Текст книги "Колымская сага"

Ирка Черненко

В классе во время занятий я сидела за одной партой с девочкой Ирой Черненко. Мы были ровесницы. Но она выглядела взросло. Красивые длинные косы, большие очаровательные голубые глаза, рост, весёлый общительный нрав делали её девушкой. На физкультуре она стояла в начале строя, а я в конце. Её школьная форма, всегда чистая и наглаженная, с белейшим воротничком, необыкновенно шла к ней. Училась очень хорошо. Она уже занималась сексом с мальчиками. Причём сразу с двумя, по очереди. Для этого после уроков, когда мы приходили в школу на подготовку домашнего задания, у этой троицы был в распоряжении кабинет физики. И там они любили наблюдать этот процесс друг за другом. И Ирке нравилось, когда они сменяли друг друга. Мальчишки были не интернатские. Преподаватель физики давала им ключи от своего кабинета. Они делали там уборку, протирали пыль, ставили на места приборы, готовили их к уроку. А физичке говорили, что им это интересно, что им нравится вместе делать уроки в кабинете физики, а дома родители не разрешают. После посещения кабинета физики Ирка прибегала возбуждённая, с горящими щеками. Об этих занятиях она рассказала в комнате девочкам. Но у большинства девочек были другие понятия о нравственности. К ней относились с брезгливостью. Нашим идеалом была Оля, чистая, скромная. Ирина никогда не рассказывала при ней о своих необыкновенных занятиях в кабинете физики в вечернее время.

Я сидела с ней за одной партой. Так мне досталось. Нас рассаживала классная руководительница. Я не видела в Ирке ничего особенного. Ну, девчонка и девчонка. Она называла меня своей подругой. Стремилась быть рядом, показать, что у нас общие интересы. Жила она в нашей комнате. Мальчикам было запрещено заходить в комнаты девочек. К тому же её друзья жили дома, в посёлке, не в интернате. А поселковые школьники вообще боялись приближаться к интернату и интернатским. Мы с ними встречались только в школе. Для выполнения домашнего задания нам было выделено время после обеденного сна, так называемого «тихого часа». Мы уходили в школу в отведённый для подготовки уроков свой класс. В это время Ирина успевала сделать уроки и встретиться со своими мальчишками.

Ирка позвала меня гулять на улицу. Было холодно. Мальчик, которого она пригласила для меня, не нравился мне. Я быстро от них убежала в тёплый интернат. Моя одежда не была приспособлена для прогулок зимой: чулочки, сатиновые шароварчики[15]15
  Шаровары, или шароварчики, – длинные сатиновые штаны, собранные по талии на резинку, каждая штанина внизу на ноге также собрана на резинку. – Примеч. авт.


[Закрыть], старое пальтишко. По почте я получила от этого мальчика записку: «Катя, давай с тобой дружить». Я ответила: «Ладно. Но это как?» И забыла. У нас был интернатский поход в кино. Коля сел рядом со мной. Погас свет, началось кино. Он взял меня за руку и стал её гладить другой рукой. Я вырвала свою руку и прошипела: «Дурак!» Потом полезла вниз под соседнюю лавку. Проползла под несколькими лавками, увидела свободное место и устроилась на нём. Больше с этим мальчиком мы не разговаривали. Это было ещё до появления Юры на моём горизонте. Но это сыграло в этой истории определённую роль.

Итак, Юра опекал меня, и я приняла это как должное, естественное течение событий. Мне было тепло и хорошо с ним. Никаких особых чувств не было. Даже разговоров таких у нас не было. Рассказы моей невольной подружки Ирки Черненко меня не тревожили, просто не будили в моей душе любопытства. Это было с ней. Меня никак не касалось. Перед отправкой в интернат мама мне кое-что объяснила про доступных девочек и что с ними бывает. Да и урок в первом классе интерната мне привил к этому определённое отношение. Но ей очень хотелось приобщить меня к своим любовным играм. Ей хотелось компании. Не знаю почему. Меня это не интересовало. Я её жалела и не понимала. Когда она с особым пылом рассказывала, как Славик её целовал в губы, а Валентин в пи, я не выдержала и спросила:

– Ирка, как ты дошла до такой жизни? Кто тебя научил? Это же мерзко!

Ирка расплакалась и рассказала о своей беде:

– Вы все меня не любите, считаете испорченной. А ты так вообще ничего не понимаешь. Уткнёшься в свои книги, тебе всё равно. Брат у меня есть взрослый. Мы на Колыму из-за него завербовались. Он что-то такое натворил. Его посадили и на Колыму в лагерь отправили. А когда он срок отсидел, его освободили, он пришёл домой к нам. А матери дома не было. Она на работе была. Вот он со мной это сделал. Наказал, чтоб я никому ни слова не говорила. И потом, когда я на каникулы приезжала, мы всегда с ним это делали. А когда он женился, то специально открывал дверь в комнату и показывал, как он с женой… ну это делает. А я уже привыкла. Я понимаю, что это стыдно. Но мне нравится. Ты не говори никому. А то моего брата снова посадят.

– Я ничего никому не расскажу. Но ты мне тоже больше об этом не рассказывай, – сказала я решительно.

– Но ты же моя подружка! – сказала Ирина с упрёком. – Мы сидим за одной партой. Живём в одной комнате. Вместе уроки делаем.

– В этом я тебе не подружка. Ясно?

– Ясно, – сказала она тихо.

И мы разошлись по разным углам. Если быть откровенной, мне было стыдно с ней дружить.

Но она была весёлая, всегда в компании авторитетных мальчиков. Один раз она разбудила меня ночью.

– Пойдём, я тебе покажу, как старшеклассники развлекаются, – зашептала она. – Одевайся. Бери учебники.

– А зачем учебники?

– Ну, как будто мы пришли к контрольной по математике подготовиться.

Было уже три часа ночи. Мы спустились на первый этаж, и пошли в столовую. Там горел свет. И за столами сидели старшеклассники. Кто-то писал сочинение, кто-то решал задачи. Некоторые сидели своей небольшой компанией и болтали, смеялись. Но не громко. Когда мы зашли с Иркой, нас сразу позвали мальчики. Я поняла, что Ирина была здесь не первый раз. За столом сидели два девятиклассника. Я их знала: переросток Тарновский и Иванов Коля, который мне предлагал дружить. Я сразу поняла, что это он просил Ирку привести меня. Мы сели к ним за стол. Ирка показала на учебники.

– У нас завтра контрольная по математике. Надо подготовиться, – сказала она серьёзно.

– Да брось, ты! Через полчаса все расходиться будут. Скоро повара придут. Давайте просто поболтаем, – сказал Тарновский.

Он, очевидно, здесь был заводилой. Тарновский начал что-то рассказывать. Все хохотали. Подошёл Юра. Его кто-то разбудил. Он был с учебниками, но не раскрывал их. Он оживился, стал разговаривать со всеми, хохотать. Видно было, что ему не по себе. Я, как всегда, молчала. Мне было неприятно, что мы в этой компании. Я решила уйти под каким-нибудь предлогом. Ирине я уже была не нужна, она была в центре мальчишечьей компании.

Я взяла потихонечку свои учебники и решительно пошла к выходу. Вышла из столовой, пошла к лестнице. Около лестницы меня догнал Юра. Он был взволнован, глаза блестели, и руки слегка дрожали. Он взял меня за руки и притянул к себе. «Ой! Сейчас поцелует», – пронеслось в моей голове. Сердце моё замерло, а потом забилось сильно-сильно, отчаянно забилось сердце. Мне показалось, что мы одно, что у нас одно сердце, что у нас одна кровь. Было очень страшно. И когда совсем близко я увидела Юрины глаза, передо мной внезапно возникло лицо Оли. «Ой, что же я делаю! Как мне не стыдно!» Я слегка отстранилась. Увидела недоумение в Юрином лице. И шёпотом сказала:

– Юра, ты меня извини. Но я дружу с Колей Ивановым.

Я оставила остолбеневшего Юрку и бегом побежала вверх по лестнице в свою комнату. Не раздеваясь, я легла на кровать. Мне было очень больно. «Что же я наделала?» Я вдруг поняла, что люблю Юру, что он мне нужен. Но теперь у меня его уже нет. Мне стало жарко, потом холодно. Меня била дрожь. Но в то же время я понимала сознанием, что сделала правильно.

Позавчера я зашла в комнату и увидела, что Оля плачет, а девочки её успокаивают.

– Оля, что случилось? – спросила я.

Оля встала и молча вышла из комнаты. Ирка Черненко мне объяснила шёпотом:

– Что ты притворяешься? Она же с Юркой дружила так хорошо. Они на уроках в школе сидели за одной партой. А теперь он сидит с Колей Ивановым и всё время с тобой. Ей же обидно.

После отбоя я долго не могла заснуть. Мама меня учила, что друзей нельзя предавать. Но как тут быть? Ведь Юра не предлагал мне дружбу, как Коля. Мы с ним ни о чём таком не говорили. А Оля очень хорошая девочка, можно сказать, моя подруга. Она всегда заступалась за меня. Понимала, почему я сплю под кроватью. Она сама нас познакомила с Юрой, наряжала меня, заплетала косички. Но вот сейчас должно было произойти то, что определит наши с Юрой отношения. И я солгала ему. Солгала из-за страха поступить нечестно по отношению к Оле. А по отношению к нему, к себе я поступила честно? Не было у меня друга, кроме него. Колька не имел ко мне никакого отношения. Я с ним ни разу и слова не сказала, после того кино, когда его дураком обозвала. «Ах! Зачем, зачем я так сказала Юре? Ведь это неправда. Всё пропало». Я не могла плакать, хотя крик рвался из души, невозможная боль первый раз в жизни рвала моё сердце.

Через некоторое время пришла Ирка.

– Что же ты ушла? Было так весело. Вставай!

Ирка взяла меня за руку и стала стаскивать с кровати. Я поднялась. Мы снова пошли в столовую. По дороге я увидела, что дверь Юриной комнаты распахнута настежь и он держится за ручку двери, просто стоит как истукан. А рядом с ним стоит Коля Иванов и тоже как истукан. И у них какие-то неестественно расширенные тёмные зрачки.

– Погляди на этих истуканов. Пошли зачем-то на кухню. Заварили себе чифирь, напились и теперь стоят как глухари, – сказала Ирка и захохотала во всё горло.

И я тоже захохотала. Мы пробежали с ней в столовую. Но там уже никого не было. С минуты на минуту должны были явиться повара. Все разбежались по комнатам. На обратном пути Ирка хохотала и что-то насмешливое говорила мне, когда мы пробегали мимо Юры и Кольки. Они продолжали стоять как чурбаны. Она высунула им язык. А я засмеялась. Я понимала, что смеяться мне было нельзя. Но меня душили слёзы, и вместо слёз из горла рвался без останова смех. Ирка кое-как успокоила меня.

Мы побежали спать. Скоро должен быть подъём. Тихонько пробрались на свои кровати. Ирка мгновенно заснула. А я какое-то мгновение стояла у кровати, прикованная к полу, настолько переполненная чувством утраты, что казалось, сердце разорвётся, сердцу было по-настоящему физически больно, меня била дрожь, мучил стыд. Утром я не могла встать. Я просто отвернулась от всех. Сказала, что у меня сильно болит голова. Не пошла на завтрак, не пошла на обед, не пошла на ужин. Пришла медсестра. Потрогала мой лоб, посмотрела на потухшие больные глаза, поставила какой-то укол. Я заснула.

Сейчас я не помню, как вышла из ступора. Я потеряла себя. Мне казалось, что я умерла. Я ходила на уроки, но не всегда. Спать опять стала под кроватью. Брала с собой книги, но не читала. Юрий куда-то исчез. Если раньше я встречала его, куда бы ни направлялась, то теперь наши пути разошлись и в прямом и в переносном смысле. Что делалось в нашей комнате, я не знала. Всё было безразлично. Одна Ирка Черненко постоянно таскала меня за собой. Я равнодушно ходила за ней, как привязанная. Дело шло к весне. Стаял снег. Все готовились к экзаменам. У меня по всем предметам намечались тройки. А по русскому языку выходила чистая двойка. Мне было всё внешнее безразлично.

Разбитое сердце

Ошарашенный Юрка медленно спускался с лестницы. Всё произошло так быстро. Только что он был охвачен желанием догнать её на лестнице и обязательно поцеловать. Такое желание возникало у него последнее время всё чаще. Но не было решимости. Он чувствовал и понимал её невинность. У него был некоторый опыт обращения с девочками и даже с девушками. Когда они приезжали с матерью на юг в Сочи, подруга матери буквально соблазнила его. Была близость с женщиной, которая вызвала у него брезгливость. Он избегал её. Был очень рад окончанию материнского отпуска, после которого они вернулись в Новокузнецк.

Встреча с Катей была совершенно иной.

Ольга рассказала об её образе жизни и почему она так откровенно и интересно ответила в вопроснике. Он представил её в этом подкроватном пространстве с фонариком и книгой. Он попросил Ольгу познакомить его с этой своеобразной девчонкой, с этой серой мышкой, как её называла Ольга. Когда Ольга привела её в красный уголок, в его душе возникло непонятное. Он увидел девчонку в переходном периоде. В ней пробивалась девушка. Тоненькая, круглое лицо, чуть припухшие губы, внезапно вспыхнувшие алые щеки, но главное – глаза, они блестели и горели каким-то притягательным светом. У него мгновенно возникло желание дотронуться до девочки. Поэтому он сразу пригласил её танцевать. Весь вечер он радовался, когда ему удавалось до неё дотронуться. Это была магия теплоты и блаженства. Они не пропускали ни одного танца. Все игры он старался быть рядом. Когда прозвенел первый звонок, отбой для младших школьников, он довёл Катю до двери её девичьей комнаты, пожелал спокойной ночи и не вернулся в красный уголок. Без неё там было скучно и нечего делать. Лег спать и мгновенно, засыпая, вспомнил, что он даже не поблагодарил Ольгу за это знакомство. «Какая же она серая мышка? Она – цветок, чудесный северный подснежник», – подумал он. На сердце было тепло и нежно, а главное – празднично.

С Ольгой они сидели в школе за одной партой. Были большими друзьями. Все свои сочинения он давал ей прочитать. А Ольга гордилась их дружбой, читала его произведения девочкам в своей комнате. Он становился популярным. Его считали талантом. И ему это нравилось.

Ольга была красивой девочкой. Он считал её своим другом. Но никаких нежных особых чувств она у него не вызывала. Ему льстило её внимание. Его одноклассники и даже старшеклассники ему завидовали. В этой обстановке симпатии и почитания его таланта жилось комфортно.

Но вот на его небе зажглась яркая звездочка. Всю ночь ему снилась Катя и их кружение в танце. Он смотрел в её глаза. Но никак не мог вспомнить цвет этих глаз. И даже во сне это его смущало. «Обязательно надо посмотреть цвет глаз», – пронеслось в его уже спящем мозгу.

Он больше ничего не хотел, ни поэтической и писательской популярности, ни внимания Ольги. Всё это отвлекало от его чувства. Ему надо было каждый день видеть Катю. Поэтому он постоянно стоял на её пути в школу и из школы, в кабинет для подготовки домашнего задания, на пути в столовую и обязательно в выходные и праздничные дни на пути в красный уголок. Он не мог преодолеть своего желания дотронуться до неё. Поэтому они везде ходили за руку. Вдруг на него накатило желание её поцеловать. Но всё было на виду. Рядом всегда были ребята. Единственное место, где они могли быть скрыты от посторонних глаз, вешалка. Ему хотелось схватить её за руку и уволочь за ряды пальто, когда там никого нет. И там целовать её. Он представлял, как это будет здорово, прижать к себе её крепенькое горячее тело, приникнуть к этим слегка припухшим губам, смотреть в её непонятные зелёные глаза, видеть вспыхнувший пожар её щёк.

Теперь он сидел за одной партой с Колей Ивановым. Он не заметил, как Ольга пересела к какой-то девчонке.

И вот случилось, что его ночью разбудил Коля:

– Идём в столовую. Там наших до полна. Все смеются, что-то рассказывают, весело. Даже девчонки пришли, Ирка Черненко с подружкой.

Юрий сразу понял, что подружка, это его Катя. Его охватило лихорадочное желание осуществить своё главное намерение. Сегодня, сейчас, он ей скажет о своих чувствах, он её поцелует, когда она пойдёт к себе наверх.

В столовой действительно у стола сидело много парней. Тарновский что-то смешное рассказывал. Ирка Черненко была центром притяжения. А Катя сидела с учебником чуть в стороне и молчала. Её не занимали истории Тарновского. Она встала и потихоньку вышла. Юрка побежал за ней. Лестница на верхний этаж была скрыта от всех глаз за стеной поворота.

«Как билось сердце! Я почувствовал освобождение от своего я, свет, чистоту и единение с этой юной душой. Мне казалось, что мы одно, что у нас одно сердце, одна кровь. С ощущением бесконечного счастья я догнал Катю, она остановилась, и я взял её руки в свои. Мгновение я ощущал это наше единение. Но вдруг она отстранилась. Она сказала, что дружит с Колей Ивановым. Я видел её глаза. Они говорили другое. И всё-таки я поверил её словам. Я обмер. На мгновение я умер. Потом медленно пришёл в себя. Она убегала вверх по лестнице», – так писал Юрий об этом событии в своём дневнике.

«Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! – думал Юрка. – Я всё время был рядом. Как это она дружит с Колей Ивановым? Когда у неё было время с ним встречаться?»

Он решил подойти к Николаю и прямо его спросить. Вернулся в столовую. Ребята уже расходились по своим комнатам. Он взял Колю Иванова за руку и повёл на кухню.

– Что это на тебе лица нет? – спросил Коля.

– Ты ответь мне правду. Что у вас с Катей? Вы дружите? Как? Когда?

– Да ничего у меня с Катей. Она мне нравится. Я как-то предлагал ей дружбу. Ещё в начале года. Она вроде бы согласилась. Но когда я в кино взял её за руку, она сказала «дурак» и полезла под скамейки. Больше мы с ней не разговаривали ни на эту, да и на любые другие темы. А потом появился ты. Проходу ей не давал. Я думаю, ты ей нравишься. Вы ведь везде ходите за руки. И она не вырывается и не называет тебя «дураком».

– Я не понимаю, – сказал Юрий, – она только что мне сказала, что дружит с тобой. Я очнуться не могу.

– Может быть, есть другая причина? Может быть, это из-за Ольги? Мне, знаешь ли, это тоже непонятно. Тревожит. Я ведь уже решил, что у меня нет надежды.

Ребята стояли около кухонного стола, на нём лежали продукты. Около них была пачка чая.

– Давай сделаем себе чифирь, – предложил Юрий.

Они быстро засыпали чай в большую железную кружку, залили его кипятком из титана. Подождали пять минут, разделили и выпили.

– Слушай, Юрка, мне больно сердце. Идём в комнату.

Ребята дошли до своей комнаты, открыли двери, но почувствовали такую слабость, что вцепились в эту дверь и так и остались стоять.

В это время мимо них пробежали Ирка Черненко и Катя.

– Смотри, Катя, вот придурки. Заварили себе чифирь и стоят как чурбаки, за дверь уцепились.

Она громко захохотала. Катя тоже смеялась вместе с ней. На обратном пути они вновь хохотали. И Ирка опять сказала:

– Погляди на этих истуканов. Стоят как чурбаны.

Она высунула язык и опять захохотала. И Катя снова смеялась вместе с ней. Это было ужасно для Юрия. В такую минуту увидеть и услышать этот смех.

– Нет, ты больше не увидишь меня таким. Смешным истуканом я больше не буду, – думал Юра позднее.

Его сердце было разбито. Но никто об этом не узнал. Он снова стал сочинять. Вновь подружился с Олей. Свою боль и разочарование он выливал на бумагу. Появились короткие рассказы о несчастной любви, о девичьем предательстве.

Мальчишки откуда-то узнали, что Ирка Черненко подстилка, занимается чем попало в препараторской в кабинете физики. А Катя за ней ходит хвостом. О ней такого не говорили. Но весной он увидел, как Катя зашла за школу с Вадимом Лоретовым и они скрылись в лесу. Вадим был видным парнем, девчонки по нему сохли. Но при чём здесь Катя? Было вдвойне больно и обидно. Теперь он обходил Катю стороной. Нет, он не даст повода для насмешки. Его сердце болело, его гордость была уязвлена. Он понимал, что Коля Иванов не имел никакого отношения к их разрыву. Но в то же время насмешки Ирки Черненко и Кати в эту ночь были несовместимы с его любовью и дружбой с Катей. Как она могла насмехаться над ним и его заботой, его такими тёплыми и сильными чувствами?

Смерть Сталина

Пятого марта 1953 года все услышали страшную весть о болезни Сталина. Всех школьников и учителей, всех служащих школы собрали в актовом зале. На общешкольной линейке директор школы объявила о тяжёлой болезни нашего вождя. Из Москвы шла почти непрерывно трансляция о тяжёлом состоянии Сталина. Занятия в школе отменили. Интернатские вернулись в интернат. Несколько раз всех собирали на скорбные минуты в интернатской столовой. Учителя и воспитатели плакали. У меня было впечатление, что рушится мир, что будет дальше неизвестно. Я не ощущала в душе никакой скорби. Но раз плакали учителя, мы, интернатские дети, стояли молча, понурив голову, значит, будет что-то ужасное. Мне было стыдно за своё бесчувствие. Некоторые девочки тоже плакали. Я наклонилась и намазала глаза слюнями и натёрла их докрасна. В соседнем ряду стояли мальчишки. Неожиданно я заметила смеющегося Тарновского. Когда нас отпустили, мы молча шли по коридору. Я его догнала и сказала:

– Тарновский, ты дурак? Люди плачут. А ты смеёшься.

Тарновский посмотрел вперёд белыми глазами, скривился.

– Это вы все дураки. Думаешь, я не видел, как ты натирала глаза и мазала их слюнями? Да он уже сдох. А людей мучают.

Мне стало стыдно и жарко. Я бегом побежала в свою комнату. Все девчонки молчали, прятали глаза. Следующий день был ужасен. Мы слушали известия о состоянии вождя, воспитатели плакали. А когда объявили о смерти Сталина, наша воспитательница завыла в голос. Её еле успокоили.

Потом мы слушали по радио, как проходили похороны в Москве. Это была трагедия, всенародная трагедия. Мальчишки спорили, кто заменит Сталина: Ворошилов или Молотов. Но оказалось Маленков.

Постепенно напряжение спало. Никакого крушения не произошло. Жизнь вошла в свою колею. Возобновились занятия. Было как-то странно. У меня в голове возникали кощунственные мысли: «Умер Сталин, все думали, что трагедия, а трагедии нет. Люди живут, как жили. Просто он был уже старенький». Я очень быстро это всё забыла. У меня была своя тоска.

Через год, когда я жила уже дома, однажды ко мне в гости пришёл одноклассник Женя Лобачёв. Он шёпотом рассказал, как дома они слушают радио «Голос Америки». Там была передача о культе личности Сталина, о разоблачении культа Хрущёвым. До нас ещё не дошло, но там говорили, что в Магадане огромный памятник Сталину отволокли и сбросили в море.