Текст книги "Дело о государственном перевороте"

– Аркадий Аркадьевич? – Профессор вопросительно посмотрел на Кирпичникова.

– Именно так.

– Аркадий Аркадьевич, я рад бы вам помочь, но увы, к сожалению для вас, у нас толстые стены, поэтому ни крики, ни выстрелы слышны не были. Единственное могу добавить, около часу или чуть позже, я сидел в кабинете и работал над книгой, на площадке раздался громкий стук. Когда я подошёл к двери, то за ней была тишина.

– Значит, вы ничего не видели.

– Увы, – развёл руки в стороны.

– Кто—нибудь из прислуги?

– Сейчас слишком дорого стало держать прислугу, поэтому у нас одна кухарка, но её комната находится в противоположенной стороне, я не думаю, чтобы она могла что—то слышать. Хотя… я могу её пригласить.

– Не сочтите за труд. Да, – Кирпичников остановил профессора, – почему вы вызвали по… милицейского комиссара.

– Аркадий Аркадьевич, я до сих пор зачитываюсь Конан—Дойлем и записками господина Путилина, поэтому открытая дверь и в ответ зловещая тишина, как пишут в тех рассказах, настраивают на трагический лад.

– Благодарю.

– Что вы можете сказать о Парамонове? – Обернулся Кирпичников у двери.

– Простите? – Видимо, профессор не понял вопроса.

– Что вы можете о нём сказать, как о человеке?

– Ничего, – скривил в недоумении губы Родионов.

– Но он же ваш сосед?

– Мы не общались, при встрече раскланивались, не более. Слышал, что он владелец то ли десяти, то ли пятнадцати магазинов, нескольких заводов, вот каких, извините, не знаю. Говорили, что очень богат, но притом скуп, как диккеновский Скрудж. Вы меня понимаете? – Профессор смотрел ясными глазами, наивно полагая, что сыскные агенты, кроме уголовников ни с кем не общаются, а уж книги для них – это непостижимая роскошь.

– Отчего же, Эбенезер Скрудж изменился в лучшую сторону, а вот Парамонов уже не сможет.

Кухарка, дородная женщина лет шестидесяти, с круглым полной луны лицом, ничего не видела и не слышала, зато дворник показал, что во двор ночью въехала машина, из которой вышли пятеро, один остался за рулём и постоянно курил, в окне мелькал огонёк, и периодически лицо освещалось красным кровавым цветом. Было темно, поэтому он видел только силуэты и смог их посчитать, вернулись через час.

– Ваше бл…., извините, – дворник теребил в руках кепку, – времена нонче опасные, выходить побоялся. Кто знает, зачем приехали. Може, как их, – задумался, – контерреволюцонеров арестовывать приехали. Вот я тихонечко, как мышь сидел. Простите, но своя рубашка, как говорится к телу ближе. Что ж ещё? – Пожал плечами.

– Не слышал, о чём приехавшие говорили или имя промелькнуло в разговоре.

– Не, они тихо шептались, а я чуть на ухо того, вот и не слышал.

– Понятно, значит, ничего толкового сказать не можешь?

– Знал бы, а так.

– Раньше к Парамоновым машины приезжали?

– Не, только пролётки с извозчиками.

– И что часто?

– Не, они, господин Парамонов, – дворник перекрестился, – прижимисты были и гостей не принимали, даже в прежние времена, а уж по нынешнему времени сидели дома.

– Что? Так никто и не приходил?

– Отчего же? Племянник ихний бывали, да сестрица Марьи Тимофевны.

– Это кто?

– Так супруга Сидора Викентьича?

– Хорошо, как зовут племянника?

– Викентий Сидорович Парамонов, а сестрица, стало быть, Марфа Тимофевна Кислицына, они в девицах ходют.

– Знаешь, где проживает племянник и сестра?

– А как же? Меня к ним не раз посылали с записками.

– Так какие адреса?

Дворник назвал.

– Больше ничего добавить не хочешь? Тогда ступай.

Дворник отошёл на пару шагов и обернулся.

– Хоть в машинах я не разбираюсь, но на ней спереди цифры с буквами были.

– Ты запомнил?

– А как же! Я ж в церковно—приходской начинал.

– Так говори, – нетерпеливо торопил Кирпичников, – что тянешь.

Дворник назвал.

Аркадий Аркадьевич с недоумением посмотрел на хозяина метлы.

– Ты ничего спутал?

– Никак нет, – с обидой в голосе проговорил дворник. – Неужто, я памяти лишился, да и буковки верно запомнил. Не, всё чин чинарём, как было написано, так я и говорю.

– Ступай, – начальник уголовного розыска задумался. Было над чем. Авто, угнанное у Керенского, всплыло через час на ограблении Сидора Викентьевича Парамонова, а значит, снова банда Сафрона.

3.

– Господа, простите, но язык не поворачивается назвать вас товарищами, – агенты, служащие в уголовном розыске, кто сидел, кому не досталось стула, тот стоял, но слушали внимательно начальника. Всё—таки жизнь начала меняться так быстро, что немного и не поспеешь, а здесь дело касалось службы и будущего. – Я пригласил вас, чтобы рассказать о нашего дальнейшего бытия. Видимо, все читали в газетах распоряжение Председателя Правительства о создании нового, по рангу равного министерскому, подразделения под названием Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, одним из отделов которой, будем и мы. Больших изменений в наших рядах не предвидеться, – прозвучал коллективный вздох облегчения с затаённой тревогой, – мне дано распоряжение набирать новых сотрудников. Вы видите, как распоясались уголовники. Грабежи, убийства, нападения происходят, чуть ли не ежедневно и даже в дневное время, когда улицы патрулируют воинские пикеты. С таким положением, увы, мириться нельзя, тем более сейчас военное время и враг стоит у стен столицы. Я не буду вас агитировать ни за власть нынешнюю, ни против неё, я просто вас прошу, давайте займёмся тем, что больше всего мы умеем – искоренением преступников с наших улиц. Кто согласен со мною, будем бороться и дальше, а кто устал или нашёл новое занятие, то не смею задержать.

В кабинете остался хозяин и его помощник Кунцевич.

Кирпичников, молча, разлил по стаканам уже порядком остывший чай.

– Значит, вы думаете убийство Парамоновых дело рук Сафрона? – Спросил Мечислав Николаевич.

– Похоже на то, – Кирпичников сел на стул, – посудите сами, откуда дворнику знать об угнанном авто нашего председателя? – Кунцевич промолчал. – Вот именно. Да и номер назвал верно, не думаю, чтобы здесь ошибка была или злой умысел. Направлялся Сафрон на дело, подвернулась ему одинокая машина, вот и реквизировал, согласно нынешнему времени.

– Останавливать надо его, иначе последствия будут непредсказуемы.

– Что—нибудь выяснили у своих… агентов?

– Нет, только, как говорится, закинул удочки в разных местах.

– А я пока не успел, – посетовал Кирпичников.

– Что вы планируете предпринять?

– Пока не знаю, – честно признался Аркадий Аркадьевич, – хотя для начала надо будет разослать агентов по притонам и злачным местам, вдруг, что услышать. Потом можно договориться с Игнатьевым, чтобы по городу разъезжали авто и лихачи с определённого рода публикой. Нам с вами заняться подручными нашего Сафрона, наверняка они где—то сумели оставить след, может быть, не все, но кто—то из них. Пока план таков.

– Что ж разумно, хотя на живца, это, словно иголку искать в стогу сена. Знаешь, что есть, а вот когда попадётся, кто его знает.

– Время упущено, – Кирпичников выпил глоток холодного чаю.

– Почему? Меры надо принимать жёсткие, чтобы неповадно было господам уголовникам зариться на чужое добро и жизни людские отнимать. Не удивлюсь, если завтра, а может уже сегодня самосуды чиниться будут. Доведён народ.

– Здесь вы правы.

– Да, у Парамонова есть племянник Викентий Сидорович Парамонов, вот его тоже стоит проверить.

– Вы полагаете, что он – наводчик?

– Нет, но надо проверить, и нет ли у девицы Кислицыной Марфы Тимофеевны друга сердца из определённых кругов?

– Кто такая?

– Сестра убитой жены Парамонова.

– Проверим.

Часть уголовных агентов, переодетых в неприметных горожан, были отосланы по злачным местам, притонам, трактирам, чтобы послушать о чём, в тех заведениях ведутся разговоры, кроме того, чтобы встретиться с добровольными помощниками, которые невзирая на революционные события остались у каждого на связи.

Аркадий Аркадьевич, чтобы не сидеть в ожидании известий, отправился на встречу, хотя он не совсем был уверен, что Зерах Давидович Вальцман, известный в определённых кругах хранитель не только чужих тайн, но и подпольных капиталов, станет разговаривать с начальником уголовного розыска. Воробей, так звали подпольного банкира бандиты, в последние месяцы взлетел на недосягаемую высоту, видно, появился покровитель из Временного Правительства. Хотя совсем недавно, каких—то пару лет тому, Вальцман сам не пропускал ни единой встречи с Кирпичниковым, всё—таки власть. Конечно, и тогда пытался блюсти собственные интересы.

Зерах Давидович соизволил принять начальника уголовного розыска просто из любопытства.

Воробей оправдывал данную ему кличку, маленького роста, юркий, казалось, движется постоянно, даже когда сидит. С длинным крючковатым носом, на котором, как приклеенная, висела большая коричневая родинка. Бесцветные глаза никогда не выдавали никаких чувств, смотрят и смотрят, наподобие стеклянных. На почти лысой голове, словно прибитая, виднелась ермолка. Байховый халат сидел, как влитой, рукава в размер, но на ногах были надеты туфли, а не домашняя обувь. Вальцман явно куда—то собирался, но не мог упустить случая, узнать у начальника уголовного розыска с чем тот пожаловал.

– Добрый день, Аркадий Аркадьевич! – С приклеенной улыбкой произнёс Зерах Давидович, в речи слышалось лёгкое грассирование. Кирпичников знал, что Воробей потратил много денег и времени, пытаясь избавиться от речевого недостатка, но ничего не получалось. Словно кто—то наложил на Вальцмана заговор. – Какими судьбами? Столько лет, столько зим носа не казали, а тут такая высокая честь.

– Добрый, Захар Давидович! – Кивнул Кирпичников головой, не нравилось Вальцману, когда его посторонние звали Зерахом.

– Какие дороги вас привели в моё скромное жилище?

– Скорбные дела, любезный Захар Давидович.

– У вас и скорбные? – Воробей указал рукой на кресло.

– Благодарю. Как здоровье? Не тревожит и спина?

– Не жалуюсь, хотя иной раз так прихватит, что, – Вальцман помахал рукой в воздухе и скривил губы. – Аркадий Аркадьевич, я понимаю, что вы пришли ко мне не за новостями о моём здоровье, давайте, как деловые люди, ценящие время, не будем его тратить, а сразу перейдем к делу.

– Пожалуй, вы правы. Я всегда уважал в вас деловую хватку и неординарный ум.

– Вы мне льстите.

– Немного, – теперь наступила очередь улыбнуться Кирпичникову.

– Так я вас слушаю.

– Вы один из немногих в столице, кто знает истинное положение с преступностью в городе…

– Вы опять мне льстите, – перебил начальника уголовного розыска подпольный банкир.

– Отнюдь, я говорю это искренне и не кривлю душой, – лицо Аркадия Аркадьевича стало серьёзным. – Столица наводнена опасными элементами, которые не очень—то чтут заслуженных людей. Для вновь появившихся нет ничего святого, только золото и камни.

Зерах Давидович сощурил глаза и лоб.

– Для чего вы мне это говорите?

– Чтобы вы, Захар Давидович, были осторожны и с посторонними людьми дела бы не вели, ибо велика вероятность, что эти люди пришли по своим делам, зачастую заканчивающиеся кровью.

– Аркадий Аркадьевич, – начал, было, поморщившись, Воробей, но начальник уголовного розыска перебил.

– Не подумайте, Захар Давидович, что я пришёл в ваш дом напугать вас. Да, упаси Господи! Мне хотелось поделиться с вами беспокойством за ваше спокойствие, – на лице Кирпичникова появилась застенчивая улыбка, но глаза смотрели насмешливо. Каждый из разговаривающих всё понимал и знал, что понимал собеседник, но делал вид, что он абсолютно не при чём. Начальник уголовного розыска поднялся с кресла.

– Благодарствую, Аркадий Аркадьевич, – вслед за ним хозяин, – за визит. Надеюсь, не последний, – прозвучало с неподдельной искренностью и тревогой от того, что в нынешнее время всякое может случиться.

Кирпичников знал, что больше говорить ничего не стоит. Вальцман – умный человек и сможет понять недосказанное.

Мечислав Николаевич встречался со своими агентами в разных местах города, с одними на квартире, которая освободилась после отъезда семьи сестры во Францию ещё в начале Мировой Войны. Но не удалось никому сдать в аренду, так и осталась стоять свободной. Первое время сам Кунцевич хотел переехать, но как—то не сложилось. Вот он и начал там иногда назначать встречи агентам, но не всем, а особо доверенным. Остальным назначал «аудиенции» во всяких местах, в том числе в трактирах, портерных и забегаловках, куда приходил рабочий люд перекусить перед работой.

Из двенадцати на встречи явилась половина.

О Сафроне что—то слышали, но толком рассказать не могли, так кое—что. Действительно, говорили, есть такая банда, состоящая то ли из тридцати, то ли сорока членов, среди которых есть несколько молоденьких барышень, являющихся наводчицами. Именно, они «пасутся» в дорогих ресторанах и находят клиентов среди оставшихся богатой и родовитой публики, людей, неожиданно получивших в свои руки частичку состояния, оторванную от войны.

Только один назвал имя сподручного, являвшегося правой рукой Сафрона, им был Поручик. Таинственная личность, то ли на самом деле служившим в одной из боевых частей и имевшим звание, которое стало кличкой, то ли просто солдатом. Но самой главной новостью было, что Поручику нравится отдыхать после трудов праведных и пролитой крови в театре «Народный дом имени Государя Императора Николая II» на Каменноостровском проспекте, рядом находилось уютное заведение, которое посещала, хоть и простая публика, но без изысканных запросов. Тем более, очень любил Поручик посещать оперы, в которых принимал участие Фёдор Шаляпин.

Информация была любопытной и крайне интересной, через правую руку можно, в конечном итоге, выйти на самого Сафрона. Но сорок человек, даже тридцать с полным арсеналом оружия, а Кунцевич в этом не сомневался, могли оказать достойный отпор уголовным агентам. Здесь требовалась операция с привлечением армейских подразделений, которую за малое время не организовать, а значит, банда могла переехать на другое место.

Пока Мечислав Николаевич возвращался, перебрал множество вариантов, но все сводились к одному. Банду необходимо ловить, а если не получится, то уничтожать частями. И надо начинать с головы, то есть главаря Сафрона и его подручного Поручика.

Кирпичникова в кабинете не оказалось. Дежурный чиновник предупредил Кунцевича, что начальник отлучился на два часа и должен с минуты на минуту прибыть в уголовный розыск. Аркадий Аркадьевич отличался педантичным отношением ко времени. Если наметил что—то или сказал, что будет к такому—то часу, то точно будет, даже если Луна упала бы на Землю.

Мечислав Николаевич не стал дожидаться начальника в кабинете, а остался с дежурным чиновником, чтобы пролистнуть Журнал приключений, в котором отмечались все преступления, согласно присланным раппортам частным комиссаров, которые заменили полицейских частных приставов.

– Мечислав Николаевич, прошу ко мне, – с порога сказал Кирпичников, увидев в комнате дежурного чиновника помощника, – надо кое—что нам обсудить по нескольким делам.

Кунцевич поднялся со стула и последовал за начальником.

По коридору шли, не проронив ни слова. Каждый думал о своём, но в конечном итоге, об одном и том же, преступлениях, накрывших волной столицу.

– Вижу по блестящим глазах, что узнали очень ценную информацию, – Аркадий Аркадьевич достал из верхнего ящика стола папки с делами предполагаемых бандитов.

– Да и у вас достаточно сведений, – Кунцевич постучал рукой по папкам.

– Кое—что, как говорится, накопал, – не без удовольствия сказал начальник уголовного розыска. – Давайте с вас начнём, всё—таки ближе к жизни. Это, – он указал на стопку папок, – только догадки, над которыми стоит поразмыслить.

– Мои известия таковы. – Мечислав Николаевич потёр переносицу пальцами. – Поручик, настоящих имени, фамилии никто не знает, является правой рукой нашего незабвенного Сафрона. Лет эдак под сорок, лицом красив, очень нравится барышням, жесток, когда надо убить, не остановится, дойдёт до конца. Любитель Шаляпина, старается не пропускать ни одного выступления, хотя бывают исключения. В ночь, когда нашего Председателя попросили освободить автомобиль, оперы «Дон Карлос» не посетил.

– Значит, – перебил помощника Кирпичников, – мы можем сыграть на любви к Шаляпину?

– Можем.

– Когда ближайшее выступление Фёдора Ивановича?

– Я смотрел репертуар театров на ближайшее время, вот завтра в Мариинском театре состоится «Руслан и Людмила».

– Это благоприятная возможность.

– Может быть, и так, но уповать на неё не стоит, если у них намечено мероприятие, то пропустит, хотя, – задумался Кунцевич, – в банде от тридцати до сорока человек и не все они вместе идут на дело, часть, наверное, остаётся. Видимо, стоит отослать уголовных агентов в Мариинку.

– Я тоже так считаю. Хорошо, об этом помыслим позже. Теперь можно заняться вот этим, – рука придавила стопку папок, – здесь несколько Мартыновых, Мартынюк, Беловы, Беляков, Белых, Белкин.

Агент уголовного розыска Спиридон Мишин, не самый молодой в Бюро, но из последних принятых на службу, заглянул в один из злачных подвалов на Лиговке. Хотя говорили ему, чтобы туда в одиночку не совался.

Спиридон снял фуражку и поправил прядь соломенных волос, упавших на высокий лоб. Нескладный среднего роста он более походил на рабочего каких—нибудь мастерских, случайно забредшего в такого рода заведения.

За столами сидели по три—четыре человека, только за одним большая компания уже не слишком трезвых мужчин с раскрасневшимися лицами и громкими голосами, но о чём они беседовали услышать не удавалось. Только один раз чуткий слух Мишина уловил имя Мартын. Насторожился, хотел, было, присесть за какой—нибудь другой столик, но ноги сами понесли к незнакомому обществу. Перед этим взял штоф пойла, которое выдавали за водку.

Поставил на стол.

– Привет честной компании!

– Здравствуй, коли не шутишь? – Отозвался только один и с подозрением осмотрел подошедшего косым взглядом, но взял квадратную зелёную бутылку и плеснул себе в стакан. – С чем пожаловал, мил—человек? – И со смехом добавил, – карманы небось жмут?

Многие в компании засмеялись.

– Налей, – Мишин протянул стакан косому, тот плесканул на два пальца. – Карманы не жмут, но хочу их освободить от долга.

– Кто ж такой щедрый в долг даёт? Ты имячко шепни, может и нам отвалит?

– А что не шепнуть? Братцы мои, давно ли Мартына встречали?

Двое из компании перекинулись удивлёнными взглядами, но Костя не заметил и не заметил, как косой хотел, что—то сказать, но его за рукав дёрнул рядом сидевший.

– Что тебе Мартын? – Спросил другой со следами нескольких засохших царапин на лице.

– Должен я ему, вот третий день разыскиваю.

– И много должен?

– Да дело не в количестве, – Спиридон улыбнулся развязной улыбкой, одним глотком опустошил содержимое стакана, вытер губы рукавом и заодно понюхал его, – не хочу ходить в должниках.

– Благое дело, – косой смотрел то на Мишина, то на товарища с расцарапанным лицом, который налил стакан Кости чуть ли не до краёв.

– Ты давно Мартына знаешь?

У Спиридона резко застучало сердце и по спине под рубахой поползли капли пота.

– Да, не очень, – уклонился от ответа и поднёс к губам стакан, чтобы не уточнять.

– Зная Мартына, – говорил тот с расцарапанным лицом, – я крайне удивлён, что он вообще в долг дал, у него зимой—то снега не выпросишь, не то, что денег.

– Мы ж с ним земляки, – глухо проговорил Спиридон.

– Из Самары стало быть?

Мишин только улыбнулся.

– Вот что, мил—человек, мы нынче к Мартыну идём, можем и тебя прихватить или может здесь должок спустим? Компания, чай, подходящая, – засмеялся скрипучим смехом тот с расцарапанным лицом, подмигнув правым глазом одному из сидевших за столом. Узколицый бледный с болезненным выражением глаз смотрел то на расцарапанного, то на Мишина, потом незаметно кивнул головой, что, мол, всё понял. – Так с нами али как?

– С вами, – выдохнул агент уголовного розыска, понимая во что ввязался, но назад идти поздно.

– Так пошли?

– Пошли.

– На посошок? – Тот, с расцарапанным лицом, налил по стаканам, Мишину больше всех.

Вышли из заведения втроём, за ними увязался ещё один из компании.

Спиридон спиной чувствовал настороженные взгляды двух попутчиков, но пока ничего сделать ничего не мог.

В соседнем проходном дворе агента толкнули к стене и прижали руки к шершавой поверхности, в горло упёрлось острие ножа.

– Теперь, голубок, говори, зачем тебе Мартын?

– Долг же…

– Ты мне байки не сказывай, зачем его ищешь? – Одно движение и лезвие глубоко расцарапало кожу. Костя почувствовал, как струйка побежала под рубаху. – Ну?

Мишин молчал.

– Из уголовки? – Спросил второй.

– Что знаешь о Мартыне? – Спросил тот с расцарапанным лицом. – Что молчишь? Вот и я не помню, чтобы кому—то в долг давал, тем паче уголовному агенту? А?

Нож оторвался от горла и резким профессиональным движением убийцы Мартын ударил Мишина под рёбра. Острое лезвие, не встретив препятствия в виде рабочей куртки, вошло в тело, упёршись крестовиной. Костя застыл, глаза начали стекленеть. Бандит вытер лезвие о пальто пока придерживаемого руками агента.

– Значит, уже нас ищут, оповестить Сафрона надо бы – сказал в пол голоса Мартын и кивнул второму, мол, пошли, здесь делать нечего.

Аркадий Аркадьевич первым просматривал папку и передавал помощнику, брался за следующую и она уходила в руки Кунцевича. Девять не так много, что надо было найти в лучшем случае знакомство с Сафроном или с кем—то из его знакомых.

Мечислав Николаевич начал просматривать последнюю, закрыл крайнюю страницу и положил на стол.

– Видимо, вы, Аркадий Аркадьевич, правы. Я бы тоже выбрал этих, – он указал на бумаги.

– Кто из них?

– Я бы поставил на…– начал перебирать папки и откладывать в сторону некоторые из них, – Мартынюка, вот этого Белова и вот этого Белякова.

– Они мне тоже показались заслуживающими внимания. Но ознакомить надо со всеми фотографиями. Не хочу, чтобы наша ошибка стоила кому—то из наших агентов жизни.

– Вечером, – Кунцевич достал из кармана часы, щёлкнул крышкой, – да, сегодня вечером я ознакомлю всех, но мне не нравится держать сотрудников в неведении относительно Керенского.

Кирпичников тяжело вздохнул и его лицо передёрнулось.

– Вы думаете. Мечеслав Николаевич, что я в восторге от того, что столь важное обстоятельство приходится скрывать? – Помощник молчал. – Вот именно, но здесь замешана обычная политика. Вы посудите сами. На главу государства совершено нападение в центре столицы, при том, что улицы наводнены армейскими патрулями. Это не скандал, это больше. Получается, что новые власти, в отличие от прежних, не в состоянии справится с преступностью. Вы понимаете, чем это грозит нам всем? Я не хочу выступать защитником Керенского, к нему у меня много вопросов и претензий, но он пока что единственный на вершине власти, кто может что—то изменить. Может быть, я его идеализирую, но честно высказываю вам свои мысли.

– Я всё понимаю, но мы с вами, Аркадий Аркадьевич, не сходимся в одном вопросе. Для меня Керенский – обычный болтун, который только и может, что заводить речами толпу, а страна, простите, не толпа, а великое множество людей со своими мыслями и чаяниями. И вот глава должен стоять на страже их, а не собственных шкурных интересов, как остаться у власти.

На лбу Кирпичникова прорисовались морщины, и он довольно серьёзных тоном спросил.

– Значит, вы хотите уйти?

– Аркадий Аркадьевич, борьба с преступностью не зависит от власти. Поэтому, – махнул рукой, – куда я от вас денусь. Я всю жизнь борюсь с уголовниками, а мои мысли этой борьбе не помеха.

Начальник уголовного розыска протянул руку помощнику, тот пожал её.

– Значит, отбросим политическую шелуху?

– Отбросим, – тихо сказал Кунцевич.

Вечером агенты собрались поделиться услышанными в разных питейных и злачных заведениях сведениями. Получалось, что почти никто ничего правдивого о банде Сафрона не слышал. То, что она обитала в столице, подтвердили многие, но вот более подробной информации собрать не удалось. То ли многие из уголовных боялись за болтливость потерять не только язык, но и саму жизнь, то ли передавали друг другу обычные сплетни, обрастающие от передающего к слушающему всё более и более неправдоподобными подробностями, выдумываемыми на ходу.

Не явился только Спиридон Мишин. Поначалу Кирпичников подумал, что агент просто разочаровался во службе и не захотел даже прийти, чтобы оповестить о своём уходе, но никто из приятелей Мишина не слышал таких мыслей, наоборот Костя загорелся новым делом и направился в питейные и злачные места на Лиговке, резонно предполагая, что там можно узнать больше сведений. Об опасности уголовный агент отзывался, как о профессиональной необходимости.

Кунцевич каждого из сотрудников ознакомил с фотографиями подозреваемых, особо отметил лиц, которые более всего подходят на роль подручных Сафрона. Внимательно изучали лица на фотокарточках.

Когда все разошлись, в кабинет Кипичникова кто—то постучал. На приглашение войти, дверь отворилась и на пороге оказался Семён Валевский. Агент со стажем, пришедший в сыскную полицию, когда в девятьсот пятом распоясались не только мятежники, поднявшие руку на Царя—батюшку, но и уголовники, под шумок начавшие озоровать, пока власти не стали без суда и следствия погромщиков ставить к стенке, угощая разбойников, да и бунтовщиков свинцовой маслиной.

– Я вот по какому вопросу, – Валевский замялся. Привык выполнять поручения начальников, а не ходить к ним на приём. Покраснел, теребя в руках кепку. – Вот давеча вы фотокарточки показывали…

– Было дело, – повернулся к вошедшему Кунцевич.

– Мечислав Николаевич, – укоризненно произнёс Кирпичников, давая понять, что мешать не стоит.

– Да, показывали мы, ты кого—то узнал? – Спросил Аркадий Аркадьевич.

– Не то, чтобы узнал, – смутился Семён, не зная, как продолжить.

– Вот карточки, – Кунцевич разложил фотографии на столе, – который кажется тебе знакомым?

– Вот этот, – ткнул пальцем Семён.

– Этот? Не ошибаешься? – Лицо Кирпичникова стало серьёзным, глаза сощурились и узкими щёлочками взирали на Валевского.

– Не, именно его сегодня я видел в трактире на Сенной.

– Так, значит на Сенной? – Уточнил Кунцевич. – Он один был?

– Нет, за столом четверо сидело, но этих, – Семён показал на фотографии, – с ним не было.

– Ты слышал, о чём они говорили?

– Вот этот с карточки вечером собирался в баню на Каменноостровском.

– Вечером?

– Так я слышал.

– Уже вечер, – посетовал Кирпичников.

– Успеем, – твёрдо сказал Мечислав Николаевич, посмотрел на Валевского, – оружие при себе?

– А как же, – с обидой в голосе сказал Семён и похлопал по животу, где за поясом брюк находился офицерский наган с самовзводом.

Кирпичников достал из верхнего ящика стола пистолет, проверил патроны в нём.

– Тогда с Богом, Мечислав Николаевич?

– С Богом, Аркадий Аркадьевич, – Кунцевич посмотрел вначале на Валевского, потом на Кирпичникова, – воинство у нас не слишком многочисленное. Я узнаю, кто ещё остался в отделении и прикажу найти извозчика. Вызывать кого—либо, видимо, уже поздно.

– У нас же есть авто? – С сомнением в голосе произнёс начальник уголовного розыска.

– Я узнаю.

Через несколько минут помощник вернулся.

– Шофёры разъехались по домам, но хорошая новость, извозчик нас ждёт на улице. Что, Семён, не страшно?

– Первые пять лет было страшно и от пуль шарахался, а теперь. – Валевский хмыкнул, – один раз живём, поэтому что суждено, от того не уйти.

– С Богом, господа, и с удачей.

Перед баней находилась небольшая площадь, на которой пересекался Каменоостровский проспект с маленькой не приметной улочкой. Начинало смеркаться, однако сумерки ещё не взяли верх над городом, воздух только начал насыщаться серыми красками.

Валевский проверил и доложил, что господин с фотокарточки не появлялся, однако заказал с утра самый дорогой номер, оставил задаток и приказал приготовить закуски.

– К которому часу должен объявиться наш клиент? – В пол голоса спросил Кунцевич, внимательно поглядывая на проспект и видимую часть маленькой улочки.

– К девяти приказали.

– Прямо—таки приказали? – Не поворачивая головы, произнёс Кирпичников.

– Так и сказали мне, этот с карточки каждую неделю здесь бывает. Больно уж буянит, сказали.

– Что не откажут?

– Так платит хорошо, вот и терпят.

– Сколько их должно быть?

– Обычно двое, но иной раз и трое приезжают.

С полчаса стояли в сгущающейся тени одного из домов, определённого плана не выработали. Понадеялись на русский национальный «авось», придёт час и видно будет, как действовать. Аркадий Аркадьевич жалел, что не вызвал ещё агентов. Дело, казалось, сплошной авантюрой. Теперь главное живыми остаться, даже если бандиты и уйдут.

Так и получилось.

Заметили издалека, как по Каменноостровскому гнал лихач. Почему—то сотрудники уголовного розыска сразу уверились, что едут бандиты.

Приготовились.

Семён кинулся наперерез, схватил лошадь под уздцы, да и извозчик потянул на себя поводья, чтобы не сбить бросившегося под копыта кормильца. Кирпичников вытащил не один, а два пистолета, вскочил на подножку, ударил рукояткой ближайшего разбойника, которого узнал по фотокарточке. Кунцевич оказался со второй стороны и ткнул бандиту ствол в лицо и прошипел: «Руки!»

Никто из шайки Сафрона, сидевшие в экипаже, а это были Мартын и Серый, не успели сделать ни одного движения, чтобы выхватить револьвер тем более, что глаза покраснели от выпитого.

На том же экипаже доставили задержанных в уголовный розыск. Прежде, чем отпустить лихача, проверили, не состоит ли в банде.

Мартын, опознанный по фотокарточке, как Иван Петрович Мартынюк, уроженец Екатеринославской губернии, протрезвел, когда оказался в камере за тяжёлой железной дверью. Сразу же присмирел. Видно, запал улетучивался по мере приближения к Офицерской улице. Первое время его не вызывали на допрос, даже конвойный не подходил и не отвечал на стук. Бандит на исходе первого часа занервничал, неизвестность угнетала больше, чем поимка за какое—либо дело.

Второго, который оказался Василием Серковым по кличке Серый, тоже оставили в покое. Неизвестность всегда даёт повод понервничать и начать совершать ошибки, хотя бы в словах.

Кирпичников же сказал: «Пусть ночку потомиться в безвестности, тогда и станем допрашивать. Сейчас всё равно ничего не скажет, а будет удалью хвалиться и свысока смотреть». Потом распорядился, что утром, когда начнёт допрос, были в отделении три солдата с винтовками, благо можно договориться с воинскими начальниками части, находящейся рядом.

На вопрос Кунцевича «зачем?», только улыбнулся и произнёс «надо».

4.

Тучи продолжали висеть над городом, сгустившаяся от них тьма не собирается отступать, а зависла, казалось, навсегда, не делая попытки пролиться на серый город холодным осенним дождём.