не дошел до нас ни в копии, ни в подлиннике, но, судя по указаниям других памятников, он был издан в 1591 г. По этому указу все крестьяне, состоявшие в тягле, теряли прежнее право свободного перехода с одной земли на другую и навсегда прикреплялись к той земле, на которой их застал указ, без различия, дворцовая это земля, или “черная”, или монастырская, или “вотчинная”, или поместная.

Это было сделано в интересах казны, для более правильного сбора податей, но тем не менее с 1591 г. крестьяне, переходившие от одного владельца к другому, стали называться беглыми, и прежний владелец получал право отыскивать беглых крестьян и возвращать на свои земли точно так же, как прежде владельцы отыскивали своих рабов. Правда, указ 1591 г. не приравнивал крестьян к рабам; они оставались полноправными членами общины и сделались только бессменными “жильцами” занятой ими земли, “ крепкими” не владельцу, а только земле.

Со времени издания указа 1591 г. право крестьянина жить на той или другой земле уже не зависело от частных гражданских сделок его с землевладельцем, но обратилось в государственную повинность как для землевладельца, так и для крестьянина, так что и само наделение крестьянина землей уже не зависело от землевладельца, а определялось законом.

Но это первое узаконение о прикреплении крестьян, еще не касающееся личности крестьянина, а только отношений его к государству, в следующем периоде мало-помалу изменялось, и в XVIII столетии крестьяне сделались уже полными рабами своих господ.

Указ о холопах издан в 1597 г. Согласно указу все кабальные холопы, в прежнее время полусвободные люди, были почти приравнены к полным холопам или рабам. По Указу 1597 г. всех кабальных холопов велено было записывать в “холопьи книги” и считать прикрепленными к личности господина точно так же, как крестьяне считались прикрепленными к земле. Вследствие этого “крепости и кабалы холопьи дозволено было совершать во всех городах” и записывать в городские крепостные книги.

По новому закону различие между полными и кабальными холопами состояло лишь в том, что кабальные были “крепки” своему господину только до его смерти и господин не мог ни продать кабального, ни заложить, ни отдать его в приданое или по завещанию.

Указ о кабальных холопах был особенно тяжел для вольных людей. В силу этого нового узаконения все вольные люди, которые нанялись на определенный срок в службу к какому-нибудь господину, по окончании срока своей службы уже не могли “отойти” от него, а делались “крепкими” ему и на них выдавались кабалы. Впрочем, в таком виде закон о холопах просуществовал недолго.

Узаконения о вотчинах и поместьях. С изданием Царского судебника вотчины и поместья в Московском государстве начали постепенно сливаться, т. е. вотчины мало-помалу стали принимать характер поместий, а поместья – характер вотчин.

Причиной этого было то, что на вотчины стали налагаться разные службы государственного характера, и они, таким образом, начали постепенно терять характер частной собственности, а поместья, наоборот, стали принимать характер частный, но в то же время они несли все прежние службы и повинности. К концу царствования Анны Иоанновны разница между поместьями и вотчинами стерлась до такой степени, что эти понятия стали совершенно однозначными.

При слиянии вотчин с поместьями правительство прежде всего обратило внимание на монастырские и церковные вотчины. Через два месяца после издания Судебника 1550 г. был издан закон, по которому монастыри и епископы не могли приобретать земли без государева дозволения.

В 1559 г. это узаконение пополнилось новым. О вотчинах в нем было сказано: в выкупных вотчинах пашенные и лесные земли должны быть в одной цене, если вотчичи пожелают.

В 1628 г. издано узаконение, ограничивающее право наследования родовыми вотчинами, которые приравнивались к выслуженным: родовые вотчины по смерти вотчинника могли переходить во владение других его родственников, но отнюдь не жены, которой выдавалось приданое и четвертая часть из движимого имения и купленных вотчин мужа.

Поэтому если после вотчинника не оставалось других родственников, кроме бездетной жены, то вотчина его отписывалась на государя и шла в раздачу поместий служилым людям. Итак, московские государи подвергли ограничению выслуженные и родовые вотчины относительно порядка наследования ими и оставили неприкосновенными только вотчины, приобретенные покупкой.

Вместе с тем если как выслуженные и родовые вотчины постепенно утрачивали характер частной собственности, то поместья, напротив, принимали характер вотчин. Указом 1618 г. поместья дворян и детей боярских, убитых на войне или взятых в плен, определено было оставлять за их женами и детьми, а не будет их, то родственникам, если же не будет и родственников, то отдавать поместья другим служилым людям того же города, но не иногородним.

По указу 1622 г. дозволялось вдовам и дочерям помещиков выходить замуж с их прожиточными поместьями (т. е. с теми, которые давались им на прожитие, как пенсия по смерти мужа или отца), и эти поместья записывались за их женихами. Точно так же вдовы и дочери помещиков и сами помещики за старостью и болезнями могли передавать свои поместья родственникам с тем, чтобы они обязались “кормить и поить их и нести за них службу”.

Указ 1637 г. узаконивает, что если кто из дворян и детей боярских будет находиться в плену 10 лет, а их поместья в отсутствие их поступят в раздачу, то по возвращении из плена возвращать им поместья; а если они пробыли в плену более 10 лет, то лишались права на возвращение поместий, но взамен этого им давалось право скорейшего получения новых поместий прежде всех других челобитчиков.

Указом 1641 г. определялось: пустопорожние земли, не записанные в оброчные статьи, отдавать служилым людям как льготу на 15 лет, с тем чтобы они в эти 15 лет строили дворы на льготных землях, заселяли их крестьянами, пахали пашни и расчищали леса. А когда заканчивались льготные 15 лет, тогда эти земли отдавались в поместья.

Узаконение о порядке государственной службы 1550 г. запретило князьям и детям боярским, пока они еще не дослужатся до боярского звания или чина воеводы, считаться местами с воеводами.

В этом же узаконении для счета воеводских мест положено: “Большой полк, правая и левая рука считаются по местам (т. е. воевода большого полка занимает первое место, а воеводы правой и левой руки – второе), а передовой и сторожевой полки местом меньше первого воеводы большаго полка, а до правой и левой руки и до втораго воеводы в большом полку им дела нет. А кто с кем в одном полку послан, тот того и меньше. А государь, посылая воевод, разсуждает их отечество, кто кого дородился и кто может обычай ратный содержать”.

В царствование Бориса Годунова в 1604 г. было издано узаконение, касавшееся собственно порядка военной службы с поместий и вотчин. Установлено, чтобы все епископские и монастырские люди, годные к службе, немедленно были вооружены и отправлены в поход.

Изменен прежний порядок относительно сбора служилых людей с поместий и вотчин, и вместо 100 четвертей земли назначено 200 четвертей, с которых должен быть выслан холоп на коне, в полном вооружении и с запасами, и притом посылка холопа дозволялась только тогда, когда сам господин не может явиться на службу по болезни или другим причинам.

К 1622 г. относится первое из узаконений о полицейских мерах. Оно заключает в себе правила тушения пожаров в Москве. Если раньше пожарные повинности лежали только на черных сотнях, то по новому узаконению доставление содержания пожарным людям и лошадям распространено на гостиные и суконные сотни.

В 1627 г. издано узаконение, в котором подтверждалось прежнее правило о том, чтобы пойманных на дороге лошадей приводить в Земский или Разбойный приказ, и дополнено, что если по прошествии пяти или шести дней не отыщется хозяин лошади, то “ее продавать на государя, но прежде показывать ее барышникам с конской площадки для справки по книгам и не знают ли хозяина ее”.

В 1629 г. было издано несколько новых узаконений против пожаров в Москве, по которым меры по тушению пожаров частью возлагались на казну, а частью на земство. Этими новыми документами постановлено всех извозчиков в Москве ведать в Земском приказе и переписать в книги. Из государственной же казны предписано устроить на Земском дворе бочки и телеги и 50 пожарных щитов и по 5, и по 4 сажени, и щиты эти делать с рукоятями, и чтобы бочки с водой и извозчики поочередно стояли на Земском дворе каждый день и ночь, по 20 человек с лошадьми. Предписывалось по большим улицам на каждые 10 дворов иметь по большому колодезю для пожарных случаев.

В дополнение к положениям Царского судебника о займах были узаконены судебно-полицейские меры о взыскании долговых исков по суду.

В 1555 г. царь “приговорил со всеми боярами, чтобы по долгу в 100 рублей ставить на правеж не более месяца, а больше или меньше – по расчету; а тех, с кого в законный срок доправить долга нельзя, отдавать кредитору головой до искупа. А если кто будет просить о переводе долга на другого, то ему давать на перевод другой месяц сроку, но отнюдь не больше, чтобы не волочить кредитора”.

В 1558 г. были установлены разные сроки для “правежа служилых и неслужилых людей”, а именно: для служилых людей – двухмесячный срок для правежа по долгу в 100 руб., а больше или меньше – по расчету, а для неслужилых – прежний, месячный.

В том же году было издано узаконение о платеже долгов по закладным вотчинам, в котором предусмотрено: “Ежели кто, занимая деньги, закладывал кредитору вотчину с тем, чтобы тот вместо процентов пользовался доходом с пашен, и будет он в силах свой долг выплатить в урочные 5 лет и в первый год выплатит следующую с него пятую долю, то ему вотчину возвратить и пахать на себя, только с тем, впрочем, чтобы он до полной уплаты не мог ни продать, ни заложить вотчины. А кто ту заложенную вотчину купил до уплаты вотчинником долга, и ежели вотчинник, продав вотчину, не уплатит долга и скроется, то покупщику платить тот долг по закладной, а не будет у него денег, то вотчину у него взять и отдать заимодавцу; покупшик же лишается своих денег, потому что, покупая вотчину, он должен был справиться с теми книгами у дьяка, в которых записываются все вотчинные купли и закладные”.

В 1558 г. было издано узаконение о правеже ростов (процентов) по старым кабалам. В 1628 г. – узаконение, в котором определялось брать росты только до тех пор, пока должники справляются с самим капиталом (т. е. только за 5 лет), а в 1635 г. – узаконение об отмене исков по долгам без кабальных записей.

Вышедшее в 1556 г. узаконение касалось судебных доказательств, преимущественно обыска. По новому закону он допускался только в крайних случаях, когда все другие доказательства были недостаточными.

Новое узаконение о порядке явки в суд издано в 1629 г. Оно предусматривало, что если кто по зазывным грамотам посылал вместо себя в суд родственников или доверенных из своих людей, то когда дело дойдет до обыска, доверенным не должно оставаться при обыске, а ехать в Москву.