Текст книги "Екатерина II"

Мировая общественность

Как же отнеслись к перевороту и узурпации трона европейские государи? Мария-Терезия писала, что испытывает «ужас и отвращение», ей вторила ее дочь – Мария-Антуанетта.

Почти никто не сомневался, что смерть Петра Федоровича была насильственной. Одни говорили, что императору подали отравленное вино; другие, что его удушили. Кончину Петра Федоровича прямо сравнивали со смертью английского короля Эдуарда, в XIV веке убитого в тюрьме по приказанию его жены Изабеллы.

Заведующий делами французского посольства Беранже заявлял, что располагает ясными доказательствами, подтверждающими слухи об убийстве, хотя сам он даже не видел праха государя, так как дипломатический корпус не был приглашен на похороны. Беранже, опираясь лишь на слухи, рассказывал, что тело несчастного монарха было совершенно черно, и «сквозь кожу его просачивалась кровь, заметная даже на перчатках, покрывавших его руки». Твердили о почерневшем лице удавленника и свернутой шее. Некоторые, настаивавшие на версии отравления, добавляли, что у тех, кто по народному обычаю приложился к устам покойника, потом распухли губы.

Даже Фридрих Великий, симпатизировавший Екатерине, признавал факт убийства, но утверждал, что императрица ничего не знала об этом и услышала о трагическом происшествии с непритворным отчаянием. «Она предчувствовала тот приговор, который теперь все над ней произносят», – добавлял Фридрих.

Глава восьмая
Самодержавная государыня

Ж.-Ш. Тибо де Лаво. Фронтиспис «Истории Петра III». 1799

Иоганн Георг Цизеннис. Портрет Фридриха Прусского. XVIII век

Елизавета Воронцова. Неизвестный художник. Сер. XIX века

Федор Рокотов. Портрет императора Петра III. XVIII век

Начало царствования

Мало занять престол, надо на нем удержаться. Это было крайне сложной задачей для Екатерины, не имевшей на российский трон никаких законных прав. Она была выскочкой, узурпатором, мужеубийцей, самозванкой! И она очень сильно зависела от тех, кто возвел ее на престол. Екатерина прекрасно понимала, что большинство из тех, кто помог ей, с такой же легкостью свергнут ее, если она им не угодит. Но быть марионеткой в их руках Екатерина не собиралась.

Лорд Букингем писал 25 ноября 1762 года: «Согласно моим наблюдениям, императрица по своим талантам, образованию и трудолюбию неизмеримо выше всех прочих в стране. Стесненная обстоятельствами, взятыми ею за последнее время, и понимая всю затруднительность положения своего, а также боясь опасностей, каковыми почитает она сея окруженной, не может она еще действовать вполне открыто и самостоятельно, равно как и избавиться от тех особ из своего окружения, способности и характер которых не вызывают у нее ничего, кроме презрения. Зато она делает все, дабы завоевать любовь и доверие подданных своих. И если удастся достигнуть ей в этом успеха, то употребит она полученную власть на благо и славу Империи своей».

Эта цитата свидетельствует о том, насколько непрочным было положение Екатерины в начале ее царствования. Надо было отблагодарить всех, кто помог ей осуществить переворот, и даже тех, чье участие было минимальным, тех кто только считал, что помог. Она активно раздавала должности, поместья, ордена… До конца года Екатериной была потрачена гигантская сумма – около 800 тысяч рублей. Это опустошило казну.

Некоторые из участников переворота откровенно преувеличивали свои роли, но обидеть их было ни в коем случае нельзя. Романтичная Екатерина Романовна Дашкова считала себя чуть ли не главой заговорщиков и ее страшно оскорбила награда в четыре тысячи рублей. Между подругами наступило охлаждение и княгиня была надолго удалена из Петербурга. Некоторое время она жила в Москве, потом отправилась в длительное заграничное путешествие.

Иван Иванович Бецкой, на самом деле почти не принимавший участия в перевороте, но все же получивший орден, вдруг кинулся перед новоявленной императрицей на колени и спросил, кому она обязана короной?

– Богу и выбору моих подданных, – дипломатично ответила Екатерина.

Ее ответ Бецкого категорически не устроил. Он театральным жестом сорвал с себя орден и заявил, что недостоин носить его, что его заслуги не признаны… Это было, мягко говоря, преувеличением, однако ситуация складывалась неприятнейшая. Но Екатерина нашла выход! Дружески обняв Ивана Ивановича, она заявила, что получит корону только из его рук и поручила ему произвести инспекцию императорских драгоценностей, дабы ювелиры изготовили новую корону для предстоящей коронации. Бецкой остался очень доволен оказанным ему доверием.

Меньше всего получили солдаты: им устроили грандиозную попойку за счет казны, но этим благодарность и ограничилась.

Корона

Ко дню коронации Екатерины II ювелирами Жереми Позье и Георгом Фридрихом Экартом была создана великолепная корона, впоследствии названная большой императорской. Индивидуальные короны уже создавались для коронации Екатерины I и Анны Иоанновны. Это были достойные произведения ювелирного искусства, но все же они не были столь прекрасны, как та, что была создана для Екатерины. Корону Екатерины I так вообще разобрали на составные элементы через месяц после торжеств.

Позье вручили, вышедшие из моды, украшения с хорошими камнями ценой около двух миллионов рублей и велели использовать их как материалы для короны. В первую очередь, корона, скипетр и держава, предназначенные для женщины, должны были быть легкими: церемония длилась четыре часа.

Коронация Екатерины II была назначена на 22 сентября 1762 года, поэтому на подготовку оставалось только два с половиной месяца. Это крайне маленький срок для изготовления столь сложных изделий.

Лучшим был признан эскиз швейцарца Экарта, и именно он изготовил очень легкий каркас. А вот камни в нем устанавливал Позье, который сделал восковую модель короны, и на ней опробовал варианты расположения бриллиантов и жемчуга. Камни в XVIII веке гранили иначе, и каждый бриллиант было необходимо примерять, поворачивать, дабы выбрать наилучший ракурс. Увенчала бриллиантовое великолепие кроваво-красная благородная шпинель.

Екатерина II осталась довольна короной, которая хоть вышла не совсем невесомой, но все же ее можно было удержать на голове, сохраняя величественную осанку в течение всей долгой церемонии.

Экартом в кратчайшие сроки была создана и новая держава – символ императорской власти – тоже облегченная. Существовало опасение, что мастер не успеет закончить работу в срок, поэтому из Оружейной палаты взяли еще три старинные державы, но они не понадобились.

К драгоценной короне полагался соответствующий наряд. Для Екатерины сшили роскошнейшее платье из серебряной парчи с огромными фижмами, вышитое золотыми двуглавыми орлами (всего на платье насчитали 172 герба). Декольте и рукава были украшены тончайшим льняным «брабантским» кружевом. К платью полагалось три мантии – парчовая и две кружевные, золотая и серебряная. Их императрица надевала для аудиенций, последовавших за коронацией.

Коронация

Как и все русские монархи, на коронацию Екатерина приехала в Москву. По этому случаю был устроен грандиозный праздник.

Сама церемония состоялась в Кремле в Успенском соборе. Весь путь императрицы из дворца в собор был выстлан шелковыми коврами ярко-красного цвета. По ходу следования кареты императрицы выстроили несколько триумфальных ворот и установили шпалеры из еловых веток и ярких материй. Вечерами Кремлевский дворец, колокольня Ивана Великого и другие крупные здания в Кремле были иллюминированы, то есть украшены множеством лампад.

Народные гулянья происходили на Красной площади. Там стояли столы с пряниками, сладостями и разнообразным питьем, небольшие фонтаны струили не воду, а вино. Расхаживали сбитенщики, наливавшие желающим горячий душистый напиток. Певцы, акробаты, фокусники веселили толпу. В моде были так называемые аллегории – короткие нравоучительные представления, обличающие пороки и прославляющие добродетели. Например, красивая маска, позади которой копошились змеи, обозначала обман. Невежество – свинья в розах. Человек с окном на груди выражал сожаление, что нельзя видеть, что на сердце у другого, как мы видим через окно, что внутри дома. Мздоимство изображала уродливая гарпия, окруженная крапивой, крючками, денежными мешками и изгнанными бесами. За ней шли подьячие со знаменами, на которых было написано «Завтра». А сочинители ябед шли с сетями, которыми они опутывали невинных людей. Бедняжка-Правда тащилась на костылях, а взяточники гнали ее, колотя в спину туго набитыми денежными мешками.

Расставили свои палатки и кукольники. Они развлекали народ незатейливыми пьесками о похождениях глуповатого Петрушки – куклы в красной рубахе, холщовых штанах и остроконечном колпаке с кисточкой. Он пытался оседлать норовистую лошадь, а та его сбрасывала, потом он лечился у глупого доктора…

В тот год Екатерина провела в Москве всю зиму, и всю зиму в городе не стихал праздник. Самое пышное представление «Торжествующая Минерва» было приурочено к Масленице. Стихи для него писал известный поэт Александр Петрович Сумароков. Общее руководство осуществлял Федор Григорьевич Волков, считающийся основателем русского театра. К сожалению, этот праздник стал последним достижением Волкова: той зимой он много разъезжал по городу, простудился, заболел и умер.

Салтычиха

Жила императрица в Петровском замке. Она почти полностью распустила караул, заявив, что останется под охраной своего народа. Пользуясь случаем, к государыне-матушке сумели пробиться и повалились ей в ноги, прося защиты, двое беглых крепостных – Савелий Мартынов и Ермолай Ильин. Была у них жалоба на злодейку-помещицу Дарью Николаевну Салтыкову.

Мужики рассказали императрице страшное: после безвременной кончины супруга Дарья Николаевна словно помешалась и принялась немилосердно мучить и даже убивать своих крепостных – вырывала им с корнем волосы, секла плетьми и батогами, выгоняла босиком на мороз или часами заставляла стоять на палящем солнце. Это не было редкостью для того времени. Сечь крепостных по любому поводу было в обычае у русских помещиков, однако свирепость Дарьи Салтыковой превзошла все пределы. Она стала убийцей, причем убийцей серийной: одну крестьянку по ее приказу забили батогами до смерти, другой барыня собственноручно голову проломила поленом, третью заживо похоронила… Разозлившись, Салтычиха могла лично руками повыдергать жертве буквально все волосы, так что девушки оставались лысыми. А еще она жгла горничным уши щипцами для завивки… Она явно наслаждалась своими злодействами, получая удовольствие от мучений своих беззащитных и бесправных жертв.

Продолжался этот кошмар более шести лет. За это время крепостные Салтыковой подали двадцать одну жалобу на свою госпожу, но ни разу делу не был дан ход. Все жалобы застревали в низших инстанциях, а Дарья откупалась от проверяющих. Свидетели предпочитали молчать, молчал даже местный священник, ведь барыня охотно и много жертвовала на храм. А всех доносивших либо отправляли в ссылку, либо они погибали.

Оба жалобщика потеряли своих жен по вине Салтычихи и теперь умоляли матушку-императрицу не выдавать их помещице, и прекратить бесчинства. Екатерина вняла их мольбам и назначила действительно независимое расследование, которое продлилось целых шесть лет. Подозрительных смертей и таинственных исчезновений крепостных в поместье Салтычихи насчитали 138 случаев. Доказать точно удалось 38 (36 женщин и двое мужчин), а еще 26 посчитали доказанными не вполне.

Сценарии этих убийств были похожи. К помещице поступали горничными молодые крепкие девушки, недели через две их уличали в каком-то недочете в работе (пол нечисто помыла, не так поглядела, постель застилала – складку оставила…) и за этот проступок подвергали мучительному наказанию, заканчивавшемуся их гибелью.

В особую статью следователи выделили обвинение в покушении на убийство дворянина Николая Андреевича Тютчева. Он был любовником Дарьи Салтыковой, а потом ее бросил и женился на другой. Дважды Салтычиха изготавливала кустарные бомбы, желая подорвать новобрачных, но оба раза дело срывалось из-за того, что злобную помещицу предавали собственные крестьяне, не желавшие участвовать в убийстве «благородного».

Приговор Дарье Салтыковой вынесла сама Екатерина II, отказавшаяся признать злобную убийцу женщиной и назвавшая ее «уродом рода человеческого». Салтычиху лишили дворянства и на долгих 11 лет заперли в подвальной камере Ивановского монастыря, запретив какое бы то ни было общение с людьми и даже свет (на время приема пищи ей выдавали крохотный огарок). После наказание было смягчено и еще 22 года Салтычиха провела в камере с окном. Покаяться она отказалась.

Иоанн Антонович

Брауншвейгская проблема досталась Екатерине в наследство от Елизаветы, которая в 1741 году свергла с престола младенца-императора Иоанна Антоновича. Его родителей – принцессу Мекленбургскую Анну Леопольдовну и герцога Брауншвейг-Люксембургского Антона-Ульриха Елизавета отправила в ссылку в Холмогоры, приказав содержать семейство в строгой изоляции. Но самой ужасной была судьба коронованного ребенка. В возрасте четырех лет его отделили от семьи и содержали в полном одиночном заключении, разрешив общаться только с приставленным к нему майором Миллером. Несмотря на запрет чему-либо обучать мальчика, Миллер все же научил его читать и впоследствии Иоанну было позволено иметь при себе Библию.

Печати его недолгого царствования переделывались, монета переливалась, деловые бумаги с именем императора Иоанна предписано было собирать и высылать в Сенат.

В начале 1756 года Иоанна перевезли из Холмогор в Шлиссельбург, причем сам комендант крепости не должен был знать, кто содержится в ней под именем «известного арестанта». Видеть Иоанна могли и знали его имя только три офицера, стерегшей его команды. Обращались с ним ужасно, инструкция, данная тюремщикам графом Шуваловым, предписывала: «Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему усмотрению палкой и плетью». К началу 1760 годов несчастный Иоанн уже повредился в рассудке, однако не забывал о своем происхождении и называл себя государем.

Многие придворные, искренне сочувствовавшие узникам, убеждали Екатерину предоставить Брауншвейгскому семейству свободу или даже объявить Иоанна наследником престола, на случай если слабый здоровьем Павел не доживет до взрослого возраста. Екатерина внимательно слушала эти уговоры, раздумывала, но никакого ответа не давала. Одно время она даже помышляла о браке с несчастным Иоанном Антоновичем, ведь этот брак укрепил бы ее права на престол. Поэтому Екатерина встретилась с узником, беседовала с ним… Увы, встреча эта произвела на Екатерину тягостное впечатление. Она убедилась, что Иоанн непоправимо искалечен. Низложенный император был совершенно неразвит умственно, не образован, он плохо владел собой, не мог общаться с людьми, так как до сих пор он видел только стражей и усвоил их грубую речь и манеры. Искренне сострадая узнику, Екатерина пыталась уговорить его постричься в монахи, но это не удалось. Иоанн упорно твердил, что он – законный император, хотя вряд ли понимал значение этого слова. А между тем он представлял опасность!

Мирович и не только

Не прошло и года с момента коронации Екатерины II, как поступил донос, что два офицера интересуются, в какой тюрьме содержится бывший император Иван VI. Это были поручик Ингерманландского полка Семен Гурьев и поручик Измайловского полка Петр Хрущев. Обоих незамедлительно арестовали, судили и приговорили к смертной казни четвертованием. Екатерина II заменила казнь ссылкой на Камчатку. [13]13
  По традиции, введенной Елизаветой Петровной, российские монархи не подписывали смертные приговоры. Однако порой назначали наказание, от которого осужденный умирал.


[Закрыть]

В 1764 году в Шлиссельбурге нес службу двадцатипятилетний подпоручик смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович. Он был очень недоволен тем, что Екатерина отказала ему в возврате наследственных владений, отнятых в казну еще при Петре I, после того как предок Мировича участвовал в заговоре Мазепы. Узнав, что «известный арестант» на самом деле свергнутый император Иоанн Антонович, Мирович склонил на свою сторону часть гарнизона, навел на крепость пушку и потребовал освободить «государя». В соответствии с инструкцией, данной еще Петром III, стражники закололи узника и только затем отдали его тело Мировичу, со словами, что теперь он волен делать со своим императором все, что пожелает. Мирович преклонил перед убитым колена, поцеловал мертвую руку, а затем сдался.

На следствии он утверждал, что сообщников у него не было, и искренне жалел солдат и капралов, которых втянул в свою авантюру. Однако знавшие его полагали, что поручик был слишком простоватым, бесхитростным и недалеким человеком, чтобы самостоятельно замыслить подобное дело. Существуют вполне обоснованные предположения, что заговор Мировича был спровоцирован кем-то из агентов Екатерины. Соучастницей подозревали княгиню Дашкову.

Приговорили Мировича к колесованию, которое императрица заменила на отсечение головы.

С тех пор ни одному из возможных наследников престола не давали ранее популярного имени «Иоанн». Брауншвейгское семейство свободы не получило. Герцог Антон-Ульрих умер в Холмогорах в 1774 году, его дети были освобождены лишь в 1780 году.

Каково это – царствовать?

Екатерина начала править в возрасте тридцати трех лет. Она была уже далеко не юна, но все еще молода и полна энергии. Но было бы неверно думать, что, заняв трон, Екатерина обрела власть менять все по своему усмотрению. Вовсе нет. Положение ее поначалу было весьма непрочным и ей по-прежнему приходилось заискивать перед своим окружением. В разговорах с французским посланником де Бретейлем, которого она выделяла между прочими, Екатерина пожаловалась, что «отнюдь не может почитать себя счастливой и ей приходится иметь дело с людьми, которых ничем нельзя ублаговолить».

Она понимала, что даже при всех приложенных ею стараниях, понадобиться несколько лет, чтобы подданные к ней привыкли и позабыли о том, что никаких законных прав на престол у нее нет.

Напоминания об этом Екатерине очень не нравились! Так, когда в 1766 году вышла поэма «Тилемахида» – труд всей жизни поэта Тредиаковского, одна из изложенных в ней историй вызвала у Екатерины гнев. Тредиаковский повествовал, как наложница Астарвея погубила царя Пигмалиона, чтобы самой занять его престол. «В теле прелестном она имела разум прекрасный», «ум, однако, скрывал худую чувственность хитро». В отличие от Екатерины, Астарвее не удалось завладеть троном, и толпа поволокла ее про грязи «за космыни» в мрачную темницу, где она покончила с собой. Аналогия была слишком явной!

Конечно, Екатерина не стала подвергать престарелого поэта открытым репрессиям, но принялась всячески его поэму высмеивать, выставляя автора бездарем. Она даже установила шуточное наказание за легкую вину: выпить стакан холодной воды и прочесть из «Тилемахиды» страницу, а за важнейшую выучить из оной шесть строк.

Екатерина оставила нам мемуары, в которых изобразила себе невероятной умницей, которая приняла власть в стране, где царила вопиющая безалаберность, и постепенно привела дела в порядок. Она так характеризовала состояние России в начале своего царствования: «Финансы были истощены. Армия не получала жалованья за 3 месяца. Торговля находилась в упадке, ибо многие ее отрасли были отданы в монополию. Не было правильной системы в государственном хозяйстве. Военное ведомство было погружено в долги; морское едва держалось, находясь в крайнем пренебрежении… Правосудие продавалось с торгу, и законами руководствовались только в тех случаях, когда они благоприятствовали лицу сильному».

Но нельзя забывать, что мемуары эти писались с целью самореабилитации, самовозвеличивания. На деле мрачная характеристика не соответствовала действительности: за 1762 год дефицит бюджета составил лишь чуть более миллиона рублей, то есть всего 8 % от суммы доходов империи, зато потом сама Екатерина буквально опустошила казну, раздавая подарки.

Уязвимости Екатерине добавляло и то, что, по сути, она была совершенно одна. Рядом с ней не было умудренного опытом царедворца, который подсказывал бы ей, что делать. Влюбленный в нее Григорий Орлов был смел и мужественен, но не обладал качествами политика. Из ссылки вернулся Бестужев-Рюмин, но и он скорее превратился уже в музейный экспонат, осколок прошлого царствования. Ну, а остальные о благе Империи и вовсе не думали, а руководствовались лишь эгоистическими интересами.

Г-н де Бретейль писал 9 января 1763 года: «Кроме графа Панина, каковой скорее обладает некоторой привычкой к делам, нежели какими-то особенными познаниями у императрицы нет никого, кто бы мог содействовать ее видам в управлении и возвеличивании сей Империи. Ей приходится выслушивать и даже весьма нередко следовать советам тех старых русских, кои, чувствуя всю выгоду нынешнего своего положения, непрестанно осаждают ее ради утверждения собственных предрассудков в управлении государством или же имея в виду личные выгоды. Весьма любопытно наблюдать во время куртагов те тягостные старания, кои употребляет императрица, дабы понравиться своим подданным, а также вольное поведение многих и докучливую назойливость, с каковой сии последние говорят ей о своих делах и замыслах. Зная характер государыни, видя с каким несравненным терпением и кротостью переносит она все сии испытания, я могу представить, чего ей это стоит и сколь принуждена она терпеть сие. На одном из последних куртагов, когда была она более обыкновенного утомлена подобными разговорами… императрица подошла ко мне и спросила, доводилось ли мне видывать охоту на зайца. На мой утвердительный ответ, она сказала: согласитесь то, что со мной здесь происходит, весьма схоже с сей охотой, ведь меня повсюду гоняют, что есть сил, сколь бы не пыталась я отвертеться от всех бессмысленных недостойных умствований. И все же в меру своих сил я стараюсь удовлетворить каждого, а когда сие совсем невозможно, неизменно изъясняю причину того».

Годы несчастного замужества приучили Екатерину владеть собой, лицемерить и манипулировать людьми. Однажды в написанном ею самой шутливом предсказании, Екатерина заявила, что умрет «от услужливости». На самом деле, даже потакая своим приближенным, она никогда не упускала из виду собственные цели и выгоды. Эту ее черту подметил шевалье Рюльер, служивший секретарем барона Бретейля, французского посла в Петербурге. Он прожил в столице около двух лет и был очевидцем переворота. Рюльер суммировал свои наблюдения и даже написал книгу «История и анекдоты о революции в России 1762 года», вызвавшую неудовольствие Екатерины.

«Замечательные в ней приятность и доброта для проницательных глаз суть не иное что, как действие особенного желания нравиться, и очаровательная речь ее ясно открывает опасные ее намерения. Живописец, желая изобразить сей характер, аллегорически представил бы ее в образе прелестной нимфы, представляющей одной рукою цветочные цепи, а в другой скрывающей позади себя зажженный факел», – витиевато писал француз. В России о таких людях, как Екатерина, говорят короче: «Мягко стелет – жестко спать».