Текст книги "Время карликов"

2

Господи, как хорошо! Все случилось так, как случается всегда, когда об этом просит уважаемый человек. Владимир Фомич легко может изменить чужую судьбу, стоит лишь об этом подумать. Министр, конечно, уволил свою прекрасную референтшу. Причин, естественно, не объяснил. Сказал, вероятно, ей: «Мы в Ваших услугах больше не нуждаемся».

Увольнение, переживания, слезы. Еще бы! Вчера была на вершине, а сегодня шлепнулась в болото, из которого даже неба не видно.

Владимир Фомич представлял себе, как прекрасная девушка лежит, уткнувшись в подушку, и молчит, потому что сил у нее нет не только разговаривать, но и думать о своей несчастной судьбе. Не знает, дурочка, что скоро позвонит добрый дядя и скажет: «А не хотите ли поработать на меня. В должности… э-э… Какая Вам должность нужна для полного самовыражения?».

Высоковский думал о том, как ласково будет звучать его голос, а красавица задохнется от счастья, потому что фамилия доброго волшебника известна всей стране и не всякий отставной министр может попасть на работу в его империю. Нет, Владимир Фомич не торопился, хотя хотелось каждую секунду услышать чудный голос, который скажет ему:

– Владимир Фомич, я согласна на все. Спасибо Вам!

Но пришлось ждать несколько дней. И каждый был, как вечность. Раздражало все, что окружало: загородный дом, сосны вокруг него, снующие по дорожкам белки, бронированный лимузин и даже Витька Подрезов, молчаливо сидящий за рулем. Но хоть рта не открывает, не вспоминает старое, не просит ничего. Как-то, когда ожидание стало уже невозможно переносить, когда «мерседес» выезжал за металлическую ограду, чтобы домчать Высоковского на очередную важную встречу, Владимир Фомич, глядя в затылок бывшему Другу, произнес:

– А ну их, эти дела. Давай-ка, Витюша, лучше в баньку сходим.

Машина задним ходом вкатила в поместье, потом развернулась на месте и покатила к бревенчатому домику бани. Петр с парой охранников уже мчались растапливать печь и камин, накрывать на стол, а великий человек неожиданно для самого себя горестно вздохнул и тут же сказал водителю:

– До чего тошно жить на свете, когда тебе все завидуют.

Перед тем как прыгнуть в бассейн, Высоковский посмотрел на приятеля, поморщился при виде трех страшных шрамов, проходящих от плеч до самого живота, словно кто-то пытался ножом разрезать на куски тело Виктора. Интересоваться их происхождением он не стал, кивнул только на ожерелье – подделку под африканские ритуальные украшения – на кожаном шнурке муляжные когти льва:

– Это-то зачем тебе?

Подрезов пожал плечами и ответил:

– Жена на меня надела при расставании.

– Татьяна, что ли? – равнодушно спросил Владимир Фомич. Потом, не дожидаясь ответа, зажал пальцами нос и смело нырнул в неглубокий бассейн ногами вперед.

Некоторое время друзья посидели в сауне, снова поплескались в бассейне, затем отправились в парную, где в воздухе висели пары кваса и запах эвкалиптовых листьев.

Высоковский разлегся на пол оке, и главный охранник осторожно охаживал его березовым веником. Виктор забрался на самый верх, туда, где горячий воздух обжигает легкие, и тогда Владимир Фомич сказал Петру:

– Зови Мамаева и Ахметова, пусть и водителя попарят, как следует.

Оба парня старались вовсю, они с размаху хлестали тело Подрезова вениками до тех пор, пока оно не стало рубиново-красным, но устали сами; задохнувшись, ушли в душевую.

А Виктор, оставшись в парной в одиночестве, перевернулся на спину и выдохнул:

– Ки а лейбуха, ребятки!

Время летит быстрее, когда оно заполнено работой. И потому, выйдя из бани, Высоковский отправился в кабинет. Набрал номер большого начальника, и они часок потрепались о насущных проблемах города. После чего захотелось посмотреть какой-нибудь фильм с участием той самой итальянской актрисы, фамилию которой он уже несколько дней не мог вспомнить.

Владимир Фомич даже позвал Петра, но когда тот с трудом протиснулся в дверь, сказал ему только:

– Петруша, принеси мне поклевать что-нибудь, а то до ужина не доживу.

И потом уже в спину главного охранника крикнул:

– И передай, чтобы меня соединили с домашним номером этой референтши.

Сначала ему принесли лобстеров. Потом китайских улиток в чесночном соусе. И Владимир Фомич, потыкав их вилкой, поморщился: подсовывают черт-те что!

Наконец подали толстокожий голландский красный перец, фаршированный черной икрой, филе индейки с трюфелями, жареную корюшку, рюмку кристально чистой водочки и один-единственный белый груздец для занюха и маленького укуса! Сказка! Можно укусить еще раз, хлопнуть еще одну рюмашку, хрумкнуть корюшку, затем индюшку, и трюфели разжевать и перебросить от щеки к щеке, потом… Нет! Вначале надо понюхать икорки – тысячи нерожденных осетров сейчас будут проглочены – ап! Нет, вначале проходит улиточка, пахнущая чесночком: она тает во рту, и жизнь кажется лучше, чем она есть на самом деле. Потом еще рюмочка нашей родной и только после этого икорочка. Ласковая, она проходит так легко, что хочется сказать большой привет своей жизни – той, когда не было ни икры, ни мечты о счастье. Том самом счастье, которое…

И тут звякнул звонок.

– Владимир Фомич, Вы заказывали Елену Павловну.

Кто такая? Какая Елена Пав…? Дурацкая баня, дурацкий Подрезов, дурацкая икра, не говоря уже об охлажденной водке…

– Я слушаю, – донесся из трубки волшебный голос.

И Высоковский вспотел. Причем мгновенно и основательно. Он открыл рот, но мыслей от этого не прибавилось. Референтша! Он взял себя в руки, пальцами поднял улиточку, положил в рот и, прожевывая ее, сказал:

– Это – Высоковский. Помните такого? Мы в Петербурге встречались. У меня случайно освободилось место… коммерч… Финансового директора. Нет, ну Вы вспомните: кто я такой!

И девушка на другом конце провода вздохнула:

– Я знаю.

– Подумайте внимательно. Для начала пять тысяч долларов в месяц, потом упятерю. Квартира в Москве…

Но девушка не перебивала, не причитала: «Ой, ой! Спасибо! Ура!». И молчание ее тревожило.

– Нет, нет, – закричал в трубку Владимир Фомич, – только в Петербурге, потому что я Вас очень ценю!

Это он здорово ввернул! И чудный голос ответил:

– Я подумаю.

– А о чем думать? Представьте перспективы! Окна, выходящие на Финский залив. В мае на него садятся лебеди, улетающие неизвестно куда, офис на Невском, личный шофер и…

Высоковский понизил голос, добавив:

– Любовь и уважение начальства!

Это он неплохо загнул. Шелковый голос задрожал и почти плача ответил:

– Я подумаю.

– Три минуты сроку, – приказал Владимир Фомич, – включаю часы. Хорошо, специально для Вас – четыре с половиной. Время пошло.

Он замолчал, было слышно, как дышала в трубку девушка. А в это время принесли копченую осетрину с кружками лимона. Водочка – хлямс! Проходит вовнутрь! Лимончик – сказочка!

– Я согласна, – совсем тихо говорит сказка.

А дальше уже дело техники. К ее дому подъезжает автомобиль, отвозит красавицу в аэропорт… Нет, лучше сразу в Питер в квартиру, которую еще надо подыскать. А разве это проблема с его возможностями? Квартира с видом на Неву, а еще лучше, чтобы за окном плескался Финский залив, чтобы солнце садилось прямо в окна, а внизу на побережье в открытом кафе музыканты выдували в свои трубы: «Бессеме, бессеме мучо…!» Или мексиканцы на гитарах. Нет гитаристов, так будет играть симфонический оркестр, а Мон-серат Кабалье будет танцевать вприсядку: «Робкая ты моя! Счастье мое! Солнышко, закрой глаза, а то я утону в них!».

Беличька, на арешьку!

3

Кем был Владимир Фомич Высоковский в начале девяностых? Умный человек? – несомненно. Удачливый предприниматель? – конечно. Богатый счастливец? Останется только признать: таких, как он, было сотни, тысячи и, может быть, даже десятки тысяч. Кому нужен ум? Кого выбирает удача? Богатство, счастье – слова, придуманные теми, кто верит в закономерность судьбы. Но то, что произошло с Владимиром Фомичом, было противоположно логике. Время и в самом деле было на его стороне, пространство не давило ему в спину и грудь. Он смог кое-чего добиться, но добивался он всего, идя в строю людей разных по уму, образованию, силе и росту, объединенных в шеренгу одним приказом – вперед! Перед вами все ваше! Хватайте! Он достиг многого тогда, но другим досталось еще больше. Скопленный им капитал мог превратиться в пшик одним росчерком пера какого-нибудь престарелого чиновника, который, сидя на государственной даче, вдруг придумывает обмен денежных знаков, «всенародную приватизацию» или иную гадость.

Не появись тогда Витька Подрезов со своим автомобильным контрактом, Владимир Фомич задохнулся бы, устав бороться за свое будущее, но деньги свалились неожиданно большие. Огромные деньги. Бешеные. Это спасло, эта нежданная удача вытащила из болота, хотя бешеными деньгами русский народ называет деньги, может быть, и большие, но не заработанные. Невесть откуда свалившись, они и пропадают неизвестно куда. Вчера был богатый мужик, а ныне снова полный пшик. Новая просторная квартира, загородный дом, роскошный автомобиль – это все мелочи, которые достались тогда. А вся остальная прибыль прошла между пальцев. Но она не ушла в песок. Деньги направились к тем, кто решал тогда судьбы людей, бизнеса и страны. Это был риск, но он оправдал себя. Каждый рубль, вложенный в карман высокого чиновника, принес десятки долларов прибыли. Это только такие люди, как Витька Подрезов, считали, что надо трудиться день и ночь, надо быть честным, надо уважать других, любить страну и уважать законы, которые написаны для дураков.

«Витюша, Витюша, – думал тогда Высоковский, – от таких, как ты, уходят не только жены, но и удача, счастье поворачивается к ним спиной, и одиноко висевшая на елке шишка, сваливаясь на толпу, падает именно на одну-единственную, святую в своей дурости голову».

Референтшу встретили по высшему разряду. Лимузин выгнали на летное поле прямо к трапу. Девушка тащила тяжелый чемодан, который прыгал на ступеньках и стучал: тяжесть невероятная, что там – книги что ли? Пассажиры с уважением отступили, когда из крутого автомобиля вышел квадратный Петр и взял чемодан в свою железную руку:

– Вас ждут. Прошу в машину.

Робкая красавица тихохонько опустилась на заднее сиденье и оказалась совсем рядом с великим человеком, который за секунду до этого нажал на кнопку пульта видеомагнитофона, и на экране телевизора проникновенно запел Джо Дассен «Если твое имя меланхолия».

Машина неслась по городу. Впереди и сзади «геленвагены» с мигалками. Потом въехали на Морскую набережную, мимо зонтиков уличных кафе и пляжа, на котором играли в волейбол загорелые мускулистые мужчины. Башни и орудия главного калибра, разрезанного давным-давно крейсера «Киров», въезд во двор, железная дверь с номерами квартир.

– Для начала будете жить здесь, – равнодушно произнес Высоковский.

А это уже шикарно! Трехкомнатная квартира с окнами на залив, большой балкон на залив, второй поменьше – во двор, а главное – тщательно подобранная мебель. Владимир Фомич лично просмотрел пару итальянских каталогов и тыкал пальцем: это, это, это, это… А секретарь заносил номера в блокнотик. Особое внимание Высоковский обратил на спальный гарнитур – он привык, просыпаясь, видеть перед глазами все самое лучшее и дорогое. А эта девушка сама по себе роскошь. Если она не дура, то догадается – таких подарков просто так не делают. К тому же, наверняка, знает, у известного предпринимателя все дела в столице. А зачем она там нужна: в Москве у нее друзья, родственники, ухажеры, а здесь никого – только он, который будет добрым и внимательным. И даже предложенная ей должность – экономического советника предполагает, что бывшая референтша будет все время рядом, для нее подготовили кабинетик даже в его загородном доме.

Но какая! Владимир Фомич, выйдя из машины, сам захотел показать ценному работнику апартаменты, заметив при этом, какой взгляд бросил Подрезов вслед девушке.

Еще бы – такие ножки! С такой дамой не стыдно появиться в любом обществе, можно не бояться за исход любых переговоров, спокойно можно выдвигать свою кандидатуру для участия в любых выборах, если эта девушка будет стоять рядом. Хоть в президенты! Владимир Фомич, подумав об этом, усмехнулся и поймал в зеркале обращенный на себя взгляд Подрезова. Пусть смотрит, пусть завидует: жизнь у него не удалась, и теперь он, наверняка, завидует удаче друга детства. А то гордость свою показывает: ушла жена к другому, а он рукой на все махнул и исчезает неизвестно куда на семь лет. А ведь дела у них были общие, и фирма, которая сейчас всем известна, тоже их общая. А на самом деле они даже не равные партнеры – у Владимира Фомича всего сорок процентов. Вспомнив об этом, он стиснул зубы. Нет, все-таки гораздо приятнее представлять себя спускающимся по трапу президентского самолета во время официального визита во Францию или в Штаты. Неважно куда: главное, что следом идет молодая и привлекательная жена. Суетятся вокруг корреспонденты, фотографы, разные там папарацци и мамарацци, а на всех снимках – замечательная пара: руководитель сильного и богатого государства со своей красавицей-женой. Конечно, весь мир завидует ему, а жить так тяжело, когда… Впрочем, это уже не важно. Счастье обнимает его и шепчет на ухо всякие приятные словечки.

Вдруг Высоковский открыл глаза, с удивлением посмотрел на серые воды Невы, которые они пересекали сейчас по Дворцовому мосту, – Господи, какая красота вокруг! И с еще большим удивлением понял, что влюблен. Причем, глубоко и страстно, как никогда в жизни. Ни одна женщина, бывшая рядом с ним до этого, не вызывала хоть чуточку похожего чувства. Рита была первой, и удивительно, что у них вообще что-то получилось, но ей он был благодарен – женитьба на дочери партийного функционера помогла сделать первые шаги, окрепнуть и поверить в себя. Лица последующих он не всегда может даже вспомнить сейчас. Но все равно каждая зачем-то была нужна ему: популярная певица для того, чтобы на него самого обратили внимание, Татьяна Подрезова для того, чтобы, вытянув из совместного с Виктором предприятия, расстаться с глупым партнером навсегда; у Владимира Фомича был даже непродолжительный романчик со стареющей дамой из министерства юстиции, когда верные люди сообщили ему, что скоро будет возбуждено уголовное дело по факту нарушения фирмой «Лидер-импекс» положения о валютном регулировании. И ведь сработало!

А от этой девочки, которая, наверняка, сидит сейчас на балконе и смотрит на сверкающий солнцем залив, ему не нужно ровным счетом ничего. Никакой работы, никаких услуг – только одно, чтобы она полюбила его, чтобы всегда была рядом, а в редкие минуты разлуки звонила бы на его мобильник и страстно шептала:

– Приходи скорее, я умираю, потому что не могу жить без тебя.

Высоковский опять зажмурился, представляя ее лицо, и, потеряв бдительность, произнес вслух:

– Может, в церковь заскочить, свечку поставить?

Он произнес это в раздумьи, но все равно открыл один глаз, посмотрел в зеркало над панелью приборов. Виктор вряд ли это расслышал, а если до него и донеслись какие-то отдельные слова, то он ничего не понял. Подрезов крутил баранку и следил за дорогой.

4

Наивная девочка – когда утром ее доставили к нему в офис, она вошла, высокая и стройненькая, полуприкрыв глаза роскошными ресницами, разве могла она догадываться, что великий человек чуть не задохнулся только от одного ее вида. А когда прозвенел нежный голосок, у Владимира Фомича и вовсе уши заложило.

– Что? – переспросил Высоковский.

– Вот мое резюме, – сказала девушка и положила перед ним листок с набранным на компьютере текстом.

Владимир Фомич пробежался глазами по строчкам. Учеба в Москве, потом Гетеборгский университет, работа старшим менеджером в отделе маркетинга фирмы «Вольво», руководитель департамента развития какого-то шведского банка, заместитель начальника отдела в Центральном банке, помощник министра финансов. Замечательная карьера для двадцатисемилетней молодой женщины. Но теперь начнется ее самый настоящий взлет. Только она об этом еще не догадывается, бедная.

– Вот рекомендации и характеристики, – снова журчит прекрасный голосок, и тонкая пластиковая папочка повисла в пространстве над столом.

– Не надо, – потряс головой Владимир Фомич.

Девочка, девочка! От тебя никто ничего не требует: ни рекомендаций, ни знаний, ни опыта, ни работы.

– У меня только один вопрос.

Высоковский поднял со стола ручку «Parker», сняв колпачок, повертел ее в руках, разглядывая золотое перо, – эти движения были хорошо отрепетированны и весьма эффектны: этакая расслабленная минутная задумчивость перед началом тяжелого и напряженного труда.

– Ваше семейное положение?

– Не замужем.

– Но с кем-то Вы жили в Москве?

Вопрос звучит двусмысленно, но Владимир Фомич продолжает крутить ручку между пальцами и совсем не замечает, как покраснела девушка.

– Я жила с мамой.

– Это я к тому, – по-деловому говорит Высоковский, возвращая ручку на место, – что если у Вас есть кто-то и Вы планируете изменить Ваше семейное положение, то квартирка, которую Вам предоставили, может оказаться слишком тесной.

– Нет, нет, – опять покраснела красавица, – у меня ничего не изменится. А квартира огромная и шикарная для одинокого человека.

«Какая умница, – пронеслось в голове, – да цены тебе нет. Да пусть у тебя будет хоть миллион бой-френдов, всех в асфальт укатаю!»

Владимир Фомич в двух словах объяснил девушке, какую работу он поручает ей. Говорить хотелось еще и еще, но совсем о другом.

– Сейчас Вы получите последний сводный баланс всего холдинга. Изучайте. А потом подготовьте свои рекомендации по увеличению рентабельности. Если в процессе работы будут приходить в голову какие-нибудь идеи, то прямо ко мне. А вот номер моего личного телефона.

Высоковский взял со стола свою визитную карточку и на обратной стороне записал номер и свое имя «Владимир».

– Если интересные мысли придут среди ночи – все равно звоните. Ради дела я готов пропустить очередную серию скучного сна.

Девушка взяла из руки босса визитку и наконец-то посмотрела на Владимира Фомича. Причем, с некоторым удивлением. Этот взгляд понравился ему. Все правильно: сначала удивить, потом заинтересовать, после чего до любви уже совсем близко – пара миль морской прогулки на океанской яхте. Солнце, ветер, соленые брызги, столик на верхней палубе и коктейли, которые подает темнокожий официант в белом смокинге. А вечером, когда за окнами салона только рассыпанные над океаном звезды, и мексиканцы, закончив «Бессеме мучо», вдруг теми же пронзительно-прекрасными голосами под шипящую ностальгию гитарных струн вдруг запоют «То березка, то рябина…» Какая женщина устоит, когда на подносике ей приносят весь мир, лежащий в безмятежности рядом с бокалом коктейля «Маргарита».

Все это будет, это не просто мечты, это – план захвата самого ценного, что пока не принадлежит ему. И Высоковский зажмурился, представляя ослепительной красоты невесту в подвенечном платье, украшенном бриллиантами, умирающую от восторга и зависти многочисленную толпу. Все остальные – все эти Дианы, Стефании – просто замарашки в сравнении со сказочной принцессой, смотрящей на него влюбленными глазами и скромно шепчущей «Да!» ждущими его поцелуя губами.

Тут же Владимир Фомич стиснул зубы от ненависти ко времени, которое нолзет так медленно, и все же в висках стучало: звон отдавался в ушах, словно где-то рядом проносился курьерский поезд или же игральный автомат в бешеном темпе выбрасывал на жестяной лоток максимальный выигрыш, но только не жетонами, а золотыми монетами с отчеканенным его – Высоковского – профилем.

В кабинете работает мощный кондиционер, но все равно почему-то душно. Надо ехать за город, возвращаться в загородную резиденцию, обязательно взяв с собой девушку, чтобы показать ей и ее комнатку в роскошном доме.

И он, так и не открыв глаза, после того как закрылась дверь за его «экономической советницей», прошептал еле слышно:

– Елена Павловна. Лена! Леночка!!

Какое счастье, когда можно позволить себе ловить кого-нибудь бескорыстно.

5

Каждое утро ее привозят в резиденцию, раскинувшуюся среди сосен на берегу Финского залива. Небольшой кабинет с огромным рабочим столом, компьютер, два телефонных аппарата: один для внешней связи, с селектором для общения между работниками аппарата президента холдинга. Вот, пожалуйста, «001» – это номер самого Владимира Фомича. Он внимателен: ровно в десять всегда спрашивает: «Елена Павловна, как настроение? Вас все устраивает? Есть ли просьбы или пожелания?».

И Лена отвечает каждый раз:

– Довольна всем.

Однажды, стоя у окна, она увидела, как по крыльцу спустился Высоковский, подошел к своему лимузину, сел в него и машина повернула по направлению к стальным воротам. Бронированное стекло рядом с водителем медленно поползло вверх, на мгновение мелькнул знакомый профиль, и Лена даже прижалась к окну, чтобы успеть разглядеть его получше. Но потом, уже возвращаясь в кресло, вздохнула: «Не может быть!».

И вот однажды утром, вылезая из «геленвагена», не успев даже взойти на крыльцо, она нос к носу столкнулась с Владимиром Фомичом.

– Ну как? – спросил он. – Есть идеи? Лена растерялась и ответила:

– Пока только вопросы. Особенно по поводу отчетности «Лидер-банка».

– Это замечательно, – почему-то обрадовался Высоковский, – сегодня вечером Вы мне подробно обо всем расскажете. В конце дня я подъеду. Очень прошу: дождитесь меня, пожалуйста.

Последнее слово он произнес, глядя ей прямо в глаза. Потом прыгнул в свой бронированный лимузин, а Лена так растерялась, что забыла посмотреть: кто же был за рулем огромной машины.

День прошел, и свет за окнами начал меркнуть, слышно было, как в биллиардной катали шары охранники. Они недавно поужинали, и Петр Иванович – их начальник – приглашал и Лену, но она отказалась. Есть не хотелось, было тоскливо, а потом стало и совсем тошно. Биллиардисты, думая, что их никто не слышит, рассуждали о женщинах, и каждый оказался большим специалистом. Она ждала хотя бы звонка, ругала себя за то, что ждет неизвестно чего, и неожиданно вспомнила, как однажды, униженная шведскими иммиграционными чиновниками, ревела возле автобусной остановки в Гетеборге и как потом все хорошо закончилось. Но сегодня уже нет причины для слез, а если даже они и потекут, то никогда уже не подойдет высокий и красивый мужчина, не скажет:

– Что случилось?

В подстриженную траву падали с сосен шишки, где-то гавкала собака, прикованная цепью к своей будке.

«Вот так же и я, – подумала Лена, – только лаять мне нельзя. Остается одно – выть в одиночестве». Она пыталась успокоить себя, повторяя: какая же я глупая. Зачем роптать на судьбу: оклад больше, чем у министра, работа много усилий не требует, хорошая квартира. Счастье!

Но захотелось плакать еще больше, потому что разделить это счастье не с кем. И тут раздался звонок.

– Елена Павловна, – донесся голос Высоковского, – прошу меня извинить, но я тут заболтался с губернатором. Так устал от того, что пришлось выслушивать всякую ерунду, голоден к тому же, как волк. Спускайтесь на крыльцо: я сейчас подъезжаю, беру Вас, и мы поедем куда-нибудь поужинаем вместе.

– Я не хо…, – начала было Лена.

Но из трубки уже доносились короткие гудки.

Она шла по коридору и чувствовала, как вслед из двери биллиардной охранники смотрят на ее ноги, потом стояла на широких ступенях крыльца и знала, что и в будке при въезде, и в служебном помещении охраны мужчины уткнулись в мониторы, разглядывая ее. Это было противно, как будто каждый из них пытался оценить ее, подсчитывая в кармане мелочь. Но вот, наконец, беззвучно разъехались металлические ворота, лимузин подкатил к ней, из машины вышел начальник охраны и распахнул дверь. Лена опустилась на заднее сиденье рядом с Высоковским. Перед ней светился экран телевизора, на котором политические обозреватели говорили о предстоящих через год президентских выборах.

– Едем ужинать, – сказал Владимир Фомич, – там и поговорим.

Девушка бросила взгляд на водительское кресло, но увидела лишь свое отражение – салон перегораживала звуконепроницаемая стенка из непрозрачного стекла. И за окнами тоже не было света, машина неслась в неизвестность, а из телевизора неслись всякие заумные глупости.

На набережной Мойки в бывшем особняке купца Елисеева недавно открылся ночной клуб.

Это заведение сразу стало местом отдыха для самых богатых и удачливых. И все же немногочисленные посетители разом повернули головы, когда в зал вошел Владимир Фомич со своей спутницей. Некоторым захотелось даже встать. Шепот легкой волной прошелестел по залу, только дамы недоуменно переглянулись, потому что даже слепой заметил бы, что на подруге великого олигарха нет ни одного бриллианта.

Они сидели друг против друга за большим круглым столом, который быстро наполнялся различными яствами. Лена молчала, потому что для того, чтобы передать боссу обещанную утром информацию, нужно было кричать. А потом на сцене появился джазовый квартет. Играла скрипка, и звуки ее успокаивали, не хотелось уже думать о чем-то неприятном, хотелось забыть о городе, в котором нет знакомых и близких, а главное, не замечать направленного на нее взгляда постоянно жующего что-то Владимира Фомича. Он постоянно что-то говорил, умудряясь делать это, одновременно улыбаясь и разжевывая что-то.

Сквозь музыку донеслось только:

– С детства не люблю красную икру.

И Лене пришлось улыбнуться, чтобы не показаться невежливой. На столе стояли подсвечники, и в мерцающем свете лицо Высоковского показалось вдруг зловещим и страшным.

«Крошка Цахес», – вспомнила вдруг Лена и вздрогнула.

– Холодно? – заботливо спросил ее босс и только после этого выплюнул оливковую косточку в свой маленький кулачок.

– Нет, – прошептала девушка и передернула плечами, словно сбрасывала с себя прохладу и оцепенение.

«Надо привыкнуть, – подумала она, – ведь он умный и порядочный человек. Обидится еще, подумает, что я такая каменная из-за его маленького роста». Лена улыбнулась, а в это время музыка смолкла, и объявили новую композицию.

– «Мост Челси».

– Надо же: даже Стрейхорна на скрипке теперь исполняют! – проявил эрудицию Владимир Фомич.

В тишине зала его слова прозвучали слишком громко, а их стол стоял совсем рядом со сценой. Лысый скрипач повернулся к Высоковскому и, вскинув свою скрипку, быстро пропиликал фразу из детской песенки «В траве сидел кузнечик…» [13]13
  По всей видимости, речь идет о народном артисте России. А раз народный артист, значит у нас джаз стал народной музыкой. (Прим. автора.)


[Закрыть].

Лене вдруг стало смешно, чтобы скрыть улыбку, она посмотрела на пустой бокал, и услужливый официант тут же наполнил его красным вином.

– «Шамбертен» семьдесят второго года, – сказал Высоковский, который за секунду до этого покраснел от злости. – Мое любимое.

Лена пригубила и показала глазами, что оценила вкус босса. Но все равно смех душил ее, и потому пришлось почти полностью осушить бокал. А музыка продолжала звучать. Почему-то вспомнилась новогодняя ночь в Гетеборге, незнакомый человек, подошедший к ней на улице, который уже через несколько часов стал ей самым близким и родным в чужом промозглом городе. Тогда, сидя за столом, она, встречаясь глазами с его польской подругой, смущалась и прятала взгляд. Но тогда ей не было так страшно, как сейчас, когда напротив сидит известный финансист и академик. Это показалось странным: ведь тогда она еще не верила в свою удачу. Почему же так неуютно сейчас, когда все складывается так хорошо и звучит чудесная музыка?

Когда блестящая пара выходила из зала, раздались аплодисменты. Высоковский инстинктивно ссутулился, а потом резко расправил плечи, хотя прекрасно понял, что овации предназначены не ему.

Они сели в лимузин и погнали на Васильевский привычным кортежем: впереди и позади два броневика «геланвагены». Успели проскочить через Неву за пять минут до развода мостов.

«А как же Владимир Фомич вернется?» – подумала Лена.

– Я хотела поговорить об отчетности «Лидер-банка», – негромко сказала она, стараясь не смотреть в глаза Высоковскому.

А тот держал в руке пульт и пытался поймать радиоволну с мелодией, соответствующей обстановке. Но из колонок неслось: «…Он уехал прочь…», «До свиданья, что было, то было…», «Прощай, и ничего не обещай…».

Наконец мужской голос пронзительно заорал: «Милая, милая, мила-ая!!».

Владимир Фомич несколько секунд послушал чужие вопли, а потом скривился:

– Когда обращаешься к любимой, не кричать надо, а шептать.

Он переключил программу и добавил:

– Нежно и ласково.

А в машине уже раздавалась прекрасная музыка. Звуки фортепьяно метались из динамика в динамик, то затихая на мгновенье, то пробуждаясь с новой силой. Это тоже была джазовая композиция, но мелодичная, и основная тема ее, повторяясь, заставляла дрожать веки и уносила душу прочь из этого роскошного автомобиля, из этого прекрасного, но чужого города, увлекая ее в темную равнину, на горизонте которой светятся освещенные вечерним солнцем горы. Даже Высоковский притих. Наконец последние звуки растаяли, и это унесло их куда-то далеко-далеко за полотняные кибитки, за уснувших в высокой траве коней к скрывшемуся за горами солнцу. Диктор произнес название композиции: «Плачет скрипка цыгана», а потом назвал фамилию исполнителя. Это был тот же самый человек, который играл сегодня на скрипке в престижном и дорогом клубе. Владимир Фомич фыркнул и отключил приемник. Тут как раз автомобиль притормозил, въезжая во двор.

– Мосты теперь сведут не скоро, – произнес Высоковский, – давайте поднимемся к Вам и поговорим о том, что Вы хотели мне сообщить.

С переднего сиденья вскочивший начальник охраны открыл дверь перед хозяином, потом они оба обогнули машину, и Владимир Фомич помог выбраться из автомобиля девушке. Петр вместе с ними вошел в подъезд, потом поднялся на лифте и возле дверей квартиры сунул в руку босса бутылку шампанского.

Потом уже, когда они сидели за столом и держали в руках бокалы с вином, Высоковский, вздохнув, поднял свой и коснулся им не другого, а Лениной руки:

– За Вас.

А у нее внутри все похолодело. И тогда, сделав слишком большой глоток, она стала быстро-быстро рассказывать о невозвратных кредитах, которые выдавались под липовое обеспечение, о списанном банковском оборудовании, приобретенном менее года назад, о суммах, уходящих в какие-то благотворительные фонды, и о многом другом.

Но Владимир Фомич, казалось, не слушал ее вовсе. Он кивал головой и пристально заглядывал в ее лицо печальными глазами, пытаясь поймать ее обращенный куда-то в сторону взгляд. Короткая петербургская ночь заканчивалась, небо за окном посветлело, и только гладь залива застыла ровной серебристой поверхностью. Из утреннего тумана пробились зеленые острова, и какое-то судно медленно выползало из недалекого порта.