Автор книги: Илья Латыпов
Жанр: Личностный рост, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 2
Все проходит, и твоя жизнь тоже
«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: „смотри, вот это новое“; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после»[11]11
Еккл. 1:9–11.
[Закрыть].
Утраты
С собственной смертностью я, как и все люди, нахожусь не в самых простых отношениях и, несмотря на завет древних римлян «помни о смерти», охвачен повседневной суетой. Смерть – первая и самая страшная экзистенциальная данность. Именно так ее обозначают некоторые философы-экзистенциалисты, но мне кажется, что это все-таки упрощение того вызова, с которым мы сталкиваемся. Я предпочитаю несколько иную формулировку (пусть это и может выглядеть самонадеянно – поправлять великих мыслителей): мы имеем дело не только со смертью как таковой, но и с тем, что абсолютно все в этом мире имеет границу своего существования. Все имеет начало (даже Вселенная) – и все когда-то закончится.
Физики говорят об энтропии Вселенной – распаде, разрушении всего под воздействием времени. Энтропии, кстати, отчаянно противостоит именно жизнь как удивительная способность материи не только не распадаться на элементарные частицы, но и образовывать новые сложные структуры и организмы. Однако в конце концов энтропия возьмет вверх – по крайней мере, так считают многие физики. То есть дело не только в смерти, но и во временности всего, что есть в нашей жизни и вне ее.
Но какой тогда смысл еще раз говорить о смерти или о том, что все имеет свое завершение? Наверное, он как раз в том, что мы изощренно ищем разные способы избежать осознавания этого нехитрого факта – не на интеллектуальном, а на эмоциональном уровне. И время от времени мне, как и всем людям, необходимо напоминание об этом. В противном случае ощущение того, что живешь вечно, играет с тобой злую шутку, побуждая постоянно откладывать на потом то, что надо сделать сейчас. Острота момента, способность прочувствовать течение жизни при этом блекнут. Как будто можно будет повторить тот момент, отложенный «на потом».
На бытовом, а не философском или физическом уровне речь идет о том, что рано или поздно мы теряем все, к чему привязаны, – от каких-то любимых вещей до близких нам людей и животных. Предметы одежды, заношенные до дыр, игрушки, с которыми много раз засыпали в обнимку, защищаясь от ужасов ночи, книжный томик любимого автора с пометками и пятнами от чая или с засохшим листиком между страничек. Любимый дачный домик, в котором прошли самые яркие дни детства, или двор, где была такая дружная компания. Берег моря, у которого много лет мы отдыхаем с семьей, – там уже каждый камешек как родной. Теплые, морщинистые бабушкины руки, их запах, отдающий корицей от печенек. Домашние животные – неуклюжие щенки и котята, у которых на полу разъезжаются лапы (они как никто другой демонстрируют нам скоротечность жизни, год за годом превращаясь в почтенных седых «дам» и «джентльменов», чтобы в один далеко не прекрасный день умереть). Бесконечно печально осознавать, что всему когда-то приходит конец.
Вещи и воспоминания связывают нас с контекстом жизни. Вот на одной из старых фотографий я в любимой бежевой футболке, которой не было сноса десять лет. Куплена она была еще на китайском рынке в середине 1990-х – помню даже, что было несколько таких же, но других расцветок, но я не стал долго выбирать – все равно быстро полиняют. Да и продавщица уж слишком нахваливала ее, шутя, что будь она моложе, за такого красавца в этой футболке вышла бы замуж…
Футболка неожиданно прослужила больше десяти лет и в конце концов просто протерлась в нескольких местах. На эмоциональном уровне она – один из тех предметов, которые служат «мостиком в прошлое», помогая воскресить в сознании былые голоса, запахи, любимые места, памятные события и чувства. Ведь тоскую я не по самой футболке как таковой, а по тем годам, по ушедшей навсегда юности.
Мы теряем не только вещи, любимых людей и животных, но и время. Одно из самых нелюбимых моих переживаний – ощущение бестолково проведенного дня, когда утром было множество планов и идей, а вечером осознаёшь, что ничего не сделано; весь день ты просто бессмысленно смотрел в монитор и скроллил ленты соцсетей или же бесценное время поглотили обычные мелкие заботы. И на себя его не осталось.
Еще один вид утрат – утерянные возможности и шансы. Об одних утраченных альтернативах мы не жалеем, потеря других может вызывать сильное сожаление, вплоть до болезненных ощущений. Если бы я тогда сказал другие слова… Если бы я действовал по-другому… Если бы я решился…
И наконец, особым видом утрат являются иллюзии, в том числе относительно самих себя. В ходе личностных кризисов мы узнаем о себе много нового и странного, а с какими-то представлениями приходится проститься навсегда. И это встречает такое же наше сопротивление, как и другие утраты.
Поэтому первый экзистенциальный вызов я называю вызовом временности/конечности: все временно в нашем мире, включая нас самих, и смерть – самое концентрированное и страшное, но не единственное проявление этого вызова.
Разные грани временности очень красиво и точно подчеркиваются ее синонимами: бренность, быстротечность, зыбкость, изменчивость, мимолетность, непостоянство, неустойчивость, переменчивость, превратность, текучесть, тленность и эфемерность.
Уже просто перечисляя их, ощущаю печаль, а если чуть сильнее прислушаться к себе, еще и тревогу. Ведь мир оказывается таким зыбким, не имеющим жесткой и неподвижной опоры. Жизнь превращается в некий серфинг, когда ты скользишь по гребню волны и все, что тебе остается, – держать баланс на доске, пока волна не разбилась о берег, – а это рано или поздно произойдет.
Есть еще один аспект временности, о котором вспоминают не так часто, но который фоном постоянно присутствует в нашей жизни: «срок годности» имеют не только вещи, но и наши планы и мечты. Об этом часто говорят «а часики-то тикают». Ограничен возраст, в котором женщина может стать матерью. Есть свой «срок годности» у некоторых наших планов и чаяний. Сезоны задают свой ритм жизни: что-то можно не успеть сделать зимой, что-то – летом. Или долгое время стремишься к какой-то цели, а потом, почти на финише, вдруг ощущаешь: все, перегорел. И время сексуальной активности человека тоже имеет свои фазы, и она не бесконечна.
Вызов временности звучит так: мы постоянно что-то теряем и будем терять в силу вселенской энтропии и неумолимого бега времени. Все проходит, все имеет срок существования и рано или поздно закончится – включая твою собственную жизнь. Что будем делать с осознанием этого?
Вглядываясь в смерть
Эмоциональные реакции людей на подобный вызов, как правило, сводятся к одному из трех вариантов. Один – обращение в сторону горя и всех его производных (грусть, печаль, огорчение, скорбь). С помощью горя мы принимаем утрату и отпускаем ее. Второй – в сторону гнева как выражения протеста против утраты (и производных от него: злости, возмущения, обиды). При этом гнев может быть направлен как на обстоятельства, которые привели к утрате, так и на человека, который допустил утрату. В ряде случаев гнев превращается в чувство вины за то, что не уберег, не предусмотрел, не спас. Третий вариант – забыть, сделать вид, что никакого вызова нет, нам померещилось и жить мы будем вечно.
Неслучайно одна из центральных тем древнейшей из всех дошедших до нас поэм, корни которой уходят в III тысячелетие до нашей эры, «Эпос о Гильгамеше», она же «О все видавшем», – поиск бессмертия. Гильгамеш, царь Урука, потерял своего друга Энкиду, павшего жертвой гнева богов. В этот миг Гильгамеш осознает собственную смертность и в ужасе бросается на поиски Утнапиштима – единственного человека, получившего из рук богов бессмертие.
Поиски не увенчались успехом: даже найдя цветок бессмертия, Гильгамеш не сумел им воспользоваться. Решив искупаться в реке, он оставил цветок на берегу, и в этот момент цветок съел змей, который тут же научился сбрасывать кожу и обновляться. А Гильгамешу оставалось только уповать на то, что память людей о нем и о его делах переживет тысячелетия. Хоть в этом ему повезло: благодаря археологам имя этого царя Урука возродилось из небытия в XIX веке, как и произведение о нем.
Дети, впервые осознавшие смертность своих близких (а она переживается именно как страх утраты), горюют или протестуют, начиная свой поиск «противоядия» от смерти – что можно сделать, чтобы родители не умерли? Годам к четырем-пяти большинство уже не только знает о смерти (хотя бы из сказок), но и понимает, что она тесно вплетена в их собственную жизнь. И пугают недетскими вопросами о смерти, своей и близких, заставляя думать родителей, что с их детьми что-то «не так». Да все «так» – эти вопросы естественны и неизбежны.
Моя младшая дочка Анютка в пятилетнем возрасте сильно переживала о смерти, как и ее старшая сестра несколькими годами ранее. Иногда она плакала перед сном: «Мама, я не хочу, чтобы ты была старенькой… Я хочу, чтобы ты всегда была молодой!» Для Анютки «стать старенькой» – это приблизиться к смерти, ведь именно старенькие люди умирают. «Папа, а ты еще не старый?» – с надеждой глядя на меня своими большими глазами, спрашивала доча. «Конечно, я еще совсем молодой, – утешал я ее, а в ответ слышал новый вопрос: – А ты никогда не постареешь?»
Анютка не думала о своей смерти – по крайней мере, я не слышал этого от нее. Для пятилетней девочки смерть – это когда рядом не будет родителей и она останется одна. Расставание – вот что сейчас для нее самое страшное в смерти. Она задавала вопросы маме:
– У меня что, будет другая мама, когда ты умрешь? Я не хочу, чтобы у меня была другая мама… А что такое смерть, как это, когда люди умирают?
– Это похоже на сон, только навсегда.
– И вы никогда-никогда не проснетесь?
Опять это берущее за душу «вы»… Однажды жена рассказала о таком разговоре с ней:
– Мама, я буду скучать по тебе, когда ты умрешь.
– Я по тебе тоже.
– Мама, а как сделать, чтобы ты никогда не умерла?
– Никак, все когда-нибудь умирают.
– Я знаю! Дед Мороз!
– Что «Дед Мороз»?
– Надо загадать Деду Морозу, чтобы ты никогда не старела! На следующий Новый год! Мама, в Новый год ведь все желания сбываются?
Как деятельный и активный ребенок, Анютка начала искать способы взять смерть под контроль. Деда Мороза мало. Тем же летом во время отдыха на море Анютка разразилась часовой речью – лекцией о здоровом образе жизни: «Так, папа и мама, слушайте меня внимательно! Конфетки больше есть нельзя, от них болеют! И пиво больше никогда, никакого пива и алкоголя! (В этот момент позвонила бабушка из Хабаровска, и Аня первым делом заявила ей, что запретила родителям пить. Что подумала по поводу нашего отдыха бабушка – неизвестно.) Газировку нельзя, только воду и чай! И тортики тоже нельзя! Я сама есть конфетки не буду, и Марина не будет! (Восьмилетняя старшая сестра протестующе завопила.) Нет, я серьезно говорю, не смейтесь! Я буду вашим доктором, вы будете здоровыми и молодыми!»
Целый час длилась речь, в которой пятилетняя кроха рассуждала о том, как быть здоровым и не болеть. Анютка была совершенно серьезна и очень обижалась, когда мы улыбались. Но мысль о том, что когда-нибудь она и ее сестра все-таки останутся одни, без нас, стирает улыбку. Грустная и страшная мысль. Но сейчас они уже большие, и меня утешает мысль, что они без нас не пропадут.
Когда маленькие философы думают о смерти, это нормально. Старые сказки, в которых кто-то кого-то постоянно убивает, режет или съедает, тоже нормальные. Дети живут вовсе не в пряничных домиках, они видят и чувствуют значительно больше, чем взрослым хочется думать. И многие экзистенциальные данности жизни они переживают сильнее нас – хотя бы потому, что еще не научились их игнорировать. Попытки же запретить детям думать о «таких вещах» (из суеверного страха или из опасения, что они впадут в депрессию) выдают только родительский ужас перед смертью и, как и все подобные запреты, только усиливают детский страх и тревогу: что же такое невероятно ужасное прячется там, если даже родители боятся этой темы и избегают ее?
Снижению страха способствуют именно разговоры о смерти и спокойный тон родителей, который показывает: это нормальное явление, часть процесса жизни. Да, дети будут грустить, но разве можно их полностью уберечь от непреложного и вездесущего закона жизни? Они все равно встречаются со смертью – может, когда умирает бабушка или дедушка, любимое домашнее животное, или в сказках – в них часто кто-то кого-то убивает или угрожает смертью. Все это – естественно. Именно запреты родителей и их страх смерти могут сильно напугать детей. Не избегая этой темы, мы снимаем с нее мрачный покров таинственности и учим детей грустить об утратах. Пусть они это делают не в одиночестве. Со временем защитные механизмы нашей психики вроде ощущения себя бессмертным надолго отодвинут вопрос о смерти в сторону – это тоже естественное явление. Всему свое время.
– Папа, а что бывает после смерти? – это спросила уже старшая, Маринка, когда ей было шесть лет.
– Не знаю, – рассказывать истории про небеса не хотелось, поэтому я сказал что-то нейтральное.
– А мне говорили, что люди попадают на небо и оттуда смотрят на нас.
– Может, и так…
Мне тогда было сложно рассказать дочке, что́ я на самом деле думаю о смерти и о том, что происходит после нее с телом и сознанием. В этом плане мне, атеисту, намного сложнее, чем верующему человеку – он с чистой совестью в соответствии со своей верой может сказать, что сознание не исчезает после физической смерти, а просто обретает новую форму существования. И что мама и папа всегда будут смотреть с неба на своих детей и радоваться им. А так вот в лоб сказать, что ничего не будет и утешения нет, мне было страшно – мало ли как отреагирует ребенок. Но для детей можно найти и другие, более щадящие объяснения. Например, сейчас я рассказал бы Марине о том, что смерть – это возвращение тела в бесконечный круговорот атомов в природе, и люди растворяются в мире, превращаясь в его частичку. Тоже красиво, и главное – для меня это правда.
Но вернемся к нашим ответам на вызов конечности/временности. Итак, люди реагируют на него либо полным избеганием и вытеснением его из сознания (стратегия отрицания или беспечности), либо достаточно сильными эмоциональными реакциями протеста (стратегия гиперконтроля или отвержения жизни) или горевания (принятие и проживание утрат).
Об этих ответах и пойдет речь дальше. Вряд ли бывает так, что человек выбрал какую-то одну стратегию и на протяжении всей жизни придерживается именно ее. Стратегии сочетаются, и периодически одна из них выходит на первый план, чтобы потом уступить место другой. Проблемой они становятся тогда, когда превращаются в абсолютные, теряют гибкость и когда человек утрачивает способность лицом к лицу встречать данность смертности и временности всего на нашей Земле.
Глава 3
Тотальный контроль: «Я ничего терять не буду, я смогу все удержать и все успеть»
Первым ответом на вызов временности является стремление ничего не упустить и не потерять. А это возможно только при попытке установить тотальный контроль над своей жизнью – следить за всем и удерживать все рядом с собой при помощи различных уловок, о которых мы и поговорим дальше.
Как избежать потерь
Избегать утрат и связанных с ними переживаний можно разными способами. Один из распространенных – купить какую-то вещь и не пользоваться. Как-то я приобрел для походов очень дорогую мембранную куртку и некоторое время не брал ее с собой в длительные вылазки на природу, только на небольшие прогулки. Мало ли что может случиться с курткой, если долго идти с тяжелым рюкзаком, продираться сквозь заросли или же сидеть у костра, от которого летят искры. Я не был готов потерять эту вещь – она мне нравилась (и нравится до сих пор), да и стоила недешево, и, потеряв ее, я одновременно потеряю деньги, которые за нее заплачены.
Возникает парадоксальная ситуация: имея куртку, я одновременно ее не имею, так как, находясь в шкафу, она не используется по назначению. Или я ее все же надеваю в путешествие, но постоянное беспокойство о ее сохранности мешает по-настоящему получать удовольствие. Боясь потерять дорогую вещь, я ее, по сути, теряю, так как не готов испытать огорчение и досаду, если с нею что-то случится. Это еще хороший вариант, некоторые люди к огорчению и досаде могут добавить еще и сильную злость на себя за то, что оказались недостаточно аккуратными, говоря себе, что нужно было покупать что-то попроще и подешевле, и вообще, «Где были твои глаза?»
Получается, что подлинное владение вещью предполагает внутреннюю готовность «отгрустить» ее потерю или порчу, даже если она очень ценная и любимая. В противном случае это вещь начинает занимать место в нашей психике и «владеть» ею. Кто-то даже защитные чехлы с диванов или автомобильных сидений не снимает, стараясь максимально продлить срок их службы – при этом не пользуясь ими полноценно и испытывая неудобство (много ли удовольствия сидеть на полиэтилене?).
Одним из рисков, которым подвергаются люди в экстремальных ситуациях, является неготовность бросить и потерять какие-либо предметы одежды или ценности, даже когда надо прежде всего думать о спасении своей жизни (при пожаре, наводнении и других подобных бедствиях). Ничего плохого в привязанности к вещам я не вижу, вопрос в нашей готовности пережить их утрату, если с ними что-то произойдет.
Другой способ «отменить» утрату вещей, которыми пользуешься, – покупать сразу две. Есть люди, которые покупают несколько одинаковых футболок, брюк и т. п. – только потому, что им понравился фасон, цвет, рисунок и они не хотят потерять вещь, когда она износится или придет в негодность. Так создается ощущение того, что ты ничего не теряешь; даже если что-то случится – вот он, запасной вариант. В итоге часто эти запасные вещи так и не дожидаются своей очереди – либо первой футболке сносу нет, либо она через какое-то время надоедает или не налезает. Так что, если в вашем шкафу есть несколько одинаковых вещей, вполне возможно, это проявление того самого стремления сохранить их навсегда или надолго.
Правда, иногда переживания из-за сохранности вещей могут иметь скрытый подтекст. Несколько лет назад я поймал себя на том, что страшно огорчаюсь, когда на новых или хорошо сохранившихся вещах замечаю следы износа: начинает протираться или выцветает ткань (а ее состав не позволяет перекрасить ее), появилось пятнышко, вроде и незаметное, но не отстираешь. Проблемы купить новую вещь у меня нет, да и ранее я как-то по подобному поводу совсем не переживал. В студенчестве вообще ходил в обуви, которая каши просила. А тут вдруг начал замечать повсюду следы времени. И даже слова приятеля, что он любит как раз не новенькие вещи, а те, на которых есть отпечаток времени, не утешали. Что-то не давало покоя, и это, похоже, вовсе не износ вещей.
Подсказку мне дало известное изречение писателя Морица Сафира: «"Время проходит!" – привыкли вы говорить вследствие установившегося неверного понятия. Время вечно: проходите вы». И тут все встало на свои места: я старался не замечать, как меняется мой организм, не видеть знаков того, что я постепенно начинаю «проходить». Но проще было переживать об изнашивающихся вещах, чем об «изнашивающемся» себе.
Этот перенос тревоги о себе на вещи возник несмотря на то, что сам я нередко рассказываю людям, как тяжело бывает внезапно обнаруживать физические ограничения, связанные со старением. Мы утрачиваем красоту, выносливость, силу. Я ходил в экспедиции и походы, таскал тяжести больше других или преодолевал километр за километром на своих двоих, когда остальные уже валились от усталости, а потом – раз, и тело подводит, сильно болят колени и ступни.
Первая реакция на подобные изменения: сейчас схожу к врачу, там подправим. Или же: да ничего, само пройдет. То есть сознание не хочет принимать накопившиеся возрастные изменения, они воспринимаются как досадное недомогание, которого быть не должно. Несколько лет назад у меня начала сильно болеть левая нога в области ахиллова сухожилия – да так, что пару недель я еле ковылял. Врачи предлагали разные варианты лечения, зачастую противоречивые, но суть была одна: эту проблему уже невозможно окончательно устранить. Она навсегда.
И я влетел в эти «невозможно» и «навсегда», как в стену. Что значит «невозможно»?! Мне еще вчера было двадцать, я носился как никто! Еще утром мне было тридцать, и я мог весь день ходить без отдыха. К вечеру ноги отваливались, но утром – как новенький, небольшая разминка – и вперед! А теперь мне говорят: нет, так больше не будет, организм не может так быстро восстанавливаться и дает сбои.
На какое-то время меня охватило отчаяние. Ходить я люблю много, в юности и вовсе занимался легкой атлетикой. А некоторых людей в подобных ситуациях накрывает стыд, такой сильный, что проще защищаться от него через отрицание. Довольно опасное отрицание, так как оно основано на попытке относиться к своему телу не как к части себя, а как к инструменту, как к автомобилю. Заменил поломанное – и дальше на тех же скоростях. Что значит «на этом внедорожнике вы еще можете ездить по асфальту, но серьезной нагрузки на плохих грунтовых дорогах и на кочках он уже не выдержит»? Сменить его… А, это ж мое тело… И из него не выпрыгнешь. Это навсегда.
Отрицание новой реальности может привести к тому, что ты все равно продолжишь выжимать из тела максимум, избегая краха представлений о себе как о функциональной машине. И будешь злиться на собственный организм, который воспринимается уже как помеха, а не как часть тебя. И все равно хотя бы на мгновение придется соприкасаться со стыдом, которым в мужском мире сопровождаются любые намеки на слабость и немощь. В итоге, если продолжать игнорировать собственные физические слабости, идя на поводу этого стыда, то можно сломаться окончательно: отказывает спина, рвется ахиллово сухожилие и т. д. – перечень «поломок» бесконечен.
При этом для некоторых мужчин именно серьезное ухудшение физического состояния оказывается освобождением от необходимости выжимать максимум из своего организма. Пока он работал как часы, они не особенно задумывались над тем, как распределять нагрузку на него. Предметом гордости становился критерий смертельной усталости: если ты истощен к концу рабочего дня (не только в офисе – на даче, например, или на тренировке), то можешь расслабиться, а если нет, значит, недоработал. И парадоксальным образом болезни или ухудшение физического состояния вынуждают их начать относиться к себе не как к роботу. Кто-то при этом впадает в отчаяние, а кто-то испытывает облегчение – есть законный повод не насиловать себя и отнестись к себе бережнее. Например, на той же даче вскопать одну грядку и, не дожидаясь болезненных сигналов, сказать себе: стоп, на сегодня хватит.
К сожалению, нередко осознание, что ты уже не можешь выдерживать прежние нагрузки, появляется очень поздно, когда руки и ноги слабеют, а спина начинает болеть. Тогда легко впасть в отчаяние, бесконечно упрекая себя («Ты же мог остановиться!»), и окончательно смириться с тем, что «ты уже ни на что не годен». Но есть и другой путь – начать заботиться о себе заранее. И тело ответит благодарностью. Прежним героем ты уже не будешь, но подарить себе еще какое-то время полноценной активной жизни сможешь.
Но для этого надо пройти через стыд или отчаянье и примириться с грустью, которая помогает проститься с красочным образом юного героя, которому неведомы физические ограничения. Принять себя – постепенно стареющего, претерпевающего изменения. Научиться заботиться о своем теле не как о машине, а как о живом организме, которому действительно необходимы нагрузки, но не чрезмерные. С возрастом время подвигов проходит, настает время учиться жить.
Мне непросто далось принятие своего постепенного старения. Я еще вполне силен, на момент написания этих строк мне всего сорок два года, ногу я восстановил достаточно, чтобы уходить на неделю в тайгу в не очень сложные походы (но в составе групп). Однако я уже не тот неутомимый парень, который мог весь день работать лопатой в раскопе и не расплачиваться за это болью в суставах. Я учусь быть к себе внимательным и взаимодействовать со своим телом не как с помехой или даже врагом, а как с очень важным попутчиком по жизни. В конце концов, тело – это и есть важнейшая составляющая меня.
Я рассказал о мужских проблемах лишь потому, что делюсь собственным опытом. Истории женщин такие же, разве что акценты бывают расставлены немного по-другому. Видишь, как ложатся морщины на лицо, как меняется его форма, как седеют волосы, как появляется этот «ужасный» целлюлит (в сущности, вполне нормальное явление). Неумолимый бег времени лишает тело гибкости и сил, все сложнее поддерживать привычную физическую форму. Не секрет же, что именно на почве борьбы с физическими «недостатками» и признаками старения разрослась до неимоверных размеров индустрия пластической хирургии. В одном случае она обещает «улучшить» тело, в другом – остановить старение.
Но стареть естественно и нормально, свежесть юности вернуть невозможно. Даже когда мы говорим о зрелой красоте, она другая, она основана на иных критериях, чем красота молодости, и если это принять не получается, начинается гонка за иллюзией контроля. Речь идет не о том, чтобы перестать заботиться о своей внешности и о теле, а о принятии того факта, что, какие бы усилия мы ни прилагали, старение не отменить, и это нормально.
Все возрастные кризисы основаны на осознании, что ты прошел еще какую-то дистанцию своей жизни и теперь, оглядываясь на пройденный путь, пытаешься осмыслить, как это было. И я не знаю ни одного человека, который, будучи честным с собой, не сожалел бы о каком-либо сделанном в прошлом выборе. Невозможно, «земную жизнь пройдя до половины», не пережить множество ошибок и неудач. Впрочем, мы можем накопить и более позитивный опыт достижений и преодоления сложностей. Оглядываясь на пройденный путь, мы видим все потери и приобретения. Важное открытие, которое помогает справиться с кризисами: оказывается, с годами ты не только что-то теряешь, но и приобретаешь, наполняя жизнь новыми красками. Хорошо, если на смену утраченному действительно приходит что-то новое, и очень печально, если этого не происходит или человек этого не видит. Старость в психологическом смысле – это состояние, в котором у нас есть только прошлое, воспоминания и нет никаких планов на будущее, угасает интерес к новизне и остается только ждать конца.
По мере старения может приходить и страх стать ненужным. Часики тикают не только в случаях «надо скорее замуж» и «пора рожать детей». Дети растут, взрослеют и рано или поздно уходят, а родителям приходится понять, что следующее поколение в них нуждается все меньше. Можно, конечно, изо всех сил удерживать детей, воспитывать инфантильными, но это может разрушить отношения с ними. Жизнь в семье меняется, и эти перемены – напоминание о беге времени.
Будем ли мы нужны детям в новых ролях, уже не столь молодые, энергичные, принимающие решения за них, а утратившие часть сил и нуждающиеся в их любви и заботе? Понадобятся ли наши знания и опыт новым поколениям или же они будут только ждать, когда мы уступим им место? Эта вечная проблема отношений поколений обострилась в нашу эпоху быстрых перемен: опыт и знания старших зачастую неактуальны для молодежи.
Попытки замедлить старение делались, делаются и будут делаться. Наиболее ярким примером является биохакинг, обретший чрезвычайную популярность несколько лет назад, – стремление при помощи новейших открытий и достижений современной науки в сочетании с тщательным контролем образа жизни замедлить или даже отменить старение. Я знал одного человека, который поставил себе цель дожить «минимум до ста пятидесяти лет» и подчинил свою жизнь этой задаче: режим, питание, физические нагрузки, управление психологическими стрессами – абсолютно все было направлено на продление физического здоровья.
Но финансовое положение не позволило ему достичь такого уровня биохакинга, который продемонстрировал Брайан Джонсон, ИТ-предприниматель из Калифорнии. Он создал успешный бизнес, но оказался в глубокой депрессии, вызывавшей мысли о суициде, и попытался найти выход. Это привело его к идее повернуть старение вспять, добиться того, чтобы его тело по физиологическим показателям соответствовало телу восемнадцатилетнего человека. Сейчас, в 2023 году, ему сорок пять, и понятно, что задача у него нетривиальная. Фактически этот проект стал круглосуточной работой Джонсона, которую он проводит вместе с командой докторов.
Специальные БАДы, тренировки, режим дня и диета, приспособления для сна, косметические процедуры, десятки медицинских анализов для отслеживания состояния организма – чем больше я знакомился с описанием жизни Джонсона, тем сильнее было ощущение, что эта гонка за молодостью, заполняющая ее, это бегство от себя. Ведь если бы он остановился, то у него появилось бы достаточно времени для того, чтобы задуматься о своей жизни, – и кто знает, какие мысли догнали бы Брайана?
Само по себе желание быть здоровым и усилия, которые для этого предпринимаются, разумеется, не являются чем-то предосудительным, и я их только приветствую. Но когда вся жизнь подчинена одной цели – ее продлению, то возникает закономерный вопрос: чем ты наполнишь тот срок, который тебе отведен? Бег ради бега? Контроль ради контроля? Нередко за тотальным, почти параноидальным желанием избежать страданий и потерь прячется пустота, и если отвлечься от этого тотального контроля, то обнаружишь, что не очень понимаешь, как и зачем живешь. За бесконечными тестами и лекарствами я лично вижу сильную тревогу – как напряжение, возникающее при соприкосновении с внутренней пустотой.
Другим, более частным примером стремления к тотальному контролю как способу сохранять свое здоровье является орторексия. Так называют навязчивое стремление контролировать качество потребляемой еды. Повседневная жизнь подчинена поиску и отбору «наиболее здоровых» продуктов и блюд, и малейшее отклонение от диеты вызывает приступы вины и тревоги. Жизнь наполнена ложным смыслом – здоровым питанием ради здорового питания.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
