Текст книги "Колымская сага"

Часть пятая. Мяунджа – большое сердце Севера

Начало строительства Мяунджи

Объект Д-2 создавался по решению Совета министров СССР – энергетическая база горнопромышленного района Дальстроя. Позже это безликое название сменили на Мяунджа, в переводе с эвенского «большое сердце». В 1949 году в долине реки Аркагалинка началось строительство мощной электростанции. Вместо многочисленных маломощных и неэкономных турбоагрегатов, локомотивных, дизельных и других электроустановок забилось одно мощное сердце, обеспечивающее электроэнергией колымские прииски, предприятия, посёлки. История строительства достойна отдельного описания. Можно многое рассказать о напряжении человеческой мысли, решении технических и прочих задач строителями. Это интересно, я бы сказала: захватывающе интересно. И всё-таки самое интересное – это люди, их воля, преданность своему делу, своему краю.

На месте, где сейчас высится главный корпус АрГРЭС, была тайга. Строительство не ограничивалось только оборудованием станции, вместе рос и поселок Мяунджа, постепенно превратившийся в один из лучших населенных пунктов Колымы.

Школа

Итак, на Мяундже открыли школу. Каждое утро на центральную улицу одного из соседних посёлков подходила специально оборудованная для перевозки школьников машина. Школьники залезали в неё, усаживались поудобнее, ехали в школу на Мяундже. Это была большая грузовая машина, на кузов которой сделали короб надстройки. Вдоль бортов прикрепили лавки. В центре стояла чугунная печка. Её растапливал шофёр перед выездом. Он собирал детей. Первыми загружались школьники Аркагалы. Там были не только маленькие, но и взрослые ребята. Они следили за печкой. Затем машина подъезжала на Старый Кадыкчан, забирала школьников. А затем на Новый Кадыкчан. За время пути в машине уже становилось тепло. И так каждый день мы ездили в школу. После уроков все ждали друг друга в школе. Уроки заканчивались. Машина развозила учеников по домам. На дорогу уходило приблизительно полчаса, иногда минут сорок. Дети и родители были довольны: не нужен был интернат, все жили дома.

В нашем классе училось всего шестнадцать человек: в прошлом интернатские отчаянные ребята. Была особенность: пятеро бывшие москвичи, пятеро бывшие ленинградцы. Они всегда соперничали между собой. Ленинградцы считали себя потомственной интеллигенцией. Между собой они называли себя питерцами. Москвичи были столичными штучками, они гордились своими родителями, специалистами высокого класса. Надо сказать, что в нашем классе учились дети главного инженера Энергостроя Дрынова, брат и сестра, Валерка и Валя. Они не были близнецами, были погодками. Валерка – старший. Нос они не задирали. Кто их отец, мы узнали позднее, когда нам вручали аттестаты об окончании школы. Я была у них в гостях, когда родителей не было дома. Жили они не богато. Очевидно, родители были заняты в основном работой. Валя и Валерка сами всё делали дома. Учился в нашем классе Славка Гурвич. Его отец Роман Моисеевич Гурвич был главным инженером станции. Славка вообще был очень тихим скромным мальчишкой. В основном молчал.

Кроме москвичей и питерцев в классе училось несколько человек с необычной судьбой. Это в основном аркагалинцы. Прежде всего, у нас училась настоящая немка, Нелли Мазур. Её семья до войны жила в немецком Поволжье. Когда началась война, отец сразу ушёл добровольцем на фронт. За ним ушёл старший сын. Оба были коммунистами. Мать с младшим сыном и маленькой Нелли всю войну провели с фашистами. В результате отец и старший сын остались жить и работать в Восточной Германии. А мать, младший сын и Нелли оказались в России на Колыме. Об этом нам рассказала сама Нелли. Она была высокая, здоровая, с круглой физиономией и чёрными как смоль волосами, которые заплетала в тощие косички. Её отличала высокая грудь и толстая попа. За одной партой с ней сидел Юрка Токменин. Все знали об их взаимной любви. Странная это была пара. Токменин – высокий и тощий, с тоненькими усиками над тонкими губами. Это была шумная пара, всегда готовая пошуметь на уроке, а ещё лучше организовать весь класс на побег с уроков. Юрка, не стесняясь, рассказывал, как дурил мать. Она поставила жбан с брагой под его кровать, чтобы отец не выпил всё до праздников. Юрка просверлил в пробке дырку, вставил туда тоненький шланг и потихонечку перед сном накачивался зельем. Когда мать хватилась, там почти ничего не было.

Ещё один мальчик сидел на задней парте. Худенький, невысокий, одна нога короче другой. Необыкновенными были его яркие голубые глаза с длинными девичьими ресницами. Мы узнали, что его родители бывшие зэки. Мы его уважали и жалели. Он был очень правильный и совестливый.

Девочка – дочь бывшего полицая с Аркагалы, Медвецкая Бронислава, маленькая и слегка сутулая, деревенщина и по внешности, и по поведению. Мы все относились к ней с пренебрежением. Но наш главный отличник москвич Лёва Романовский относился к ней дружески, сидел с ней за одной партой, помогал в учёбе.

Ещё один взрослый парень – Валерка Волков и его сестра Рита. История этой семьи интересна. Их отец был танкистом. Началась война, и он погиб в первых боях. Через два месяца мать вышла замуж за друга отца, тоже танкиста. Они жили в Орле. Мать была оставлена в городе для нелегальной работы в помощь партизанам. Она устроилась работать в немецкой комендатуре. Держала постоянную связь с партизанами. Когда освободили Орёл, ей пришлось переселиться на окраину города и теперь скрываться от своих. Однажды её опознала женщина. Назвала немецкой подстилкой и заявила в наши органы. Так они оказались на Колыме. На окраине Старого Кадыкчана ей помогли построить дом. Она недолго прожила там одна. Красивая была женщина. Вскоре она вышла замуж за бывшего лётчика. Он был из сосланных. История его мне не известна. Он был отчимом Валерки и Риты. Относился к ним как к своим детям. Сергей имел награды, кажется, орден и не один. В плену он не был. Причина, по которой он попал на Колыму, не понятна. Но он одним из первых был реабилитирован после смерти Сталина. Очевидно, его жизнь была поломана из-за чьей-то подлой ошибки. Марию Константиновну, мать Риты и Валерки, после реабилитации он бросил. Даже адреса не оставил. Она очень переживала.

Валерка сразу взял надо мною шефство. Занял первую парту на боковом ряду, взял меня за руку и посадил рядом с собой. Однажды на перемене сказал мне:

– Когда ты вырастишь, я женюсь на тебе и буду кормить тебя сыром.

Этого я вынести не могла. Я полезла в драку. Хотела поцарапать. Но он поймал мои руки и держал их крепко, так что поцарапать его не удалось.

– Зачем ты мне нужен. Я тебя не люблю, а сыр ненавижу.

– Это скоро пройдёт. Сыр вкусный. А я всё равно на тебе женюсь.

Это было сказано при всём классе. Теперь ни один мальчик не мог даже взглянуть в мою сторону. А мне было просто стыдно. Но вскоре я про этот случай забыла и мы стали нормальными друзьями. Он приходил к нам в гости. Мы вместе учили уроки, читали одни книги, танцевали на школьных вечерах. Моя мама всегда стремилась накормить Валерку.

Мы сидели тихо на уроках у Лидии Ивановны Волковой – директора школы, преподавала она русский язык и литературу. Сидели тихо потому, что её уроки были интересны. Она умела так преподать нам литературу, что даже в каникулы мы ездили к ней на её литературный кружок. Ещё мы работали у Василия Михайловича, он вёл математику и физику. Он тоже занимался с нами кроме программных уроков дополнительно. Тем, кто соображал, давал дополнительные интересные повышенной трудности задачки. Я всегда стремилась их решить. Иногда сидела над ними дома допоздна. Тогда мама подходила ко мне и приносила попить чай и что-нибудь вкусненькое. Я рассказывала ей суть задачи и как думаю её решить. И вот внезапно решение становилось ясным.

– Мама, ты гений, я решила!

Мама смеялась. Ведь она и слова о задаче не говорила. Но я была уверена, что это она принесла подсказку.

Доставалось от нас учителю черчения. Не помню, как его звали. Но фамилия его была Пчёлкин. Небольшого роста, худенький, более похож на мальчишку, чем на учителя. Он был чукчей. Поэтому имел забавный акцент и не знал по-настоящему русский язык. Чертежи он делал на доске. При этом просто проводил нужные для чертежа линии и говорил: «отсюда сюда, отсюда сюда». А для чего это «отсюда и сюда» не мог объяснить и сам не знал. Мы должны были проводить в своих чертёжных альбомах эти линии и не интересоваться, что это и для чего. Естественно, очень скоро мы стали веселиться на его уроках. Когда он отворачивался от класса, чтобы провести линию отсюда сюда, мы прыгали, перемешали парты, играли в «замри – воскресни». Закончилась первая четверть. Он выставил нам в журнал всем двойки. С этим стали разбираться. На родительском собрании кто-то сказал, что учитель поставил себе огромную двойку. В школе его оставили. Но выговор он получил по полной. И вот его первый урок в следующей четверти. Учитель зашёл на порог класса. Сказал: «Здравствуйте, дети!» Дети в хохот. Он прошёл к столу. Дети смеялись, ходили между партами, разговаривали между собой. Бедный чукча позеленел, потом покраснел. Потом заорал:

– Тихо!

Но никто на него не обращал внимания. Пчёлкин был возмущён до глубины души:

– Вы барсуки, вы негодяи!

Он хотел сказать «барчуки». Но у него вышло «барсуки» Класс хохотал громко, до хрипоты. Бедный чукча выбежал из класса. При этом нельзя было понять, что он кричал. Было понятно одно, что больше он сюда не заявится. И тогда наш Саша Гундяев вышел со своей задней парты, прошёл к учительскому столу и негромко сказал:

– Тихо. Успокойтесь. Вы понимаете, что сейчас вы поступили низко. Вы не только унизили человека. Вы ему поломали жизнь. Надо найти его и извиниться. Он же чукча. Многого ещё не понимает.

Все замолчали. Всем стало стыдно. В классе у нас был ещё один правильный человек, наша староста класса Таня Климова. Она подошла к Саше и сказала:

– Саша, ты прав. Я сейчас побегу за ним, извинюсь за класс. Попрошу его вернуться.

И она выбежала из класса. Но вскоре вернулась.

– Дежурная на входе сказала, что он оделся, убежал из школы. А её просил передать директору, что больше никогда не вернётся.

В этот день мы были тихие, задумчивые. Нам было стыдно.

Ещё мы доводили преподавателя истории и географии. Пожилая женщина не знала ни истории, ни географии. Объяснение она проводила, не отрывая взгляда от учебника. Часто просто давала задание читать урок в книге. Нам было стыдно мучить её на уроках. Поэтому чаще всего мы отвечали урок так же, читая по книге. Она не протестовала. Но после второй четверти её убрали. К нам пришла молодая красивая девушка, москвичка, и в нашей школе у неё была преддипломная практика. Москвичка сразу нас заинтересовала своими необычными уроками. Она рассказывала то, чего не было напечатано в учебниках. Выслушав наши ответы на следующем уроке, она заявила:

– Вы совершенно не умеете мыслить логически. А без этого нельзя поступить в высшее учебное заведение, в институт. До десятого класса вам надо научиться думать и анализировать. У вас ещё есть время. Давайте остаток восьмого класса и девятый и десятый класс, учиться думать.

Мы задумались и стали у неё учиться. К каждому уроку она давала нам свои вопросы, и мы должны были ей на них разумно отвечать. Кроме истории и географии она преподавала у нас физкультуру. Климат у нас суровый. Занимались мы в спортзале. Кроме лёгкой атлетики она ввела бальные танцы. На уроках физкультуры мы старательно вытанцовывали бальные танцы (падеспань, падеграс, падепатинер, польки и вальсы – фигурный вальс, вальс-миньон, венский вальс). Как я потом поняла, это были бальные танцы прошлого, ещё дореволюционного времени. Мы её обожали.

В посёлке построили Дом культуры. Конечно, в первую очередь это коснулось школы. Первый концерт давала школа. Зал был полон. Мы выходили на сцену и увлечённо пели, танцевали, рассказывали стихи, поэмы. Нам отвечал своими аплодисментами благодарный зал. На первом концерте я читала со сцены Пушкина «Письмо Татьяны к Онегину». Зал слушал, затаив дыхание, трогательное признание в любви юной тоненькой девочки. После этого меня пригласила в свой самодеятельный коллектив директриса кадыкчанского клуба. В День Победы я читала со сцены на Кадыкчане Константина Симонова «Был у майора Деева товарищ майор Петров…». И когда раненый Лёнька кричал: «Немцы бегут, нажмите, дайте море огня», – заплакал парень на первом ряду и раздались аплодисменты. Я стала популярна.

Дом культуры на Мяундже – легендарное место. В Мяунджу зачастили на гастроли магаданские и московские артисты. Магаданцы не уступали москвичам пальму первенства. Запомнился концерт Вадима Козина, который, отбыв свой срок заключения, не захотел покинуть Магадан. Старого болезненного артиста поддерживал аккомпаниатор. Он широко развёл руки, расправил плечи, преобразился и запел:

– Милая, ты услышь меня…

Он пел и пел. И люди видели слёзы в его глазах, и всем было грустно и хорошо.

После смерти Сталина в клубе работала комиссия по пересмотру дел заключённых.

Каждое утро конвой приводил группу заключённых. Из клуба они выходили свободными. Под амнистию попало много уголовников.

Однажды в нашей школе произошёл ужасный случай. В младших классах уже закончились уроки. Наша машина ждала, когда закончатся уроки у старшеклассников. По дороге мимо школы проходили два бывших зэка. Они о чём-то поспорили. Очевидно, спор был нешуточный. Они зашли в школьный вестибюль, вытащили ножи и стали драться. Дети замерли, прижались к стенам. Взрослых в вестибюле не было. Вскоре один из зэков воткнул другому нож под кумпол головы. Крышка слетела. Зэк упал, мозги рассыпались, хлынула кровь. Зэк-победитель вытер нож об одежду поверженного. Спокойно вышел из школы и продолжал свой путь.

Дети замерли. Но одна маленькая девчушка громко завизжала. На визг прибежали учителя и уборщица. Уборщица схватила швабру и ведро. Директор позвонила куда следует. Быстро приехал солдат с лошадью, убитого погрузили и увезли. Уборщица убирала и плакала.

В вестибюль школы зашёл наш шофёр, скомандовал детям аккуратно идти за ним. Забрал старшеклассников. Хорошо, что следующий день был выходной. Было время отойти от происшедшего. После этого случая школу закрывали на замок на время уроков. На дежурного у дверей не надеялись.

Далее спокойно закончился восьмой класс. Наступили летние каникулы. В школе по этому поводу устроили праздник. Мы танцевали в актовом зале выученные на уроках физкультуры бальные танцы. Танцевали увлечённо. Долго не хотели расходиться. Не заметили, как наша машина ушла домой и увезла всех. Мне и Валерке пришлось идти домой до центральной трассы. Хорошо, что уже наступили белые ночи. Поэтому было видно всю пустынную дорогу. Не было страха. Но внезапно я ощутила страх. Впереди по трассе стоял высокий чёрный человек. Не было ясно, в какую сторону он направляется. Он то показывался за кустами, то исчезал. Как будто прятался или ожидал нас. Я остановилась. Но Валерка сказал:

– Так и будем стоять? Не дрейфь. Я же сильный.

Мы пошли обычным бодрым шагом. Несколько минут спустя Валерка захохотал. Это был остов обгоревшего дерева. Я зауважала мальчишку.

– Какой же ты храбрый, Валерка!

Но он мне объяснил:

– Я давно приметил это горелое дерево. Его с нашей машины видно. А ты трусиха.

Заплыв

Остаться на все каникулы в посёлке было очень скучно. Тем более что отец запрещал ходить по лесу с Галкой Вороновой. Катя ухаживала за огородом, ходила в библиотеку и уходила за дом в кочки. Там усаживалась на самую большую кочку, читала вслух стихи, пела свои грустные песни. Однажды мать решила отвлечь её от грустных занятий. Пошла сама в кочки через полчаса после Кати. И услышала, как она громко поёт:

 
Извела меня кручина, подколодная змея,
Догори, гори моя лучина,
Догорю с тобой и я…
 

«Это уже ни в какие ворота не лезет», – подумала мать, и вернулась домой. Она решила её отправить в летний детский лагерь на Берелёхе. Лагерь организовали в лесной зоне у реки Берелёх. В самые жаркие дни дети загорали и даже купались в реке. В основном в этих холодных водах купались мальчишки. Недалеко от лагеря была построена плотина. Она отгораживала небольшой участок, где дети могли купаться, без риска быть унесёнными быстрым течением. Вечерами дети устраивали танцы и игры у большого костра. Катерине нравились эти вечерние развлечения. Дни она проводила на берегу. Часто смотрела, как старшие мальчики переплывали Берелёх в том месте, где течение почти прибивалось к противоположному берегу. Там они каким-то образом выпрыгивали из водной струи и высаживались на другом берегу. Это был рискованный трюк. И удавался он не более чем двум-трём лагерным заводилам старшеклассникам. Однажды Екатерина решила утереть им нос. Она хорошо научилась плавать, когда жила в деревне.

Там на праздник Ивана Купала большая гурьба мальчишек и девчонок отправилась к реке, не на мелкий ложок, а туда, где был омут и посреди небольшой остров. Катя не умела плавать. Но мальчишки хватали девочек и без разбору кидали в реку. Девчонки визжали, барахтались и всё равно выплывали на островок. Мишка Григорьев и его брат Вовка ухватили Катю за руки и за ноги, раскачали и бросили в реку. Она даже завизжать не успела. Открыла глаза уже в воде и почувствовала, как опускается на дно. Тонуть ей не хотелось, и она отчаянно стала брыкаться ногами и руками. И вдруг поняла, что вода её выталкивает наружу. Она вынырнула и увидала, что впереди её плывёт Шура Григорьева. Она стала делать как Шура. Вот они доплыли до островка, и Шура стала выходить на берег островка. Она не видела сзади Катю, взмахнула ногой и угодила Кате в зубы. Катерина пошла на дно. Мишка Григорьев уже был на острове. Он нырнул и вытащил её на берег. Позагорали и все дружно поплыли с островка на свой берег. Но Катя боялась, что снова пойдёт на дно. Она сидела на островке до самого вечера. Но потом ей стало так тоскливо и страшно сидеть одной на острове, что она рискнула и поплыла по-собачьи на свой берег. Получилось. Больше она воды не боялась. Затем Михаил научил её плавать разными стилями.

Теперь в пионерском лагере она решила, что вполне может переплыть Берелёх.

Она дошла до конца плотины и прыгнула в воду. Её сразу же понесло течением. У неё не было достаточно сил ему как-то противостоять. Когда течение не прибило её к другому берегу, она не смогла одолеть последние два метра. Её заметили с другого берега и побежали вдоль берега за ней. Катя отчаянно плыла. На середине реки попробовала встать, но дна не достала. Вода была ужас какая холодная. А она уже долгое время плыла по реке. И посреди реки она перевернулась на спину, чтобы немного отдохнуть. Это её спасло. В основном сильное течение было на глубине. А сейчас она спокойно лежала на воде и сильными гребками рук направляла себя в нужную сторону. Наконец она перевернулась и увидала, что толпа ребят стоит на берегу и ничего не делает для её спасения.

– Помогите! – крикнула Катя.

Все засмеялись.

– Вы что, с ума сошли. Я не могу доплыть до берега.

– А ты встань.

Катя так разозлилась, что решила встать назло всем. Она встала. Воды ей было меньше чем по колено. Шатаясь, она пошла к берегу. Кто-то пошёл ей навстречу, подхватил её на руки.

– Ты победительница! Но больше так не делай, – сказал ей пионервожатый.

Как и тот раз, когда она впервые плыла сама к берегу в деревне, она чувствовала себя сильной, победительницей. Вечером все мальчишки стремились пригласить её танцевать. И это было здорово. Куда-то ушла тоска. Она почувствовала красоту своего края, его сопок и реки. Домой Катя приехала ожившей нормальной девчонкой.

Вечером к ней пришла Зина. Она работала поварихой в местной столовой.

– Катя, ты же знаешь, что уже поспела смородина. Горная смородина такая вкусная и, главное, душистая. У тебя есть друг-одноклассник, Валерка Волков. Он взрослый, с ним не страшно. Давай его пригласим съездить за смородиной. Это по адыгалахской трассе. В дорожном посёлке у меня живёт тётка, мамина сестра. У неё можно заночевать, а утром насобирать ягоды и приехать домой. Поговори с матерью. Я знаю, что она очень любит горную смородину. Я одна боюсь, а втроём не страшно.

На следующий день пришёл Валерка со Старого Кадыкчана. Мы его уговорили. Мама не возражала. Нашлась попутная машина. И вот вечерком мы сели в грузовую машину с открытым кузовом и поехали добывать ягоду. Мы стояли в кузове машины и держались за её кабинку.

– Боже мой, какая красота кругом! Вы только посмотрите!

Зина обвела взглядом открывшиеся нам просторы. Красота была не просто сказочной, а величественной. Зелёные сопки распахивали свои распадки, небо вверху изумительной голубизны украшено заходящими за горизонт солнечными лучами. Они постепенно гасли и меняли свой цвет. А когда мы свернули на адыгалахскую трассу, нас заворожила дикая грозная природа. Скалы нависали над узкой дорогой, которая серпантином вилась вокруг сопок. Далеко внизу по узкой долине текла река.

– Я никогда не уеду с Колымы, – сказала Зина. – А вы?

– Меня скоро возьмут в армию. Но я отслужу и вернусь, – сказал Валерка.

– А ты, Катя?

– Не знаю. Мне надо окончить школу, а потом решать. Но я в восторге от нашего края. Вот только зима здесь холодная. А весна и лето чудесные.

В таком приподнятом настроении мы приехали в дорожный посёлок. Всего несколько домов. Зина нашла свою тётю. Нас завели в небольшую комнату. Посреди которой стоял круглый стол. Тётка откуда-то приволокла пару матрасов. Кинула их по разную сторону стола.

– Мальчики налево, девочки направо. Или наоборот. Как-то так. Я сама ухожу. У нашего бульдозериста день рождения. Спите и не обращайте внимания.

Она ушла. Мы выложили свои съестные припасы, в основном Зинины. Поужинали и легли спать.

С первыми лучами Зина нас разбудила.

– Пойдёмте. Сейчас утро, пока не жарко.

Мы взяли вёдра и пошли по пологому склону сопки. Когда добрались до её верха, то увидели, что нас ожидает каменистый обрыв. Ягода росла вдоль этого обрыва. Надо было ходить осторожно, чтобы не сорваться. Зина подвела нас к краю и показала вниз. Там внизу текла река.

– Это Аян-Урях. Будьте осторожны. Сами понимаете, сорвёшься – костей не соберёшь.

Мы разбрелись к разным кустам. Часа два мы молча и сосредоточенно рвали ягоду, внимательно пробуя крепость камней и кустов. Вёдра стали наполняться. Рвать ягоду становилось всё опаснее. Я увидала большой куст смородины весь обсыпанный ягодой и потянулась к нему. Из-под ноги сорвался камень и полетел вниз.

– Стой! Стой на месте! – крикнул Валерка.

Боком очень осторожно он подошёл ко мне, взял за руку и потянул к себе.

– Зина, хватит нам ягоды.

Мы вышли на небольшую лысину сопки и стали спускаться вниз. Вышли как раз к трассе. У дороги стояла шумная толпа дорожников. За ними около стены барака стоял бульдозер. Там сидел человек и кричал:

– Не подходите. Порву пасть первому. Или расшвыряю барак по камешкам.

Мы поняли, что заходить в посёлок дорожников нам не следует. Надо самим ловить попутку и убираться домой. Но попуток не было на горизонте. Внезапно от толпы дорожников отделился симпатичный высокий парень. Он был прилично одет в костюм и белую рубашку.

– Девчонки, вам куда?

– На Кадыкчан, – сказала Зина.

– Сами вы не сядете. Машина не остановится.

Минут через десять показался грузовик. Парень встал посреди дороги, поднял руку. Машина остановилась.

– Возьмёшь девчонок, довезёшь до Кадыкчана в целости и сохранности. Понял?

– Угу, – ответил шофёр.

Пока мы грузились с Зиной в кабинку, Валерка одним махом закинул вёдра в кузов и запрыгнул сам. Ему не светило оставаться в посёлке.

Парень отошёл в сторону, и шофёр рванул. Он осторожно огибал повороты и молчал. Но вот мы спустились на основную трассу. Он вздохнул:

– Девчонки, что вас понесло туда?

– Ягода горная смородина, – ответила Зина.

– Вы что, совсем дуры? Нельзя ездить нормальным девчонкам в дорожные посёлки. Я боялся, что меня где-нибудь на перевале остановят из-за вас.

Он высадил нас на Старом Кадыкчане. Мы поблагодарили и пошли по домам.