Текст книги "Собака мордой вниз"

Вот он, совсем кроха, пялит бессмысленные глазки на руках молодой Екатерины Семеновны. Вот уже держит головку, лежа на пузе. Вот стоит голый в кроватке, ухватившись за перекладину, – ножки в перевязочках, на голове огромная фетровая шляпа, на шее галстук до самого пола – излюбленный родительский прикол. Время, предельно сжатое страницами семейного альбома. Жизнь, сконцентрированная в пачку снимков. Случайные кадры отмеренной на твою долю фотопленки, мелькающие так быстро. Щелк – и кто это тут у нас сидит на горшке такой важный? Щелк, щелк, щелк – палец в носу; флажок в руке; ранец за спиной. Зайчик под елочкой; юный барабанщик; круглый отличник. И уже пробивается темный пушок над верхней губой, и сигарета в уголке рта, и гитара, и пиво, и девочки.

А вот, наконец, и свадьба.

Соня жадно вглядывалась в незнакомые лица. Жених в строгом черном костюме. Юная невеста в воздушном, летящем платье. Вот они обмениваются кольцами. Целуются. Пьют шампанское, глядя друг на друга сияющими глазами. А вокруг цветы и улыбки. И только один диссонанс на этом празднике жизни, фальшивая нота, уродующая пастораль, случайный мазок, омрачивший идиллическую картинку, – Екатерина Семеновна. Поникшая птица с упавшими крыльями. Глаза покраснели от слез. Губы скорбно поджаты. Как будто не свадьба, а похороны. Не пир, а поминки. Тупик, крах, разбитое корыто.

«Но в чем она виновата? – думала Соня. – Разве мы вольны в своих чувствах? И ненависть столь же неразборчива, как и любовь? И столь же сокрушительна и неуправляема? Кто это сказал: «Тосковать о том, кого любишь, много легче, чем жить с тем, кого ненавидишь»? Значит, ненависть сильнее любви?..»

Она проснулась поздним утром. В тишине пустой квартиры мерно капала из крана вода.

 
Зияет в сердце рана,
Исчерпан жизни путь.
Течет вода из крана,
Забытая заткнуть.
 

Сколько всего безадресного вертится в голове. Умного и глупого, забавного и не очень. Чего только не наговорили люди за долгие тысячелетия своего существования, а стали от этого умнее? Похоже, мир покоится не на трех китах, а на трех граблях. И все уже было, но каждое новое поколение упорно изобретает свой собственный велосипед.

Вот она лежит в «девичьей» постели своего любимого, в чужом городе, в квартире его матери, с которой он не общается многие лета, без документов, обуви, одежды и, вне всякого сомнения, без мозгов. Из крана капает вода, а значит, в доме нет мужчины. У Марты это вечная история, хотя мужчины имеют место быть. Но это временные мужчины. А у них в коммуналке вообще льет, не переставая. Видимо, потому что мужчин там слишком много. И что из этого следует? А следует из этого логический вывод: чтобы краны не подтекали, в доме должен жить один постоянный мужчина. Господи! И о чем она только думает!

На кухне ее ждали вареные яйца. Скоро она начнет кукарекать, ей-богу! А что еще найдешь в холодильнике одинокой пожилой женщины? Только яйца. Может, она сама их и несет от безысходности.

Кроме яиц, которые Соня добросовестно съела, дабы не обидеть заботливую хозяйку, имелась еще записка.

Милая Соня! – писала Екатерина Семеновна. – Не стала вас будить. Отдыхайте и чувствуйте себя как дома. Постараюсь к обеду уладить все формальности и решить наши маленькие проблемы.

С уважением, Е.С.

* * *

До отчима она дозвонилась с третьей попытки – и то слава Богу, могла бы вообще не вспомнить его номер – и, услышав знакомый голос, радостно закричала:

– Егорыч! Это Соня! Вы только не волнуйтесь! Со мной все в порядке! Просто в поезде меня обокрали. Вы не могли бы за мной заехать?

– Конечно, – с готовностью согласился тот. – Какие вопросы. А где ты?

– Я в Смоленске.

– Где?! – изумился Егорыч.

– В Смоленске. Я вам потом все объясню. Записывайте адрес и телефон…

Послышался стук коготков по паркету, и на пороге кухни нарисовалась собачка. Она села на задние лапки, склонила набок головку и вперилась в Соню неотрывным взглядом – глаз в глаз.

– Где ты была сегодня, киска? – приветливо поинтересовалась та. – У королевы у английской? Что ты видала при дворе? Видала мышку на ковре?

Собачка смущенно потупилась, видимо, переживая за вчерашнее – нос у Сони слегка поблек, но еще достаточно убедительно напоминал о случившемся.

– Хочешь, дам тебе покушать?

Собачка рухнула на пол и даже глаза прикрыла, всем своим видом являя полное изнеможение и отрешенность.

– Ну как знаешь, – сказала Соня и отправилась переодеваться.

Посреди комнаты красной горкой возвышалась ее новая дорогущая блузка. То есть это ей вначале померещилась блузка, а на самом деле на полу валялось то, что от оной осталось – не лохмотья, не клочки и даже не маленькие кусочки. Острые зубки и коготки разодрали ее в крохотные перья, практически разобрали на нитки.

– Похоже, я уеду отсюда в одних трусах, – потрясенно произнесла Соня. – Вот зараза! – И выскочила из комнаты с вполне определенными намерениями.

Но собачки и след простыл. Сначала Соня искала виновницу с конкретным желанием придушить. Потом ее одолело естественное любопытство, где эта хитрюга скрывается, если все укромные уголки уже обследованы? И наконец, охватил ужас, что зловредная тварь каким-то таинственным образом испарилась и теперь придется держать ответ перед ее раздавленной горем хозяйкой.

В делах и развлечениях время, как известно, летит незаметно, в чем она в очередной раз убедилась, услышав скрежет ключа в замочной скважине.

Собачка немедленно материализовалась неведомо из чего и, звонко лая, понеслась к двери. Она припадала на передние лапы, изнемогая от любви и восторга, прыгала высоко вверх и прижималась к ногам обожаемой Екатерины Семеновны, дрожа всем телом, а хвостик ее крутился, как взбесившийся пропеллер.

– Соскучился, мальчик, – заворковала умиленная хозяйка, нагруженная множеством пакетов. – Хочешь побегать на улице? Подожди, милый, выйдем с тобой попозже. А это все вам, – повернулась она к Соне. – Если не угодила или по размеру не подойдет, успеем еще поменять. Вы померьте.

– Мне? – удивилась Соня. – Ну что вы… Зачем же…

– Пойдемте, пойдемте! – поспешила в гостиную Екатерина Семеновна, увлекая ее за собой. – Я просто умираю от любопытства.

В пакетах оказалась темно-зеленая шубка из щипаной норки, такая же шапочка с ушками, черные замшевые сапоги на высокой платформе – «манке», сумка, перчатки, длинный шарф, кашемировый свитер и мобильный телефон неземной красоты и блеска.

– Это мне?! – обалдела Соня. – Все?

– Все, все, – засмеялась явно довольная произведенным эффектом Екатерина Семеновна. – Давайте посмотрим, не ошиблась ли я с размерами. Вроде не должна. Я даже шлепанец ваш с собой прихватила.

«Черт, черт, черт!» – заругалась про себя Соня, а вслух сказала:

– Спасибо вам большое за участие. Я обязательно верну вам деньги. Только, если можно, не сразу, а в два… нет, в три этапа.

– Милая, какие деньги? Это подарки!

– Но я не могу принять от вас такие дорогие подарки!

– Послушайте меня, Соня, – жестом остановила ее Екатерина Семеновна. – Пожалуйста, сядьте и послушайте, что я вам скажу.

Она замолчала, уголки губ горестно опустились, и Соня испугалась, что Екатерина Семеновна сейчас заплачет. Но та взяла себя в руки и продолжила:

– Все эти годы сын присылал мне деньги, переводил на книжку в Сбербанке. Много. Гораздо больше, чем требовалось для жизни. Поначалу, когда случилась трагедия и он уехал, я даже не знала об этом – жила как в тумане. Да собственно, и не жила вовсе, так, существовала во времени и пространстве. Но дни шли за днями, и то, что казалось неисцелимым, понемногу теряло свою остроту. Отчаяние сменилось тупым безразличием, а потом пришла ярость. Если бы в то время я знала его адрес, то отправила бы назад эти деньги, а может быть, поехала сама и швырнула их ему в лицо, так я была зла. Мой сын, которому я отдала жизнь, предал меня, бросил на произвол судьбы и откупился деньгами. Прикрыл свою совесть.

Но вы не подумайте, это я не в осуждение ему сейчас говорю. Просто описываю свое тогдашнее состояние. Но прошло и это. И я могла уже спокойно и непредвзято осмысливать происшедшее. Винила себя одну, кляла последними словами, только что головой о стенку не билась. «Ах, – думала, – начать бы все с начала! Какая могла бы случиться замечательная, счастливая жизнь!» Но ведь сердцу не прикажешь, кого любить, кого ненавидеть. И все пошло бы по прежнему сценарию. Потому что проблема заключается именно в том, что все мы знаем, как надо делать, а поступаем каждый по-своему – кто как умеет. Кому как на душу положено. Вы вслушайтесь в эти слова, Соня, – как на душу положено. Вот вам и ключ к разгадке. У всех у нас своя миссия на этой земле, в этой жизни. Мне выпала, увы, незавидная.

И что же оставалось? Поехать, броситься в ноги, мол, прости меня, сынок, что загубила твою жизнь, свела человека в могилу, я больше не буду? Так я и адреса его не знала. Хотя вот вы тоже не имели моих координат, а не испугались приехать, движимые милосердием. А я боялась, все ждала, что сам объявится, поймет, простит. Но ожидания мои были тщетными, и наступило отчаяние. Такое, что хоть волком вой, хоть голову в петлю. Не скрою, посещали меня подобные мысли, но что-то удержало, на самом краю.

Но и это в свой черед миновало. И стала я жить, как в тягучем сне. Вот собачку себе завела – последнюю радость. Единственное живое существо, безмерно любящее, беззаветно преданное. И вдруг появляетесь вы и дарите мне жизнь. И что такое по сравнению с ней все эти тряпки?

Она всхлипнула, и собачка горестно взвыла.

– Екатерина Семеновна, – обняла ее Соня, – а почему у вашей собачки нет имени? Или вы ее никак не назвали?

– Ой! – перепугалась та. – Не знаю, что теперь будет! Я так тосковала, так скучала по сыну! И назвала ее Нодик. Просто чтобы произносить, чтобы слышать… Создала себе иллюзию его присутствия в этом доме. Не то чтобы я отождествляю… Просто не подумала, что, если когда-нибудь все же… Он же может обидеться, что я дала собачке его имя! Как вы думаете, он не рассердится? Не сочтет это бестактностью с моей стороны? Ведь я же могу опять, своими руками, все испортить…

– Да что вы! – горячо заверила ее Соня. – Лично я была бы просто счастлива, если бы в мою честь назвали такую очаровательную собачку!