Текст книги "Остров невиновных"

– Я не планировала ее оставлять, – чуть спокойнее продолжила Эдна. – Когда мы приехали в город, я завезла Джесси к Монике, это ее школьная подруга, ее мать обещала присмотреть за ней. Но Джесси не пробыла там и часа…

Это понятно, девочке сейчас не до игр с подругами.

– Ночью входная дверь была заперта? – задал Фаулер новый вопрос.

– Естественно.

– А утром?

Женщина растерялась.

– Да, – проговорила нетвердо.

– А дверь в гараж?

Гараж был пристроен к дому, и вход туда располагался всего в нескольких шагах от спальни Джессики.

– Она не запирается. – Эдна нахмурилась. – К чему эти расспросы? Ты… Ты же не собираешься организовывать поиск?

– Я не должен этого делать?

– Ты идиот? – процедила она сквозь зубы, и прищуренные глаза недобро сверкнули.

Фаулер невольно поежился, поняв, что вот теперь ярость директора Кроули достигла пика, но не мог не попытаться воззвать к здравому смыслу.

– Ты не хуже меня знаешь статистику, – сказал он, стараясь, чтобы его слова не показались угрозой или дурным пророчеством. – Как часто похищенные возвращались домой, даже в тех случаях, когда все условия похитителей выполнялись?

– Да, я знаю статистику, – мрачно согласилась Эдна, делая шаг в его сторону. – И я знаю, как часто похищенные возвращались, когда условия не выполнялись. А еще я знаю, что моя внучка сейчас у человека, для которого убийство – не просто угроза. Он уже убил Кристин. И не только ее, так ведь? Но Крис он убил, потому что тебе очень хотелось разобраться со смертями бродяг… Разобрался? И до сих пор разбираешься, да? Поэтому теперь он забрал Джессику… Просто потому, что ты всюду суешь свой нос! А страдать должна моя семья, да, Фаулер? Моя? Потому что своей у тебя нет? Только бывшая жена и ее ребенок, который к тебе вообще не имеет отношения! В чем их вина, а? В том, что кто-то решил, что они для тебя что-то значат? А они значат, Кен? Или ты и дальше продолжишь играть в крутого сыщика?

Последний вопрос она проорала ему в лицо, приблизившись вплотную, вырвала у Фаулера из рук злосчастное письмо и смяла в кулаке. Кулак сунула ему под нос.

– Ты сделаешь так, как тут написано. Будешь сидеть тихо, как мышь под веником. А если я узнаю, что ты опять ищешь непонятно что, расспрашиваешь кого-то или делаешь еще что-нибудь, что может навредить моей внучке, я сама тебя пристрелю. Сама, понял? Возможно, это увеличит шансы на то, что Джесси вернется домой.

– Я тоже этого хочу.

– Докажи.

Он посмотрел на перекошенное лицо женщины, на хлипкий ее кулачок, из которого торчали уголки конверта, и молча кивнул. Просто кивнул, не обещая ничего конкретно. Дождался, чтобы Эдна отступила от него и злость погасла в ее глазах, и только потом спросил:

– А где щенок?

…Щенок бежал. Высокая трава хлестала по морде, липла к вывалившемуся от усталости языку. Лапы заплетались, и несколько раз он падал, но потом поднимался и снова бежал. Не за машиной, за которой стелился след дыма и пыли, – за своим человеком. Так велел старший, сказал идти за своим человеком, и щенок не мог ослушаться, ни старшего, ни собственного чутья, слабого пока еще, но сейчас вдруг обострившегося и вопившего отчаянно: его человек в беде!

Марти не понимала, зачем ей это – белый щенок, выехавшая за город машина, путаные мысли-ощущения – чужие, а оттого не во всем понятные, – но продолжала смотреть, слушать и чувствовать то вместе с запыхавшимся малышом, то будто наблюдая за ним со стороны. Но чаще вместе, и тогда казалось, что это ее бьет по носу разросшаяся трава, а во рту горчит от выхлопов автомобиля, который никак не получалось догнать. Хорошо, что ехала машина небыстро, иначе маленький преследователь давно уже отстал бы, однако силой он уступал упрятанным под капот лошадям, а бежать и одновременно прятаться в придорожных зарослях было сложнее, чем просто бежать.

«За кем мы гонимся?» – спрашивала Марти, но щенок ее не слышал. Она пыталась сама найти ответ на этот вопрос, рассмотреть машину его глазами, запомнить хотя бы цвет, а если повезет, то и номер, но маленький пес не разбирал цветов и не знал цифр…

Он был уже на пределе, когда автомобиль наконец остановился. Щенок обессиленно повалился на землю. Загнанное сердечко бешено колотилось, грудь и живот тяжело вздымались, но усталость не мешала помнить о поручении, которое дал ему старший, и, передохнув немного, щенок пополз туда, откуда доносились голоса людей.

Марти прислушалась, но оказалось, собаки понимают человеческую речь ничуть не лучше, чем люди – собачий лай. Лишь по интонациям ясно было, что говорившие – один из них, по крайней мере – чем-то взволнованы. Второй казался спокойным и, видимо, хотел успокоить и собеседника.

К чему ей видеть это и слышать, если даже догадаться невозможно, что происходит? К чему ей вообще все это?

– …отвезу в дом, там никто ее не найдет, – вдруг расслышала она. – До утра она не проснется, а после Джек о ней позаботится…

Это говорил тот, спокойный… Или спокойная? Марти с удивлением обнаружила, что не может определить, принадлежит этот голос мужчине или женщине, как и второй, отвечавший по-прежнему нервно. Но ответа она уже не поняла. Щенок отвлекся: прошмыгнул мимо машины, за которой гнался последний час, и подкрался к другой. Он чувствовал, что его человек теперь там, в новом автомобиле, и совсем не хотел опять запыхаться от бега, пыли и выхлопов. Задняя дверца была приоткрыта, и малыш, с трудом вскарабкавшись в салон, нырнул в полумрак. Лизнул свесившуюся с сиденья руку своего человека, даже прикусил несильно, но ответа не дождался. А голос подавать было нельзя – это он знал. Наверное, старший отдал ему частичку своих сил и чутья тогда же, когда дал человека. И сейчас человек нуждался в помощи и защите. Или хотя бы в маленьком комочке тепла.

Щенок нашарил на полу под сиденьем скомканное покрывало – то, в которое завернули его человека прежде, чем спрятать в первую машину, и, помогая себе зубами, спрятался под хранившую знакомый запах ткань. Так его не заметят и он останется рядом… Старший будет им доволен…

– Какой старший? – открыв глаза, спросила Марти у потолка. К снам, показывавшим ей прошлое, она уже привыкла, но к снам, в которых щенки гоняются за машинами и размышляют о долге, оказалась, мягко говоря, не готова. – Что это было?

«Было», – эхом повторилось в голове.

– Было, значит…

Она села на кровати и постаралась вспомнить странный сон в подробностях. Щенка, безлюдные улицы, пыльную дорогу… Кажется, был вечер… Или уже ночь? И тот человек, которого везли в какой-то дом, – «она»… Рука, в которую щенок тыкался носом, была небольшой, определенно женской… девичьей…

– Что я должна понять? Нет, естественно, что, когда кого-то куда-то везут против его воли, усыпленного, ничего хорошего в этом нет… Но кого? И куда? И что я должна делать?

Если бы ей ответили, было бы замечательно. Но – увы.

Остров мог говорить с ней только в башне, но сейчас туда нельзя. Марти не понимала почему, но чувствовала – нельзя. Да и Джо сегодня на похоронах. Скверно выйдет, если, вернувшись, она снова найдет в архиве незваную гостью, придется давать объяснения, а это тоже нежелательно до поры – острову нежелательно и ей, Марти, по крайней мере, пока она не знала всех правил этой игры…

Но ведь разговор – не единственное решение. Однажды у нее был пациент… Он не выжил в итоге, невзирая на ее усилия, но сейчас не об этом. Тот солдат продержался неделю – обожженное мясо на переломанных костях, – неспособный пошевелиться или издать какой-нибудь звук. Самым здоровым в его теле оказался единственный уцелевший глаз, и Марти, заглядывая в этот глаз, видела, когда ввести новую дозу обезболивающего или влить в рот несколько капель воды… До последнего надеялась спасти его, хоть умом и понимала, что лишь продлевает его страдания. Но он так хотел жить, и желание это не угасало в блеклом глазу… Впрочем, сейчас действительно не об этом.

– Прогуляюсь, – сказала она, обращаясь к невидимому наблюдателю. – Может быть, позавтракаю у Бернис… Если не окажусь где-нибудь еще…

Разве не так они общались в первые дни? Остров водил ее по городу, выбирая дорогу. Вдруг и теперь подскажет верный путь или устроит встречу с нужным человеком?

Адам уже уехал. Возможно. Марти не стала проверять. Ей не нужна была компания для прогулки. И от Беллы, с которой столкнулась в холле, сбежала, отделавшись беглым приветствием. Ведьма хотела сказать что-то или спросить, но ее слова лишь отвлекли бы.

День обещал быть солнечным, но уже не таким жарким, как вчерашний. Ветерок чуть резче и прохладнее, небо не голубое, а насыщенно-синее, чуть плотнее облака у горизонта. Подкрадывающийся к острову шторм загодя предупреждал о себе, словно в той детской игре: «Кто не спрятался, я не виноват».

– Попробуем? – Марти нерешительно остановилась на перекрестке. Налево? Направо? Прямо? На мгновение она почувствовала себя донельзя глупо. Стоит ли доверять снам, голосам и странным видениям? Всему этому может быть иное объяснение. Например: она сошла с ума.

Но подобное объяснение самой не нравилось.

– Предположим, что налево, – пробормотала она себе под нос.

Сложно отличить собственные мысли от подсказок со стороны. Для этого нужно отрешиться от всего, не думать и не строить догадок, что ждет за новым поворотом. Видимо, Марти это удалось, так как спустя час блужданий она оказалась в незнакомой части города, в месте, куда вряд ли пришла бы по своей воле.

«Карго-Верде прощается с Кристин Кроули», – сообщала табличка у входа. Первая часть фразы была выложена на черном фоне выпуклыми белыми литерами, а имя – вписано мелом. Его сотрут, когда гроб увезут на кладбище, и освободят место для следующего.

Кроули. Если мир тесен, что говорить об одном острове?

Марти всмотрелась в вывешенный за стеклом портрет в траурной рамке. Молодая женщина, светловолосая, ясноглазая. Симпатичное лицо, открытое и немного наивное, как бывает у тех, кто и во взрослом возрасте сохраняет верность детским мечтам. Подобные люди созданы для счастья, и только для счастья, перед лицом беды они, как правило, беззащитны…

Дверь похоронного дома готова была впустить ее, но Марти нечего было делать внутри. Мертвые не дают ответов… за редким исключением… Значит, нужно искать живых. Или ждать, пока кто-то из них найдет ее.

Долго ждать не пришлось. Марти едва успела перейти на противоположную сторону улицы, как услышала за спиной зычное: «Мартина!» – и, обернувшись, увидела спешащую к ней женщину. «Только бы не бросилась обниматься!» – подумалось при взгляде на знакомую крепкую фигуру. Подобным сложением обладают обычно борцы или грузчики, но никак не медсестры. Впрочем, для тюремной сестры, имеющей дело с далеко не хрупкими барышнями, несколько фунтов мышц лишними не будут.

– Мартина, ну надо же!

«Видимо, надо», – подумала Марти, предусмотрительно протянув ладонь, и уже распахнувшей объятия сестре Лизе пришлось удовольствоваться рукопожатием. Впрочем, помогло это несильно: руку она трясла так, что в плече хрустнуло. В больном плече, между прочим.

– Я тебя через окно увидела. Думала, зайдешь…

В начале знакомства Марти считала, что сестра Лиза тыкает всем арестанткам, но после выяснилось, что подобное обращение было знаком расположения, а не пренебрежения и к большинству заключенных применялось отстраненное «вы». Касательно окна, в которое ее увидели, пояснений не требовалось.

Марти бросила взгляд на похоронный дом и пожала плечами:

– Зачем? Мы не были знакомы. Я просто проходила мимо, заметила знакомую фамилию, вот и…

– Ну да, ну да, фамилия. – Сестра Лиза энергично закивала, и старомодная соломенная шляпка с искусственными фиалками съехала ей на лоб. – Эдны невестка. Я как узнала, аж страх взял. Помню, когда Джим, сын ее, погиб, в тюрьме надолго покой забыли. Наша госпожа директор по-другому с горем справиться не может, только работой, только так, чтобы все гайки до упора закрутить, чтобы вокруг аж горело и дымилось… А теперь и Кристин, значит. Я даже подумывала другое место подыскать. Привыкла в тюрьме, конечно, но если Эдна опять станет проверку за проверкой устраивать… Возраст у меня не тот уже, покоя хочется…

Сестре Лизе было лишь немногим за пятьдесят, и здоровьем она обладала отменным, но к покою тяготела всегда. Интересно, на кого сейчас, когда рядом нет Марти, она сбрасывает свою работу, чтобы попивать чаи и листать дамские романы?

– В лечебницу вот снова люди нужны, – продолжала она. – И условия там не в пример лучше. Одно название, что психушка, а на деле – курорт.

При упоминании лечебницы Марти почувствовала легкое прикосновение к плечу, словно кто-то пытался привлечь ее внимание. Или показалось? Место ранения все еще ныло после дружеского рукопожатия…

Собеседница, заметив отразившиеся на ее лице сомнения, приняла их на свой счет и опять затрясла головой, рискуя лишиться шляпки:

– Так и есть, точно говорю! Курорт! Настоящих больных там – раз-два и обчелся, все больше богатеи расслабляются. Нервные расстройства у них сейчас в моде.

– Они всегда в моде, – проворчала Марти. К ощущению ладони на плече добавилось покалывание в груди и шум в голове, и она чувствовала себя неисправным радиоприемником, улавливающим, но неспособным воспроизвести полученный сигнал.

«Лечебница? – возмутилась мысленно. – Серьезно? Я ведь могла уже сейчас быть там с Адамом!»

И споткнулась.

Сестра Лиза заботливо подхватила ее под руку.

– Осторожнее! Так и ноги переломать недолго.

– Спасибо…

«С Адамом нельзя? Нужно одной?» – проверила Марти появившуюся догадку. Лицо обдало неожиданно теплым ветерком. Как будто кто-то выдохнул довольно: уф, ну наконец-то поняла!

– Лечебница, – повторила Марти задумчиво. – Если не ошибаюсь, далековато от города.

– Так и есть, – уныло подтвердила сестра Лиза. – До тюрьмы ближе, каких-то полчаса на автобусе. А туда… Была бы машина или договориться с кем-нибудь…

Озвученные варианты Марти не устроили.

– Автобусы в ту сторону не ходят? – полюбопытствовала она.

– Есть один. В пять утра отправляется от городской станции, объезжает все фермы по пути и к восьми добирается до лечебницы. А обратно приползает к половине десятого вечера.

Воодушевления в ответе не слышалось, и неудивительно: чтобы сестра Лиза с ее-то любовью к покою вставала в такую рань и три часа тряслась по проселочной дороге? А вот Марти подобное решение полностью устраивало. Если она, конечно, соберется в лечебницу.

На последнюю мысль остров отозвался недовольством, но Марти осталась непреклонна. Если. Она ничего не обещала. Не могла обещать, владея только жалкими огрызками информации. И вообще, их сегодняшний разговор – если это можно назвать разговором – начался с белого щенка и его хозяйки, а о них до сих пор ничего не известно.

Возможно ли, что якобы случайно встреченная знакомая из тюрьмы поможет разобраться и в этом?

Сделав вид, что высматривает кого-то за ее широкой спиной, Марти привстала на цыпочки, затем бегло оглядела улицу и состроила разочарованную мину.

Естественно, эти действия не остались без внимания.

– Ищешь кого-то? – Сестра Лиза завертела головой.

– Да так… Как раз перед нашей встречей заметила тут щенка, такой милый малыш и явно не бесхозный. Мне показалось, он потерялся.

– Щенок?

– Да, белый. Убежал, наверное. Жаль будет, если выскочит на дорогу…

Смена темы оказалась слишком неожиданной для сестры Лизы, женщина непонимающе захлопала глазами, а потом вдруг застыла, и недоумение на дряблом лице сменилось иным, куда более осмысленным выражением.

– У Джессики есть щенок, – проговорила она, что-то вспомнив. – Как раз белый.

– Джессика? Кто это?

– Так дочка Кристин, внучка Эдны. Та ее вчера в тюрьму притащила. Видно, оставить было не с кем, вот и взяла с собой и ее и щенка. Шустрый такой песик. Джессика его Кеном назвала, представляешь? – Рассказчица хихикнула, но, взглянув на Марти, притворившуюся, что не видит ничего забавного или странного в этом имени, погасила улыбку. – Избалованная девчонка, как по мне, – выдала веско. – Но Эдна в ней души не чает. Да и нет у нее никого больше. Так что, может, и не будет в этот раз персонал гонять, внучкой займется.

– Сколько ей лет?

– Джессике? Тринадцать вроде бы. То ли было, то ли будет вот-вот. Немаленькая уже. Но жалко ее, конечно. Отца война забрала, мать – маньяк этот, чтобы ему еще худшей смертью издохнуть! Бабушка только одна и осталась…

И щенок.

Марти стиснула зубы. Было ли это подсказкой острова или заговорила ее собственная интуиция, но в том, что именно Джессика снилась ей минувшей ночью, она не сомневалась. Тринадцатилетняя девочка, которую усыпили и увезли неизвестно куда, девочка, которую нужно спасать… А ей – в лечебницу, значит?!

Вот уж нет!

Она спешно попрощалась с сестрой Лизой и, игнорируя попытки Карго-Верде сбить ее с пути, направилась к башне. То, что остров водил ее кружными дорогами, оказалось даже кстати: удалось разминуться с Джо. А то, что дверь в архив была закрыта, проблемой не являлось.

– Открывай, – злым шепотом велела Марти. – Открывай, а не то… Не то я начну ломиться, устрою скандал, и меня заберут в участок за хулиганство. А потом и в тюрьму вернут за нарушение условий досрочного освобождения! Такое ведь в твои планы не входит, да?

– Да, – согласно скрипнула дверь.

Внутри было холодно. Очень холодно, словно башня превратилась вдруг в гигантский рефрижератор. Морозный воздух обдавал раздражением и обидой, оконные стекла потемнели, и солнечный свет почти не проникал в них, оставшись снаружи вместе с теплым летним днем, но на Марти эта демонстрация не действовала. Если бы она была башней, то полыхала бы сейчас огнем, способным расплавить не только лед, но и камни, так что нечего грозить ей сквозняками!

– Я хочу знать все! Хватит с меня твоих игр! Ребенок в беде. Ты понимаешь – ребенок?

Башня вздрогнула. Перед глазами поплыл туман, сначала густой, белесый, он постепенно истаивал и рвался клочьями, и в образовавшихся дырах появлялись уже виденные Марти картины прошлого. Поле, усеянное мертвецами, и детей среди них было немало…

– Тогда ты ничего не мог сделать, – сказала она, силясь не отвести взгляда от перепачканных кровью и грязью лиц. – Сейчас можешь. Назови имя. Останови это!

– Останови! – гулко прокатилось по полю трупов. – Ты…

– Почему? Почему – я? И как?

Печати зудели на запястьях, напоминая о ее бессилии. Что она может? И почему должна молчать, когда есть те, кто способен действительно помочь? Джо, лейтенант Фаулер. Нужно сказать им…

– Не нужно, – прошелестела сменившая туман темнота.

Мрак давил, слепил не хуже яркого света, и Марти закрыла глаза. Голова тут же наполнилась голосами и образами. Лейтенант… Директор Кроули… Записка в белом конверте… Джо… и их с лейтенантом пальцы, сцепившиеся до белизны в костяшках… Она говорит, щекой прижавшись к его щеке. Он – слушает… Соглашается. Или нет… Но не спорит. Он и с Эдной Кроули не спорил, псы известны своей покладистостью… Ссор и скандалов не будет. Но поступит он только так, как решит сам. Покладистость псов – лишь способ сэкономить время и нервы…

– Он не отступит, – поняла Марти. – Не бросит девочку.

Но хорошо ли это?

Если Фаулеру все удастся – бесспорно, хорошо. Но если что-то пойдет не так…

Она охнула и закусила кулак, на несколько мгновений провалившись в возможное будущее. Пожелала забыть… Забыть и верить, что такого никогда не случится. Но…

Тысяча «но»…

Получиться должно не у лейтенанта, а у нее, пусть Марти и не знает пока, что именно предстоит сделать. И сон про белого щенка был не Фаулеру, а ей, чтобы осознала, что стоит на кону. Судьба острова – слишком масштабно для ее маленького ума, уже произошедшие убийства не отменить, будущие не пугают, потому что они вероятны, но необязательны, и страх перед бедой не сильнее надежды ее избежать. А висящая на волоске жизнь ребенка – это другое, и не важно, что Марти никогда не встречалась с этой девочкой и не исключено, что никогда и не встретится. Куда важнее то, что ей дали понять: если Джессика погибнет, вина за это целиком и полностью ляжет на нее – Мартину Аллен, бывшего мага, бывшего военного хирурга, бывшую леди Стайн, бывшую заключенную… Во всем бывшую и ничего не представляющую собой в настоящем…

– Это шантаж…

Остров не ответил. Но холод убрал вместе с темнотой и туманом, впустил в окна солнечный свет и распахнул ведущую на улицу дверь, которой Марти хлопнула от души, покидая башню.

Час, а то и больше она бродила по улицам, малодушно пытаясь уверить себя в том, что все-таки сошла с ума, но добилась лишь того, что стала думать о лечебнице, идущем туда раннем автобусе и так и не купленном будильнике. Даже запах пирогов, когда она наконец пришла к Бернис, не избавил от этих мыслей.

– Неважно выглядишь, милая, – с тревогой заметила толстушка.

– Наверное, от голода, – вымучила улыбку Марти.

– Это легко исправить. – Бернис шагнула в закуток, откуда возвращалась обычно с чашками и тарелками, но неожиданно остановилась. Взглянула на посетительницу с сомнением. – Чего бы тебе хотелось?

– Мне? – Марти растерялась. Ей никогда не приходилось делать заказ, Бернис лучше ее знала, что подать. – А вы разве… вы не можете?..

Хозяйка «Пирогов» покачала головой:

– Не сегодня, милая. Сегодня ты сама должна выбрать.

Такой уж день…

Марти подавила обреченный вздох и решительно вздернула подбородок. Что ж, если так надо, она выберет.