Текст книги "Через Гоби и Хинган"

«Наши боевые действия в горах Большого Хингана были рассчитаны на пятнадцать дней. Но мы двигались быстрее и жгли горючего гораздо больше, чем предполагалось. Фронтовые склады отстали, поэтому горючее доставлялось самолетами.

Впереди трудный путь по сложной горной местности, а горючее кончилось. Оставлен запас на случай внезапного боя. Нужна мало-мальски пригодная площадка для посадки самолетов и принятия горючего. С этой целью в горы направлена группа танкистов и десантников в составе десяти человек.

В пути группу подкараулили и внезапно окружили хунхузы. Одеты они в длинные халаты, на головах шляпы. Хунхузов человек пятьдесят. Эти бандиты, привыкшие нападать из-за угла, не только жестоки, но и трусливы. Случалось, зазевается часовой или проявят на привале советские воины беспечность, хунхузы тут как тут. Подкрадутся по-воровски и с жестокостью, присущей только варварам, расправятся со спящими воинами. Но открытых схваток с нашими ребятами они избегали.

На этот раз гвардейцы вовремя заметили бандитов. Залегли. А когда те подошли ближе, открыли по ним прицельный огонь. Несколько бандитов были сражены меткими выстрелами, остальные заметались в панике, побросали оружие. Наши ребята потерь не имели.

Приняв горючее и боеприпасы, доставленные самолетами, танкисты с шутками и прибаутками заливали опустевшие емкости. Бочки тяжелые – литров по двести, ворочать их приходилось всем экипажем.

Все шло хорошо. Работа подходила к концу. От походной кухни распространялся вкусный запах, возбуждавший и без того сильный аппетит. Ребята трудились с огоньком. Они понимали, что впереди большой и нелегкий путь.

В это самое время разведка принесла тревожные сведения. На нашем пути встала гряда непроходимых сопок, рассеченная глубоким ущельем. По заключению разведчиков, преодолеть эту преграду может лишь пехота. Что касается танков, то для них ущелье совершенно непроходимо. Японцы не обороняли ущелье, так как были уверены, что здесь не пройдут не только танки, но и пехота. Комбриг Лаптев спросил Новоселова, что он думает по этому поводу.

– У нас одна дорога – вперед! – ответил комбат. – Разрешите, товарищ полковник, батальону идти головным.

Дав несколько советов, комбриг приказал Новоселову начать движение.

Колонну батальона возглавили самые опытные механики-водители. В их число попал и Робышев из моего экипажа. Пройдя первый километр, мы поняли, что время и природа поработали здесь основательно. Все ущелье – сплошные повороты, то пологие, то крутые. Ныряем из одних «ворот» в другие. Чуть не рассчитаешь, ошибешься всего на несколько сантиметров – тут же врежешься в гранит. Дно этого узкого и полутемного коридора ухабистое, ямы заполнены водой. Над нами угрожающе нависают голые каменные глыбы.

Для движения по ущелью необходимо в совершенстве владеть приемами управления машиной. Этого нашим танкистам-ветеранам не занимать. Большой опыт накоплен на полях сражений с фашистской Германией, особенно при преодолении Карпатских гор.

Колонна ломаной цепочкой растянулась по ущелью, наполнив его ревом моторов и лязгом гусениц. Глаза слезятся, в горле першит от едких, удушливых выхлопных газов. «Тридцатьчетверки» упорно пробивают себе путь вперед, порой становясь на дыбы или кренясь то на один, то на другой бок. Вода под гусеницами клокочет и пенится, обдавая холодным душем сидящих на броне десантников. Кажется, что мы находимся в огромном бурлящем котле. Но ребята, несмотря на невероятно трудные условия, сохраняют присутствие духа, подбадривают друг друга шутками и прибаутками.

Никогда не унывающий Владимир Моисеевич Торбан, командир роты управления, тронув Рулева за плечо, продекламировал лермонтовские строки:

– В глубокой теснине Дарьяла, где роется Терек во мгле…

А Рулев ему в тон пушкинские:

– Где мчится Арагва в тенистых брегах, и нищий наездник таится в ущелье, где Терек играет в свирепом веселье…

Уже более четырех часов танки пробиваются по ущелью. Еще несколько усилий, и машины вырываются из давящих гранитных стен, из царящего здесь мрака. Глаза внезапно ослепило яркое солнце. Оно быстро обогрело и обсушило десантников. А в ушах еще долго не утихает гул моторов и скрежет металла.

Перед нами раскинулась относительно ровная местность. Впереди просматриваются ближние и дальние высотки, труднопроходимые топи, покрытые мелким, чахлым кустарником. Времени в обрез. Новоселов и Ширяев изучают по карте обстановку. Пока подтягиваются главные силы бригады, помпотех Гусаченко и экипажи готовят танки к новому бою.

Спустя некоторое время поступает команда:

– По машинам! Заводи!

Снова гудят двигатели, снова машины быстро катятся вперед, лавируя между высотками и солончаковыми топями. Над нами все чаще и чаще появляются вражеские самолеты-разведчики.

Вскоре головной походный дозор доложил: японцы сосредоточивают танки, артиллерию и готовятся преградить нам путь. Комбриг развернул бригаду в боевой порядок и повел ее в атаку. Дав залп из пушек, наши танки устремились вперед.

Японцы были застигнуты врасплох. Они не ожидали, что мы ударим по ним так крепко и стремительно. Среди пустынных сопок и топей, где раньше редко ступала нога человека, остались догорать бронированные коробки подбитых танков и автомашин противника. Там и тут – короткоствольные гаубицы, вдавленные гусеницами «тридцатьчетверок» в землю. Враг под напором наших войск поспешно отступает.

Под проливным дождем вновь началось наступление. Нам предстояло за несколько суток завершить форсирование Большого Хингана и с боями пройти трехсоткилометровый путь. В назначенное время мы вышли к железнодорожной магистрали Бэйпин – Чанчунь. Началась массовая сдача в плен японских солдат и офицеров. Сокрушительные удары, нанесенные советскими войсками по Квантунской армии, сыграли решающую роль в разгроме милитаристской Японии.

На нашем пути часто встречались небольшие деревушки с убогими, без окон, фанзами. Всюду страшная нищета. Нас встречают местные жители, истощенные, одетые в лохмотья. На их лицах следы тяжелых испытаний. Они восторженно приветствуют советских воинов-освободителей. Люди выстраиваются по сторонам дорог, выставляют большой палец вперед и кричат: «Шанго!» («Хорошо!»), «Вансуй!» («Да здравствует!»).

23 августа 1945 года весь мир облетела радостная весть о победоносном завершении войны на Дальнем Востоке. Несколькими днями позже стало известно, что соединениям нашего корпуса присвоено наименование Хинганских. Сотни воинов получили боевые награды».

П. Р. Капштык

«…Родился я в 1914 году в селе Быково Екатеринославской губернии, ныне Днепропетровской области. Служил срочную службу на Дальнем Востоке. Там же встретил свою любовь Ирину, которая в 1938 году стала моей женой.

И после увольнения из Красной армии в запас переехали с ней в г. Новосибирск. Там работал шофером на заводе сельскохозяйственных машин – «Сибсельмаш».

Жили мы на Болотной улице в районе Лесоперевалки.

Началась война. Два моих родных брата ушли на фронт. Первый – Яков Романович Капштык погиб в июле 1941 года в боях за город Ивано-Франковск (тогда назывался Станислав), второй брат Кузьма Романович Капштык воевал танкистом где-то на Северо-Западном фронте. Рвался на фронт и я, но всякий раз в военкомате получал отказ из-за брони завода, которую руководство не хотело с меня снимать, объясняя, что у них и так не хватает специалистов и они не могут срывать план поставок гособоронзаказа.

И только в 1942 году я добился своего и был призван в Красную армию. В учебном танковом полку я в кратчайшие сроки переучился на механика-водителя среднего танка и попал на фронт.

Обстановка тогда была тяжелая. Однажды попали в засаду. Отбивались. Но когда поняли, что окружены, уходили болотами и несколько дней и ночей, насквозь мокрые, холодные и голодные, выбирались из топи, пока не вышли к своим. Там же и застудил я легкие, но виду не подавал, чтобы не комиссовали из армии, ведь война-то была в самом разгаре.

Воевал я, как и все мои боевые товарищи. В бою не дрейфил. Несколько раз горел в танке. На себе ощутил, что одной боевой машины хватало на четыре-пять, иногда шесть атак…

В одном из боев наш танк подожгли. Экипаж погиб. Остался лишь я и тяжело раненный, находившийся в бессознательном состоянии командир танка Мирошниченко, которого с большим трудом мне удалось вытащить из горящей машины и перенести в воронку от авиабомбы. В самый последний момент, когда мы были уже у края воронки, сдетонировал боекомплект нашего горящего танка…

И последнее, что я увидел, это слетевшую с корпуса танка башню. Машинально я закрыл собой командира, и нас сильной взрывной волной столкнуло в воронку. От удара и множества впившихся в тело осколков я потерял сознание. Больше ничего не помнил…

Очнулся только через сутки, в медсанбате. Лечился в полевом эвакогоспитале. За то, что вынес с поля боя командира, был награжден орденом Красной Звезды. В госпитале познакомился с совсем юным парнишкой Сашей, тоже танкистом. Всю семью его немцы расстреляли, и он был совершенно одиноким. Мы с ним сдружились. И потом уже, после войны, я забрал его с собой в Новосибирск. И жили мы там в соседних домах.

После излечения вновь попали на фронт. Воевали в 6-й гвардейской танковой армии. А брат мой, Кузьма, – в 3-й гвардейской танковой армии. Что удивительно, обе наши армии освобождали Прагу, и после боев мы искали друг друга, но не встретились.

А потом в течение июня – июля 1945 года нас перебросили на Восток, для какой цели – не говорили. Мы поняли ее, когда нам зачитали приказ о пересечении государственной границы.

Наша танковая колонна совершала долгий изнурительный марш. Запомнилось, как на всем пути нашего следования вдоль дороги валялись плащ-палатки, шинели, противогазы. Видимо, солдаты-пехотинцы посчитали все это лишним и обременяющим в ходе быстрого перемещения. Но оставленные в поле вещи не пропали, так как за нами следовала команда тыла, которая собирала, грузила на машины и отправляла на склады все это имущество.

Как механик-водитель танка, я на себе физически ощутил сложность перехода через горный хребет Большого Хингана и преодоление раскисшей и буквально перепаханной гусеничной и колесной техникой равнины, которая к тому же была полностью залита водами разлившихся рек.

Потом были бои с японцами. Поставленные нам боевые задачи мы выполняли. Но они, прямо скажу, сильно отличались от тех, что были на Западе.

Не обходилось и без потерь, ведь война без них не бывает. Тяжело было терять боевых товарищей, особенно только что призванных восемнадцатилетних парней. Мне-то тогда уже исполнилось уже почти 32 года, и дома ждали жена Ирина Петровна, дочки Майя, Галя и сын Толя.

Много на войне было и необычного, запоминающегося. Помню, как зашли мы в какой-то небольшой город, который делился на две половины: китайскую, с пыльными улицами, состоявшую из лепившихся друг к другу фанз, и японскую, с асфальтированными улицами и кирпичными домами из двух и трех этажей, утопавшими в зелени. Китайская фанза внутри состояла из одной комнаты, в которой сиротливо стоял единственный шкаф с хранящимися в нем двумя или тремя тарелками. Вместо стола – траншеи, в которые опускались ноги, а поверхность земли заменяла крышку стола. У китайцев помимо бедности бросалось в глаза их чрезвычайное трудолюбие и малоземелье. На крыши фанз они насыпали земли под посев. Злаковые культуры обрабатывались столь тщательно, что среди них нельзя было обнаружить ни единого сорняка. Я тогда еще подумал, что вернусь домой и обо всем этом расскажу в своем селе Быково.

К сожалению, вскоре я выбыл из строя, так как резко обострились осложнения после ранений и стала прогрессировать моя болезнь легких. Меня эвакуировали сначала в полевой, потом в стационарный госпиталь, где долго лечили и дали первую группу инвалидности, признав негодным к военной службе. После чего комиссовали из армии и отправили в г. Новосибирск…»

П. Р. Капштык

«…Ответственным этапом явилось участие нашей 6-й гвардейской танковой армии в Хингано-Мукденской операции. Что и говорить, натерпелись тогда танкисты. Хочу через много лет раскрыть мало кому известную страницу той короткой, но жестокой войны с японцами. Долго об этом умалчивалось и не принято было говорить.

…Нашему командованию стало известно, что японцы собираются вести бактериологическую войну, применив всякого рода вирусы, искусственно выращенные в условиях закрытых биологических, совершенно секретных лабораторий.

По распоряжению старшего медицинского начальника в нашей части была заготовлена специальная вакцина, которую в виде прививок предстояло ввести каждому солдату и офицеру. Во всех подразделениях специалистами медико-санитарной службы соединений и частей была проведена профилактическая работа в виде доведения информации о коварных замыслах японцев и о том, как себя вести в случае применения противником этого бактериологического оружия.

Накануне наступления нашей армии мы с военфельдшером Бабичем, проинструктированные военврачом гвардии майором медицинской службы Рашидовым, приступили к выполнению этого ответственного приказа, отданного нам старшим начальником. Мы начали делать личному составу нашего танкового батальона противочумные прививки. Они были очень болезненными, но совершенно необходимыми в тех условиях. Все танкисты отнеслись к этому с пониманием.

В ночь, когда наши войска перешли государственную границу и начали стремительное наступление, мы очень волновались. И, когда соединения и части нашей 6-й гвардейской танковой армии углубились в пустыню Гоби на значительное расстояние и противник не осуществил своих планов, командованию нашей части показалось, что все это было дезинформацией. Однако, как мы потом поняли, японцы пытались усыпить нашу бдительность и оттянули применение бактериологических средств.

Все получилось совершенно внезапно. В воздухе неожиданно появились самолеты противника, которые стали сбрасывать не авиационные бомбы, а контейнеры, где были ампулы с блохами, зараженными чумой, и прочие боевые инфекционные вирусы, вызывающие летальный исход, о существовании которых мы ранее ничего не слышали.

Справедливости ради надо сказать, что наши танкисты, привитые против этих бактериологических средств, не подверглись никакому отравлению и инфекционному поражению. А некоторые из тех, кто не прошел прививку, и многие люди из числа китайского населения, попавшие в зону применения этих бактериологических средств, умирали от чумы.

Как стало известно позже, некоторые японские пленные сообщили советскому командованию, что в отдельных военных портах в режиме совершенной секретности под воду опускались наглухо задраенные керамические сосуды. Информация была оперативно отработана. Данные подтвердились. А в сосудах, как выяснилось, хранилось биологическое оружие. Потом нашли и лабораторию, его изготовляющую…»

«…Когда начался спуск, хлынули ливни, дробно застучал град. С вершин гор и сопок хлынули вниз каскады воды. От сильного дождя озера взбухли, реки разлились, и вышедшая из берегов вода стремительно рванулась в горные долины. Там, где только что было сухо, забурлили потоки, которые превратились в серьезную преграду на пути выдвижения танковых колонн. Спуск с горного хребта оказался намного сложнее, чем подъем на него.

Остановившуюся колонну 3-го танкового батальона догнал командарм А. Г. Кравченко. Он был в мокром, сверху донизу испачканном комбинезоне. Генерал сразу узнал коренастого майора Лобачева.

– Почему стоим, комбат?

– Товарищ командующий, дальше дороги нет.

– Вижу, что нет. Только непонятно. Ты с первого дня на фронте. С боями проехал на своем танке пол-Европы, успешно распахнул Фокшанские ворота, преодолел Трансильванские Альпы – и вдруг застопорился. Неужто сомневаешься, что Хинган преодолим?

– Нет, товарищ командующий, не сомневаюсь. Обязательно пройдем.

– Действуй, комбат!

Несмотря на ливневый дождь, танкисты решительно взялись за дело. Они под руководством помпотеха Силютина прочистили, уплотнили, разровняли проезжую часть спуска у подножия, после чего начали спуск.

Первым пошел на своем танке комбат, и вслед за ним остальные.

Участник этого легендарного перехода через Большой Хинган бывший заместитель командира 30-й гвардейской механизированной бригады Герой Советского Союза гвардии полковник П. Н. Авраменко вспоминал: «Спускаться с танками с крутизны было куда труднее, чем подниматься на нее. На вершине перевала в густой тьме бесновался осатаневший ветер. С воем и свистом проносился над нами, сыпал дождевой дробью. Обстановка была очень сложной. Командир передового батальона сокрушался, что так можно побить танки и всю технику. А бригадный инженер предлагал срезать взрывом эту горбину. В итоге всю ночь под сильным ливнем спускали с перевала машины. Гроза к утру поутихла, но вниз катились желтые потоки, а за ними по грязному месиву скользили машины, люди.

Мы выполнили приказ Родины. Спустившись на Центрально-Маньчжурскую равнину в районе Лубэя, танковые и механизированные колонны 6-й гвардейской танковой армии устремились вперед. Вместе с войсками 1-го и 2-го Дальневосточного фронтов рассекли в нескольких направлениях позиции Квантунской армии…»

Как выпускник военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил РФ, я не могу не дать высокую оценку действиям командующего и штаба армии в планировании и проведении этой уникальной операции. Ныне в Наставлении по ведению военных действий Вооруженными Силами РФ, где рассматриваются вопросы стратегических действий, операций на ТВД, операции и боевые действия объединений, видов и родов войск Вооруженных Сил есть раздел – «передвижение войск». Так вот, каждая его строчка еще тогда, в далеком 1945 году, воинами 6-й гвардейской танковой армии была выполнена блестяще!

Эту операцию за ее актуальность, не потерявшую значения и в настоящее время, смело можно назвать классической и бессрочно оставить в программе изучения во всех высших военных учебных заведениях страны.

Стоит только представить, что танковая армия в течение двух дней в неимоверно трудных условиях шла форсированным маршем по травянистой, степной, песчаной местности знойной безводной пустыни Гоби. Затем почти полутора суток – ее беспримерный переход через заснеженные горные перевалы Большого Хингана. И на последнем этапе – выдвижение по раскисшей от продолжительных дождей Центрально-Маньчжурской равнине, при этом не потеряв боеспособности и выполнив поставленную задачу!..»

4-й гв. омцп – резерв командующего армией. Совершив марш за боевыми порядками 9-го гв. мк, полк к исходу дня 11 августа частью сил занял оборону на юго-восточной окраине г. Лубэй. 202-я олабр и 57-й гв. мп в течение дня совершали марш из Баин-Хошун-Сумэ в Лубэй и к 18.00 достигли высоты с отметкой 590.0.

«…Части корпуса с 7.00 11 августа 1945 года выступили с занимаемого района, имея задачу к исходу дня выполнить задачу четвертого дня операции и овладеть передовыми частями н. п. ТУЦЮАНЬ. В связи с тем, что участок дороги НОНАЙ-СУМЭ – ТУЦЮАНЬ исключительно заболочен, дорогу пересекает горный кряж БОЛЬШОГО ХИНГАНА, движение на этом участке было чрезвычайно затруднено даже в сухую погоду, поэтому части корпуса не выполнили задачу, преодолевая заболоченные участки горной местности в районе н. п. АРА-ХУНДУЛУН, в течение дня 11 августа совершали марш в направлении ТУЦЮАНЯ и к исходу дня достигли:

63-я мбр – передовыми частями вышла в район в 5 км восточнее н. п. ГУРБИН-АЙЛЬ;

41-я гв. тбр – к 23.00 основными силами достигла ГУРБИН-АЙЛЯ;

64-я мбр, совершая марш, в 23.00 прошла главными силами БЕШИРЕ-СУМЭ в 70 км от ТУЦЮАНЯ;

16-я мбр – мотопехотой вышла в район АРА-ХУНДУЛУНА, танковый полк бригады – в районе МОКУТИНА в ожидании ГСМ.

Погода переменная с большим количеством осадков – дождя. Штакор – АРА-ХУНДУЛУН…»

Схема 16. Боевые действия 6-й гвардейской танковой армии 11–22 августа 1945 г.

11 августа 1945 года, после все же успешного завершения спуска с Хинганских круч, в журнале боевых действий 7-го механизированного корпуса появилась запись: «В течение 11 августа 1945 года корпус совершил самый трудный в своей истории марш…»