Текст книги "Территория Альфы"

Возможно, я сам не мог ответить на их потребность любить. Я сам ждал определённого толчка внутри себя.

А пока меня не торкнуло, жил как живётся: в ярком калейдоскопе из женских особей. Называется это блядством: когда понравилась – и получил. Это было такое спонтанное удовлетворение желаний.

* * *

Бьянку я встретил в Амстердаме. Оказался там по приглашению приятеля, выходца из России, к тому времени осевшего в Европе. Он мне и показывал местные достопримечательности. И при его участии я познакомился с Бьянкой.

Неожиданно для себя я увидел ту, которую не рассчитывал увидеть в тех краях. Местные дамы были пресными и одинаковыми. Молодость их не спасала. Мой глаз ни за что не цеплялся. И я не искал романтики. Только Де-Валлетьес, квартал Красных Фонарей.

И тут такая роскошь, яркая, чем-то похожа на Тамару. Но более зрелая, она и была старше моей жены. И оказалась той редкой для меня женщиной, с которой мне сразу захотелось секса.

Бьянка работала в магазине «Versace», в отделе женской одежды. В тот раз я покупал много одежды, и мне понадобились помощь и внимание персонала.

И то и другое я получил от Бьянки.

Помощь и внимание русской девушкой чаще всего трактуются совершенно иначе, чем от неё требуется в предлагаемых обстоятельствах. Если ей по роду деятельности положено быть любезной и при этом ей самой хотя бы чуть-чуть симпатичен объект внимания, тогда за каждым её действием, за каждым жестом, можно видеть нечто большее, чем только желание выполнить свою работу хорошо.

Она посылает такие флюиды, что всё происходящее нельзя воспринять иначе, как готовность перевести отношения в иную плоскость, где мужчине будет принадлежать не только эта конкретная женщина, но и как приложение к ней все её проблемы сразу, а также проблемы её мамы, бабушки и сестёр, если таковые имеются. Чем больше русская девушка старается, тем больше у неё неразрешимых, с её точки зрения, проблем.

Голландка Бьянка вела себя иначе. Несмотря на кажущуюся открытость и эмоциональное участие в решении моей проблемы, она оставалась недоступна для того флирта, с помощью которого мужчина и женщина демонстрируют друг другу свои намерения. Она с какой-то до тех пор неизвестной мне в женщинах виртуозностью балансировала между доступностью и недоступностью.

Я стараюсь не использовать категории «лучше» – «хуже», просто когда знаешь, с каким материалом имеешь дело, тогда приблизительно понимаешь, какой результат получишь в итоге.

Бьянка была достаточно гламурная девица. Но голландская гламурность кардинально отличалась от российской. Бьянка сверкала изнутри. Может быть, это был признак породы.

На следующий день я вернулся туда, где эта девушка работала, и с помощью своего голландского друга объяснился в симпатии к ней, пригласил в ресторан. И она согласилась.

Первый вопрос, который меня интересовал: как я буду с ней общаться, не зная голландского, немецкого, английского?

Оказалось, в начале любовной истории язык не нужен. Ни о чём не надо договариваться. Всё накатывает само собой, в нужное время и в нужном месте.

Мы были реалистами. Оба уже взрослые: мне двадцать шесть, она, кажется, на пару лет старше.

Когда я прилетал в Амстердам, Бьянка приезжала ко мне в отель. Иногда мы наведывались к ней домой или в гости к её матери.

Несмотря на нашу связь, Бьянка по-прежнему оставалась автономной в решении своих проблем. Об их наличии она мне сообщала или заранее предупреждала. Мол, у неё появились такие-то проблемы, и какое-то время она потратит на их устранение. Сообщала не для того, чтобы меня подключить, – я, со своим менталитетом, всегда был готов помочь, – а для того, чтобы грамотно выстроить наше общее времяпрепровождение.

Бьянка не соединяла наши пространства в одно общее. Это была другая культура отношений. И я пытался её понять.

Бьянка стала той женщиной, ради которой я мог запросто сорваться и улететь из страны. И летел именно к ней. Я дорожил этими отношениями.

Вот тогда впервые подумал о перспективе нашего с ней союза – задумался: а может ли в моей системе координат существовать модель, где муж русский – и голландская жена. Выходило, что может.

У меня уже тогда были напряжённые отношения с Тамарой, и я не исключал возможности нового союза; но мне надо было сначала развестись. Но точно не из-за Бьянки, а вообще. Потому что, разведясь, я больше не планировал ни на ком жениться. Так уж мне нравилась моя предполагаемая холостяцкая жизнь.

Но… я всё ещё женат. Хотя более шести лет живу как холостяк в своём доме.

Так почему я до сих пор не развёлся?

Не потому, что не встретил ту, для которой хотелось бы стать мужем. А потому, что ещё не дошёл до такого отчаянья, за пределами которого теряется привычное одиночество.

Кто знает, может, это одиночество и есть та самая спасительная капсула, которая позволяет оставаться честным перед собой? А возможно, и перед другими.

Однажды я прилетел к Бьянке без предупреждения. Хотел сделать сюрприз. Пришёл в тот самый магазин, где она работала, а с некоторых пор там же работала и её сестра. Эта сестра и сказала мне, что Бьянка здесь больше не работает: вышла замуж и уехала.

Вот здесь я испытал шок. Я не понял, что произошло. Это было настолько неожиданно, – я и сейчас помню эту ситуацию до мелочей.

Я вышел из магазина, поплёлся по этой шопинговой улице, волоча по земле плащ, ценой в пять тысяч долларов. На улице зима, холодно, а мне всё пофиг. В голове осталась ясная картинка, словно в этот момент я сам от себя оторвался и смотрел сверху на то, что от меня там внизу осталось. Самое время было нажраться – а я тогда не употреблял алкоголь, лет до тридцати вообще пил спиртное раз пять. Курить марихуану в Амстердаме пробовал, но сказать, чтобы мне это понравилось, – нет, не понравилось. Я больше любил секс.

Тогда я так и не понял, что это за отношение такое, но не осуждал Бьянку за её поступок. Я всё списал на разницу культур.

Но я не единожды вспоминал её, просто хотел понять, по какой причине всё именно так получилось.

До истинной причины я не докопался. Но кое-какие выводы сделал. Только после следующих отношений.

* * *

Очень скоро я встретил Марту. Она была француженка с русскими корнями, из семьи эмигрантов, поселившейся во Франции ещё перед Второй мировой. Не очень хорошо, но говорила по-русски, знала три языка, окончила Сорбонну и на тот момент продолжала учёбу в Вене. В этом городе, в баре, мы с Мартой и познакомились.

Я увидел девушку, лицо которой показалось мне знакомо. Она сидела в компании друзей. В кофте, больше подходящей для офиса, чем для бара, – наверное, зашла сюда сразу после работы. И причёска, тоже больше офисная – каштановые волосы, туго затянутые в хвост. Ровно подстриженная чёлка на глазах. И такие знакомые черты лица. Она заметила мою заинтересованность ею.

И тут меня осенило. Я видел ту самую «Денизу», лицо которой когда-то подарил незнакомке из нашего дачного посёлка. Я даже подумал, не та ли это самая актриса, сыгравшая Денизу. Мысленно просчитал возраст. Не совпадало. Актриса была старше меня лет на десять, а эта девушка выглядела, как моя ровесница.

Она сама подошла ко мне. Спросила что-то по-немецки, потом по-французски. Перешла на английский. И когда услышала мой ответ на ломаном английском, заговорила по-русски.

Я объяснил ей причину, по которой так бесцеремонно смотрел на неё. Она не знала фильма, о котором шла речь. Но это сравнение ей польстило.

Так мы и познакомились. И начали поддерживать дружеские отношения.

Я никуда не спешил. Когда я строю отношения, мне не хочется в первый же вечер оказаться в постели с желанной женщиной. И с Мартой всё развивалось постепенно. А быстрый сексуальный контакт я всегда находил в России.

И понеслось. Я снова летал на встречи.

Когда Марта звонила, я просто вставал и уходил – хотел разговаривать с ней. Мне было наплевать, с кем я нахожусь, что меня кто-то ждёт. Я не мог наговориться. И я говорил и говорил столько, сколько мы хотели.

Я снова посмотрел фильм «Небесные ласточки». И теперь уже, как влюблённый мальчишка, бубнил себе под нос: «Все наши сны непременно исполнятся». И ещё что-то вроде того: «Кто в жизнь влюблён, тому всегда везёт». Именно в таком состоянии я находился.

Марта наполнила мою жизнь воздухом, которого мне давно уже не хватало. Я снова дышал, снова летал, и от этого голова моя была ясной и светлой. А душа пела.

Я хотел соответствовать ей. Даже начал учить английский с преподавателем.

Но я больше не строил планы. Просто наслаждался новыми отношениями, которые вообще не были похожи на все предыдущие.

С Мартой мы расстались достаточно банально. У неё перестал отвечать телефон: я звонил, а в ответ короткие гудки. Я не знал, что случилось.

Возможно, тоже замуж вышла.

К сожалению, её телефон был единственным связующим звеном. И когда через полгода отношений связь вот так неожиданно прервалась и Марта потерялась, я поймал себя на мысли, что вообще ничего не знаю об этой девушке, – ничего, кроме её номера телефона и того, что зовут её Марта. Она для меня была Мартой из Вены. И всё.

Когда я приезжал к ней, мы встречались в отеле, где я останавливался. Мы ужинали в ресторанах, которые были частью нашей общей системы координат. Мы ходили в магазины, театры, в оперу. Наше совместное передвижение по всем этим местам было настолько органичным, приносило нам двоим такое наслаждение, что даже в голову не приходило, что без серьёзных на то причин можно от всего этого отказаться.

Когда влюблён, имени и запаха любимой женщины оказывается достаточно.

Конечно, я думал о том, что же случилось. Марта могла потерять телефон. А тогда номера не восстанавливались. И что бы она могла сделать в этом случае? Ничего.

Нас могла развести случайность. А возможно, и преднамеренность, например, определённое её решение.

Марта всегда была собранной, ответственной, следовала дресс-коду, внушала чувство надёжности. Мне всегда казалось, что такая женщина не допускает ошибок. И не тратит время на ненужное ей. Она – мисс эффективность.

Тогда почему она, девушка с системным мышлением, сама не пожелала узнать обо мне нечто большее, чем только имя и телефон? Наверное, это был её выбор. «Но хорошие манеры надоели нам без меры, мы глядим по сторонам». Ласточка улетела.

Я был почему-то уверен, что ничего страшного с ней не произошло и она, конечно же, жива и здорова.

Наше расставание я пережил совершенно спокойно по той простой причине, что в России уже намечались какие-то перемены. Как раз случился экономический кризис. В июле мы с Мартой ещё были вместе. А в августе я ушёл с головой в решение проблем, и мне было не до переживаний.

Марта и Бьянка, француженка и голландка, это больше образы в голове, иностранные жар-птицы. Я увидел другой тип женщины, другую модель поведения и другую развязку отношений.

Бьянку я потерял, потому что полагал, что строю отношения на взаимном доверии. А оказалось, для неё это было, скорее всего, экзотическое времяпрепровождение.

С Мартой я уже не питал больших иллюзий. Может быть, она это видела или чувствовала. Но в итоге Марта тоже исчезла без предварительных объяснений.

Слишком мало иностранок я знал, чтобы подобный финал отношений считать нормой. Обе остались для меня далёкими, непонятными и чужими. Но на тот момент были очень близкими.

Понимаю, что это была попытка найти для себя что-то новое, но в другой системе координат. Нашёл. Прочувствовал. Но не понял.

После расставания с Мартой и Бьянкой я усвоил, что женщина не только источник наслаждения. Но и причина душевной боли.

* * *

Я вернулся в Россию и душой, и телом. По-прежнему был женат; вокруг меня всегда вращались какие-то девушки, но ничего серьёзного ни с кем из них не выходило. Не то чтобы я маялся по этому поводу, нет, меня это обстоятельство не особо смущало; но я запомнил, что чего-то, выворачивающего меня наизнанку, длительное время со мной не происходило.

После кризиса в моём бизнесе обозначилась некая стабильность. Жизнь наладилась. Но мне хотелось каких-то новых интересов, новых ощущений – необычных событий.

И тут появился партнёр с похожими желаниями. И с идеей создать авиашколу по подготовке пилотов-любителей реактивных самолётов. А на базе школы – авиаклуб для владельцев самолётов. Я полетал с ним на реактивном самолёте и понял: это моё. Так началось наше общее увлечение авиацией.

Я научился пилотировать. Мы получили контракт на обучение. И приступили к строительству базы в Мячково.

Тогда в моей жизни и появилась Арина Смирнова. Я строил авиационную школу, а она была спутницей, разделявшей мои увлечения.

Арина работала арт-директором в нашем лётном клубе. Она отвечала за разработку и организацию различных мероприятий, на которые собирались члены клуба.

Когда я приезжал к партнёру по авиашколе обсудить текущие дела, всегда заставал Арину. Она презентовала какие-то проекты, решала текущие вопросы. Общительная, ценительница искусства, она привносила некую богемность в наш проект.

Мы, можно сказать, сообща создавали авиационную школу. Каждый со своим ресурсом, но было ощущение, что мы всё это делаем вместе.

Я бы не сказал, что она как-то отличалась красотой, – такая обычная, даже совсем обычная. Глаза у неё были, как у совы, такие большие и навыкате. И я, в шутку, называл её совёнком. Но у неё всегда были такие интересные аксессуары или детали в одежде, которые выделяли её из толпы.

И ещё она была внимательная такая – мой слушающий партнёр. У нас очень быстро сложились дружеские отношения.

Где-то полгода мы с ней только общались и ничего другого между нами не было. Я наблюдал за ней, наблюдал… и в один прекрасный момент меня прошибло.

Мы не жили вместе, только встречались. Она, на момент наших с ней отношений, всё ещё числилась замужем, но уверяла, что между нею и мужем уже давно ничего нет, а их развод – дело ближайшего времени.

Я никогда ничего не проверял, я по жизни верящий людям человек и особенно склонен верить тому, что говорят женщины, до тех пор, пока они не начинают сами себе противоречить. Я запоминаю факты, и если вдруг в какой-то момент выползают нестыковки – ничего не выясняю, а просто прекращаю общение.

Вообще, по человеку сразу видно, что он живёт полноценной жизнью, работает, учится, что-то там творит, чем-то увлекается. А если в голове есть какой-то особый план, который нарушает нормальный ход событий, это рано или поздно становится понятно. Это вопрос времени и обстоятельств.

На многие вопросы ответы становятся очевидны раньше, чем созревают в голове сами вопросы.

Авиашкола была создана, и я серьёзно увлёкся авиацией. Она стала моей женщиной.

С Ариной мы встречались больше года. Наши отношения перешли в стадию обыденности. Больше не было креатива, но с её стороны появились претензии. Арина обвиняла меня в блядстве. Собственно говоря, где-то так оно и было. Авиация действительно делала максимально короткими взаимоотношения с девушками. И, как следствие, девушки менялись с неприличной частотой.

Отец мне когда-то рассказывал:

– Раньше было как? Газированной водой напоил, на трамвае прокатил – и девушка твоя.

Но это в те годы так было. А в мою молодость вместо воды – еда. В ресторан сводил, на самолёте прокатил – и вот она твоя. А по сути – всё то же самое. И если сама девушка после полёта готова была отдаться, это не означало, что мне это так необходимо.

И что в этом случае делать Смирновой? Даже не знаю. Думаю, каждая женщина сама ищет необходимое ей одной решение.

* * *

Для меня креативность в отношениях совершенно необходимое условие. Что я вкладываю в это понятие? Способность каждого из партнёров расширять пространство другого – за счёт своих возможностей, талантов, ресурсов, особого взгляда на мир. Всего чего угодно, что не жалко предъявить, чем не жалко поделиться.

Креативить надо попеременно. Я и сам на самом деле генератор, но мне иногда надо отдыхать. И когда я отдыхаю, креатив должна взять на себя женщина. Если в нужный момент она не берёт инициативу, значит, рано или поздно я этот креатив начну где-то искать. Это нормально, и я не вижу здесь никакого противоречия.

В скором времени таким креативщиком оказалась другая девушка. Несмотря на то что отношения с Ариной ещё не закончились.

С Аней меня познакомил приятель по бизнесу. Она работала в компании, поставлявшей топливо для самолётов.

Мы провели вечер в обществе партнёров и знакомых, а после я отвёз её домой. И поймал себя на мысли, что мне так легко с этой девушкой, я так свободно общаюсь с ней, как будто мы очень давно знаем друг друга. Я нашёл её телефон, позвонил. Мы встретились, пообщались, поужинали; начали созваниваться, встречаться.

И вот после года отношений Арина сообщила мне, что беременна. Сказала, что от меня, хотя всё ещё оставалась замужем. Возможно, что и от меня, я склонен верить этой легенде.

Я не собирался на ней жениться, я просто сказал ей, что дети – не проблема. От ребёнка я не откажусь и обеспечу его всем необходимым.

Но тут она повела себя неадекватно. Заявила, что это только её ребёнок и она даст ему свою фамилию. Мотивировала своё решение тем, что таким образом хотела себя обезопасить. От чего? От кого? От меня? Она почему-то придумала себе, что я обязательно захочу отобрать у неё младенца.

Я не понял причины, по которой Арина пришла к такому выводу. Я по-прежнему не был уверен, что это мой. Но я не отказывался от него. Может, ей нужно было знать, что я страдаю?

У меня было несколько телефонных разговоров с её родителями. Они поддержали меня. Но только ей одной было непонятно, что ребёнок при любых обстоятельствах должен оставаться с матерью.

Я больше не пытался убедить Арину в том, что не забрал бы ребёнка даже в случае, если бы точно знал, что он мой.

Вот так появилась на свет моя якобы другая дочь, которая, возможно, даже не знает о моём существовании.

В своём отцовстве окончательно я не уверен: пятьдесят на пятьдесят. Беременность Смирновой наступила, когда та состояла в браке и, в принципе, могла оказаться банальным «разводом» обидевшейся женщины. Может быть, обидевшейся на всех мужиков сразу. Развелась Смирнова перед самыми родами.

И если сначала меня подстёгивало чувство несправедливости, и я хотел сделать анализ ДНК, то потом успокоился. Решил, пусть пока всё будет так, как задумала мать девочки.

У девочки есть всё необходимое: квартира, ежемесячное пособие. Много я даю или мало, можно судить по-разному, но, я думаю, достаточно, чтобы растить здорового ребёнка.

Во всяком случае, в нашей стране есть масса женщин, которые воспитывают детей, имея мизерные алименты. В этом случае с моей стороны – благотворительность.

Я никогда не видел свою другую дочь, не знаю, какая она. Мои знакомые, видевшие её, говорят, что она сильно похожа на меня.

Чем? Лицом, телом, жестами, намерениями? Достаточно ли этого, чтобы заочно любить своего ребёнка? Мне недостаточно.

Иногда я пытался представить нашу с ней будущую встречу, наши разговоры. И вот тут моё воображение работало против меня.

– Ты знал о моём существовании?

– Да, знал.

– Всегда?

– Да, всегда. С момента беременности твоей мамы.

– А почему ты ко мне никогда не приходил?

– Твоя мама так захотела.

– Почему?

– Она испугалась. Решила, что я отниму тебя у неё. Но я никогда бы этого не сделал.

– Почему ты ей это не объяснил?

– Я пытался. Но она была непреклонной.

– И ты сдался?

– Нет. Я решил, что ты не заслуживаешь того, чтобы тебя с самого детства терзали на части. Надо было дать твоей маме время успокоиться. Я всегда был уверен, что она обязательно поймёт, что была не права.

– А ты думал обо мне?

– Да, иногда.

– Когда? Что это были за моменты?

– Когда передавал твоей маме деньги.

– И всё?

– Ну да. Я же никогда не видел тебя.

– Так, значит, ты и не любил меня?

– Скорее не любил, чем любил.

– Что, никогда-никогда?

– Понимаешь, я бы, может, и хотел. Но как?

– Я ненавижу тебя! Я ненавижу её! Я всех вас ненавижу!

Надо ли ей слышать такое? Даже независимо от её возраста. К другому финалу пока прийти не получалось.

Не потому, что мне трудно было солгать или что-то там придумать насчёт любви. Нет. Просто я уверен, что не стоит строить отношения на лжи. Даже со своим собственным ребёнком.

Иногда я искал альтернативу этому диалогу. Между моими дочками не такая уж и большая разница в возрасте. Возможно, при иных обстоятельствах, они и могли бы быть подругами. Но этих других обстоятельств уже нет и не будет.

– Ты та, которая незаконная?

– Какая разница, законная, незаконная? Я тоже его дочь. Как и ты.

– Как и я? У тебя даже фамилия другая.

– Ну и что? Это ничего не значит. Раз он считает меня своей, значит, я его дочь.

– Денег от него захотела?

– Я просто хочу с ним общаться.

– Что? Общаться? У него на таких, как ты, нет времени!

– Уж не беспокойся, он найдёт! Раз считает меня своей, значит, найдёт!

– Найдёт? Ты много себе вообразила. Он для меня время не нашёл. А я его настоящая дочь! А ты! Ты – чужая для него!

– Я похожа на него. Даже больше, чем ты!

– Ты хвастаешься тем, что похожа на обезьяну?

– Ты что, считаешь отца похожим на обезьяну?

– Его нет. А тебя – да.

– Это почему же?

– Ты подражаешь ему! И думаешь, что это вас сблизит? Ты думаешь, что любовь можно заслужить? Вот таким кривлянием: «Я похожа на него, я похожа». У тебя только его повадки! И всё! На обезьяну ты похожа! Ты и есть обезьяна! И между вами нет ничего общего!

Я знаю, какими жестокими бывают дети в борьбе за внимание родителей. Сам был ребёнком. Сам участвовал в подобных битвах. И всё же если понадобиться установить отцовство, сделаю анализ ДНК, но только когда эта девочка вырастет. И только по взаимному согласию с ней.

* * *

Влюбиться в девушку, соблазнить, завоевать, создать ей комфортные условия для жизни, – всё это я в состоянии пройти и сделать.

А девушка потом расслабляется и опускает руки. Ей становится лень. Она почему-то не может понять: чтобы удержать всё полученное, надо напрягаться. Больше, чем раньше. Намного больше.

А мне надо двигаться дальше. Чтобы удержать то, что имею. А она расслабляется и в итоге отстаёт. И получается, что у меня не пропадает интерес к ней, а просто ослабевает, потому что жизненный темп у нас разный. И дистанция между нами увеличивается.

В итоге в образовавшуюся пустоту обязательно воткнётся какая-то другая интересная девушка со своей новой фишкой. И это не назовёшь влюблённостью, но мне с ней может быть гораздо интереснее. Потому что секс, поглаживания занимают ограниченное время. А всё остальное – это общение.

Вот и вырисовывается модель, когда спишь с одними, общаешься с другими, а заботишься о третьих.

Решение Смирновой лишить ребёнка моей фамилии окончательно развело нас в разные стороны.

Аня знала о разрыве с Ариной, – я уже на тот момент был с ней достаточно откровенен, – и поддержала меня. Она терпеливо выслушивала истории про Арину, давала советы, причём искренне настраивала меня на мирное разрешение конфликта.

Так отношения со Смирновой закончились почти безболезненно и перетекли в новые, с Аней. Сложилось впечатление, что одна следовала за другой.

Они и между собой были чем-то схожи. Не внешне. Аня – изысканная, красивая, лицом похожа на Шарон Стоун. Это отмечали все окружающие, прежде чем я сам собирался намекнуть на их внешнее сходство. У Ани и Арины оказалось похожее мироощущение. Но Аня всё же более богемная, более загадочная, более творческая, всё в ней как-то ярче выражено, чем у моей предыдущей подруги.

Аня словно переливалась разными красками. И с ней легко дышалось. У неё была маленькая грудь, но большая попа. А внутри – словно спрятан магнит, который притягивал к ней внимание, заставлял взгляд остановиться именно на ней.

Аня оказалась жуткой бестией. Она как никто другой умела разыгрывать такие любовные прелюдии, так томить и заводить одновременно, что я прямо физически ощущал, как воздух вокруг нас насыщался сексом и желанием. Это было как раз то, в чём я больше всего нуждался. Я никогда никуда не спешил, «не гнал лошадей, не загонял», и в любви мне была необходима партнёрша, понимающая мою природу.

Мне досталась сверхчувственная женщина, такая, которую я долго искал. А когда нашёл, счастливо удивлялся, что это наконец произошло.

Я влюбился в неё. Первое время всё шло хорошо, и у меня появились мысли о том, чтобы как-то организовать наше совместное проживание. Жениться я пока не собирался. Но серьёзно задумался о нашей с ней будущей жизни.

Я предложил Ане уйти с работы. Во-первых, чтобы она могла больше времени уделять мне и нашим отношениям. А во-вторых, её должность и зарплата не соответствовали статусу моей девушки.

Нет, меня не смущала та работа, которую она выполняла. Просто все мы находились в одной иерархической системе. И над ней стояла куча начальников, которым я, с высоты своего положения, мог легко щёлкать по носу. В случае наших с ней отношений её работа там становилась просто неуместной. Да и зарплата у неё была небольшая – такие деньги я мог свободно выдавать ей на ежедневные расходы.

Ей следовало это понять. Но она не поняла.

Тогда я на доступном ей языке попытался объяснить ситуацию. Я обратился к её детским воспоминаниям, когда она читала сказки и, как всякая нормальная девочка, видела себя принцессой. И надеялась, что и в её жизни появится принц. Я объяснил ей, что если её избранник является владельцем больших территорий, настолько больших, что её собственное государство теряется на просторах земли её принца, тогда она, как истинная принцесса, должна переехать в замок к нему. А не оставаться ждать встречи с возлюбленным в своём маленьком вонючем сарайчике.

Но она не перешла на язык аллегорий, а просто сказала: считает, что все души в этом мире равноценны. И потому каждый прекрасен на своём месте.

Ого! Я, кажется, тогда ничего не понял. Или не понял, с кем связался.

Аня отказалась уходить с работы. Она была привязана к ней, но не как к стартовой площадке, на базе которой собиралась делать карьеру. А как к ежедневному мероприятию или даже ритуалу, на котором ей важно присутствовать. Она искренне пыталась донести до меня какие-то, на мой взгляд, абсурдные причины, по которым ей необходимо было там оставаться.

Постепенно я начал замечать, что Аня придумывала проблемы раньше, чем те случались. Проблема могла и не случиться, но она всё равно её учитывала.

Так несуществующий конфликт моих существующих и наших с ней общих, ещё не появившихся на свет детей, стал предметом её переживаний. Или она могла подсесть на тему совместимости или несовместимости партнёров, и по разным признакам находить подтверждение либо первому, либо второму. Тут всё зависело от её настроения.

Аня виртуозно доводила ситуацию до абсурда. Мир вокруг неё был наполнен приметами, снами, знаками. Картинки из снов значили для неё больше, чем информация из реальной жизни. Она цеплялась за иррациональное. В общем, оказалась философиней.

Наверное, большинство мужчин однажды да имели дело с философинями. Я сам не единожды нарывался на подобных женщин. И всякий раз имел наглость прерывать разговор.

К Ане я относился с нежностью. Я рассчитывал, что вместе мы выберемся из её иррационального бреда.

– А вот там, посмотри в меню, третье блюдо снизу. Рекомендую.

– Нет, я уже салат заказала. Больше не хочу ничего.

– Ну ладно. Жди свой салат. Возьми бокал, выпей вина.

– Я вчера закончила читать книгу Алисы Бейли.

– А почему Блаватскую проигнорировала? Всё-таки сложившуюся иерархию лучше учитывать.

– Ты прикалываешься? Ты хочешь меня подколоть?

– Нет, что ты? Просто я не понимаю, чем нам с тобой поможет Алиса.

– В каком смысле?

– В прямом. Если ты хочешь сформировать для себя базу знаний на определённую тему, тогда лучше выстраивать её грамотно и последовательно, чтобы понимать, кто первоисточники, на каком этапе менялся подход, кто новаторы и так далее. Ты знаешь всё это, ты же образованная. А так выходит, что ты тратишь время на непонятную теорию непонятного тебе автора.

– То есть, по-твоему, я не могу прочитать отдельную книгу отдельно взятого автора?

– Можешь. Только зачем? Ты сама-то это поняла?

– Да.

– Ну и о чём эта книга?

– О духовном учении. О связи между духовностью и Солнечной системой.

– Аня, ну что ты голову морочишь! Большинство книг об этом. Можешь коротко рассказать, о чём там?

– Коротко я не могу.

– Почему?

– Потому что это целый трактат. Там нет сюжета и развития событий. Это мировоззрение.

– А зачем мне это мировоззрение?

– Потому что оно правильное.

– Что значит правильное? Объясни мне.

– Это невозможно объяснить. Есть внутренние ощущения, на которые нужно опираться. Именно они и подсказывают, что правильно, а что нет.

– Аня, послушай, объяснить можно всё. Вот ты сейчас что пытаешься сделать? Найти причину, по которой эта книга может меня заинтересовать. Понятие «правильно» или «неправильно» не может стать мотивацией к действию. Ну, если это не связано с религиозным фанатизмом. Эффективно, не эффективно – может. Низкий КПД, высокий КПД – тоже может. А то, о чём говоришь ты, очень размыто, неточно. Вот если сейчас с тобой грамотно провести беседу, то всё, что для тебя было «правильным», через какое-то время станет «неправильным».

– Это не так.

– А как? Объясни тогда.

– Ну я же только что тебе попыталась объяснить, что есть вещи, которые объяснять не надо. Они есть – и всё. И они правильные. Если бы ты прочёл книгу, ты бы сам всё это понял.

– А на чём держатся утверждения этой Алисы? Откуда она знает, что правильно, а что неправильно?

– А ей книги телепатически надиктовал её учитель Тибетец. Это один из духовных наставников человечества.

– Телепатически?

– Да.

– То есть она что-то слышала и это записывала.

– Да.

– Ань, ты что, серьёзно тратишь своё время на чтение вот такого?

– Подожди, ты же не читал. Потому и не понимаешь, насколько это важно.

– Да я и не буду это читать. Я не верю во всю эту херню. Голоса. Это диагноз, понимаешь? Шизофрения.

– Если бы ты хотя бы попытался, ты бы понял, как ты ошибаешься.

– Чтение таких сочинений – пустая трата времени. Исключение, если ты собираешься зарабатывать деньги на подобных теориях. Или использовать для собственного удовольствия.

– В каком смысле?

– Когда ты зачитывалась Юнгом, а потом дошла до осознания нуминозности фаллоса, искусно перенесла его обожествление в постель и устраивала нам двоим такие прелюдии, от которых крышу сносило, вот тогда это было оправдано.

– Ты меня разочаровываешь.

– А ты меня нет. Вот салат твой принесли. Лучше поешь. Давай выпьем. Бери свой бокал. И мой тебе совет – не сходи с ума.

В случае с Аней я честно пытался понять, что же ей надо. Мне это давалось с большим трудом.