Текст книги "Основы истории философии. Том первый – Философия античности"

Schleiermacher, Herakleitos der Dunkle, etc., in Wolf and Buttmann, Museum der Alterthumswiseensch. 1 vol. 1807. later in: Schl., Sämmtl. WW, II, 2, p. 1—146. Jac. Бернойс, Несколько сочинений, вместе в: Ges. Abhandlungen, ed. by H. Usener, I, 1885. Ders., Die Heraklitischen Briefe, Berlin 1869. Gladisch, см. выше §17. Ferd. Lassalle, Die Philosophie Herakleitos des Dunklen von Ephesos, Berlin 1858, 2 vols. Paul Schütter, Heraclitus of Ephesus, Act. soc. philol. Lips. ed. Ritschelius Tom. 3. Gust. Teichmuller, Neue Studien zur Geschichte der Begriffe, 1 1876, II 1878. J. Bywater, Heracliti Ephesii Reliquiae, Oxon. 1877 Edm. Pfleiderer, Die Philosophie des Heraklit, Berlin 1886, Theod. Gompers, Zu Heraklits Lehre und den Ueben-csten seines Werkes, Vienna 1887. ed. Norden, s. §16, note 13. G. T. W. Patrick, The fragments of tho Work of Heraclitus, Baltimore 1889.

1 Гераклит, сын Блосона, родился в Эфесе, как говорят, процветал около OL.69 и умер в возрасте шестидесяти лет. Выходец из знатной семьи, в которой должность βασιλεύς, которую он оставил своему брату, была наследственной, он всегда оставался презирателем масс. Полемическая манера, в которой он упоминает Фалеса, Ксенофана и Пифагора, а также его настойчивое утверждение, что он был самоучкой, доказывают, что его предшественники поощряли его, в частности, провоцируя его на противоречия. Его приверженность собственным убеждениям стала поговоркой. Его сочинения περὶ φύσεως, которые поздние авторы называли «Музами» из-за платоновского выражения, возможно, содержали еще больше этических и политических директив, чем предполагают сохранившиеся фрагменты. Позднейшие толкователи, которых у него было много, могли отделить эти учения от других, что привело к появлению нескольких разделов его работы и, наконец, к легенде о том, что он написал их несколько. Его мрачный, сжатый характер отразился в его трудах. Их глубокий смысл и лаконичное, прорицательное изложение рано дали философу прозвище Темного.

2. В отличие от элеатов, которые приписывали истину только бытию и отрицали небытие, Гераклит утверждает, что все, или одна и та же вещь, есть и не есть. Таким образом, элеатское бытие заменяется его единством с небытием, т. е. становлением; а идея, что все становится и ничто не покоится, что все находится в постоянном состоянии изменения, как вещи, так и наблюдающий субъект, которому он поэтому прямо отрицает бытие, эта идея выражается у него в самых разнообразных выражениях. Если для Ксенофана сущее совпадало с неизбирательным Единым, а Парменид ставил Эрос или дружбу выше всего, то Гераклит, напротив, выступает за то, чтобы представить все как противоречивое. Он приписывает всему противоположные предикаты, восхваляет борьбу, упрекает Гомера в любви к миру, потому что мир и стазис (βιάβις) есть только у мертвых. Неуверенность чувств связана с этим постоянным потоком вещей. Ведь тот поток, который воспринимает разум, скрыт от них, а поскольку то, что мы видим, негибко и мертво, глаза и уши – плохие свидетели. (Сравните с этим, для контраста, то, чему учит Мелисс в §38, 3.) Возможно, предпочтение, отдаваемое обонянию, основано на том, что оно воспринимает летучесть и, следовательно, наиболее обусловлено изменением формы. Презрение Гераклита к чувственному восприятию, однако, не столь абсолютно, как у элеатов. Органы чувств – плохие свидетели только для тех, кто не понимает, о чем они говорят, то есть кто не добавляет к восприятию μά&ησις, который видит истинное, скрытое за строгой внешностью органов чувств: постоянный поток. Это требование сочетать восприятие и мышление, на котором Шустер справедливо делает большой акцент, характеризует одновременное противопоставление простых метафизиков (рационалистов), таких как элеаты, и чувственников, таких как милезийцы.

3. Предложение, подобное предложению о всеобщем потоке, отделяет Гераклита от ионийских гилиан и делает его, поскольку этот принцип мыслительный, метафизиком. Это делает его метафизиком, как и только что рассмотренных элеатов. С другой стороны, тот факт, что принцип здесь также имеет физическое строение, составляет контраст с ними. Становление, став физическим, возникает сначала во времени, которое, по словам Секста Эмпирика, Гераклит действительно превратил в принцип – в то время как Ксенофан, а также Парменид отрицали это – но затем более конкретным образом в элементарном процессе горения. Гераклит не искал причину мироздания в созидающем божестве, но это всегда был вечно горящий огонь. Рассматривать его как субстанцию, сгущение и разбавление которой объясняет многообразие, было бы заблуждением.

Скорее, Гераклит видит различные степени процесса горения или улетучивания в различных потенциях природы, которые как πυςός τςοπαΐ стоят по отношению друг к другу таким образом, что каждый живет смертью другого, но во всех них процесс горения является мерилом истинного бытия, как золото является мерилом ценности вещей. Это воплощение всего сущего сразу же мыслится как то, что может быть постигнуто пространственно, и получает имена ττερ^χον, πεςιοδικόν πνρ и т. д. Две формы становления, возникновение и исчезновение, проявляются, как первая в процессе возгорания, так вторая в подъеме и спаде того же самого, в том οδός άνω κάτω, в котором пространственное направление не более существенно, чем увеличение и ослабление. Становление жестким и холодным – это спуск.

4 Неразрывная связь двух моментов становления предстает у Гераклита в самых разнообразных формах. Иногда он описывает оба пути как один, иногда говорит о чередовании желания и насыщения или об игре, в которой производится мир, иногда – о том, что необходимость регулирует эти два встречных течения. (Для позиции Гераклита по отношению к чистым физиологам и метафизикам характерно, что там, где у Анаксимандра и Пифагора были ἐναντία, противоположности, он находит ἐναντίᾶ δοὴ, противотечение). Этой силе даны следующие названия Εἱμαῥμὲνη, Δαίμων, Γνώμη, Δίκη, Λόγος и Α. Персидско-магическое влияние было ошибочно найдено в том, что слуги этой силы, которую он называет семенем всех событий и мерой всего порядка, называются языками. Искусственно построено утверждение, что Гераклит, по общему признанию, переосмысливая, следует патристической мифологии, помещая Аполлона (верхний мир) и Диониса (Аид) рядом с Зевсом (т. е. первозданным огнем) как две стороны своего существа. В двойном направлении, то есть в масштабе, крайние точки образуются твердой землей внизу и подвижный огонь вверху, который выделяется как элемент (Гефест) из первородного огня (Зевс), скрытого во всех элементах. Последний – это то, что остается в круговороте стихий и поэтому никогда не возникает как таковое. Огонь, как крайняя противоположность жесткой телесности, мыслится как движущий и оживляющий принцип. Между ним и землей в центре находится море, состоящее наполовину из земли, наполовину из огненного воздуха, поэтому оно бьет по первому, испаряя второе, и часто называется семенем мира. Поэтому переход в жесткую телесность иногда описывается как угасание, иногда как влажность, тогда как становление огненным – это становление живым. Поэтому, даже если выражение έκπύρωσις, используемое стоиками, было гераклитовским, его следует понимать не как падение, а скорее как поворотный пункт в вечном цикле всего сущего, концом которого может быть великий год Гераклита, что диаметрально противоположно превращению в грязь земли.

5. Гераклит нашел подтверждение своим взглядам в метеоритных явлениях, к которым он, вероятно, причислял и звезды. Для него они – скопления сияющих паров в полых полостях неба, или конгломераты огня, созданные и питаемые испарениями земли и моря. Так, в частности, солнце, которое ежедневно излучает свой свет и действительно «заходит» (то есть «распадается» на мельчайшие, поэтому невидимые частицы) на закате, но утром выходит из основания небесного свода в виде воссоединенных частиц пыли и ежедневно заново питается этой пищей. Поскольку пар – двойной, темный и влажный, а также сухой и светящийся, день и ночь, затмения и явления метеоритного света объясняются отсюда, но подчеркивается их строгая закономерность. Еще больше, чем в элементарных потенциях природы, эти два противоположных направления пересекаются в органических существах, состоящих из них. Возможно, потому, что здесь их труднее распознать, Гераклит говорит, что скрытая гармония лучше явной. Отдельные высказывания указывают на то, что он предполагал последовательность стадий развития существ. Поскольку ничто в нем не лишено принципа жизни, все полно богов и демонов, а бог – это всего лишь бессмертный человек, так же как человек – смертный бог. Но и человек, взятый со своей чисто телесной стороны, есть нечто никчемное; его называют естественно неразумным. Жизнь, душа и, поскольку это все еще полностью едино с сознанием и познанием, это тоже приходит к нему только через участие во все живом огне и его чистейшем проявлении, всеохватывающем. Это единственная разумная вещь, в которой душа, чем теплее и суше, тем больше участвует, и потому ей легче в теплых и сухих странах. Следовательно, вхождение души в тело – это становление влажным, а значит, угасание и смерть. С другой стороны, смерть тела – это фактическое воскресение души.

6. Поскольку то, что действительно рационально, есть то, что всеобъемлюще, разум есть то, что является общим для всех (ξυνόν), и человек приобщается к нему только в том случае, если он позволяет ему проникнуть в себя через все входы, а именно через органы чувств, и светится от него, как уголь, который остается вблизи огня. Изолирует человека не только сон, это нечто среднее между жизнью и смертью, во время которого закрываются врата чувств, и человек приобщается к охватывающему только через дыхание, а в остальном живет в своем собственном мире, но также он изолирует себя через свое чисто субъективное мнение, которое Гераклит объявляет болезнью, от которой, конечно, никто не свободен полностью, поскольку каждый предается детским играм мнений и питает заблуждение, что разум в нем – это он сам. Подчеркивая общее в противовес изолирующему субъективному взгляду, он, возможно, рассматривал язык как фактическое средство познания и первым подверг его философскому рассмотрению. Однако эти предположения, скорее всего, не являются современными. Этическое учение Гераклита полностью согласуется с другими его учениями: Для него огненное движение совпадает с добром и благом, а косное и мертвое – со злом. Подобно этим двум движениям, добро и зло также находятся вместе и образуют гармонию, подобно тому как противоположные напряжения гармонично объединяются в форме лука или лиры. (Тот факт, что в другом месте вместо лука упоминается стрела, заставил впоследствии Лассаля предположить аллюзию относительно двойственной деятельности Аполлона33
  Философия Гераклита Дунклена фон Эфеса (букв. «Философия Гераклита, Безвестного Эфесца»») – книга Фердинанда Лассаля 1857—1858 годов, в которой представлен гегелевский анализ досократического философа Гераклита. Лассаль анализирует досократического греческого философа Гераклита из Эфеса. Он пытается реконструировать философские взгляды Гераклита по сохранившимся сочинениям, которые состоят из фрагментов, цитируемых в других работах. Лассаль экстраполирует сохранившийся материал и превращает его в философскую систему, на которую сильно повлияло его собственное прочтение Гегеля.


[Закрыть]). Поэтому и здесь верховенствует не спокойствие, а конфликт. Что в теории является мнением, то здесь – своеволием. Оно должно быть подавлено, как бы трудно это ни было; и как там κοινός λόγος, так и здесь верховенствует закон. Гражданин должен сражаться за законы города больше, чем за стены. Поэтому Гераклит требует от человека подчинения необходимости, как плода осознания того, что чередование добра и зла гораздо лучше, чем то, чего требуют эгоистические желания. Поскольку это смирение основано на таком понимании, оно является свободным, и полемика против астрологии и других фаталистических взглядов не оспаривает требования этого смирения.

§44.

Полемика Гераклита против элеатов низводит его превосходную точку зрения до односторонности, противоположной их. В еще большей степени это происходит с его учениками. Когда Кратил, превзойдя своего учителя, заявляет, что в одну и ту же реку нельзя войти не только дважды, но даже один раз, он тем самым делает Гераклита отрицателем всего сущего. Так может случиться, что скептики, которые утверждают только небытие, включают его в их число, более того, Аристотель причисляет его (противника антифизики) к простым физиологам, в чем он ошибается, но не без оснований. Поэтому задача состоит в том, чтобы утвердить элеатское бытие наряду со становлением, почитаемым Гераклитом, не скатываясь при этом в абстрактную метафизику. У элеатов, в отличие от Гераклита, неизменное бытие должно быть предположено, которое, однако, в отличие от них, мыслится как физическая субстанция, а в гераклитовском духе – как множественность: таким образом, множественность неизменных основных субстанций. Далее, у Гераклита и в противовес утверждениям элеатов предполагается реальный процесс, но это будет не, как у Гераклита, горение без субстрата, а процесс субстратов, который, однако, в отличие от чистых физиологов, сознательно опирается на метафизические принципы. Человек, которому национальность и образование позволили добиться такого прогресса и синтезировать в своем учении, не эклектически, а в органическом единстве, все, чему учили предшествующие философы, так что нет ни одной школы, к которой его не причисляли бы с очевидным правом, в которой хаотическая первородная смесь Анаксимандра, сферическая форма Ксенофана, вода Фалеса, воздух Анаксимена, земля и огонь Парменида и Гераклита, любовь элеатов, споры Гераклита, сгущение и разрежение Фалеса и Анаксимена, смешение и разделение Анаксимандра, наконец, правило числовых пропорций в смесях, как у пифагорейцев, – это Эмпедокл.

§45.

Fr. Guil. Sturz, Empedocles Agrigentinus, Lips. 1805. Sim. Karsten, 1c., vol. II. Amst. 1838. Heinr. Stein, Emped. Agrig. fragm. ed. Bonnae 1852. S. Lommatzsch. Die Weisheit dee Empedokles, Berlin 1830. Fr. Panzerbieter, Beiträge zur Kritik and Erklärung des Empedokles, Meiningen 1854. K. Steinhart, Art. Эмпедокл в Энциклопедии Sect. I, B. 34. Herm Diels, Studia Empedoclea, в Hermes XV, 1880. Ders., Gorgias and Empedokles, в den Sitzungsber. der Berl. Akad. 1884.

1 Эмпедокл, сын Метона в Акрагасе (Агридженто) на Сицилии, родом из знатной семьи, жил, вероятно, примерно с OL. 72 по 01. 87. Известный своим патриотическим нравом, красноречием и врачебным искусством, он обязан своим именем мага последнему и некоторым необыкновенным поступкам в его образе жизни. Его ранняя смерть приукрашена сказочными обстоятельствами в противоположном интересе. Важные источники свидетельствуют о том, что он был знаком с пифагорейским учением; и хотя хронология не позволяет считать его личным учеником Пифагора, даже более поздние люди называли его пифагорейцем. Другие, основываясь на том, что по известиям он был учеником Парменида, называют его элеатом.

Наконец, большинство людей относят его к физиологам в соответствии с подходом Аристотеля (который на самом деле не мог этого делать, согласно его собственным словам, см. подпункт 2). Связь с Гераклитом у Платона, оправданная также влиянием, которое он испытал от работ Эфеса, отводит ему надлежащее место. Из сочинений Эмпедокла, названия которых приводятся по-разному, два, περί φύσεως и καθαρμοί, были доказаны как самостоятельные произведения. Фрагменты обоих сохранились. Сообщение о том, что он написал работу Ιατρικά, вряд ли достоверно; возможно, название относится к медицинским разделам первой упомянутой работы.

2. Вместе с элеатами Эмпедокл придерживается неизменного бытия в противовес приходу в бытие, который он объявляет невозможным. Но, признавая момент множественности и материальности, отрицаемый элеатами, бытие становится для него множественностью неизменных основных субстанций, о четырехкратном числе которых он учил впервые и переход которых друг в друга он отрицал. Их обозначение демонами с именами народных богов и предпочтение, которое он отдает огню в лице Зевса, напоминают Гераклиту о четырехкратном числе пифагорейцев. К этим неизменным субстратам (ῥιζώμαῑα, ύλικαὶ άρχαῖ) добавляются две главные силы или формирующие принципы, (элеатская) дружба (φιλία) и (гераклитовская) вражда (νεῖκος), т. е. первоначально только физическое притяжение однородного и его противоположности, благодаря которому избегается жесткий покой элеатов, а на место гераклитовского процесса без субстрата ставится процесс на субстратах, изменение с его двумя анаксимандрическими формами, смешением и разделением. Само изменение, однако, определяется более резко, чем это было у Анаксимандра, тем, что смешивающиеся частицы механически соприкасаются друг с другом, что, кроме того, тела действуют друг на друга, в том смысле, что небольшие, невидимые оттоки (άπορροαί) из одного и в маленькие отверстия (πόροί) другого. Эти два активных начала неразрывно связаны, и их единство иногда называют необходимостью, иногда совпадением. Заключать из отдельных высказываний Эмпедокла, что его дружба совпадала с огнем, а спор – с другими элементами, значило бы затуманивать ясность его учения. Вместо того чтобы превращать его в простого физиолога, правильнее будет признать вместе с Аристотелем, что он считал активные принципы движущимися причинами, а материальные субстраты – субстанцией.

3. a μῖγμα дается как первобытное состояние материи, которое часто называют пифагорейским Единым, элеатским Бытием, более того, Всем или вечным миром, но обычно по его форме как the, которому, конечно, не принадлежит никакого определенного качества, и которое как таковое αποιον соответствует хаотической неопределенности Анаксимандра». Поскольку такая смешанность, которая настолько тесна, что не терпит пустого пространства, наводит на мысль об очень малых частях, Эмпедокл отчасти отождествлялся с атомистами, отчасти заимствовал взгляды Анаксагора и даже выражения, которые ему когда-то приписывали. Конечно, нельзя предполагать никакого существа вне σφαῖρος как целого, и все идеи трансцендентного божества либо заимствованы из этой доктрины, либо являются ее несоответствиями. Из того, что Эмпедокл учил о κόσμος νηιὸς в платоническом смысле, также нельзя заключить, что не отдельные органы чувств (которые определяются восприятием отдельных элементов), а νοῦς, воспринимающий сфайрос. В первоначальном смешанном состоянии, конечно, действует только дружба, или, по крайней мере, спор сведен к минимуму. Смешение единства и объединителя настолько близко, что не должно смущать, когда единое и любовь встречаются как синонимы. Когда конфликт утверждается в этом смешении, несхожие части разделяются, и то, что ненависть объединяется с ним (а именно с подобным), ошибочно назвали несоответствием. Теперь равные части объединяются, то есть происходит разделение элементов. Порядок, в котором они разделяются, является предметом спора. По мнению Эмпедокла, поскольку происходит разделение непохожего, небо лишается любви, а над элементами мира господствует ненависть. Но только часть целого вступает в это разделение, и только в ней, в κόσμος, господствует спор, но не в остальной части вселенной. Лишь изредка (в гераклитовском смысле) нерасчлененная, хаотическая часть Сфайроса называется мертвой материей; Эмпедокл (элеаты) обычно видит в ней высшее и по этой причине позволяет всему вернуться к этому отрицанию каждой конкретности.

4. Только простые элементы, естественно, обязаны своим особым существованием противоречию; остальные, особенно органические существа, как очень составные, являются продуктом любви, благодаря которой первоначально отдельные члены, растущие из земли, удерживаются вместе, и чья постоянно возрастающая сила проявляется в череде все более составных существ. Помимо количества компонентов, пропорция смеси, которая даже выражается (по-пифагорейски) в числах, также определяет совершенство организмов. Но даже человек, самый совершенный и потому возникший последним, как особое существо не является вечным, и бессмертие здесь представляет переселение душ. Тот факт, что человек сам состоит из них, позволяет ему воспринимать все шесть принципов. Огонь внутри него воспринимает огонь вне его и так далее. Эмпедокл подробно рассмотрел чувственные восприятия, исходя из этих предпосылок, а также из гипотезы об истечениях и порах. Нигде смешение элементов не является более тесным, чем в крови. Поэтому для него это место νόημα, то есть совокупность всех восприятий. Фундаментальная оппозиция между чувственным познанием и мышлением, которую утверждают элеаты и Гераклит, для Эмпедокла отходит на второй план. Только νόημα способна постичь сфайрос, поскольку она, сама объединяющая все восприятия, признает и то, что объединено любовью. Аскетические правила, данные Эмпедоклом, основаны на уважении ко всем проявлениям любви. Религиозные учения, содержащиеся в «Катарсисе», в особенности касаются загробной жизни, как блаженных в чертогах богов, так и виновных, гонимых по миру в беспокойном бегстве. Она дышит жреческим духом, имеет много точек соприкосновения с пифагорейскими учениями, но не имеет тесной связи с его философскими учениями. То же самое относится и к высказываниям о народных богах, где он, как уже говорилось выше, не понимает основных материалов. Целлер (указ. соч., 5-е изд., т. I, 2, с. 806 и далее) подробно описал эти учения и правильно их распознал.

§46.

Упрек, который можно с некоторым подобием обоснованности предъявить Гераклиту, а его преемникам – вполне обоснованно, что они на самом деле лишь констатируют небытие, никто не предъявит Эмпедоклу. Но верно и обратное: он прямо отрицает пустоту, это физически ощущаемое небытие. Это не только дает право относить его целиком к элеатам, но и вовлекает в противоречия, что, возможно, и побудило Платона поставить его гораздо ниже Гераклита. Пифагорейцы показали, что всякая множественность возникает только благодаря вмешательству пустоты; элеаты уже знали, что движение возможно только в силу пустоты. Но поскольку мир возникает благодаря обоим этим факторам, его реальность утверждается, но условия его возникновения отрицаются. Аналогичное противоречие, когда отделившейся части вселенной дается почетное имя κόσμος, а затем неразделенная часть Сфайроса, то есть хаотический беспорядок, предпочитается порядку, не говоря уже о подчиненных противоречиях, которые отрицатель пустоты так много объясняет, предполагая поры и т. д. Прогресс, которого требуют эти противоречия, будет состоять в том, что, в отличие от элеатов и Гераклита, утверждается метафизический принцип, согласно которому бытие и небытие имеют совершенно одинаковое обоснование, и что это, поскольку время простой метафизики подошло к концу, осуществляется в физике, в которой множество неизменных субстратов, как бытие, противостоит пустоте, как небытию, но оба производят физически построенное становление, движение и изменение, посредством взаимодействия. Атомизм абдеритских философов делает этот прогресс. Даже если бы его представители не знали своих предшественников в философии, что очевидно в случае с его главным представителем, мы должны были бы сказать, что их точка зрения превосходит все предыдущие, потому что она объединяет их.

§47.