Текст книги "Петрикор"

Анжела прошла дальше по анфиладе к театру. Режиссер – молодая, но очень способная девчонка, окончившая ВГИК, – буквально фонтанировала идеями, выстраивая живые картины. С ними всегда много мороки. Придумать нужно нечто такое, что не выглядело бы банальной или дешевой постановкой капустника – иначе это привело бы сразу к фиаско. Поэтому живые картины – целая драматургия. Костюмы шили специально для вечера, а в качестве персонажей выступали выпускники Вагановского училища.

Менеджер по кейтерингу проводила последний инструктаж с официантами. Репетиция выноса блюд уже прошла.

– Не подносите и не нагибайтесь слишком низко. Всегда наблюдайте и предвосхищайте желание, но не будьте слишком навязчивы. Следите за бокалами. Они не должны быть пустыми.

Елена работала в отеле «Европа» около пятнадцати лет и знала все в мельчайших подробностях. Официантов набрали из банкетной службы и нескольких ресторанов.

Денис первый раз работал на выезде. Пришлось приврать, что опыт у него есть. Он держал поднос с бокалами и чувствовал, как его руки дрожат.

– Чего ты трясешься? – Елена с подозрением посмотрела на него. – Первый раз, что ли? Давай возьми себя в руки, – строго повторила она. – И не трясись…

Тамара, главный редактор модного журнала, не могла пропустить это мероприятие и прилетела из Москвы специально на день раньше. Как всегда, она остановилась в «Астории». Кофе в ротонде был ее слабостью. К тому же номер с видом на Исаакиевский собор мало кого мог оставить равнодушным, даже ее, повидавшую многое на своем веку светскую даму. В жизни Тамары было много важных встреч, переговоров, и никто ровным счетом ничего не знал о ее прошлом. Сама она об этом не рассказывала и словно возникла из ниоткуда преуспевающей леди и владелицей модного «глянца». Да и сложно было представить, глядя на эту уверенную сорокалетнюю женщину, что она родилась в селе Покров недалеко от Москвы и до четырнадцати лет не бывала в столице.

Отличали Тамару любознательность и память – цепкая память, которая хранила каждую прочитанную книгу, каждый просмотренный фильм, каждую услышанную интересную мысль.

Теперь, когда она стала полноправной москвичкой, ее утро начиналось с медитации и запуска во Вселенную заученных аффирмаций. Несколько лет назад одна знакомая рассказала ей об Учении Абрахама. Тамара ничего не слышала о нем раньше и восприняла информацию с интересом, как все новое. Знакомая поведала ей историю об Эстер и Джерри Хмиксах, семейной паре, которой посчастливилось общаться с существами, чей разум и мудрость намного превосходят обычных людей, и Тамара поверила в эту идею. Поверила больше, чем всем святым, которых она всегда подозревала в неискренности. Приобрела книги Эстер и Джерри и пришла к выводу, что суть этого учения можно свести к поиску соединения со своей любящей внутренней сущностью. На специальный листок она выписала крупными печатными буквами цитату: «Ваша цель – сотворение собственной жизни» – и прикрепила его к холодильнику.

Год назад Тамара стала обладательницей просторной квартиры в двести квадратных метров на старом Арбате. Для этого пришлось продать квартиру на проспекте Мира, которую она купила спустя несколько лет после приезда в Москву, и добавить еще внушительную сумму, снятую с одного из своих банковских депозитов. Владелицей, главным редактором и лицом знаменитого «глянца» она стала в тридцать пять.

Теперь ей нравилась эта яркая, наполненная непредсказуемыми встречами и событиями жизнь – открытие галерей, премьеры фильмов, интервью и беседы со звездами, а после – шампанское, виски и кокаин, к которому она незаметно пристрастилась. Сначала казалось, что это просто продолжение вечера и снятие запретов.

Знакомство с кокаином случилось после открытия выставки модного художника Бори Штегеля. Небольшой компанией близких друзей они завалились к Борису в мастерскую на Арбате. Всего их было шестеро. Все в черном, как настоящие декаденты. Пили вино, говорили о живописи, потом перешли к кино и, конечно, Феллини. Стены в мастерской были покрыты венецианской штукатуркой, работы Бориса, большие и несколько эскизов к театральным постановкам, занимали все свободные от гостей поверхности мастерской.

– Тамара, вы смотрели «Сладкую жизнь»? – Борис был уже изрядно пьян.

– Да, и не один раз.

Тамара получала удовольствие от этой богемной обстановки, приглушенного света и пустой болтовни об искусстве. У нее имелось свое мнение о фильмах Феллини, и она знала, как его преподнести. Когда-то Тамара прочитала несколько статей об итальянском гении и теперь умело пользовалась этими знаниями при случае.

– А как вы думаете, почему он все время снимал Мастроянни?

– Ну как же, Боря. Удивляешь меня. – Галеристка и бывшая жена одного преуспевающего девелопера сидела в кресле и пила виски. – Он просто сорвал джекпот, ведь Марчелло был беспроигрышным вариантом.

– Вы считаете? – Тамара с некоторым удивлением посмотрела на галеристку. – Все намного прозаичнее. Мы придумываем мифы и постепенно сами начинаем в них верить. А миф начинает жить своей полноценной самостоятельной жизнью как ни в чем не бывало, – продолжила она. – В «Восемь с половиной» герой, которого играет Марчелло, на удивление похож на кондитерские мечты голливудских героинь, сдобренные бездарными представлениями о фрейдистской теории и осуществлении тайных желаний.

– По-моему, «Сладкая жизнь» – головокружительная ночная прогулка с представителями духовно бесчувственного высшего общества с Виа Венето, – отреагировала галеристка.

Борис наполнил бокал и сделал глоток виски, самодовольно, словно со стороны любуясь собой и тем, как произносит эту фразу:

– Нет ничего более трогательного, чем опустошающая финальная сцена с невинной молоденькой девушкой на берегу моря. Мне кажется, что «Сладкая жизнь» похож на черно-белую запись в личном дневнике.

Потом они спорили о том, что есть настоящая любовь. Тамара и не заметила, как на барном столике возникла белоснежная дорожка. Борис со знанием дела втянул порошок несколько раз.

– Будешь? – Он смотрел на нее блестящими глазами. – Очень чистый. Такого нигде не найдешь.

Тамара не хотела обнаруживать своей неопытности. Грациозно склонилась, отчего ее тяжелые рыжие волосы упали на лицо.

На бал у нее было приглашение на две персоны. По договоренности с организаторами Тамара должна сделать несколько разворотов в журнале о мероприятии, упомянув его благотворительные цели. Она долго думала, с кем пойти. Сначала хотела взять с собой молодого режиссера, с которым встречалась уже шесть месяцев. Для ее биографии это был долгий, даже рекордный срок. Последние три года она встречалась исключительно с молодыми. На это было несколько причин. Прежде всего ей было важно доминировать в отношениях – никаких указаний и абсолютное служение ей. Состоявшиеся мужчины на эту роль никак не подходили. Там нужно было стараться, завоевывать, очаровывать. Завоевывать она никого не стремилась. Подвигов ей хватало и на работе как владелице серьезного бизнеса и самого модного «глянца» в России. Осознание того, что она может закрыть дверь за мужчиной и дышать свободно, внушало ей чувство справедливости по отношению к женщинам.

На бал прилетали богатейшие люди мира, и Тамара подумала о кандидатуре Бориса Штегеля, у которого была безупречная репутация.

Александр Шер прилетал на бал днем, за несколько часов до мероприятия. С собой на борт своего самолета он прихватил Тома, увлеченного своим делом музыкального продюсера. Том был добрым малым и настоящим профессионалом, но последние несколько лет ему не везло. Не удавалось найти звезду, и он как-то сдал.

Слабостью Александра были теннис, гольф и женщины. Женщины для него всегда были лучшим проявлением того, что есть на этой земле. И дело не только в поиске новых наслаждений. Он, человек, прошедший многое и не потерявший открытости к жизни, находил интерес прежде всего в общении с женщинами. Когда он бывал в Петербурге, который, надо сказать, недолюбливал за его снобизм и переменчивую, слишком переменчивую погоду, то останавливался в отеле «Европа».

Мистический настрой города его тем не менее привлекал, и бал в Юсуповском как раз отражал эту сущность Петербурга.

Обычно Александр вставал в семь утра. Утренняя пробежка не менее пяти километров на свежем воздухе; если погода плохая, то беговая дорожка, хотя свежий воздух всегда предпочтительнее. Во время бега он ослаблял вожжи контроля над своей жизнью, жизнью своих близких и всего того, что успело разрастись в огромные корпорации, предприятия и инвестиционные компании.

Он мимоходом рассматривал людей, которые ничего о нем не знали, и в этом была интрига и игра. Иногда заходил в маленькие забегаловки выпить кофе в бумажном стаканчике и послушать разговоры за соседними столами.

Когда они приезжали с семьей в Хэмптонс, бегать вдоль океана было более скучно. Ему словно не хватало этой бурлящей энергии хаоса.

Даже в его частном самолете был установлен специальный беговой тренажер. Много лет назад Александр долго привыкал к этому состоянию выносливости, чтобы научиться выкидывать из себя все ненужное, освобождаться от лишних мыслей и переживаний, а главное, от этого невыносимого и угнетающего чувства страха. Бегать он начал давно, когда в двадцать лет только приехал в Нью-Йорк, никому не нужным эмигрантом. Именно страх, который он бережно хранил в себе, сближал его с каждым прохожим на этих улицах, где в любой момент могло произойти что угодно. Он хорошо помнил свое прошлое с одним душем на весь этаж и воскресным обедом в дайнере[34]34
  Дайнер (от англ. diner) – в США: дешевый ресторан-закусочная, обычно построенный как вагон-ресторан.


[Закрыть], который на тот момент был настоящим роскошеством. Прошлое, в котором не было свободы, не было доступных в любой момент самых красивых и соблазнительных женщин, но была вера в свою исключительность. Именно она давала силы не спать ночами, учить английский и готовиться к лекциям, а утром выталкивала за дверь убогой комнаты, где начиналась жестокая игра и настоящая жизнь без прикрас.

Невозвратное прошлое, невозможное настоящее и призрачное будущее – все это сплеталось в чувство неотпускающей тревоги. Именно так Александр Шер, которому было суждено стать одним из самых известных филантропов мира, начал бегать.

Он вставал в семь утра, даже если возникала возможность устроить себе свободу выбора в утреннем пробуждении и проснуться позже. Ведь именно об этой свободе он когда-то мечтал. Год назад во время своего шестидесятилетнего юбилея, который был отпразднован с размахом в клубе «Метрополитен» со звездами и знаменитыми музыкантами, неожиданно в разгар веселья он вышел покурить и вдруг понял, что больше всего хочет остаться в одиночестве. Александр незаметно обошел танцующих гостей и покинул банкетный зал. Он заметил, что жена оживленно разговаривала с полной дамой в золотом платье, демонстрируя всем свою безупречно-алебастровую спину, обрамленную фалдами легкого, почти прозрачного шелка. На центральной лестнице, украшенной специальными композициями, стояло несколько пар с бокалами, погруженных в беседы. Никто не обратил на Александра внимания. Он спустился в отдельный кабинет, который приготовили для него. Закурил сигару и закинул ноги на стол. Бизнес и бесконечный, непрекращающийся страх потерять влияние настолько ослабили его эмоции, что ощущение их становилось какой-то почти детской радостью. Кто были его друзья – все те же преуспевающие и преумножающие сильные мира сего, с которыми последнее время становилось нестерпимо скучно. Так хотелось порой выйти за пределы этой замкнутой шкатулки и вспомнить детство, юность, тихие улицы в Курске, где они в легких не по погоде куртках играли в футбол, а потом грелись в подъездах у батарей. Но даже небольшой намек на откровенность прерывался новым предложением и проектом. По-другому просто не получалось. Все от него чего-то хотели, только в разном объеме.

Последние несколько лет о нем говорили не иначе как о самом крупном филантропе. Кому Александр только не помогал. Строил библиотеки, больницы, поддерживал музеи, фестивали. Почти каждое утро он просматривал свою электронную почту, на которую приходили тысячи писем со всего мира. От родителей, детей, подростков, директоров музеев и театров, каких-то объединений и сообществ. Трудно поверить, но почти все он читал сам.

Ежедневная информация с биржи о курсах валют и акциях, звонки партнеров и управляющих директоров, предложения по новым инвестициям. Этих звонков он начинал бояться, как и друзей, каждый из которых предлагал что-то новое и оригинальное, но обязательно предлагал.

Когда ему позвонил этот сумасшедший англичанин со скандальной репутацией, он совсем не удивился, наоборот, даже обрадовался.

– Alex, how are you, my friend? It is Jack Wilson[35]35
  Алекс, как дела, мой друг? Это Джек Уилсон (англ.).


[Закрыть].

– Привет, Джек, рад слышать.

Александр с трудом узнал его голос. По телефону они разговаривали один-единственный раз год назад, когда оба участвовали в реконструкции национальной библиотеки в Нью-Йорке.

– Алекс, у меня тут возникла идея. Обещаю, будет весело.

– Ты уже заинтриговал. Давай выкладывай.

– Как тебе идея прокатиться в Петербург с хорошей компанией?

Алекс услышал смех Джека на другом конце. Характерный смех мужчины, довольного собой и своей жизнью.

– Я тут затеял благотворительный бал в Юсуповском дворце в Петербурге. Ты наверняка знаешь это место? – продолжил он, не дождавшись ответа.

– Конечно! Сказочно богатый род и скандальный Феликс, изменивший ход истории России. Кажется, он был женат на племяннице Николая II.

– Приятно иметь дело с образованным человеком. – Джек снова засмеялся. – Ты с нами? Генри поедет с женой, и Том Велес.

При упоминании имени Генри Александра передернуло. Этот самодовольный миллиардер внушал ему чувство брезгливости и неверия в его пуританские призывы, которые он высказывал в своих бесконечных интервью. А его костлявая жена, прикрывающая возраст нелепыми розовыми нарядами, и вовсе убеждала его в этом.

– А что за идея? – поинтересовался он.

– Благотворительный бал в поддержку детей, пострадавших от насилия. Знаешь, я за любой кипеж, пока это не касается детей. Мне тут недавно мой друг психотерапевт такую историю рассказал, я просто не мог…

Джек хотел продолжить, но Александр прервал его:

– У меня слабое сердце, Джек. Я согласен и без подробностей. Можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, дружище! Всю информацию передам через твою помощницу.

– Отлично! До встречи, Джек. Увидимся!

Поездка в Петербург в стиле «а ля рус» от Юсуповых, романтика доктора Живаго – почему бы и нет? Людей объединяет одна общая цель, и есть в этом своя магия – совершить что-то важное, хорошее, правильное. И какая разница, что за этим стоит, какой антураж.

Все остальное, кроме цели, должно быть весело, и это главное. Скуку Александр переносил с трудом. Все меньше любил общество своих ровесников, умудренных опытом и пресытившихся.

Ему нравились молодые, причем не только молодые, но и талантливые девушки, хотелось наблюдать за ними. Смелые и амбициозные мечты читались в их дерзких взглядах. Они еще не привыкли к компромиссам и ханжеству, еще не сдались и не отступили от своих мечтаний. Они еще не согнулись под тяжестью прошлых ошибок и не потеряли веры в то, что все возможно.

Как хотелось порой вернуться в это время, когда, несмотря на нехватку денег, скудную, однообразную еду, было желание вставать каждый день и побеждать, была такая жадность в каждом дне и так всего хотелось.

– Надо ехать. – Александр затянулся и откинулся в кресле.

* * *

Анжела прошла в небольшую комнату с кофе-машиной, отведенную для организаторов. Приготовила себе эспрессо, села в кресло и скинула обувь. Ноги гудели, как после тренажерного зала. Еще бы, столько раз по лестнице бегать туда-обратно. «Интересно было бы сосчитать, что-то я не догадалась», – пронеслось в голове. Телефон снова запиликал. «Лучше не расслабляться», – подумала она. Переодела коктейльное черное платье. Для таких целей у нее было несколько беспроигрышных вариантов.

Джек, уже изрядно выпивший, явился во дворец за полтора часа до приезда гостей.

Анжела ждала его у парадного входа на Мойке.

– Darling, how are you?[36]36
  Дорогая, как ты? (Англ.)


[Закрыть]

Он обнял Анжелу и поцеловал три раза – вроде как на русский манер. Так думают все иностранцы, она не раз замечала: бросаются при встрече расцеловывать, полагая, что это русская традиция. Хорошо, когда люди приятные, а если не очень? Медведи, водка, цыгане – все это сопровождает русский культурный фон, который лично к Анжеле не имеет никакого отношения. Она не любила медведей, не пила водку и терпеть не могла цыган и… целоваться.

– Надеюсь, все уже готово, дорогая? Гости сегодня очень привередливые, но я уже за завтраком начал их подпаивать. – Джек подмигнул и как-то по-идиотски хихикнул. – Входят в роль. Хи-хи.

– Хотите, пройдемся по дворцу? Покажу вам все.

– Ну, раз уж я сам несу ответственность за все это безобразие, – он снова хихикнул, – то очень хочу. Куда мне теперь деваться.

Джек улыбнулся, обнажая свои белоснежные зубы. И взял Анжелу под руку.

Лестница утопала в цветах, и все вокруг благоухало. Центральная люстра была подсвечена холодным голубым, от чего орхидеи казались просто волшебными.

– Great! Great![37]37
  Прекрасно! Прекрасно! (Англ.)


[Закрыть] Как у Юсупова. Я отправлял вам материалы о Синем бале. Я знал очевидцев. Говорят, это было незабываемо, незабываемо.

– А как там дамы? Наряды, наверное, просто ошеломляющие. Даже не представляю.

– О… Я видел несколько фотографий. Мне присылали по вотсапу. Это просто феерия. Бархат. Шелк. А тиары! Анжела, тиары стали просто хитом. Вот что значит правильно занимать людей. Богатых людей, – тут же добавил он. – На какое-то время у них появляется смысл. А смысл обрести, когда все уже есть, не так просто.

Анжела была сосредоточена, но смотрела на Джека с некоторым внутренним раздражением. На его буквально отполированную лысину. И еще этот чересчур резкий запах дорогого мужского парфюма. И его взгляд. Смотрит на тебя и будто сквозь. «Вот, значит, как прикрывают богатеи свою скуку – благотворительностью», – подумала она.

– Какой у нас квартет, полюбуйтесь. Думаю, что если не самый лучший, то уж точно самый красивый.

Джек с искренним интересом посмотрел на девушек, одетых в одинаковые платья в стиле ар-деко, с невероятными конструкциями в виде букетов цветов на голове.

– Какие хорошенькие! Где вы их нашли? Просто чудо! Придется забрать их с собой.

– Я всегда умею находить лучшее, – спокойно ответила Анжела.

Ей понравилась интонация своего голоса, и она мысленно поставила плюсик своей работе по развитию с модным коучем.

– Great! Great!

Джек потирал руки.

В гостиной их ждали «Орфей» и «Эвридика» – ученики Вагановского училища, застывшие, словно скульптура Родена, в любовной сцене.

– Фантастика! – Джек захлопал в ладоши.

В танцевальном зале «Виолетта» и «Жермон» исполняли «Застольную песню»[38]38
  Виолетта и Жермон – персонажи оперы «Травиата» итальянского композитора XIX века Джузеппе Верди. «Застольная песня» – знаменитый дуэт из второй сцены первого акта оперы.


[Закрыть].

«Солисты Мариинского театра», – как бы между делом обронила Анжела.

В соседней комнате репетировали ведущие – они изображали Феликса и Ирину. Анжеле даже пришлось устроить настоящий кастинг из актеров петербургских театров. В результате остановились на труппе Александринки. Олеся, недавно сыгравшая в большой премьере на исторической сцене, была воплощением грации и очень походила на Ирину, снимков которой было предостаточно на половине молодых в Юсуповском дворце. Ее голову украшала копия той самой тиары. На аукционе она будет разыгрываться, и деньги пойдут в фонд детей, пострадавших от насилия.

Феликса нашли среди балетных. Высокий, статный, он обладал необходимой для данного персонажа грацией и небесного цвета глазами, которые достались наследнику богатств от матери.

– Анжела, вы молодец! Они просто как с фотографии. В жизни даже лучше. Думаю, мы еще не раз поработаем.

– Благодарю, я старалась. Давайте все пройдет, а потом уже будете хвалить. Вы можете, кстати, подождать в комнате для VIP-гостей.

Джек и Анжела прошли в помещение, которое называли буфетной при театре. На тщательно выглаженной скатерти стояла икра на льду в серебряной посуде, стерлядь на фарфоровом подносе, оливье в маленьких тарталетках.

– Налейте мне водки. Знаете, Анжела, нигде водка так не пьется, как в России. Вы выпьете со мной?

– Что вы. Я на работе, а вы спокойно располагайтесь, ненадолго оставлю вас.

* * *

Денис с детства любил белые ночи. Подростком он часто лежал с открытыми глазами и мечтал. О разном. Каждый раз в этих мечтах он уходил от своей реальной жизни и воображал какой-то другой мир. Он помнил ощущение почти мистической свободы, которая проявлялась в дующем в лицо южном ветре и кружащими над головой чайками. Они словно звали его в этот неведомый мир. Намечтавшись, он засыпал под утро, и мать не могла добудиться его, таким сладким и светлым был этот утренний сон, не замутненный страхами тяжелых зимних ночей.

Сейчас, когда ему исполнилось восемнадцать и школа, экзамены остались позади, эта магия света звала его на улицу, предлагая встретить вместе рассвет, увидеть пробуждение природы и открыть для себя это торжество, внушающее уверенность в том, что в мире так много красоты. Что видит человек? Ведь это тоже его выбор? Небо на всех одно, как и деревья. И солнце. Оно ведь тоже светит для всех. Когда в двенадцать лет Денис впервые почувствовал в себе это состояние… как можно его описать? Предчувствие. Да, именно предчувствие того, что он скажет этому миру. Тогда он записал мысли в небольшой блокнот, который с тех пор хранился у него. Таких блокнотов теперь было много.

После происшествия на балу в самом начале июня он был настолько взволнован, что не мог спать. Как это произошло? Что это? Случайность или судьба? Может быть, действительно этот сценарий уже кем-то написан и теперь ему нужно только правильно сыграть? Сколько раз он читал и слышал, что путь к успеху лежит через удачу. А это – нужное время, нужное место и нужный человек. Несмотря на все страхи и неопределенность, Денис чувствовал, что вступил на свой путь.

Он должен использовать эту удачу, обязательно, во что бы то ни стало. Удачу, обнажившую так ясно его истинное и глубинное желание.

Подтверждение из университета он получил в мае, еще перед выпускными экзаменами, а теперь этот случай на балу… В НЙЮ, его не взяли. Не хватило ни знания языка, ни баллов, а вот другой университет в Нью-Йорке, тоже с хорошей репутацией, прислал подтверждение. Весь вопрос теперь упирался в деньги. И ведь не побоялся Денис написать этому человеку, который таким удивительным образом возник на балу. Главное, все матери объяснить, чтобы она не чувствовала себя покинутой. Несмотря на внутреннюю замкнутость и постоянную сосредоточенность, она была для Дениса самым близким человеком. Он знал, что мама всегда на его стороне. И это чувство понимания и принятия, которые всегда были между ними, важно было сохранить. Пятого сентября Денис должен быть в Америке. Разговор нельзя откладывать. Нужно дать ей время привыкнуть.

После очередной грандиозной свадьбы в «Джакомо» Денис решил пригласить маму в ресторан. Хотел провести с ней особенный вечер, на котором расскажет то, о чем не решался сказать раньше. Лидия работала последнее время без выходных. Главный кардиолог неожиданно серьезно заболел, и она временно замещала его. Денис набрал знакомый номер:

– Мама, ты можешь взять выходной?

– Выходной? Сложно, но всегда можно что-то придумать… Могу, – быстро добавила она. – Ты что-то затеял?

– А можешь завтра? Хочу пригласить тебя в «Джакомо». Сможешь?

– И даже не надейся, что откажусь. Я давно не была в ресторане, а уж тем более с таким кавалером. – Лидия почувствовала, что готова расплакаться.

– Тогда завтра в шесть идем ужинать. Целую.

– И я тебя. – Она нажала отбой.

Сын становился взрослым. Как-то легко и без ее участия сдал выпускные экзамены в школе, параллельно работал официантом. Лидия замкнулась в себе, словно специально отдаляя от себя Дениса и предчувствуя, что скорая разлука неминуема.

С мужем они развелись пятнадцать лет назад, когда Денису было три года. В памяти остались отдельные неяркие фрагменты, словно резанные ножницами слайды. Последний раз они виделись, когда Денису исполнилось шесть лет. В тумбочке в блокноте с его стихами была спрятана фотография, на которой запечатлены Денис с отцом и большим плюшевым медведем. Денис пытался несколько раз выяснить причину развода, но Лидия так и не смогла объяснить. Может быть, потому, что не знала ответа и сама не понимала этой причины. Других мужчин в ее жизни не возникло. Во всяком случае, Денис об этом ничего не знал. Отец уехал на остров Бали и жил новой жизнью, потеряв связь с сыном. Полностью «обнулился», сменил имя и фамилию. Об этом рассказал маме их бывший общий друг. Он не писал писем и ни разу не позвонил. Когда Денису исполнилось тринадцать лет, он пытался добиться от матери объяснения, злился и часто запирался в своей комнате. Ему хотелось понять причину, хотелось оправдать отца.

Потом обиды прошли, и он принял на себя роль мужчины в семье.

На следующий день Лидия надела коктейльное платье темно-вишневого цвета. Даже специально прическу сделала.

Она не любила, в отличие от многих женщин, черный цвет. «Носить нужно яркое, – повторяла она. – Черного в жизни и так хватает». Денис потом часто будет вспоминать этот вечер.

– Мама, ты сегодня очень красивая.

– Спасибо! Я старалась!

– Хочу, чтобы ты такой каждый день была. Тебе идет.

– Тогда будет неинтересно. Люди ведь ко всему привыкают и перестают удивляться. А удивлять надо.

В «Джакомо» они сели за столик для двоих в самом конце зала рядом с библиотекой.

– Вам понадобится меню? Или ты и так наизусть знаешь и расскажешь? – Официант подмигнул Денису.

– Давай меню, дружище. Пусть мама сама выберет.

– Может быть, ты мне что-нибудь посоветуешь?

– Ну… очень рекомендую лазанью. Наш шеф готовит ее отменно. Или салат с крабом, он здесь просто супер.

– Так и сделаю, лазанью… и вино. Вино сегодня обязательно!

Лидия внимательно посмотрела на сына.

– Что-то случилось?

– Ну почему обязательно должно что-то случиться? Вечно ты сразу о плохом. Просто хочу тебе кое-что сказать.

– Ты влюбился?

– Да при чем тут это! Мне хватило уже великой любви и страданий. Мам, у меня кое-что очень важное произошло. Я даже сам до конца не понял, как это случилось. Я все тебе расскажу по порядку. Мам, я хочу поехать учиться в Америку.

– В Америку? Так далеко? А как… Я, честно говоря… – Лидия замялась.

– Ты только не волнуйся. Я давно думал об этом. Даже загадал на Новый год. Мама, я хочу быть музыкантом. А вся индустрия, весь шоу-бизнес – в Штатах и Англии. Я год назад увидел клип Zucchero и Майлза Дэвиса Dune mosse. Переводится как «движущиеся дюны». Там фоном идет Америка, старая Америка, Чикаго, кажется. Понимаешь, это мое. Ну, мое место. Я чувствую. Дюны они всегда в движении и зовут. В Америку все приезжают найти себя, за своим путем. Там столько энергии вокруг. Это страна эмигрантов. И там тебя изначально как бы принимают.

– Ты хоть представляешь, что это за мясорубка? Не знаю, но мне кажется, чтобы стать музыкантом, не обязательно в Америку уезжать.

– Конечно, нет. Кому-то не обязательно. Но я этого очень хочу. Учителя в жизни очень важны. А какие у нас сейчас учителя. Я не о классической музыке. Понимаешь? Да и вообще я просто чувствую, что это мой путь.

– Давай вино закажем, а то я как-то не могу разобраться – волнуюсь или радуюсь. Не думала, что ты у меня такой скрытный и решительный.

Официант подошел к столу.

– Принесите нам, пожалуйста, по бокалу сухого красного. Что у вас есть?

– По бокалам рекомендую кьянти, беспроигрышный вариант.

– Да, принесите, пожалуйста. И я буду лазанью.

– А я «Маргариту».

– Спасибо. Значит, ты решил учиться в Америке и ничего мне не сказал? – Лидия взяла в руки салфетку и начала скручивать ее.

– Не обижайся. Я просто сомневался, что это реально и может получиться. Как все случилось, сам не понимаю. В марте я изучил, какие есть университеты, и выбрал два, в Нью-Йорке.

Официант принес вино и комплимент от шеф-повара.

– Давай выпьем за твое окончание школы, за твою смелость! А ты мне все про филфак говорил. Ну ты, конечно, даешь.

Вино приятно разлилось теплом по телу.

– Ну, давай продолжай.

– Мам, помнишь бал в Юсуповском? Я тебе рассказывал, где я официантом работал.

– Ну конечно. Там еще Стинг выступал, ты говорил, и все эти знаменитости были. А вино действительно хорошее. За тебя, мой родной!

– Это я за тебя хочу выпить. Ты у меня удивительная! Знаешь, всегда чувствовал себя с тобой спокойно.

– Спасибо! Что дальше? Почему ты про этот бал заговорил?

– Понимаешь… Я тебе тогда не рассказал. Не знаю даже почему. У меня на самом деле все прямо у лестницы закончилось. Закончилось или началось. Даже не знаю…

– Можешь ты объяснить как-то более внятно?

– В общем, гости этого бала. Там были знаменитости всякие, миллиардеры, девушки как с показа Victoria’s Secret. Я никогда не видел столько красивых людей вместе. Все входили с центрального входа и поднимались по парадной лестнице. Как в кино. Еще женщины в коронах или… не знаю, как это называется. В общем, они наверху лестницы собирались, на welcome. Пили шампанское, общались и ждали оставшихся гостей, чтобы потом пройти в театр. А официанты разносили в это время шампанское. У меня руки прямо реально тряслись. Какое-то время я даже тормозил. Знаешь, бывает такое от страха – ничего не соображаешь.

– Представляю, я бы вообще не смогла. Меня бы оттуда выносили. Так что ты – молодец.

– Да уж. Я поднимался с подносом по лестнице и зачем-то обернулся и увидел, как Стинг входит в парадную дверь. Можешь представить? Живой Стинг! В общем, я споткнулся и вместе с подносом налетел на мужчину, такого импозантного, в бархатном пиджаке. Он сначала испугался, а потом даже заулыбался. «На счастье», – говорит, по-русски кстати. «Правда, я теперь весь в шампанском. Но ничего. А стекло всегда на счастье бьется». На меня прямо столбняк нашел. Менеджер все видела и попросила меня отойти в сторону. И спокойно сказала, что я могу идти. Уверенные и самодостаточные люди. И я – как идиот. Не то чтобы зависть. Мам, пойми, я не завидовал. Просто мне так захотелось быть одним из них. Понимаешь?

– Одним из них, – тихо повторила Лидия.

Официант принес еду.

– Выглядит прекрасно. Надеюсь, так же вкусно. Ну и что дальше?

– Я пошел в подсобку. Попросил у одного официанта сигарету. Не смог сдержаться. Паршиво так было на душе. Вышел во двор, курю. Думаю о том, что случилось, и вдруг, представляешь, этот мужчина выходит. «Хочешь мои французские попробовать? Очень хорошие». – «Давайте. Никогда не видел таких». Я взял у него сигарету. «Чем занимаешься?» Он закурил и посмотрел на меня внимательно. «Да так. Официантом работаю», – ответил я и усмехнулся. «Ну, это я уже понял. А еще?» – «Школу окончил вот только. Я музыкант, хочу в Америку учиться поехать». – «Музыкант – это хорошо. Творческие люди меня всегда привлекали. А почему именно в Америку?» – «Учителя там хорошие. И потом, Америка, мне кажется, – страна возможностей». – «И принцип выживания там тоже соответствующий. Не забывай. А ты уже подал документы?» – «Да, и получил положительный ответ из университета». – «Какого?» – «Школы искусств в Нью-Йорке». – «Да, я его знаю. У меня там преподает знакомый профессор». – «Серьезно?» – «Абсолютно». Он докурил. «Вот, возьми мою визитку. Там есть электронный адрес. Было приятно поболтать. И да… Никогда не тушуйся. Многие из великих начинали с официантов. Удачи!»