Текст книги "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл"

В случае с выгоранием придется полностью пересматривать то, как мы выстраиваем собственную жизнь, и учиться шаг за шагом признавать свои ограничения, отказываться от того, что нам не по силам, и распределять нагрузку.

Выгорание нельзя игнорировать – от него один шаг до депрессии.

И что очень важно, нужно учиться отдыхать, когда это возможно. Изучать себя: на какие действия наши тело и психика реагируют расслаблением и восстановлением, что нас радует, а где мы все равно устаем и не восстанавливаемся, даже если формально отдыхаем. Например, назвали поездки на дачу «отдыхом», а возвращаемся с нее уставшими и разбитыми из-за того, что все время провели, копая грядки. Значит, если быть честными с собой, надо признать, что это не является отдыхом, это – дополнительная истощающая нагрузка.

Для хорошего восстанавливающего отдыха жизненно важны два условия (это мое личное наблюдение, в котором я полностью уверен – по крайней мере применительно к себе). Это вовсе не длительность отдыха, ненасыщенность его событиями и неторопливая созерцательность. Ключевыми условиями являются беззаботность и безответственность – разные оттенки одного состояния, связанного с отсутствием у нас тревоги.

Беззаботность – когда вы ни о чем не тревожитесь. Не нужно никуда бежать, и в ближайшем будущем тоже. Не нужно принимать решения, что-то делать, переживать о прошлом или об отношениях. Вы оказываетесь вне обычного времени, прямо сейчас нет ни смысла, ни желания суетиться. Лучше послушать шум дождя, сидя под тентом или на подоконнике. В этом смысле для меня жизнь в палатке на лоне природы – отличный фон для такой беззаботности, так как привычная суета остается позади, среди больших домов и ревущих машин. Шум листвы или прибоя, бульканье ручья или брошенных в воду камней, игра света и тени от деревьев на тенте, ожидание момента, когда туман рассеется или ветер разгонит облака и ты увидишь солнце, – все это выключает зудящую тревогу. И тогда просто строишь на берегу башню из гальки, и нет дела важнее…

Кроме того, на нашу беззаботность влияет еще и количество новых впечатлений во время отдыха. Увы, но если их слишком много (например, вы поехали в совершенно незнакомую страну), то отдохнуть и восстановиться не получится. Новые впечатления требуют ресурсов для адаптации, поэтому так часто после «отдыха» нам хочется еще отдохнуть – психика израсходовала ресурсы на привыкание, а наполниться впечатлениями не успела. Поэтому не стоит ехать в совершенно незнакомое место на короткое время или же, если такая поездка состоялась, важно выделять время для того, чтобы «переварить» впечатления в знакомой и уютной обстановке.

Безответственность – когда ты не отвечаешь ни за кого и ни за что. Ты предоставлен самому себе, тебя просто несет поток жизни, куда глаза глядят. Достичь этого сложнее, если у тебя есть маленькие дети, но иногда получается выкроить пару часов и на это время взвалить ответственность на других. А еще безответственность заключается в том, чтобы во время отпуска не брать на себя обязательства сделать то, прочитать это, сходить туда-то. «Как получится» – мои любимые слова во время отпуска.

Есть еще одно важное обстоятельство: отношение к отдыху или отпуску не как к передышке, чтобы восстановить силы для новой работы, и не как к возможности переделать кучу накопившихся дел, а как к самостоятельной части жизни, которая ценна сама по себе. Если вся наша жизнь подчинена функциональным задачам и вопросам выживания, то энергия убывает, психика не восстанавливается (мы помним, что она питается впечатлениями и ощущениями и стремится к самовыражению). Человек, превращающий себя в робота, рано или поздно ломается.

Один из ярких и одновременно жутких символов ограниченности как нашей жизни, так и наших возможностей – тикающие часы. Их размеренное тиканье нередко сопровождает тревожные сцены в фильмах, намекая, что время до чего-то истекает, осталось совсем чуть-чуть – до взрыва бомбы, до смерти персонажа или до другого ужасного события. И чаще всего выражение «часики-то тикают» употребляют по отношению к женщине, когда речь идет о необходимости искать партнера и заводить детей.

Анна мечтала иметь детей, но никак не могла забеременеть, хотя все анализы и ее, и мужа были в порядке. Время шло год за годом, зависть Анны к сверстницам, у которых уже подрастали детишки, росла, а надежда таяла. Усыновлять ребенка муж не хотел, да и Анну такой вариант не очень устраивал. И после тридцатилетия ее жизнь превратилась в битву за рождение ребенка. Супруги перепробовали все средства, и даже секс превратился в напряженную работу по зачатию ребенка.

Отношения с мужем стали портиться. Анна понимала, что нервы почти на пределе: навязчивые мысли, тревога, зависть к счастливым мамам и эти часы в голове, отсчитывающие время, оставшееся до ее тридцатипятилетия. Почему-то именно этот возраст она считала тем пределом, после которого пытаться забеременеть бесполезно. Но Анна привыкла справляться с проблемами обычным для многих способом: прилагать больше усилий. Еще чуть-чуть – и прорвемся.

Ничего не получалось. Анна впадала в депрессию, перемежающуюся вспышками надежды. Даже к бабке какой-то деревенской сходила, выпила ее отвар, после чего мучилась животом.

Дальше напрашивается фраза «и пошла она к психотерапевту и исцелилася», но нет. Ей приснился очень яркий сон, в котором она лежала в теплой морской воде, и море мягко поддерживало ее, не давая утонуть. Была ночь, море казалось бескрайним, и Анна, лежа на спине, смотрела в усыпанное звездами небо, которое внизу сливалось с водой, отражавшей его. Легкий, едва уловимый ветерок, плеск волн, покачивание – как будто Вселенная мягко обняла обнаженную Анну и качала, баюкала, утешала. Ничего не обещала, просто тихо покачивала. И Анна медленно плыла по вселенским водам, уже не понимая, где небо, где море, пока спиной не почувствовала мягкий песок. Встав на ноги, она увидела перед собой в тусклом свете звезд развалины античного храма, зарастающие лианами, а в его глубине – поваленную статую человека, которого она знала, но никак не могла вспомнить. У подножия статуи была надпись, к которой она наклонилась, чтобы прочитать, и…

И Анна проснулась. Она бросилась искать в интернете это знакомое ей лицо – явно какой-то древний грек или римлянин. В итоге нашла и человека, и надпись – не зря же училась, и хорошо училась, на историческом факультете. Этим человеком оказался Марк Аврелий, а надпись гласила: «Делай что должен, и свершится, чему суждено».

Эти слова произвели поистине магический эффект. Анна сделала то, что в обычных условиях кажется неправильным и нелогичным: сдалась. Просто начала вести обычную жизнь. Она устала от бесплодной борьбы и решила: «Буду просто жить, делать то, что люблю, и сексом заниматься с любимым мужчиной ради удовольствия. А дети… Ну, если суждено остаться бездетными, переживем. Может быть, все-таки возьмем приемного ребенка. Все остальное мы уже пробовали».

Конечно, это решение пришло не сразу, и Анна какое-то время иногда испытывала тревогу и бессилие. А через четыре года родила дочь. Трудно сказать, сыграло ли какую-то роль в этом ее примирение с бессилием, но последние четыре года были совсем иными, чем предшествующие им.

Иногда наши сны – попытка подсознания что-то нам подсказать…

Бессилие

Еще один сигнал, что что-то не так с нашей способностью ощущать пределы возможностей, – чувство бессилия. Довольно специфическое состояние, по сути оно означает не полное отсутствие сил (это истощение и апатия), а их нехватку для того, чтобы сделать что-то нужное. То есть это очень даже энергичное переживание конфликта между желаемым и теми возможностями, которые у нас есть, но их недостаточно.

Например, вы хотите сдвинуть руками многотонный валун. Вы долго пытаетесь это сделать, но в какой-то момент понимаете, что это невозможно (чаще всего мы сразу это понимаем, но пусть будет такое допущение). В случае с камнем вы быстро это поймете, если не считаете себя суперменом или античным титаном. Однако если нужно повлиять на других людей или что-то сделать в своей жизни, то осознать границы своих возможностей (а именно это и есть осознание бессилия) не так просто. Очень сложно принять, что другой человек тоже может быть валуном, если он не поддается нашим увещеваниям, мудрым словам, эмоциям и делает все по-своему (а насилие в этом случае равноценно попыткам камень взорвать или лупить по нему кувалдой).

Принять бессилие, то есть сказать себе «У меня недостаточно сил, чтобы что-то сделать» и погоревать об этом, мешают два обстоятельства. Первое – сила мотивации. Например, если ваш близкий родственник – алкоголик, наркоман или просто ведет саморазрушающий образ жизни, очень трудно прекратить бесплодные попытки повлиять на него.

Второе обстоятельство (разумеется, часто связанное с первым): к осознанию своих ограничений добавляются одно или несколько чувств, которые делают бессилие настолько непереносимым, что многие избегают его, как могут. Это ярость, страх, стыд и вина.

Ярость – как реакция на отчаяние и боль от того, что столь желанная цель недостижима и ты лупишь в этот проклятый валун, стирая руки или душу в кровь, не сдаваясь, пока не наступит полное истощение и ты не сможешь продолжать. Например, в сотый раз садишься на очередную диету и опять срываешься…

Страх проявляется как опасение, что если ты прекратишь свои попытки, то произойдет что-то ужасное (например, когда наблюдаешь, как деградирует близкий человек, ставший алкоголиком). Что-то в этом есть от ацтеков, которые ежедневно приносили жертвы Солнцу, опасаясь, что если они прекратят поить бога кровью, то светило не взойдет утром над горизонтом.

Стыд – по поводу того, что что-то не получается («Что ты за человек, если не можешь элементарного?!»). Например, решить какую-то проблему в отношениях с детьми, быть идеальным работником, успевающим всё либо не допускающим ошибок или даже провалов в эмпатии психотерапевтом.

Вина – «Как ты можешь остановиться, ты еще не все варианты перепробовал: не пытался подкопать валун или размыть под ним почву водой из пожарного шланга». Вина шепчет: «Ты ведь мог, просто не захотел, ты предал себя, свою мечту, друга…»

Все эти чувства паутиной обволакивают бессилие, и, пока не переживешь их, не получится добраться до корня бессилия, которым в эмоциональном смысле является уже знакомое нам горевание. Только через горевание мы отпускаем утраты. А без этого, только на интеллектуальном уровне, пропустив ярость, стыд и вину, принять бессилие невозможно, можно только спрятать подальше все перечисленные переживания, которые будут выскакивать время от времени, как черт из табакерки. Я называю такой процесс псевдосмирением – оно бывает, когда прочитаешь какую-нибудь книгу о прощении или о том, что «важно смиряться», и пытаешься сразу стать таким прощающим и смиренным человеком. Надолго, как правило, терпения не хватает; игнорируемые переживания берут верх.

Многим кажется абсурдным утверждение, что бессилие – очень ресурсное переживание. Но это так.

Осознавая и переживая свое бессилие, мы можем отступить на шаг-другой от непосильной задачи и задать себе простой вопрос: «Что сейчас мне по силам сделать, раз я не могу сдвинуть валун?»

Так, я не раз оказывался в положении, когда не мог оказать серьезную помощь близким в трудных ситуациях, связанных с болезнями и жизненными катастрофами. Можно утонуть в переживании вины, которую ощущаешь за то, что не смог помочь, а можно, сделав шаг назад и оценив масштабы бедствия, взять задачу по своим силам. Навещать, передавать деньги, интересоваться состоянием дел и давать знать, что ты рядом и всегда готов прийти на помощь. Иногда это уже немало, пусть даже хочется сделать намного больше. Увы, это не всегда в наших силах. А может, вообще надо признать, что в некоторых ситуациях что-либо сделать невозможно. Вздохнуть, почувствовать слезы на своем лице и, отступив от непосильной задачи, заняться чем-то совсем другим, что по силам. Как правило, сразу обнаруживается очень много энергии. Мы – существа, ограниченные в своих возможностях, и не всегда стоит доводить себя до истощения, игнорируя бессилие, чтобы в этом убедиться.

Ограничения, связанные со способностью повлиять на другого человека, на его решения, кажущиеся нам глупыми или просто опасными, на его дурные привычки, воспринимаются иногда даже тяжелее, чем неудачные попытки изменить себя или какую-то ситуацию. Но так же, как никто не может определять нашу судьбу, мы не может определять чужую, даже самых близких людей. Более того, чем сильнее мы давим на другого человека, тем жестче будет сопротивление, активное или пассивное. Это один из законов психики: на любое давление она реагирует сопротивлением. Я часто как мантру повторяю: другого взрослого человека переделать нельзя. Самое большее, что мы можем, это попросить его что-то изменить в своем поведении. Даже если это ваша жена, которая пренебрегает домашними обязанностями. Или муж, который слишком много времени проводит со своими друзьями. Либо повзрослевшие сын или дочь, которые не желают с вами общаться.

Если кто-то нагло вторгается в личное пространство против нашей воли, его можно и нужно остановить, поставить на место, но изменить этого человека нельзя. Его просто придется раз за разом одергивать, если он не усвоил урока. Научить чему-то насильно не получится. Думать, что человек остановился от того, что понял ошибку, – заблуждение. На самом деле это не так. Его агрессия, встретив отпор, просто будет искать другой объект.

Идея о том, что, приложив достаточно усилий, можно заставить другого человека измениться и стать лучше, приводит к физическому насилию. «Надо же выбить дурь из этой дрянной башки», – сказала одна мать, которая не могла повлиять на дочь. Поэтому важно помнить: как только мы пытаемся навязать человеку свою точку зрения или волю вместо того, чтобы пытаться договориться с ним, мы встаем на путь, который может привести к физическому насилию.

И неважно, каким образом мы навязываем свою волю: агрессивно, с помощью криков и угроз, или пассивно, демонстрируя обиду, обвиняя, объявляя бойкот и т. д. На человека можно давить и запугивать его, но это не изменит его личность, а приведет к тому, что его ложное «я», созданное специально для нас, будет усиливаться. Он будет притворяться и лгать, чтобы избежать нашего давления (если не может разорвать с нами отношения). А подлинного изменения не будет, потому что нет личной самоактивации, настоящего желания что-то изменить.

То же самое происходит, когда на нас давят и угрожают. Испугавшись отвержения или насилия, мы можем уступить, но по-настоящему не изменимся, а злость и обида останутся и могут потом выплеснуться в виде пассивной агрессии или эмоционального взрыва.

Кстати, в отношении к себе подобное бесконечное давление приводит к тому же результату: подавляемая часть нашего «я» какое-то время может уступать другой, которая требует и давит. А потом обнаруживается, что все возвращается на круги своя, и никакого самосовершенствования через давление и насилие не происходит. Каждый может припомнить ситуации, когда он решал начать новую жизнь с понедельника (начать тренироваться, сесть на диету, взяться за учебу), и если это сопровождалось изнурительной борьбой с собой, то в подавляющем большинстве случаев итог был один: он оказывался в исходной точке. Если не хуже.

Чаще всего к физическому насилию прибегают люди, из которых когда-то теми же методами «выбивали дурь». И мысль о том, что, если человек сопротивляется, нужно усилить давление, оттуда же, из прошлого.

А как действовать, если кто-то, как вам кажется, прямо провоцирует на физическое насилие? На провокацию мы поддаемся, если уверены, что можем повлиять на провокатора. Надавить на него, конечно, можно, страх и боль творят великие дела, но зачем иметь дело с человеком, с которым невозможно договориться и который реагирует только на принуждение? Иными словами, единственное, что вы можете сделать в ситуации, когда хочется кого-то ударить, – удалиться и прервать контакт, признав свое бессилие как-то иначе разрешить ситуацию. В противном случае вы перейдете грань, за которой самоуважение сохранить уже не получится.

Способов психологического насилия, с помощью которого мы можем пытаться «исправить» другого, множество. Но ни крики, ни скандалы, ни долгие молчаливые обиды-игнорирование, ни обвинения с упреками, ни «пиление», ни демонстративные уходы с хлопаньем дверью, ни пассивно-агрессивное «все нормально!» или мелкая месть за какие-то обиды в прошлом, ни угрозы развестись-разойтись не работали и не работают. Они только на какое-то время разряжают напряжение через причинение боли и унижение другого человека.

Однако поскандалить бывает намного проще, чем сесть и поговорить друг с другом, даже если ситуация повторяется раз за разом. Поэтому люди часто изо всех сил избегают простого и уважительного разговора друг с другом об отношениях. Почему это происходит? Потому что для такого разговора необходимо проделать огромную предварительную работу. И это надо делать до систематических проявлений психологического и тем более физического насилия, пока такой разговор возможен.

Итак, почему нельзя «просто сесть и нормально поговорить?» Потому что для этого обоим участникам общения нужно:

Отрегулировать свой аффект. Что имеется в виду? Если обида или злость очень сильны, пережить их самостоятельно, не нападая на другого человека. Отделить злость, вызванную реальными словами или поступками человека, от своих претензий к нему и к другим людям тоже (а то достанется одному за всех, кто поступал похожим образом в прошлом). Примириться с собственной уязвимостью и стыдом, которые часто могут возникать в подобных разговорах.

Осознать, о чем вы хотите поговорить, что надо сказать и к чему прийти.

Найти подходящие слова для разговора о своих чувствах и переживаниях, связанных с партнером и отношениями с ним, ясные, честные, не унижающие собеседника и не содержащие нападок. Исключить в принципе выяснение, «кто виноват». (При этом, если нанесена обида, важно тому, кто обидел, найти в себе возможность и силы признать свою ответственность и выразить без самобичевания свои сожаления. А другому – принять эти извинения без попыток дополнительно «поплясать на костях».) Быть готовым и к тому, что примирения может не случиться и придется испытать боль, и, если дело к этому идет, найти силы расстаться с человеком, не стремясь ему отомстить. Эта готовность дает нам свободу для выражения своих мыслей, чувств, несмотря на понятный страх утраты, и позволяет быть самим собой, а не подстраиваться под окружающих, «подсовывая» им не себя-реального, а себя-удобного.

Высказаться самому и выслушать партнера, отмечая свои эмоции на его слова и переживания. Любые эмоции допустимы: можно плакать, злиться, благодарить, сожалеть – но ни в коем случае нельзя использовать это как средство нападения.

Если удалось друг друга почувствовать, услышать и понять (возможно, не сразу, а делая паузы) и решено было продолжить отношения, то выполнить то, о чем договорились.

Понимание того, что вы договорились, передается через ощущение – тело расслабляется, дышать становится легче, эмоции к партнеру или меняются, или начинают снова течь с меньшим количеством внутренних преград.

Я описал, как должно быть в идеале. В реальной жизни на каждом этапе возможны неудачи, потому что мы – люди, у нас есть чувства, самолюбие, желание власти, стереотипы о поведении «настоящих мужчин и женщин», мы испытываем гнев от бессилия, стыд и вину, допускаем случайные оговорки, которые могут причинить боль. Когда мы чувствуем, что диалога не получается, мы переходим на эмоциональный монолог – а надо остановиться, сделать паузу, отступить назад, признать, что сейчас мы неспособны услышать как другого, так и самого себя. А если все же сорвались – потом извиниться и предложить продолжить разговор, если он не проходил на таких тонах, что ничего, кроме взаимной ненависти, не осталось.

Трудно? Очень. Поэтому мы и хлопаем дверью, манипулируем, копим обиды и жаждем мести. Всегда есть искушение добиться желаемого при помощи простого насилия, но на самом деле оно только разрушает отношения. А созидать их или завершать, сохраняя при этом человеческий облик, – одна из сложнейших задач в общении. Иногда растягивающаяся на целую жизнь.

Что же делать, если никак договориться не получается и хочется обвинить партнера в том, что он вас не понимает? Признать, что не получается у вас (а не «он не хочет понять»). Задуматься над тем, что и как вы говорите, что происходит в ваших отношениях с этим человеком и почему вы не можете достичь понимания. То есть обращать внимание на то, насколько ясно и честно вы выражаете свои чувства, а не стремиться «исправить» другого. И если ничего не помогает (увы, такое бывает нередко), принять это, а не пытаться дальше давить на человека. И может быть, лучше расстаться с ним.

Очень трудно признавать свое бессилие, пока не дошел до крайней точки. Но нужно всегда помнить: другого человека изменить нельзя. Можно просить, говорить о своих чувствах и переживаниях (если он вас слышит), предлагать компромиссы и устраивающие обоих варианты. Либо признать свое бессилие. Пока мы не осознаем его и не переживем, мы на тропе войны. А после его полного осознания приходит свобода. Хоть она и не отменяет того, что предоставить другого его судьбе – одно из самых тяжелых решений, особенно когда это близкий человек и он губит себя.

Сборы в путь

В ситуациях, когда я сталкиваюсь со своей ограниченностью (то есть с вызовами временности и несовершенства одновременно), я вспоминаю, как собираю рюкзак. Эта метафора помогает мне сфокусироваться и не взваливать на себя чрезмерный груз. При подготовке к длительному походу на дикой природе одна из главных ошибок – пытаться запастись вещами на все случаи жизни, подготовиться к любому повороту событий. А вдруг начнутся затяжные дожди? Возьму-ка я высокие резиновые сапоги, непромокаемые ботинки (можно две пары на всякий случай), еще обычные туристические ботинки, легкие кроссовки, да и тапочки не помешают – ходить в сухую погоду по лагерю, когда вся остальная обувь сушится после дождя. И вот рюкзак уже наполовину забит, а нужно еще место как минимум для одежды – тоже на все случаи: дождей, холода, жары, комаров, ветра. В результате рюкзак оказывается совершенно неподъемным, и передо мной встает выбор: либо от чего-то отказываться, либо никуда не идти.

Отказаться от каких-либо вещей можно, но придется тогда допустить, что в пути могут возникнуть ситуации, к которым вы не будете полностью готовы. Есть вероятность, что пойдет сильный дождь, который продлится несколько дней, и сухой одежды может не хватить. Могут промокнуть ноги – а запасной обуви не будет, придется и дальше хлюпать мокрыми ботинками. Могут порваться одежда, обувь, лямка рюкзака в самый неподходящий момент. В общем, в пути много всякого происходит. Никаких гарантий легкого путешествия нет и быть не может. Но если я оставляю себе только необходимый минимум, то уже могу отправиться в путь, дышать лесным или морским воздухом, наслаждаться природой, получать новые впечатления.

Цена стремления обезопасить себя от угроз может быть неподъемной, и не только в походе, если пытаться избегать неприятных чувств (а для кого-то и приятные – источник сильного дискомфорта). В результате можно обнаружить себя «в бункере», оснащенном всевозможными способами обороны от жизни. Наш дом оказывается захламлен вещами (одеждой, обувью, книгами, различными безделушками, старой техникой), а наша жизнь – оправданиями (почему мне не нужно идти туда, куда хочется, и браться за дела, не гарантирующие 100 %-ного успеха). А еще на нас может давить ответственность за чужие жизни (мало нам своей!). Все это создает надежный буфер между нами и жизнью, который уменьшает нашу подвижность, но зато позволяет дрейфовать, «не замочив ног». Мы избегаем получать жизненный опыт, но испытываем тревогу от постоянного сдерживания самих себя.

В какой-то момент подобное избегающее поведение усиливает тревогу, делая ее невыносимой. Избегая конкретную, измеримую опасность (неприятие со стороны конкретных людей, провал какого-то начинания и сопряженный с этим стыд, разочарование от неудачного выбора), мы выбираем окольные тропы и напрочь теряем саму дорогу, и страшно становится уже от того, что мы заблудились. Мы чувствуем, что теряем возможность наслаждаться жизнью и собственным самовыражением в ней, свободно дышать полной грудью.

В глубине души мы всегда чувствуем цену избегания (то, что называют экзистенциальной виной). Это тоска по непрожитой жизни, по выбору, который не был сделан, по словам, которые так и не были сказаны, по тому простору, на который так хотелось вырваться, но без резиновых сапог было страшно…

В упрощенном варианте такие ситуации бывают на психотерапевтических сессиях, когда вы вроде о чем-то говорили, но «успешно» избежали разговора о том, что болит. Иногда, когда воцаряется тяжелое, напряженное молчание, я задаю вопрос себе или клиенту: «О чем мы сейчас избегаем говорить, с какими чувствами и переживаниями так боимся встретиться, что отгораживаемся от них стеной молчания или светской болтовни?» Вроде говорим о чем-то приятном, а тревога все растет… Похожие ситуации избегания жизни можно легко заметить после ритуальных встреч с друзьями или родственниками, с которыми разговоры текли скорее в формальном русле, чем были наполнены искренностью, обменом эмоциями и мыслями (в чем, собственно говоря, и состоит суть отношений).

Если приходит осознание, насколько мы запутались в своих попытках спрятаться от неприятного жизненного опыта, возникает желание разрушить все «к чертовой матери». Выбросить все вещи, резать правду-матку в каждом разговоре, бежать к людям открывать им глаза, распродать все и умчаться куда-то налегке, чтобы наконец вдохнуть воздух свободы. Такое осознание иногда происходит после психологических интенсивов или поездок на медитативные ретриты – на контрасте, когда возвращаешься в свою затхлую, захламленную жизнь и хочется, выбросив все, начать ее сначала. Пойти в поход как есть, без ничего. Но знаете, пара хороших ботинок все же не помешает.

Я избавляюсь от хлама, но стараюсь делать это не спеша. Перебираю вещи и прощаюсь с теми, которые уже давно пылятся в шкафу. Я бы и не вспомнил о них, если бы не залез в него. И вижу, как много одежды, например для похода, хранится не для того, чтобы лучше к нему подготовиться, а чтобы успокоить тревогу – боязнь упустить хорошую скидку, например, или «про запас»: а вдруг больше таких вещей не будет? Или книги, которых у меня много, – это тоже следствие тревоги, порожденной осознанием границ собственных знаний и навыков, а не подлинным желанием узнать больше нового…

Но среди этих завалов лежат и подлинные жемчужины. Они воскрешают старые порывы или дают новый ракурс. Поэтому приходится садиться и разбирать завалы, внешние и внутренние. Перебирать вещи или внутренние установки, рассматривать их, а потом либо прощаться с ними (и с чувствами, которые побудили ими обзавестись), либо сложить в свой рюкзак – еще пригодятся в пути…

Глядя на какие-либо материальные вещи, я могу «спросить» их: «Случился у меня с вами роман или нет?» – как будто речь идет об отношениях с человеком. И сразу же приходит ответ-ощущение: нет, вот с этими вещами не случилось ничего. А вот с этими – да, я с удовольствием их ношу или чувствую, что они мне нужны в каких-то ситуациях. Перебирая собственные внутренние установки и жизненные правила, я задаюсь похожим вопросом: «Помогаете ли вы мне жить, даете ли поддержку и опору или же тянете неподъемным грузом вниз?»

С людьми сложнее: они не вещи, но иногда задаваться вопросом «как я себя чувствую после общения с этим человеком и почему?» бывает полезно. Может, получится осознать, чем именно мы обмениваемся во время общения: поддержкой, любовью или же просто забираем друг у друга энергию, боясь поделиться чем-то взамен. Но о людях и отношениях мы подробнее поговорим, когда дойдем до вызова одиночества.

В результате долгого и кропотливого перебора вещей, которые мы тащим с собой, «рюкзак», будь он реальный или символический, становится легким, но не пустым. Его легко нести, и более того: мы гораздо лучше сможем распоряжаться тем, что у нас есть. Так происходит и с нашей жизнью, когда мы, признав, что у нас есть свои ограничения, перебираем то, что мы делаем, и то, к чему стремимся, – и находим силы от чего-то отказаться, навсегда или на время.

Мы – живые существа из плоти и крови, мы устаем, стареем, мы не можем за день сделать то, что возможно только за два, – как бы это ни было обидно.

Со всех сторон мы сталкиваемся с ограничениями, которые можем пытаться постоянно преодолевать, но заплатить за это придется здоровьем и эмоциональным выгоранием. Внимательность к себе-настоящему, к тому, что у нас есть в данный момент, позволяет лучше использовать наши возможности. И не стоит бесконечно рассчитывать на то, чего у нас уже нет или чем мы воспользоваться не можем. Ложь себе самому и другим, попытки обмануть жизнь и игнорировать ограничения в итоге оборачиваются против нас же.