Текст книги "Когда пришел волшебник"

Глава 18

Добираться им пришлось довольно долго. Жилище кавалера Кивана находилось в прямо противоположной части города, в квартале, где располагалось большинство ювелирных мастерских, так и называвшемся – Резчицкий.

Небеса быстро темнели – день в Киникее был короток. На улицах уже зажигались первые фонари, и Вероника, припав к круглому окошку, с любопытством наблюдала за фонарщиками. Те неторопливо шествовали от одного столба к другому, с лесенками и прочими принадлежностями своего ремесла в руках, – где еще такое увидишь! Взобравшись по ступенькам к стеклянному колпаку, они сперва снимали его и аккуратно пристраивали на собственной голове – шляпы у них были особенные, с узким цилиндрическим верхом и широкими полями из какого-то твердого материала. Потом фонарщики отвинчивали запирающее устройство на трубах, подающих газ, щелкали кресалом и возжигали крохотный огонек запальника. После чего регулировали подачу газа и, добившись нужной силы пламени, накрывали его колпаком, который предварительно прочищали специальными ершиками…

Жизнь в столичном городе не угасала со светом дня. На улицах по-прежнему было полно прохожих, горели зазывно свечи и газовые лампы в нарядных витринах магазинов, двери ресторанов и прочих увеселительных заведений то и дело распахивались, впуская и выпуская посетителей. Непривычные костюмы, лица, экипажи, уличные сценки… там было на что посмотреть! Одни королевские гвардейцы чего стоили – трое их, попавшихся на глаза Веронике, явно были в увольнительной и прогуливались по городу в свое удовольствие. Прохожие тем не менее почтительно расступались перед ними, этими усатыми красавцами в щегольских, подбитых мехом мундирах, высоких киверах и с саблями на боку…

Но Вероника прилипла к окошку не только потому, что ее интересовала вечерняя жизнь чужого города и его жителей.

Едва только они сели в карету, как ей стало казаться, что Михаил Анатольевич хочет о чем-то поговорить с нею. Но поскольку он упорно молчал, словно собираясь с духом перед важным откровением, вынуждена была молчать и она.

Желая избавиться от неловкости, которую ощущалась все сильнее, Вероника попыталась несколько раз привлечь внимание Овечкина к сценкам, увиденным на улице, и заставить в результате разговориться. Он, однако, отвечал односложно, взглядывал в окошко коротко и снова умолкал. И наконец Вероника не выдержала, повернулась к нему и сказала прямо:

– Не томите, Михаил Анатольевич! Что у вас на уме?

Он кашлянул, перевел на нее взгляд своих кротких голубых глаз и смущенно улыбнулся.

– Я не люблю лезть не в свои дела, Вероника Андреевна. Вот и сижу, размышляю – насколько это не мое дело, а насколько мое. Мы ведь связаны неким образом, все четверо, и то, что происходит с одним или двумя из нас, волей-неволей касается и остальных.

– Разумеется! – торопливо согласилась заинтригованная Вероника. – Я уже думала об этом – судьба не зря свела нас в одну компанию.

– Да, и хотелось бы… чтобы эта компания жила по возможности дружно. Кто знает, что ждет нас впереди, какие еще предстоят сложности? Мы должны быть уверены, что можем без опаски положиться друг на друга.

– К чему вы клоните? – Вероника почуяла неладное и насторожилась.

– К тому и клоню… извините, если я все-таки лезу не в свое дело… но скажите мне, пожалуйста, отчего вы все время пикируетесь с капитаном Хиббитом?

– Я? – удивилась Вероника. – По-моему, это он…

– Вы оба, – терпеливо поправил Овечкин. – Но сейчас я спрашиваю у вас – зачем вам это надо?

– Он меня раздражает, – сухо сказала Вероника.

– Чем же?

– Да тем, что не говорит ни слова правды! Он все время играет! Вот и сегодня, с этой госпожой Балайн… с три короба наплел, и так легко, словно репетировал заранее! Я уже начинаю подозревать, что он и не капитан вовсе, и никакого отношения к разведке не имеет…

– Что заставляет вас так думать?

– Ну, как можно доверить что бы то ни было такому легкомысленному человеку? Пьет, как лошадь, врет на каждом шагу… кстати, о лошадях – зачем, например, он притворялся, будто не умеет ездить верхом?

– А вы не поняли?

– Нет.

– По-моему, он заботился о вас – вы же не умеете держаться в седле. И обо мне тоже…

– Нужны мы ему! – сердито возразила Вероника. – Вчера, в ресторане, он про нас вовсе забыл… ну себе пить и плясать с этими тарианцами!

Овечкин чуть заметно усмехнулся.

– Он работал, Вероника Андреевна. Вы и этого не заметили?

– Что значит – работал?

– Капитана Хиббита очень беспокоит тинтар. У своих знакомых он между делом выяснял, что с этим металлом происходит. И почти не пил, только делал вид!

Вероника слегка озадачилась.

– Правда?

– Правда.

– Вы хотите сказать, что он нарочно притворяется хуже, чем есть? Плетет о себе всякие небылицы – и шулер-то он, и трус, и плакса…

– Нет, – сказал Овечкин. – Он такой и есть. Трус и плакса… лгун, актер, шулер. Прирожденный разведчик. Очень талантливый человек и очень эмоциональный. Щедрый, внимательный, тонко чувствующий, все понимающий. И очень уязвимый… Признайтесь, ведь на самом деле он вам нравится?

– Нет, – резко сказала Вероника. – Не спорю, он вызывает восхищение… иногда, но мне он не нравится.

– А мне кажется, что все-таки нравится. И не стоит его обижать… Кроме того, вы ему нравитесь тоже. Не замечали?

У Вероники на мгновение перехватило дыхание.

– Михаил Анатольевич… с чего вы это взяли?

Он усмехнулся.

– Видимо, я более наблюдателен. От кого вы защищаетесь, Вероника Андреевна? От себя?

Она немного помолчала. Потом сказала:

– Не знаю. Может быть. И потом… нравится, не нравится… это еще не любовь.

– Но может стать таковою?

– Нет. Он любит ангела… И не видит дракона в моем талисмане. А, значит, не судьба!

– Не судьба… – задумчиво повторил Овечкин. – Вы позволите мне взглянуть на ваш талисман, как-нибудь на досуге?

– Конечно. Хоть сейчас.

Радуясь перемене темы, Вероника сняла с шеи цепочку и протянула ему камень. Овечкин взял его в руки, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

– Очень старая магия, – сказал он через несколько секунд. – Этому талисману больше тысячи лет, я правильно помню?

– Да. Так, во всяком случае, говорит капитан Хиббит.

– Ваш предок, мне кажется, поступил не слишком умно, приговорив дочерей своего рода к одной-единственной возможности супружеского союза. Ну да Бог ему судья… Интересно, жив ли он еще?

– Кто?

– Тот, кто сделал талисман. Мужчина это был или женщина?

– Не знаю…

Михаил Анатольевич вернул камень Веронике.

– Я попробую с ним поработать, потом. Может быть, удастся расшифровать надпись. А может быть, лучше просто выбросить его?..

– Как это выбросить? – испугалась Вероника. – Зачем?

– Подумайте…

Тут экипаж остановился, и кучер что-то весело прокричал.

– Приехали, – перевел Овечкин. – Ну что ж… надеюсь, несмотря ни на что, вы еще вспомните наш сегодняшний разговор. А пока – забудем о нем и настроимся на беседу не менее важную. Во время которой нам тоже придется врать и играть, ничего не поделаешь!..

Они покинули экипаж, расплатились с кучером деньгами, которыми снабдил их капитан Хиббит, и, уточнив у прохожего местонахождение дома номер пятнадцать по Каменной улице, постучались при помощи дверного молотка во входную дверь. Жилище кавалера Кивана было далеко не столь роскошным, как у покойного Эттира Аррсона, – маленький одноэтажный домик, рассчитанный всего на одну квартиру, и вряд ли здесь имелся привратник.

– Странно, – сказала Вероника, пока они дожидались ответа, – почему тарианцы не обращают внимания на то, как мы отличаемся от них? Глазами, руками…

Овечкин бросил взгляд на ее маленькие руки в пушистых перчатках и улыбнулся.

– Это заклинание личины. Мы выглядим так же, как они.

– Какой ужас! У меня тоже голубые белки без зрачков?!

– Только на взгляд местных жителей, – поспешил успокоить сказочницу Овечкин. – А мы видим вас в вашем истинном обличье. Как и вы нас.

Тут дверь отворилась, из нее выглянула хмурая женщина в длинном вязаном платье.

– Чего надо? – спросила она довольно грубо.

– Здравствуйте. Мы хотели бы повидаться с господином Киваном, – вежливо ответил Михаил Анатольевич.

– Нету его тут.

– Как нету?

– А вот так и нету. Здесь мы живем, семья Ашту.

– Это дом номер пятнадцать?

– Да. Только помер ваш Киван, – поеживаясь от холода, сказала женщина. – Не то без вести пропал, не помню. Идите, не морозьте меня. Коли интересно, загляните к домовладельцу, в номере тридцать четвертом он живет, у него и спросите. А мы тут честно снимаем и знать ничего не знаем!

После этих слов она захлопнула дверь, а Вероника с Михаилом Анатольевичем растерянно уставились друг на друга. Потом Овечкин нахмурился.

– Надо идти к домовладельцу. Что за чертовщина?

Они быстро дошагали до тридцать четвертого номера, который ничем не отличался от пятнадцатого, и, по счастью, застали хозяина дома.

Тот всполошился, услышав, что они знакомые господина Кивана. И принялся сбивчиво объяснять, что закон позволяет домовладельцу в случае отсутствия наследников распоряжаться имуществом покойного по своему усмотрению…

– Подождите, – перебил его Овечкин. – А вы уверены, что Кивана нет в живых?

Домовладелец смутился еще больше и зачастил:

– А где же он? Я в полицию обращался? Обращался! Объявление в газету давал? Давал! Три месяца ни слуху, ни духу, а мне квартиру сдавать надо? Или не надо? А куда вещи девать?

– Да Бог с ними, с его вещами! – осерчал кроткий Михаил Анатольевич. – Вы хотите сказать, что господин Киван пропал?

– Ну да! Может, и умер… может, убили его да скинули тело в прорубь на Химаи, кто знает? Полиция искала, не нашла, а мне что прикажете делать?

– И никто его не спрашивал после исчезновения, кроме нас?

– Никто, ни одна живая душа!

Похоже, разговаривать с домовладельцем было больше не о чем…

Обескураженные Овечкин с Вероникой вышли на улицу, остановили экипаж и поехали обратно в «Королевскую» гостиницу. Предпочтительней, конечно, было бы отправиться к даме Лестриу, чтобы не терять времени даром, но капитан Хиббит не дал ее адреса.

По дороге Михаил Анатольевич сказал, что вся эта история кажется ему очень странной.

– Живут в одном городе три квейтанских мага, постоянные наблюдатели… они ведь должны быть знакомы между собой, и наверняка общаются! И если после исчезновения Аррсона и фон Мея ими не интересовался никто из друзей, напрашивается вывод, что третьего наблюдателя, дамы Лестриу, тоже нет на месте. Эти двое, как я понимаю, пропали практически в одно время… и я очень опасаюсь, что завтра мы услышим то же самое и о даме!

* * *

Как показали дальнейшие события, Овечкин был совершенно прав в своих опасениях, которые с ним полностью разделил капитан Хиббит, выслушав отчет об этой напрасной поездке.

Правда, до того, как на следующее утро они побывали на квартире дамы Лестриу и получили подтверждение, случилось еще кое-что.

Случилось оно в тот же вечер, выбило из равновесия всех четверых наших героев и даже заставило их на время разделиться на два противоборствующих лагеря. Разделение же это стало причиной того, что им пришлось вскоре напрочь позабыть свою основную цель и заняться совсем другими делами, которые относились уже к профессиональной компетенции капитана Хиббита…

Когда Овечкин с Вероникой вернулись в гостиницу, Антон и Кароль сидели в номере Михаила Анатольевича и в ожидании их развлекались… игрой в карты. Вернее, в местное их подобие, с замысловатыми картинками и пространными надписями на киникейском языке.

Капитан, успевший соблазнить «праведную душу», обставился, по своему обыкновению, многочисленными бокалами и проводил время с максимальным комфортом. Но, узнав об исчезновении еще и кавалера Кивана, он моментально протрезвел и посуровел.

– Я даже не опасаюсь, что дамы Лестриу нет в живых. Я в этом почти уверен, – сказал Кароль. – Черт, что за эпидемия? Как это они все сразу?..

Овечкин спросил без особенной надежды:

– А отозвать их обратно в Квейтакку не могли?

– В таком случае прислали бы других наблюдателей, – буркнул Кароль. – И они не пропали бы бесследно, искушая домовладельцев и будоража общественность, а съехали бы с квартир чинно-мирно, как все порядочные люди, вместе с имуществом!

Капитан Хиббит закурил – к этому времени он перешел уже на киникейские сигары, тонкие и длинные, из зеленоватого табака, предоставив остатки земных запасов в пользование Вероники и Антона, – и хмуро продолжил:

– Боюсь, это больше смахивает на массовое истребление… И в Квейтакке, скорее всего, еще не знают об их исчезновении – наблюдатели отчитываются перед начальством всего раз в полгода, если, конечно, не случается что-нибудь экстренное.

Он немного помолчал, раздумывая.

– Но если Эттира и Кивана убили… кто мог это сделать? Нашего брата голыми руками не возьмешь, значит, поработали маги. Или один маг. Наш симпатяга со шрамом? – Кароль бросил короткий взгляд на Веронику. – Нет, это маловероятно. С него, возможно, и сталось бы поубивать всех, кто может нам помочь. Но в то время, когда пропали Аррсон и Киван, еще никакой черт, даже самый ушлый, не мог знать, что через три месяца мы окажемся в Шеморе, и нам понадобится их помощь. Если только ясновидящий. А ясновидящий мог бы заодно предвидеть, что я этого так не оставлю. – Кароль придвинул к себе бокал с вином, но отхлебнуть из него забыл. Черты лица его на мгновение исказились горечью. – Бедняга Эттир… он был такой славный, пузатый старикан… вернее, такова была личина, которую он здесь носил… но мне нравилась эта личина! Умница, гурман, эрудит, добрейшей души человек… он никому не желал зла. И его убили! Тот, кто это сделал, – ответит, клянусь этим хлебом и этим вином!

Он тронул двумя пальцами лежавший перед ним на тарелке ломоть хлеба, после чего окунул пальцы в бокал и стряхнул с них капли вина на пол.

Смуглое лицо капитана вновь покрылось меловой бледностью.

Вероника невольно прислушалась – не грянет ли гром за окном?

Но все было тихо и мирно в холодных небесах Тарианы, и свидетелями клятвы Кароля на сей раз остались только трое его спутников. Да еще хлеб и вино…

Наступило молчание. Капитан жадно затягивался сигарой, ни на кого не глядя. Лицо его нервно передергивалось, когда дым попадал в глаза.

Овечкин вдруг ни с того ни с сего тоже потянулся за сигарой. Неумело раскурил ее и сказал:

– Это еще не все неприятности. Сдается мне, убийца… или убийцы вашего друга положили глаз и на нашу компанию.

Кароль вздрогнул и вопросительно уставился на него.

– Всю обратную дорогу до гостиницы за нами с Вероникой Андреевной следили, – продолжал Михаил Анатольевич. – Магическим способом, не в открытую.

– И вы это почувствовали? – резко спросил Кароль.

– Еще там, у дома кавалера Кивана. Я же не держу постоянной защиты, как вы, капитан. Пользуюсь ею по мере надобности… Так вот, кто-то пытался просканировать мои мысли. Боюсь, что с Вероникой Андреевной это таки сделали. Мы допустили серьезный промах, забыв о том, что она у нас все еще не защищена от ментального вмешательства…

– Черт! – Капитан скривился. – Это моя вина, не подумал… Но, значит, убийца не больно-то и скрывается? Хорошо. Просто замечательно!

Он сделал глоток вина, поразмыслил немного и сказал:

– Поступим так. Сегодня же вечером меняем внешность, сматываемся из гостиницы и находим другое жилье. Вы трое остаетесь там, а я возвращаюсь сюда…

– Еще чего! – немедленно возмутилась Вероника, и ее поддержал Овечкин:

– К чему такие крайности, капитан?

Кароль посмотрел на них обоих, и хмурая сосредоточенность на его лице вмиг сменилась такой естественной, искренней и легкой улыбкой, как будто речь меж ними зашла всего лишь о том, сколько бутылок вина брать с собой на загородную прогулку.

– Ребята, – сказал он, – ну что вы, право! Я же не маленький, да и вы тоже. Выслеживают-то, скорее всего, не вас… мне еще с позавчерашней ночи кажется, будто за мной наблюдают. Причем не кто-нибудь, а кусты! Вчера, например, в ресторане, пока я плясал, какой-то драный фикус чуть шею не вывернул, пытаясь за мной уследить…

– Фикус? Шею? – растерянно переспросила Вероника. Легкомысленный тон капитана совершенно сбил ее с толку.

– Ну да, – подтвердил Кароль. – Фикус! Да и сейчас – вон, горшок с елочкой подсматривает…

– Капитан, – сдержанно сказал Овечкин, словно не слыша этих безумных речей. – Тем более… если следят за вами, вы не должны оставаться в одиночестве.

– Что со мной сделается! – отмахнулся тот. – Я из любой воды сухим выйду. А вот если у меня на руках будут еще три человека, тогда могу и утонуть. Так что лучше не спорьте!

И в этот момент к ним в номер постучали.

Капитан Хиббит, мгновенно насторожившись, легко вскочил на ноги и подошел к двери. Открыв ее, увидел за порогом дежурного портье и какую-то незнакомую женщину.

– Господин Хиббит, – сказал портье, – эта госпожа разыскивает господина в черном пальто и госпожу в белой шубе, которые подъехали сегодня к гостинице в наемном экипаже ровно в восемь вечера. По описанию они похожи на ваших друзей…

– Этих? – Кароль, не сводя глаз с незнакомки, немного отступил от двери, чтобы она смогла увидеть Овечкина и Веронику, сидевших в глубине комнаты.

– Да, кавалер Кароль, – сказала женщина, и капитан вздрогнул – заговорила она по-русски. – Именно этих людей я и искала. Но неожиданно нашла тебя. Позволь представиться – высокородная дама Алиэтта фон Мей, вдова кавалера Кивана. Мы знакомы с тобой заочно.

Несколько мгновений еще Кароль пристально вглядывался в нее, потом кивнул.

– Очень рад. Входи, высокородная дама.

И Алиэтта фон Мей вошла.

Вероника возненавидела ее с первого взгляда.

Эта женщина была невероятно, прямо-таки неприлично хороша собой. Рыжеволосая, зеленоглазая, пышногрудая, с тонкой талией… воплощение мужской погибели, соблазнительница Лилит! Даже строгость черного траурного платья Алиэтты не могла убавить ни грана той роковой притягательности, какой обладали ее походка, каждое движение, каждый взмах ресниц…

Когда капитан Хиббит помог ей снять пальто, она отблагодарила его коротким взглядом через плечо и мимолетной улыбкой. Но и этого хватило, чтобы глаза у капитана расширились и губы дрогнули.

И Вероника, быстро глянув на остальных своих спутников, окончательно утвердилась в первоначальном мнении – Алиэтте фон Мей не следовало рождаться на свет. По меньшей мере, ей не следовало оставаться вдовой, а значит, быть женщиной свободной и вольной выбирать себе мужчину.

Верный Вероникин рыцарь как уставился на нее, так и не отводил более глаз. На скулах его проступил легкий румянец, и голос, когда Антон ответил на приветствие дамы, зазвучал низко, хрипловато и вкрадчиво.

А Михаил Анатольевич Овечкин, который и вовсе не должен бы замечать никого, кроме своей жены, залился краской до самых ушей. И в ответ на приветствие Алиэтты только кивнул, не будучи в силах, по-видимому, говорить вообще…

Капитан Хиббит, повесив пальто на вешалку, мягко взял даму под локоток.

– Садись, Алиэтта.

Вдова кавалера Кивана, ненадолго задержав взгляд на Антоне, вновь улыбнулась и медленно прошествовала к столу. Там она опустилась на свободный стул, расправила складки длинной юбки, затем повернулась к Каролю, который уселся напротив, и (словно отвечая на не заданный Вероникой вслух вопрос – зачем ее черти принесли?) сказала:

– Твои друзья, кавалер, интересовались сегодня моим покойным мужем. Поскольку я временно исполняю вместо него обязанности наблюдателя, я и пришла узнать, кто эти люди и чего они хотели от Кивана. Но, может быть, теперь, когда я вижу тебя, я должна задаться другим вопросом – чего хотел от него ты?

Михаил Анатольевич Овечкин никогда не подозревал, что при виде посторонней, совершенно незнакомой, пусть и очень красивой, женщины можно испытать такое смятение и такую бурю чувств, что внезапно охватили его, затронув даже те струны, которые он считал не существовавшими в своей душе.

А вернее сказать, в теле – ибо Алиэтта фон Мей была в совершенстве наделена даром вызывать у мужчин откровенное, ничем не прикрытое и не желающее прикрываться никакими возвышенными масками вожделение…

Он с трудом взял себя в руки, отвел от нее глаза. Но и не глядя на Алиэтту, продолжал ощущать ее волнующее присутствие каждой клеточкой своего существа.

– Киван никогда не рассказывал мне о своей жене, – сказал тем временем капитан Хиббит, уклонившись от прямого ответа. – Я думал, он старый холостяк.

Алиэтта сдержанно улыбнулась.

– Мы перестали жить вместе еще до того, как ты родился, кавалер. Лет пятьдесят назад. Но развода он мне так и не дал.

«Неудивительно», – подумал Михаил Анатольевич. И снова поднял взгляд. Лучше смотреть на нее, чем слушать. Ибо звучание голоса этой квейтанской ведьмы заставляет не на шутку разыгрываться воображение…

– Как же случилось, что ты оказалась здесь, чтобы его заменить? – поинтересовался Кароль.

Она пожала плечами.

– Попросили… Я ведь тоже профессиональный наблюдатель. И в тот момент, когда произошло несчастье, как раз была без работы.

– Какое несчастье?

– Киван погиб, проводя магический эксперимент. Ты ведь знаешь, как он увлекался всякими опасными опытами.

– Вот оно что, – сочувственно сказал Кароль. – А не в курсе ли ты, Алиэтта, что случилось с магистром Эттиром Аррсоном?

– Нет. Давно его не видала, – она сделала паузу. – С ним что-то случилось?

– Да. Возможно, тоже неудачный эксперимент…

– Сожалею. Надо будет доложить в ведомство.

– Доложи. А как поживает дама Лестриу? С нею, надеюсь, все в порядке?

Алиэтта снова пожала плечами.

– Я никогда не дружила с Летицией. И не виделась с ней после приезда ни разу. Но думаю, она в порядке… Может быть, ты все же расскажешь мне о вас, кавалер? Давно ли вы в Шеморе? И как попали сюда? Стража ворот не докладывала о вашем посещении!

Она медленно обвела всю компанию сияющим взглядом своих дивных зеленых глаз и опять ненадолго остановила его на красавце Антоне.

Вероника, неприязненно следившая за ней, тоже взглянула на Антона. И даже немножко испугалась за своего старого друга.

Он явно не видел и не слышал никого, кроме Алиэтты фон Мей. Сидел с позабытой сигаретой в руке и смотрел на нее так, как должно быть, смотрел Адам на первую и единственную женщину на земле. Не отрываясь, с откровенной жаждой… скулы его порозовели, глаза казались бездонными. Губы отчего-то сделались ярче… и никогда еще он не выглядел таким красивым, как сейчас, ревниво подумала Вероника, с трудом подавляя желание подойти и встряхнуть его за плечи, чтобы привести в чувство.

Да ну его, в самом деле… что там говорит своим воркующим голосом капитан Хиббит?..

– Мы прибыли сюда не из Квейтакки. И у нас здесь личные дела, не имеющие никакого отношения ни к закупке тинтара, ни к прочим ведомственным предприятиям. Как, кстати, идет торговля, успешно?

– Не очень, – уронила Алиэтта и отвернулась от Антона, словно не заметив, как он подался вперед в ответ на ее взгляд. – Мне, к сожалению, трудно разобраться, что именно происходит с тинтаром, жду прибытия комиссии… Ваши личные дела были как-то связаны с покойным кавалером Киваном?

– Не совсем, – уклончиво сказал Кароль, и только тут Вероника увидела, что глаза у него на самом деле холодные, да и в вежливой, застывшей на губах полуулыбке не сквозит ни малейшего душевного тепла. – Скажи, Алиэтта, его лаборатория погибла вместе с ним?

– Думаю, да.

– Думаешь? Ты не предъявляла своих прав на оставшееся после мужа имущество?

– Разумеется, нет. Какое там имущество? Киван был аскетом, и едва ли среди его вещей могло найтись хоть что-нибудь ценное. Тебе нужна лаборатория?

– Возможно, она мне понадобится, – все так же уклончиво отвечал капитан.

– Всегда к твоим услугам, кавалер, – Алиэтта фон Мей улыбнулась. – У меня есть своя, и я с удовольствием предоставлю ее тебе. Как и любую другую помощь. Нас, квейтанцев, здесь так мало! Я буду только рада, если ты и твои друзья найдете повод для визита ко мне. Они тоже квейтанцы?

– Нет, – суховато сказал Кароль. – Арригойцы.

Вероника удивленно покосилась на него.

– И после того, как мы закончим свои дела, – продолжал капитан, – мы сразу же отбудем в Арриго. Так что, полагаю, нет необходимости ставить шеморскую Стражу в известность о нашем визите.

– Я тоже не вижу необходимости… спешить с этим, – сказала Алиэтта и поднялась на ноги. – Что ж, мне пора. Мой адрес – улица Акантовая, четыре. Надеюсь вскоре увидеть вас снова, у себя в гостях.

– Мы сделаем для этого все возможное, – капитан галантно поднялся тоже.

Но к вешалке, чтобы подать даме пальто, подойти не успел.

Его опередил Антон. Он встал, потянулся – с грацией хищного зверя – и шагнул к дверям.

– Если дама позволит, я провожу ее до экипажа.

Алиэтта улыбнулась.

– Не возражаю…

Он помог ей одеться. Затем дама фон Мей вежливо распрощалась с остальными, и они вдвоем удалились.

Пораженная в самое сердце Вероника смотрела им вслед, пока не захлопнулась дверь. И повернулась в поисках сочувствия к Овечкину, который все еще казался ей самым здравомыслящим из всей компании.

– В жизни не видела Антона таким! Влюбился, что ли… – сказала она озадаченно, пытаясь скрыть свои истинные чувства.

И неожиданно услышала в ответ задумчивое:

– Я его понимаю. Пожалуй, и сам бы пошел ее провожать, если б никто не спас меня от этой участи.

Капитан Хиббит фыркнул.

– Батюшки, да вы тоже старый греховодник, масьёр Овечкин?!

Михаил Анатольевич смутился.

– Нет… Просто… есть в Алиэтте фон Мей что-то такое… эдакое…

Кароль посерьезнел.

– Вы не представляете, как вы правы, масьёр! Ох, есть… все есть, и такое, и эдакое!.. чертовка она, а не женщина, чувствует мое сердце!

– Она вам не понравилась? – удивился Овечкин.

– Не понравилась – не то слово. Она так похожа на одну мою знакомую, которая не к ночи будь помянута, что мне даже стало не по себе.

– Мне тоже, – сказала Вероника, ощутив от этих слов капитана немалое облегчение на сердце. – По-моему, она злая.

Кароль бросил на нее быстрый косой взгляд.

– Рад, что у меня нашлась единомышленница. Потому что всех остальных эта дама, кажется, зачаровала. А я так думаю, что в лабораторию к ней мы пойдем только в том случае, если ничего другого нам вообще не останется! Даже хода обратно в Маго…

– Вы преувеличиваете, капитан, – укоризненно сказал Овечкин. – Какие чары? Может быть, она и недобрый человек, но нам зла не желает. Я бы это почувствовал.

– Да, если б она не строила вам глазки. И не улыбалась так зазывно, словно встретила мужчину своей мечты. Вы не обратили внимания на то, что точно так же она смотрела и на меня, и на Антона Николаича? Кстати, что-то его долго нет. Пойду-ка проверю…

И, торопливо набросив на плечи пальто, капитан Хиббит вышел из номера, оставив Михаила Анатольевича пожимать в недоумении плечами, а Веронику – предаваться тихой радости, оттого что на удочку рыжеволосой соблазнительницы попались не все окружающие ее мужчины…