Текст книги "Дело о государственном перевороте"

Когда в ночном заснувшем городе раздались с разницей в несколько секунд взрывы и дробь выстрелов, Сафрон вздрогнул от неожиданности, хотя ждал их.

– Вперёд, – скомандовал он и авто двинулось вперёд, позади зацокали подковы лошадей, тянущих за собою экипажи.

Остановились напротив арки, часовой не успел ничего спросить, нож одного из бандитов вонзился под рёбра. Тело повалилось на булыжную мостовую.

Ребята Сафрона разбежались по назначенным им местам. Удивительное было то, что людей, охранявших вход, почти не было, видимо, посчитали, что центр города, близость воинских подразделений – гарантия от негаданного нападения. Да и кто в твёрдой памяти решится на такую глупость. Вот этим и воспользовался главарь. Он неспешным шагом шёл за Фёдяем, который беспричинно суетился, хотел поторопить следующих за ним, но не решался.

Делали, молча, где—то в здании слышались редкие револьверные выстрелы.

Двое бандитов держали под прицелом седоусого конвоира.

– Ключи, – коротко кинул Сафрон.

Конвоир отцепи от пояса связку ключей и передал главарю.

– Где сидит Ольга?

Вахмистр сперва не понял вопроса.

– Здесь только одна женщина.

– Веди к ней.

Жалобно скрипнул замок и послышался в тишине грубый щелчок, обитая железными полосками, дубовая дверь бесшумно отворилась.

Фёдорова вначале отпрянула назад, но, увидев в тусклом свете Николая, бросилась к нему на грудь.

– Коля, – только и смогла тихо сказать она.

– Живо на выход.

Через минуту бандиты скрылись в ночном мраке.

Без лишних разговоров бандиты разъехались в разные стороны, авто помчалось в сторону Знаменской площади и, не доезжая до вокзала, остановилась. Сафрон с Ольгой вышли, главарь коротко кинул:

– Завтра будь у меня в девять, – захлопнул дверь.

Фёдорова ничего не спрашивала, а только жалась плечом к мужчине.

– Страдалица моя, – Сафрон поцеловал девицу в голову, – теперь всё кончено, пару дней и мы с тобой упорхнём, как белые птицы в поднебесье. Камешков и золотишка нам на всю жизнь хватит, так что здесь мы с тобою на коне. Где ты хочешь жить?

– Куда ты можешь меня увезти?

– Да хоть в Париж, – ухмыльнулся Сафрон.

– Вот там я и хочу оказаться.

– Будешь, это в наших силах.

Николай ничего не замечал вокруг, его переполняла гордость, что так удачно произошло освобождение, все ребята живы, даже их недовольство не очень беспокоило. Как поворчат, так и умолкнут, тем более не сегодня, завтра их придётся покинуть.

– Ты на квартиру? – С испугом спросила Ольга. – Ты не боишься, что там нас ждут?

– Если у тебя не провели обыск, то значит, никого там, – он указал головой на дом, – никто нас не ждёт тем более, что я час тому оттуда вышел.

– Кто были те люди с пистолетами?

– Да как тебе сказать, – Сафрон хотел, было, отшутиться, но потом подумал: зачем? И произнёс, – я их нанял.

После волнений последних двух дней, когда она оставалась в четырёх каменных стенах наедине с собой, много передумала, а теперь напрочь забыла о допросе, учинённом ей начальником уголовного розыска. Ольга была рада, что Николай, безобидный коммерсант, пустился во все тяжкие и сумел освободить её из—под стражи. Гордость переполняла её тем фактом, что жених оказался способным на дикий поступок.

Не таясь, поднялись по парадной лестнице, остановились у двери. Сафрон полез в карман за ключами, потом повернул рычажок, в пустой квартире раздался звон колокольчика, потом едва слышимые шаги и испуганный голос:

– Кто там?

Николай не обратил внимания, всё—таки провернул такое дело в центре города и не просто какого—то там уездного или заштатного, а в столице бывшей Российской Империи, где работала, признанная лучшей перед самой Мировой войной, сыскная полиция. Ольга, хотя и была встревожена, не давал покоя разговор с начальником уголовного розыска, но так была потрясена, что не пришла мысль о засаде.

– Кто? Не узнаёшь? Свои, – Сафрон погладил девицу по волосам.

Дверь начала раскрываться и только тогда Фёдорову, словно что—то ударило под руку, и она потащила за рукав главаря назад. Сафрон улыбнулся.

– Ты чего?

– Там, – только и сумела выдавить из себя Ольга.

Николай краем глаза заметил за дверью скользнувшую тень, глаза его сузились и в ту же секунду в руке оказался револьвер. Он дважды нажал на курок, офицерский наган был со взводом.

После он толкнул Ольгу и прошептал:

– Быстро вниз.

Сверху кто—то быстрыми шагами бежал через две ступеньки. Сафрон ещё дважды нажал на курок. Сейчас главное, пусть не попасть, а остановить тех, кто наверху и в квартире. На улице будет видно, как поступить дальше.

Снизу тоже кто—то бежал.

Взгляд главаря бегал то верх, то вниз.

Ольга застыла статуей, не способная двинуться ни в одну, ни в другую стороны.

Из—за двери прозвучал сипловатый голос.

– Не советую сопротивляться, хода никуда нет.

– Ты кто? – Едва прохрипел Сафрон.

– Начальник уголовного розыска Кирпичников.

Главарь проскрипел зубами.

– Собаки! – Кинул куда—то в пустоту.

– А если, – не договорил.

– Сам понимаешь, что в связи с особой опасностью, которую ты, Николай Сафронов, представляешь, мне дан приказ тебя живьём не брать. Понятен расклад?

– Чем же мне такой расклад? Что так, что эдак, мне крышка. Но я же могу с собою парочку твоих утащить? Об этом не подумал?

– Ты об Ольге подумал?

– Подумал, – Сафрон бросил быстрый взгляд на девицу, бросилось не обычный испуг женщины, а что—то большее. В голову начало закрадываться сомнение, глаза потемнели от злобы. Не она ли навела? Перепады настроения главаря происходили мгновенно, то он души в ком—то не чаял, но здесь же мог пулю в голову всадить и не вспомнить больше об убиенном. Ещё раз кинул взгляд на Ольгу. Губы её мелко дрожали и взор отведён в сторону. – Твоя взяла, начальник, – произнёс Николай, нащупывая под поясом рукоять второго пистолета.

– Оружие на пол и руки в гору, – раздался всё тот же сипловатый голос, теперь казавшийся до того ненавистным, что дёрнулась голова.

– Как скажешь, – Сафрон сощурил глаза и смотрел в открытую наполовину дверь, – лови, – и кинул револьвер в квартиру, металл с грохотом ударился и заскользил по полу. Вслед за ним прыгнул главарь, перевернулся на паркете через плечо и стрельнул в сторону тёмного силуэта. Кто—то ахнул и повалился ничком, Сафрон бежал по комнатам в сторону чёрной лестницы, но по ходу сообразил, что и там уголовные агенты, бросился к окну, но чёрная фигура бросилась под ноги. Бандит споткнулся и полетел вперёд, ударился рукой с пистолетом об пол. Пронзила боль, даже потемнело в глазах. Пальцы ослабли, и смертоносное оружие скользнуло в сторону. Сафрон начал ощупью искать, но здесь на плечи навалился такой груз, что поневоле распластался и затих, кусая от бессилия губы.

Откуда—то появилась лампа, потом ещё одна. Осветили комнату, которая наполнилась людьми, двое держали за руки, третий надевал наручники.

Сафрон заскрежетал зубами и провыл, словно волк:

– Суки!

– Поднять, – раздался всё тот же сипловатый голос.

Чьи—то руки подняли главаря с пола и грубо поставили на ноги.

Кирпичников играл желваками, повернул голову в сторону коридора:

– Кто?

– Горничная, – сказал Кунцевич, – в сердце попал.

Аркадий Аркадьевич дёрнул головой и ослабил на шее галстук, словно не хватало воздуха.

– Что там на улице?

– Пусто.

– Этого на Офицерскую и глаз не спускать.

– Куда Фёдорову?

– Пусть здесь остаётся, понадобится Игнатьеву, так пришлёт за ней, – бросил напоследок и пошёл к выходу.

Поручик сперва посматривал на оконные решётки, выискивая глазами слабые места, строил планы, как можно вырваться из западни, в которую попал. При посещении врачом едва шевелил языком и делал вид, что впадает в полуобморочное состояние, старался не смотреть на кровавые бинты, меняемые почти ежедневно сестрой милосердия. Конвоир перестал заходить в палату с медицинскими работниками, сидел на табурете у входа и по большей части клевал носом, раненый не внушал особой опасности.

Той же ночью, когда был арестован Сафрон, Поручик отогнул прутья на решётке, разорвал простыни на полоски, связал их и …исчез в Петроградской ночи. Больше о нём никто не говорил, даже в определённых разбойничьих кругах о нём не поминали, словно и не отметился в столице абрек Ахметов с аристократическим лоском в поведении, любитель оперы, в частности Шаляпина.

Звонок в квартире Игнатьева раздался ровно в то время, когда голова начальника Чрезвычайной Комиссии коснулась подушки. Выслушав дежурного офицера, полковник выскочил на улицу в расстегнутом кителе и с шинелью в руке, упал на заднее сидение, присланного авто. Лицо пылало от гнева и злости, а больше всего от неожиданности. Как посмел кто—то напасть на управление, находящееся в двух шагах от резиденции Председателя Правительства. Николай Константинович сразу понял замысел нападавших: взрывы и стрельба в трёх разных местах столицы произведены для отвлечения, чтобы распылить силы, брошенные для установления порядка.

Адъютант Игнатьева прибыл первым и теперь встречал у парадного входа начальника. Выбрит, в отутюженном френче и слишком трагическим выражением лица. Хотел, было, рапортовать, но полковник отмахнулся:

– Давай покороче.

– Без четверти час раздались взрывы, как выяснилось на Миллионной, Галерной и около Казанского собора, в это же время у арочных ворот со стороны Гороховой остановилось авто и четыре экипажа, часового убили сразу, он не успел снять с плеча винтовку, часть приехавших вскочила в здание, часть направилась во двор, где находятся арестантские камеры. Освободили только некую Фёдорову, задержанную по делу о злоупотреблениях во Врачебном комитете.

– Понятно, сколько убитых?

– Два солдата, офицер и трое ранены.

– Кто?

– Поручик Синицын.

– Жаль, умный офицер.

– Война, – сказал адъютант.

– Какая к …, – полковник, не стесняясь, выругался последними матерными словами, – мы в тылу и притом в столице, – скрипнул зубами. – Что ещё известно о нападавших? Хотя к какому чёрту, я и так знаю, кто это был. Наберите мне господина Кирпичникова.

Начальник уголовного розыска оказался на Офицерской.

– Кирпичников у аппарата, – раздался среди тихого треска голос.

– Аркадий Аркадьевич, доброй ночи вам или доброго утра, не знаю, что правильнее, – произнёс Председатель ВЧК.

– Что бы ни было, пусть лучше всего будет добрым.

– Вы точно подметили, лучше уж доброе, нежели горькое.

– Мне кажется, второе сейчас ближе или я ошибаюсь? В такое время суток… – голос на том конце провода умолк.

– Вы правы, – Игнатьев нервически стучал пальцами по столу, – неприятности нас сопровождают ежечасно.

– Николай Константинович, давайте без прелюдий, что случилось?

– Распоясался ваш Сафрон, – вначале злые нотки окрасили слова полковника, но он взял себя в руки. – Час тому на Гороховую совершено нападение, – словно доклад начал Игнатьев, – трое убиты и столько же ранено, бандиты проникли в арестантские камеры и с собою забрали только одного человека…

– Ольгу Фёдорову, – перебил Председателя Чрезвычайной Комиссии Кирпичников.

– Откуда вы знаете? – Оторопел полковник.

– Она сейчас в квартире, – начальник уголовного розыска назвал адрес.

– Но она же…

– Да, она может скрыться, теперь это не столь важно.

– Как не важно? – Вскипел Игнатьев. – Она же может скрыться?

– Может, но самое главное, что нами арестован главарь банды Сафрон?

– Сафрон? – недоверчиво переспросил полковник.

– Именно он.

– А банда?

– Вот здесь мне вас порадовать нечем, я пока не знаю её местонахождение, но лишившись двух главарей Сафрона и Поручика они постараются скрыться из столицы.

– А если кто—то возьмёт власть в свои руки? Свято место пусто не бывает, что тогда?

Кирпичников тяжело вздохнул.

– Николай Константинович, мы делаем всё возможное, чтобы банда перестала существовать.

– Чем я могу вам помочь?

– Пока не знаю, – честно признался Аркадий Аркадьевич, – сперва мне надо допросить Сафрона.

– Хорошо, – полковник повесил на рычаг трубку телефонного аппарата. Вызвал к себе адъютанта, – возьмите двоих солдат и поезжайте на Знаменскую площадь, – Игнатьев назвал номер дома и квартиры, – и привезите хозяйку госпожу Фёдорову.

Кирпичников ожидал многого, но, чтобы главарь банды набрался наглости и напал на жандармское управление. Он по привычке называл вновь организованную комиссию старым названием. Вывеска новая, а вот суть осталась прежней. Никогда прежде Аркадий Аркадьевич за уголовниками не замечал сентиментальности и такой привязанности, чтобы всю банду послать на освобождение своей, хотя бы и названной невесты? Чудны дела твои, Господи!

Не успел зайти в кабинет, раздался звонок от Игнатьева. После разговора с минуту начальник уголовного розыска посидел в задумчивости и вызвал на допрос Сафрона. Пока не схлынул азарт задержания и главарь, как бы не крепился, но прийти в себя до конца не может, нужно, как говорится, брать быка за рога.

Вошёл в кабинет мужчина лет сорока с маленькими усиками под большим крючковатым носом, бегающими злыми глазами, огляделся и сплюнул себе под ноги.

– Небогато живёшь, начальник, – хотя Сафрон старался говорить с пренебрежением и даже ухмыльнулся, но голос предательски дрогнул.

– Небогато? А мне так нравится, – Кирпичников смотрел в глаза главарю и в его взгляде не было ни торжества, ни превосходства, обычный взгляд обычного человека.

– Дело хозяйское, – Николай стал серьёзным, брови опустились так, что почти сошлись на переносице.

– Каждый волен выбирать то, что ему больше по душе. Вот поэтому ты сидишь передо мною в наручниках, а я приготовился выслушивать твою исповедь.

– Даже так? Сразу быка за рога?

– Почему бы и нет?

– Вы уверены, что сегодня утром я не буду прохаживаться по Невскому?

– Уверен. Тем более, что пока я не знаю, где расположилась твоя банда, но узнаю с твоей ли помощью или без, так что время работает на меня, а не тебя.

– Посмотрим, – улыбка Сафрона стала шире, словно он знал, что—то такое неизвестное начальнику уголовного розыска.

– Конечно, вот я открываю тебе свои карты, а уж тебе остаётся их оценить по достоинству.

– Давай, начальник, люблю слушать.

– Ты явился на квартиру Фёдоровой после дела на Гороховой, не хотел, чтобы вам мешали посторонние, при этом приказал шоферу явиться утром. Когда он явится, то сразу же выяснит, что Сафрона загребли сыскные. Как ты думаешь, куда он поедет в первую очередь, – Николай заёрзал на стуле, так и есть шофёр сразу рванёт в Озерки, где в съёмном доме расположилась банда, – вот ты сразу же понял мою мысль. И как ты думаешь, за ним будет следить один агент? Вот именно, а кто будет следовать на некотором расстоянии? Правильно, рота солдат. А так как твоя, Сафрон, банда представляет опасность столице, то дано указание живых не брать. Вот и получается, Николай Михайлович, что вместо козырного туза у тебя на руках обычная шестёрка. Поэтому скажешь ты что—нибудь или не скажешь, для меня не имеет значения, а вот для суда….

– Какой суд? – Глаза главаря бегали, на руках периодически звякали наручники, Кирпичников видел, как мелко дрожат руки.

– Да, ты прав, может быть, будет суд, а может и нет. Ты отобрал авто у первого человека в стране, и ты думаешь такой вызов проходит бесследно?

– Я…

– Прежде, чем что—то совершить, надо подумать. Керенский – это не Парамонов, у последнего за душой только золото и камешки, а вот первый вправе воспользоваться всеми существующими возможностями государства. Чувствуешь разницу? Вот то—то. Такие, как ты просто исчезают, чтобы не болтали лишнего и не роняли престиж власти.

– Да я…

– Николай Михайлович, пока говорю я и придержи красноречие для членов Чрезвычайной Комиссии.

– Это кто такие?

– Если не вдаваться в подробности, то это новые цепные псы власти.

– Жандармы, что ли?

– Похлеще, так вот, Николай Михалыч, расклад я тебе дал, ситуацию обрисовал, тебе остаётся, – Кирпичников щёлкнул крышкой часов и положил их на стол, – одна минута, чтобы поведать мне, где находятся твои соучастники.

– Что потом?

Кирпичников пожал плечами.

– Потом пусть чрезвычайники с тобой разбираются.

Минута для Сафрона длилась вечность, словно время застыло и в голове проносятся всякие мысли от сказочного освобождения до обыденной постановки к тюремной стене со следами сколов, отверстий от пуль, и пятен засохшей крови.

– Аркадий Аркадьевич, – начал Николай, начальник был приятно удивлён, что главарь знает его имя и отчество, – какой резон мне вам рассказывать о моей банде, если и так, и так у меня конец один. Пожил я отведённое время, видно, там. – он ткнул пальцем в верх, – отмеренное мне завершилось, тем более я не хочу прослыть в определённых кругах обычным иудой.

– Тоже верно и я понимаю твоё, Николай Михайлович, решение. Выбор есть выбор. Не сегодня – завтра тебя заберёт Чрезвычайная Комиссия, я бы мог тебе помочь, но не смею настаивать на пересмотре твоего решения. У тебя будут какие—нибудь просьбы?

– Помогите Ольге, она ни при делах. Я для неё был простым коммерсантом, она не знала о моей роли в банде.

– Постараюсь, хотя, – Кирпичников сделал паузу, – её уже нет в городе. Если она не глупая девица, то должна понять, почему её оставили одну в квартире.

– Если так, то, – Сафрон приложил руку к груди, звякнув наручниками.

– Пустое, Николай Михайлович, тогда может быть поведаешь мне о тех делах, которые были у тебя в столице.

– О! – Протянул главарь, – это разговор долгий.

– Нам торопиться некуда.

– А ЧК?

– Подождут.

– Прежде чем приступим, не поведаешь ли ты о том вечере, когда авто у нашего председателя одолжил.

– Так рассказывать нечего. Нам для дела машина была нужна, вот и остановили первую попавшую. Этот коротко стриженный…

– Керенский?

– Да, Керенский вышел что—то сказал, я не помню, что. Потом офицер, сидевший на переднем сидении, какую—то фамилию назвал, его потом мои ребята пристрелили. Вытолкнули шофера и поехали на дело.

– А что было на следующем перекрёстке?

– На следующем? Я приказал остановиться у фонаря, чтобы прочитать фамилию на документе.

– А до этого что было?

– До этого? – Сафрон явно не понимал, что хочет от него начальник уголовного розыска.

– Ты же остановил авто на следующем перекрёстке, там стояли трое мужчин…

– Эти? Так застрелили их, документы забрали и поехали дальше.

– Ты с теми троими был знаком?

– Откуда? В первый раз видел, да и то, толком не рассмотрел.

– Их фамилии запомнил?

– Зачем?

– И в правду, зачем? Я слышал, кроме грабежей в столице у тебя в списке стоит несколько поездов?

– Во многом могу покаяться, только не в этом. Поверьте, в столице и так хватает денежных мешков, – Сафрон кивнул головой.

– Зачем при нападении на Гороховую убивал солдат?

– Насколько помню мои люди… ликвидировали только часового и, кажется, офицера, но тот, как мне потом сказали, даже погоны с плеч не снял. Так что здесь мои наследили немного.

– Верю, так поведаешь о своих подвигах?

– Почему бы и нет? Один чёрт, что за авто Керенского отвечать, что за экспроприации.

Аркадий Аркадьевич положил перед собою допросный лист и начал заполнять.

– Имя, фамилия?

– Зачем? Ах да, видимость закона. Николай Сафронов, отца Михаилом.

Дверь открыла женщина лет пятидесяти с усталым лицом и взглядом, хотела, было, заругаться, но остановилась на полуслове, увидев на пороге незнакомых людей.

– Хозяйка дома?

– Нету.

– А где? – Удивился офицер, ему сказали, что Фёдорова должна быт на месте.

– После того, как полицейские, – называла по старинке, – уехали, увезли бедняжку Анну, – на глазах появились слёзы, – Ольга Фёдоровна собралась, попрощалась и ушла.

Офицер отодвинул в сторону женщину, и сотрудники Чрезвычайной Комиссии разошлись по комнатам.

– Никого нет.

– Пусто.

– Телефон есть?

– В кабинете, – указала рукой куда—то за спину.

2.

После ареста главаря банды Сафрона Мечислав Николаевич решил заняться таинственным Свирским, что оказалось не таким большим секретом. По возрасту, имени—отчеству подходил только один господин из столь старинного рода. Тем более, что в столице проживало не так уж много потомков побочных линий угасшего сто лет тому княжеского рода. Георгий Владимирович Свирский 5 мая 1899 года стал воспитанником Санкт—Петербургскиого кадетского корпуса, с 1 сентября того же года считался вступившим в военную службу, ровно через год произведён в младшие гардемарины, в сентябре 1901 – в старшие гардемарины и фельфебели, 6 мая 1902 года Высочайшим приказом по морскому ведомству произведён по экзамену в мичманы и зачислен в 8 флотский экипаж.

С 1899 по 1905 года ходил на учебных судах «Воин» и «Верный», плавал на крейсере «Генерал Адмирал», младшим штурманом на крейсере 1—го ранга «Аскольд».

27 июня 1905 года переведён для продолжения службы в Черноморский Флот. 6 декабря того же года произведён в лейтенанты, 25 мая 1912 года в старшие.

С 1905 по 1910 года служил вахтенным начальником на минном транспорте «Дунай», вахтенным и штурманским офицером на канонерской лодке «Донец», заградителе «Дунай», крейсере 1—го ранга «Память Меркурия» и крейсере «Кайгуль». Плавал вахтенным механиком на эскадренном броненосце «Ростислав», ходил на яхтах «Колхида» по Мраморному морю и линейном корабле «Евстафий» по Чёрному.

17 июля 1914 года исполнял должность флагманского штурмана Черноморского флота, 6 декабря того же года произведён в чин капитана 2 ранга.

5 июня 1917 года в дни мятежа матросов Черноморского флота подал прошение об отставке. Со дня выхода из военной службы Кунцевич ничего не мог найти об Георгии Владимировиче Свирском, канул в Лету, словно крейсер «Варяг» в несчастную войну с японцами. Был человек и словно бы его не стало. Появился только на пути следования авто гражданина Керенского. Случайностью быть не могло. И ещё этот Сулима.

Игнатьев пребывал в ярости. В начале освобождение какой—то Фёдоровой каким—то бандитом и где? В святая святых жандар… Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, где находится голова и мускулы. И на тебе, трое убитых, сколько там раненных. Не успели привести себя в порядок, поменять выбитые в окнах стёкла, вставить замки и здесь новая напасть. В камере зарезан господин Сулима, основное действующее лицо в процессе по Врачебному Управлению. Это не входило ни в какие рамки, почти на глазах у десятков сотрудников. Здесь полковник дал волю своим фантазиям. Обнаружен убитый только на рассвете, ночью был вполне в здравом состоянии тела.

– Кто? – Только и выдавил из себя Игнатьев, дыхание сжало железной хваткой, воздуха не хватало, в голове помутнело. Пришлось облокотиться на стол, чтобы не упасть и не показать вызванным сотрудникам слабости.

– Николай Константинович, – начал адъютант.

– Что Николай Константинович? Как это получилось, что арестованный зарезан не бандитами, ворвавшимися в наше учреждение, а кем—то из своих, значит в наших рядах предатель? – Игнатьев озвучивал вслух то, что вертелось в голове у других. – Как, скажите, я могу доверять лицам, которых знаю не один год? Как?

С девятым ударом колокола с колокольни Знаменского собора Федяй остановил авто у парадного входа, где проживал с дамой Сафрон. Подождал четверть часа, главарь никогда, если не наделе, пунктуальностью не страдал. Поднялся на второй этаж и позвонил. В пустой квартире звук разносится иначе, чем в жилой, но бандит не обратил никакого внимания, продолжил трезвонить.

Дверь резко скрипнула и приоткрылась.

– Где, – Федяй не успел договорить. Ему не понравилось осунувшееся лицо кухарки и испуганный взгляд.

– Арестовали, – шёпотом произнесла женщина и добавила, – ночью. Засада тут была.

Федяй, не дослушав, скатился по лестнице. С испугом выглянул из парадных дверей, сперва в одну сторону, потом в другую. Ничего подозрительного не заметил, заскочил в авто. Завелось не с первого раза, хотя мотор оставался горячим.

Рванул с места так, что на месте прокрутились колёса. Страх охватил его всего, даже ноги мелко тряслись, а губы беспрестанно шептали:

– Ну, Сафрон, ну, дела.

Хотя имел желание проследить, не едет ли кто следом, но от волнения забывал оглядываться и посматривать в сторону при поворотах. Домчался до Озерков и запыхавшийся в расстегнутом пальто, холода не чувствовал, ввалился в дом.

Дом стоял на отшибе, за ним небольшое поле и дальше стойными рядами возвышались сосны.

Подскочил к столу, за которым сидело с десяток уголовников, и одним глотком выпил стоящий перед кем—то из бандитов стакан водки. Тяжело сел на свободное место на скамье.

– Сафрона повязали.

В комнате повисла тягучая тишина.

– Когда? – Спросил кто—то, Федяй так и не понял.

– Ночью, засаду устроили там.

– Говорил же ему, не стоит дразнить зверя, не стоит. Вот и додразнился наш атаман, – кто—то в тёмном углу покачал головой.

– Что делать, братцы, будем? Поручика сыскники на тот свет отправили, Сафрона под белы рученьки взяли. Надо совет держать, – поднялся из—за стола Стёпа Маленький, детина под два метра ростом с пудовыми кулаками и недалёким умом. Сейчас он говорил словами, которые ему ранее нашептал Кузмич, самый старый в банде, но головастый, хотя никогда свою разумность не проявлял, а до поры и времени держал в закрытом виде, вроде того, сказал главарь «носи», значит «носи», сказал «тащи», можно и потащить.

– Верно, Стёпа, говорит.

– Оно так, но…

– Что «но»? Атамана нету, что так?

– Мы что его в беде оставим?

– Никто не говорит, что оставим, – поднялся Кузмич, – кто нас поведёт и план разработает. Может быть, ты, – он ткнул пальцем в одного бандита, – или ты, – в другого, – или ты? – В третьего.

– Надо, – подал голос Беляк, – это, исполняющего должность избрать, пока Сафрона из уголовки не освободим.

– Дело, толково придумано, – загудели ребята в знак поддержки последнего предложения, – но надо же всех собрать.

– Посылай за ними, Кузмич.

– Мечислав Николаевич, в доме около десятка бандитов, несколько человек куда—то ушли.

Кунцевич на миг задумался.

– Маловато их. Хотя… значит, ушли. Я так понимаю, они затеяли сходку в связи с арестом главаря, а это… Так, когда говоришь солдаты подъедут?

– Через полчаса.

– Хорошо, главное, чтобы банда собралась в одном месте.

Через четверть часа потянулись в дом бандиты, кто шёл один, кто по двое, но все спешили, словно не имели желание опоздать на раздачу кусков пирога.

Помощник начальника уголовного розыска насчитал двадцать девять человек, не считая тех, кто проживал в деревенской избе.

Когда за последним закрылись двери, Кунцевич послал за солдатами, которые расположились на станции Шувалово, где не привлекали численностью внимания.

На счастье уголовного розыска бандиты не соизволили выставить у дверей для наблюдения ни одного человека. Главаря нет и некому держать в узде такую ораву.

– В связи с чрезвычайной опасностью банды, у членов которой руки по локоть в крови, приказано сопротивляющихся уничтожать на месте, – напутствовал солдат Кунцевич.

Окружили дом.

У Аркадия Аркадьевича от рассказа Сафрона разболелась голова. Допрашиваемый не увиливал от ответов, но и многословия старался избегать. Зачем похваляться лишним, не таким уж и геройством, чтобы выносить на суд Божий. Пролитая, да к тому же невинная кровь, хотя и не прилипает к рукам, хорошо отмывается, но не становится предметом поклонения и песен о ней не сочинят. Так зачем о ней говорить? Хотел Кирпичников завершить дело с бандой самолично, но не смог. Налил в стакан воды, достал из ящика стола порошок, завёрнутый в вощёную бумагу, развернул и высыпал в рот, запил одним глотком. Поморщился.

Начал перечитывать сведения, собранные Кунцевичем о Георгии Владимировиче Свирском. Что, собственно, он делал в столице? По какой надобности явился? И почему ждал авто Керенского? А может быть, случившееся только случайная цепь событий и Свирский просто оказался в опасном для него месте в неурочный для него же час?

По поводу задержания банды почему—то сомнений не возникало, присутствовала огромная уверенность в благополучном исходе. В обычае преступников чужую жизнь не ценить даже в грош, а своей дорожить, ведь она одна.

В избе было шумно и тесно, всё—таки тридцать восемь человек должны разместиться в горнице, а она не каучуковая, стены не раздвинешь. Новость о главаре разнеслась быстро. По—разному её восприняли, кто стоял, словно пришибленный, за них думал и решал Сафрон, кто воспрянул духом и решил, что возник шанс стать повыше рангом, нежели простой боец, кто с равнодушием, ну не стало верхушки, так чёрт с ней, разбежаться в разные стороны от греха подальше и вся недолга.

– Тихо, – сказал Кузмич, но его не услышали и гомон не утихал.

– Цыц, сказано тихо, – поднялся с места Стёпа Маленький, – что расшумелись, послушайте умного человека, – повернулся к Кузмичу и махнул головой, мол, говори.

Кузмич смотрел на свои руки, которыми опирался об стол, но произнести ничего не успел. Со двора раздался громкий отчётливый голос.

– Господа бандиты, с вами говорит помощник начальника уголовного розыска Кунцевич. Дом ваш окружён солдатами, которым дан приказ сопротивляющихся в плен не брать. Предлагаю выходить по одному и сдавать оружие. На обдумывание моего предложения вам даётся одна минута, не выход будет считаться попыткой сопротивления. Время начало отсчёт.

Вначале компания замерла, поглядывали друг на друга.

– Братцы, что мы? Неуж—то мы? Прорвёмся, дава… – голос звучал истерически, но тут же прервался на полуслове, раздалось падение тела.

– Где наша, – кто—то выбил стекло и выстрелил во двор.

В руках бандитов появились вытащенные пистолеты, кто—то достал винтовку.

– На чердаке пулемёт, – кто—то протискивался к выходу.

Раздались новые выстрелы из избы.

Офицер приказал занять позиции и приготовится к стрельбе.

– Может, – начал Кунцевич, но под взглядом офицера умолк.

– Товьсь, – в дневной тишине голос отдался эхом, – пли.

Раздались выстрелы, слившиеся в один, пули защёлкали по брёвнам, послышался звон разбитых стёкол. Прозвучали нестройные в ответ.

Найти сослуживцев Свирского в военное время, сродни поиску иголки в стоге сена. Вроде бы есть, но где отыскать? Почему всё—таки оказался в столице? Верность присяге Государю? Но ходят слухи, что теперь уже гражданина Николая Романова с семьёй готовы принять английские власти. В этом направлении не стоит ломать голову. Россия за прошедшие полгода изменилась, и возврата к монархии больше не будет. Хотя пока неясно, чем лучше нынешняя диктатура демократии. Грызня за министерские портфели, сейчас не сосчитать, сколько изменилось составов правительства и каждый из них обещает лучшую жизнь и кивает на предшественников, что во всех бедах виноваты исключительно они. Немцы почти у стен Петрограда, хорошо, что освободили Корнилова. Этот хоть и приверженец военной диктатуры, подобной консульской Наполеона, но воинское дело знает. Под командованием Лавра Георгиевича 8 армия разгромила 3 австрийскую армию генерала Кирхбаха и если бы не таланты генерал—лейтенанта, сумевшего в критической ситуации, когда разбитая русская 11 армия откатилась назад, поддавшись паническим настроениям, потеряли бы значительную территорию Западных земель. Теперь может быть переломится ход войны и Германия капитулирует, война на два фронта никогда успехами не заканчивалась.