Текст книги "Дело о государственном перевороте"

«Свирский, Свирский, – шептал Аркадий Аркадьевич, – где я мог слышать эту фамилию? Где?»

Память не хотела вспоминать.

Кирпичников ходил из угла в угол.

«Фёдорова сказала, что какого—то Свирского она встречала у Сулимы дома. Значит, опять идти на поклон к Игнатьеву», – уныло подумал начальник уголовного розыска и поднял телефонную трубку:

– Соедините меня с номером один– тридцать девять.

Послышались электрическое шипение, треск.

– Приёмная Председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

– Начальник уголовного розыска Кирпичников, доложите Николаю Константиновичу.

– Сейчас поставлю в известность, – ответил хорошо поставленный баритон, через минуту тот же голос сказал, – Николай Константинович сейчас подойдёт.

Через некоторое время уставший, но знакомый голос произнёс:

– Аркадий Аркадьевич, есть новости?

– Есть, можете доложить, что банда ликвидирована.

– Вся? – Удивился полковник.

– Через час я буду иметь полную картину, а сейчас позвольте вас попросить об одном одолжении?

– Мягко стелите, – улыбнулся Игнатьев, хотя ему было совсем не до смеха, – так в чём заключается ваша просьба?

– Не позволите ли мне встретиться с одним вашим арестованным?

– Где—то я уже это слышал, – сыронизировал Николай Константинович, – только такие встречи плохо заканчиваются.

– Отчего же плохо?

– Ваша дамочка оказалась на свободе, неужели вы об этом не слышали?

– Отчего же, мне рассказывал Николай Сафронов.

– Он рассказывал, при каких обстоятельствах госпожа Фёдорова обрела свободу?

– Да, я знаю.

– Бандиты в столице распоясались, необходимы более жёсткие меры, именно, такое предложение от меня будет исходить.

– Не хочу напоминать, но мы сейчас должны преодолевать последствия февраля, когда безрассудное решение о выпуске преступников на волю преобладало.

– Но ведь….

– Николай Константинович, поверьте моему опыту, но уголовник, вкусивший лёгких денег никогда, я повторяю, никогда не становится на путь исправления. Это миф революционеров, витающих в эмпиреях каких—то идеальных государств, – Кирпичников оборвал рассуждения и перешёл к интересующей его теме, так всё—таки позволите мне встретиться с Сулимой?

– Увы, Аркадий Аркадьевич, но сейчас разрешить вам, я не имею возможности.

– Почему? – В голосе начальника уголовного розыска послышалось искреннее удивление, но отнюдь не раздражение, которого ожидал Игнатьев.

В трубке сперва воцарилось молчание, Николай Константинович взвешивал сказать правду Кирпичникову или только отговориться, найдя причину.

– Сулима мёртв?

– Как мёртв? Умер?

– Мне хотелось бы, чтобы это было так, но, к сожалению, Ксенофонт Платонович убит в камере, у меня под самым носом.

– Убит, – в задумчивости повторил Аркадий Аркадьевич, не слыша слов Председателя Чрезвычайной Комиссии, потом встрепенулся и добавил, – это меняет дело. Вы позволите приехать к вам на Гороховую и провести дознание?

Полковник тяжело вздохнул, обдумывая предложение Кирпичнникова. В нём была определённая логика. Уголовный розыск занимается исключительно преступниками и опытом обладает богатым, здесь же совершено убийство. И может быть, они быстрее вычислят иуду, попавшего в ряды защитников Отечества. Сотрудники ЧК, а это по большей части старые жандармские чины, никогда фактически не занимались такими делами.

– Хорошо, Аркадий Аркадьевич, приезжайте, но с собою возьмите не более двух агентов, – полковник предвосхитил просьбу начальника уголовного розыска.

– Надеюсь, Сулима в камере и его никто не трогал?

– Аркадий Аркадьевич, – с обидой произнёс Игнатьев, – я, хотя служу не в уголовной полиции, но кое—что знаю.

– Простите, Николай Константинович.

Кирпичников не стал входить в камеру, а осматривал от двери. Убитый лежал почти у самой двери, уткнувшись лицом в пол, руки под телом. Позади начальника стоял Валевский, прищурив глаза.

– Что, Семён, скажешь? – Спросил, не поворачивая головы, Кирпичников.

– Когда раздались выстрелы и топот шагов, – агент знал о нападении и при каких обстоятельствах найден Сулима, – этот господин, – Валевский кивнул головою, – видимо, проснулся и подбежал сперва к дверям, хотел прислушаться, но шаги отпугнули и он отпрянул, открылась дверь и убитый получил либо пулю, либо удар ножом.

– Ножом, – сказал начальник.

– Извините, но мне не видна рана.

– Довольно—таки, верно, но Сулима был убит не при нападении, а позже.

– Тогда кто—то из своих? – Совсем тихо спросил Семён.

– Видимо, – так же тихо ответил Кирпичников и переступил порог камеры.

Фотографировать камеру и убитого полковник Игнатьев запретил, поэтому в дальнейшем пришлось бы полагаться на память и составленный протокол, только без указания места и имён. Аркадий Аркадьевич согласился, иного не следовало ожидать.

Ксенофонт Платонович получил один удар ножом в грудь, чуть пониже сердца, от второго он попытался прикрыться руками, о чём свидетельствовали порезы на ладонях, и упал вперёд, прижимая их к ране. Умер через несколько минут после получения повреждения. И ни одного отпечатка обуви, складывалось впечатление, что призрак просочился сквозь щель под дверью, выполнил задуманное и тем же путём ретировался.

В камере не было ни книг, ни газет, никаких записей. Пусто. Только небрежно брошенное на койку одеяло и тонкий матрац.

Из карманов убитого забраны при аресте бумажник и мелкие вещи. Не доверяя сотрудникам полковника, Кирпичников прощупал каждый шов одежды Сулимы.

К часу пополудни операция по задержанию участников банды завершилась. Пытались оказать сопротивление, отстреливались, но безуспешно. Солдатам была дана команда «в атаку не ходить», вот и постреливали, не приближаясь. Зачем, собственно, рисковать, если можно взять и так.

Где—то в районе часа внутри послышалась возня, крики, раздались около десятка выстрелов и на несколько минут стихло. Потом послышался уставший голос:

– Не стреляйте, – в окне показалась палка, на которую привязали то ли белые кальсоны, то ли рубаху.

Скрипнула дверь и с поднятыми руками показался сперва один человек, видно, остальные выжидали, не пристрелят ли первого, вслед за ним второй, потом третий. Кунцевич насчитал десять.

– Остальные? – Крикнул Мечислав Николаевич.

– Со Всевышним встречаются, – сказал кто—то из вышедших из дома.

Так и оказалось. Раненых не было.

Лицо полковника Игнатьева застыло гипсовой маской, только почерневшие глаза смотрели исподлобья насторожённо и почему—то зло.

– Чем порадуете, Аркадий Аркадьевич?

– Не обессудьте, но отделаюсь пока общими фразами. Сулима убит после того, как бандиты ретировались, и не утихла здесь суета. Это вы знаете прекрасно без меня, – поджал губы и продолжил, – для ведения дальнейшего дознания мне нужен список всех лиц, находящихся в управлении, отдельно раненых и убитых

– Список убитых зачем?

– Надо проверить всё, что имеет отношение к преступлению.

Игнатьев пожал плечами.

– И мне бы хотелось поговорить с каждым из находящихся здесь при нападении.

– Не вижу препятствий, – медленно проговорил полковник, – это всё?

– Пока всё.

– Пока?– Игнатьев вскинул к верху бровь.

– Я не знаю, куда меня вывезет телега дознания. Процесс непредсказуемый.

– Хорошо, я распоряжусь.

Привезенные в отделение бандиты тотчас же были допрошены, но никто никогда не слышал фамилию Свирский, документов, указывающих на спутников убитого морского офицера, не нашлось. Одно радовало, что шайка Сафрона, пролившая много крови, перестала существовать.

– Здесь все, кто был в управлении в минуту нападения, – Игнатьев протянул листок бумаги начальнику уголовного розыска, вот эти ранены, а эти убиты.

– Благодарю, где я могу с каждым из них поговорить? – Поинтересовался Аркадий Аркадьевич.

– Мой адъютант вас проводит.

Предстояло опросить семерых сотрудников вновь испечённой Чрезвычайной Комиссии, трое из которых ранены. Не слишком много, но Кирпичников полагался на интуицию и что—то ему подсказывало, толк будет. Пока память не стала подбрасывать жертвам преступного нападения новые несуществующие подробности, следовало беседовать сейчас.

– Вот здесь вы и можете допросить свидетелей, – после того, как открыл дверь в какой—то пустовавший кабинет, произнёс сухим голосом адъютант Иваницкий.

– Благодарю, – кивнул головой Аркадий Аркадьевич, вошёл и осмотрелся, стол, несколько стульев, пустой шкаф и задёрнутое наполовину непроницаемой шторой окно.

– Будут ещё распоряжения.

– Пригласите, хотя скажите, – начальник уголовного розыска повернулся на каблуках и вперился сощуренным взглядом в молодого человека, – вы же тоже присутствовали здесь во время нападения?

Лицо адъютанта было непроницаемо, не дрогнул ни единый мускул и в глазах не промелькнуло ни единой эмоции.

– Так точно, я находился в здании, если быть точнее, то рядом с кабинетом Николая Константиновича, у меня в столице нет квартиры, поэтому мне удобнее находится здесь. Никуда не надо ездить и всегда на связи, – пояснил адъютант.

– Чем вы занимались, когда случилось нападение?

– Когда раздался первый выстрел, я спал на диване. Спросонья не понял, что стреляют у нас…

– Взрывов вы не слышали?

– Нет, говорю, что я дремал.

– Хорошо, что было дальше?

– После того, как я понял, что стреляют у нас, я схватил под подушкой револьвер и побежал вниз, кабинет Николая Константиновича находится, как вы знаете на третьем этаже.

– Да, я знаю.

– Когда прибежал, выскочил на улицу, бандиты скрылись. Перед входом лежал убитый солдат, я кинулся к дежурному.

– Поручику Синицыну?

– Совершенно, верно, но Виктор был уже мёртв, потом я кинулся во двор, где находятся арестанты, там обнаружил убитого вахмистра Наливайко и открытые двери одной из камер.

– Вы проверили остальные?

– Да, они были заперты.

– Вы заглядывали в смотровые оконца?

– Нет, – покачал головой адъютант.

– Вы не хотели удостовериться, все ли арестанты на месте?

– Я решил, если двери заперты, то и находящиеся в них люди не могли сбежать, – пояснил молодой человек.

– Что было потом?

– Я позвонил Николаю Константиновичу.

– Когда был обнаружен господин Сулима?

– Я вернулся к кабинету полковника Игнатьева, – начал припоминать молодой человек, – попросил телефонистку соединить меня с квартирой Николая Константиновича, вот тогда прибежал солдат и доложил об убийстве Сулимы.

– То есть от момента осмотра камер до звонка прошло, – Кирпичников хотел услышать от адъютанта.

– Не более пяти минут.

– И за это время совершено убийство?

– Возможно.

– Вот когда вы выскочили на улицу, вы никого на ней не заметили?

– Улица осталась пустой.

– У арестантских камер вы никого не заметили?

– Никого, – и добавил, – кроме убитого вахмистра.

– Не будете так любезны позвать следующего.

– Извините, кто следующий?

– Разве список составляли не вы?

Молодой человек кивнул головой и вышел.

Кирпичников смотрел в окно и старался не думать о деле, но не получалось, всё равно некоторые моменты буравили мысли и не давали отвлечься. Через некоторое время позади раздался сухой кашель. Аркадий Аркадьевич обернулся, на пороге стоял средних лет солдат в надраенных гуталином сапогах.

– Проходи, – не дал сказать ни единого слова, – присаживайся, – Кирпичников и сам сел на свободный стул.

Солдат грузно опустился на скрипнувший стул.

– Значит, ты сегодня был на службе и видел, как произошло нападение?

– Никак нет, не видел по причине своего нахождения в караульном помещении.

– Сколько вас там было?

– Трое.

– Это Самойлов, Николаев и Веснов? – Кирпичников посмотрел в лист с фамилиями.

– Так точно, только Веснов – это я.

– Что можешь сказать по делу?

Солдат пожал плечами.

– Ваше, – Веснов смутился, – господин начальник, я же вам толкую, что ничего не видел. Слышал выстрелы, но в нынешнее время. Почитай, каждый день стрельба идёт.

– Взрывов не слыхал?

– Может быть, и грохнуло где—то, дак я ж не прислушивался.

– Кто старшим был в управлении в ночь нападения?

– Синицын, поручик Синицын, – поправил себя солдат.

– Что о нём можешь сказать?

– Извиняюсь, господин начальник, но о покойнике либо хорошо, либо ничего.

– Я понял, – улыбнулся Аркадий Аркадьевич, – позови Николаева.

Двое остальных, находящихся в трагический час для Чрезвычайной Комиссии ничего добавить не могли. Прибыли на место стрельбы к шапочному разбору, когда бандиты уже скрылись.

Предстояло выяснить, при каких обстоятельствах получили ранения оставшиеся трое. Теперь Кирпичников не полагался на показания, как ранее. Оказывается никто ничего не видел, хотя одну нестыковку всё же Аркадий Аркадьевич заметил, но отнёс её пока на счёт оговорок опрошенных. Ведь в таких обстоятельствах, как нападение есть элемент неожиданности и память могла не акцентировать на чём—то внимание.

Одно из раненых допросить не представлялось возможным, получил пулю в грудь, хотя по словам доктора, солдат выживет, но, когда придёт в сознание, одному Богу известно. Второй раненый почти ничего не видел. Открылась дверь и в неё вскочил человек в рабочей куртке и фуражке и сразу же выстрелил из винтовки в голову, хорошо, что солдат дёрнул головой пуля черканула по голове, содрала кусок кожи, но этого было достаточно, чтобы лишился сознания. Описать толком нападавшего так и не смог, но вот третий поведал, что, когда он бросился за бандитами, сперва заглянул во двор. Вахмистр был жив, после солдат побежал на улицу и там кто—то выстрелил из авто и попал ему в ногу.

Теперь определённая уверенность зрела в Аркадии Аркадьевиче, но высказывать её Игнатьеву не хотелось, хотя полковник пригласил не для того, чтобы вести полноценное следствие, а для проведения простого дознания. Основывать выводы только на словах свидетелей, конечно, можно, но нужны более веские доказательства.

Начальник уголовного розыска вышел во двор здания, где находились камеры. Осмотрелся, но ничего подозрительного. В соседних камерах арестанты при нападении вжались, кто в койку, кто в стену. Слышали выстрелы да шум.

Кирпичников устало провёл рукой по лицу, подумалось, а стоит идти до конца, ведомство Игнатьева, пусть сам разбирается в своей конюшне, тем более у него больше возможностей. Сам Керенский в доверии держит.

– Доложите, поручик, что Кирпичников просит аудиенции, – Аркадий Аркадьевич внимательно посмотрел на адъютанта Председателя Чрезвычайной Комиссии.

Через минуту Иваницкий вернулся и распахнул перед начальником уголовного розыска дверь.

Николай Константинович при появлении Кирпичникова отложил в сторону лист бумаги, который видимо, читал.

– Со щитом или на щите? – На лице появилась лёгкая тень улыбки.

– Как сказать? Сперва можно нам по чашке чая, – распорядился Аркадий Аркадьевич поручику, – вы не возражаете против моего самоуправства?

– Отнюдь, я тоже не прочь выпить горячего чаю.

Иваницкий кивнул головой и вышел.

– Так чем обрадуете, Аркадий Аркадьевич?

– Кое—что есть, но не знаю, понравится вам моя правда или нет?

– Почему вы так говорите? Правда – она всегда правда, какой бы жестокой и нелицеприятной она не была. Как я понимаю из ваших слов, вы завершили дознание? – Брови Игнатьева в удивлении взлетели вверх.

– Скорее да, чем нет.

– Вы знаете фамилию того, кто совершил убийство?

Дверь отворилась и в кабинет с подносом в руках вошёл Иваницкий, услышал последние слова начальника.

Кирпичников обернулся и посмотрел на вошедшего.

– Знаю и могу указать, – Аркадий Аркадьевич смотрел в глаза адъютанту.

– И кто же он?

– Поручик Иваницкий.

– Не шутите.

– Отчего же? В таких вещах шутки не уместны.

Молодой человек дрогнул, с подноса полетели на пол стаканы, чайник и тарелка с сушками. Иваницкий смотрел то на пол, то на начальника уголовного розыска.

– Поручик, подтвердите, ведь я говорю правду.

Молодой человек молчал, сунул руку за обшлаг кителя и вспомнил, что пистолет оставил в столе.

– Иваницкий, не делайте глупостей. Вы и так достаточно их совершили.

– Всё равно, дело совершено, – голос звучал глухо и механически.

– Скажите, что это глупая шутка, Аркадий Аркадьевич?

– К сожалению, нет. Поручик, подтвердите, что я говорю правду?

– Отпираться не буду, – молодой человек с аккуратностью положил поднос на стол, как вы догадались? – Глаза его сверкнули, но тут же погасли, как выключенная электрическая лампочка.

– Ваши показания навели на подозрение.

– Мои показания, но ведь они, – поручик умолк, глядя на начальника уголовного розыска.

– Вы сказали, что когда заглянули во двор, где находятся арестантские камеры, то вахмистр уже был мёртв, но бандиты, ретируясь из управления, Наливайко оставили живым, можно было бы не верить главарю, но раненый в ногу солдат подтвердил, что после того, как разбойники сбежали, он заглянул во двор и вахмистр был жив. Так что сделать определённые выводы не составило труда.

– Но почему? – Задал вопрос, вертевшийся на кончике языка, Игнатьев.

– Почему? – Адъютант стоял, не делая ни попытки сбежать, ни овладеть оружием, просто стоял и играл желваками, – нам нужна сильная рука, господин полковник, время анархии закончилось. Произошла трагическая случайность, с Георгием Свирским ничего не должно было произойти, но история рассудила иначе. Произошёл эдакий казус. В ночь, когда Керенского избрали чуть ли не диктатором и он освободил генерала Корнилова, наша организация намеревалась устранить этого болтуна и наделить полномочиями Лавра Георгиевича, единственного достойного человека.

– Новый Наполеон, – иронично сказал Игнатьев, – история повторяется, сперва диктатор окружает себя преданными преторианцами, а потом эти же преторианцы объявляют диктатора императором. Иваницкий, не так ли?

– Нет, не так.

– Простите, что перебиваю вас, поручик, но раз дело завершено, мне хотелось бы покинуть вас, – обратился к Председателю Всероссийской чрезвычайной комиссии, – честь имею, господа.

1918 год. Дело о приезжих грабителях

Часть первая. Дело о сан-галлиевских сейфах

1.

Август 1918 года опустился на столицу республики небывалым теплом и полным отсутствием дождей. Не то, чтобы туча, ни одно прозрачное облачко не пробегало по небу. Хотя надо было отдать должное природе, она не томила жарой, а охлаждала дома, учреждения, людей прохладным балтийским ветром.

Аркадий Аркадьевич Кирпичников, начальник Бюро уголовного розыска столицы, явился к непосредственному начальнику по телефонному звонку.

В приёмной сидел щеголеватый поручик Ракинский с тонкими аристократическими чертами бледного лица. Карие глаза скользнули по прибывшему, но сразу же отметили тёмные круги на лице, мятый ворот рубашки и непередаваемую словами усталость.

– У себя? – спросил Кирпичников и поправил очки на переносице.

– Так точно, – начальнику Бюро уголовного розыска показалось, что адъютант щёлкнул каблуками, – Николай Константинович просил проводить вас к нему, как только вы прибудете.

Аркадий Аркадьевич устало кивнул головой, сжал губы и вошёл в открытую адъютантом Игнатьева дверь.

– Здравия желаю, господин генерал, – Кирпичников позволил себе улыбнуться.

– Аркадий Аркадьевич, зачем так церемонно? – Николай Константинович уловил в интонации начальника уголовного розыска немного иронии, тем же манером ответил.

– Простите, но не каждый полковник может стать генералом…

– Как и не каждому надворному советнику через чин дают статского.

– Лучше бы народу в уголовный добавили, – проворчал Кирпичников.

– Аркадий Аркадьевич, побойтесь бога, сколько запрашивали.

– Да это я по-стариковски.

– Помилуйте, вы только вошли в пору расцвета и не вам жаловаться на возраст.

– Простите, Николай Константинович, иной раз себя чувствую сущей развалиной, – начальник уголовного розыска снял очки и протёр бархоткой, которую достал из кармана.

– Что это я? – спохватился Игнатьев, бывший жандармский офицер, не чаявший, что судьба с революцией переменится, и он станет главой организации, опутавшей цепкой паутиной за эти восемь месяцев всю страну.

Председатель Всероссийской Чрезвычайной комиссии достал из шкафа поднос, на котором стояла широкая бутылка с узким горлышком и вензелем под ним, две рюмки, икорница с паюсной икрой и нарезанный маленькими кусочками пшеничный хлеб.

– За вашего статского, – Игнатьев налил в рюмки коньяку и пригласил Аркадия Аркадьевича к столу.

– За вашего генерала, – поднял рюмку Кирпичников.

Николай Константинович вначале зарделся молодецкой улыбкой, потом опрокинул содержимое в рот.

– Умеют же лягушатники делать коньяк, в этом умении им не откажешь.

– Зато воевать не умеют.

– Отчего же? Теснят германца по всему фронту, ещё немного и запросят мира.

– Не ожидал я, – Кирпичников на секунду умолк, – что Александр Фёдорович сумеет убедить Корнилова возглавить армию…

– Освободить Прибалтику и с ходу, без особых потерь, взять Варшаву и всё за десять месяцев, – Игнатьев покачал головой, потом добавил, – да и вы, Аркадий Аркадьевич, не скромничайте, за столь короткое время навели порядок на улицах. Раньше, что ни день, то убийство, то грабёж, не то, что ночами, вечерами страшно было по улицам ходить, а ныне, – Игнатьев разлил по рюмкам коньяк.

– Порядок порядком, а преступность не искоренить, всегда находятся люди, охочие взять то, что легко может достаться.

– Аркадий Аркадьевич, если вы о наших вновь не совсем честных чиновниках, так они всегда были, да, думаю, и будут, пока существуют на нашей земле соблазны, а вот по вашей части…

– Пустое говорите, господин генерал, – Кирпичников с явным удовольствием перекатил языком новое звание Игнатьева, – по моей-то части во все времена были тати, злодеи, кровавые убийцы. В природе человека сидит жадность, коварство и склонность к преступлению.

– Не узнаю вас, Аркадий Аркадьевич, откуда такие упаднические настроения?

– Николай Константинович, – начальник уголовного розыска отправил в рот залпом очередную порцию коньяка и, глядя в окно, произнёс, – столько лет я наблюдаю, разыскиваю, допрашиваю, что начинаю разочаровываться в жизни: зачем всё, если окажемся там, – он ткнул пальцем в пол.

– Вы мне бросьте, – серьёзным голосом, прищурив глаза и качая головой, сказал Игнатьев, – не для того мы с вами поставлены на остриё жизни, чтобы вот так бездарно опускать руки и распускать, извините, слюни. За столь короткое время навести порядок в столице не каждому дано. Город начал оживать, вы посмотрите, улицы чисты, дворники начали выполнять свою работу, солдаты и матросы, которые митинговали, чуть ли не каждый день, отправлены на фронт. А преступники? Так вы их изведёте, и будет порядок, как до Мировой войны.

– Оно так, Николай Константинович, но что-то я устал.

– Нам, господин статский советник, ещё рано на покой. Кто ж извергов ловить будет?

– Задерживать, – спокойно сказал Кирпичников.

– Пусть задерживать.

– Свято место пусто не бывает.

– Вот здесь я с вами не соглашусь…

– С народом.

– Каким народом? – не понял Председатель ВЧК.

– Пословица народная.

– Ах, это, – улыбнулся Игнатьев, – иной раз замену не сыскать. Вот взять, хотя бы, – задумался на секунду, – Лавра Георгиевича, если бы не он, так и стояли бы германцы на подходе к столицы и угрожали каждый день наступлением, а теперь, я думаю, готовы пойти на любые условия, лишь бы наши и союзнические войска не пересекли их границы и не взяли уже их столицу.

– Тоже верно, – заметил Аркадий Аркадьевич, – но вы забываете о масштабах. Корнилов – военный гений, а я, допустим, простой чиновник, которых тысячи в нашей стране.

– Не скромничайте, – Председатель ВЧК присел рядом с начальником уголовного розыска.

– Что мне скромничать, Николай Константинович? Если в прошлом году и начале этого преступники распоясались и потеряли страх, то сейчас действуют, как в былые времена. Осторожничают, не разъезжают в открытую на машинах, не кутят в ресторанах, как в последний раз, а тихим сапом добиваются своего. Да, банд стало меньше, однако преступления изошрёнее.

– Но…

– Николай Константинович, я понимаю всё. И что Петроград стал эдаким райским садом среди сумятицы войны и здесь, у нас, более спокойно, чем по всей России, но не совсем. Если грабили всех, кто под руку попадался, то теперь занимаются банками, сейфами в государственных учреждениях, побеги с полученными суммами. Что я говорю, наверняка, вы читаете отчёты каждый день.

– Читаю, – кивнул в знак согласия собеседник, – и радуюсь относительному спокойствию. Александр Фёдорович тоже доволен и ценит вас, Аркадий Аркадьевич.

– Ваши слова да… – отмахнулся Кирпичников.

– Вот именно, что он, – Игнатьев показал указательным пальцем вверх, – меня услышал. После того, как в январе, почти в центре города, на Моховой, был ограблен солдатами голландский консул, а итальянский посол маркиз дела Торетта, лишившийся шубы, авто, драгоценностей, едва не замерший на петроградском морозе, мне казалось, что никогда порядка не будет. А вы, кудесник, не даром наш правитель предлагает направить вас в Москву для наведения порядка.

– Увольте, Николай Константинович, мне хватает дел в столице, в Москве опытный  Карл Петрович, – начальник уголовного розыска напомнил о надворном советнике Маршалке, который в бытность был помощником у знаменитого Филиппова, а потом назначен начальником сыскной полиции и имел довольно много опыта по части дознания преступлений, – таким образом, проще уйти в отставку.

– Ну, это вы бросьте. Уйти в отставку, – передразнил генерал подчинённого, – никуда вас не отпустим, наводите порядок у нас. – Тяжело вздохнул, – отчёты отчётами, вы лучше расскажите, что осталось за написанным словом?

– Служба, – пожал плечами Аркадий Аркадьевич.

– Всё-таки?

– Я уже говорил, что в столице объявился умелец по вскрытию сейфов.

– Умелец или умельцы?

– Умелец, – начальник уголовного розыска потянулся за бутылкой, вопросительно взглянул на начальника, тот кивнул, – почерк один, поверьте, что вскрыты одной рукой.

– Есть подозреваемый?

– Конечно, есть, но пока не найти. Есть кое-какие соображения, – Кирпичников пригубил коньяк, – но пока о них говорить рано.

– Хорошо, Аркадий Аркадьевич, не буду вас пытать, – Игнатьев улыбнулся, – но если понадобиться помощь, милости прошу, моя дверь для вас всегда открыта.

После октябрьских событий Председатель Временного Правительства Керенский, наделённый диктаторскими полномочиями, наконец, понял, что война войной, а население хочет нормальной жизни без разбоя, погромов, убийств. Возникал вопрос: кто с растущей преступностью справится, как не сыскная полиция, ныне именуемая уголовным розыском. Вначале штат увеличил до двухсот пятидесяти человек, а потом, всё-таки в столице проживало более миллиона жителей, и не все из них законопослушные.

Александру Фёдоровичу Кирпичников напомнил, что при сыскной полиции существовал «летучий отряд», который занимался не только дознанием, но и надзором за подозрительными заведениями, притонами и людьми. Керенский сразу же согласился на возрождение отряда и даже подписал распоряжение о наборе ещё двухсот сотрудников.

Чтобы не напоминать жителям о старом порядке, переименовали сыскных агентов, несущих службу под началом чиновников по поручениям, в бригады уголовного розыска, занимающихся порученным им участком.

Мечислав Николаевич Кунцевич не бросил службу, а остался в должности заместителя начальника. На лбу добавилось предательских морщин, и виски посеребрило возрастной патиной. Но взгляд остался таким же молодецким, только начал прищуриваться чаще, то ли зрение начинает подводить, то ли постоянные заботы дают знать.

Первая бригада под руководством бывшего чиновника по поручениям надворного советника Сергея Павловича Громова занималась упомянутым в кабинете генерала Игнатьева делом «медвежатника».

Георгий Сидоров, известный в воровских кругах, как Жоржик Чернявенький, в первый раз попал в поле зрения сыскной полиции в девятьсот шестом году, когда в апреле был вскрыт сейф в Кредитно-коммерческом банке. С тех пор много «гастролировал» по Европе. В родных краях, согласно разосланному циркуляру, Сидорова стоило арестовать и препроводить в сыскное отделение столицы. Почему Георгия прозвали Чернявеньким, никто сказать не мог. «Медвежатник» отличался светлым цветом волос и никак не походил на иностранца. Эдакий простой деревенский парень, которых девяносто на сотню. До начала Мировой войны Жоржик успел отметиться во Франции, Германии, Австрии, Швеции и даже Испании. Как только прогремели первые залпы, Чернявенький через Владивосток вернулся в Россию, и его продвижение к столице сопровождалось опустошёнными сейфами, как частных, так и государственных банков. И вот теперь Санкт-Петербург удостоился чести представить свои денежные закрома известному не только в определённых кругах, но и старым сыскным агентам «медвежатнику».

Сергей Павлович Громов по годам был ровесником начальника уголовного розыска, среднего роста, коренастый, с коротким бобриком волос на большой голове с оттопыренными ушами. Когда входил в кабинет Кирпичникова, казалось, что становится мало места присутствующим.

– Проходи, Сергей, – Аркадий Аркадьевич на секунду оторвался от бумаг и кивнул головой на стул. Громов грузно опустился на тонко взвизгнувший стул.

Руководителя первой бригады начальник уголовного розыска знал давно, с довоенных времён, когда вместе вели дело об убийстве некоего Левантовского в Москве. Именно тогда и перешли на «ты».

– Чем обрадуешь, Серёжа?

– Пока нечем, – голос Громова звучал глухо и без единой капли оптимизма, – но надо отдать должное грабителям, крови не пролили ни капли. Сторожа по большей части после нападения связаны, но было одно исключение в «Петроградтекстиль» проникли через подвал, предварительно всыпав в чай охранника спящее зелье.

– Кто-то к нему заходил накануне? – удивился Кирпичников.

– В том-то и дело, что никто. Обход охранник делал каждый час, на что уходило около десяти минут.

– Странно, – Аркадий Аркадьевич почесал щёку деревянной частью ручки, – после усыпления охранника могли войти через центральный вход, но поступили, как новички, не уверенные в действии зелья?

– Возможно, но определённого ответа у меня нет.

– Хорошо, как вскрыт сейф?

– Всё тем же способом, что и другие. Видна рука нашего Жоржика.

– Сан-галлиевский? – начальник спросил о марке сейфа.

– Он.

– Значит, сколько мы имеем на сегодня вскрытых сейфов?

– В шести местах семь. У ювелира Оркина было два.

– Это к нему через пустующую квартиру проникли?

– Совершенно верно, разобрали стену и любопытно то, что соседи ничего не слышали. Призраки какие-то, а не преступники.

Кирпичников тяжело вздохнул.

– Что собираешься делать?

– Ищем, – Сергей Павлович наклонил голову к левому плечу, – по косвенным данным в банде от шести до десяти человек. Проверен практически весь город и нигде такое количество господ мужского пола не отмечено, я имею в виду гостиницы, доходные дома, постоялые дворы.