Текст книги "Стихийное бедствие"

Максим хмыкнул и не ответил. И Костин постарался перевести разговор в другое русло.

– Как я предполагаю, прорваться к Ашкену легче всего по долине реки, то есть мимо нашей военной базы. Судя по канонаде, Рахимов уже в верхней части долины.

– Ты считаешь, что это пушки Рахимова? – удивился Максим. – У Арипова тоже хватает и ракетных установок, и орудийных стволов.

В голосе Юрия Костина прозвучала явная обида:

– Я свои задания хорошо выполняю, Максим. Арипов застигнут врасплох. Еще утром большая часть его артиллерии и бронетехники попала в грандиозную пробку на дороге к северу от города. Если Рахимов поторопится, он возьмет их тепленькими. А пока беспрепятственно поливает огнем. Мне кажется, он сделал ставку на внезапный удар. Если он сейчас не прорвется и не захватит город, его дело – труба. Арипов очухается очень быстро.

– Если Рахимов захватит город, то погубит свою армию, – сказал задумчиво Максим.

– Ты все-таки веришь в землетрясение?

– Я лично могу верить или не верить во что угодно, но поведение местных жителей… Большая часть пыталась покинуть город всеми правдами и неправдами.

– Не сбрасывай со счетов, что определенную роль здесь играет и страх перед возможным обстрелом города.

– Я все понимаю. – Максим потер лоб. – Черт, вдобавок ко всему голова разболелась… – Он устало улыбнулся. – Все-таки прогнозы – неблагодарное дело, и дай бог, чтобы ни один из них не сбылся.

Глава 10

– Я, конечно, помогу тебе, старик. Но помни, здесь у меня своя работа. Я поддержу вас во всем, пойду с вами, подсоблю в случае опасности, но мне все-таки придется отправиться по своим делам. В нашей конторе не любят, когда мы не являемся в нужное время на нужное место. Ты это и без меня знаешь. – Костин усмехнулся. – Я, пожалуй, еще расколю писателя на какой-нибудь новый подвиг. Это будет для него весьма полезно.

Они вернулись в бар, и Костин громко заявил:

– Максим должен кое-что вам сообщить. Слушайте внимательно, чтобы не терять времени на разъяснения. – Он обвел взглядом собравшихся. – А где писатель?

– Только что был здесь, – ответила Анюта, – видно, поднялся в номер.

– Ладно, – сказал Костин, – я потом ему лично обо всем доложу. И уже предвкушаю, как это сделаю. – Он посмотрел на Максима:

– Ну, мистер Богуш, начинайте.

Юрий Иванович сел и стал перезаряжать миниатюрный диктофон, который вытащил из нагрудного кармана.

Максим постарался говорить кратко. Он даже не пытался что-то объяснять, просто выложил голые факты. Для умных людей этого достаточно.

Когда он закончил, в баре наступила мертвая тишина. Выражение лица Джузеппе не изменилось, что для медика было странновато, но Максим уже знал о его истинных занятиях и лишь подумал, что у парня действительно крепкие нервы и с выдержкой все в порядке. Такие люди ему нравились.

Анюта побледнела, но подбородок у нее по-боевому смотрел вверх. Щеки Галины Ивановны побелели, и на них ярко выделялись два пунцовых пятна. Она нервно щелкнула пальцами, оглядела всех растерянным взглядом, и вдруг ее прорвало:

– О чем вы говорите! Российская военная база – стратегически важный объект. Вряд ли на нее посмеют напасть. И она не может быть разрушена землетрясением. Ее строили с учетом сейсмической обстановки в этом районе! Я требую, чтобы меня немедленно отправили на базу!

– А какое, простите, Галина Ивановна, вы имеете отношение к российской военной базе? – справился из своего угла Костин, даже не пытаясь скрыть сарказма. – Украина – суверенное государство, и по этой причине именно оно должно заботиться о своих гражданах, неосмотрительно вляпавшихся в дерьмо.

– Вы можете требовать чего угодно хоть до посинения, – сказал Максим жестко, не обращая внимания, что Казаченко схватилась за сердце и страдальчески морщится. – В сторону базы я не поеду, а кто желает, пусть добирается туда самостоятельно.

Он посмотрел на Анюту и Джузеппе:

– Возможно, нам придется не просто выбираться, а даже прорываться из города. Как вы считаете, сможем ли мы укрыться на какое-то время на территории вашей миссии?

– Сначала нужно до нее добраться, – покачал головой итальянец, – и я не совсем уверен, что это достаточно безопасное место. Международные законы – не указ в этой стране.

– Что ж, тогда придется рассчитывать только на собственные силы. У нас есть машина, и мы должны все влезть в нее. К тому же надо запастись едой, медикаментами, водой… Вероятно, на кухне остались кое-какие продукты, минеральная вода и соки – в баре.

Галина Ивановна побелела от ярости, судорожно хватая воздух ярко накрашенным ртом.

– Сколько отсюда до базы? – спросила она прерывающимся от негодования голосом.

– Километров тридцать горными дорогами, – отозвался Костин, – а потом вдоль Пянджа еще километров пять… И учтите, между нами и базой – армия Арипова. – Он сокрушенно покачал головой. – Нет, я бы не стал пытаться, Галина Ивановна, право слово, не стал бы.

– Не знаю, на что вы надеетесь! – пронзительно выкрикнула Казаченко и, сжав кулаки, воинственно посмотрела на Костина. – Я уверена, что Арипов побоится связываться с Россией. Я считаю, что нужно двигаться к базе, пока здесь не начались бои.

Джузеппе внезапно взял женщину за плечо и произнес:

– Думаю, вам лучше закрыть свой рот. – Говорил он мягко, и глаза сияли дружелюбием, но хватка была крепкой. Галина Ивановна захлопала глазами. – Не надо показывать, какая вы глупая. – Итальянец посмотрел на Максима: – Продолжайте, пожалуйста.

– Я все сказал, – устало отозвался Максим. – Самое важное сейчас – загрузить машину едой и водой и поскорее убираться отсюда. Думаю, нам следует двигаться на север, в сторону Киргизии. Возможно, получится прорваться через границу. Наверняка сейчас ее охраняют с этой стороны без особого усердия.

– На сколько дней мы должны рассчитывать? – Анюта на все смотрела с практической стороны.

– На всю жизнь не запасешься, – усмехнулся Максим, – но дня на четыре, а лучше на неделю все-таки стоит попробовать. Даже если не будет землетрясения, после артобстрела здесь мало что останется. А если еще саданут ракетами…

– Прежде чем выходить, надо перекусить, – сказала Анюта, – неизвестно, когда получится поесть в следующий раз. Пойду посмотрю, что осталось на кухне. Бутерброды сойдут?

– Если их будет много, – улыбнулся Максим.

Галина Ивановна резко встала со стула:

– Ладно! Я думаю, что все тут сошли с ума, но не оставаться же мне одной в гостинице. Придется отправляться вместе с вами. Пошли, девочка, – кивнула она Анюте и взяла свечу, – приготовим бутерброды на всех.

Максим посмотрел на Костина:

– Об оружии в нашем положении лучше не думать. У меня есть два пистолета, но рисковать не стоит.

Костин хладнокровно отправил диктофон в карман и кивнул в сторону окна:

– Там, любезный мой, оружия больше чем достаточно. Если нас остановят и обыщут и найдут хотя бы один пистолет, то пристрелят на месте. В таких переделках оружия лучше при себе не иметь. Со мной подобное случалось. И только поэтому я еще жив.

– Вполне разумно, – согласился Максим и посмотрел на Джузеппе, потягивающего сок у стойки бара: – У вас есть пистолет?

Итальянец коснулся рукой груди и улыбнулся:

– У меня всегда все есть.

– Тогда вы остаетесь здесь, – усмехнулся Максим, – или отправляйтесь на своей машине самостоятельно.

Джузеппе вытащил из-за пазухи короткоствольный пистолет.

– Вы что здесь, командир? – спросил он, едва заметно улыбаясь, и покачал рукой, словно проверяя пистолет на вес.

– Именно, – ответил Максим, – но, если вы знаете лучшие способы, как спастись в нашей ситуации, я уступлю командование вам.

Джузеппе сжал губы, уставился в потолок и принял решение. Он положил пистолет на стойку и быстро отошел от нее. Костин рассмеялся и подмигнул итальянцу:

– Вы правильно поступили, Джузеппе. Максим – большой специалист по работе в тылу врага, причем не только интеллигентными способами… – И обратился теперь уже к Максиму: – Не позволяй только хохлушке сесть на шею. По-моему, эта дама понимает лишь крепкие выражения.

В бар вошла Анюта с полным блюдом бутербродов.

– Это для начала. Сейчас сделаем еще. – Она оглянулась и с сожалением произнесла: – Откуда она свалилась на нашу голову? Мы еще с ней натерпимся.

Максим мрачно процедил сквозь зубы:

– Что там еще?

– Она из бывших профсоюзных работников. Любительница раздавать приказы. Меня совершенно загоняла, при этом сама ровным счетом ничего не сделала. Если не считать хлеба. Нарезала вкривь и вкось несколько кусков и бросила.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал Джузеппе. – Она перестанет нас терроризировать, если поймет, что ее никто не замечает.

– Постараюсь. – Анюта скрылась на кухне.

– Давайте сделаем запас воды. – Максим направился к бару, но тут же остановился, потому что Костин вдруг вскрикнул:

– Стойте! Слушайте!

Максим услышал скрежет и с недоумением посмотрел на Костина и Джузеппе.

– Кажется, кто-то пытается завести машину.

– Ну-ка проверим. – Костин направился к входной двери.

Но Максим опередил его:

– Оставайся на месте. В темноте я в своем одеянии запросто сойду за местного. А тебе и так уже досталось.

Выйдя на улицу, он разглядел на переднем сиденье автомобиля чью-то темную фигуру. Нагнувшись, он заглянул внутрь и увидел Ташковского. Рванув дверцу, Максим просунул голову в салон и рявкнул:

– Чем вы тут, черт возьми, занимаетесь?

Ташковский вздрогнул и резко повернул голову.

– О, это вы, Максим. – Он с облегчением вздохнул. – Я думал, это тот тип.

– Какой тип?

– Солдат. Он хотел завести машину, но у него не получилось. Я решил проверить, но у меня она тоже не заводится.

– Выходите из машины и отправляйтесь в гостиницу, – приказал Максим. – Она не заведется. Просто мы сняли с нее ротор.

Максим посторонился, выпуская Ташковского из машины.

– А вы хитрец, – усмехнулся писатель, – я бы не додумался.

– В нашем положении это лучший способ, чтобы автомобиль не угнали. – Богуш посмотрел поверх плеча Ташковского и замер. – Спокойно, – сказал он вполголоса. – Солдат возвращается. И не один.

– Дьявол! Скорее бежим в гостиницу, – прошептал в ответ Ташковский.

– Оставайтесь на месте и помалкивайте, – быстро проговорил Максим, – иначе они начнут стрелять без предупреждения. А потом найдут тех, кто в гостинице, и заодно расправятся с ними.

Ташковский напрягся, но потом расслабился.

Максим наблюдал, как к ним не торопясь приближались четверо солдат с небрежно закинутыми за спину автоматами. Они остановились на расстоянии шага, и один, судя по всему, старший в группе, спросил по-русски:

– Что вы здесь делаете?

– Я подумал, что кто-то хочет угнать мой автомобиль, – ответил Ташковский.

Солдат кивнул на Максима:

– Кто хотел? Этот?

– Нет, другой. Это мой… – Ташковский быстро глянул на Максима, – знакомый.

– Где вы живете?

Ташковский кивнул в сторону гостиницы:

– В «Мургабе».

– Вы – богатый человек, – усмехнулся солдат и передвинул автомат на грудь.

Максиму это не понравилось. Но он продолжал делать вид, что совершенно спокоен.

– Ночью все должны сидеть по домам, – произнес назидательно солдат, и Максим вдруг подумал, что все обойдется. Не обошлось.

Солдат повернулся, чтобы уйти. Стоявший рядом Ташковский перевел дыхание. Но вдруг второй солдат что-то сказал первому, и тот резко развернулся в обратную сторону.

– Откуда вы приехали?

– Из России, – пробурчал Ташковский.

– Шурави. – Солдат сплюнул на землю и навел дуло автомата на Максима. – Где живешь? – спросил он по-таджикски.

И Максим понял, что вляпался. Отвечать не было никакого смысла. Через несколько секунд солдаты и так поймут, что он тоже шурави, только почему-то в таджикском халате… Слава богу, что успел вовремя избавиться от оружия…

– Я тоже российский подданный, – на всякий случай сказал он.

Солдат взвел предохранитель и ткнул в Максима пальцем.

– Этого обыскать первым. – И сделал знак своим приятелям.

– Эй, – возмутился Ташковский, – какое вы имеете право? – И посмотрел на Максима: – Они что, вправду собираются нас обыскивать?

– Ведите себя тихо, – сквозь зубы процедил Богуш, – не сопротивляйтесь. Чем быстрее они нас обыщут, тем лучше.

С Максимом солдаты управились шустро, потому что при нем ничего привлекательного для солдат, кроме начатой пачки сигарет и «Командирских» часов, не было. Часы ему подарили два года назад, когда их группу разогнали. На них не было никакой надписи, кроме одной буквы, греческой «Омеги». Часы было жалко до слез: все-таки память о ребятах из его подразделения.

Но он решил пока промолчать, дабы не спровоцировать вооруженную братию на более серьезные поступки, хотя в душе радовался, что просчитал подобную ситуацию, оставив все, что представляло хоть какую-то ценность, в сейфе генерала Катаева, в том числе бумажник с гонораром, полученным от Арипова, и серебряный браслет, который Ксения забыла в гостинице.

Ташковского, судя по всему, обыскивали впервые в жизни. Он морщился, кряхтел и с негодованием провожал взглядом каждый предмет, извлеченный солдатами из его карманов: электронную записную книжку, дорогой мобильник, шикарную зажигалку и, наконец, пухлый бумажник… Максим понимал, какое унижение испытывает сейчас писатель, но жалости не испытал. Карманы Ташковского были тем временем опустошены, и их содержимое растеклось по карманам солдат. Максим облегченно перевел дух.

Но оказывается, слишком рано. Один из солдат внезапно нагнулся и ухватил писателя за штанину. Тот завопил:

– Убери лапы, подонок!

– Идиот, – рявкнул на него Максим, – не трепыхайся! Иначе они нас пристрелят!

И тут же понял, что они влипли. Солдат торжествующе вскрикнул. Максим увидел пистолет, прикрученный скотчем к ноге писателя.

– Русские шпионы! – удовлетворенно произнес старший и осклабился. – Придется вас арестовать.

– Послушайте, – начал было Максим, но дуло автомата уперлось ему в спину. Он закусил губу. Солдат махнул рукой, приказав им двигаться. И это было несравненно лучше, чем оказаться на обочине с простреленной головой.

Солдаты окружили их. И, заложив руки за голову, они пошли по улице. Но Максим все-таки успел прошипеть Ташковскому:

– Придурок! Какого черта вам понадобился пистолет? По вашей милости нас приняли за шпионов. А в военное время разговор со шпионами короткий…

Глава 11

Костин осторожно вышел из глубокой тени и посмотрел на удалявшихся с двумя арестованными солдат. Затем повернулся и поспешил через вестибюль гостиницы в бар. Как раз в это время Галина Ивановна и Анюта принесли новую партию бутербродов. Джузеппе занимался тем, что доставал из бара бутылки с минералкой и ставил их на стойку.

– Писателя и Максима загребли солдаты, – сообщил Костин. – У Ташковского нашли пистолет, и их, кажется, приняли за шпионов. – Он бросил красноречивый взгляд на итальянца, и тот неожиданно покраснел.

Анюта со стуком опустила на стол чайник.

– Их расстреляют? – спросила она испуганно.

– Не знаю, – мрачно ответил Костин. – Возможно, не сразу. Сначала допросят…

– Если они попадут в руки Садыкова, оттуда им не выбраться, – заметил не менее мрачно Джузеппе и покачал головой. – А их наверняка повели туда, на площадь Свободы. Надо их вытаскивать.

– Посмотрим, – вздохнул Костин, – по крайней мере, стоит попробовать.

– Зачем рисковать? – прозвучал скрипучий голос с украинским акцентом. – Вам же сказали: это бесполезно.

Костин смерил Галину Ивановну тяжелым взглядом:

– Заткните свою глотку, мадам! – и повернулся к Джузеппе: – Надеюсь, вы меня поддерживаете?

Итальянец молча кивнул, а Анюта взволнованно воскликнула:

– Юрий Иванович, мы с вами. И думаю, сейчас надо воспользоваться машиной Джузеппе. У него есть разрешение на поездки во время комендантского часа.

– Где ваша машина? – быстро спросил Костин.

– В гостиничном гараже, – столь же быстро ответил итальянец, – если никто до нее не добрался.

– Я постараюсь пробиться к посольству. Если получится подключить посла… – Костин тяжело вздохнул. – Времени очень мало, но я попробую… И все-таки пойду пешком. Так безопаснее. – Он с сожалением посмотрел на бутерброды. – Чем скорее я туда попаду, тем лучше.

– У вас еще есть время, чтобы выпить кофе и съесть пару бутербродов. – Анюта пододвинула ему тарелку. – И захватите несколько штук с собой. Я их уложу в пакет.

– Спасибо. – Костин благодарно взглянул на нее. – Здесь есть какой-нибудь подвал?

– Я смотрел, – отозвался итальянец, – подвал заперт, и проникнуть туда можно только с помощью гранаты.

– Жаль. – Костин обвел взглядом бар. – Все-таки отсюда надо уйти. В нынешней ситуации могут начаться разные безобразия. И мародеры заявятся сюда в первую очередь. Вам лучше подняться наверх. Небольшая баррикада на лестнице тоже не помешает. – Он оценивающе взглянул на Джузеппе: – Надеюсь, в мое отсутствие вы присмотрите за женщинами?

– Не сомневайтесь, я присмотрю за всеми, – усмехнулся итальянец.

Костин понимал, что это весьма слабое утешение, но делать было нечего. Он допил кофе, положил в карман пакет с бутербродами.

– Я вернусь, как только смогу. Постараюсь вместе с Максимом.

– Не забудьте о Ташковском, – напомнила Галина Ивановна.

– Попробую, – сухо ответил Костин. – Не уходите из гостиницы.

Он вышел из бара, миновал вестибюль и, остановившись возле стеклянной входной двери, долго вглядывался в темноту. Убедившись, что поблизости никого нет, толкнул дверь и очутился на улице.

Костин двинулся к той части города, где находилось российское посольство, стараясь держаться ближе к стенам домов и прятаться в тени деревьев.

Поначалу он шел довольно быстро, скользя вдоль домов, как привидение. Но, приближаясь к президентскому дворцу, он понял, что вступает в район, забитый войсками Арипова. Темные улицы освещались фарами сновавших туда-сюда грузовиков, лязгали гусеницы и ревели моторы танков и БМП, перебегали с места на место солдаты, там и тут раздавались резкие команды и редкие, пока одиночные выстрелы.

Костин нырнул в сплошную стену кустарника, окружавшего маленькую площадь с неработающим фонтаном. Накрывшись с головой курткой, он развернул карту и осветил ее фонариком. И тяжело вздохнул. По всему выходило, что добраться до посольства и правда будет чертовски трудно. На его пути находилась старинная крепость Фаттах, которую Арипов, как и его предшественники, использовал в качестве арсенала.

Некоторое время Костин вглядывался в карту, стараясь найти наиболее безопасный вариант обходного пути. На это придется потратить лишний час времени, но другого выхода не было. Он прислушался. И догадался, что его беспокоило в последнее время. Просто смолкла артиллерийская канонада и наступила сравнительная тишина.

Юрий Иванович вынырнул из кустарника, огляделся по сторонам и быстро перебежал улицу. Он завернул за угол, вновь огляделся и пошел, почти побежал в сторону от крепости.

Интересно, почему прекратился артиллерийский обстрел? В своей жизни он повидал немало боевых действий в Латинской Америке, в Африке и на Ближнем Востоке, поэтому научился не игнорировать подобные детали и делать из них выводы.

Орудия и ракетные установки, несомненно, принадлежали Рахимову. Он сам видел, как правительственная артиллерия безнадежно застряла на горном перевале. Пушки Рахимова стреляли, разумеется, не в воздух, а по живой силе противника. Теперь огонь прекратился, и это однозначно говорило о том, что силы оппозиции передвигаются, а то и атакуют войска Арипова, потрепанные артиллерийским обстрелом и ракетными ударами.

Подтверждением этому могли быть новые залпы. И если они прозвучат ближе, стало быть, наступление Рахимова проходит успешно.

Костин так увлекся рассуждениями, что чуть не налетел на армейский патруль. Лишь в последний момент успел юркнуть в тень. Патруль прошел мимо, и он с облегчением перевел дух. Когда он почти добрался до посольства, ему удалось избежать встречи с тремя патрулями. Но это сильно задержало его, и, когда он достиг нужной улицы, было уже очень поздно. Но не это было самое страшное. Дорогу к посольству преграждал кордон из трех БМД,[3]3
  БМД – боевая машина десанта.


[Закрыть] грузовика и нескольких десятков солдат. Заграждения из мешков с песком, темные окна посольства, крупнокалиберные пулеметы, смотревшие в сторону крохотного пятачка российской территории, гранатометчики с «Мухами»… Все это говорило о том, что посольство не охраняют от нежелательных эксцессов, его готовятся захватить. И Юрий Иванович снова ушел в тень.

* * *

Артур Ташковский был удачливым писателем.

Критики его хвалили. Он исправно получал различные премии и лауреатские звания. Его книги шли нарасхват и приносили приличную прибыль. Он рассчитывал на то, что доходы будут расти, поскольку реально оценивал свои возможности. Возможности, которые позволяли ему жить так, как всегда хотелось, – ни от кого не завися, не надеясь ни на чье покровительство. И поэтому он всеми силами старался поддержать в глазах читателя тот образ, что когда-то скроил по собственному усмотрению и который рьяно культивировал с помощью литературных обозревателей и лит-агентов.

Свой первый роман «Капкан для недоноска» он опубликовал десять лет назад. В то время начинающий писатель носил скромную фамилию Ташков (Ташковским его «сделали» в издательстве, посчитав отцовскую фамилию неподходящей для обложки).

Когда-то его статейки о том, как славно охотиться на шустрого хариуса где-нибудь на Алтае, или о том, какие чувства испытывает человек, встретившись с медведем на горной тропе один на один, печатались в «Комсомолке», но успех имели средний, и Артур жил впроголодь. Когда «Капкан» оказался первым в списке бестселлеров, никто не удивился больше, чем сам Артур Ташковский. Он знал, что вкусы читателей переменчивы и хорошо писать – это еще не все. Чтобы закрепить успех, нужно стать заметной фигурой на общественном небосклоне. Необходимо превратиться в звезду.

И он решил подхватить мантию Джека Лондона, а если получится – самого Хемингуэя, и стать мужчиной из мужчин. Он охотился на сибирских медведей, кавказских кабанов и уссурийских тигров, ловил рыбу на Каспийском море, ходил под парусом на балтийских регатах и взбирался на вершины Памира и Кавказа, летал с геологами на вертолете и, как Хемингуэй, потерпел катастрофу, только в горах Таймыра, где впервые попробовал сырую оленью печень и пил стаканами теплую еще оленью кровь… И как ни странно, везде под рукой оказывались фотографы, или оператор с видеокамерой, или бородатый летописец с диктофоном на изготовку. И все эпизоды его бурной жизни тотчас озвучивались на телеэкране или попадали на страницы газет и журналов.

И лишь иногда ему становилось стыдно. Потому что на самом деле до Хемингуэя или Джека Лондона ему было так же далеко, как до звезды с красивым названием Альтаир. И медведи, и кабаны, и даже единственный тигр – в него он не сумел попасть с трех выстрелов – на самом деле были жалкими, затравленными животными. Как и тот марал, которого доставили ему из заказника ради очередной серии фотографий и рогов, их ему не хватало для охотничьей коллекции. Маралу только что срезали панты. Он смотрел на Ташковского огромными печальными глазами. И Артур впервые не смог выстрелить, ушел в охотничью избушку. И только через некоторое время сумел пересилить себя и сфотографироваться рядом с уже убитым оленем, на голове которого услужливые егеря исхитрились закрепить чужие рога.

Штурм горных вершин состоял в том, что его буквально вносили на вершину профессиональные, хорошо оплаченные альпинисты. А от сырой печени и крови его вырвало за ближней ярангой, и после он целую неделю жил на одной минеральной воде… Вертолет же Артур ненавидел и залезал в него, только когда появлялась необходимость освежить в памяти читателей свой героический образ. Образ отчаянного, готового на все ради интересного материала писаки, батяни Арта, как прозвали его журналисты. Правда, рыбалку Ташковский любил и достиг в ней неплохих результатов. Но, несмотря ни на что, он все же был хорошим писателем, хотя и опасался, что скоро выдохнется и провалится с очередным романом.

Пока его образ соответствовал образу рыцаря без страха и упрека, пока его имя мелькало на страницах газет, а физиономия не сходила с телеэкрана, пока деньги текли в его кошелек, он был вполне счастлив и спокоен. Ему нравилось, что его хорошо знают в обеих столицах, в аэропортах встречают журналисты, а то и первые лица маленьких областей и республик.

С его мнением считались, его порой цитировали, если дело касалось несложных экономических проблем или политических событий в России и даже за рубежом. Если с ним случались недоразумения или затруднения, одно упоминание его имени избавляло Ташковского от неприятностей. Поэтому, когда он оказался в тюрьме, это не особенно его огорчило. Ему и прежде приходилось попадать в милицию, как-то раз даже ночевать в «обезьяннике». Но заточение продолжалось всего несколько часов. Затем – чисто символический штраф, распитие бутылки коньяка с милицейским начальством, и инцидент был исчерпан до очередной выходки Артура Ташковского. И сейчас, похоже, события развивались по такому же сценарию.

– Хорошо бы выпить, – сказал он сердито, – но эти сволочи забрали мою фляжку.

Максим промолчал, продолжая осматривать камеру. Он предполагал, что прошло не менее часа с момента их ареста. Но только предполагал, так как часы вслед за паспортом перекочевали в карман одного из солдат.

Здание, где они находились, было старым, с каменными мощными стенами и железной дверью. Единственное затянутое решеткой оконце находилось под самым потолком.

Даже встав на табурет, Максим с трудом дотянулся до него, а ведь роста он был немаленького. Он смог различить неясные очертания строений напротив и понял, что они находятся на втором этаже внутреннего здания бывшего КГБ, расположенного недалеко от президентского дворца. Ему стало не по себе. Он знал, что это здание и раньше, и при Арипове служило тюрьмой. Но Максим постарался не показать свою обеспокоенность. Он слез с табурета и спросил Ташковского:

– Какого черта вам нужен был пистолет?

Тот пожал плечами:

– Я постоянно ношу его при себе. Человек с моим положением часто попадает в досадные ситуации. Всегда есть чокнутые, которым не нравится или, наоборот, очень нравится то, что я пишу. Поверьте, выяснять отношения с теми и другими одинаково сложно и неприятно. Кстати, у меня есть разрешение на ношение оружия…

– Не знаю, насколько оно нужно вам дома, но здесь ваша лицензия всем до фонаря. Из-за вашего разгильдяйства мы попали в руки Садыкова. И мне совсем не улыбается встретиться с этим ублюдком лицом к лицу. У меня с ним старые счеты.

– Чем он вам так досадил? – удивился Ташковский и тут же самодовольно усмехнулся. – Стоит ему узнать, что мы оказались в кутузке, как он примчится сюда на всех парах, и нас тотчас же выпустят. И помяните мое слово, еще прощения попросят.

Максим с сожалением посмотрел на высокомерного индюка, который свято верил в свою значимость. Но его иллюзии быстро развеются, разлетятся в пух и прах, когда он увидит перед собой костоломов Садыкова. Эти ребята точно уж книг не читают, и им нет никакого дела, кто ты такой…

– Вы что, серьезно на это рассчитываете? – спросил он вкрадчиво.

– Разумеется, – вспыхнул Ташковский. – Меня здесь все знают. Сам Арипов читал мои книги… Он пожалеет о том, что случилось.

Максим вздохнул:

– По-моему, вы несколько заблуждаетесь по поводу Арипова. Даже будь вы трижды нобелевским лауреатом или самим папой римским, ему сейчас искренне на вас наплевать!

На какое-то мгновение писатель потерял дар речи от такого кощунства.

– Наплевать? С чего вы взяли, что ему наплевать на меня?

– Вы слышали орудийную стрельбу? Если вы еще не поняли, то объясняю популярно: это Арипов сражается за свою жизнь. Если победит Рахимов, дядюшке Фархату – крышка. Ему сейчас ни до кого нет дела. И он, как плохой врач, не любит афишировать свои ошибки. Если Арипов узнает о нас, тут же велит устроить небольшой сабантуйчик со стрельбой в подвальчике. Догадайтесь с трех раз, кто у них будет мишенью? – Он смерил Ташковского скептическим взглядом. – Догадались? Правильно, мы с вами. И как вы поняли, сделают все тихо, без огласки. Здесь такое в порядке вещей. Так что молите бога, чтобы Арипову о нас не доложили.

– Но Международная конвенция…

– Заткните вы эту конвенцию сами знаете куда! – рявкнул Максим. – Вы что, с луны спрыгнули, не понимаете, куда попали? Арипов за пять лет своего правления уничтожил более десяти тысяч человек. Их без суда и следствия сбрасывали в пропасть или давили танками в пустыне. Эти люди попросту исчезли, так что молитесь, чтобы поутру не пополнить их ряды.

– Что за ерунда! – вспылил Ташковский. – Я приезжаю сюда третий раз и ничего подобного не слышал. Массовые казни не так-то легко утаить. К тому же здесь постоянно пасутся ребята из Красного Креста и Полумесяца. От них и вовсе ничего не скроется.

– Кто вас приглашал в Баджустан?

– Президент. И Садыков. Мы с ним друзья. Здесь хорошая охота, да и пару раз в горы поднимались. Отменную форель ловили…

– А с кем-то еще вы встречались?

– Конечно, и с чиновниками, и с простыми людьми. Поверьте, мне все равно, с кем общаться, лишь бы человек был хороший. А они и вправду славные ребята!

– С вашей стороны это звучит просто благородно, – язвительно заметил Максим. – И вы помните имена этих славных ребят?

– Еще бы! Больше всех мне понравился министр внутренних дел Мамедов. Он…

– Не надо, – простонал Максим и, сев на табуретку, закрыл лицо руками.

– А что? – удивился Ташковский.

Максим отнял ладони от лица и посмотрел на него:

– Послушайте, что я хочу рассказать вам. Это будет совсем коротко. Ваш славный приятель Мамедов начинал еще в советские времена под крылышком Садыкова. Арипов давал команду «фас», и они давили каждого, кто посмел хотя бы искоса посмотреть в сторону первого секретаря обкома. А следы они заметать умеют. Только вы не правы, что никто об этом не знал. Ребята из нашего посольства не зря свой хлеб едят. Мамедов был отличным исполнителем, но однажды он допустил промах. Один из смертников выжил и ускользнул из его рук. Это его пушки и ракеты стреляют сейчас на подступах к городу. Пушки и ракеты Сулеймена Рахимова. – Максим похлопал Ташковского по плечу. – Арипов не простил это Мамедову. И знаете, что с ним случилось?

Ташковский сидел, вжав голову в плечи. И, затравленно посмотрев на Максима, с трудом произнес:

– Откуда я знаю?

– И никто не знает. Мамедов исчез. Как сквозь землю провалился. По-моему, его просто закопали где-нибудь под барханом. Возможно, даже живым. Это у них тоже в порядке вещей.

– Но ведь он был таким хорошим, приветливым малым. Знал массу анекдотов. Мы сошлись на почве любви к рыбалке. И я не заметил у него никаких отрицательных качеств. А ведь, как писатель, я должен был обратить на это внимание.