Текст книги "Доктор Ахтин. Жертвоприношения"

16

Я сижу на лавке во дворе дома, где живет Мария. И жду. Я вспоминаю вчерашнюю ночь, когда я очнулся в склепе. Я знаю, что это был не сон. Прогулка по Тростниковым Полям и осознание того, что было и что будет, – вот главное, что произошло, а каким путем я получил эту информацию – неважно.

Справа на дворовой площадке дети играют в футбол, – десять пацанов гоняют мяч от одних ворот к другим. И это невольно возвращает меня мыслями к прошлым встречам с женщиной, к которой я сейчас пришел.

На лавках у подъездов нет никого, – еще не время. Слева под раскидистой липой две молодые женщины с колясками что-то живо обсуждают. Дневной зной постепенно уступает место вечерней прохладе, а, значит, скоро во дворе будет много народа. Люди, после трудового дня, будут отдыхать так, как умеют.

Всё уже передумано, и много раз нарисовано. Мысли в сознании спокойно лежат на полочках, и нет ни одной протестующей. Пусть и не единогласно, но решение принято. Я сделал первый шаг и пришел сюда. Теперь, дождавшись Марию, я сделаю второй, и тогда сожалеть уже будет поздно.

Впрочем, я никогда не сожалею о содеянном.

Это участь теней, – думать в сослагательном наклонении.

Если бы, да кабы…

Я бы не стал Парашистаем, если бы так думал и жил.

Сделал шаг, – и никогда не оглядывайся обратно, иначе рискуешь потерять из виду свет далеких фонарей. Желанная для тебя цель, как призрачный мираж, может растаять, оставив после себя только марево нереализованной мечты.

Сделал второй шаг, и оглядываться бесполезно, – сзади уже ничего нет. Время и пространство поглотили прошлое, не оставив ничего, кроме пустых воспоминаний.

Я вижу её фигуру. Она идет, глядя прямо перед собой. Не смотрит по сторонам, словно знает, – здесь нет никого и ничего. Привычный для неё мир, совершенно не интересный и серый.

Легкая улыбка на губах, – погруженная в свои мысли, она не видит меня. И это хорошо. Здесь есть лишние глаза, а я не уверен, что Мария, увидев меня, среагирует правильно.

Встав с лавки, я неторопливо иду к подъезду. На дворовой площадке один из игроков наносит удар по мячу, который летит в мою сторону. Он останавливается в метре от меня.

– Дяденька, пните мяч сюда, пожалуйста, – просит парень издалека.

И я, остановившись, выполняю его просьбу. Вежливый мальчик, умеющий говорить волшебные слова, – это мне нравится. Неужели, стадо иногда рождает адекватные особи?

После неудачного удара ногой мяч летит не в ту сторону, и парень, недовольно махнув рукой, разрушает мои иллюзии.

– Да куда ж ты, нах…, пинаешь!

Да, ничего не меняется. Эта цивилизация заслуживает той участи, что ей предрешена. Это молодое поколение никогда не встретит рассвет новой планеты. Эти дети никогда не найдут свой путь.

Я, не оборачиваясь и не слушая, что еще говорит парень, иду к подъезду, в который вошла Мария Давидовна. Медленно поднимаюсь по лестнице и, подойдя к двери, нажимаю на кнопку электрического звонка.

Она, не спрашивая, открывает дверь, словно ждет кого-то.

Я вижу её широко открытые глаза.

И внезапно понимаю, что она всё эти годы ждала меня.

По лицу проскальзывает буря чувств. Она бьет меня кулаком по груди и в одном слове выплескивает всё, что думает обо мне. Замахнувшись второй раз, она промахивается, удар, скользнув по плечу, заканчивается ничем и она практически падает мне на грудь.

Плачущая женщина – это мина замедленного действия. Не трогай её, дай время и аккуратно придержи, чтобы не упала. И взрыва не будет. Я, прижимая Марию к себе одной рукой, медленно закрываю за собой дверь. Я слушаю рваные фразы, которые сквозь слезы пытается сказать она:

– За что…

– Ты так со мной?

– Зачем…

– Ты это делаешь?

Я молчу. Еще не время говорить. Я просто прижимаю женщину к своей груди и чувствую тепло её тела. Так же как она чувствует силу моих рук и биение моего сердца. Сейчас слова не нужны, – мы оба это знаем, но Мария боится тишины. Слова, как баррикады, которые она пытается возвести между нами. Слезы, как проливной дождь, смывающий следы, по которым я иду. Она отталкивает меня обеими руками, и она всем телом прижимается ко мне.

Когда она поднимает заплаканное лицо ко мне, я просто целую её соленые глаза.

И губы.

Слова никогда не были препятствием для любви.

Слезы, растапливающие ледяные сердца.

Кончики пальцев, чувствующие трепет тела.

Я смотрю в глаза, и вижу там любовь.

Этого я и опасался.

Я никогда не смогу ей дать то, что она заслуживает.

Я никогда не смогу быть рядом.

Здесь и сейчас я просто люблю её.

Даже не задумываясь о том, что будет завтра.

Зная, что будет завтра.

17

Капитан Ильюшенков приехал на место преступления через полчаса. Заброшенная стройка почти в центре города. Милиционер показал рукой, куда идти, и капитан, чувствуя неприятный запах, спустился в подвал. Дежурный следователь задумчиво созерцал место преступления. Эксперт Артем с невозмутимым видом фотографировал мертвое тело, лежащее на земле. Труп, молодой парень крепкого телосложения, на лице пустые глазницы, несколько рваных ран на коже. На левой стороне лица у угла рта, там, где не повреждена кожа, коричневая родинка.

Быстро оценив ситуацию, капитан поздоровался и спросил:

– Меня-то зачем позвали?

Артем, ответив на приветствие кивком, показал на лицо жертвы:

– Я думаю, что у этого парня глаза выдавлены.

Посмотрев на рваные раны на теле мертвого человека, на лицо, обезображенное бродячими животными, капитан резонно заметил:

– А, может, это бродячие собаки съели его глазные яблоки?

– Может быть, – пожал плечами Артем, – но Вилентьев требовал, чтобы на каждый труп с подозрением на выдавленные глаза вызывать его.

– Но я же не Вилентьев.

– Я просто подумал, – уже оправдываясь, сказал Артем, – что если сейчас дело Парашистая у вас, то вам будет интересно. Труп, конечно, поврежден, но вполне возможно, что это сделал Парашистай.

– Вот когда твердо будешь знать, тогда и зови меня, – недовольно буркнул капитан и повернулся, чтобы уйти.

– У него тут сумка, – сказал следователь.

Невольно задержавшись, Ильюшенков увидел, как Артем аккуратно извлек из-под тела сумку, в которой лежал нож. Осмотрев лезвие, эксперт уверенно сказал:

– Это кровь.

– Ладно. Когда будут более веские причины связать этот труп с Парашистаем, звони.

Капитан Ильюшенков вышел из подвала и полной грудью вдохнул вечерний воздух. Пусть и отравленный выхлопами от автомобилей, он показался ему чистым и вкусным. Посмотрев на белые облака на небе, он, как обычно, вспомнил свой самый первый выезд в качестве следователя. Сколько времени прошло, а будто вчера случилось.

…Припарковавшись в квартале от полуразрушенного дома, лейтенант Ильюшенков неторопливо дошел до него. Раздвинув скопление зевак, он нырнул под ленту ограждения и показал удостоверение милиционеру. И только затем внимательно посмотрел на здание.

Типичный девятиэтажный жилой дом, построенный в конце прошлого века. Серая панель. Правая часть дома лежит в руинах. Бульдозер стоит в стороне, а экскаватор в этот момент поднимал тяжелую плиту.

Ильюшенков подошел к группе специалистов, которые явно что-то с нетерпением ждали. Поздоровавшись со знакомым экспертом, он тихо спросил:

– Что-то нашли?

– Похоже, что да. Там под плитой смятая лифтовая кабина, и собака показала, что там кто-то есть.

– Живой?

– Не знаю.

Владимир Владимирович заинтересованно смотрел, как работают люди в спецодежде МЧС. Быстро, сноровисто и бережно. Вскрыв лифтовую кабину, трое спасателей осторожно отогнули покрытие.

И застыли на месте.

– Ну, что там? Есть кто живой? – нетерпеливо крикнул мужчина, на погонах которого было три больших звездочки.

Один из спасателей как-то неловко перекрестился. И сразу отошел от этого места.

– Да что там такое? – снова крикнул полковник.

– Пойдемте сами посмотрим, – предложил Ильюшенков, и первый двинулся к месту трагедии. Приблизившись, он заметил бледность на лицах спасателей, которые отходили от этого места, и интуитивно почувствовал, что ничего хорошего не увидит.

Так оно и оказалось.

Внизу, в тесном пространстве искореженной кабины лифта находилось два тела. Темная свернувшаяся кровь находилась практически везде. Мужчина со спущенными штанами лежал на спине, и сразу же становилось понятно, откуда столько крови. Рваная рана между ног. На лице мертвого человека застыла гримаса боли и ужаса.

Рядом с ним на боку лежала девушка. Окровавленное лицо, темно– красные волосы и странная улыбка, подчеркнутая измазанными кровью губами.

Владимир Владимирович попытался сглотнуть слюну, но ничего не получилось. Сухость во рту и странное головокружение. Он вдохнул воздух, и неожиданно запах крови вызвал у него рвотный позыв. Он подавил его усилием воли и только потом понял, что увидели его глаза.

Правая рука девушки шевелилась. Еле заметно, но без всяких сомнений.

– Она жива, – пробормотал он.

И отвернувшись от кабины лифта, он крикнул:

– Девушка, кажется, жива!

Дальнейшие события постепенно стерлись из памяти, но главное – кровь и странная кровавая улыбка девушки – навсегда отпечатались в памяти капитана.

18

За окном раннее утро. В открытое окно задувает легкий ветерок, несущий запахи лета и звуки просыпающегося многоквартирного дома. Я смотрю на спящую рядом со мной женщину. Румянец на щеке. Взлохмаченные волосы. Вдох практически не заметен, а при выдохе еле заметно дрожат крылья носа. Также видно, что дрожат веки, а значит, сон у Марии поверхностный.

Она скоро проснется.

Я улыбаюсь. Приятным мгновениям ушедших минут. Странно, что это произошло. Необычно, что я сам сделал первый шаг. Удивительно, что она сразу же ответила правильно.

Наверное, не хорошо с моей стороны, что я воспользовался ею. Я просто пришел узнать, а она искреннее и безоглядно приняла меня.

Наивно полагая, что это любовь.

Я знаю, что все эти годы она ждала меня. Проклинала своё чувство, изо всех сил старалась не думать обо мне, работала, пытаясь забыть о моем существовании, но – каждый день вспоминала и еще сильнее погружалась в бездну своего сознания.

Она любила, полностью открывшись. Как цветок, который застыл в замороженном состоянии, и с приходом весны, расцвел. Она отдавала всю себя, словно думала, что дальше ничего не будет и её ожившая мечта неожиданно умрет. Она пела песню без слов, мелодия которой вечна.

Просто женщина, суть которой любовь.

Как книгу, я читал, узнавая много тех подробностей из прошлого, о которых знал. И много нюансов, о которых даже не догадывался. Перелистывал страницы прошлого, и находил на них следы слез. Скользил взглядом по строчкам, и погружался в пропасть, возврата из которой нет.

Её разум кричал, – что ты делаешь, это же убийца.

А сознание отвечало, – нет, он просто больной человек, ему нужна помощь.

Я увидел, что в её жизни будет в ближайшие дни. И я узнал часть своего будущего. Тот кусочек вечности, который связан с Марией.

Время, застывшее вокруг нас, это и есть любовь.

И третий здесь – лишний. Богиня появилась на мгновение, но так быстро исчезла, что мне даже показалось, что это ревность. Во всяком случае, на призрачном лице улыбку сменило безразличие. Жаль, если это так. Но иногда я делаю то, что необходимо, а не то, что хочется.

Мария, вздрогнув, проснулась. Её рука, лежащая на моем животе, напряглась. Открытые глаза смотрят на моё лицо. Она убедилась, что я – не сновидение. Не игры её разума. И не кошмар в летнюю ночь.

Она вернулась в мыслях к тем вопросам, которые уже давно хочет задать. И вместо утренних слов приветствия, она спрашивает:

– Ты по-прежнему считаешь себя Богом?

Вопрос, который я ожидаю. Он её мучает все время, что она меня знает.

– Нет, я не Бог, но бытие моё – не от мира сего.

Она думает над моим ответом, и я понимаю, что просто женщина ушла, оставив вместе со мной доктора-психотерапевта.

Хочу ли я проанализировать себя и свою жизнь?

Нужно ли мне поговорить с кем-то о том, чем я живу и что думаю?

Должен ли я открыть дверь склепа и впустить туда другую женщину?

– Нет.

Это Богиня. Она сидит за столом, на котором стоит бутылка коньяка и один бокал.

– Нет, тебе это не надо. Ты – самодостаточен. И ты – другой.

Я улыбаюсь. Все-таки она ревнует. И я могу её понять.

В любви всегда ярко проявляется чувство собственника. Она держит меня мертвой хваткой – в прямом и переносном смысле. Я – её мужчина, и по-другому быть не может. Но всё течет и всё меняется.

– О чем ты сейчас думаешь?

Это Мария. Приподнявшись на локте, она пристально смотрит на меня, словно пытается заглянуть в моё сознание. И она продолжает говорить:

– Я же вижу, что ты сейчас не здесь? У тебя такой взгляд, словно ты находишься далеко отсюда.

Она права.

Я уже давно иду на свет далеких фонарей, не замечая ничего вокруг.

19

Мария Давидовна смотрела на Ахтина. Все еще не веря тому, что видят её глаза. Он появился так внезапно, и сразу же разрушил все её оборонительные сооружения, заставив забыть о том, что она знает. И что она должна сделать, как законопослушная гражданка своей страны.

Его глаза созерцают пустоту. Она знает, когда это случается. Человек задумался и погружен в свои мысли, или в сознании нет ни одной мысли и человек уже перешел границу безумия.

Его ответ о Боге ей знаком. Что-то подобное она уже слышала. Или читала об этом. И это плохо. Если Ахтин отвечает на вопрос чужими словами, то он создал в своем сознании чужой мир.

Мария Давидовна задала следующий вопрос и в ожидании ответа (или появления разума в глазах) замерла. Ей так не хотелось узнать, что человек, которого она любит, безумен. Хотя, что уж обманывать себя, маньяк-убийца не может быть психически здоров.

– Ты права, – ответил он через минуту, – иногда я здесь, а иногда – нет.

– И что происходит, когда ты не здесь.

– Ничего.

Он уходит от ответа. Она видит это.

Мария Давидовна перемещает тело в кровати, сев удобнее. Она закрывается простыней, словно пытается спрятать обнаженное тело. И она неожиданно меняет тему разговора.

– Я долго думала над твоими пророчествами, которые ты отправил мне письмом. Ты уверен в них, или это просто рифмованные строчки?

Он кивнул. И ничего не сказал.

Мария Давидовна, понимая, что не получила ответ на свой альтернативный вопрос, нахмурилась.

– Ты не ответил.

– Да, я уверен в них.

– То есть, судя по твоим словам, будет Апокалипсис?

– Да. Эта цивилизация завершает свой путь. Ничего хорошего уже произойти не может. Придет день, когда все закончится. И – всё начнется.

– И когда?

– Ты знаешь, – он улыбается.

– Что я знаю?

– Супервулкан Йеллоустоун, – коротко говорит он.

Мария Давидовна, кивнув, смотрит в спокойные глаза. Она вполне серьезно разговаривает с маньяком о будущем планеты. И она верит его словам. Разум резонно напоминает ей о том, что она, так же, как он, готова перешагнуть границу безумия. И, тем не менее, она снова спрашивает:

– Хозяин реальный будет убит, – это что значит? Если я правильно понимаю расстановку сил в политике, то будет убит премьер-министр? И когда произойдет это событие?

Он смеётся. И говорит:

– Ну, убийство может быть не только физическим. Убийство может быть, например, политическим. И суть пророчества от этого не меняется. Иногда надо творчески подходить к моим словам. А когда это произойдет – знает только Бог, каковым я не являюсь.

И теперь уже он пытается сменить тему:

– Судя по всему, ты порой прикладываешься к бутылке.

Он показывает рукой на бутылку коньяка и одиноко стоящий бокал.

Мария Давидовна смотрит на коньяк и отмахивается:

– Ерунда. Просто порой хочется избавиться от грустных мыслей.

– Ну, и как, помогает?

– Не всегда.

Мария Давидовна отводит глаза в сторону. Ахтин прав, – в последнее время она частенько стала прикладываться к бутылке. И причина не только грусть, но и страх будущего. И еще – осознание того, что она одинока и в этом мире никому не нужна.

20

Капитан Ильюшенков зашел в кабинет и, услышав трель звонка, взял телефонную трубку.

– Да, капитан Ильюшенков слушает, – сказал он недовольным тоном. Рабочий день только начинается, а уже кто-то названивает.

– Ладно, сейчас подойду.

Он положил трубку на место, задумчиво посмотрел на телефонный аппарат и сказал:

– Вот оно как оборачивается.

Через пять минут он был этажом ниже в кабинете эксперта.

– Ну, что тут у тебя. Давай только по порядку и доступным языком.

– Первое, – Артем показал рукой на упакованный в целлофан нож, – орудие убийства. Им убит мужчина и ранен Вилентьев. Кстати, на ноже кровь Вилентьева, то есть он бросился на помощь и получил удар ножом уже после того, как был убит мужик.

– Второе, мы пока не опознали парня, которого нашли в подвале, но я пробил отпечатки пальцев по базе и получил неожиданный ответ. Наши отпечатки совпали с отпечатками пальцев, оставленными на металлическом пруте, которым убили молодого парня в Москве в конце апреля этого года. Уже завтра к нам прилетит следователь из МУРа.

– И третье, все-таки глаза у парня были выдавлены. Я попросил судмедэксперта внимательно посмотреть это и он сказал, что глазные яблоки аккуратно удалены. Думаю, вы понимаете, что бродячие псы сделали бы это очень неаккуратно.

Ильюшенков кивал на каждое сообщение Артема и смотрел на то, как эксперт доволен проделанной работой. Подумав, что стоит похвалить его, он сказал:

– Отличная работа. Молодец.

Артем широко улыбнулся. А капитан вздохнул, – похоже, ему придется взяться за дело, засучив рукава.

– Вот здесь все заключения, – Артем показал на папку с документами.

Капитан еще раз поблагодарил и, забрав папку, пошел в свой кабинет. Когда он поднимался по лестнице, завибрировал мобильный телефон. Чертыхнувшись, капитан посмотрел на экран. Жена. А ей-то чего надо?

– Да, слушаю.

Он слушал, как жена издалека начинает рассуждать о том, что ей позвонила близкая подруга, у которой есть родная тетя.

– Короче, – скомандовал капитан, открывая дверь кабинета.

– У этой тети сын пропал. Он жил отдельно, учился в техническом университете, и вот теперь на телефон не отвечает, дома его нет и в институте не появлялся.

Капитан вздохнул и обреченно сказал в трубку:

– Ну, а я здесь причем. Я – следователь, а не служба по розыску пропавших людей.

– Конечно, Вова, но ты ведь можешь посмотреть там у себя, может, его милиция задержала или парень попал в аварию или что-нибудь еще.

Ильюшенков понял, что ему все равно не дадут спокойно работать, решительно прервал словоизлияния жены:

– Ладно. Диктуй приметы парня.

Он сел за стол и на бумаге стал писать то, что говорила жена:

– Так, значит, у парня короткие русые волосы с пробором налево, прямые черты лица, карие глаза, очки без оправы, широкие плечи, он носит, как правило, джинсы и футболку.

– Сейчас все это носят, – сказал Ильюшенков, – дай мне лучше какую-нибудь необычную примету.

– Родинка у него у левого угла рта.

Капитан замер от неожиданного предчувствия.

– И где, ты говоришь, он живет?

– На Тургенева, дом семнадцать.

– Если не ошибаюсь, – не веря в удачу, спросил Ильюшенков, – напротив долгострой стоит?

– Да.

– Повтори адрес и пусть эта тетя сидит на месте и ждет меня. Я сейчас приеду.

Не слушая, что еще скажет жена, капитан отключился. И улыбнулся – интуиция ему подсказывала, что труп, найденный в подвале, будет именно этим потерявшимся парнем. Жаль, конечно, мать, которая потеряла сына, но ему надо найти преступника, а для этого надо идти по следу, который оставляет маньяк-убийца.

Быстрым шагом он снова спустился на этаж ниже и зашел к Артему:

– Поехали, ты мне нужен. Кажется, я знаю, кто наш убитый парень с ножом.

18

Мы оделись и переместились за кухонный стол. На сковороде жарится яичница. В чайнике кипит вода. Мария смотрит на меня и продолжает спрашивать о будущем, словно ей недостаточно тех слов, которые я уже сказал.

– Незримый убийца повсюду сидит. Что это значит?

– Ты же врач, – усмехнувшись, отвечаю я, – и знаешь, что мутации микроорганизмов происходят постоянно. Вирусы были до нас, и они переживут любую катастрофу и будут убивать тех людей, которые выживут.

– А божественный знак?

Пожав плечами, я отрицательно качаю головой.

– Не знаю, что конкретно, но небольшая часть людей должна выжить. И тот, кто будет стоять у истоков новой цивилизации, и станет этим как бы божественным знаком. То есть, это иносказательно. Человек, который встретит рассвет нового дня.

Я вижу, что Мария задает эти вопросы, потому что боится спрашивать то, что действительно волнует её. Будущее – это то, что может произойти, а может не произойти. Верить в пророчества совсем не обязательно. Конец света предрекали так часто, что большая часть людей уже давно перестали верить в то, что апокалипсис будет.

Гораздо важнее то, что было вчера и что происходит сейчас.

Мария, как опытная хозяйка, накладывает на тарелки готовую яичницу и наливает кипяток в кружки с растворимым кофе. Нарезанный хлеб в хлебнице, вилки у тарелок.

Я неторопливо ем и жду. Как бы она не боялась ответов, Мария все равно спросит.

И, как продолжение моих мыслей, звучит вопрос:

– Зачем?

– Что зачем? – я понял её вопрос, но хочу, чтобы она озвучила его полностью, чтобы осознала и перестала бояться. И чтобы я, услышав его, наконец-то, озвучил свои мысли.

– Зачем ты убиваешь людей?

Вот и момент истины.

Сейчас передо мной не любящая меня женщина Мария, а врач-психотерапевт Гринберг. Я бы мог сказать правду, какая она есть, но я не хочу. Я мог бы убедительно соврать, но она может заметить это. И я хочу ответить самому себе на это вопрос.

Я думаю, как сказать правду и не сказать правду.

Да, и что есть правда?

Встреча с самим собой в Тростниковых Полях заставила меня обернуться и посмотреть на пройденный путь. Есть ли у меня внятный ответ на вопрос Марии? Есть ли у меня вообще какой-либо ответ? По-прежнему ли я уверен в том, что знаю Истину?

Я смотрю в глаза женщины, сидящей напротив.

Я вижу в них живой интерес.

И не знаю, как начать.

Мария, видимо, пытаясь мне помочь, говорит:

– Последние три года я изучала все доступные и описанные случаи серийных убийц. Исторических и современных маньяков. Я читала и поражалась тому, насколько ужасна и бессмысленна внутренняя суть тех, кто убивал и насиловал, резал и душил, насиловал и закапывал живьем.

Помолчав минуту и заметив, что я по-прежнему молчу, она продолжила:

– Некоторые из них так и не смогли объяснить, зачем они это делали. Другие это делали из-за жажды наживы, присваивая материальные ценности жертв. Третьи получали сексуальное удовлетворение. Часть были просто безумны и не понимали, что творили. Мания величия толкала их к преступлению и в убийстве они самоутверждались. Некоторых убийц, таких, как Джек Потрошитель, так и не поймали. Другие, как Чикатило, десятилетиями совершали свои злодеяния. Но большинство были пойманы, осуждены и закончили свою жизнь или в тюрьме, или на электрическом стуле. И знаешь, пока я интересовалась этими случаями, я думала, а зачем ты это делаешь? Что толкает тебя убивать? Ты же врач. Я знаю, что ты способен творить чудеса, что ты можешь помогать людям. И ты делал и делаешь это. Так зачем же одним дарить жизнь, а у других – отнимать?

Мария пристально смотрит на меня и ждет.

Она не может понять моего поведения – спасать одних и убивать других.

Она не понимает логики моих поступков.

Она боится того, что я скажу.