Текст книги "Екатерина II"

Казанова в России

В России венецианец Джакомо Казанова провел девять месяцев. В Петербург он прибыл в самый разгар зимы 1765 года, а покинул его в октябре того же года. Он мечтал обрести расположение императрицы, но не преуспел в этом, хотя и встречал Екатерину во время ее прогулок по Летнему саду. Однако государыню неотступно окружали братья Орловы и приблизиться к ней итальянскому ловеласу было затруднительно. Пробиться через этот кордон и побеседовать с государыней Казанове все же удалось четыре раза. Он был очарован Екатериной, отметив: «Государыня, роста невысокого, но прекрасно сложенная, с царственной осанкой, обладала искусством пробуждать любовь всех, кто искал знакомства с нею. Красавицей она не была, но умела понравиться обходительностью, ласкою и умом, избегая казаться высокомерной».

Венецианец страстно желал добиться расположения государыни и представлял Екатерине различные «прожекты». Екатерина отвечала ему вежливо, но ни сам знаменитый сердцеед, ни его предложения интереса у нее не вызвали. Мало того, каждый раз оказывалось, что российская государыня знает свою империю куда лучше залетного иностранца, и давно уже все обдумала.

Вот Казанова предложил ввести в России григорианский календарь, упомянув, что Рождество должно приходиться на день зимнего солнцестояния. Екатерина отказалась.

«Позвольте вам заметить, что это сущая безделица. Лучше допускать сию небольшую оплошность, чем нанести подданным моим великую обиду, убавив на одиннадцать дней календарь и тем лишив дней рождения или именин два или три миллиона душ, а пуще того – всех, ибо скажут, что по своему неслыханному тиранству я убавила всем жизнь на одиннадцать дней. В голос никто сетовать не будет, сие здесь не в чести, но на ухо друг другу будут твердить, что я в Бога не верую… Столь глупая смехотворная хула отнюдь не рассмешит меня. У меня найдутся и более приятные поводы для веселья», – объяснила она.

Казанова был огорчен отказом, но признал интеллектуальное превосходство Екатерины. «Исследуя жизнь самодержицы Российской, – писал он, – убеждаешься, что она не полагалась на слепое божество. Она довела до конца предприятия, кои вся Европа почитала великими, покуда она не взошла на престол; казалось, она пожелала убедить мир, что почитает их ничтожными».

Оспа!

Оспы Екатерина боялась всю жизнь. Именно от оспы умерла ее двухлетняя дочь от Понятовского – Анна. В мемуарах Екатерина часто описывала страшные рубцы, которые видела на лицах переболевших.

В то время врач Дженнер еще не совершил свое выдающее открытие и прививка коровьей оспой была неизвестна. Для вакцинации использовалась оспа натуральная, и от врача требовалось немалое умение, чтобы вакцинация прошла успешно и без тяжелых осложнений. Императрица пригласила в Россию английского врача Томаса Димсдейла, искушенного в оспопрививании. Убедившись, что он не шарлатан, а действительно разбирается в этой болезни и умеет ее лечить, Екатерина решила первой сделать прививку себе. В качестве донора выбрали больного оспой мальчика Сашу Маркова. Его родители почему-то вообразили, что государыня распорядилась их сына зарезать, а не просто взять капельку гноя из вызревших оспенных папул, и горько плакали. Насилу доктору Димслейлю удалось их успокоить.

После прививки императрицу лихорадило около двух недель, у нее болело горло и опухали лимфоузлы, но потом недомогание прошло, и она могла чувствовать себя защищенной от страшного недуга. Следом за ней прививку сделали ее сыну – великому князю Павлу Петровичу, и все снова прошло успешно. Получили прививки и несколько кавалергардов, но у некоторых болезнь приняла тяжелую форму.

Сашу Маркова Екатерина приказала лечить и он благополучно выздоровел. Некоторое время мальчик жил во дворце, Екатерина его очень полюбила и часто играла с ним. Когда Марков подрос, Екатерина поместила его в пажеский корпус. Желая вознаградить Сашеньку и его родителей за перенесенные волнения, Екатерина пожаловала Александру Даниловичу Маркову дворянское достоинство и новую фамилию – Марков-Оспенный.

Левретки императрицы

«Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак», – эту фразу приписывают мадам де Севинье[22]22
  Именно приписывают, так как есть и другие мнения. Некоторые называют ее автором поэта Гейне.


[Закрыть]. Подобно ей, Екатерина оказалась страстной собачницей.

Врач Томас Димсдейл за свою работу получил титул барона и множество подарков. В качестве ответной благодарности он отправил Екатерине пару очаровательных собачек – английских левреток, которых она очень полюбила. Звали их сэр Том Андерсон и герцогиня Андерсон (Дюшеса). По собачьим меркам, они прожили долгую жизнь и стали родоначальниками многочисленного семейства, которое Екатерина прозвала Томассенами. Уже спустя несколько лет Томассенов можно было встретить во всех аристократических домах Петербурга. Кроме того, при самой императрице их оставалось около полудюжины, а то и больше. Корзина, где спали эти собачки, всегда стояла рядом с ее постелью. Миниатюрные субтильные собачки спали на розовой атласной подушке, обшитой кружевами, императрица сама выпускала их в сад погулять, играла с ними.

Императрица писала о своих собаках Гримму: «Я всегда любила зверей… животные гораздо умнее, чем мы думаем, и если было когда-то на свете существо, имевшее право на речь, то это, без сомнения, Том Андерсон. Общество ему приятно, особенно общество его собственной семьи. Из каждого поколения он выбирает самых умных и играет с ними. Он их воспитывает, прививает им свои нравы и привычки: в дурную погоду, когда всякая собака склонна спать, он сам не ест и мешает есть менее опытным. Если же, несмотря на его предостережения, они расстроят себе желудки, и он увидит, что у них началась рвота, то он ворчит и бранит их. Если он найдет что-нибудь, что может их позабавить, то предупреждает их; если найдет какую-нибудь траву, полезную для их здоровья, то ведет их туда. Эти же явления я наблюдала сто раз собственными глазами».

Потомком Тома и Дюшесы была собачка Земира, названная в честь героини популярной оперы. Она стала любимицей Екатерины, часто сидела у нее на коленях, когда императрица работала, клала лапки на ее письма, толкала государыню под руку, из-за чего та делала помарки в бумагах, но любимицу свою с рук не спускала, предпочитая извиняться перед своими корреспондентами: «Вы простите меня за то, что вся предыдущая страница очень дурно написана: я чрезвычайно стеснена в настоящую минуту некой молодой и прекрасной Земирой, которая из всех Томассенов садиться всегда как можно ближе ко мне и доводит свои претензии до того, что кладет лапы на мою бумагу».

Участвовали собачки императрицы и в большой политике! Однажды английский парламент позволил себе некоторые антироссийские высказывания и императрица Екатерина была этим крайне недовольна. Рассказывали, что в это время английский посол просил у нее аудиенции и был допущен во дворец. Когда вошел он в кабинет, собачка с сильным лаем бросилась на него и посол немного смутился.

«Не бойтесь, милорд, – улыбаясь произнесла императрица, – собака, которая лает, не кусается и неопасна».

Но кусаться левретки все же могли. Об этом свидетельствует надгробная плита милой Дюшесы, сохранившаяся в Царском Селе позади павильона «Турецкая баня». Там находилось кладбище домашних животных императрицы. На одной из могил на мраморной доске был вырезан текст, составленный самой Екатериной II: «Под камнем сим лежит Дюшеса Андерсон, которою укушен искусный Роджерсон».[23]23
  Личный врач Екатерины II.


[Закрыть]

Женское образование

До эпохи Екатерины II представление о женском образовании в России было весьма своеобразным. Девиц, даже из благородных семейств, учили многому: вести хозяйство, готовить, делать запасы, варить варенье и другие лакомства, петь и танцевать, шить и вышивать, а вот грамотность многим представлялась совершенно излишней. Кроме Библии и душеполезной литературы никаких других книг девице знать не полагалось. Вот так и получалось, что куртуазные красавицы блистали на балах, управлялись с огромными имениями, но при этом зачастую не могли ни прочесть, ни написать ни строчки.

Именно при Екатерине ситуация начала меняться: в 1764 году было открыто «Воспитательное общество благородных девиц», впоследствии Смольный институт благородных девиц. Название происходило от Смольного двора, построенного Петром I близ дегтярного завода.

Инициировал создание воспитательного общества Иван Бецкой, считавший что «юношей обоих полов» следует воспитывать в равных условиях. Задачей института было «дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества». Екатерина много жертвовала на развитие и обустройство института, частенько туда приезжала и беседовала с классными дамами и самими смольнянками.

В институт принимали девочек лет шести, а курс обучения длился двенадцать лет. Родители давали расписку, что не будут требовать своих детей назад ни под каким предлогом до истечения этого срока, и даже свидания с родными не поощрялись. Тут надо понимать, что в провинции было обычным делом выдавать девочек замуж лет в 13–15, поэтому родители могли запросто спланировать отдать дочерей в Смольный, дабы сэкономить на питании и учителях, а как войдет в возраст, сбыть с рук, и дело с концом. Именно этого императрица хотела избежать! Она планировала воспитать идеальных женщин, которые будут служить образцами для подражания и принесут пользу Отечеству, а не сгинут в глуши за засолкой огурцов и квашеньем капусты. Да, к тому же правила в институте были достаточно строгими, и максимально сокращая контакты воспитанниц с семьями, Екатерина стремилась избежать ненужных жалоб. Суровые условия! Но для небогатых дворян это был шанс дать дочерям хорошее образование и пристроить их ко двору.

Вслед за институтом благородных девиц был открыт и другой, попроще, для воспитания мещанских девиц. А в 1768 году была создана сеть городских школ, а десять лет спустя – Коммерческое училище для купечества.

Глава одиннадцатая
Войны и деньги

П. А. Румянцев-Задунайский. Неизвестный художник. 1770

Стефано Торелли. Аллегория победы Екатерины II над турками и татарами. 1772

Ассигнация в 25 рублей 1769 года, ассигнация в 50 рублей 1769 года

Первая русско-польская война

После столь несправедливого и обидного для России окончания Семилетней войны, Екатерина продолжила политику покойного супруга и заключила с Фридрихом оборонительный союз.

Граф Панин, стремясь превратить давнего недруга в союзника, стал инициатором союза России и Англии – довольно непрочного. Уж слишком противоречили друг другу интересы этих стран. Дабы противостоять усилению Франции и Австрии, Панин разработал план сотрудничества России, Пруссии, Швеции и Польши, который получил звучное название «Северный аккорд».

Стараниями Екатерины II и Фридриха Прусского в 1764 году кандидатом на польский престол был выдвинут Станислав Понятовский, сохранивший с Екатериной дружеские отношения. При немногочисленном участии шляхты и решительной поддержке Екатерины II он был избран последним королем Польши.

Проводимая им пророссийская политика нравилась далеко не всем. Особенное недовольство вызвало уравнение в правах православных и протестантов с католиками. Возмущенные шляхтичи объединились в вооруженный союз – Барскую конфедерацию, и начали гражданскую войну. Само собой, Понятовский обратился к Екатерине с просьбой о помощи, а Екатерина не отказала. Но и другие державы – Пруссия, Франция, Австрия – вмешались в конфликт. Так началась первая русско-польская война. А фактически череда конфликтов, которые привели к трем последовательным разделам Польши между Россией, Австрией и Пруссией, в результате которых обширное государство Речь Посполитая [24]24
  На русский язык название государства переводится как «общее дело».


[Закрыть]перестало существовать. Польша лишилась государственной самостоятельности и по большей части вошла в состав Российской Империи. Причем чем больше поляки боролись за свою независимость, тем скорее они ее теряли. Добило Польшу восстание Тадеуша Костюшко, после подавления которого в 1795 году последовал третий, окончательный раздел Польши. Понятовский подписал акт об отречении и прожил последние годы жизни в Санкт-Петербурге.

Первая русско-турецкая война

Поздней осенью того же года турецкий султан, решив, что молодая и неопытная императрица не сможет воевать на два фронта, тоже объявил войну России. Но турки просчитались: они проигрывали, а русские войска одерживали победы. Каждую военную удачу в Петербурге отмечали праздником и фейерверками. «Если эта война продолжится, – писала Екатерина в августе 1771 года, – то мой Царскосельский сад станет вскоре походить на кегельную игру, потому что при каждой блестящей победе я воздвигаю в нем памятник… За садом, в лесу, я хочу выстроить храм в память настоящей войны, где все выдающиеся битвы (а их немало: мы насчитываем уже 64 номера) будут изображены на медальонах в виде очень простых и коротких надписей на русском языке, с обозначением времени сражений и лиц, принимавших в них участие».

Положа руку на сердце, надо признать, что все было не так уж безоблачно, и давались эти победы нелегко, но Екатерина проявила немалое мужество и твердость. Когда в 1770 году главнокомандующий доложил ей о подавляющем превосходстве неприятельских сил, Екатерина заставила его замолчать, напомнив о римлянах, никогда не считавших врагов. Она высказала твердое убеждение, что турки будут разбиты. И это убеждение через некоторое время действительно оправдалось: русская армия под командованием Румянцева и Суворова разгромила вражеские войска, а средиземноморская эскадра под командованием Алексея Орлова и Григория Спиридова нанесла поражение турецкому флоту. В Петербурге праздновали победы русской армии у Рябой Могилы, на реках Ларга и Кагу, в бухте Чесма, где был сожжен турецкий флот, и при Козлуджи. А в 1771 году русские войска заняли Крым.

Один из турецких десантов высадился близ Алушты, первым бой принял гренадерский батальон под командованием 29-летнего Михаила Илларионовича Кутузова. Он сам повел батальон в атаку, успел увидеть, как отступают турки, и получил страшное ранение, которое вполне могло стать смертельным: пуля, «ударивши его между глазу и виска, вышла напролет в том же месте на другой стороне лица». Рану промыли водой из ближайшего источника и перевязали – вот и вся медпомощь. К счастью, минерализованная вода обладала бактерицидным действием, Кутузов поправился и прожил еще более сорока лет!

Адмирал Алексей Наумович Синявин командовал Донской и Азовской военными флотилиями. Он закрыл неприятельским судам вход в Азовское море, заняв крепости Еникале и Керчь. В следующем году турки снова попытались войти в Азовское море, но Синявин остановил их у Керченского пролива и несмотря на численное превосходство противника, отразил нападение.

В этой войне проявили себя многие российские военачальники. Екатерина ввела обычай присовокуплять к их фамилиям звучные добавки по местам одержанных побед. Так, генерал-аншеф Алексей Григорьевич Орлов, разработавший план военной операции против Турции в Средиземном море, получил право называться Орловым-Чесменским. Как и его брат Григорий, Алексей Орлов не получил хорошего воспитания и образования, не знал иностранных языков, а его дурные манеры шокировали придворных дам. Однако, несмотря на это, он пользовался большим влиянием и уважением при дворе, интересовался наукой, покровительствовал Ломоносову и Фонвизину, состоял в переписке с Жан-Жаком Руссо, был одним из основателей Вольного экономического общества.

Главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал Петр Александрович Румянцев за переправу войск через Дунай и сокрушительную победу над турками при Ларге и Кагуле стал Румянцевым-Задунайским. Генерал-аншеф Василий Михайлович Долгоруков стал Долгоруковым-Крымским. Личность и судьба этого человека весьма примечательны! Он был младшим сыном ссыльного сенатора, попавшего в опалу за заговор против императрицы Анны Иоанновны. Василию было запрещено учиться, а в тринадцать лет его записали в солдаты без права производства. Так и стало, но при осаде Очакова Василий отличился, и фельдмаршал Миних, свидетель его подвига, не зная имени солдата тут же произвел его в офицеры. Когда же Миниху сообщили, что только что награжденным им солдат – опальный Долгоруков, фельдмаршал воскликнул: «Миних никогда не лгал! Я объявил ему, что он произведен, и он так и останется офицером». И настоял на своем.

Впоследствии Василий Михайлович проявил себя как деятельный и талантливый человек, стал генерал-губернатором Москвы, однако до самой старости был очень безграмотен и писал с ошибками.

Завершил войну Кючук-Кайнарджийский мирный договор, согласно которому Крым получил независимость от Турции, а часть прилегающих к полуострову земель отошла к России. Русские корабли получили право свободно проходить через проливы Босфор и Дарданелы, к тому же Порта, наконец, признала за российскими монархами императорский титул.

Война требовала денег

В России введены бумажные деньги – ассигнации. Предполагалось выпустить их на сумму два с половиной миллиона рублей. Под обеспечение разменным фондом всего лишь на два миллиона, а разницу в пятьсот тысяч пустить на покрытие военных расходов.

Императрица Екатерина II основала два ассигнационных банка, которые должны были обменивать медные деньги на ассигнации. Ассигнации печатали черной краской на белой бумаге с водяными знаками. Бывали они четырех достоинств: 25, 50, 75 и 100 рублей. Мошенники, пользуясь схожестью цифр, сразу же принялись переделывать 25-рублевки в 75-рублевки. Поэтому двадцатипятирублевки вскоре печатать перестали, а за подделку денег ввели смертную казнь, как правило заменявшуюся вечной каторгой.

Первоначально ассигнации пользовались популярностью, но их стали выпускать все больше и больше, не увеличивая разменный фонд, и тогда бумажные деньги обесценились. Денежное обращение пришло в беспорядок, что отрицательно отразилось на экономике. Страна стала испытывать финансовые кризисы. Возникло новое слово – банкрут. Чтобы предотвратить банкротство частных лиц, пришлось вводить законы против роскоши.

За рубежом ассигнации не принимали, требуя золото или серебро.

Россия вынуждена была делать внешние займы, по больше части в Амстердаме, общий размер которых оценивают по-разному. Одни исследователи насчитывают около пятидесяти миллионов рублей, другие полагают, что долг превысил двести миллионов рублей серебром.

Но было бы неправильно думать, что Екатерина лишь транжирила деньги. Как хорошая хозяйка, она внимательно следила за тем, чтобы госбюджет был профицитным. Доходы страны росли. Если в 1763 году государственный бюджет составлял чуть более 17 миллионов рублей, то в 1796 – уже 78 миллионов[25]25
  Муравьева Л.А. Финансовая политика Екатерины Второй. / Страницы истории. № 22. 2010.


[Закрыть]. С учетом значительной инфляции получаем рост государственных доходов примерно в три раза. При этом расходы тоже увеличились, но меньше: чуть более, чем в два раза, с 17 до 39 миллионов рублей.

Глава двенадцатая
Екатерина II и Орлов

Апофеоз Екатерины II. Неизвестный художник. Начало XIX века

А.И. Черный (Чернов). Портрет графа Г.Г. Орлова. 1770

К. Христенек. Алексей Бобринский. 1769

Теодор-Луи Девильи. Чумной бунт. XIX век

Личная жизнь

Много денег Екатерина тратила на своих фаворитов – это правда. Григория Орлова она возвела в чин генерал-адъютанта и главнокомандующего сухопутными силами. «Приверженность императрицы к графу Орлову и получаемые им каждодневно знаки отличия оскорбляют очень многих. Подаренные ему часы с бриллиантами стоимостью в 500 фунтов это еще совершенная безделица, а ведь сие происходит в стране, где столь мало денег и столь велики траты», – возмущался английский посол. Он подсчитал, что Орловы всего получили от императрицы 45 тысяч душ крепостных крестьян и 17 миллионов рублей драгоценностями, посудой, дворцами, деньгами.

Екатерина была страстно влюблена в Григория и не пыталась скрывать свой роман. Дашкова описывает эпизод, чрезвычайно ее смутивший: она зашла к императрице и обнаружила в ее будуаре Григория Орлова, валяющимся на диване. Он распечатывал секретную дипломатическую переписку, и на возмущенные восклицания Дашковой отговорился тем, что сама императрица поручила ему прочесть эти письма. Вошла Екатерина, весело поздоровалась с Дашковой, объяснила, что у Григория воспалилась старая рана и попросила подругу помочь перенести уже сервированный столик поближе к дивану. Воспитанная в строгих правилах княгиня была шокирована.

Этот эпизод имел место сразу после переворота, но некоторое время спустя и сама Екатерина уже не была в восторге от бесцеремонности своего фаворита. Однако долгое время она не решалась изменить ситуацию, тем более что короной она была обязана ему и его братьям! Дипломат барон де Бретейль передал ее слова, в которых явно слышатся извиняющиеся интонации: «Моя жизнь не столь уж приятна, и я знаю, что тем, кто окружает меня, недостает образования. Но ведь я обязана им нынешним своим положением. Они честны и отважны, и можно быть уверенной, что они не продадут меня».

«Судьбы заговора сосредоточивались в руках трех братьев Орловых», – признавала Екатерина. Строго говоря, братьев Орловых всего было пять. Но старший Иван сторонился политики, а самый младший и самый красивый Федор еще был слишком молод. Говоря о троих братьях, Екатерина имела в виду Григория, Алексея и Владимира. Все трое были красавцы, силачи. Об их физической силе ходили легенды, Григорий мог поднять коляску с находящейся там императрицей, а Алексей на спор с одного удара саблей срубал голову бычку, а также двумя пальцами одной руки мог раздавить твердое яблоко.

Все они неотступно окружали Екатерину.

Влияние Григория Орлова вызывало серьезные опасения у многих. Вот как опасливо отзывался о нем английский посланник лорд Букингем: «Все возрастающий фавор Григория Орлова порождает такое недовольство, которое может иметь фатальные последствия. До сих пор он не вмешивается в дела иностранные, но что касается внутренних, там слово его непререкаемо. Последнее время усвоил он себе манеры горделивого высокомерия, кои вызывают у всех знающих, с чего он начинал, раздражение и негодование. Похоже, что он забыл даже про почитание, каковым обязан он своей государыне, и разговаривает с ней тоном человека, который осознает свою значительность и умеет пользоваться оной. Некоторые особы из окружения императрицы давали мне понять, что она еще не оставила мысли о супружестве с ним. И если последует она таковой своей склонности, то, несомненно, положит тем начало собственной своей погибели».

Екатерина находилась в сложном положении. Рядом с молодой правительницей не было ни опытного наставника, ни мудрого советника, она во многом зависела от братьев Орловых и действительно нуждалась в них, но как прирожденный политик, Екатерина не могла не понимать, что должна сохранить за собой руководящую роль. А это было ох как непросто… Воспитанные в культе грубой силы, братья явно недооценивали Екатерину, считая ее слабой женщиной, призванной играть лишь вторую роль, и не собирались сдавать своих позиций.

Григорий Орлов, хоть и обожал Екатерину, но своей натуры исправить не желал. Иностранные послы считали, что порой он обращался со своей государыней как со служанкой. Григорий явно забывал, что он не император. Он частенько путал свой карман и государственную казну, мог взять драгоценности Екатерины и подарить их другой приглянувшейся ему женщине, и на следующий день та появлялась в этих драгоценностях при дворе, провоцируя скандал.

Но было бы ошибкой думать, что Екатерина не замечала недостатков своего возлюбленного. В одной из писем она дала ему яркую характеристику, упомянув как его многочисленные достоинства, так и недостатки. «Граф Орлов, – писала она, – … без преувеличения первый красавец своего времени…; его свита блестящая и отборная; и мой посланник любит великолепие и блеск. Но держу пари, что его особа сокрушает всех вокруг: этот посланник удивительный человек, природа так роскошно наделила его со сторон ума, сердца, души, что у этого человека нет ничего приобретенного – все натура, и все хорошо; но госпожа натура также избаловала его, потому что прилежание труднее для него всего на свете, и до тридцати лет ничто не могло его к нему принудить. Несмотря на то, удивительно, сколько он знает; его естественная прозорливость так далека, что слыша о предмете в первый раз, он схватывает его крепкие и слабые стороны и оставляет далеко позади себя человека, который начал о нем с ним говорить».

Самоуверенность Григория Орлова переходила все границы. К тому же он изменял своей царственной любовнице напропалую. «Этот русский открыто нарушает все законы любви по отношению к императрице; у него в городе есть любовницы, которые не только не навлекают на себя негодование императрицы за свою угодливость Орлову, но, по-видимому, пользуются ее расположением. Сенатор Муравьев, накрывший с ним свою жену, едва не сделал скандала, прося развода. Царица умиротворила его, подарив ему земли в Ливонии», – писал французский посланник Беранже.

Несмотря на свою неверность, Григорий Орлов всерьез лелеял мечты о браке с Екатериной и настаивал на венчании. А вот это уже шло вразрез с планами самой Екатерины! Даже ради самой страстной любви она не собиралась делить с кем-либо власть и связывать себя узами брака со вспыльчивым, себялюбивым и непредсказуемым Орловым. Поэтому любовники часто ссорились, что порождало самые немыслимые слухи. Некоторые воображали даже, что Екатерина уже заключила морганатический брак со своим фаворитом.

«За последнее время императрица часто ссорилась с фаворитом, который подчас даже публично манкирует не только уважением к государыне, но и самой обычной вежливостью. Из сего заключают, что они уже связаны супружеством, ибо если бы положение графа Орлова не было бы таким образом упрочено, он не осмелился бы толико досаждать ей. Однако сцены эти можно объяснить также вздорностью молодого выскочки, раздувшегося от самодовольства и слабостью влюбленной женщины», – сплетничал лорд Букингем.

Григорий Орлов напоминал Екатерине, что в свое время Разумовский хоть и тайно, но обвенчался с Елизаветой Петровной. Современники были в этом убеждены, хотя никаких документальных подтверждений тайного брака не имели. Легенда сообщает нам, как Екатерина вышла из этого непростого положения. Она отправила к Разумовскому канцлера Воронцова с указом, даровавшим старику титул императорского высочества, как законному супругу покойной государыни. Получив этот документ, Разумовский глубоко задумался, затем вынул из потайного ларца брачные документы, показал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: «Я не был ничем более, как верным рабом ее величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов».

Воронцов вернулся во дворец и передал все Екатерине. Та была весьма удовлетворена всем случившимся: именно на такой ответ она и надеялась.

Но Орлов не унимался! Он не мог, не умел быть покорным консортом, каким был Разумовский, и решил бороться. Он сумел склонить на свою сторону престарелого Бестужева и некоторую часть духовенства. Весной 1763 года несколько епископов подали Екатерине челобитную с просьбой взять себе супруга из числа ее подданных. Уходя от прямого ответа, Екатерина спросила у своих сановников, что следует ей ответить на такое прошение. Граф Воронцов, граф Панин и Кирилл Разумовский решительно предостерегли молодую императрицу от столь опасного поступка. Никита Панин на прямой вопрос Екатерины II ответил: «Приказание императрицы для нас закон, но кто же станет повиноваться графине Орловой?»

Его смелость изумила присутствующих. Говорят, в тот момент он стоял, прислонясь к стене и его пудреный парик оставил на обивке белесое пятно. Придворные потом перед каким-либо важным разговором дотрагивались до этого пятна – для смелости.