Текст книги "Петрикор"

Станислав уже окончил театральное училище, работал, кое-где снимался и несколько раз приезжал в Санкт-Петербург на запись радиоспектакля «Дядя Ваня» по Чехову. Услышав голос Станислава в спектакле, профессор Седов, руководитель лингвистической программы с российской стороны, принял решение.

– Наконец-то нашел, – объявил он коллегам и попросил связаться с обладателем бархатного тембра.

Станислав прилетел в Петербург, где и состоялся разговор с руководителем российской части проекта.

– Голубчик, – начал профессор. Он не чурался амикошонства. – Наша программа имеет огромное значение для развития науки. Мы прослушали множество голосов и выбрали вас.

Положив ладони на внушительный живот, воодушевленный лингвист прошелся по кабинету.

– Вам, дорогой мой, придется произнести все звукосочетания русского языка. Французы серьезно взялись за электронный переводчик, распознающий звуковые сочетания и переводящий его в цифровой формат. Ну, разве не удивительно? – Он внимательно посмотрел на собеседника.

– А что мы получим практически? – поинтересовался Станислав.

Профессор поднял глаза на потолок, словно там находился сам Всевышний. Сделал небольшую паузу и торжественно произнес:

– Сможем говорить с любым человеком! Просто фантастика!

Казалось, он сейчас заплачет от умиления.

* * *

Французская сторона приобрела все необходимое для предстоящей поездки, включая новый костюм и туфли. Вопросы с визой и все формальности решились мгновенно, словно их и не существовало вовсе. Станиславу купили билет до Парижа.

Он волновался: как-никак первая зарубежная поездка. И совершенно не представлял, чего ждать от Парижа и французов. Жить и работать Станислав должен был в небольшом городке Пуатье на западе Франции, где находится один из старейших университетов.

– Я вам завидую! – не удержался профессор на прощанье и улыбнулся. – Погуляете по Пуатье.

Он помолчал и, улыбаясь, прибавил:

– Вообще-то, Пуатье – наглядный пример французского «искусства жить», как говорится, art de vivre… Там трудно встретить человека, недовольного судьбой.

Все три часа полета Станислав проспал – слишком уж много свалилось на голову: недосып, напряжение, ответственность, приличный гонорар и, главное, возможность пробыть во Франции целых две недели. Всего месяц назад он даже предположить не мог, что судьба приготовит такой сюрприз!

Очередь на паспортном контроле прошла быстро, никто не задавал вопросов. Видимо, все уже решили заранее.

В носу щекотало от запаха кофе и свежих булочек. Взгляд упал на женщину. Он словно выдернул ее из толпы встречающих, угадал среди множества лиц. В голове вдруг зазвучала какая-то знакомая французская мелодия. В руках она держала табличку с его именем.

– Добрый вечер, меня зовут Элен!

– Вы говорите по-русски?! Какое счастье! – заметил Станислав с удовольствием.

– Всегда мечтала выучить русский: язык Пушкина.

– Странно, что вы не сказали Достоевского.

– А я люблю Пушкина. Бабушка читала мне в детстве его сказки «У лукоморья дуб зеленый»! – засмеялась она.

Они сели в машину.

– Вам уже объяснили, в чем будет состоять ваше задание? – продолжила Элен уже серьезно.

– Ну, в общих чертах…

– Уверена, что завтра вы во всем разберетесь.

В тот день они не гуляли по Парижу, а сразу отправились в Пуатье. Станислав сел на переднее сиденье. Элен легко вывернула руль и включила радио. Станислав все время поворачивал голову в ее сторону. Хотя говорили они мало – лишь дежурные фразы («как долетели?», «что хотите посмотреть?»). Он улавливал тонкий аромат ее духов, рассматривал людей на улицах и строгие фасады домов. Тайком любовался острыми коленками своей спутницы.

Она часто шмыгала носом и пыталась оправдаться:

– Простите, много ездила с открытым окном и простудилась.

– Ничего страшного – отвечал он. И еле сдерживался, чтобы не прибавить: «Мне нравится все, что вы делаете».

Пуатье показался Станиславу игрушечным: маленькие дома с узкими окнами, заостренные крыши и возникающие как будто из ниоткуда готические башни. Неестественно ровные дороги, балконы с яркими цветами, словно из одной оранжереи, разноцветные вывески кафе и магазинов.

Отель располагался в самом центре. Маленький номер включал в себя еще и крохотный балкон. Отсюда открывался сумасшедший вид на островерхие крыши, узкие улочки и брусчатку мостовых.

Закинув в отель багаж, они отправились ужинать.

– Не могу же я вас голодным оставить! И мы просто обязаны выпить бокал бордо за знакомство.

С трудом верилось, что все происходит именно с ним. Совсем другая реальность. Незнакомые ощущения. И главное – острое желание неизведанности и непредсказуемости. Прекрасное и незнакомое чувство.

Несмотря на вино и поздний ужин, Станислав поднялся в пять утра – спать совсем не хотелось. Выпил кофе с круассаном, причмокивая от удовольствия, и быстро добрался пешком до звукозаписывающей студии. Пол покрывали маты, а каждая лингвистическая кабинка отделялась от соседней толстым стеклом.

Предполагалось, что предстоит трудиться две недели, чтобы осилить три тысячи звукосочетаний. За работу он принялся с азартом. Мир съежился до размеров студийных наушников и микрофона. Он не прерывался ни на минуту: только набирал воздуха, выравнивал дыхание – и снова к микрофону!

В конце дня неожиданно для всех выяснилось, что за восемь часов непрерывного труда записано все необходимое, рассчитанное на неделю вперед! Сотрудники студии и руководители проекта собрались вокруг и громко аплодировали Станиславу. Вот он, русский характер!

В следующие два дня пришлось дозаписать разные интонации, а потом он получил целых полторы недели парижских каникул!

Элен встречала его на вокзале Монпарнас. Все полтора часа пути Станислав нервничал. Конечно, предварительно он созвонился с Элен и попросил ее стать его экскурсоводом. А вдруг она согласилась только из вежливости? Вдруг ему все только показалось?

Но вопросы отпали сами собой, когда Элен при встрече на перроне сразу прильнула к его плечу. Ее глаза выглядели чуть влажными. Она долго молчала и казалась сильно растерянной. Станислав подхватил ее на руки.

Они поселились в отеле у Больших бульваров, откуда виднелась в окне Эйфелева башня. Завтракали в саду внутреннего дворика – ароматный кофе, сок, круассаны. Потом, держась за руки, выходили на улицу. Говорили о России, о книгах, о Волге. Ей все было интересно. Станислав рассказывал, как впервые оказался в театре, как отец учил его ловить рыбу.

Они пили вино и смеялись, обсуждали прохожих, сплетничали, ходили в кино. Станислав практически не понимал французскую речь в фильмах, но, главное, Элен была рядом! Он чувствовал ее дыхание и старался дышать в такт.

Они целовались и, счастливые, убегали из зала. Шли гулять и пить вино. Станиславу вдруг стало казаться, что по-другому уже и быть не может.

Однажды вечером, после прогулки по Сене и поедания улиток, она спокойно произнесла:

– Завтра приезжает мой муж. Я приеду проводить тебя в аэропорт. Ничего не говори и ни о чем не спрашивай.

Станислав уже не помнил, как вернулся в Саратов, в провинциальный театр, в столь простую и понятную жизнь. На столе в его кабинете лежала открытая книга француженки Симоны де Бовуар «Прелестные картинки» – прощальный подарок Элен. С подчеркнутой простым карандашом фразой: «Счастье точно самоутверждение жизни в собственной правоте…»

* * *

Станислав нажал пальцем на небольшую белую стрелку, и на экране «Айпада» появилась следующая фотография. Лувр – один из крупнейших музеев мира, но для Станислава имело значение лишь то, что они бывали там вместе с Элен. Вспоминалось, как он тихо нашептывал ей на ушко всякие милые глупости, стараясь прикоснуться к коже губами и вдохнуть ее аромат.

Иногда вдруг казалось, что он просто-напросто придумал столь яркий эпизод счастья. И что в настоящей жизни ничего такого случиться не могло, что все это был лишь сон, который он теперь так часто пытался вспомнить со всеми подробностями.

Но единственная, самая настоящая реальность проявлялась в этих фотографиях, особенно в одной, где они были вдвоем и смотрели друг на друга. Эту фотографию сделал на фотоаппарат Элен официант, когда после экскурсии в музей Орсе она решила, что Станислав непременно должен попробовать луковый суп. Именно эта фотография подтверждала, что все его воспоминания были реальностью и он не сошел с ума и ничего не выдумал. Эти двенадцать фотографий являлись его главной личной реликвией. И неопровержимым доказательством существования счастья в суровом окружающем мире.

Первую фотографию от Элен он получил на Новый год, после расставания в парижском аэропорту Орли. Элен до последнего не уходила из зала ожидания. Станислав не мог оторвать взгляда от ее глаз: долго изучал, словно хотел насмотреться впрок.

Двенадцать стало его любимым числом. Ведь тринадцати не будет никогда!

Последняя фотография была отправлена ему 9 сентября 2001 года. Местом ее отправки в первый и последний раз стал не Париж, а Нью-Йорк. Девятого сентября Элен прилетела в рабочую командировку «на крышу мира», а 11 сентября, ровно в половине девятого, она была на деловом завтраке в ресторане Северной башни Всемирного торгового центра.

Через пятнадцать минут «Боинг-767» врезался в небоскреб. Удар самолета пришелся на стены между девяносто третьим и девяносто девятым этажами. Столб пламени получился таким мощным, что, когда огонь устремился вниз по шахтам лифта, сгорели даже люди в фойе здания. А ровно в 10 часов 29 минут Северная башня рухнула.

Станислав хотел верить в лучшее: в то, что Элен погибла мгновенно.

Да – иногда лучшее выглядит именно так…

От мыслей его отвлек звук фортепиано. Он даже не сразу понял, что музыка доносилась из гостиной. Это играла Вера. Играла впервые за долгое время «Лунный свет» Дебюсси. Она играла немного неуверенно, как-то робко, но искренне. Станислав убрал «Айпад» в стол и вышел из кабинета.

Вера смотрела на него и улыбалась.

– Я пирог купила, лимонный, твой любимый. Пойдем чай пить? Небось проголодался тут один?

Лестница в небо

Денис с трудом поднимался по лестнице. Ноги гудели. Они втроем накрывали свадьбу сегодня, а потом без остановки бегали между столами. Гости постоянно требовали чего-то дополнительно, и нужно было вертеться. Не хотелось недовольных гримас и скандалов. В ресторане «Джакомо», куда Денис устроился работать еще в апреле, проходило много событий и свадеб в летние месяцы, так что лишний молодой человек со знанием английского не помешает, решила управляющая.

После перестройки один преуспевающий строитель отреставрировал усадьбу и подарил ее городу. Думал, что там музей организуют или что-то вокруг этого. Администрация города, вернее, ее глава, конечно, не растерялся – и продал усадьбу инвестору. А тот не нашел ничего более выгодного для себя, чем открыть в ней ресторан. Намерения были серьезными – с авторской итальянской кухней и интерьером в дворцовом стиле. Для этих целей пригласили шеф-повара из Тосканы, итальянца Умберто Тициано. Несколько лет он прожил в Царском Селе. Часто его можно было встретить на местном рынке в Пушкине. Он сам выбирал овощи и фрукты, пробовал, торговался с азартом и темпераментом, привычным для итальянцев. На рынке в Пушкине свои традиции, вернее, их там нет. Люди приходят купить продукты и пытаются делать это как можно быстрее, без удовольствия, а скорее, по необходимости. Летом Умберто ходил в белоснежной рубашке и льняных брюках, коричневых мокасинах на голую ногу. Элегантный мужчина на рынке в Царском селе подобен экспонату музея. Так на него и смотрели.

При словах «Buongiorno, signora» продавщицы расплывались в улыбке и предлагали попробовать все что угодно.

– Grazie, grazie, – говорил Умберто и совершал легкий поклон.

Владелец не терял надежды два года, а потом плюнул на все и передал ресторан в управление опытному менеджеру.

Гонорар Умберто никак не соотносился с посещаемостью заведения, и шеф-повар вернулся в солнечную Тоскану. Меню упростилось, цены снизились, и людей стало значительно больше.

Чувство усталости откликалось тянущей болью в мышцах, но спать, напротив, совсем не хотелось. Денис открыл дверь и прямо в кроссовках улегся на диван в гостиной. Включил музыку. Мама была на дежурстве в больнице, и можно было сделать звук погромче, как он любил. Вибрирующий голос, переходящий в фальцет, разрушил тишину. Последние несколько дней он слушал Radiohead[27]27
  Radiohead – британская группа, чей стиль традиционно определяется как альтернативный рок или арт-рок. Годом создания коллектива считается 1985-й. Дебютный мини-альбом Drill появился в марте 1992-го. Популярность пришла к Radiohead в 1993 году, послу выпуска альбома Pablo Honey. В 2005 году журнал Rolling Stone поместил Radiohead на 73-е место в списке величайших музыкантов в истории.


[Закрыть]. Ему нравилась манера исполнения Тома Йорка, его спокойное и в то же время нервное пение, а еще как он, словно индийская девушка в танце, покачивает из стороны в сторону головой.

В чем его секрет, часто задумывался Денис. Да, Том перенес в детстве несколько операций на глаза, чуть не лишился зрения. Но несчастья случаются со многими. Почему именно он? На свете полно обладателей прекрасных голосов, с яркой и харизматичной внешностью. Все это не о Томе. Индивидуальность? Никакие данные не заменят этого внутреннего света. Нужно вытащить из себя то лучшее, что есть. Можно быть маленьким человеком, забулдыгой последним, а уметь сказать миру что-то особенное, чего не скажет никто другой.

Заиграла Creep[28]28
  Creep – одна из самых известных и популярных песен Radiohead, выпущенная в сентябре 1992 года.


[Закрыть].

Именно под эту песню он целовался с Полиной и впервые увидел ее голой. Мама тогда уехала к подруге с ночевкой. Он выпросил у управляющей рестораном бутылку вина и пригласил Полину. Они болтали, произносили какие-то тосты. Денис думал о том, как будет гастролировать, а она будет вместе с ним. I’m a creep…[29]29
  Я зануда (подонок, ничтожество, дурак)… (Англ., сленг.)


[Закрыть] – уловив знакомые ноты, он приблизил свои губы к Полининым. Они оказались теплыми и влажными, а поцелуй – слишком эмоциональным и торопливым, от волнения. Полина закрыла глаза, а он смотрел на нее и словно ощущал в этой девичьей податливости всю ответственность за нее, за себя и за их совместное будущее. Денис дотронулся до груди Полины и немного робко, неуверенно начал расстегивать блузку. Пальцы, словно деревянные, с трудом справлялись с маленькими скользкими пуговицами. Она не убирала его руки и, казалось, доверилась ему. Когда он снял с нее бюстгальтер и перед ним предстали ее совершенные упругие небольшие груди, он почти улетел куда-то далеко. Это было круче, чем трава и любое бухло; он положил руку туда, где было жарко, и Полина вдруг замерла и зарыдала.

– Что… Что случилось? Что-то не так? Я сделал тебе больно?

– Тебе… Тебе только одно надо от меня. – Она заплакала еще сильнее.

– Ты что? Ты что? – Он гладил ее по волосам. – Полиночка…

Она вскочила и начала нервно застегивать бюстгальтер. Денис вышел, чтобы успокоиться. Когда он вернулся в комнату, Полина сидела на диване с бокалом вина и смотрела в окно.

– Можешь ты уже что-то другое поставить? Надоел этот заунывный голос. У тебя есть Агутин или Лепс?

– Нет. Прости, нет. Ты же знаешь… Могу поставить Coldplay?[30]30
  Coldplay – британская музыкальная группа, основанная в 1997 году в Лондоне. Играет в жанрах альтернативный и др. рок, инди, ритм-энд-блюз, электронная музыка.


[Закрыть]

Полина как-то странно улыбнулась, словно оскалилась, и ему впервые показалось, что она не так красива, как он думал раньше.

Спустя месяц был выпускной в школе. Одноклассники готовились к этому вечеру, девушки выбирали платья, а родительский комитет – место и меню. Казалось, родители больше ратовали за ужин, на котором мечтали увидеть своих улыбающихся повзрослевших детей. В отличие от ребят, многим из которых хотелось просто выпить и покурить, так чтобы никто не мешал и не стоял на шухере.

Полгода назад Денис чуть не вылетел из школы исключительно по своей глупости. Пили все, но именно ему приписали инициативу. Он ведь пригласил ребят домой, а еще включил электрогитару и, что называется, ушел в отрыв. Соседи сначала звонили в дверь, а потом вызвали милицию. Собирались у него, поэтому все обвинения и ответственность тоже пали на него. К тому же Денис решил продемонстрировать свои таланты бармена и угощал ребят коктейлями.

Мать, уставшая после смены, с осунувшимся лицом, сидела в кабинете директора. А та все повторяла:

– Вы понимаете, какой дорогой он пошел? Еще коктейли для всех готовил! Сам катится и других за собой тащит.

Мать молчала и слушала. Не спорила и не оправдывалась. Потом они остались с директором вдвоем в кабинете, и конфликт удалось с большим трудом уладить.

– Прости. Больше этого не повторится, – сухо сказал Денис по дороге домой.

Он пробыл на выпускном час, получил аттестат, а потом со своим другом, гитаристом Костиком, который был старше его на пять лет, уехал играть в бар на Рубинштейна, где у них был запланирован концерт. Народу пришло много, и присутствие людей еще больше заводило Дениса. Они здорово оторвались в тот вечер. За барной стойкой сидели две девчонки, ярко накрашенные, со жгучими черными волосами, тоже явно крашеными. Одна из них, чем-то похожая на актрису Эмму Стоун – такая же субтильная, с чуть выпученными глазами, но в целом в ней было что-то обаятельное, – все время смотрела на Дениса. Костя во время перерыва побежал за сигаретами, а «Эмма» с черными волосами поймала взгляд Дениса и поманила указательным пальцем следовать за ней. Она встретила его в туалете и, толкнув в кабинку, закрыла за собой дверь. Дальше все произошло так быстро и неожиданно, что Денис не сразу осознал, что стал мужчиной. «Эмму» после того вечера он не видел, но испытывал к ней чувство благодарности за легкость.

Теперь он начинал исполнять свой главный долг – долг перед самим собой.

Соседи забарабанили в стену. Они постоянно на него жаловались. Денис убрал звук. Свадьба прошла сегодня с огоньком, и публика приятная попалась, без жлобов и грубиянов. И музыка была замечательной: джаз, «Абба», даже «Пинк Флойд» на медляки ставили. Качество мероприятия Денис оценивал для себя по той музыке, которую выбирал заказчик. Почти каждую из мелодий он мог сыграть сам.

Приятно смотреть на счастливых людей, наблюдать за ними и хоть со стороны прикасаться к их счастью.

Денис сразу понял, что главное в работе официанта – не вступать в дискуссии и не спорить. В том и другом варианте проиграешь и уж точно получишь меньше чаевых, которые в России не обязательны, а значит, все зависит от настроения гостя и его доброй воли.

Денис скинул кроссовки и надел наушники, чтобы не раздражать соседей. Мама последнее время часто брала дополнительные смены. И дело было не только в деньгах. Какие там вообще в больнице деньги, если ты не имеешь подработок в клинике и не ведешь частную практику? Просто Лидии нравилось оставаться в отделении за главную, обходить больных вечерами, говорить с каждым, а потом пить чай в ординаторской. Да и вообще в больнице для нее была жизнь, которую она понимала. Кардиологом она стала сознательно. Ее дедушка умер от сердечного приступа. Все произошло слишком быстро, и скорая просто не успела, поэтому Лидия с детства решила стать врачом и помогать людям.

Денис посмотрел на часы. Стрелки показывали половину первого. Спит или не спит? Ему захотелось поговорить с Полиной, услышать ее голос, хотя бы ненадолго. Он знал, что она сова и не ложится раньше двух. Взял телефон и набрал номер.

– Алло, ты на часы смотришь? Вообще-то нормальные люди уже спят.

– Ну прости, просто захотелось услышать твой голос. А ты уже спишь?

– Да засыпала. Как свадьба?

– Да так, забавная. Вообще-то хорошая свадьба, счастливая. Знаешь, я заметил, что когда муж и жена счастливы – это видно, – то и гости… – Он хотел продолжить свою мысль, но Полина перебила его:

– Давай ты мне потом расскажешь. Я спать ужасно хочу. Сегодня рано встала.

– Да, конечно, давай. Пока…

Ответа не последовало. В ухо ударили тяжелые гудки.

– Пока… Пока… – тихо прошептал он.

Открыл фотографии Полины в соцсети и стал рассматривать. Через несколько минут он увидел, что она в сети. Какое-то внутреннее любопытство и злость, чувство обиды непроизвольно возникло в нем. Только через час телефон ее успокоился. «Ну и хорошо», – подумал Денис. Сколько можно уже в этих гонках с препятствиями участвовать. Они встречались уже год, но все чаще Денис понимал, что в их отношениях есть некая искусственность. Он словно готовится к тому, что потеряет ее. Полина хотела определенности, и парень-музыкант без ясного будущего был ей неинтересен.

* * *

За окном, монотонно барабанил тяжелыми каплями по подоконнику дождь. Свинцовое небо повисло над городом, образовав парашют из плотных серых облаков. Через капли дождя город выглядел размытым и похожим на полотна импрессионистов, с преобладанием серого цвета.

С трудом верилось, что на дворе лето и июнь только начался. К капризному лету в Петербурге сложно привыкнуть. Оно многолико и непредсказуемо, стремительно бежит вперед и врывается в холодный, темный ноябрь, когда между днем и ночью стирается разница – получается одна сплошная темнота. В этот период лето кажется почти невозможным и придуманным.

Из окон Юсуповского дворца между Почтамтским и Поцелуевым мостами открывается спокойный и тихий вид на Мойку. Этот дворец, снаружи не такой яркий и приметный, хранит свои истории, тайны и даже зловещее преступление[31]31
  В Юсуповском дворце в декабре 1916 года убили Григория Распутина – сибирского крестьянина, ставшего известным благодаря «дружбе» с семьей императора Николая Второго. О личности Распутина и его влиянии на императора до сих пор спорят историки.


[Закрыть]. До революции, или, как сейчас трактуют некоторые историки, переворота 1917 года, он принадлежал Юсуповым – богатому древнему княжескому роду, сыгравшему серьезную роль в истории России. Вот уж вокруг кого ходили легенды, домыслы, многие из которых были правдой, проявляющейся в изощренной истерии и пресыщенности избалованной аристократии[32]32
  Среди сотни крупнейших землевладельцев Российской Империи князья Юсуповы неизменно занимали лидирующие позиции. Их род начался от ногайского хана Юсуфа-мурзы, чьи потомки приняли христианство и служили верно российским правителям в течение четырех веков. Среди Юсуповых были министры, военные начальники, тайные советники, губернаторы и меценаты. Им принадлежали дворцы, имения, фабрики, многочисленные драгоценности.


[Закрыть].

Запас финансовой прочности позволял им тратить огромные суммы на содержание роскошных резиденций. Дворец на Мойке был любимым, он был их домом. Впрочем, так они его и называли – Дом на Мойке.

Анжела, организатор мероприятия – женщина за тридцать, миниатюрная, в строгом костюме, с тщательно уложенным каре, – поднялась по широкой мраморной лестнице. Последние два дня она только и делала, что поднималась с первого на второй этаж и спускалась обратно.

Организацией мероприятий Анжела занялась сразу после окончания института Герцена, где училась на психолога. В ее семье, как и во многих российских семьях, считали, что высшее образование нужно иметь при любых обстоятельствах как обязательное условие, чтобы тебя воспринимали всерьез в обществе. А дальше как пойдет, можно и просто выйти замуж, но с дипломом.

Пять лет Анжела изучала психологию и избавлялась от своих психотравм, которых оказалось немало. Тут ведь главное – начать, и они сами будут нанизываться на занозу, которую надо любым способом удалить, чтобы почувствовать себя счастливым или хотя бы свободным.

Работать психологом Анжела и не думала: собирать вокруг себя всевозможные и невозможные комплексы. «Не мое это…» – призналась она себе и на последнем курсе начала подрабатывать менеджером по организации праздников. Знания в области психологии помогали ей в общении с клиентами и, как следствие, в получении заказов.

В конце девяностых слово «праздник» и производный глагол от него – «праздновать» – приобрели совсем другие, невозможные в советское время, коннотации. Люди, работавшие в музеях – их называют музейщиками, – осознали свалившиеся, словно манна с небес, возможности своей, казалось, скромной деятельности, в которой теперь обнаруживались имперские масштабы. Все это совпало с желанием неожиданно и быстро разбогатевших «новорусских» увековечить свои дни рождения и юбилеи в интерьерах дворцов. Иностранцы тоже с радостью приезжали в Россию, особенно в Петербург, отпраздновать что-нибудь с особым размахом. Торжественно, романтично и к тому же значительно дешевле, чем в Англии, Франции или США. Многие тогда сразу смекнули, что на этом можно делать неплохие деньги без особых усилий и обязательств.

Анжела, несмотря на молодость, это тоже поняла и начала действовать самостоятельно. Тогда еще не существовало обязательных тендеров и сарафанное радио приносило больше пользы делу. Невозможно даже вспомнить, сколько мероприятий она организовала за эти годы, но такие, как сегодняшнее в Юсуповском, были редкостью.

Люстра с множеством хрустальных подвесок переливалась всеми цветами радуги. Только закончили оформление флористы. Запах цветов напоминал о том, что когда-то растения в кадках приносили во время балов из усадебных оранжерей. Лестница утопала в белых орхидеях. Если бы не уборщица, которая старательно пылесосила красную дорожку, можно было подумать, что вы оказались в прошлом.

– Ну надо же было так расстараться. Скоро дышать будет нечем, – недовольно ворчала она.

Персонал дворца давно привык к светским раутам, балам, концертам и приемам. Они проходили теперь, возможно, даже чаще, чем во времена Юсуповых. И уборщикам приходилось отчаянно намывать дворец до и после мероприятий. Бывали здесь и эксклюзивные концерты. На сцене Домашнего театра выступали оперные певцы, как когда-то Полина Виардо и Федор Шаляпин.

Юсуповский выбрали неслучайно. Гостеприимство и балы, которые давала эта семья до революции, были известны во всем мире. Дипломаты воссоздавали в своих записках эти роскошные, с азиатским налетом приемы. Слуги, разодетые в золотую парчу, запах французской кулинарии, смешивавшийся с ароматами роз в вазах и терпкими духами. Игра виртуозных скрипачей. Сотни свечей в хрустальных люстрах, отражающиеся в зеркалах. Ослепительное общество и дамы в самых дорогих и изысканных украшениях.

Анжела вновь поднялась по лестнице.

Из соседнего помещения доносились звуки квартета. Растрепанная рыжая девица, помощница Анжелы, носилась между залами. Повсюду был слышен ее крик. Каждый из команды знал, что делать, и выполнял свою работу. Излишний контроль рыжеволосой истерички всех раздражал. К тому же у нее был просто отвратительный голос. Но Анжеле так было спокойнее. Основная оплата должна была пройти после мероприятия, и в проколах никто не был заинтересован. Саму Анжелу нанял на это мероприятие английский филантроп – Джек Вилсон. Ее рекомендовала одна аристократическая английская семья – в Петербурге они праздновали помолвку своего старшего сына. Вилсон провел целое исследование. Он был увлечен историей рода Юсуповых, особенно Феликсом, эксцентричным князем, который, несмотря на свои бисексуальные наклонности, был женат на Ирине, племяннице последнего российского императора – Николая II. В отличие от своей матери – княгини Зинаиды Николаевны, – Феликс Юсупов вызывал неоднозначные эмоции и у современников, и у потомков. Одни считали его едва ли не мессией, другие – позором почтенного рода. В руки Джека попали мемуары Феликса, и когда он прочел о его забаве в Мавританской комнате[33]33
  Мавританская комната (гостиная) – одна из самых необычных в Юсуповском дворце. Первоначально она была оформлена в 1860-х гг. по проекту известного зодчего И. Монигетти. Позже, в конце XIX века, гостиную перестроили по проекту архитектора А. А. Степанова, и она получила название Мавританская. Интерьер комнаты является подобием «божественной Альгамбры» – шедевра испано-мавританского зодчества Гранады XIV века. Гостиную отреставрировали в 2015 году.


[Закрыть], то решил устроить благотворительный бал именно в Юсуповском дворце, где шалил его любимец. Почему ему так нравился именно Феликс? Он видел в нем что-то будоражащее, настоящее, что-то трансцендентное. Феликс был невероятно красив, унаследовал от матери холодные голубые глаза и благородные черты лица. Именно в его гарсоньерке был убит Распутин, влияние которого на императора и особенно на императрицу, как считают многие, было практически абсолютным. Джек расценивал это как необычайно смелый шаг, изменивший навсегда историю России.

В марте 1919 года Юсуповы покинули родину на борту английского линкора «Мальборо». Как оказалось, покинули навсегда. Старшие Юсуповы отправились в Италию, Феликс с супругой – в Лондон.

Бал в поддержку детей, пострадавших от насилия, Вилсон решил провести в Петербурге, в этом мистическом городе, полном тайн, трагических и прекрасных судеб; во дворце, где жил его герой.

К мероприятию готовились полтора года. Все хотели на бал в Петербург. Были здесь и знаменитые музыканты, топ-модели, артисты и самые щедрые меценаты, нескромно занимающие первые строчки рейтинга журнала Forbes. Для этой цели Джек арендовал самолет. Путешествие в russian style начиналось уже на борту. Шла трансляция «Доктора Живаго». Стюардессы, одетые в русские национальные костюмы, разливали водку и раздавали закуски, всё как в царской России.

Давно в Петербурге не происходило ничего подобного. Чтобы столько «селебрити», богатеев – и все в одном месте, да еще с таким антуражем.

Джек Вилсон под впечатлением от мемуаров разослал гостям приглашения со строгим дресс-кодом. Обязательное условие – тиара. И это условие было неслучайным. Последнее и грандиозное по размаху бракосочетание династии Романовых состоялось между Феликсом Юсуповым и Ириной Романовой. Притчей во языцех стала венчальная тиара юной невесты, которую изготовили мастера ювелирной фирмы «Картье». Благородная платина, мерцающий горный хрусталь, вереница бриллиантов и в центре всей композиции – величественный кристалл весом в 3,66 карата. Прекрасными геометрическими линиями выстроились сверкающие, словно зимние льдины, камни. Фотографией Ирины в тиаре Джек украсил приглашения. Тут же нашелся местный ювелир, предложивший создать копию.

Анжела постаралась предусмотреть каждую мелочь. Оформление цветами, меню, живые картины, музыку. Для этого она несколько раз приезжала во дворец, чтобы пообщаться с прелестной женщиной из научного отдела и просто измучила ее вопросами. О Юсуповых эта скромная дама знала все, или почти все. Она с радостью рассказала Анжеле о музыкальных и кулинарных предпочтениях четы. Нашла несколько сохранившихся с того времени меню. Подобрала фотографии фарфора. Анжела хотела отблагодарить сотрудницу музея, но та наотрез отказалась от денег, позволив уговорить себя принять в качестве подарка лишь небольшой флакон духов. Люди, работающие в домах-музеях, нередко постепенно начинают сживаться с теми, кто раньше жил в этих стенах. Анжела заметила, что у кого-то это проявлялось в благородстве, а кто-то начинал ощущать себя повелителем судеб.

Анжела с волнением наблюдала за перевоплощением. Официанты в отпаренных черных фраках, безупречно отглаженных белых рубашках и черных бабочках стояли наготове перед последним собранием.

Свет в залах приглушили и добавили голубого. Синий цвет выбрали тоже неслучайно. В эмиграции Юсупов время от времени устраивал благотворительные культурные мероприятия, с размахом былых времен. Подобный Синий бал он закатил в Альберт-холле, на который продали шесть тысяч билетов, что было неудивительно, ведь на нем танцевала сама Анна Павлова.

– Все готово, Анжела, не переживайте. – Парень в растянутой черной футболке подошел к ней и попытался изобразить подобие улыбки.

– Коля, прости меня, конечно. Ты не пробовал дезодорантом пользоваться или мыться?

Команда Николая была лучшей в городе по свету и звуку. Об этом знали все организаторы, включая Анжелу. В Юсуповском они работали много раз, понимали нюансы подключения аппаратуры и знали строгий нрав ответственного за пожарную безопасность.

– Я же всю ночь на монтаже был, вот и не успел душ принять. Сейчас все исправим, не переживайте. Сгоняю к другу, он тут на соседней улице.