Текст книги "Королевство Саудовская Аравия. История страны, народа и правящей династии Аль Са’уд"

Правителя Хаиля из рода Рашидитов предприниматель-путешественник характеризует, как владыку щедрого, и как человека твердого и решительного. Суд над провинившимися, сообщает Гуармани, суровый, но справедливый, он вершил по утрам у ступеней своего замка, а по вечерам – перед городской мечетью. Убийцам полагалась смерть. Лжецам и лжесвидетелям «палили бороду». Наказание это исполняли «над очагом», что приводило к тому, что осужденные теряли зрение. Славился правитель и своей щедростью. Гуармани видел, как он вознаградил слепого поэта за экспромтом сложенное им стихотворение в его честь 100 талерами Марии Терезии; «одел его, с ног до головы», в новые одежды, а в придачу подарил еще и верблюда (61).

Прерывая повествование о Рашидитах, сделавшихся со временем главными соперниками Са’удов за власть в Неджде и даже потеснивших их на какое-то время оттуда, и возвращаясь к рассказу об эмире Файсале, отметим следующее. Объявив сына ‘Абд Аллаха своим наследником, он стал активно обучать его «искусству удержания власти» – привлекал к управлению Эр-Риядом и центральными районами Неджда, и к участию в проводимых им военных походах. Второго сына, шейха Са’уда, поставил присматривать за южными районами своего удела, предоставив ему широкую автономию. Третьему сыну, Мухаммаду, доверил в управление земли к северу от столицы. ‘Абд ар-Рахман, младший сын эмира Файсала, будущий отец легендарного ‘Абд ал-‘Азиза, основателя Королевства Саудовская Аравия, был тогда еще слишком молод (родился в 1850 г.), чтобы получить в надзор какой-либо район в землях его отца. Шейх Мухаммад в противостоянии братьев, шейхов ‘Абд Аллаха и Са’уда, пишет А. М. Васильев, склонялся в сторону ‘Абд Аллаха.

Свойственные ему удаль и отвагу шейх ‘Абд Аллах ярко проявил во время двух яростных сшибок с взбунтовавшимися против Са’удов ‘аджманитами. Речь идет о двух кровопролитных сражениях, имевших место в апреле 1860 г. у небольшого местечка в 30 км. от Эль-Кувейта, и в марте 1861 г. – под Джахрой, когда на стороне ‘аджманитов выступили еще и мунтафики Южного Ирака.

Сражение 9 апреля 1860 г. примечательно тем, по словам арабских историков, что проходило оно в соответствии с традициями и обычаями войны, существовавшими в племенах Древней Аравии. В нем участвовали – качестве «живых знамен» – несколько девушек из знатных семейно-родовых кланов племени бану ‘аджман, восседая на белых верблюдицах, а также дочь верховного шейха, расположившись в маркабе племени.

В доисламские времена, как гласят своды «аравийской старины», когда племена брались за оружие и сходились на поле боя, то с той и другой стороны среди воинов присутствовали либо жрицы истуканов, которым поклонялись племена, либо красивые девушки, представительницы знатных семейств, чаще всего – дочери шейхов племен, «отличавшиеся мужеством и владевшие искусством слова». Одетые в богатые одежды, с неприкрытыми лицами и с распущенными волосами, верхом на белых верблюдицах, либо в маркабах Исма’ила, то есть в паланкинах чести племен, окруженные плотным кольцом всадников, они «воодушевляли воинов и устыжали трусов». Каждая из них представляла собой «девушку-знамя». Воины побежденного племени, те из них, кто охранял таких девушек, дрались до последнего. Высочайшей честью для араба Аравии было защищать «девушку-знамя» и племенной маркаб во время сражения. Передавался маркаб из поколения в поколение, и оберегали его как зеницу ока. Если войско одного из племен-участников схватки оказывалось побежденным, а воины, охранявшие «девушку-знамя» – повержанными, то она «ломала себе шею», дабы не попасть в руки врага.

Верблюдицу, с маркабом на ней, разукрашенном перьями птицы наам (аравийского страуса), привязывали к врытому в песок шесту, чтобы животное во время боя не убежало. Отступать под натиском врага воинам дозволялось только до маркаба. И там стоять насмерть, защищая «девушку-знамя» и «судно временных лет племени», как бедуины Аравии называли свой племенной маркаб.

Арабы Древней Аравии считали, что маркаб племени служит также обителью для духа прародителя племени, который, время от времени, спускается с небес на землю, чтобы, усевшись в маркаб, понаблюдать за жизнью его потомков. Древние аравийцы даже исполняли у племенных маркабов обряды жертвоприношений.

Предание гласит, что, соорудив для жены своей первый в Аравии маркаб, чтобы удобно было ей передвигаться на верблюде по пустыне, Исма’ил, сын Ибрахима (Авраама), прародитель племен Верхней Аравии, сразу же стал использовать маркаб и в схватках с врагами – в качестве боевого знамени-символа своего рода. Восседала в нем во время сшибок с противником его прекрасная и горячо любимая жена, вдохновлявшая мужчин их рода на дела ратные – «подвиги мужества и отваги».

Спустя какое-то время маркаб вошел в традицию и других племен Аравии, шейхи которых бывали в гостях у Исма’ила. Так маркаб Исма’ила, с сидящей в нем во время боя женой или дочерью шейха, либо же женщиной из знатного рода племени, и сделался непременным атрибутом каждого кочевого племени Аравии. Маркаб стал отличительным знаком племени во время сражений, а девушка в нем – «живым знаменем» племени.

Когда вспыхивали войны между племенами, свидетельствует в одной из своих поэм Антара, величайший поэт Древней Аравии, то женщины первыми призывали мужчин отправляться на схватку с врагом, «возбуждали их на дела ратные», на «поступки мужества и отваги, доблести и чести» во имя защиты родных и близких, семьи, рода и племени.

Маркаб, знак-символ племени, находился всегда в «доме власти» племени, в специально отведенной для него части в шатре шейха. Круглосуточно у маркаба несли службу гвардейцы почетного караула. Ими, по традиции, выступали в прошлом, освобожденные из невлоли рабы-исполины, вооруженные копьями, мечами и кинжалами.

Когда шейх племени принимал почетных гостей, то открытая на это время часть шатра с маркабом, была защищена снаружи плотно сомкнутым рядом воинов, «живым щитом маркаба», «судна временных лет племени» («маркаб» в переводе с арабского языка – значит «судно»).

В прошлом утратить маркаб означало для племени то же самое, что лишиться уважения и престижа. На его защиту вставало все племя. Случись, «маркаб покидал племя», то есть попадал в руки врага, заменить его новым племя не имело права. Таковым был закон пустыни Древней Аравии. Честь и достоинство племени в таком случае – марались. Маркаб – это бесценный раритет Аравийской пустыни, символ его седого прошлого.

Племя бану ‘аджман, с которым схлестнулись Сауды, проживало в древнем йеменском городе Наджран, на севере «колыбели арабов». Во время великих переселений йеменитов несколько колен этого племени отодвинулись в земли Юго-Восточной Аравии. Осев там, заложили независимый удел, известный сегодня как эмират ‘Аджман, входящий в состав ОАЭ. Другие колена проследовали в Южную Месопотамию и на северо-восток Аравии.

Благородное племя бану ‘аджман во главе с родом ал-Хис-лайн широко известно в Аравии своими красивыми женщинами, – «дочерями Аравийской пустыни», по выражению бедуинов. В прошлом, если женщина из племени бану ‘аджман рожала дочь, то отрезала у малышки кусочек мочки ушка и съедала его. Бытовало поверье, что это «убережет жизнь ребенка». Есть мнение, что члены племени бану ‘аджман говорят на чистом арабском языке, на котором общались в Аравии в доисламские времена.

Прародителем племени бану ‘аджман сказания арабов Аравии именуют Марзука ибн ‘Аджаима ибн ‘Али, а его брата, Мурру ибн ‘Аджаима, – прародителем еще одного знатного племени Аравии – бану мурра (62).

Если в ходе первого сражения (1860) с войском эмира Файсала во главе с его сыном ‘Абд Аллахом ‘аджманиты потеряли 700 воинов, то во втором (1861) – около полутора тысяч. И потому ненависть свою и к шейху ‘Абд Аллаху, и ко всему роду Аль Са’уд племя бану ‘аджман сохранило надолго, и не раз демонстрировало это впоследствии бунтами и неповиновениями Са’удам.

Полковник Льюис Пелли, английский политический резидент в Персидском заливе, посещавший Эр-Рияд в последний год жизни эмира Файсала, отмечал, что он обладал умом и характером. Правителем слыл строгим, но справедливым. Успешно пресекал «хищнические обычаи племен», связанные с набегами на торговые караваны. Складывалось впечатление, делится он своими наблюдениями, что «никто не любил эмира, но в то же время все восхищались им» (63).

Льюис Пелли трижды обращался к эмиру ваххабитов с просьбой разрешить ему побывать в Эр-Рияде. Настойчивость и терпение возымели успех: на третий по счету запрос он получил положительный ответ. И 18 февраля 1865 г. отправился в Неджд (из Кувейта, где в то время находился). В течение первых 10 дней пути передвигался, как пишет в своих воспоминаниях, по «голой и безмолвной пустыне», не встретив ни одного поселения. Пятого марта прибыл в Эр-Рияд. Охрана у въездных ворот его сразу же предупредила, чтобы «привычку курить инглиз оставил за стенами города». На второй день он получил аудиенцию у эмира Файсала. И, судя по всему, смог расположить его к себе. Подтверждением тому – состоявшаяся вскоре еще одна встреча. На ней они уже обсуждали конкретные вопросы. Вели разговор и о национально-патриотических выступлениях арабов против турок, и об экономике края, в том числе о сельском хозяйстве в Неджде, и о способах сбора воды. Льюис Пелли заявил о готовности Англии оказать помощь Неджду в налаживании телеграфного сообщения. Увидев в Л. Пелли человека «толкового», имевшего собственную точку зрения на все происходившее тогда в Северной Аравии и способного, к тому же, «постоять за себя и свое мнение», что особо ценят бедуины, эмир Файсал проникся к англичанину уважением и установил с ним доверительные отношения. Проявлением расположения эмира к Льюису Пелли стало приглашение английского резидента посетить конюшни эмира на пастбище в Хардже (у арабов Аравии – это знак-демонстрация доверен и уважения к чужеземцу-иноверцу) (64).

Все племенные уделы арабов на Аравийском побережье от Кувейта до Ра’с-эль-Хадда, что в Омане, эмир Файсал, по словам Л. Пелли именовал вотчинами Государства Са’удов. Маскат и Бахрейн, поставленные ваххабитами на колени «силой оружия», считал его данниками. И поэтому деятельность англичан в Прибрежной Аравии по подведению тамошних шейхств под свой протекторат квалифицировал как «вмешательство в дела, которые их не касались». Пелли вспоминал, что чиновник двора эмира, Махбуб ибн Джавхар, неотлучно сопровождавший его повсюду во время пребывания в Эр-Рияде, нисколько не стесняясь в выражениях, называл англичан «удачливыми пиратами», или «маститыми хищниками моря» в речи аравийцев (65).

Отряд телохранителей эмира состоял из 200 рабов и вольноотпущенников. Воины племенного ополчения регулярного жалованья не получали. Таковым для них являлась доля с военной добычи (им отходило четыре пятых с нее). Конники получали по две доли, а пехотинцы и наездники на верблюдах – по одной. Пятая часть военных трофеев поступала в казну эмира (бейт-эль-маль). Неплохой доход приносила ему и торговля чистокровными арабскими лошадьми. Вывоз их шел через Эль-Катиф, Эль-‘Укайр и Эль-Кувейт.

Для присмотра за положением дел в районах и провинциях своего государства и для ведения судопроизводства эмир Файсал назначал наместников и судей (кади) – либо из числа недждийцев, либо из местной знати. В Эль-Хуфуфе, в Эль-Бурайми и еще в ряде мест держал постоянные военные гарнизоны, а на торговых путях – сторожевые посты.

В случае сбора племен для организации военного похода каждому городу и племени в его государстве надлежало выставить закрепленное за ними число бойцов и верховых животных. Ополченцы к месту сбора прибывали со своим оружием, на своих верблюдах и лошадях. Амуницию для них поставляла центральная власть. Ополчение того или иного племени или города представляло собой в собираемом войске отдельное военизированное формирование под собственным стягом.

После смерти эмира Файсала ибн Турки (декабрь 1865 г.) власть наследовал его старший сын ‘Абд Аллах ибн Файсал ибн Туркки Аль Са’уд. Однако сразу же у него начались раздоры с братом Са’удом, «вылившиеся в острое противостояние», как докладывал в своих донесениях управляющий консульством Российской империи в Багдаде Алексей Федорович Круглов. Схватка за власть между ними завершилась в 1871 г. победой шейха Са’уда (66).

Матерью шейха Са’уда и одной из его жен были, к слову, женщины из племени бану ‘аджман. Помятуя о жестких кампаниях против них шейха ‘Абд Аллаха в 1860 и 1861 гг., ‘аджманиты поддержали шейха Са’уда. Англичане, заинтересованные в расшатывании и ослаблении Второго судовского государства, также всячески, как могли, поощряли амбиции шейха Са’уда.

В августе 1865 г., незадолго до кончины эмира Файсала, ваххабиты активно ввязались в оманские дела. Воспользовавшись обращением к нему правителя Рустока ‘Аззана ибн Кайса, члена боковой ветви правящего в Маскате семейства Аль Бу Са’ид, восставшего против своего родственника, султана Маската, и выступив на его сторне, эмир Файсал потребовал от Маската увеличить размер ежегодной дани в четыре раза (с 12 тыс. до 40 тыс. талеров). Сделать это султан Маската отказался. Заявил, что дань Эр-Рияду платить готов, но в прежнем размере.

Тогда ваххабиты во главе с ‘Абд ал-‘Азизом ибн Мутлаком и с примкнувшим к ним правителем Рустака ‘Аззаном ибн Кайсом организовали набег на древний портовый оманский город Сур. Помощь им оказал шейх Насир ибн ‘Али ал-Вахиби, верховный вождь оманского племени ал-вахиба, сильно повздоривший тогда с султаном Маската. Участвовало в этом набеге и племя бану джа’алан. Среди богатой военной добычи, захваченной ими в Суре, оказалось и имущество, принадлежавшее английским подданным, индийским и британским торговцам. Путем переговоров возвратить это имущество или возместить его стоимость англичане не смогли. Договорились только об освобождении захваченных в Суре пленных. Вступать во вражду с родом Аль Са’уд не захотели. И обратились за содействием к правителю Маската. Обещали, что если он схлестнется с ваххабитами, то они предоставят ему оружие. Кроме этого, в контактах с вождями племен Договорного Омана (нынешних ОАЭ) английский политический резидент в Персидском заливе информировал их о том, что английское правительство будет не против, если и они присоединятся к кампании султана Маската.

Сеййид Сувайни ибн Са’ид, тогдашний повелитель Маската (правил 1856–1866), стал готовиться к военной кампании. Предполагалось, что он проследует на Сур по суше, а его брат Турки подойдет к городу с моря. В Эль-Бадийе (на территории нынешнего эмирата Фуджайра, ОАЭ), по пути в Сур, Сувайни повстречался с шейхом Насиром ал-Вахиби. Во время состоявшейся беседы сказал, что простит его, если он убетит ваххабитов оставить занятый ими Сур. На том и сошлись. Там же к племенному ополчению сеййида Сувайни примкнул большой отряд, сформированный племенами хинавитов из Эль-Шаркиййи, во главе с шейхом Салихом ибн ‘Али ал-Хариси.

Шейх Насир смог убедить ваххабитов уйти из Сура без боя. Резонно заметил, что устоять перед движущимся на них большим войском оманцев им едва ли удастся. С этим ваххабиты не могли не согласиться, Сур оставили (конец 1865 г.) и отошли в Эль-Бурайми. Но вот платеж с султана Маската за то, что покинули Сур, они все же получили – в размере 16 тыс. талеров.

В ответ на занятие ваххабитами оазиса Эль-Бурайми и их набеги на Эль-Батину сеййид Сувайни, по совету тех же англичан, решил предпринять военно-морской поход к побережью Эль-Хасы и атаковать Эль-Катиф. Вошел при посредничестве англичан в отношения с шейхом Мухаммадом ибн Халифой, правителем Бахрейна, и договорился о проведении совместного с ним набега на Эль-Катиф. Оманский флот, выступивший в поход во главе с сеййидом Турки, сопровождал английский политический резидент в Персидском заливе полковник Л. Пелли. С призывом принять участие в экспедиции оманцев он обращался и к шейхам ряда племен Договорного Омана. Однако кампания эта, не успев начаться, застопорилась. Дело в том, что когда оманский флот находиля уже у побережья Бахрейна, то шейх Мухаммад от участия в походе неожиданно отказался. Идти же в одиночку на хорошо укрепленный Эль-Катиф, не располагая достаточной силой, сеййид Турки и полковник Пелли не решились, и операцию свернули.

Тогда же, в конце 1865 г., при поддержке англичан, предоставивших ему артиллерийские орудия, сеййид Сувайни начал готовить другую экспедицию – против постов саудовцев в Эль-Бурайме. Прознав об этом, начальник тамошнего саудовского гарнизона организовал набег на Сухар (Сохар) и Сахам. Цель набега – грабеж богатых торговых коммун индусов в обоих этих городах.

6 января 1866 г. англичане отправили в Эр-Рияд к новому вождю ваххабитов, эмиру ‘Абд Аллаху ибн Файсалу, посольство. В послании, переданном ему, прямо говорилось, что если в течение 17 дней их требование относительно компенсации стоимости имущества и товаров, захваченных в Суре и Сахаме не будет удовлетворено, то они предпримут силовые акции в отношении саудовских фортов на побережье Персидского залива и конфискуют все то имущество, что там обнаружат.

Ответ эмира ваххабитов не последовал, и 2 февраля 1866 г. английский корабль «Хайфлайер» («Выдающийся») под командованием капитана Паслея обстрелял ‘Аджман, служивший тогда портом для недждийцев на Оманском побережье. Затем подошел к Эль-Катифу и уничтожил два стоявших там на якоре военных корабля ваххабитов, и разрушил их небольшой форт Бурдж Буллиф, с которого велось наблюдение за проходом судов в тамошнюю гавань. На следующий день британцы атаковали форт в Даммаме, но получили отпор. Потери их составили 3 человека убитыми и 4 ранеными.

Покинув воды Персидского залива, капитан Паслей выдвинулся на Сур. 11 февраля рано утром высадил десант на берег и спалил стоявшие в гавани парусники племени ал-джанаба, которое нарушило ранее достигнутые договоренности с англичанами и выступило на стороне ваххабитов.

Тогда же, 11 февраля 1866 г., не стало и сеййида Сувайни – был убит в Сухаре, собственным сыном Салимом. Среди тех, кто стоял за спиной дворцового переворота, оманские историки называют, во-первых, нескольких членов правящего в Омане семейства Аль Бу Са’ид, сторонников сеййида Салима. Во-вторых, группу религиозных авторитетов во главе с шейхом Са’идом ибн Хальфаном ал-Халайли и сеййидом Аззаном ибн Кайсом, правителем Рустака. Они ратовали за восстановление в Омане системы власти времен имамата, то есть за то, чтобы государством управлял имам, избираемый религиозными авторитетами. И, в-третьих, ваххабитов и их приверженцев в Омане, всячески побуждавших сеййида Салима к решительным действиям по отобранию власти у отца. Одним из таких влиятельных в Омане почитателей ваххабитов, подтолкнувшим сеййида Салима к убийству отца, хронисты Омана называют, Сарифа ибн Сулаймана ал-Бишри. Он детально информировал эмира ‘Абд Аллаха ибн Файсала и о ситуации в Омане, и о раздорах внутри семейства Аль Бу Са’ид, и об амбициях сеййида Салима (67).

Эмира ‘Абд Аллаха, властвовавшего в Неджде с 1865 по 1871 гг., сместил его брат, шейх Са’уд. Осенью 1870 г. он заключил союз с племенами бану ‘аджман и ал-мурра и захватил Эль-Хасу. В декабре 1870 г. в сшибке при Джуде с войском эмира ‘Абд Аллаха, которое возглавлял их брат Мухаммад, шейх Са’уд наголову разбил его. Шейх Мухаммад ибн Файсал попал в плен и угодил в тюрьму. И вскоре вся Восточная Аравия присягнула на верность шейху Са’уду ибн Файсалу.

Шейх Абд Аллах вместе с семьей и группой своих сторонников бежал в Джабаль Шаммар и обратился оттуда к султану Османской империи с просьбой о помощи «в восстановлении его прав в Эр-Рийаде» (Эр-Рияде). Мидхат-паша (1822–1883), тогдашний генерал-губернатор Багдадского пашалыка, получил на это обращение четкое указание из Константинополя. Ему предписывалось воспользоваться представившейся возможностью и «сделать все возможное и невозможное», но Эль-Хасу и Неджд, предприняв военную экспедицию, у ваххабитов отобрать и Порте вернуть.

Военные приготовления Мидхата-паши вызвали обеспокоенность у англичан. В Лондоне и Бомбее опасались, что шейхи Договорного побережья (нынешние ОАЭ), Бахрейна и всей Прибрежной Аравии могут воспринять действия турок по возвращению Эль-Хасы и выходу к Персидскому заливу как «вызов», брошенный султаном, халифом правоверных, британскому превосходству в тамошних водах. Не исключали того, что кое-кто из них мог даже поддержать османов, со всеми вытекающими из этого негативными последствиями для результатов долгой и кропотливой работы Англии по утверждению себя в качестве доминирующей силы в бассейне Персидского залива.

Планом экспедиции предусматривалось, что турецкие войска в составе трех тысяч солдат, 9 артиллерийских орудий и при поддержке 1500 всадников племени мунтафиков из Южной Месопотамии выдвинутся из Басры в Кувейт. И уже оттуда отправятся в Эль-Хасу. Пехотинцы с орудиями – морем, на кувейтских судах, а кавалерия – по суше. Местом сбора для начала наступления турки избрали побережье у мыса Ра’с Таннура. 26 мая 1871 г. они выступили в направлении своей первой цели – портового городка Эль-Кабир. Сдаться «на милость османам» комендант города не пожелал, и Эль-Кабир подвергся штурму. Кувейтский флот, задействованный турками, обстреливал город с моря. 3 июня 1871 г. Эль-Кабир пал. Экспедиционный корпус проследовал дальше, к Эль-Даммаму. Этот город капитулировал (5 июня), не оказав туркам никакого сопротивления. Но вот бросок на Эль-Хуфуф, обернулся для османов серьезными потерями. Из-за зноя и нехватки воды только в течение первых двух недель похода турки потеряли 400 человек. Еще одна тысяча солдат подхватила по пути малярию. Заболели ею и военнослужащие турецких гарнизонов, расквартированных в захваченных османами городах Эль-Катиф и Эль-‘Укайр. Сил для продолжения наступления на Эр-Рийад (Эр-Рияд) не осталось. Шейх ‘Абд Аллах Аль Са’уд перебрался в Эль-Хасу, под крыло османов (68).

Кувейт, принявший участие в экспедиции турок, выделил в их распоряжение кавалерийский отряд во главе с шейхом Мубараком, братом шейха ‘Абд Аллаха II Аль Сабаха, тогдашнего владыки Кувейта (правил 1866–1892), и 300 парусников для переброски солдат и амуниции. Командовал кувейтской флотилией, сыгравшей, как считают арабские историки, решающую роль при захвате турками порта Эль-Катиф, лично шейх ‘Абд Аллах II.

И если бы не шквальный обстрел Эль-Катифа кувейтскими судами, то город этот, отменно, по словам хронистов Неджда, укрепленный на случай пиратских налетов со стороны моря, едва бы сдался по прошествии всего лишь трех часов осады.

Участие Кувейта в кампании 1871 г., как следует из работ Абу Хакимы, было небескорыстным. Услуги Кувейта по переброске турецких войск морем, а потом и по снабжению расквартированных в Эль-Хасе турецких гарнизонов продовольствием, фуражом и боеприпасами, обошлись паше Багдада недешево (69).

Проведение военной кампании 1871 г. турки в контактах с англичанами мотивировали обращением к ним за помощью шейха ‘Абд Аллаха ибн Файсала, законного, по их мнению, правителя края, свергнутого с престола братом-узурпатором. Целью экспедиции, заявляли они, являлось восстановление власти шейха ‘Абд Аллаха ибн Файсала, унаследованной им от отца своего (заметим, что именно таким объяснением аргументировал участие в турецкой экспедиции и эмир Кувейта). Шейху Са’уду, укрывшемуся в Катаре, турки предлагали сдаться, «склонить голову» и извиниться перед султаном за свои «противоправные действия». Давали понять, что, поступив так, он заслужит прощение. В противном же случае его объявят в розыск, и если поймают, то казнят.

В конце 1871 г., когда в Эль-Хасу с инспекцией расквартированных там войск пожаловал Мидхат-паша, то он уже высказывался совершенно в ином духе. Дело в том, что к своему немалому удивлению, находясь там, он обнаружил, что власть в крае ни одного из братьев-соперников из Дома Са’удов не сильна. Шейх ‘Абд Аллах ибн Фейсал, разбитый братом Са’удом, отсиживался под крылом турок в Эль-Катифе. Самого же Са’уда ибн Файсала потеснил из Эр-Рийада (Эр-Рияда), притом буквально накануне приезда в Эль-Хасу Мидхата-паши, его дядя, ‘Абд Аллах ибн Турки. Поэтому, прибыв в Эль-Катиф, Мидхат-паша объявил населению Эль-Хасы и Неджда, что правлению династии Са’удов пришел конец, что отныне Неджд – это неотъемлемая часть Османской империи, и что муташаррифом (губернатором) Неджда и Эль-Хасы он назначает Нафиза-пашу, а шейха ‘Абд Аллаха – каймакамом (каиммакамом, вице-губернатором) всего этого края.

Османы, к слову, присоединили Эль-Хасу к своим владениям в Аравии еще в 1555 г., после захвата Сирии (1516) и Южной Месопотамии (1534). Затем их потеснило оттуда племя бану халид, управлявшее в XVII–XVIII веках и Эль-Хасой, и всей Северо-Восточной Аравией. У бану халид, в свою очередь, Эль-Хасу забрали ваххабиты. Распри внутри правящего семейства Аль Са’уд, разделившие этот древний и знатный семейно-родовой клан Неджда на два противостоявших друг другу лагеря, помогли туркам, по их же признанию, восстановить в Эль-Хасе власть Османской империи. И удерживали они за собой Эль-Хасу до 1874 г.

Надо сказать, что Кувейт остро ощущал на себе любые сдвиги в отношениях Са’удов с турками. Причиной тому – «срединное», по выражению историка Абу Хакимы, расположение Кувейта – между Турецким Ираком на севере и владениями Са’удов на юге (70).

Приняв участие в военной кампании турок, шейх ‘Абд Аллах II, намеревался, похоже, использовать этот факт и в его отношениях с англичанами – сыграть на их противоречиях с османами в целях получения от бриттов каких-либо дивидендов, будь-то политического, либо торгово-коммерческого характера.

Как только турки закрепились в Эль-Хасе, отмечается в донесениях дипломатов Российской империи, то правящий на Бахрейне род Аль Халифа платить закат Са’удам перестал. А шейх катарского города Эль-Бида’а, которым управлял род Аль Тани, давний соперник рода Аль Халифа за первенство в Катаре, и вовсе обратился к османам «с изъявлением желания встать под защиту Порты». В ответ на это обращение «два булюка» (200 чел.) из числа турецких войск, расквартированных в Эль-Хасе, во главе с Мидхатом-пашой высадились на побережье Катара и заняли Эль-Бида’а. С тех пор (1871), говорится в записках российских дипломатов, Эль-Хаса и Катар «стали считаться вошедшими в сферу турецкого влияния в Аравии» (71).

Выход турок на Аравийское побережье Персидского залива вызвал серьезную обеспокоенность у британцев, особенно с учетом дальнейших намерений Порты в отношении договорных с Англией аравийских шейхств, и конкретно Бахрейна, что в непосредственной близости от перешедших в руки турок Эль-Хасы и Катара. Британский генеральный консул в Багдаде полагал, докладывали российские дипломаты, что Мидхат-паша непременно использует успех турецкой кампании в Эль-Хасе для распространения влияния Османской империи и на Бахрейн.

Несмотря на официальное заявление Порты, сделанное английскому послу в Константинополе о том, что никаких планов по обретеню Бахрейна турки не вынашивают, верили им британцы с трудом. Опасения их на этот счет заметно усилились в июле 1871 г., когда Мидхат-паша, ведя речь о Бахрейне, называл его одним из вассалов Неджда, уже перешедшего в то время к туркам.

Английскому политическому резиденту в Бушире сообщали, что кое-где в Прибрежной Аравии начали гулять слухи о том, что турки, «показавшие силу в Эль-Хасе», намереваются занять «достойное Порты место» и в бассейне Персидского залива.

Агенты Льюиса Пелли доносили, что с учетом покачнувшегося среди арабов Прибрежной Аравии мнения о неоспоримом могуществе Британской империи в Заливе генерал-губернатор Багдада стал помышлять о том, чтобы инициировать подачу ему петиции ведущими бахрейнскими торговцами с просьбой о постановке Бахрейна под сюзеренитет Османской империи. В ответ на такое обращение намеревался предпринять соответствующие действия. Реализации его планов помешало присутствие в водах Бахрейна английских канонерок.

Преемником Мидхата-паши на посту генерал-губернатора Багдада стал Рауф-паша. В это время в Эр-Рияд вернулся (1873) шейх Са’уд. Учитывая, что на стороне шейха ‘Абд Аллаха выступали турки, англичане во внутрисемейном споре Са’удов поддержали шейха Са’уда. Их младший брат, шейх ‘Абд ар-Рахман (1850–1928), находился тогда, к слову, в заложниках (до 1874 г.) у турок в Багдаде.

Возвратившись в Эр-Рияд и потеснив оттуда Абд Аллаха (1873), шейх Са’уд правил в Неджде до самой смерти (скончайся в январе 1875 г.). Власть его, по выражению историков, была шаткой. Многие кочевые племена оставались вне контроля эмира Са’уда. Те же из них, кто выступал на стороне шейха ‘Абд Аллаха ибн Файсала, совершали регулярные набеги на города и поселения Неджда. В одной из схваток с ними шейха Са’уда тяжело ранили. Здоровье его подкосилось. И в январе 1875 г., как уже упоминалось выше, он умер. Одни исследователи Аравии полагают, что от оспы, другие же считают, что его отравили (72).

Власть перешла в руки его брата, шейха ‘Абд ар-Рахмана ибн Файсала (правил 1875–1876).

Вскоре, однако, столкнувшись с жесткой оппозицией в лице сыновей шейха Са’уда и их сторонников в Эр-Рияде и опасаясь возможных покушений на его жизнь с их стороны, он Эр-Рияд оставил и укрылся в племенах, предоставивших в свое время защиту шейху ‘Абд Аллаху.

Какое-то время (с конца января по конец марта 1896 г.) Эр-Рияд находился под контролем сыновей шейха Са’уда.

31 марта 1876 г. бразды правления вновь перешли к шейху ‘Абд Аллаху ибн Файсалу. Встав у руля власти в третий раз, он управлял «уделом Са’удов» по 1889 г. (73).

В 1878 г., сообщают хронисты, резко обострилась обстановка в Восточной провинции, население которой выступило против турок. Вначале успех сопутствовал восставшим, но туркам удалось все же подавить выступление арабов.

Осложнилась ситуация и в Эль-Касиме. Причиной тому – обострение межклановых распрей в Бурайде и ‘Унайзе. Посреднические усилия по примирению родоплеменных кланов предприняли и Са’уды, и Рашидиты. Более успешными оказались действия Рашидитов. Соотношение сил в межплеменной структуре этой провинции после восстановления там тишины и мира сложилось в пользу Рашидитов. И эмир ‘Абд Аллах вынужден был признать преобладание в Эль-Касиме влияния Хаиля.

Что касается клана Рашидитов, то события развивались так. Страдая от неизлечимой болезни, шейх Талал покончил жизнь самоубийством (март 1868 г.). Было ему в ту пору 45 лет. Самоубийство в исламе – грех. Самоубийцу, как гласит одно из верований мусульман, выступившему против воли Аллаха и забравшему жизнь у себя самого, ожидает адский огонь. Поэтому жителей Неджда, рассказывает Филби, оповестили, что выстрел в себя шейх Талал произвел случайно – во время осмотра нового пистолета (74).