Текст книги "Основы истории философии. Том первый – Философия античности"

Über Leukippos und Demokritos: Erw. Rhode, in den Verhandlungen der 34. Philol.-Versammlung zu Trier, 1879. (Ders., in den Jahrb. f. Philol., 123, 1881.) Dagegen Herrn. Diele, in den Vcrhandl. der 35. Phil.-Vers, zu Stettin, 1880. Dera., Leukipp und Diogenes von Apollonia, im Rhein. Museum, 1887. – F. Papencordt, De atomicorum doctrina, Berol. 1832. B. ten Brink, Mehrere Abh. im Philologus, 1851, 1852, 1853, 1870. Mullach, a. a. Ο. I. A. Brieger, Die Urbewegung der Atome, Halle 1884. Wihl. Kahl, Demokritstudien, I, Diedenhofen 1889.· Paul Natarp, DemokritSpuren bei Platon, im Archiv f. G. d. Ph. 1890. Ed. Zeller, Miscellanea, a. a. O. 1892. – J. F. W. Burchard, Democriti philosophiae de sensibus fragm., Minden 1830. Paul Natorp, Ueber Demokrits γνηοίη γνώμη, im Archiv f. G. d. Ph., I, 1888. – J. F. W. Burchard, Fragmente der Moral des Abd. Demokritus, Minden 1834. Lortsing, Ueber die ethischen Fragmente Demokrits, Berlin 1873. Paul Natorp, Die Ethika des Demokritos, Marburg 1893.

1. Основы атомистической доктрины, по всей вероятности, были заложены Левкиппом, который, вероятно, некоторое время жил в Абдерах. Он был современником Эмпедокла, возможно, учеником Парменида. Несмотря на высказывание, приписываемое Теофрасту, сомнительно, что он написал μέγας διάκοσμος, который позже получил широкое распространение под именем Демокрита. Его ученик, абдерит Демокрит, был, по-видимому, современником Сократа. Он тем более должен рассматриваться нами как истинный представитель атомизма, что он, вероятно, включил бы в свои работы все, чему учил Левкипп. Демокрит совершал необычайно длинные для своего времени путешествия, которые, несомненно, привели его в Египет на долгое время. Насколько правдивы рассказы о том, что он преследовал в них в основном научные цели и что он потратил на них большое состояние, установить невозможно. Он умер в преклонном возрасте в своем родном городе. Атомистическое учение Метродораса из Хиоса, возможно, прямого ученика Демокрита, было ближе к скептицизму, как и абдерит Анаксарх, известный своей трагической судьбой, в этических взглядах которого также прослеживается стоическое влияние. Из многочисленных работ Демокрита, которые Фрасиуос собрал в тетралогию, некоторые, возможно, являются подразделениями более крупных произведений. Наиболее важными, вероятно, были его «μέγας» и «μικρός διάκοσμος», содержащие теорию атомов и устройство мира. Многие из дошедших до нас фрагментов, вероятно, принадлежат им. Стиль Демокрита был известен в античности, несмотря на отдельные сольные эцизмы.

2. Согласие атомистического учения с элеатским, которое древние авторитеты объясняют историческими связями, проявляется в том, что оба они отрицают реальное становление (многих из одного или одного из многих); далее, в том, что они представляют то, что заполняет пространство, как ὂν и приписывают ему неизменную реальность; наконец, в том, что они обозначают пустоту как μὴ ὂν. Точно так же, однако, атомисты соглашаются с Гераклитом, и здесь, вероятно, не без исторической связи; и этот противник элеатов оказывается прав и неправ одновременно в предложении, содержащем сумму атомистической метафизики: Бытие есть не что иное, как небытие. Более того, эти мыслительные определения одновременно понимаются и физически: бытие как полное (ναστόν), пространственно-наполненное (στερεόν), телесное (σώμα), небытие как пустое (xevov). Своеобразная формулировка этого противопоставления в δὲν и μηδὲν может быть передана с помощью нашего Я и небытия. Идея о том, что через вхождение пустоты в бытие последнее становится множественным, уже знакома пифагорейцам. Таким образом, бытие состоит из бесконечного числа очень малых (έλάχιστα) и потому невидимых σχήματα или ιδέαι, которые, поскольку не имеют в себе промежутков παμπλήρη, так как не могут их иметь, являются αδιαίρετα. Пустота же, поскольку она образует промежутки между первозданными корпускулами, дает διαστήματα или πόροι; поскольку она окружает их всех, она есть собственно так называемая пустота или также άπειρον, под этим именем ее уже обозначали пифагорейцы. В этой бесконечной пустоте существует бесчисленное множество миров, возможно, отделенных друг от друга стенами, похожими на кожу, но все они состоят из одних и тех же атомов, как разные произведения из одних и тех же букв. Атомы не имеют абсолютно никаких качественных различий, они αποια, отличаются только размером и формой. (По этой самой причине из двух противоположных сообщений о том, что они приписывали атомам разный вес, и о том, что они этого не делали, второе является более достоверным).

3. Только предполагая реальную пустоту, без которой все было бы единой непрерывной массой, атомисты полагают, что могут объяснить множественность и изменения. Последнее сводится к движению, которое предполагает либо окружающую пустоту, либо, если речь идет о конденсации или разрежении, пустые деревья внутри, поры. Таким образом, подобно Эмпедоклу, атомисты также учат становлению только в неизменном бытии, а именно во множественности существ; только при этом они заменяют четыре качественно различных элемента бесконечным количеством качественно подобных атомов. Они также согласны с Эмпедоклом в том, что необходимость (ὰνᾰγκη, εἱμαρμένη) регулирует изменения, то есть для них соединения и разделения атомов, которые от вечности находятся в движении и спутаны друг с другом посредством вихревых движений. Так как эта регулирующая сила не присуща атомам и, по Аристотелю, действует не естественно, а насильственно (ἀπὸ ταύτομάτου), то ее не без основания называют случайностью, и полемика Демокрита против этого слова хочет лишь сказать, что ничто не стоит вне причинной связи, что все имеет причину. Но те, кто приписывает ему телеологический взгляд, забывают, что, в отличие от νους Анаксагора (см. §52, 3), он прямо утверждает φύσις άλογος.

4. Сами атомы, не обладающие качеством, порождают качественные различия, поскольку большее или меньшее их количество уже порождает большую или меньшую плотность, а значит, и вес. Кроме того, атомы также имеют различную форму и размеры, и они могут соединяться в различных положениях и в различном порядке (θέσει καὶ τάξει). Таким образом, элементы состоят из атомов разных размеров, огонь из которых самый маленький, гладкий и круглый. Подобно ему, состоящей из атомов, похожих на частицы солнечной пыли, Демокрит представляет себе душу, которая пронизывает все тело и обновляется в процессе дыхания благодаря постоянному поглощению тех же атомов. Из-за всеобщего распределения этих атомов ни одно тело не может быть полностью лишено порабощения, даже мир в целом. Поэтому мировая душа, которую он, как говорят, также называл Богом, подобна огню. Точно так же и душа отдельного человека. В зависимости от различных органов душа выражает себя по-разному: в голове – как мышление, в сердце – как пыл, в печени – как желание. Поскольку анима и познающий принцип не различаются, теория познания является чисто физической. Частицы, исходящие от предметов, прямо или косвенно поражают органы чувств и, воздействуя на частицы того же рода в этих органах, вызывают ощущения в глазах на основе образов (εἴδωλα), исходящих от предметов. Так как многие из этих ощущений – зрение и вкус, тепло и холод – указывают не на то, как устроены сами предметы (ετεῇ), а на то, как они воздействуют на нас или являются для нас (νόμῳ), то следует проводить различие между обманчивым (σκοτίη) и истинным (γνησίη) знанием. Последнее, знание разума или διάνοια, восходит к основополагающей (έν βύθῳ) истине, а именно к атомам и пустоте, даже если оно, как и другое, полностью основано на материальном воздействии.

5 С этой точки зрения вряд ли стоит ожидать этических правил. Однако сохранился ряд моральных изречений и этических требований, автором которых считается Демокрит. Поскольку некоторые из этих афоризмов, как представляется, не вполне вписываются в материализм учения, утверждается, что они были написаны раньше, а» Diakosmos» – позже. Однако отрицать, что многие мудрые изречения были придуманы стариком, гораздо сложнее, чем теорию атомов, которая, возможно, была передана молодому Демокриту. Кстати, он был бы не единственным примером того, как жизнь навязывала другие максимы, нежели разработанная им теория. Что касается содержания его этических советов, то похвала невозмутимости (εενεσιώ) вполне вписывается в его систему необходимости; некоторые изречения, приписываемые ему, довольно банальны, другие свидетельствуют о житейском уме и любящем сердце, третьи могли быть придуманы только старой гордячкой. Те из них, которые объединяют мораль с мыслью о богах, труднее всего примирить с другими его учениями, поскольку известно, что веру в богов он черпал только из страха перед грозой и тому подобными явлениями, а человекоподобных демонов, существование которых в воздухе он предполагал, использовал только для объяснения пророчеств и предчувствий.

§48.

Период людей, чье учение казалось Аристотелю «мечтательной» философией, завершается атомистами, поскольку они показывают действительную греческую мудрость лишь в зачаточном состоянии. Его суждение о них, что они не делают различия между знающим и знаемым, можно выразить и так: Особое достоинство человеческого духа еще не признано, и затем дает причину, по которой их учения должны были казаться греческому народу экзотическими растениями, даже если дальние путешественники на самом деле не привезли их или, по крайней мере, вдохновение для них из-за границы. Не греки, а первобытные народы смогли понять то, что утверждали чистые физиологи, а именно, что все, включая человека, является измененной материальной субстанцией. Абсолютное правило числа и математический закон, которые провозглашают пифагорейцы, китайцы испытывают в своей ограниченной жизни гораздо больше, чем жизнерадостный грек. Поглощение всех особых существований в единой субстанции, как учит элеатизм, представляется скорее отголоском индийского пантеизма, чем принципом эллинского духа. Сходство гераклитовских доктрин с доктринами персидских огнепоклонников заставляло и в древности, и в наше время утверждать историческую связь между ними, и даже те, кого не убеждает то, что выдвигается для представления Эмпедокла как ученика египетской жреческой мудрости, не смогут отрицать некоторого отдаленного сходства его доктрины с ней. Наконец, атомисты, наследующие всем предыдущим системам, могут быть названы теми, кто формулирует сущность не одной предварительной стадии греческого духа, а всего догреческого духа, стоящего на пороге превращения в греческий.

Второй период античной философии. Золотой век греческой философии. (Аттическая философия.)

§49.

В сердце Греции, в Афинах, до тех пор не философствовали, потому что у нее были другие дела: освобождение Греции и т. д. Только после этих достижений, по словам Аристотеля, у нее появился досуг, необходимый для философии. Только после этих достижений, по словам Аристотеля, он получил досуг, необходимый для философии. В это время, однако, прекратилось прежнее положение дел, при котором единый дух настолько пронизывал афинян, что высшие представители старых поколений не были ненавидимы как вельможи, а низшие презираемы как сброд. Престиж и богатство, хлынувшие в Афины, вызвали в людях высокомерие и эгоизм; все больше и больше развивается плебейство, то есть отношение масс, лишенных общего духа, так что благороднейший из афинян, давший свое имя этой эпохе, должен использовать их и питать для осуществления своих, то есть государственных, целей. Он, как и все остальные, находящиеся на пике времени, улыбнулся бы, если бы кто-нибудь, подобно Диогену Аполлониату, утверждал, что дух обитает в массе, или, подобно Гераклиту, что все полно божественного. Но когда в Афинах появился Ана-агор с общей мировой формулой: дух определяет массы в соответствии со своими целями, то все остальные, в ком жили новые идеи, должны были признать в нем своего человека, истинного современника. Приверженцы старого времени, как всегда, ненавидели и преследовали того, кто только провозглашал их упадок, как автора этого упадка.

§50.

Помимо этой всемирно-исторической необходимости (ср. §11), которую имеет дуализм Анарагора, он вызывает еще и то, что развитие философии до сих пор требует его как необходимого следствия. Поскольку, по мнению атомистов, отдельные материальные частицы не обладают качественной конституцией, в силу которой они стремятся или убегают друг от друга, как у Эмпедокла, то, конечно, следует утверждать, что в материале нет причины соединяться именно так, а не иначе. Но поскольку опять-таки прямо утверждается, что это соединение не беспричинно, а έχ λόγον, атомисты высказали два положения, из которых в качестве предпосылок можно сделать только один вывод: причина этого соединения, т. е. движения, лежит в нематериальном. Поскольку теперь далее причины движения, лежащие в нематериальном, называются мотивами или побуждениями, то утверждение, что вне материи есть нечто нематериальное, что движет материю согласно мотивам, т. е. разум, действующий согласно целям (νους), настолько очевидно из этих двух предложений атомистов, что сам выдающийся атомист счел необходимым полемизировать против него.

§51.

Анаксагор является отцом аттической философии не только потому, что он перенес философию в Афины, но и потому, что он дал ей предмет, который она должна здесь осуществлять. Его утверждение, что νους есть высшее, и содержащееся в нем требование, что исследование причин должно проводиться повсюду, не было отменено ни одним из последующих. Несмотря на различие между софистами, которые видели в νους только ум, и Аристотелем, который видел в нем самодовлеющее всеведение, несмотря на противопоставление того, что «зачем?» означает по отношению к первому: в чем польза? и по отношению ко второму: в какой мере оправдано? оба движутся в рамках задачи, впервые поставленной Анаксагором. Точно так же и все те, кто находится между софистами и Аристотелем. В Анаксагоре греческая философия преодолела свое эмбриональное состояние, в котором она учила догреческим вещам. Здесь разум уже не помещает принцип своего и всякого существования в элемент, в математическое правило или в совпадение атомов, но в то, в чем он выходит за пределы всего естественного. Вот что значит решить проблему философии в греческом смысле; поэтому философия Анаксагора – это не отражение какого-то этапа догреческой мысли, а то, что переживает грек, и особенно афинянин. Поэтому вполне понятно, что Сократ, это воплощение антиварварства, что Аристотель, в котором аттическая философия достигает своего завершения, должен признать Анаксагора, в отличие от предыдущих мечтателей, первым, кто проснулся, то есть произнес разумное слово.

§52.

J. T. Hemsen, Anaxagoras Clazomenius, Göttingen 1821. ed. Schaubach, Anaxagorae Clazomenii Fragmenta, Lips. 1827. 1F. Schorn, s. §28. Fr, Breier, Die Philosophie des Anaxagoras nach Aristoteles, Berlin 1840. Aug. Gladisch, s. §17. C. Μ, Zivort, Dissertation snr la vie et la doctrine d’Anaxagore, Paris 1843. C, Alexi, Anaxagoras und seine Philosophie, Prgr, Neu-Rappin 1867. Max Heinze, Ueber den νους des Anaxagoras, in den Ber. d. S&chs. G. d. W., 1890. Ed. Arleth, Die Leher des A. vom Geist und der Seele, in Archiv f. G. d. Ph., VII, 1894.

1 Анаксагор, сын Гегесибула, вероятно, родился в Клазоменах около 01. 70 (500 г. до н. э.), поэтому он не мог быть личным учеником Анаксимена. Покинув Ионию, возможно, пожертвовав своим состоянием в интересах науки, он выбрал местом жительства Афины. Мы не знаем, как он получил свое основательное образование, особенно в области математики и естественных наук. Гермотимос, с которым он впоследствии был связан, – фигура, по-видимому, мифическая. В учении Анаксагора прослеживается явная зависимость от учений более древних физиологов, в частности Эмпедокла и Левкиппа.

Тот факт, что Демокрит обвиняет его в плагиате у старших, возможно, относится к их общему учителю. После Диогена Лаэрция он тридцать лет работал в Афинах преподавателем философии и, как часто свидетельствуют, не только завоевал дружбу Перикла, но и собрал вокруг себя круг людей, включая Архелая, Еврипида и, возможно, Фукидида. Все они были под подозрением у староверов, а некоторые из них, возможно, были дискредитированы как атеисты. Знания Анаксагора в области физики, его попытки объяснить то, что народ воспринимал только как чудеса (например, метеоритный дождь в Эгоспотаме, породивший легенду о том, что он его предсказал), его аллегорическое объяснение гомеровских мифов – все это вызвало против него подозрение в безбожии, откуда, возможно, и возникло обвинение в связи с его сочинением, опубликованным позднее при жизни. За этим последовало заключение в тюрьму, а затем изгнание или бегство из Афин. Он отправился в Лампсакос, где и умер вскоре после этого, около 01. 38. Помимо математической работы, выполненной в тюрьме, он написал (возможно, единственное) сочинение περί φυσεως, фрагменты которого сохранились.

2. Подобно Эмпедоклу и атомистам, Анаксагор отрицает становление материальной субстанции и допускает лишь ее изменение, состоящее в смешении и разделении, при котором субстрат не увеличивается и не уменьшается. Вместе с Анаксимандром и Эмпедоклом он представляет себе первобытное состояние как хаотическое, в котором самые разнообразные вещи смешаны в очень малых частях и поэтому ни одна вещь не воспринимается (ἔνδηλον ὕπο σμικρότητος). Но он согласен с атомистами, что этих составляющих было не только четыре, а бесконечное множество. Наконец, опять же в противовес атомистам и в согласии с Эмпедоклом, утверждается качественное различие этих составляющих, так что не только большие вещи с меньшими, но и золото, и плоть, и кость и т. д. были соединены в тонко распределенном состоянии, образуя массу без щелей и пор. Поэтому здесь речь идет не о смеси элементов, а о том, что вещи (χρήματα, т. е. πράγματα) смешаны, и их тончайшие молекулы, которые остаются качественными до бесконечности, называются σπέρματα или, у атомистов, ιδεαι. Для описания этого состояния, которое сам Анаксагор называл σύμμιξις, также μίγμα, классическое выражение теперь стало началом его работы: όμοΰ πάντα χρήματα ην, формула, которая также сокращалась и использовалась по существу. (Из-за непонимания аристотелевских отрывков, в которых Анаксагор критикуется за то, что Аристотель называет ομοιομερή (см. §88, 3.), то есть вещества, состоящие из равных частей, основными веществами, рано возникло мнение, что Анаксагор описывает первоначальные составляющие как ομοιομερή, и даже что он описывает их [против всякой аналогии] как ομοιομέρειαι. В крайнем случае, можно допустить, что он использовал ομοιομέρεια для обозначения смешанного состояния; но и это маловероятно). Связь отдельных составляющих настолько тесна, что, поскольку их делимость доходит до бесконечности, никогда нельзя прийти к конечному совершенно несмешанному состоянию, и поэтому следует сказать, что все содержится в каждом, утверждение, которое, оспариваемое противниками Анаксагора, ставит его самого в большие затруднения, если «каждое* не понимать как вещи, «все» как субстанции.

3. Эта бесформенная и неподвижная масса, в которой вновь можно распознать άπειρον Анаксимандра, σφαιρος Эмпедокла и связь мельчайших частиц атомистов, теперь заменяется не разделяющей и соединяющей необходимостью, поскольку он это отрицает, а νους, познающей силой, с введением которой одновременно провоцируется телеологическое наблюдение. В решительном противоречии с принципом предыдущего периода (сформулированным Аристотелем, см. §48), к познающему νους прилагаются предикаты, противоположные тем, которые приписываются познаваемому (массе): Он есть αμιγής, однородный сам по себе, поэтому простой, и есть Единое, и поэтому он познает массу, которая есть μῐξις, и которая была определена как Многое и άπειρον. В то время как все материальное пребывает во всем, νους этого не делает; однако именно по этой причине он господствует над другим: он всемогущ и всеведущ. Однако его оппозиция массам не реализуется в чистом виде. Тем не менее, разделение и объединение здесь превращается в целенаправленное формирование и организацию, и становление διάκοσμος у атомистов соответствует здесь активному διαχοσμεΐν со стороны νονς. Со стороны νονς Анаксагор, конечно, довольствуется лишь изложением принципа и обучением оптимизму в целом. Там, где он вдается в подробности, он указывает не цель, а только природу или, самое большее, причину изменения, так что становится почти несущественным, приписывается ли оно знающей или слепой силе. Это справедливо критикуется Платоном как возврат к низшей точке зрения.

4. В процессе развода, инициируемого νονς, объединяются качественно равные, и в зависимости от преобладания того или другого субстанции, как я уже говорил, никогда не называются абсолютно чистыми. Как и у Эмпедокла, не все включается в развод, и неразделенный остаток, вероятно, является тем, что «окружает многие (вещи)», о которых он говорит. Разделение задумано как последовательное, исходящее из центра и распространяющееся по все более широким кругам и ко все более мощным разворотам, в результате чего эфир как теплое, легкое и светлое, из которого образуются светящиеся тела, похожие на камни, называемые звездами, противопоставляется холодному, тяжелому и темному, которое преобладает в центре, на земле. Как и элементы, органические существа также состоят из частиц. Они возникают из первобытного сора, как у Анаксимандра и других, а именно из зародышей, содержащихся в воздухе или эфире, которые попадают в них, и лишь позднее начинают воспроизводить себя. Чем совершеннее устроено тело, тем сильнее в нем νονς, и тем больше в нем действует знание и одушевление. Поэтому, если даже растения не лишены его, он все же поднимается к опыту и пониманию в тех, кто одарен руками. По сравнению с этим органы чувств, которые, как у Гераклита, стимулируются противоположным, не дают никакого определенного знания, так же как их притворства (например, белый цвет снега) часто опровергаются разумом (ведь он учит, что снег – это вода, а значит, не белый). Не похоже, что Анаксагор уже связывал подобные субъективные взгляды на познание с неопределенностью чувств, как это утверждал Аристотель. Этические предложения, которых от этой точки зрения следовало бы ожидать гораздо больше, чем от более ранних, до нас не дошли.

§53.

Философия Анаксагора должна освободить место для другой, и не только потому, что время, выражением которого она была, уходит и периклийское руководство Афин сменяется демагогическим правлением Клиана и много хуже, но и потому, что этого требует внутренний дефицит.

То, что разум управляет всем и что все должно рассматриваться телеологически, совершенно бессмысленно, пока не решено, следует ли понимать разум как то, что проявляется в хитрости подданных, или как то, что проявляется в порядке мира, и пока не определено, что, собственно, подразумевается под целесообразностью. Поскольку Анаксагор отвергает первое решение, прямо заявляя, что все умы равны, как большие (то есть общие), так и меньшие (то есть частные), он не может решить, существует ли мир для того, чтобы быть полезным нам, или для того, чтобы выполнять свое предназначение. В этой нерешительности он должен оставить в стороне все «для чего»; он отказывается от всех телеологических соображений. И все же решение было принято достаточно близко. Ибо если масса сама по себе безмысленна и неразумна, то цели, которые привносит в нее интеллект, являются для нее внешними, и ее заставляют соответствовать им силой Если такие цели теперь называют конечными, поскольку они имеют свой предел или конец в противостоящем материале, как и он в них, то первое определение, которое получит оставленное Анаксагором неопределенным «для чего», будет таким, что под ним понимается не имманентная, а конечная целеустремленность вещей. Однако как только цель будет определена более точно, прекратится и неопределенность в отношении того, что называлось пониманием. Понимание с конечными целями в качестве своего содержания есть понимание или благоразумие, которое существует в понимающих субъектах, стремящихся к их благу. Поэтому, как бы это ни казалось шагом назад, утверждение Анаксагора о том, что понимание управляет миром, обретает здесь смысл: Ум управляет им, т.е. умные – хозяева всего, тем не менее, заслугой является более точное определение неопределенного, а то, что это определение, данное софистами, является наиболее близким, подтверждается приближением не только Архелая, но и самого Анаксагора к сопбистике. Утверждение первого о том, что добро и зло основаны лишь на произвольных правилах, является дополнением к утверждению, приписываемому второму. Ничто не истинно само по себе, все истинно только для нас.