Текст книги "Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй"

«Приход крейсера 1-го ранга “Аскольд” в Маскат, – уведомлял начальник Главного морского штаба посланника в Тегеране К. Э. Аргиропуло (26.10.1902), – состоится 18 ноября, в Бушир – 23 ноября, в Кувейт – 27 ноября, в Линге – 3 декабря и в БендерАббас – 5 декабря» (138).

Миссия военной дипломатии «Аскольда» совпала по времени с усилиями военно-морского ведомства России получить разрешение у французских властей на пользование кораблями русского военного флота, направлявшимися в Персидский залив, французским угольным складом в Маскате. Несмотря на то, что принципиальное согласие французского правительства на это имелось, вице-консул Франции в Маскате отказался продать уголь командиру «Аскольда», мотивировав свое решение, информируя о нем Париж, и без того, дескать, «чрезмерно усилившимся здесь авторитетом России». На неоднократные обращения Санкт-Петербурга по данному вопросу Париж никак не реагировал до сентября 1903 г., когда посольство Российской империи во Франции нотой было уведомлено о том, что русским военным кораблям «в случае надобности будет отпускаться уголь со склада в Маскате, но не более одной трети имеющегося в наличии». При этом, отмечалось в ноте, Морское министерство Франции «не может связывать себя обязательством отпускать уголь во всякое по требованию России время, имея в виду надобности по снабжению им своих судов» (139).

«Крейсер 1-го ранга “Аскольд”, – как следует из донесения управляющего российским генеральным консульством в Бушире (28.12.1902), – прибыл в Бушир 24 ноября, в полдень, из Маската». Бросив якорь, и «произведя салют персидской нации в 21 выстрел», выслал за управляющим генеральным консульством паровой катер» (140).

25 ноября «командир корабля с пятью офицерами, в полной парадной форме», посетили российское генеральное консульство. «У главного подъезда консульства – для отдания русским морякам чести оружием – была поставлена одна рота вооруженных персидских сербазов под командованием двух офицеров». Для приветствия русских моряков прибыл в консульство «управляющий Буширской каргузарией [департаментом по внешним сношениям] Мухаммед Али-хан».

«Встретив гостей заздравным бокалом и предложив им завтрак, – рассказывает управляющий консульством, – я сопроводил их затем для нанесения официальных визитов местным персидским властям» (141). Поскольку генерал-губернатор отсутствовал, то «ответный визит принимал его заместитель, Мирза Хамиль-хан». Впереди русских моряков при входе в здание городской администрации «шествовали ферраши [персы-гвардейцы] с серебряными булавами».

26 ноября визиты командиру крейсера нанесли французский, нидерландский и турецкий дипломатические представители. В тот же день корабль посетили персидские власти. «После осмотра судна были приглашены в кают-компанию». Приветствуя гостей, старший офицер крейсера, капитан 2-го ранга Владимир Федорович Сарычев, поблагодарил персидские власти за оказанный прием. «Русские моряки крейсера “Аскольд”, – сказал он, – глубоко тронутые радушным приемом персидских властей города Бушира, повергают к стопам Его Величества Шаха чувства глубочайшего уважения и симпатии …» (телеграмму с этими словами местные власти направили в Тегеран) (142).

Вечером того же дня состоялся прием в российском консульстве. «Военный оркестр, приглашенный с крейсера, доставил большое удовольствие гостям и привлек на консульский двор многочисленную толпу буширских жителей, пришедших послушать оркестр духовой музыки, знакомый им разве только по заходу сюда русского же крейсера “Варяг”», – сообщал наш консул (143).

27 ноября «персидские власти устроили обед в честь русских моряков».

28 ноября, в последний день пребывания «Аскольда» в Бушире, командир крейсера послал персидским властям подарки: «генерал-губернатору – серебряный самовар; вице-губернатору – часы; управляющему каргузарией – курительный прибор» (144).

«28 ноября, вечером, “Аскольд” с бассорским консулом, коллежским асессором А. Адамовым на борту, гостившим у меня, – докладывал русский консул в Бушире, – с его превосходным знанием арабского языка, отправился в Кувейт» (145).

Согласно документам АВПРИ, крейсер 1-го ранга «Аскольд» доставил в Бушир из Порт-Саида Бориса Ивановича Шелковникова с женой Надеждой Николаевной. Артиллерийский штабс-капитан, окончивший Киевское военное училище и Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте МИД Российской империи, Б. Шелковников, офицер-разведчик, был «командирован на 8-месячный срок Кавказским военным штабом в Багдад». Цель командировки – «наблюдение за деятельностью расквартированного в Багдадском, Мосульском и Бассорском вилайетах VI турецкого армейского корпуса» (146).

«В видах прикрытия истинного характера его миссии, – указывается в документах АВПРИ, – Б. Шелковников действовал под видом действительного члена Санкт-Петербургского археологического института и члена Общества востоковедения». Имел на руках два официальных документа, выданных Тифлисским отделением Общества востоковедения (09.09.1902) и Кавказским отделением Русского Императорского географического общества (11.09.1902).

В первом из них говорилось, что «Общество востоковедения, состоящее под покровительством Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича, имеющее целью содействовать сближению России с восточными странами, командировало своего члена, Б. И. Шелковникова, в пределы империи Оттоманской и Персии для ознакомления с данными по коммерческой географии, экономике, торговле и промышленности» (147).

В другом письме отмечалось, что Русское Императорское географическое общество заинтересовано в получении «этнографического, статистического и археологического материала» из Месопотамии. И просит Б. И. Шелковникова собрать такой материал «во время его пребывания в Багдадском, Мосульском и Бассорском вилайетах Турции, а также в области рек Тигра и Евфрата» (148).

Русских штабистов весьма интересовало в то время все, что было связано с деятельностью VI турецкого корпуса. Пристальное внимание уделяли они и тому, как продвигался вопрос с сооружением Багдадской железной дороги (проложить ее, к слову, планировали по маршруту, которым двигался в древности в Месопотамию Александр Македонский), а также ситуации в Месопотамии и в зоне Персидского залива в целом.

В мае 1903 г. русский офицер-разведчик вернулся на Родину. За время командировки он объехал Месопотамию, побывал в Святых для мусульман-шиитов городах, Кербеле и Неджефе, и в 200-страничном отчете представил свежие сведения о местах дислокации турецкого корпуса, а также о деятельности в Месопотамии и в районе Персидского залива представителей европейских держав. Описал даже открытое в районе Каср-Ширина месторождение нефти (149).

28 ноября, ночью, извещал посла в Константинополе А. Адамов (08.01.1903), «Аскольд» направился в Кувейт. «Прибыл туда 29 ноября, к закату солнца. Поднявшаяся на следующий день буря прервала всякое сообщение с городом. И лишь 1 декабря, утром, удалось съехать на берег, где нас уже ожидали высланные шейхом Мубараком верховые лошади, на которых я и два бывших со мной офицера отправились к шейху».

По приезду во дворец «нас ввели в приемную, где все, начиная с мягкой мебели бомбейской работы и европейского ковра на полу и кончая плохими олеографическими портретами английской царствующей четы и покойной королевы Виктории, было подарками англичан».

На пороге приемной «нас встретил сам шейх Мубарак, который, по словам тех, кто видел его раньше, сильно постарел и сдал за последнее время». После взаимных приветствий, «посадив нас возле себя», он первым делом извинился за то, что из-за бури не смог «послать на крейсер своего сына с приветствиями и традиционными арабскими подарками» (150).

В ходе состоявшейся затем беседы, проходившей, как следует из донесения А. Адамова, в присутствии старшего сына правителя, шейха Джабира, и секретаря, муллы Абдаллы, шейх Мубарак заметил, что «уже третьего русского консула он принимает в этом доме». И добавил, что «ему интересно было познакомиться с новым русским консулом в Бассоре, городе, лежащем в непосредственном соседстве с его владениями».

Коснувшись вопроса о посещении Персидского залива русскими коммерческими пароходами, шейх Мубарак «высказал сожаление, что ни один из них до сих пор не побывал в Кувейте. Между тем как он, со своей стороны, готов был бы сделать все возможное для развития в его владениях русской торговли» (151).

Документальное свидетельство это – чрезвычайно важное. Притом как с точки зрения понимания истоков традиционно теплых отношений между Кувейтом и Россией, так и в плане иллюстрации позитивной реакции правителя одного из центров морской торговли Прибрежной Аравии тех лет на коммерческие начинания русских купцов.

Особый интерес во время беседы правитель Кувейта, шейх Мубарак, подчеркивается в отчете А. Адамова, проявил к вопросу о прокладке Багдадской железной дороги. «Не преминул подробно расспросить о том, что пишут по этому поводу европейские газеты».

Отвечая на расспросы шейха, докладывал А. Адамов, он отметил, что иностранная пресса не исключает возможность того, что конечной станцией этой железной дороги может стать Кувейт, на что шейх Мубарак отреагировал эмоционально. Он считает территорию Кувейта своей неотъемлемой собственностью, никому и никак не подчиненной. И потому известие такого рода, замечает А. Адамов, вызвало у этого сдержанного человека «взрыв негодования, вылившегося в следующее восклицание: “Ведь я же здесь шейх, и никому не позволю распоряжаться моими владениями”» (152).

Прощаясь с А. Адамовым и русскими офицерами, шейх Мубарак сказал, что «по случаю поста чувствует себя настолько изнуренным, что не сможет лично приехать на крейсер», но обязательно пошлет своего старшего сына, шейха Джабира. И вскоре, рассказывает А. Адамов, шейх Джабир, «действительно, прибыл на “Аскольд” – на огромном паруснике под турецким флагом, в сопровождении многочисленной свиты» из почетных лиц города и вождей племен, подвластных шейху Мубараку. Они с интересом осмотрели крейсер. Прощаясь с гостями, командир «Аскольда» подарил шейху Джабиру, «от своего имени, охотничий штуцер, а шейху Мубараку послал в подарок никелированный револьвер» (153).

«Для отдачи ответного визита» командир крейсера отправил вместе с А. Адамовым старшего офицера корабля и еще нескольких офицеров. В таком составе, сообщал А. Адамов, он «вторично съехал на берег, и снова посетил шейха Мубарака, принявшего их с прежним радушием». «На этот раз, – пишет А. Адамов, – пробыли у шейха недолго». Из беседы с ним узнали, что в день прихода «Аскольда» в Кувейт «он должен был по неотложным делам выехать из города, но отменил поездку специально для приема крейсера». Впоследствии стало известно, что «приезжавший в Кувейт 21 ноября на яхте “Лоуренс” английский вице-консул в Бушире старательно уговаривал шейха выехать к прибытию “Аскольда” в свою загородную резиденцию», и русских не привечать (154).

Из документов АВПРИ о миссии «Аскольда» в Персидский залив видно, что, готовясь к походу, командир крейсера Николай Карлович Рейценштейн внимательно ознакомился с имевшейся тогда литературой об обычаях и традициях аравийцев. Понял, что знаки гостеприимства и щедрости – это основа основ этикета арабов Аравии. И убедил командование флота в необходимости выделить средства – заметим, довольно крупные по тем временам (500 рублей золотом) – на приобретении подарков. Закупил пользовавшиеся у арабов спросом «русские товары»: оружие и самовары, кофейные и чайные сервизы.

Во время встреч и бесед со мной, информировал посла в Константинополе А. Адамов, шейх Мубарак и его ближайшее окружение «выражали желание изыскать через Россию возможность в деле обеспечения безопасности Кувейта».

Представляется, нелишним будет привести здесь и выдержки из донесений английских дипломатов о посещении «Аскольдом» портов Персидского залива. Мой русский коллега г-н Адамов, оповещал свое руководство английский консул в Басре, отсутствовал три недели, сопровождал пришедший в воды Персидского залива российский боевой корабль «Аскольд». Адамов, который … превосходно говорит как на фарси, так и по-арабски, следуя с «Аскольдом» по портам Персидского побережья, выступал переводчиком. Хотя Персия – это сфера компетенции его коллеги в Бушире, российский МИД счел такую миссию Адамова, хорошо осведомленного о положении дел в крае, уместной и полезной. После Бушира «Аскольд» посетил Кувейт (155).

Прибыл «Аскольд» в Кувейт, говорится в другом донесении английского консула в Басре, за полчаса до захода солнца. На следующий день штормило, и корабль никто не покидал. Лишь через день русский консул в Басре г-н Адамов и два офицера корабля посетили шейха Мубарака.

С ответным визитом на русском крейсере побывал шейх Джабир. Русские подарили ему двуствольное ружье и пятипатронный револьвер. Подозрительно, однако, то, что когда вслед за «Аскольдом» в Кувейт пришел английский корабль «Assaye», то капитану судна о визите в Кувейт русского корабля ничего не сообщили (156).

5 декабря «Аскольд» бросил якорь в Бендер-Аббасе. Во время стоянки в порту, где «экипаж крейсера отмечал день тезоименитства Его Императорского Величества Государя Императора Российского», произошел курьезный случай, «сыгравший, – как сообщал в отчете русский консул, – на авторитет России». Во время «праздничного молебна и торжественного построения экипажа корабля, на котором присутствовал генерал-губернатор Бендер-Аббаса, в порт вошла английская канонерка (“Cossack”), и, в соответствии с протоколом, отсалютовала из орудий палубной артиллерии». Но вот что интересно, число произведенных ею выстрелов соответствовало тому их количеству, что предусматривалось нормами протокола для приветствия правителей. На рынках города, отмечал русский консул, долго потом можно было слышать шутки торговцев насчет того, что англичане, дескать, стали уважать русских настолько, что готовы салютовать им как «монархам Залива» (157).

В Линге, телеграфировал Н. К. Рейценштейн, куда «Аскольд» пришел из Бендер-Аббаса, стояли один день. 8 декабря крейсер покинул Персидский залив.

Миссия военной дипломатии «Аскольда», докладывали российские дипломаты, внесла существенную лепту в дело дальнейшего упрочения в зоне Персидского залива «создавшегося уже к тому времени имиджа Государства Российского как державы-друга арабов Аравии». Местные жители принимали «Аскольд» тепло и радушно. Но вот «просвещенные мореплаватели», как иронично отзывались об англичанах россияне, реагировали на него нервно, «видя Андреевский флаг там, где его, по их мнению, быть не должно было».

«Появление на Буширском рейде еще невиданных здесь (за исключением, разве что, русского же корабля “Варяг”) размеров крейсера, – сообщал русский консул в Бушире, – произвело должное впечатление. Величественной внешности судно, с многочисленным экипажем (580 чел.), сильным вооружением (35 орудий), новейшими механическими приспособлениями, роскошной внутренней отделкой, оркестром духовой музыки, сильными электрическими прожекторами, не раз пущенными в ход во время стоянки, – все это служило и служит темами оживленных бесед горожан».

Заходы в Персидский залив таких судов, как крейсеры «Аскольд» и «Варяг», писал Г. Овсеенко, являются лучшей демонстрацией местному населению «истинного могущества географически отдаленной от них, но становящейся, мало-помалу, более известной им России» (158).

В рапорте командира крейсера «Аскольд» на имя Великого князя генерал-адмирала Алексея Александровича подчеркивалось, что во всех портах Персидского залива крейсер встречал самый дружеский и радушный прием со стороны властей и населения, и что «в осмотре судна отказа никому не было».

Поход «Аскольда» в Персидский залив показал, рапортовал Н. К. Рейценштейн, что имеющиеся у нас «карты далеки от совершенства. Стоянки неудобны и не устроены; нигде нет никаких пристаней. Угля в портах нет; вода – плохая; провизия – скудная». Правители (шейхи и султаны) и губернаторы портовых городов чувствительны к вопросам протокола, к демонстрации знаков внимания и уважения; «любят почести и салюты». Регулярных войск как таковых нет. Те же, кто призывается под ружье, «одеты, во что попало и вооружены, чем попало».

«Влияние англичан в крае – большое, – подчеркивал Н. К. Рейценштейн. – Все благоустройство здесь – почта, телеграф и пароходное сообщение – от англичан. Флаг, который постоянно видят в Заливе, и военный, и коммерческий, – английский; остальные флаги показываются редко».

Народы здешние, как и все восточные, «уважают силу, деньги и роскошь». Этим «оружием» и утверждают англичане господство свое в крае тамошнем (159).

«С большой осторожностью, – замечает Н. К. Рейценштейн, – следует относиться к французскому консулу в Маскате», к его словам и высказываниям. По образу мыслей, амбициям и стилю ведения дел его вполне можно именовать «англичанином», или этаким «французом английского разлива».

Согласно донесениям российских дипломатов, крейсер «Аскольд» запомнился населению обоих побережий, персам и арабам, еще и тем, что на нем, в отличие от всех побывавших до него в Персидском заливе иностранных военных кораблей, в том числе английских, было пять труб. Даже «красавец “Варяг”» и тот имел 4 трубы, не говоря уже об однотрубных или, в лучшем случае, двухтрубных английских судах, писали они.

Притчей во языцех, как следует из документов АВПРИ, сделалась у англичан пятая труба «Аскольда», наделавшая много шума среди арабов Прибрежной Аравии. Она стала даже причиной шумных обсуждений и разбирательств в английском парламенте. Но чтобы не делали англичане, говорится в депеше Г. Овсеенко из Бендер-Бушира, как бы ни хотели «нагадить русским», все их усилия очернить и унизить Россию в глазах арабов и персов оказывались тщетными, «вылетали в трубу». Мнение местного населения о мощи русского флота «поколеблено не было». Не изменилось оно и после посещения Персидского залива модернизированным броненосцем «Ринаун», специально отправленным англичанами в Персидский залив в целях «парализовать впечатление», произведенное на местное население русскими военными кораблями.

Примечания

Бронепалубный крейсер 1-го ранга «Аскольд»: строился в Киле (спущен на воду в 1900 г.); вступил в строй в 1902 г; назван в честь легендарного киевского князя Аскольда (название унаследовал от парусно-винтового корвета).

Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. действовал в составе кораблей Порт-Артурской эскадры; принимал активное участие во всех ее операциях. На крейсере в то время служил будущий Верховный Правитель Российского государства адмирал Колчак. После войны «Аскольд» был приписан к Сибирской флотилии.

В годы 1-ой мировой войны крейсер вошел в составе союзной англо-французской эскадры, а потом принимал участие в боевых действиях против Турции в Средиземном море.

В 1917 г. находился в составе флотилии Северного Ледовитого океана. В 1918 г. был захвачен англичанами и включен в состав британского флота. В 1922 г. был выкуплен Советской Россией и вскоре продан немцам на слом (отбуксирован в Гамбург) (159*).

Николай Карлович Рейценштейн (1854–1916) – русский адмирал, уроженец Санкт-Петербурга. Командовал миноносцами «Чайка», «Ракета» и «Нарва»; канонерской лодкой «Ерш»; транспортом «Европа» и крейсером «Аскольд». Являлся представителем Морского Технического комитета в Германии, на заводах Ф. А. Круппа. Во время Русско-японской войны руководил крейсерским отрядом Порт-Артурской эскадры (159**).

Четвертым боевым кораблем Российской империи, показавшим Андреевский флаг в Персидском заливе, стал бронепалубный крейсер 2-го ранга «Боярин» во главе с капитаном 2-го ранга Владимиром Федоровичем Сарычевым (1859–1924).

Крейсер «Боярин», уведомлял российского посланника в Тегеране начальник Главного морского штаба, прибудет в Персидский залив в конце января 1903 г. (160).

3 декабря «Боярин» проследовал с острова Крит, через Порт-Саид и Джибути, в Маскат. Встретившись там с французским крейсером «Инферне», в паре с ним совершил поход в Персидский залив. Цель акции состояла в том, чтобы продемонстрировать Британской империи, «пытавшейся в одностороннем порядке отменить в этих водах право свободы плавания кораблей под любыми флагами», несогласие с таким подходом двух наций, Франции и России, равно как и их готовность к коллективным действиям по отстаиванию международных конвенций о свободе судоходства (161).

«По согласованию с французским правительством, – информировал МИД России посла в Константинополе И. А. Зиновьева, – предполагается направлять, время от времени, в Персидский залив русские и французские военные суда для совместного обхода портов этого залива». Тем самым Санкт-Петербург и Париж имеют целью «засвидетельствовать в глазах местных населений могущество двух союзных держав в противовес притязаниям англичан на их преобладание на юге Персии и в бассейне Персидского залива в целом» (162).

О том, как готовился и проходил этот поход, рассказывают документы АВПРИ. Французский посол в Санкт-Петербурге, оповещал управляющего Морским министерством П. П. Тыртова граф В. Н. Ламздорф (01.02.1902), «сообщил мне, что правительство Рес публики имеет в виду в ближайшем времени послать в Персидский залив небольшую эскадру». Выразил надежду, что, «быть может, и мы, со своей стороны, найдем полезным показать наш флаг совместно с французским флагом в водах означенного залива». Считаю, подчеркивал граф В. Н. Ламздорф, участие России в совместном походе «весьма желательным. Особенно в настоящее время, когда положение дел в Кувейте … продолжает вызывать опасения. Не представляется ли возможным для судов наших, по пути в Тихий океан или обратно, – спрашивал П. П. Тыртова граф В. Н. Ламздорф, – посетить Персидский залив одновременно с заходом французской эскадры?» (163).

На запрос графа В. Н. Ламздорфа управляющий Морским министерством ответил (20.02.1902), что в данный момент его ведомство «не имеет вовсе никакого судна для посылки совместно с французским крейсером “Catinat” в воды Персидского залива. И ранее второй половины текущего года не будет в состоянии направить в эти воды какое-либо судно» (164).

14 января 1903 г. граф В. Н. Ламздорф известил русского посла в Париже, действительного тайного советника, князя Льва Павловича Урусова, о том, что «крейсеру “Боярин” и одному из двух других крейсеров, “Палладе” или “Диане” (по выбору контр-адмирала, барона Э. А. Штакельберга), предписано прибыть 4 февраля старого стиля в Джибути». Цель миссии – передача приветствий негусу Менелику от имени русского правительства. После чего запланировано совместное посещение «Боярином» и французским крейсером «Инферне» Персидского залива (165).

Несколькими днями ранее В. Ламздорф в письме П. Тыртову поставил его в известность о том, что, согласно ноте французского посольства в Санкт-Петербурге, «крейсер “Инферне”, которому поручено посетить порты Персидского залива совместно с крейсером “Боярин”, будет ожидать прихода нашего корабля в Джибути» (166).

Из дипломатической переписки следует, что русские военные суда прибыли в Джибути для участия в празднествах по случаю открытия железной дороги из Джибути в Харар. По окончании торжеств «Боярин» и «Инферне» совершили совместный поход в Персидский залив (167).

Французское правительство, докладывал из Парижа русский морской агент во Франции Гавриил Алексеевич Епанчин (13.01.1903), помимо «Инферне», «направило на празднования в Джибути броненосец “Иена”; два крейсера, “Монткальм” и “Линуа”; и контр-адмиралов Марки и Ле До» (168).

30 января «Боярин» пришел в Джибути, где, как и договаривались, его уже ожидал французский крейсер 3-го ранга «Инферне». Хотя Министерство иностранных дел России и договорилось с французскими властями о снабжении «Боярина» углем в Маскате, командир русского крейсера Владимир Федорович Сарычев решил все же подстраховаться, и «заполнил углем и водой все свободное пространство внутри корпуса судна» еще в Порт-Саиде (169).

По прибытии в Маскат капитан 2-го ранга В. Ф. Сарычев нанес официальный визит султану (10 февраля). В ходе состоявшегося разговора султан неоднократно упоминал о посещении Маската «Варягом» и «Аскольдом». Судя по всему, отмечал в рапорте В. Ф Сарычев, русские корабли оставили глубокие зарубки в памяти султана и «дали яркое представление о силе России».

«14 февраля прибыл в Бушир, – телеграфировал В. Ф Сарычев; – 19-го выхожу с консулом Г. Овсеенко по портам Залива» (170).

14 февраля, в полдень, указывал в донесении русскому посланнику в Тегеране Г. Овсеенко (04.08.1903), крейсер 2-го ранга «Боярин» (командир – капитан 2-го ранга В. Ф. Сарычев) и французский крейсер «Инферне» (командир – капитан Деспель) подошли к Буширу. «По причине стоявшего в тот день густого тумана корабли почти в течение суток оставались в открытом море; и только на утро следующего дня отдали якоря на внешнем рейде города, на возможно близком друг от друга расстоянии» (171).

Поскольку русский и французский корабли «впервые совместно представляли в Персидском заливе морские силы двух дружественных наций», замечает Г. Овсеенко, русское и французское консульства согласовали план совместных мероприятий.

15 февраля, говорится в отчете Г. Овсеенко, после полудня, «последовал одновременный съезд на сушу, на двух паровых катерах, командиров русского и французского крейсеров, в сопровождении нескольких офицеров, – для нанесения официальных визитов». Сначала – своим консулам, а затем, в их сопровождении, – губернатору Бушира Мирзе Резе Кули-хану. Принимал он русских и французских моряков вместе с вице-губернатором в своей резиденции, на флагштоке которой были «подняты русский и французский флаги, а из артиллерийских орудий произведены салюты в честь России и Франции». Русский и французский крейсеры отсалютовали «в честь персидской нации», в 21 выстрел каждый (172).

Утром 16 февраля Г. Овсеенко и его французский коллега, «на присланных за ними двух паровых катерах» отправились «каждый на свое судно, а потом нанесли визиты на корабли друг друга».

В тот же день русский и французский крейсеры посетил губернатор Бушира «в сопровождении персидского инженерного генерала Али-хана, командующего всеми военными силами персидских портов Залива, капитана (нахуды) Ибрагима, командира персидской канонерки “Persepolis” и некоторых других лиц». Знакомясь с русским кораблем, генерал-губернатор, по словам Г. Овсеенко, «особо интересовался специально для него произведенной из 120-миллиметровых орудий стрельбой разрывными снарядами». Покидая корабль, пожелал сняться на память с русскими офицерами (173).

17 февраля в российском генеральном консульстве «был устроен завтрак», на котором присутствовали командиры русского и французского крейсеров, русские и французские офицеры, губернатор и вице-губернатор Бушира и французский вице-консул.

18 февраля русские и французские моряки «совершили совместные прогулки по базару и улицам Бушира».

19 февраля генерал-губернатор Бушира «устроил в своем загородном доме ответный завтрак». Прошел он, по выражению Г. Овсеенко, «весьма оживленно, при многочисленных дружеских тостах» (174).

В 8 часов вечера того же дня на крейсер «Боярин» прибыл управляющий российским генеральным консульством в Бушире Г. Овсеенко, и оба корабля, снявшись с якоря, ушли в Кувейт.

20 февраля, в 2 часа пополудни, русский и французский крейсеры бросили якоря в Кувейтской бухте. «Тотчас по прибытии на суда явились секретари шейха Мубарака». Узнав о том, что на «Боярине» находится русский консул, шейх Мубарак послал на крейсер сына своего, Сабаха, который в связи с отсутствием в городе шейха Джабира, старшего сына эмира, «заведовал административной частью города Кувейта, и внука своего, шейха Ахмада, сына наследника Кувейта, с многочисленной свитой». После посещения русского крейсера они побывали на французском корабле.

Утром 21 февраля командиры и офицеры обоих крейсеров в сопровождении Г. Овсеенко нанесли визит шейху Мубараку. «К берегу подошли на паровых катерах. Сойдя на сушу и пересев на заранее приготовленных для нас лошадей, – пишет Г. Овсеенко, – направились к дому шейха Мубарака». Он вышел нам навстречу, радушно приветствовал и проводил во дворец, в меблированный по-европейски зал, где «мебель и ковры, лампы и столы, и все прочее было подарками англичан» (175). Предложил угощение – папиросы, кофе и чай. Во время беседы «расспрашивал русского и французского командиров о совместном походе двух крейсеров».

Пробыв с шейхом Мубараком «около двух часов, – указывает в отчете русский консул, – мы совершили затем, совместно с французами, прогулку по улицам и базару Кувейта». Повсюду нас сопровождала толпа любопытных горожан. Когда вернулись с прогулки, «шейх Мубарак пригласил нас на трапезу». Проходила она в «смежной с залой комнате, где был накрыт большой стол на 16 персон, уставленный разными арабскими блюдами». Среди них «почетное место» занимали два целиком зажаренных барана. Шейх Мубарак, «по местному обычаю, отломил руками большой кусок от барана, стоявшего возле него на подносе, и предложил морякам». Застолье длилось около часа. По его окончании, рассказывает Г. Овсеенко, «хозяин снова ввел нас в свою гостиную, где гостям предложили кофе и папиросы».

Прощаясь с командирами и офицерами крейсеров, шейх Мубарак поблагодарил их «за оказанную ему честь посещением Кувейта, и выразил надежду, что русские и французские корабли и впредь не оставят Кувейт своим вниманием и посещением» (176).

По совету Г. Овсеенко командиры русского и французского крейсеров посетили вместе с ним находившегося в Кувейте шейха ‘Абд ал-‘Азиза ибн Са’уда, сына и наследника эмира Неджда (будущего основателя Королевства Саудовская Аравия). Шейх ‘Абд ал-‘Азиз, окруженный многочисленной свитой и вооруженными до зубов бедуинами, принимал гостей тепло и радушно, сообщал Г. Овсеенко (177).

Утром 22 февраля шейх Мубарак «вторично пригласил» Г. Овсеенко к себе на завтрак «со второй группой русских и французских офицеров». Этот завтрак «был еще многочисленнее первого (больше 20 человек)». После завтрака «гостям подали лошадей и верблюдов», на которых они совершили прогулку за город, в ближайшие окрестности.

После прогулки Г. Овсеенко с русскими и французскими офицерами еще раз навестили шейха ‘Абд ал-‘Азиза ибн Са’уда и его братьев, шейхов Махмуда и Са’ада, «изъявивших желание ознакомиться с русским и французским крейсерами». Прибывшие незадолго перед этим «из аравийской глубинки», отмечает Г. Овсеенко, шейхи Махмуд и Са’ад, «вовсе не видевшие» до тех пор военных паровых кораблей, с восторгом осмотрели оба крейсера. Дружеские же, в пять выстрелов, салюты, добавляет консул, произведенные в их честь из орудий палубной артиллерии «Боярина» и «Инферне», когда они покидали корабли, «надолго, думается, останутся в их памяти» (178).