Текст книги "Любовь одна"

6

Утром Дороти была вынуждена признать: прав был мудрец, сказавший, что надо быть поосторожнее со своими желаниями, а то вдруг они действительно исполнятся.

По горлу будто скребли наждаком, а голова болела так, что хотелось кричать, правда, горлу от этого вряд ли стало бы легче. Общее ощущение такое, словно все мышцы и кости переполнены болью, накопившейся за ночь.

Пока Дороти глотала аспирин и пила кофе, она думала только о том, что у себя в офисе будет чувствовать себя гораздо лучше, сосредоточится на работе и забудет о болезни. Однако когда она добралась до офиса, Тресси лишь покачала головой и заявила, что Дороти надо было остаться дома, в постели.

– Но я знаю, какая ты упрямая, так что говорить с тобой просто бессмысленно.

– Совершенно бессмысленно, – согласилась Дороти и шутливо добавила: – И вообще, я слишком занята, чтобы болеть. – Сейчас ей меньше всего хотелось сидеть дома, а значит – беспрестанно думать о Дункане.

Аспирин помог Дороти на какое-то время справиться с симптомами болезни, и, пока лекарство не перестало действовать, она выбралась из офиса и пошла в ближайшую аптеку.

– Грипп подхватили? – мрачно осведомился аптекарь, когда она объяснила, зачем —пришла. – Знаете, что я вам скажу? Ничего из всего этого барахла вам не поможет. – Он указал небрежным кивком на батареи лекарств у себя за спиной. – Грипп – это грипп. Если его лечить, он пройдет за неделю, а если не лечить – за семь дней.

– Мне бы хоть что-нибудь, просто чтобы получше себя чувствовать, – заверила провизора Дороти.

Десять минут спустя она вышла из аптеки с целым пакетом лекарств. Конечно, аптекарь прав: ни одно из этих лекарств по-настоящему ей не поможет. Но все же станет чуть полегче. Надо продержаться до серебряной свадьбы Эллы и Кристофера. Она просто не может не пойти на это торжество.

Дороти уже почти дошла до офиса, как вдруг заметила Дункана. Тот шел по улице ей навстречу. Увидели они друг друга пр&стически одновременно, остановились и обменялись мрачными взглядами. Не ожидая, пока он ее окликнет, Дороти развернулась и вошла в ближайший магазин, что оказался газетной лавкой. Пришлось купить совершенно ненужный журнал.

Она очень надеялась, что Дункан пошел своей дорогой. Но, к своему изумлению, выйдя из магазина, обнаружила, что тот стоит на тротуаре, явно ее дожидаясь.

– Долго это еще будет продолжаться? – сердито спросил он. – Ддроти попыталась пройти мимо, но Дункан удержал ее за локоть. – Потому что, если так и дальше пойдет…

– Не понимаю, о чем ты, – соврала Дороти и громко чихнула.

Дункан вдруг помрачнел.

– Совсем одурела?! Ты же здорово больна.

– Немного простудилась, вот и» все, – огрызнулась Дороти. – А если боишься заразиться, отойди от меня подальше.

Она вдруг поняла, что они привлекают к себе внимание прохожих. Городок маленький, здесь все друг друга знают, и Дороти боялась, что не один только Дункан вспоминает сейчас те годы, когда она его обожала. Ей совсем не хотелось давать повод для сплетен и досужих предположений. В этом городе у нее свой бизнес, причем достаточно солидный. И ее репутации деловой женщины вряд ли пойдет на пользу, если все начнут думать, что она до сих пор бегает за Дунканом Эшби-Кроссом, словно преданная собачонка. А тот по-прежнему держал ее за руку.

– Я тут на днях заскочил к Дэвидсонам, – невозмутимо проговорил он. – Совершенно забыл, что у них в этом году серебряная свадьба. Они мне сказали, что твои родители приедут на их торжество. Мне будет очень приятно повидаться с миссис и мистером Пресли.

У Дороти заныло сердце. Значит, Дункан будет на празднике. Если бы только она могла придумать серьезный предлог и не пойти… Но это невозможно. Она не может пропустить такой юбилей своего крестного отца.

Дороти так задумалась, что не заметила, что на них чуть не наехала какая-то женщина с коляской. Она подалась назад, Дункан тоже отошел и каким-то непостижимым образом оказался гораздо ближе к ней, чем был до того.

– А ты пойдешь туда одна или?.. – он вдруг запнулся и вопросительно посмотрел на нее.

– Нет, я пойду не одна, – не без ехидства отозвалась Дороти.

И, между прочим, она сказала чистую правду. Она пойдет туда со своей семьей. Впрочем, Дороти прекрасно понимала, что он имел в виду совсем другое. Пойдет ли она туда с мужчиной, вот что он хотел знать. Пойдет ли она с любовником. Интересно, а как бы сам Дункан отреагировал на такое бесцеремонное вторжение в свою личную жизнь?

– А ты? – спросила она с лицемерной улыбкой. – Думаю, тебя будет сопровождать твой… адвокат?

– Рейчел?! Ну, это вряд ли. Видишь ли, сегодня утром она улетела в Бостон. Ведь я собираюсь остаться здесь, а потому никакой надобности в ее присутствии уже нет. Она ведь не мой личный адвокат, а юрист нашей фирмы. Компаньоны послали ее со мной в надежде, что ей удастся уговорить меня не возвращаться в Англию, но я принял другое решение, когда понял, в каком состоянии находится дедушкина компания. – Он замолчал, а когда Дороти вопросительно взглянула на него, пояснил: – В свое время дед был преуспевающим бизнесменом. Но потом… Скажем так: продать компанию как нормально работающую фирму сейчас никак невозможно, а закрыть ее – значит оставить многих людей без работы. Я до сих пор не уверен, что принял правильное решение – и с деловой, и с человеческой^ точки зрения…

Дункан пожал плечами, а Дороти смотрела на него в немом изумлении, не в силах поверить, что он может быть настолько откровенным с ней. Сейчас перед ней был тот Дункан, которого она вспоминала с таким восхищением, с таким сладким томлением и болью – человек, который неспособен причинить страдания другим людям.

– Сантименты – не лучшее основание для успешного бизнеса, – сказала она, может быть, более сухо и резко, чем хотела. Но это был единственный способ как-то справиться с захлестнувшими ее чувствами.

Он тут же отпустил ее локоть, и Дороти вздрогнула оттого, что так внезапно исчезло то тепло, которое исходило от его горячей руки.

– Вот слова преуспевающей деловой женщины, – саркастически заметил Дункан. – Как все же сильно порой меняются люди…

– Да, так бывает, – спокойно согласилась Дороти, резко развернулась и пошла прочь, опустив формально-вежливое «до свидания». И только дойдя до офиса, позволила себе оглянуться на Дункана, который уже спускался вниз по улице и не видел, что она на него смотрит.

Дороти вдруг поняла, что едва не плачет. Почему он не может оставить ее в покое? Притворился бы, что ее вообще не существует – ему это так хорошо удалось тогда, десять лет назад, когда она впервые поняла, что не нужна ему, и решила вычеркнуть его из своего сердца и из своей жизни.

* * *

– Так ты встречаешься со своей семьей прямо в клубе? – спросила Тресси.

– Да, так всем удобнее, – отозвалась Дороти. – Я ведь говорила тебе, что надолго они не смогут остаться и потому не станут останавливаться у меня.

– Что ты наденешь? – поинтересовалась подруга. – Купила что-то новенькое?

Дороти покачала головой.

– Не было времени на покупки. Сама знаешь, как мы в последнее время заняты. Наверное, надену черное платье, которое купила перед Рождеством в Бирмингеме.

Платье было дорогим – гораздо дороже, чем рассчитывала Дороти. Продавщица сказала, что это эксклюзивный авторский экземпляр, уцененный из-за маленького размера. Примерив платье, Дороти была вынуждена признать, что роскошный черный материал, покрой и фасон – платье весьма откровенно, но в то же время не вызывающе, облегало ее изящную миниатюрную фигурку – все это очень стильно и весьма идет. Конечно, сумма на ценнике, несмотря на уценку, для нее великовата. Но ведь иногда надо и себя чем-то порадовать.

– Да, ты будешь выглядеть сногсшибательно. Что-то в этом есть, когда изящная маленькая блондинка надевает маленькое черное платье…

– Я не изящная и совсем не блондинка, – возразила Дороти.

– Конечно же, нет… – с насмешливой улыбкой отозвалась Тресси. – Только скажи об этом моему мужу. Джеф неделю не мог прийти в себя после того приема в Коммерческой палате.

Дороти вдруг поняла, что краснеет, и ужасно смутилась. А Тресс лишь рассмеялась:

– Хочешь совет? Если ты собираешься надеть это платье, надо подумать и о хороших аксессуарах. .

– Спасибо, но меха и бриллианты – это несколько не в моем стиле, – сухо проговорила Дороти.

– Тогда позаботься о симпатичном спутнике. Этаком высоком и статном, – невозмутимо отозвалась Тресси.

Это «краткое описание» как-то уж слишком напоминало Дункана. Вот почему Дороти вспылила.

– Спасибо, конечно, но нет. Такого сокровища мне не надо. Мне, может, уже далеко за двадцать, и у меня нет мужчины – мужа там или любовника, – однако это не значит, что я несчастлива и не могу наслаждаться жизнью. На самом деле…

– Успокойся, пожалуйста! Ты не так меня поняла, – перебила ее подруга. – Я вовсе не имела в виду, что тебе нужен мужчина как таковой. – Она примирительно рассмеялась. – Если судить по реакции на твое платье моего благоверного, обычно очень спокойного и, я бы даже сказала, невозмутимого, то, заявившись на праздник без спутника, ты просто большую часть вечера будешь отбиваться от толп восторженных кавалеров. – Она на мгновение умолкла и добавила, уже серьезней: – Послушай, прости, если я тебя обидела. Я совсем не хотела сказать что-то такое…

Дороти закусила губу. Почему, черт возьми, она во всем ищет какой-то намек?! Это же глупо… У Тресси хорошее чувство юмора, она любит подшучивать над подругой, но ее шутки всегда были добрыми, безо всякого скрытого смысла. И сама Тресси никогда не обижалась, если Дороти начинала подшучивать над ней в ответ.

– Нет, это ты прости, – сказала Дороти. – Не знаю, что на меня сегодня нашло. Наверное, это из-за простуды. Но я все же надеюсь, что насчет моего платья ты несколько подзагнула. —Она помолчала пару секунд и неуверенно добавила: – Или мне действительно стоит надеть что-то другое?

– Не смей даже думать об этом! Вспомни хотя бы о том, сколько оно стоит. – Тресси в притворном ужасе закатила глаза. – Раз ты угрохала столько денег, то просто обязана его носить, так ведь?

– Да, наверное, – весело отозвалась Дороти.

Пару часов спустя, стоя в спальне перед зеркалом и пристально изучая свое отражение, она угрюмо размышляла о том, что же в ее платье вызывает у мужчин реакцию, которую так живо описала Тресси. Платье было с длинными рукавами, слегка декольтированное. Сидело на ней оно безупречно – облегало фигуру, но отнюдь не обтягивало. Так что вряд ли такой фасон можно было назвать вызывающим, провоцирующим.

Сама Дороти как-то не замечала своей мягкой и утонченной женственности. Девушке и в голову не приходило, насколько выгодно черное джерси оттеняет ее легкую бледность, а в ансамбле с изящными кружевами придает ей неуловимую, но пикантную соблазнительность. Она еще не умела оценить, что вырез у этого платья приоткрывает мягкие изгибы плеч ровно настолько, чтобы каждый мужчина поневоле задумался, какую же силу – пусть даже самую нежную – и какую настойчивость ему придется приложить, чтобы мягкая ткань соскользнула с этих плеч…

Тресси, наверное, просто хотела ее поддразнить, решила Дороти, еще раз внимательно осмотрев себя со всех сторон. Нет, в этом платье нет ничего вызывающего. Конечно, она больше привыкла к простой и неброской одежде, к строгим деловым костюмам. Такой стиль располагал к себе клиентов и создавал необходимую деловую атмосферу. А это платье трудно было назвать простым и скромным. Да и каблуки вечерних туфель выше, чем она обычно себе позволяет. Но на то и праздник, чтобы принарядиться…

Уже пора было ехать, чтобы не опоздать на встречу с родителями и семейством брата. Подарок, о котором позаботились папа и мама, решено было подарить общий от всей семьи Пресли, так что ей надо быть со всеми своими к моменту его вручения.

Дороти взяла сумочку и спустилась в прихожую, в последний раз взглянула на себя в зеркало и решительно вышла из дома. Она очень надеялась, что лекарство, которое она только что приняла, поможет ей продержаться до конца вечера.

Дороти была не вполне уверена, что ей стоит садиться за руль самой в таком болезненном состоянии, но она пообещала себе, что будет очень аккуратна. А в клубе выпьет не больше бокала шампанского за весь вечер, ведь в последние дни она только и делает, что принимает лекарства. Ничего страшного с ней не случится.

И все-таки внутренний голос подсказывал: надо оставить машину дома и вызвать такси. Может быть, она именно так бы и поступила. Но город у них был маленький, и единственная на весь город служба такси сегодня вечером наверняка перегружена заказами. А опаздывать не хотелось.

На улице было не холодно, но зато сыро. Дороти пробрал озноб. Она поспешила скорее сесть в машину и включить обогреватель. Завтра – суббота, у нее будет два выходных дня, чтобы, как говорится, спокойненько поболеть. А сейчас надо ехать. Дороти решительно завела машину и выехала на дорогу.

* * *

В загородный клуб, где Дэвидсоны отмечали свою серебряную свадьбу, Дороти приехала достаточно рано, но по шуму, доносившемуся до парковочной площадки, поняла, что она – далеко не первый гость. Хозяин и хозяйка празднества встретили ее у дверей и сделали массу комплиментов. А ее крестный отец не преминул отметить, что вроде и пяти минут не прошло с той поры, когда он держал ее над купелью во время крещения, и вот теперь его крестница выросла и стала настоящей красавицей.

– Твои родители вон там, вместе с Уолтером, – сказал он.

Дороти поблагодарила его и прошла к тому столику, за которым сидели ее родные.

– Дорогая, ты замечательно выглядишь, – заметила мама с искренним восторгом.

– Да, и весьма сексуально, – добавил с добродушной усмешкой брат.

Конечно, он лишь пошутил. Но Дороти все равно почувствовала себя неуютно. Может быть, в ее платье действительно есть что-то такое, чего не видит она, но видят окружающие?

Моника, жена Уолтера, кажется, поняла, чем вызвано замешательство Дороти, и поспешила ее подбодрить:

– Не обращай на него внимания, Дорри. Ты всегда элегантная и ухоженная, но в этом платье… в нем ты выглядишь мягче, женственнее…

– Как я уже отметил, выглядишь ты сексапильно, – перебил Уолт свою супругу и тут же добавил: – Что будешь пить, Дорри? Сейчас моя очередь заказывать, так что…

– Минеральную воду, – сказала Дороти, а когда брат нахмурился, быстро объяснила, что сильно простужена и принимает лекарства.

– Дорогая, я и не знала, что ты себя плохо чувствуешь, – укоризненно проговорила мама. – Надеюсь, это лишь простуда, а не тот страшный грипп, который, похоже, бродит по округе. У нас уже почти вся улица больна, правда, Моника? К счастью, мы с папой не заразились.

– Это не грипп, мама, – твердо сказала Дороти. – Это старая добрая скучная простуда.

– Ну, если ты так уверена…

– Перестань суетиться, мама. Она уже не маленькая, – вмешался Уолтер, придя на помощь сестре.

Потом он привстал, чтобы привлечь внимание кого-нибудь из официантов.

– Похоже, Элла и Кристофер пригласили почти весь город, – заметил он, усевшись на место. Дороти невольно вздрогнула, когда он добавил, почти насмешливо: – А что же ты мне ничего не сказала про Дункана Эшби-Кросса? Я только недавно узнал, что он решил вернуться и взяться всерьез за семейный бизнес. Мы с ним говорили на днях. Как я понял с его слов, он собирается развить тут бурную деятельность. Хочет все переоборудовать и модернизировать на основе новейших технологий. Приятный парень. Мне он всегда нравился. – Уолт умолк на секунду и весело продолжил: – Хотя ты, по-моему, всегда была к нему несколько ближе, чем я.

Дороти слегка разнервничалась. Впрочем, брат не мог ничего знать. В то ужасное лето, когда она выставила себя дурочкой и пережила страшное унижение, Уолтер остался в университете и не приехал на каникулы.

– Часто ты его видишь?

– Да нет, не особенно. – Резкость ее ответа заставила Уолтера замолчать.

Он внимательно посмотрел на сестру и нахмурился, а в глазах у него промелькнуло участие.

– Дорри… – начал было он, но Моника дернула мужа за руку и задала какой-то вопрос о людях за соседним столом, которые показались ей смутно знакомыми/

Специально ли Моника отвлекла внимание Уолта или это спасительное вмешательство было лишь случайным совпадением, Дороти так и не поняла. Про себя она невесело усмехнулась: кажется, у нее развивается мания преследования. Откуда Монике знать о том, как по-дурацки Дороти повела себя с Дунканом десять лет тому назад?!

Погруженная в свои мысли, Дороти не сразу сообразила, что мать обращается к ней с вопросом. Та спрашивала? когда Дороти наконец-то выберет свободную недельку и приедет к ним погостить. Дороти рассеянно пообещала, что совсем скоро, вот только разберется с работой…

– Знаешь, мне кажется, что тебе давно пора сделать маленький перерыв и как следует отдохнуть, – заботливо проговорила мама. – Ты похудела и выглядишь очень усталой.

– Вот спасибо за комплимент.

– Ты не должна так перенапрягаться. – Миссис Пресли вздохнула, не поддержав веселого тона дочери.

Дороти знала, о чем сейчас думает мама. Она рада, что дочь преуспела в бизнесе, но куда больше ей хочется, чтобы та вышла замуж и завела детей.

Дороти ничего не имела против брака как такового. А что касается детей… Она обожала своих двоих племянников, ей очень нравилось проводить с ними время. Однако стоило задуматься о других, более интимных аспектах замужества… В том, что когда-нибудь ей захочется душевно сблизиться с мужчиной настолько, что их отношения дойдут до той фазы, когда замужество становится, если так можно сказать, практически осуществимым, она очень сомневалась.

Глубокое раздумье не позволило ей вовремя увидеть Дункана, который подошел к их столику. Она заметила его, только когда он с искренним чувством произнес:

– Миссис и мистер Пресли! Как я рад вас видеть!

– Дункан! Здравствуй. Уолт нам говорил, что он с тобой виделся. Как я понял, ты решил остаться тут навсегда. Нам всем очень жаль, что твоего деда уже нет с нами. А здесь ты один? Если да, то присоединяйся к нам.

Дороти замерла. Если бы она могла сейчас встать и уйти! Ну почему она не учла, что все может так обернуться?! Ее мама любит общаться с людьми, она знает Дункана с детских лет, он рос у нее на глазах… Дороти должна была предвидеть, что если мать увидит Дункана, то непременно захочет поговорить с ним и узнать все его новости.

Впрочем, Дункан вполне может и отклонить приглашение. Но нет, к своему несказанному ужасу, Дороти услышала, как он говорит:

– Ну, если только я вам не помешаю.

– Конечно, не помешаешь. – Дункан уселся к ним за столик, и миссис Пресли продолжила: – Ты знаком с Моникой, женой Уолта?

– Нет, мы еще не знакомы.

У Дороти защемило сердце, когда она увидела, как он улыбнулся Монике и та буквально расцвела от этой улыбки. Да, ни одна женщина не может остаться равнодушной к его улыбке, такой теплой и открытой.

– Я как раз говорила Дороти, что ей пора передохнуть. Она похудела, а тут еще эта простуда…

Дороти понимала, что мать совсем не нарочно привлекает к ней внимание Дункана. Но она все равно напряглась и старалась не смотреть на Дункана. Ей хотелось, чтобы он понял: вся эта видимость тесных дружеских отношений между ними – вынужденная. Сама-то она вовсе не приглашала его сидеть с ними в тесном семейном кругу.

– Да, она производит впечатление немного усталой, – ровным голосом произнес Дункан. Какой тактичный человек! Мог бы прямо сказать, что она выглядит просто больной и изможденной, не без цинизма отметила про себя Дороти. – Но, несмотря ни на что, вокруг нее чувствуется некий флер женственности. Однажды дед сказал мне, что всякий раз, когда он смотрит на фарфоровых пастушек, те напоминают ему Дороти Пресли. И я хорошо понимаю, что он имел в виду.

Все замолчали. Дороти заметила, что у матери порозовели щеки и заблестели глаза. А у Уолта так просто челюсть отвисла.

– Дункан, ты погоди. Скажи мне, пожалуйста, мы сейчас говорим о той Дороти, которую помню я? О той, что сломала обе руки, когда однажды свалилась с дерева? О той, которая так часто падала в пруд с рыбками, что папа всерьез опасался, не вырастут ли у нее плавники?

Пламенная речь Уолтера разрядила напряженную тишину. Все засмеялись… Все, кроме Дункана и ее самой, отметила Дороти.

Дункан смотрел на нее, не отрываясь. От этого странного взгляда сердце Дороти забилось чаще, ей вдруг стало трудно дышать. Неужели она и вправду представляется ему именно такой – хрупкой и нежной, как дрезденский фарфор?! Нет, не может такого быть! Потому что, будь это так, он бы никогда…

– А почему ты один? – с любопытством расспрашивал Уолтер Дункана. – Я слышал, ты появился в городе в сопровождении потрясающей молодой женщины.

– Это была Рейчел Уотермен, адвокат. Она работает в моей бостонской компании. Приехала со мной, чтобы помочь разобраться с проблемами, которые могли возникнуть с завещанием деда. С этим она быстро справилась и давно уже улетела в Штаты.

Выходит, ничего ее тут не держало, ядовито отметила про себя Дороти. Но так ли это? Судя по тому, как эта Рейчел – с видом торжествующей собственницы – держала Дункана под руку в то утро на автостоянке, у нее была по крайней мере еще одна веская причина задержаться здесь.

Если бы Дороти сидела здесь не со своей семьей, а просто с кем-то из знакомых, она бы сумела найти предлог для ухода. Но сейчас уйти было никак не возможно.

Больше всего ей хотелось, чтобы Дункан ушел сам. Однако тот, похоже, уходить не собирался. Он завел нескончаемый разговор с родителями Дороти о своих планах касательно возрождения семейного бизнесу. К вящему раздражению девушки, Дункан старался и ее тоже втянуть в разговор. Но она отвечала на все вопросы односложно и едва ли не резко, замечая при этом, что мама с папой и брат поглядывают на нее с некоторым удивлением.

Официанты уже разносили еду. Дороти вздохнула было с облегчением. Но облегчение быстро улетучилось, когда Дункан спросил, обращаясь к ее матери:

– Вы не будете возражать, если я поем с вами? Я так давно ни с кем не общался из прежних знакомых.

– Конечно, ты лросто обязан остаться с нами, Дункан. – Мисрис Пресли просто сияла. – Я думаю, вам есть о чем поговорить с Дороти. Как-то вам все не везло. Когда бы ты ни приезжал, ее, как назло, не было в городе.

– Да, действительно не везло.

Дороти боялась взглянуть на Дункана. Он, наверное, уже давно понял, что она специально уезжала из города как раз в те дни, когда приезжал он. Общаясь со старым Эшби-Крос-сом, она загодя узнавала о приезде его внука. Дороти избегала встречи с ним. Вовсе не из-за того, что он когда-то задел ее самолюбие. Просто ей не хотелось лишний раз действовать Дункану на нервы. И еще она очень боялась. Боялась, что не справится с собой и поведет себя так же глупо, как и в то лето, когда ей было пятнадцать.

– Ну, ничего, – ласково проговорила мама. – Теперь ты вернулся насовсем, и у вас будет масса времени, чтобы пообщаться и поделиться новостями.

– Да… масса времени, – учтиво поддакнул Дункан и взглянул на Дороти, как ей показалось, с неприкрытой иронией. – Масса времени, но, как мне кажется, очень мало возможностей.

У Дороти напрочь пропал аппетит. И то немногое, что она все же сумела съесть, показалось ей совершенно безвкусным. Объяснялось это, судя по всему, принятыми лекарствами. Да и горло все еще болело… Дороти рассеянно ковырялась вилкой в тарелке и настойчиво убеждала себя, что отсутствие аппетита никак не могло быть связано с тем, что Дункан сидит за их столиком. Хоть тот и говорил, что давно не общался ни с кем из старых знакомых, к их столику постоянно подходили люди, чтобы обменяться с ним хотя бы парой слов. Так что от недостатка общения он явно не страдал.

Дороти была очень рада тому, что ее родные заранее решили уехать пораньше. Она себя чувствовала ужасно, несмотря на все принятые лекарства.

Торжество подходило к концу. Уже были вручены все подарки, провозглашены все тосты, произнесены все хвалебные речи. Дункан исправно хлопал в ладоши и поднимал свой бокал. И все это время Дороти сидела рядом с ним и чувствовала, как его рукав постоянно соприкасается с ее рукавом.

Мужчины пошли к буфету, чтобы взять порции праздничного торта и принести их к столу, а когда они вернулись… Дороти чувствовала себя полной дурой, но ей действительно казалось, что теперь стул Дункана стоит гораздо ближе к ней, чем раньше.

После ужина оркестр заиграл танцевальную музыку. Несмотря на боль в горле и ужасную ломоту в суставах, Дороти все-таки станцевала со своим крестным отцом и с братом. И неизбежно наступил момент, которого она так боялась. Дункан, будучи человеком воспитанным, счел своим долгом пригласить ее на танец. Ей конечно же не оставалось ничего другого, как только вежливо согласиться.

На протяжении всего вечера Дороти как-то ухитрялась избегать какого бы то ни было физического контакта с Дунканом. Даже бокал из его рук она взяла так, чтобы не коснуться пальцев Дункана. И сейчас, когда он обнял ее в танце, это прикосновение отозвалось во всем ее теле пронзительной сладкой дрожью.

– Ты дрожишь, – нахмурившись, заметил Дункан.

– Я что-то замерзла, – соврала Дороти.

– Здесь?! В такой духоте?! Неприкрытая насмешка в его голосе заставила девушку вызывающе вскинуть подбородок:

– А я простужена… если помнишь.

И тут его поведение резко переменилось. Дункан остановился посреди зала и, к несказанному изумлению Дороти, положил свою, прохладную руку на ее горячий лоб. Потом он нахмурился и заявил:

– У тебя температура. Тебе надо домой, в постель.

– У меня простуда, а не бубонная чума, – ядовито отозвалась она. – Но коли ты боишься заразиться…

– В чем дело, к чему это все? Скажи, Дороти, чего ты так боишься? Каждый раз, когда я пытаюсь с тобой общаться, ты меня избегаешь.

– А что тебя так удивляет? Прикажешь броситься тебе на шею…

– Да нет… зачем же бросаться на шею? Дороти смущенно замолчала, покраснела и закусила губу. Она сама нарвалась на грубость. Впрочем, чего еще можно ожидать, зная, как он к ней относится. Глаза защипало от слез. Она ужасно на себя разозлилась: с чего это, мол, я стала такой ранимой? Видно, из-за простуды.

Оркестр играл медленную романтическую мелодию, пары скользили по залу, мужчины обнимали своих партнерш. Когда-то одна только мысль о таком танце с Дунканом доставила бы Дороти пронзительное удовольствие – предвкушение того наслаждения, которое она испытает от прикосновения этого человека, от столь невинной, но все-таки близости с ним… А сейчас, когда мечта стала явью, Дороти настойчиво прилагала все усилия, чтобы держаться подальше от Дункана, чтобы никто – и он сам в первую очередь – не заметил того напряжения, в котором она пребывала.

Действительно, чего она так боится? Дороти знала ответ. Если сейчас она расслабится и позволит ему быть к ней ближе, чем требуется, он может услышать, как громко стучит ее сердце, почувствовать жар ее разгоряченного тела – и проникнуть в ее самую сокровенную тайну… в тайну ее желания.

Сообразив, о чем она думает, Дороти густо покраснела от стыда. И с досадой закрыла глаза, чтобы не видеть лица Дункана – лица мужчины, который будит в ней такую цылкую страсть. Но и в мягкой полутьме опущенных век воображение рисовало ей все те же будоражащие образы, живые картины, где они-с Дунканом были вдвоем… только вдвоем. Ей представлялось его ладное мускулистое тело и горячие руки, что ласкали ее, обнаженную, сначала нежно, а потом – со все нарастающей страстью…

– Дороти, с тобой все в порядке? Участливый голос ворвался в горячечные фантазии, возвращая к реальности. Дороти открыла глаза и посмотрела на Дункана.

– Ты ведь не собираешься падать в обморок? А то мне показалось…

– Со мной все в, порядке. – Голос Дороти дрожал. – Просто я не…

– Ты просто не хочешь со мной танцевать, это я уже понял, – перебил ее Дункан. – Да и трудно было бы не понять. Скажи мне только одно, черт возьми! Что с тобой такое, Дороти?

Она вдруг разозлилась. Но это была злость, замешанная на неизбывной горечи.

– А тебе это действительно интересно? – вызывающе отозвалась она. – Что вообще тебе от меня нужно, Дункан?

Дороти вдруг поняла, что оркестр уже перестал играть и пары начали расходиться.

Она почти оттолкнула Дункана и направилась к столику, где сидели родители.

– Дорогая, что с тобой? – с беспокойством спросила мать. – Ты вся горишь. Может быть, это все-таки грипп?

– Мама, не волнуйся, пожалуйста, – устало проговорила Дороти. – Это всего лишь простуда.

– Ну, если ты уверена… – с сомнением протянула мать. – Уолт говорит, что нам уже пора ехать.

– Я, наверное, поеду с вами, – начала было Дороти, но мама запротестовала.

– Нет, дорогая, не надо. Мне и без того неловко, что нам приходится так рано уезжать. Тебе надо еще побыть здесь, ведь Кристофер – твой крестный отец. А если тебе не хочется оставаться одной, я уверена, что Дункан…

Дороти почувствовала, что ее лицо вновь заливается краской.

– Мама, я думаю, что Дункану хочется пообщаться и с другими людьми. Здесь так много его знакомых…

Она знала, что Дункан стоит у нее за спиной и наверняка слышит их разговор. Меньше всего Дороти хотелось, чтобы он – воспитанный человек и галантный мужчина – почувствовал себя обязанным составить компанию одинокой девушке, когда ее близкие уедут.

– Пожалуй, пора попрощаться с виновниками торжества. Да, вот еще что. Ведь ты нам позвонишь в ближайшее время и скажешь точно, когда ты приедешь?

Пока Дороти целовалась на прощание с родными, она все время ощущала присутствие Дункана у себя за спиной. Казалось, что его тело излучает какое-то странное тепло, к которому Дороти была как-то уж слишком восприимчива. Почему он не уходит?! Почему стоит у нее над душой?! Неужели ему больше нечем заняться?!

– Хочешь еще чего-нибудь выпить? – спросил Дункан, когда они остались одни.

Его спокойный светский тон вывел Дороти из себя. Она повернулась к нему и язвительно проговорила:

– Мама с папой уехали, так что не надо больше притворяться, Дункан.

– Да в чем притворство? Можешь ты объяснить?

– Притворство в том, что на самом деле ты вовсе не хочешь провести этот вечер со мной, – огрызнулась Дороти. И вдруг почувствовала себя слишком слабой, чтобы справляться со своими чувствами.

– А почему ты думаешь, что это притворство? – Дункан пристально изучал ее лицо.

Дороти почувствовала, что краснеет, и сердито выдернула свои пальцы из его руки.

– Тебе, может, и —нравятся эти игры, а мне вот нет, – устало проговорила она. – А теперь, если не возражаешь, я хотела бы пообщаться со своим крестным отцом.