Текст книги "Основные вопросы международной торговой политики"

Как мы видим, протекционизма Англия по-прежнему боится, расстояние между ней и континентом Европы и теперь очень велико.

Это обнаруживается и в отношениях Англии к доминионам. Доминионы (самостоятельные колонии) во время и после войны стали усердно развивать свою индустрию и горное дело, добычу каменного угля и руды, текстильную и металлургическую промышленность, мукомольное дело, выработку молочных продуктов. В Южно-Африканском Союзе сделало большие успехи также производство кожевенных и химических товаров, в Австралии машиностроительная и сахарная, в Канаде деревообрабатывающая и резиновая промышленность. В Южно-Африканском Союзе число предприятий обрабатывающей промышленности возросло с 3900 в 1915/16 г. до 7 тыс. в 1923/24 г., а количество рабочих со 100 до 180 тыс., в Австралии численность рабочих увеличилась с 1911 по 1922/23 г. с 312 до 412 тыс. чел., в Канаде помещенный в промышленных предприятиях капитал составлял в 1911 г. 1,2 млрд долл., а в 1922 г. 3,1 млрд долл., тогда как число рабочих упало за это время с 515 до 463 тыс. чел.

Ввиду такой индустриализации доминионов спрос их на британские изделия сократился и британская конкуренция является для них нежелательной. Они стараются освободиться от импорта иностранных товаров посредством повышения таможенных пошлин. В период 1919–1925 гг. доминионы ввели новые тарифы, обозначающие усиление протекционизма, только Канада сохранила свой тариф 1907 г., но и она реформировала его в том же направлении.

Вследствие этого получилось значительное повышение пошлин и на английские товары, несмотря на то что преференциальные ставки для Англии по-прежнему сохранились и даже разница между ними и установленными для других стран тарифами увеличилась. Это видно из следующих данных.

Преимущества Англии на рынках доминионов таким образом возросли. Доминионы не без основания рассчитывали на то, что после войны и Англия им ответит тем же, согласится принести жертвы в целях укрепления «империи», установит со своей стороны в их пользу преференциальные тарифы. Они не ошиблись, «имперская дипломатия» заставила и Англию после войны стать на путь imperial preference[57]57
  Имперские преференции (англ.). – Прим. ред.


[Закрыть], понизить пошлины в пользу доминионов. Прежние фискальные пошлины, за немногими лишь исключениями, объясняющимися лишь отсутствием заинтересованности доминионов в некоторых из них (на пиво, игральные карты, спички, минеральные воды), уменьшены для них в размере от 1/6 до 1/3, вновь установленные после войны – в размере от 1/6 до 1/3, пошлины же на Key-Industries к изделиям из доминионов вовсе не применяются, так как эти пошлины должны освободить империю от зависимости от иностранных государств, следовательно, содействовать распространению соответствующих производств и в доминионах. С 1925 г. доминионы не платят пошлин и на сушеные и на консервированные фрукты.

Преференциальные пошлины на промышленные изделия имеют, однако, для доминионов мало значения, так как импорт последних из доминионов в Англию пока крайне незначителен. Исключением является, впрочем, импорт автомобилей и оптических инструментов из Канады. 37 % (по ценности) привезенных в Англию автомобилей составляют (1925/26 г.) импортированные из доминионов, почти исключительно из Канады; в 1921 г., т. е. до введения пошлин на фотоаппараты (с освобождением от них доминионов), импортировано было в Англию из Соединенных штатов 300 тыс. аппаратов, из Канады же всего 2,1 тыс. Напротив, начиная со следующего года соотношение между импортом из этих стран коренным образом изменилось – в 1925 г. Соединенные Штаты ввезли всего 65 тыс., Канада же 388 тыс. Характерно, однако, что и в данном случае преференциальным тарифом, установленным в пользу доминионов, воспользовалась не столько Канада, сколько американский капитал, который под влиянием созданного для Канады преимущественного положения стал в большом количестве устраивать в Канаде соответствующие предприятия, причем в области автомобильной промышленности заводы ограничиваются сборкой привезенных туда из США частей.

Более важны для доминионов преференциальные пошлины на табак, вино и сахар и (в особенности для Австралии и Новой Зеландии) изъятие от пошлин сухих фруктов и фруктовых консервов. Но несравненно большее значение имели бы для них преференциальные пошлины на основные сельскохозяйственные продукты – на хлеб, мясо, шерсть, молочные продукты, так как эти товары являются главными предметами их экспорта, они-то и были до войны гвоздем всей таможенной политики Чемберлена. Но и после войны осуществить их не удалось, так как это обозначало бы введение аграрного протекционизма, «удорожание завтрака рабочего». Нужно было бы сначала установить на их импорт отсутствующие ныне пошлины для иностранных государств, а вслед затем освободить от этих пошлин доминионы и таким образом предоставить последним английский рынок. Но насколько Англия далека от этого, можно усмотреть из того, что даже проект 1923 г. об установлении пошлин на яблоки, мед, рыбные и некоторые фруктовые консервы и на фруктовый сок не прошел в парламенте. Здесь речь шла именно о введении новых пошлин в интересах доминионов, так как их товары были бы изъяты из этих пошлин. Но хотя дело касалось предметов весьма второстепенного значения, Англия все же не согласилась на это. К пошлинам она прибегает лишь тогда, когда это необходимо для защиты собственного производства, и тогда делает скидки в пользу доминионов; но она не признает таких пошлин, которые Англии не нужны, а должны лишь обеспечить английский рынок доминионам. В результате преференциальные пошлины дали последним немного.

Во время войны выдвигался принцип сближения с колониями различными средствами, но не дифференциальными тарифами: путем улучшения телеграфных сообщений, сооружения портов, открытия им кредита, поощрения научных изысканий в колониях, регулирования эмиграции и т. д. Некоторые уступки и в ставках тарифа, как мы видим, сделаны для них, но это совсем не те, о которых они мечтали прежде и которые проектировались Чемберленом. Лорд Сесил по этому поводу говорил в палате общин в 1919 г. следующее. Если бы он женился, он, согласно обычаю, поднес бы своей невесте кольцо. Кольцо это стоило бы денег, но он рассчитывал бы на то, что его невеста будет оценивать его не по истраченной на покупку кольца сумме, а как выражение его, Сесила, чувств. Точно так же преимущества, предлагаемые им в бюджете в пользу колоний, не велики, но он надеется, что они будут рассматриваться колониями как благодарность Англии за оказанные ей во время войны услуги.

Если английский потребитель не намерен приносить себя в жертву ради империи, то, с другой стороны, правительство готово всячески содействовать распространению в Англии произведений доминионов, поскольку от этого не страдает потребитель. На имперской конференции 1926 г. решено было пропагандировать покупку товаров, произведенных в пределах Британской империи, выдвигая всячески их преимущества. Королевской академии искусств поручено составление проектов художественных плакатов; печать, выставки (например, фруктов и колониальных товаров), даже кинематограф должны быть использованы для этой цели. Ассигнована субсидия в 1 млн ф. ст. в год, она должна заменить пошлины на некоторые сельскохозяйственные продукты, от введения которых отказалась Англия. Закон 1926 г. о товарных знаках предусматривает обязательность обозначения на этикетках различных товаров отметки «иностранный» или «в пределах империи произведен» (или указания страны происхождения). Это также должно способствовать расширению сбыта сельскохозяйственных продуктов доминионов в Англии[58]58
  Какое значение придается указанию происхождения товара, видно из того, что металлургическая промышленность, которой было отказано в введении пошлин, просила о становлении такой пометки на иностранных изделиях, как замене пошлин. С этой точки зрения рассматривают роль товарного знака и английские сельские хозяева, требующие применения его к импортируемым яйцам.


[Закрыть]. Последние и сами установили строгий надзор за экспортом своих сельскохозяйственных продуктов, заставляя производителей экспортировать исключительно товары высокого качества в хорошей и приятной для глаз потребителя упаковке и ассигнуя значительные средства на улучшение методов хранения и консервирования мяса и фруктов во время перевозки их морем. Часть упомянутой английской субсидии предназначена на усовершенствование холодильного дела (при транспорте) и на изыскание новых способов производства на фруктовых плантациях, в области молочного хозяйства и т. д. Кое-что в этом отношении уже достигнуто (в 1924 г.): 60 % всего потребляемого в Англии сыра было произведено в пределах империи, оттуда же (из Новой Зеландии) получено 55 % всей импортированной баранины. Напротив, участие империи в импорте других сортов мяса (говядина, телятина, сало) ограничивается 13–14 % (1924 г.), все остальное доставляется из иностранных государств. Это объясняется меньшим расстоянием, которое играет важную роль, несмотря на успехи в области техники транспорта и хранения товаров. Английский потребитель едва ли откажется, в интересах имперской политики, от более вкусного, свежего аргентинского мяса в пользу австралийского мороженого мяса или согласится заменить датское малокопченое сало канадским, требующим вследствие длительной перевозки усиленного копчения; испанские апельсины, более дешевые благодаря меньшему расстоянию, он также предпочитает получаемым из доминионов. Не следует упускать из виду того обстоятельства, что здесь заинтересован не только английский, но и американский капитал, например в мясной промышленности, которая (в отношении говядины) почти целиком захватила английский рынок в свои руки. В целях сохранения столь выгодного английского рынка этот капитал, конечно, будет и в дальнейшем вести усиленную борьбу с доминионами даже в тех областях, которые получают субсидии. Последние придется все более увеличивать.

Глава 3
Протекционизм и свободная торговля

Едва ли не с самого рождения экономической науки – общепризнанным отцом ее является Адам Смит – начинается спор между фритредерством и протекционизмом, спор то стихающий, то снова усиливающийся, но никогда не прекращающийся, находя каждый раз новую пищу в практической жизни, в новых тарифах, торговых договорах, проектах таможенных союзов и сближений.

Стоявшие у колыбели экономической науки физиократы, утверждавшие, что отношения между людьми управляются удивительными законами, которые не уступают законам геометрии и очевидность которых ясна для всякого, у кого есть глаза, – физиократы, протестуя против всяких препятствий в обращении товаров (trafic), усматривали все же в профессии торговца расхищение богатств и купцов сравнивали с зеркалами, отражающими предметы в разных видах, обманывая взгляд, ибо кажется, будто они умножают число предметов. Международная торговля для них являлась «необходимым злом» (Мерсье де ля Ривьер), «меньшим из двух зол», раз внутри страны невозможно сбыть товары (Кенэ). Панегирик на свободную торговлю и филиппику против протекционизма пишет впервые Адам Смит, утверждая, что «всякий благоразумный отец семейства придерживается правила не производить дома того, что изготовить обойдется ему дороже, нежели купить, а что благоразумно для частной семьи, не может быть бессмысленным для большого государства»[59]59
  Смит допускает два отступления – в интересах обороны («национальная оборона выше богатства») и временно в виде репрессии, если этим путем можно заставить другую страну упразднить пошлины или запрещения. Требование же облагать пошлинами импортные товары, если производимые внутри страны подлежат акцизу (компенсация), вытекает из самой идеи фискального тарифа (см. выше, с. 37).


[Закрыть]. Было бы безумием – это ясно всякому – производить вино в Шотландии, раз его можно ввозить гораздо дешевле из Франции или Португалии. Но эту глупость совершают каждый раз, когда таможенными тарифами лишают нас возможности извлекать выгоды из естественных преимуществ, которыми обладают другие народы по сравнению с нами. Софистика заинтересованных купцов и фабрикантов, интересы которых прямо противоположны выгодам населения, затемнила здравый смысл нации. Но Смит рассчитывает, что благоразумие и общая выгода возобладают над близорукостью и частными интересами и постепенно будет построен фискальный тариф – тот самый фискальный тариф, который с этого времени постепенно вводился в Англии и был полностью осуществлен Питтом и Гладстоном, хотя на такое полное торжество свободной торговли Смит не рассчитывал: надежда на это «столь же абсурдна, как ожидать наступления царства Океании или Утопии».

К этому еще прибавил Рикардо, что «при наличности свободной торговли страна естественно затрачивает свой капитал и труд на такие отрасли промышленности, которые доставляют ей наибольшие выгоды», – теория относительных преимуществ. Если, допустим, Португалия обладает преимуществом над Англией в области производства как вина, так и сукна, но в первой отрасли это преимущество больше, то для нее выгода будет заключаться в том, чтобы сосредоточить свой капитал на выделке одного лишь вина, покупая сукно в Англии, ибо за свое вино она получит больше материи из Англии, нежели она изготовила бы сама, перенеся часть капитала из обработки виноградников в суконную промышленность.

Уже Рикардо подчеркивал, что система свободной торговли соединяет выгоды каждого с выгодами всей нации, стимулирует промышленность, увеличивает общее количество продукта, распространяет всеобщее благосостояние, связывает цивилизованные нации в одну всемирную общину[60]60
  Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. Гл. VII.


[Закрыть].

Преемники Смита и Рикардо к этим основным мыслям фритредерского учения прибавили немного, лишь привели его в стройную систему, создали «теорию международного обмена», т. е. свободной торговли (Милль, Бастебль, Эджуорт, Шедуэл, Сиджвик, Панталеони, Шербюлье). Некоторые экономисты, впрочем, ведя ожесточенную борьбу с протекционизмом в таможенных тарифах, в пылу полемики дошли до аргументов столь крайнего свойства, как утверждение, что протекционизм нарушает естественные права жителей и таможня, взимающая пошлину с металлов, импортируемых из Бельгии во Францию, нисколько не отличается от вора, который похитил бы часть этого груза во время перевозки его[61]61
  Bastiat F. IV. P. 178.


[Закрыть], – контрабандист, таким образом, оказывался защитником прав гражданина от насилия со стороны государства. «Я не понимаю, о каком высасывании соков в области международной торговли вы говорите? – спрашивает «космополит» «националиста». – Если Англия посылает вам столько товаров, что постоянно жалуются на наводнение ими страны, то это вздутие, а не высасывание. А слишком большая дешевизна их не только не является выжиманием соков, а напротив, обозначает не что иное, как то, что англичанин берет слишком мало денег за свой товар или же дает слишком много товаров за данное количество денег».

Апологеты фритредерства, эпигоны классической школы, заходя слишком далеко в своем усердии, – хотя и вызванном необходимостью широкой пропаганды идей свободной торговли – не могли не вызвать с противной стороны упреков в «вымученной абстракции», «в беспочвенной идеологии», в желании изобразить свою доктрину как «истину, всеобщему признанию которой препятствует лишь злобность и жадность небольшого числа монополистов». «Всю вражду народов, милитаризм, господство бюрократии, всякое социальное зло эти гении самой банальной из банальностей желали лечить путем открытых дверей и свободной торговли».

Современные противники протекционизма, независимо от того, именуют ли они себя фритредерами (в Соединенных штатах они называют себя revenue-reformers[62]62
  Реформаторы таможенных доходов (англ.). – Прим. ред.


[Закрыть], так как термин «фритредер» там весьма непопулярен), – как, например, Молинари, Ив Гюйо, Бастебль, Дитцель и др., – конечно, не заходят столь далеко, будучи готовы идти на значительные уступки; исходя принципиально из системы свободной торговли, они в практической жизни, при реформах тарифа, готовы довольствоваться частичной свободой, восставая лишь против крайних увлечений протекционизма.

Благодаря этому расстояние между ними и направлением протекционизма, говорящим о воспитательных пошлинах временного характера, значительно сокращается, хотя принципиально, как исходная точка, оно не может исчезнуть.

Теорию воспитательных пошлин впервые выдвинул американец Гамильтон в 1791 г. («Report on Manufactures»): «Подобно тому как каждый в молодости нуждается в помощи родителей, так и слабые, только что возникшие производства не могут расти без охраны, пока не станут на ноги». Правда, это сопряжено с расходами, но такие затраты не являются потерями, как потерей нельзя считать издержки на воспитание людей – они окупятся впоследствии с избытком.

Развил эту идею Фридрих Лист, которому сочинение Гамильтона не могло не быть известно; в своем «Nationales System der Politischen Oeconomie»[63]63
  Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб.: А. Э. Мертенс, 1891.


[Закрыть] с эпиграфом «Et la patrie et l’humanite»[64]64
  И отечество, и человечество (франц.). – Прим. ред.


[Закрыть], вышедшем в 1840 г., со знаменитой 26 главой под названием: «Таможня как главное средство насаждения и охраны внутренней промышленности», он изображает пошлины как временное явление, как костыли, которые должны помочь промышленности стать на ноги, ибо страна, которая ограничивается одним лишь сельским хозяйством, подобна человеку без одной руки. Промышленность дает государству бесконечное преобладание над чисто аграрной страной, отсутствие промышленности калечит самое сельское хозяйство.

Нация, которая при помощи таможенной охраны настолько развила свою промышленность, говорит Лист об Англии, что никакая иная нация не в состоянии с ней конкурировать, не может поступить лучше, нежели сбросить лестницу своего величия, по которой она взобралась на такую высоту, провозглашая для других наций свободу торговли и в раскаянии упрекая себя в том, что она до сих пор шла по неправильному пути и только теперь познала истину… Но всякому ясно, что, «если бы Англия в свое время предоставила все свободному ходу вещей, как этого требует «школа» (т. е. классическая, фритредерская школа), купцы Суконного двора до сих пор властвовали бы над Лондоном, бельгийцы и теперь изготовляли бы шерстяные материи для Англии, Англия по-прежнему была бы пастбищем для Ганзы, подобно тому как Португалия, благодаря шахматному ходу ловкого дипломата, стала виноградником Англии и осталась им до сих пор».

Англия, продолжает он, завоевала ключ к морям, она повсюду поставила своих «часовых», ее план – превратить всю свою территорию в один бесконечный промышленный, торговый и портовый центр и таким путем стать среди стран и государств земного шара как бы большим городом в отношении деревни. Но такое завоевание других наций обозначало бы их гибель, повторение того, что когда-то было выполнено хладной сталью, – теперь при помощи промышленности и торговли. Разница же между Англией и другими народами состоит лишь в том, что они отстали по времени от Англии, им нужен лишь национальный дух, чтобы уже теперь насадить и охранять дерево, которое потомству даст обильные плоды. Нужно пойти на временные жертвы; без таможенного тарифа насаждение промышленности невозможно – это прием воспитания, влияющий возбуждающим образом на те отрасли внутренней промышленности, которые за границей лучше развиваются, но для которых и данная страна вполне приспособлена.

В отличие от таких временных воспитательных пошлин современный, «серьезный», т. е. усиленный, протекционизм исходит из постоянных, охранительных в узком значении этого слова, пошлин – Erhaltungszoll, Sicherungszoll, Rentenzoll; временными пошлинами нельзя ограничиться, ибо опасности всегда могут появиться, и от них надо застраховать себя. Помимо этого, промышленность привыкла к установившейся при пошлинах прибыли и отмена их означала бы крупную пертурбацию в хозяйственной жизни. Наконец, в пошлинах не нуждаются наилучше организованные и оборудованные предприятия, снабженные крупным капиталом и широким кредитом; зато прочие без них обойтись не могут, иностранная конкуренция их может погубить.

Итак, есть протекционизм двоякого рода; оба исходят из того же основания, но дальше пути их расходятся, образуют совершенно различные системы. Что же представляет собой исходная точка, протекционизм как таковой и, с другой стороны, фритредерство, конечно без допускаемых практической жизнью уступок, оговорок и дополнений, – и что говорят воспитательный протекционизм и усиленный протекционизм, когда единое учение разбивается на две самостоятельные части, – говорят опять-таки в противоположность чистому фритредерству? Рассмотрим каждое из этих направлений.

Свобода торговли, заявляют фритредеры, составляет основу всей современной хозяйственной жизни, право всеобщее и нерушимое, на которое государство не должно налагать руку. Мир есть не что иное, как обширный рынок, на котором происходит постоянный обмен товаров; когда обмен свободен, то каждый может закупать товар на самых дешевых рынках и продавать на самых дорогих – общие выгоды максимальны. Стороны являются не соперницами, а взаимными покупательницами, и поэтому между ними устанавливаются дружественные отношения. Свободный обмен означает царство братства, влечет за собой всеобщий мир.

На это протекционисты возражают, что утверждение, будто мир представляет собою обширный рынок, неудачно, слишком узко. Сравнение хромает: мир далеко не рынок, он не исчерпывается рынком. Экономические интересы, конечно, играют огромную роль, но рядом с ними стоят и другие, столь же важные стремления – политические, национальные, ради которых, как показывает история, народы жертвуют не только экономическими выгодами, но и высшим благом – жизнью людей.

Каждый народ, продолжают протекционисты, – и с этим можно согласиться – должен развивать заложенные в нем качества, пробуждать спящие в нем силы, конечно и свои производительные силы; и поступает он так не только ради чисто экономических задач, но и в интересах других – высших благ. Поэтому ему необходима сильная, жизнеспособная промышленность – «самое производительное сочетание трех факторов национального богатства – труда, знания и капитала». Только она в состоянии пропитывать обширное население, только она дает заработок жителям в зимнее время, только для нее представляют интерес технические усовершенствования и улучшения. «Nous chomons en languissant, nous languissons en chomant»[65]65
  Мы оказываемся без работы, когда мы слабы, и мы оказываемся слабыми, когда мы без работы (франц.). – Прим. ред.


[Закрыть] – восклицал еще в 1615 г. Монкретьен, написавший первую «политическую экономию». Рядом с полем должна быть фабрика: «Кто, подобно ирландцам, постепенно экспортирует свою землю (т. е. ее продукты), тому рано или поздно придется и самого себя экспортировать», – говорит Кэри, намекая на обширную эмиграцию ирландского населения.

Но что значит создать национальную промышленность? Это не значит ограничиваться производством немногих видов продуктов, в которых страна отличается превосходством перед другими государствами, как бы от природы предназначена выполнять ту или другую операцию как часть процесса мирового производства. Земной шар не есть обширная мастерская, в которой таким путем используются производительные силы нашей планеты и всего ее населения. Если же каждый народ должен самостоятельно развивать свои производительные силы, то – и тут протекционистская мысль совершает уже скачок – ему нужно поставить свое производство в равные с другими странами условия, нужно наложить на импортируемые товары уравнительную пошлину, подобно тому как «на скачках слишком легким жокеям прибавляют веса для равенства условий». А такое средство защиты слабых от сильных, продолжают протекционисты, опять-таки допуская слишком поспешный вывод, оказывает благотворное влияние: иностранные капиталы устремляются в защищенные пошлинами отрасли промышленности, страна покрывается фабричными трубами, усиливается спрос на труд и растет заработная плата, каждая новая отрасль промышленности вызывает к жизни ряд других, создавая для них новый рынок.

Однако из того основного положения, что каждый народ может и должен развивать свои производительные силы, в частности насаждать у себя многообразную промышленность, еще вовсе не вытекает, что единственное или хотя бы главное средство воспитания промышленности состоит в воспитательных пошлинах – то и другое, несмотря на созвучие слов, не совпадает, или что вообще такого рода пошлины необходимы, как не вытекает и то, что воспитание, хотя бы и при помощи пошлин, должно всегда и обязательно привести к созданию индустрии. Для облегчения и ускорения индустриализации страны необходимы различные средства помощи и поощрения, нужна сложная и строго продуманная система экономической политики. К числу средств этого рода, наряду с рядом других, принадлежит между прочим и таможенное покровительство, преимущественно принимающее форму импортных пошлин.

Сплошь и рядом имеется полная возможность взрастить национальную промышленность без охранительных пошлин. Это подтверждается многими странами, проводившими фритредерскую торговую политику: Бельгией, Нидерландами, обладающими не меньшей индустрией, нежели страны усиленного протекционизма, Новым Южным Уэльсом и Викторией, которые до основания Австралийской Республики придерживались прямо противоположной таможенной политики и все же достигли почти одинаковых результатов в своем промышленном развитии, фактами роста новых районов в таких обширных государствах, как Россия (Новороссия создала свою промышленность, несмотря на конкуренцию Московского района), как США, в которых сильная промышленность восточных штатов нисколько не препятствовала росту ее в молодых западных областях. То же доказывает и прогресс ряда отраслей американской индустрии, обошедшихся без помощи таможенной охраны, например медной промышленности, добывающей в Соединенных Штатах больше половины всей меди, получаемой в обоих полушариях, нефтяной промышленности, в области которой Америка также стоит на первом месте, – и то и другое производство пользуются особенно выгодными естественными условиями; примерами могут служить и главные отрасли производства продовольствия в Америке, среди них широко экспортирующая мукомольная промышленность и производство мяса и мясных консервов, которому пришли на помощь вагоны-холодильники для материка Америки и пароходы-холодильники для Европы, из второстепенных – производство масла, сыра, конденсированного молока, глюкозы, консервов.

В других случаях без таможенной охраны невозможно обойтись, но и тут она является не единственным средством, а лишь идущим рука об руку с рядом других. Если Америка и Германия, ставшие промышленными странами значительно позже Англии, все же добились блестящих результатов, то отчасти это обусловливается и таможенными пошлинами. Но утверждение, что американскую промышленность создал тариф Маккинли, столь же произвольно, как и заявление, что германские пошлины 1879 г. «являются одной из основных причин улучшения социальных условий и возрастания заработной платы в Германии в конце XIX в.» (Мартен). Не надо забывать, например, о роли техники в американской хлопчатобумажной промышленности, которая в еще гораздо большей степени, чем таможня, давала ей много преимуществ по сравнению с Англией и континентом Европы: еще в 1878 г. вычислено было, что рост производства в этой области, поскольку он вызван улучшением машин, составляет за 20 лет в Англии 25 %, тогда как Массачусетс дает 100 % (Чэпмен). В первой половине 90-х гг. в Америке на ткача приходилось 6½ ткацкого станка, в Англии всего 3½, а в Германии 21/3. Появившийся в 90-х гг. усовершенствованный ткацкий станок англичанина Нортропа (при нем один ткач может надзирать за 16–20 станками) был применен впервые американцами, тогда как в Англии он еще и в начале XX в. был мало распространен.

И русская промышленность едва ли без таможенной поддержки могла стать на ноги рядом со старыми и опытными иностранными соперниками. Производство чугуна у нас увеличилось с 31 млн пуд. в 1885 г. (год введения пошлин) до 256 млн в 1912 г., изготовление полосового железа – с 35 до 275 млн пуд. и выделка готового продукта – с 28 до 227 млн пуд., т. е. все производство за четверть века повысилось в 8 раз. Но и тут было бы наивно предполагать, что все это создали одни таможенные пошлины. Выгодные естественные и географические условия (руда и уголь находятся рядом) вновь открытого Донецкого бассейна, постройка рельсовых путей и в особенности казенные заказы, на которых преимущественно держалась наша металлургическая промышленность, имели гораздо большее значение.

Наивно заявлять, что «не может быть ничего столь антинационального, как (таможенная) система национальной охраны труда», но столь же легкомысленно усматривать в таможенных тарифах панацею от всевозможных зол, при помощи которой страна должна покрыться фабриками и заводами.

Фритредеры утверждали, что величина капитала ограничена и система покровительства может лишь вызвать искусственный отлив их из одних отраслей в другие, не столь производительные, но усиленно поощряемые. В настоящее время мы знаем, что при благоприятных условиях нарождаются новые капиталы, что капиталы отличаются большой подвижностью и легко переходят из тех стран, где обнаруживается обилие их и падение процентов, туда, где ощущается голод в них и имеется высокая прибыль. Но, конечно, недостаточно взимать пошлину, чтобы это случилось, протекционизм может принести пользу, но может оказаться и бесплодным, все зависит от условий. «Искусственное развитие существующих зародышей может дать благоприятные результаты, но стремление искусственно ввести отрасль производства, для развития которой отсутствуют естественные условия, бесполезно». Хозяйственное развитие страны можно, правда, направить по другому руслу, его можно временно отвести, но перевернуть его вверх дном невозможно, если, конечно, не жертвовать интересами населения.

Богатство Италии, говорили фритредеры, заключается в ее синих небесах, в ее ярких солнечных лучах; виноградники и оливковые рощи, культура миндаля и лимонного дерева, разведение шелковичного червя составляют основу ее хозяйства. И несмотря на предсказания, эта все-таки «богом обиженная», ибо лишенная минералов и каменного угля, страна вступила на «ложный путь», и ее желание обладать промышленностью осуществилось. Дешевизна транспорта дала Италии каменный уголь из Ньюкасла, дополняемый гидроэлектрической силой, которою Италия изобилует, нашлись и рабочие руки из армии эмигрантов, ежегодно покидавших страну, чтобы искать счастья за океаном. Ирония по адресу итальянцев, что они, «забывая о печальном настоящем и живя воспоминаниями о славном прошлом», склонны преувеличивать таланты своего народа, оказалась неосновательной. Все это вместе и, наконец, пошлины привели к тому, что, например, с 1877 г. до 1904 г. импорт пряжи и тканей в Италию упал со 129 и 116 тыс. квинт., до 9 и 18 тыс., т. е. почти на 9/10, тогда как импорт хлопка поднялся с 234 тыс. до 1,5 млн квинт., т. е. в 6–7 раз. Италии уже не нужно было хлопчатобумажной пряжи и тканей, ибо она сама обрабатывала сырой хлопок как для снабжения внутреннего рынка хлопчатобумажными изделиями, так и для вывоза их за границу.

Но рядом с удачами история протекционизма знает и много напрасно растраченных сил и средств. В то время как сахарорафинадная промышленность Соединенных Штатов является «лучшим учеником» протекционизма, производство сахара-песка, несмотря на все подталкивание его таможней, никак не может встать на ноги: в начале XX в. все еще 3/4 произведенного в Соединенных Штатах рафинада изготовлялось из привозного сахара-сырца. Напрасно пыталась Австро-Венгрия создать у себя химическую промышленность; самые высокие пошлины оказывались бессильными.