Текст книги "Основные вопросы международной торговой политики"

Решительную ломку тариф произвел и в обложении сахара, шерсти и шерстяных изделий. Отмена пошлины на сахар и шерсть (на покрытие получаемого от них таможенного дохода введен подоходный налог, постановление о котором составляет второй отдел тарифного закона) всегда стояла в программе демократов и составляла центральный пункт в борьбе партий. Поэтому протекционисты (республиканцы), заменив тариф Вильсона тарифом Дингли, немедленно восстановили обложение шерсти. Теперь, когда власть принадлежала демократам, эти пошлины были снова исключены, а это примирило и шерстяных фабрикантов с новым направлением – они перешли на сторону демократической партии; в то же время реформа тарифа приобрела популярность среди населения, дала ему дешевую шерстяную одежду. Прежде шерстяные изделия были обложены в размере 100, некоторые даже 140–150 %, почему последние вовсе не проникали в Америку (запретительный характер пошлин здесь ярко выражен); теперь не только отпала та часть пошлин на эти товары, которая компенсировала пошлину на шерсть, но, кроме того, и другая часть ее, предназначенная для охраны самой шерстяной промышленности, упала с 50–55 до 35 % цены. Сторонники этой меры признавали, что некоторые более слабые шерстоткацкие предприятия не в состоянии будут держаться, а другим придется пережить несколько тяжелых лет, прежде чем они приноровятся к изменившимся условиям рынка, так как конкуренция импортных товаров сильно возрастает, но они находили, что все же это создает нормальные условия производства в противоположность существовавшей до сих пор нездоровой атмосфере в шерстяной индустрии.

Таким образом, демократы действовали здесь решительно. В других случаях они шли на уступки, но и тут производили известное, более или менее значительное, исправление тарифа, облегчая обложение в особенности предметов массового потребления. Дешевые сорта бумажной пряжи и бумажных изделий тарифом Эндервуда значительно понижены, составляя 5–7 % цены, так как они производятся в Соединенных Штатах так дешево, как нигде. Напротив, с повышением ценности бумажной пряжи, тканей и иных бумажных изделий (чулок, перчаток и т. д.) размер пошлины прогрессивно растет, доходя до 40–50 % для высших сортов; последним даны охранительные пошлины, ибо они не могут мериться с дешевым производством других стран. Но и здесь имеется понижение по сравнению с прежним чрезмерно высоким тарифом. Ставки уменьшены были и для шелка и шелковых изделий, керамических и других товаров; простые гончарные изделия обложены в 35 вместо прежних 55 %, так как это предметы народного потребления и в широких размерах производятся в стране. Для более дорогих сортов, для предметов роскоши, сохранены были высокие ставки.

Таким образом, протекционизм из американского таможенного тарифа не исчез, но охрана стала гораздо более умеренной, чем это было прежде. К сожалению, влияние нового тарифа на промышленность невозможно выяснить, так как в следующем же году началась мировая война, которая благодаря огромным заказам на предметы обороны, станки для их выделки, сталь и т. д. доставила Соединенным Штатам дождь иностранных миллионов, тогда как импорт европейских изделий туда чрезвычайно сократился.

III. Импортные пошлины (протекционизм) после войны

Как мы увидим ниже[49]49
  См. гл. VI.


[Закрыть], во время войны импортные пошлины теряют свое значение и их заменяет запретительно-разрешительная система – необходимые продукты, в особенности продовольствие, пропускаются свободно, беспошлинно; импорт предметов роскоши не разрешается или допускается лишь в ограниченном количестве. Но после войны обнаруживается стремление вновь вернуться к протекционизму; последний шаг за шагом восстанавливает свое прежнее положение.

Во Франции еще во время войны с разных сторон выражалось неудовольствие по поводу отмены импортных пошлин на продовольствие, сырье и другие предметы, в которых ощущался недостаток в стране. К концу ее, а тем более в послевоенные годы, решительно требовали возвращения к системе тарифов 1892 и 1910 гг.: Франция должна иметь возможность бороться равным оружием с иностранной конкуренцией, должна быть поставлена в равноправное положение с другими странами. Это, говорили, не протекционизм, а осуществление принципа компенсаций, возмещения французскому сельскому хозяину и промышленнику тех дополнительных расходов, которые он несет по сравнению с иностранцами. Возвращение к тем пошлинам в 14 % цены, которые существовали до войны, – вот общее требование французов. Франция страна земледельческая, земля, «старая земля Франции», – ее богатство, 3/5 ее населения крестьяне. Они воевали, проявили много героизма, одержали победу; они заслужили того, чтобы к ним относились как к «любимым детям»; они имеют право на «надлежащую» охрану. В последние годы стали раздаваться жалобы на то, что нейтральные страны наводняют Францию своими продуктами – зерном, мясом, шерстью, маслом, сыром. Цены на зерно из-за этого упали на 30 %, на мясо, вследствие импорта мороженого мяса, также вдвое. Венгрия и Чехословакия составляют опасную конкуренцию своим скотом, Австралия и Америка шерстью, цена которой за 1920–1922 гг. понизилась на 80 %, теперь очередь за молоком и молочными продуктами, маслом и сыром. Все это ведет к гибели сельского хозяйства Франции. Последнее переживает жестокий кризис. Французский земледелец во время войны привык к крупным барышам, теперь его доходы сильно сократились. Единственный исход – затруднить импорт настолько, чтобы дать ему возможность снабжать страну исключительно своими продуктами, как это было до войны. Тогда все будет достигнуто – немедленный подъем франка, исправное поступление налогов, восстановление кредита; исчезнет дороговизна, возродится благоденствие.

Способ довольно упрощенный – протекционизм; усиленный протекционизм оказывается исцелителем от всех бед, несущим всеобщее счастье и благополучие. Центром тяжести является, однако, предоставление французскому сельскому хозяину внутреннего рынка в исключительную монополию. Но в силах ли он удовлетворить потребности страны? На самом деле обнаруживается дефицит, невозможность покрыть нужды населения без помощи импорта. А если так, какую выгоду доставит «рациональный» протекционизм всем, кроме одних лишь сельских хозяев? Конечно, их прибыль повысится – в этом и заключается цель их, мечтающих о возвращении барышей военного времени. Последние действительно прекратились, но сами сельские хозяева не отрицают того, что и в настоящее время их доходы вовсе не плохи.

Усиленного протекционизма требуют и промышленники, хотя среди них нет единомыслия: производители готовых изделий хотели бы понизить пошлины на полуфабрикаты, ибо эти пошлины тормозят развитие дальнейших стадий промышленности, тогда как для себя они, конечно, желают пошлины во всяком случае удержать на высоком уровне; промышленники, выделывающие полуфабрикаты, держатся, конечно, иного мнения, находя, что без достаточной охраны их производство обречено на гибель. Примером такой борьбы может послужить столкновение взглядов железозаводчиков и машиностроителей.

Последние, указывая на то, что до войны машин и инструментов ввозилось во Францию в 13 раз больше, чем железа и стали, усматривают причину этого в медленном развитии французского машиностроения по сравнению с иностранным, а это в свою очередь результат дороговизны материала. Если бы ценность последнего не превышала нормального процента стоимости фабриката, 10–15 %, железо и машины поменялись бы местами, импорт последних сократился бы до минимума, цены упали бы наполовину, и Франция могла бы снабжать своими изделиями другие страны. Причина дороговизны железа кроется вовсе не в высокой заработной плате французских рабочих, за границей она не ниже; вся суть в высокой таможенной охране. Ради промышленности, в которой работает едва 100 тыс. рабочих, жертвуют индустрией, доставляющей пропитание более чем миллиону людей.

Представители металлургической промышленности старались, конечно, умалить значение машиностроительного и механического производства, доказать незначительность разницы в ценах на железо и сталь во Франции и за границей, в особенности же они подчеркивали, что Франция во что бы то ни стало должна сохранить свою независимость в области металлургической промышленности от иностранного рынка и что военное могущество страны покоится на развитой железоделательной индустрии.

Они предлагали очень удобный выход, при котором обе стороны будут довольны. Он должен состоять не в беспошлинном допущении железа и стали ради удешевления машин и инструментов, а в установлении надлежащих пошлин и на металлы, и на машины. Словом, необходимо не ослаблять протекционизм, а еще более усиливать его. Действительно, на этом и был заключен мир и союз.

Общим требованием парламента после войны являлось возвращение к прежней системе «компенсации», господствовавшей в довоенное время, ибо каменный уголь, сырье и рабочие руки во Франции дороже, чем за границей. Импорт в первые годы после заключения мира действительно сильно повысился, по сравнению с экспортом превышение первого над вторым было во много раз больше, чем до войны. Необходимо возвести барьер, преграждающий путь этой лавине, идущей на Францию; воевавшие и нейтральные страны накопили за четыре года войны огромные запасы товаров, которые они стараются сбыть во Францию. Нейтральные страны успели захватить внешние рынки, и борьба из-за них будет для Франции весьма трудной, надо ей обеспечить по крайней мере внутренний рынок.

В результате в 1921 г. был издан новый таможенный тариф, состоящий по-прежнему из общего и минимального[50]50
  См. ниже, гл. XII.


[Закрыть], причем общий значительно повышен. Между тем, как мы увидим ниже, очень высокий общий тариф применяется полностью к одним странам, частично к другим, тогда как в другой части последним делается известная скидка с него, а некоторые товары их допускаются по минимальному тарифу. Есть небольшое количество товаров, для которых общий и минимальный тариф совпадают, как, например, зерновые, выжимки, каменный уголь, тогда как для большинства первый во много раз больше, для значительной части вчетверо выше второго, например для фруктов, крахмала, вин, леса, семян масличных, поташа, растительных масел, пеньки, шерсти, многих промышленных изделий (машин, железных и стальных товаров, керамических изделий и т. д.). Однако тариф не является чем-нибудь твердо установленным, и правительству законом 6 мая 1916 г., продолженным законом 31 декабря 1922 г., предоставлено было право изменять ставки его декретами, с тем чтобы в течение двух месяцев по издании последних они были представлены палатам на утверждение.

Кроме того, имея в виду колебания в курсе франка и в уровне цен, к основным ставкам тарифа присоединены были множители (коэффициенты), на которые они помножаются и которые также могут быть изменены правительством. Эти множители различны в зависимости от статей тарифа; они установлены в пределах от 1,1 до 10. Эта система (коэффициентов) упразднена с 1923 г., но закон 1927 г. снова предоставляет правительству, поскольку это необходимо при заключении торговых договоров, изменять ставки тарифа; это не должно, однако, касаться предметов пропитания и одежды (кроме вязаных изделий).

Таким образом, протекционизм во Франции сохранился и после войны. К сожалению, определить, усилился ли он по сравнению с довоенным временем и насколько, пока еще слишком трудно.

В других странах мы также находим либо коэффициенты, различные для отдельных видов товаров, либо взамен этого установление пошлин в золоте. Вследствие этого система таможенных пошлин значительно усложнилась; необходимо считаться с коэффициентами или с меняющимся курсом, который иногда также устанавливается в неодинаковом размере для различных групп товаров[51]51
  См. ниже, гл. VIII.


[Закрыть].

Во всяком случае, и в других странах об отказе от протекционизма нет речи. Италия, сохранившая до войны свой тариф 1887 г., лишь частично измененный, только в 1921 г. заменила его новым тарифом (вместо 472 статей – 953, вместо 13 разделов – 52), гораздо более специализированным, что, однако, вызывается развитием индустрии за истекший промежуток и желанием привести пошлину в более тесную связь с ценностью товаров, тогда как стремления лишить этим путем те или другие государства льгот, предоставленных иным странам, Италия не обнаруживает. Но эта специализация дала возможность повысить ставки на многие товары, выделенные теперь в особые статьи. Тариф 1921 г. означает несомненное усиление протекционизма в Италии, но в последующие годы, как автономным путем, так и вследствие заключенных с различными странами договоров, протекционизм был снова несколько смягчен.

В Швейцарии обнаруживается после войны сильное движение к протекционизму. Прежние тарифы 1902 и 1906 гг. были заменены временным тарифом 1921 г., очень значительно повысившим ставки как на сельскохозяйственные продукты, так и на промышленные изделия, что мотивировалось, впрочем, обесценением денег на 10–20 %. В 1925 г. был выработан новый таможенный тариф, который, однако, по заявлению правительства, в случае заключения торговых договоров может быть значительно понижен. Но в то же время, аналогично американскому тарифу 1922 г., в нем содержится предоставление правительству права при наступлении исключительных обстоятельств, как, например, тяжелого экономического кризиса или значительного различия в условиях производства между Швейцарией и другими странами, угрожающего существованию ее хозяйства или отдельных отраслей его, устанавливать ограничения импорта или экспорта или повышать ставки тарифа. Эта прибавка не может не вызывать опасений у экспортеров и потребителей, так как понятия «тяжелого кризиса» и «различия в условиях производства», являясь весьма растяжимыми, давали правительству уже в предыдущие годы возможность идти всячески навстречу протекционистам.

Нидерланды, являвшиеся со времени издания тарифа 1862 г. страной фритредерской, установили после войны небольшую охрану в размере 5 % для готовых изделий; сырье было свободно от обложения, а для некоторых видов полуфабрикатов введена была небольшая пошлина в 3 %. Тариф 1925 г. старается несколько усилить охрану промышленности. Правда, и он придерживается принципа освобождения от пошлин продовольствия, потребляемого массами населения, и промышленных изделий, необходимых для малоимущих классов, и только предметы роскоши он облагает более высокими пошлинами. Но в то же время на готовые фабрикаты он поднимает ставки с 5 до 8 %. Последнее правительство мотивировало фискальными соображениями, но все же не следует упускать из виду и протекционного характера некоторых ставок. Нельзя, конечно, отрицать фискального характера таких повышенных ставок, как пошлины на алкоголь, пиво, табак, чай, но не следует упускать из виду и того, что некоторые прежде изъятые от обложения товары, как швейные машины, лекарства в упаковке, растопленное сало, верхнее платье, обложены в размере 8 % и точно так же для различных предметов массового потребления, как-то: камбала, мороженое мясо, конское мясо, шерстяные и ватные изделия, одежда, шляпы, стекло, кухонные и столовые принадлежности, мебель, велосипеды, ставки подняты с 5 до 8 %. В упомянутых случаях имеется в виду пока еще умеренная охрана соответствующих отраслей производства. Таким образом, Нидерланды сделали в этом направлении первый шаг, и хотя они пока не обнаруживают желания идти дальше и отказаться от той торговой политики, которой они придерживались в течение многих десятилетий, но, конечно, соседи их, всячески усиливающие свой протекционизм, могут и их заставить последовать в известных пределах их примеру.

В Бельгии мы находим те же явления, но в гораздо более резко выраженной форме. И здесь с 60-х гг. (тариф 1865 г.) господствовало фритредерство, и здесь старый тариф только после войны заменен был новым тарифом 1924 г. И последний освобождает по-прежнему от пошлин большинство предметов сырья (минерального, растительного, животного), различны виды продовольствия, вкусовые вещества, фураж и целый ряд полуфабрикатов, в которых Бельгия нуждается. Но ставки на некоторые другие полуфабрикаты и готовые изделия значительно повышены по сравнению с довоенным временем, составляя от 10 до 20 % их ценности. Они несколько ниже на различные изделия, которых Бельгия не производит или в производстве которых она опередила другие страны, напротив, для предметов роскоши доходят до 25 %. Это свидетельствует о том, что Бельгия, в противоположность Нидерландам, не только сделала первый шаг на пути к протекционизму, но шаг довольно решительный и создала тариф, который в значительной мере означает охрану промышленности.

Из стран, придерживавшихся охранительной системы, ее не проводила первоначально только Германия, но вовсе не добровольно, а в силу Версальского мира, лишившего ее возможности в течение известного времени изменить свой довоенный тариф, т. е. к ней применено то именно, что она намерена была посредством Брестского мира проделать над РСФСР. Впрочем, взимание пошлин в золоте Германия могла провести и раньше, тем самым, в сущности, в значительной мере аннулируя запрет повышения тарифных ставок. В Германии формально все еще действует тариф 1902 г., однако в послевоенное время в нем произведен ряд изменений. Как только истекал срок, в течение которого Германия по Версальскому миру лишена была права производить изменения в той или другой части своего таможенного тарифа, так она сейчас же прибегала к повышению ставок. Это началось в 1922 г., и к 1925 г. оказалось, что из 946 наименований тарифа 239 полностью, а 38 частично повышены. При этом почти ⁴/₅ этих статей было увеличено в 1922 г. на 100 %; в том же году на ряд товаров, в особенности на текстильные изделия, последовало снова увеличение уже повышенных ставок еще на 50 %, в 1923 г. многие, в предыдущем году еще не повышенные, ставки были подняты, но и ранее увеличенные снова были повышены на 50—100 %. Все эти изменения произведены по сравнению с общим тарифом; если же иметь в виду, что фактически действовавший конвенционный тариф был гораздо ниже, то возрастание получится еще гораздо большее. Правда, уровень цен обнаруживает по сравнению с довоенным временем значительный рост, но все же в общем он не превышает 40–50 %, тогда как для значительного количества товаров ставки подняты (по сравнению с прежним конвенционным тарифом) на 350 %, так что бремя обложения возросло в три раза. Если первоначально еще можно было мотивировать столь сильное увеличение тарифа расстройством валюты, то теперь ведь это основание исчезло. Точно так же не соответствует действительности и ссылка на необходимость борьбы с роскошью, так как сильно подняты ставки и на товары, отнюдь не являющиеся предметами роскоши. Мы имеем дело с чрезвычайным усилением протекционизма, во многих случаях с запретительными пошлинами. Они-то и создали тот сильный рост цен, который, после возвращения к твердой валюте, превратил Германию в страну, где дороговизна наиболее велика, больше чем в каком-либо ином государстве. Хотя налоги и фрахты в Германии высоки, но все-таки вследствие более низкой заработной платы и того обстоятельства, что цены на продовольствие стоят ниже уровня мировых цен и квартирная плата не достигает размеров ее в других странах, цены на промышленные изделия должны были бы быть в Германии ниже, чем в других государствах, а не выше, как это имеет место в действительности. Представители германской экономической науки настаивают на постепенном понижении пошлин на промышленные изделия (как и на том, чтобы пошлины на зерно, отмененные во время войны, не восстанавливались, см. ниже), но промышленники ведут усиленную кампанию за высокие протекционные пошлины, и есть основания предполагать, что победа будет на их стороне.

Процент обложения составляет в различных странах в среднем:

Этот размер ставок обусловливается преимущественно обложением фабрикатов, тогда как пошлины на сельскохозяйственные продукты во многих случаях были понижены; после войны увеличение их имело место только в Индии, Венгрии, Швейцарии и Испании. Ввиду этого обложение одних лишь фабрикатов в среднем оказывается выше, чем процент обложения пошлинами вообще. Цифры для готовых изделий получаются следующие:

В противоположность довоенному периоду, отличавшемуся устойчивостью таможенных тарифов, в настоящее время тарифы подвергаются быстрым и частым изменениям, один за другим появляются проекты новых таможенных тарифов, причем многие из них вовсе не вступают в силу. Так, в Германии в течение ряда лет существует лишь проект таможенного тарифа; в переговорах с другими странами ссылались на его ставки, так что они были известны представителям иностранных держав, но немецкий промышленник и экспортер их не знал. Этот проект 1925 г. и до сих пор не стал законом, и неизвестно, когда он войдет в силу и какой вид будет иметь.

Во Франции уже давно проектируется издание нового таможенного тарифа. Но так как это намерение до сих пор не удалось осуществить, то пока приходится довольствоваться временными мерами. Так, в ноябре 1924 г. в парламент была внесена новелла, которая должна была привести тариф в соответствие с изменившимися условиями экономической жизни. Она предусматривает повышение 1400 ставок общего и минимального тарифа, причем во многих случаях на первый взгляд получается такое впечатление, что речь идет о запрещениях импорта. Но проект был взят обратно, так как даже эти повышения французские промышленники находили в некоторых случаях недостаточными. После этого в апреле 1926 г. все специфические пошлины были огульно подняты в размере 30 %, а в августе того же года последовало вторичное увеличение их снова на 30 %. В 1927 г. был выработан новый таможенный тариф, который вызвал, однако, много возражений. Наступил уже 1928 г., а нового тарифа все еще нет.

В Австрии правительству в марте 1926 г. было предоставлено право временно изменять тарифные ставки, если импорт может нанести значительный ущерб внутреннему производству. Последовало действительно повышение ряда статей тарифа. Правда, во многих случаях оно осталось на бумаге, так как установленные ранее ставки были закреплены торговыми договорами. Но и тут издание новеллы нарушило устойчивость товарообмена.

В Греции в 1926 г. вступил в силу новый таможенный тариф, который почти по всем статьям содержал существенные изменения. Но с тех пор некоторые ставки его временно отменены или сведены до размеров прежнего тарифа. В то же время, однако, была введена надбавка на 20 % ко всем статьям тарифа, а затем она была увеличена до 30 %. Получилась крайняя неясность, разобраться во всем этом хаосе весьма нелегко.

И другие страны – Югославия, Португалия, Южно-Африканский Союз, Австралия – проектируют более или менее значительное повышение ставок. В результате создались сильнейшие колебания в таможенных тарифах, которые совершенно неизвестны были прежде. Товарообмен вследствие этого, совсем потерял свою прежнюю устойчивость, чуть ли не каждый день ему подносятся новые сюрпризы, перемены столь часты, что своевременное ознакомление с ними почти немыслимо.

Прежний довоенный таможенный тариф России во время войны потерял свое значение. При заключении Брестского мира в 1918 г. Германия пыталась возродить его, заставив нас согласиться на сохранение довоенных тарифных ставок еще в течение 7 лет, тогда как за собой оставила право изменения тарифа. Между тем уже в 1916 г. в России проектировалось в связи с ростом цен повысить тариф на 200 %, а год спустя выяснилось, что и этого совершенно недостаточно, ибо пошлины составляли всего ¼—1/5 того процента с цены товаров, который взимался до войны. Так что Брестский мир, если бы он был проведен в жизнь, заставил бы СССР, в сущности, совершенно беспошлинно пропускать иностранные товары.

К счастью, этого не случилось, Брестский мир не осуществился: у СССР руки были свободны. Тем не менее и после окончания войны с Германией новый тариф не был введен – торговля с другими странами не возобновлялась, а принцип национализации внешнего товарообмена, в силу которого все торговые сношения с иностранными государствами составляли монополию государства, делал его излишним: какой смысл государству взимать пошлины с импортируемых им же для себя товаров, раз ему же пришлось бы оплачивать их? Получилось бы перекладывание из одного кармана в другой.

Положение изменилось только в 1921 г., когда частным лицам было разрешено получать посылки с продовольствием и другими предметами из-за границы, а вслед затем кооперативным организациям было дозволено импортировать, под контролем Народного комиссариата внешней торговли, товары из других государств, а владельцам арендованных предприятий выписывать оттуда сырье и оборудование. Появилась уже необходимость в тарифе, который первоначально рассматривался лишь как орудие фискальной политики, как участие государства в выгодах, извлекаемых из получения иностранных товаров, и в прибылях, выручаемых от продажи их.

Но затем к этому присоединились и другие соображения, в особенности необходимость воссоздания советской промышленности, находившейся в полном застое. Конечно, эта цель – охрана промышленности – достигалась и непосредственно путем соответствующего регулирования импорта и экспорта (выдачей лицензий[52]52
  См. ниже, гл. VI.


[Закрыть]). Однако допущением товаров в большем или меньшем количестве определялся лишь размер импорта, только отчасти и цена товаров на внутреннем рынке. Пошлины же оказывали непосредственное влияние на цены, прибавляя к цене производства их дополнительную сумму и тем уравнивая положение нашего более дорогого товара с иностранным, производимым при более выгодных условиях.

Вся суть заключалась, конечно, в том, какова была эта прибавка и в каких случаях она применялась. При выработке тарифа решено было взимать очень высокие пошлины лишь на предметы роскоши, которые могут их вынести и в то же время явиться источником фискального дохода. В отношении полуфабрикатов и прочих готовых изделий имелось в виду установить охранительные ставки лишь для тех из них, которые действительно производятся в пределах СССР, и лишь в тех случаях, когда есть основание рассчитывать на возрождение и развитие соответствующих отраслей промышленности. При этом ставки не должны были быть чрезмерно высоки, а лишь уравнивать положение производства у нас и за границей, но не более того, чтобы не убить стимула к дальнейшему усовершенствованию и к удешевлению производства. Что же касается оборудования, а также сырья, не вырабатываемого у нас или изготовляемого в недостаточном количестве, то их следует пропускать совсем беспошлинно или с обложением совершенно незначительными, так называемыми статистическими пошлинами, ибо машины и материалы составляют основу как сельского хозяйства, так и обрабатывающей промышленности, и в целях восстановления нашего народного хозяйства свободное допущение и удешевление их не менее необходимо, чем охрана готовых изделий от иностранной конкуренции.

В общем таможенное обложение, за исключением предметов роскоши, являлось умеренно-охранительным. На этих принципах был построен отчасти уже тариф 14 февраля 1922 г. Однако в нем принцип возможно низкого обложения сырья и машин выдержан еще не вполне, ибо стремление к облегчению импорта оборудования в интересах пользующихся им отраслей промышленности нередко сталкивалось с желанием противоположного свойства, исходившим от предприятий, изготовляющих эти машины, двигатели, аппараты и доказывавших способность СССР выделывать их в достаточном количестве, а следовательно, целесообразность защиты и их от импортных товаров. Вследствие этого оказались обложенными, например, различные сельскохозяйственные машины и орудия, производство которых и до войны было нам не по силам и которые тогда платили более низкую пошлину.

Тариф 8 января 1924 г. проводит уже эти принципы гораздо более последовательно. На основании статистических данных мы можем установить, что в 1924/25 г. почти ⅔, а в 1925/26 г. свыше половины всего импорта для нужд сельского хозяйства приходилось на беспошлинно пропускаемые товары. Точно так же за два года действия тарифа 1924 г. ⅔ оборудования и орудий производства в области промышленности привезены были беспошлинно или с сильно пониженной пошлиной. Кроме того, таможенно-тарифный комитет на основании ходатайств понижал в целом ряде случаев пошлины на необходимые для сельского хозяйства и промышленности товары или вовсе освобождал от них (сложено было около половины причитавшихся пошлин), так что обложение оказывалось на практике гораздо более низким, чем это было предусмотрено тарифом.

Если первые два тарифа устанавливали значительно более низкое обложение, чем это было в довоенное время, то в дальнейшем, в связи с необходимостью быстрого развития промышленности, обнаруживается движение в ином направлении. Уже в 1926 г. отдельными новеллами было произведено частичное повышение ставок, ходатайства же об освобождении от пошлин отклонялись. А вновь пересмотренный тариф 11 февраля 1927 г. (заменивший тариф 1924 г. и последующие изменения) отменил беспошлинный импорт предметов, нужных для сельского хозяйства и в особенности для промышленности, – последняя почти полностью лишалась тех льгот, которыми она пользовалась по тарифу 1924 г. Новый таможенный тариф становится решительно на путь активного покровительства промышленности. Наряду с установлением пошлин вместо беспошлинного импорта он обнаруживает сильное повышение ставок: на товары с покровительственной пошлиной приходится теперь от ⅔ до ¾ нашего импорта.

В США протекционизм не только сохранился, но и усилился по сравнению с довоенным временем. США выиграли от войны очень много, их хозяйство и во время войны, и после войны блестяще развивалось, им удалось завоевать новые рынки, ибо другие страны, занятые войной и изготовлением необходимых для обороны изделий, вынуждены были в это время сократить свой экспорт. Какую бы мы отрасль сельского хозяйства и промышленности ни взяли, мы увидим, что в 1921 и 1922 гг. доля США в производстве значительно больше, чем она была до войны[53]53
  См.: Кулишер И. М. Обзор мирового хозяйства до войны и после войны. 1923.


[Закрыть]. Казалось бы, при таких условиях США имели все основания сохранить тот умеренный тариф, который был введен в 1913 г., и не возвращаться вновь к покинутому как будто накануне войны усиленному протекционизму. Однако мировой кризис 1921 г. не пощадил и заокеанской республики, и так как он сопровождался временным сокращением производства и превышение экспорта над импортом, достигавшее в предшествующие годы огромных размеров, начало уменьшаться (пока в 1923 г. не получился пассивный баланс), то стали раздаваться все громче и громче требования усиления тарифа. Согласно старому американскому обычаю, тариф оказывался виновным в неблагоприятной конъюнктуре. Все это привело к тому, что 21 сентября 1922 г. вошел в силу новый тариф Фордни – Маккэмбера, в принятие которого Европа до последней минуты не хотела верить. Старый Свет исходил из того предположения, что Америка сама заинтересована в том, чтобы сильно задолжавшая ей Европа оплачивала свои долги товарами, как и в том, чтобы и Европа не повышала, а понижала свои тарифы, что облегчало бы американский экспорт. Но получившая в свои руки власть республиканская партия по обыкновению стояла всецело на почве протекционного тарифа и не могла сохранить тариф 1913 г., выработанный демократами. Сначала был проведен в спешном порядке временный тариф 1921 г., а затем начата разработка нового постоянного тарифа. Только то обстоятельство, что последний разрабатывался в течение двух лет и проходил в законодательных учреждениях лишь в середине 1922 г., когда кризис предыдущего года успел в значительной мере снова смениться благоприятной конъюнктурой, несколько смягчило первоначальные постановления проекта, и тариф оказался не многим выше, чем тариф Пэйна – Олдрича 1909 г., хотя во много раз превышал тариф Эндервуда 1913 г.