Текст книги "Житие мое"

Глава 4

Утром первого числа я встал с первыми лучами солнца, что в праздники для меня в принципе нехарактерно. А что делать? Детишек-то вчера отправили спать ровно в одиннадцать ноль-ноль (жестоко, на мой взгляд), а найти в Михандрове место, где может оттянуться одинокий черный маг, я не успел. Немного сонная хозяйка подала кофе на открытой веранде, Макс лежал у моих ног и успешно изображал скучающего пса, вокруг было удивительно тихо, словно мы и не в городе вовсе. В скрипучем кресле-качалке, с одеялом на плечах и чашкой кофе в руке я мог бы сидеть вечно. Естественно, долго такое счастье продолжаться не могло.

К пансиону, визжа трансмиссией, подъехал автомобиль характерной полосатой расцветки. Ну почему как государственная контора, так обязательно алхимик – кривые руки?! Я с тоской наблюдал, как водитель расшаркивается с хозяйкой, почему-то у меня была уверенность, что он приехал не к ней. Так и есть! Получив инструкции, новоприбывший направился к веранде.

Макс потянулся и широко зевнул, надеюсь, мужик не успел рассмотреть его пасть в подробностях.

– С добрым утром! – Водитель приподнял фуражку.

– С добрым! – Я постарался изобразить вежливую улыбку. Это в интернате на меня нажаловались или местные службы проявляют бдительность?

– Мы приносим глубочайшие извинения за вчерашнее. Мы готовы были вас встретить, но произошло досадное недоразумение! Нам очень жаль.

Встретить? Ах да, вчера на станции какие-то клоуны прыгали вокруг багажного вагона, но поскольку я все равно взял Макса в купе, то и чемодан сдавать не стал.

Значит, кто-то из Редстона сюда отзвонился. Надо же, какие бдительные! Одно слово – надзор.

– Да ничего страшного, – пожал плечами я.

Он заметно расслабился.

– Мистер Кларенс интересуется, когда вы с ним сможете встретиться?

Я задумался. До того момента, как михандровский интернат откроется для посетителей, оставалось еще два часа, и занять их было решительно нечем.

– Давайте сейчас, только документы возьму!

Он заулыбался, а я пошел к себе в комнату запереть зомби и забрать командировочные бумажки. Может, удастся уговорить здешнее начальство проставить все печати оптом, чтобы не ходить второй раз. Порадовало, что михандровский надзор работает в праздники с девяти. Какие работяги! Чем они вообще могут тут заниматься?

Следующие полчаса шофер сосредоточенно рулил по узким, мощенным еще во времена инквизиции улочкам, а я морщился и старался не прислушиваться, как надрывается скверно отрегулированный мотор. Надо будет пошуровать под капотом чисто из сострадания – машину просто убивают.

Полиция в Михандрове занимала аккуратное одноэтажное здание, зажатое между гостиницей и пекарней. Слева от двери одна под другой висели три таблички: «Криминальная полиция города Михандрова», «Отделение НЗАМИПС города Михандрова» и почему-то «Михандровское общество защиты животных». Помнится, я еще удивился, как это они все там помещаются, но, когда открыл дверь, все встало на свои места: в крохотном офисе за единственным письменным столом сидел, судя по табличке, лейтенант Рудольф Кларенс, единоличный начальник всего-всего-всего и при этом – тут я подозрительно уставился на чиновника – инициированный белый. Занавес. Это какой же гений догадался доверить надзор белому магу?! Любопытно узнать, кто у них тут работает в очистке…

Я закрыл глаза и начал считать до десяти. Нет, лучше сосчитать до двадцати. У меня было такое чувство, что любимый учитель сумел найти мне занятие на все праздники.

– Итак, – совершенно спокойно сказал я где-то через минуту, – какие у нас проблемы?

А то, что в таком месте есть проблемы, было совершенно очевидно.

– Э-э… – Дезориентированный лейтенант пытался вспомнить, с чего собирался начать знакомство, потом просиял: – Рудольф Кларенс!

– Томас Тангор.

Мы пожали друг другу руки. Я боролся с ощущением, что происходящее здесь – бред. Белые захватили мир, они везде!

– Вы не представляете, как мы рады вашему приезду! Мы вас так ждали, так ждали, я трижды ездил в головной офис и лично подавал рапорты, но старший координатор Аксель так нетерпимо относится…

Я мужественно подавил стон:

– Давайте сначала обсудим дело!

Он с готовностью кивнул и уставился на меня. Помолчали.

– Так что у вас конкретно произошло? – не выдержал я.

– А вам разве не объяснили?

– Будем считать, что я желаю узнать все из первоисточника.

– Это очень мудро, – согласился Кларенс, поерзал на стуле и принялся рассказывать: – Все началось год назад после скандала. НЗАМИПС расследовал самоубийство выпускника михандровского интерната, и по ходу разбирательства выяснилось, что за последние восемь лет покончили с собой двенадцать бывших учеников. Все – белые.

Голос лейтенанта сорвался от волнения, а мои брови неудержимо поползли вверх. Самоубийство белого – исключительно редкое явление. Ну спиться, ну с ума сойти – это у них пожалуйста, но чтобы руки на себя наложить, такого почти не бывает.

– Просто ужас какой-то! – Казалось, даже мысли о произошедшем даются Кларенсу с трудом. – Прежний директор подал в отставку, работала комиссия, но дело не в этом. Я участвовал в расследовании и обратил внимание на то, что местонахождение четырех воспитанников установить так и не удалось. Конечно, эти ребята были достаточно нелюдимые, без близкой родни и друзей, но белые не склонны уходить в никуда! И тогда я сопоставил эти факты с собственным опытом. Видите ли, Михандров – город не такой уж маленький, все жители знакомы друг с другом, но не настолько близко, чтобы на виду был каждый шаг. Так вот, по моим наблюдениям, по меньшей мере пятеро одиноко проживавших белых съехали куда-то без видимых причин. К родственникам, которых не существует, в город, названия которого никто не знает, просто по делам – и с концами. Двое оставили в квартирах личные вещи, и домовладельцам пришлось их куда-то пристраивать на случай возвращения хозяев. Конечно, все это мои домыслы, но кажется странным! Я обратился в центральный офис с просьбой провести расследование, возможно, на предмет наличия потусторонних феноменов. Собственно говоря, на три моих обращения ответили только один раз, мне было приказано ждать.

Естественно! Нету тела – нету дела. Это нормальная практика, но лейтенант Кларенс выглядел искренне огорченным.

– У них небось все люди наперечет, – утешил я его. Нельзя же говорить человеку, что он дурью мается. – Особенно те, что еще способны делать дело. За последние четыре года активность потустороннего возросла, а штаты старые, урезанные. В Редстоне дело сдвинулось с мертвой точки, только когда гули съели прежнего начальника очистки. Без шуток.

– Но вы-то приехали! – вскинулся Кларенс.

Правильнее было бы сказать – вляпался.

– У меня брат учится в вашем интернате.

Мой Лючик в этом змеином логове! Его необходимо оттуда забрать. Но куда? Где гарантия, что другая школа будет лучше? И где гарантия, что все пропавшие не живут счастливо где-нибудь на южном побережье… Гм… вместе с самоубийцами. Только без паники: у меня есть две недели на то, чтобы разъяснить эту фигню и сделать выводы, но времени в обрез.

– Что ж, ваши подозрения вполне понятны, лейтенант, – хотя на нежить это ничуть не похоже, скорее уж на маньяка-убийцу – будем работать. У вас есть какая-нибудь информация о пропавших?

– Конечно! – Кларенс снова заулыбался. – Я составил подробные досье.

Он достал откуда-то из-под стола картонную коробку и принялся извлекать из нее пухлые папки.

– Я могу взять это с собой?

– Да.

– Еще одна просьба: пусть мое участие в деле остается секретом. Зачем зря пугать обывателей? Присутствие черного мага и так серьезное испытание для их нервов.

Это помимо того, что меня могут перестать пускать к Лючику.

– Конечно, я понимаю, – кивнул лейтенант с видом заправского заговорщика.

– А если спросят, что я тут делал, вы скажете, что присматриваете за опасным типом.

Он закивал в два раза энергичней. На том и расстались. Уже в дверях я задал мучивший меня вопрос:

– Скажите, а кто у вас работает в группе устранения опасных феноменов?

Его взгляд стал немного виноватым. Уй!

– Понятно. Спасибо. До свидания.

А ну-ка, ходу из этого дурдома! Я взял одну папку – больше все равно не прочитаю, просто любопытно было, что в принципе полиция может знать о человеке, который ничего предосудительного не совершал. Шофер, представившийся Альфредом, повез меня обратно к мадам Паркер. Он не удержался от того, чтобы вступиться за шефа:

– Вы не подумайте, сэр, мистер Кларенс относится к своим обязанностям очень серьезно. Он много делает для города.

– Угу. Например, на ниве защиты животных.

Громко возражать Альфред не стал, но было видно, что он сердится:

– Вы думаете, если человек добр, то в нужный момент он не сможет проявить твердость?

Я тяжело вздохнул и ответил откровенно:

– Белый физически не в состоянии выполнять ту работу, за которую он взялся. Успешно, я имею в виду. Вам просто повезло, что здесь ничего не случалось! Я на вашем месте купил бы какую-нибудь методичку по правилам общения с потусторонним – краухардское отделение их сейчас во можестве выпускает – и рассчитывал только на себя. Так всем будет спокойнее.

Альфред замолчал. Оставалось надеяться, что он хотя бы задумается над моими словами.

Через полчаса я снова сидел на веранде пансиона мадам Паркер, однако состояние блаженного пофигизма не возвращалось. Вот еще одно подтверждение тому, что нет рая на земле! Но Лючик не должен почувствовать изменение моего настроения, ни к чему пугать малышей. Я вздохнул и начал воскрешать в уме формулы медитации – мне предстояло продемонстрировать миру чудеса самоконтроля.

Миссис Хемуль наблюдала в окно второе пришествие черного мага, о котором воспитанники шептались с самого утра. Ужасный монстр, добродушно улыбаясь, помогал брату потрошить свертки с подарками. Учитывая количество последних, это был поистине титанический труд. Мистер Фокс напряженно сопел за плечом директора, непрерывно потирая ладони и безумно нервируя ее этим. Происходящее не привлекало бы столько внимания, если бы Лючиано пришел на волнующую встречу один, но белый из Краухарда (словосочетание, не умещающееся в сознании) привел с собой друга.

– Петрос не готов общаться с посторонними! – шепотом возмущался мистер Фокс на ухо начальнице. – Вы же знаете, какой он чувствительный!

Худенький болезненный мальчик считался дальним родственником завуча и являлся предметом его постоянной заботы.

Миссис Хемуль была склонна не согласиться с коллегой: со сверхъестественной проницательностью за какие-то пятнадцать минут черный успел втереться в доверие к ребенку, всучил ему кулек конфет и большой стеклянный шарик с новогодним единорогом. Красивый, переливающийся всеми цветами радуги предмет совершенно очаровал малыша. Усевшись прямо на дорожку, Петрос восхищенно любовался бегом иллюзорной лошадки, горстями зачерпывая из кулька конфеты и не глядя отправляя их в рот. А ведь до этого болезненно стеснительный мальчик ничего не брал у незнакомых людей! Если бы дело происходило не на территории интерната, миссис Хемуль первая бросилась бы спасать ребенка от аморальных посягательств.

Лючиано неожиданно обнаружил, что в распакованном виде подарки занимают вдвое больше места, и процесс пошел в обратном направлении.

Возможно, будь ситуация в интернате не столь тревожна, миссис Хемуль пошла бы навстречу пожеланиям завуча (что-то несет угрозу? Прочь его!). Но школа в Михандрове была больна, и прописать ей лекарство не смогли лучшие эмпаты. Что говорить, если сама директор оставила своих детей, двоих чудных близнецов, в Артроме, когда отправлялась сюда. Пока родители верят Совету попечителей, но если тревожные признаки, замеченные комиссией, не будут устранены за год, власти закроют интернат – никто не захочет отвечать за возможную гибель воспитанников, – и старейшее учебное заведение округа перестанет существовать. Осталось меньше шести месяцев.

Но почему?! Во имя Силы, что они делают не так? Интуиция практикующего мага, и мага не слабого, подсказывала миссис Хемуль, что разгадка ближе, чем можно подумать, и этот странный черный будет ее частью. Он возился с детьми уже полчаса, и со стороны казалось, что непрерывная болтовня малышей ему даже нравится. Это ненормально! Ни одного резкого слова, агрессивного жеста. Индифферентен, словно кошка.

Петрос требует внимания, хватается грязной ручкой за рукав светлого пиджака. Вот, сейчас… Нет, наклонился, слушает, с серьезным видом отвечает, ненавязчиво обращаясь к обоим мальчикам, объединяет их разговором и оставляет обсуждать сказанное друг с другом. Тонкий прием! Бурно жестикулируя, Петрос роняет шар. О! Стеклянный предмет невредимый скачет по дорожке – защитная магия. Предусмотрительно… От такого владения ситуацией становилось как-то не по себе.

Миссис Хемуль приняла решение:

– Вы не правы, мистер Фокс!

Заметив перемену ее настроения, завуч слегка напрягся.

– Я считаю визит мистера Тангора, – продолжила миссис Хемуль, – самой большой удачей этого года. Думаю, он – последняя возможность оздоровить ситуацию в школе, мы перепробовали все и только к черным за помощью не обращались. Если вы имеете иное мнение, потрудитесь оставить его при себе либо апеллируйте сразу к Совету попечителей. Пока я здесь директор, мистер Тангор сможет свободно посещать интернат и общаться с любым из его воспитанников.

– Петрос не нуждается во вмешательстве грубого, эгоистичного…

– Петрос серьезно отстает в развитии, даже с поправкой на пробуждение Источника. Согласитесь, когда период первичной фрагментации сознания затягивается до десяти лет, это уже тревожно! Лючиано – единственный, с кем он мог регулярно общаться, а его брат – первый, в присутствии кого он не прячется в раковину, как перепуганная улитка. Советую это ценить.

Отношения с завучем были испорчены, миссис Хемуль поняла это по тому, как обиженно дернулся подбородок мужчины. Принято считать, что озабоченность иерархией – прерогатива черных, но все люди – братья, и у белых тоже иногда «играет кровь». Мистер Фокс считает ее безответственной соплячкой. Ничего не поделаешь, возможно, позже он поймет ее мотивы, хотя в его возрасте… Вряд ли.

Глава 5

Командировка имела все шансы превратиться в курортный отдых. Почему нет? Я вставал на рассвете, делал кое-какие упражнения, завтракал, возвращался в номер чуток вздремнуть, а к десяти – в интернат, пасти моих белых. Казалось бы, в чем смысл, что может привлекать взрослого черного в обществе белых малолеток? То, что при минимуме усилий с моей стороны они буквально смотрели мне в рот и восхищались, а это было как бальзам для моего израненного самолюбия. Правильно говорил дядька-покойник, жажда власти у меня просто зашкаливает.

Нет, я вспоминал, конечно, о разговоре с лейтенантом Рудольфом, но не рассчитывал же он, что один-единственный черный решит все его проблемы? На мой взгляд, гораздо результативнее было бы собрать народ и прочесать окрестности города: может, пропавшие просто в какую-нибудь яму провалились. Ага, все девять человек… С моей стороны попытки разобраться в ситуации больше напоминали ловлю черной кошки в темной комнате. Совершенно непродуктивная деятельность.

Впрочем, маньяка я не опасался – мой Лючик был явно не в его вкусе, а вот все эти самоубийства…

Уже почти неделю я каждый день ровно в десять подходил к воротам интерната и находился там до пяти тридцати безвылазно, даже обедая в местной столовой. Мы занимались фигней: играли, гуляли, прыгали через скакалку (Шорох меня дернул о ней упомянуть) и беседовали. Обратной стороной тонкой духовной организации белых является невероятное занудство – каждое свое переживание они способны мусолить неделями, причем не тихо в уголке, а с каждым, кого удастся втянуть в разговор. Джо как-то объяснял мне, что любую сильную эмоцию, хоть положительную, хоть отрицательную, им необходимо заболтать и рационализировать, иначе она так и будет давить на нервы, пока не загонит в гроб. Лючик заливался соловьем, а я привычно кивал и думал о вещах совсем посторонних.

Например, о всеобщем благолепии. Мне давно пора было притерпеться к здешним красотам и вернуться к нормальному для черного цинично-прагматичному настроению, но блаженная праздность настойчиво опутывала душу, неестественная, как удовольствие от травки: приятно, но понимаешь, что так не должно быть, просто из жизненного опыта. А когда черный маг испытывает дискомфорт, всем остальным впору запасаться оберегами.

В какой-то момент меня посетила блестящая идея спросить мнение Лючика на этот счет:

– Ты сам как, тебе здесь нравится?

Братишка не стал восторженно лепетать, а серьезно задумался, что уже о многом говорило, потом неожиданно ответил:

– Нет.

– Нет?

– Скучно здесь. И делать ничего не хочется.

Вот ответ, достойный жителя Краухарда! Ему скучно, и он хочет уйти, наплевав на всякие красивости. Ценю.

– Тогда, может, поедешь со мной в Редстон? Будем жить вместе, там тоже школы для белых есть.

– А как же другие? А Петрик?

М-да, Петрик. Мой братишка уже успел обзавестись другом, которого я по первости принял за идиота: пацан, на год старше Лючика, ходил, непрерывно улыбаясь, все время съезжая взглядом куда-то вбок, и то и дело начинал подпрыгивать на месте. Тик у него, что ли, такой? Черные если уж нуждаются в обществе, то выбирают равных, а белые подбирают всякую дрянь, проще было кошку завести. Поначалу я не удержался и схамил – протянул руку и начал хлопать его по макушке, словно мячик. Он замер и как-то сжался. Надо было его подбодрить.

– Тренируешься? Молодец! Очень полезно для здоровья. Мне тоже тренер велел через скакалку прыгать, а я не умею.

– Правда? – подозрительно переспросил Лючик.

– Правда! – с некоторой гордостью ответил я.

Далеко не все мною сказанное следует понимать буквально, но тренер действительно давал такой совет. Спрашивается, кто меня тянул за язык?! Они в тот же день нашли где-то длинную бечевку и принялись надо мною измываться, трындя при этом в два голоса каждый о своем. И ведь не скажешь теперь, что я плевать на тренера хотел. А в промежутках мы играли в их любимую игру. Угадайте, какую? В лошадь! Это при том, что в интернате было штук шесть натуральных пони. К концу недели я понял, что белые дети не так уж безобидны.

Признаюсь честно: только наличие этих заноз не позволило мне погрузиться в блаженный дебилизм, просто потому, что нельзя спать на еже. От полного несовпадения жизненных ритмов формулы медитации быстро утратили силу, и я созрел для действия.

Их надо было чем-то отвлечь, пока они меня совсем не укатали.

Проблема в том, что других источников сильных впечатлений поблизости не наблюдалось – создавать друг другу проблемы белые не умеют. Интернат напоминал кукольный домик, в котором благообразные пупсы-учителя говорят о высоком с пупсами помладше, а пацанятам хотелось беситься и бегать – Источник Источником, а человеческую природу еще никто не отменял. И тут я со свойственной мне гениальностью нашел выход – нам следовало отправиться в поход, пеший, желательно с ночевкой. Таким образом, дети будут заняты движением, а мне удастся сделать вид, что я хоть изредка думаю о работе. Решено! Оставалось только отпроситься у здешнего начальства.

Миссис Хемуль с интересом наблюдала, как группа младшеклассников (почти все те, кто остался на каникулы в интернате) передвигается под защитой зеленой изгороди (они думали, что их там не видно!), а напрямую через газон, презрев удобные дорожки, шагает черный маг, беспардонный, как и полагалось человеку его натуры. Проходя мимо возбужденно шуршащих ветками детей, он хлопнул в ладоши, и вспугнутая малышня с визгом и хохотом высыпала из кустов. Впрочем, далеко убегать они не стали.

Это было новое развлечение младшеклассников – смотреть на мага. Игрушки и книжки были забыты, прежние игры оставлены. Стоило знакомой фигуре – руки в брюки – появиться у ворот, как детей словно ветром сдувало, все высыпали в парк прятаться по кустам и подглядывать за невинными развлечениями братьев из Краухарда. Не всякий белый выдержал бы спокойно столь пристальное внимание, а черному все было глубоко фиолетово. Он относился к ним так, как относится фермерша к назойливым цыплятам, а тем, казалось, такое отношение нравится.

И это их дети! Очаровательные, воспитанные малыши!

В иных обстоятельствах это было бы смешно, но сейчас только усиливало тревогу: дети (особенно дети с Источником) чувствуют, когда что-то идет не так. Где-то в глубине души они, как и сама миссис Хемуль, видели в этом человеке свою надежду, им было душно здесь, вот они и тянулись к нему, как к форточке. Более старшие свыклись и стали глухи к внутреннему голосу, а значит, беспомощны перед непонятной угрозой, теперь миссис Хемуль видела это совершенно отчетливо. Она все ближе была к мысли о том, чтобы закрыть интернат прямо сейчас, в середине учебного года, благо половина воспитанников разъехалась по домам.

Черный взбежал по ступеням административного корпуса. А в преподавательской сейчас только мистер Фокс, сумеют ли они договориться?.. Но вмешаться немедленно означало ранить достоинство пожилого завуча, поэтому миссис Хемуль терпеливо выждала минут десять и лишь затем пошла следом.

Краухардца она застала выходящим из кабинета. Выглядел он вполне довольным собой, на лице – сердечная улыбка, а глаза наглые-наглые. Как может человек с такими глазами добиваться доверия детей?! Миссис Хемуль почувствовала себя маленькой птичкой, к которой примеривается нахальный дворовый кот.

– Здравствуйте! – мурлыкнуло наглое животное.

– Добрый день! – испуганно чирикнула она.

Ушел. Надо же, так одним взглядом вывести из себя почтенного педагога!

Мистер Фокс переносил встречи с черными гораздо лучше ее и только выглядел немного более задумчивым, чем обычно.

– Я встретила в коридоре мистера Тангора… – неопределенно начала директор, стараясь унять сердцебиение.

– Угу. Он хочет отправиться с детьми в поход, за территорию школы.

– И?..

– Я предложил взять палатку и детские рюкзаки, все равно они лежат без дела.

– Мудро.

Неужели завуч решил оставить начавшуюся было вражду?

– Петрос заметно оживился, – неожиданно сообщил мистер Фокс. Казалось, ему нелегко далось признание очевидного – немудрено, если учесть, кто стал причиной. – Вы знаете, вчера он положил мне в ящик стола лягушку.

– О?

– Да. – Завуч беспомощно улыбнулся. – Я, конечно, объяснил ему, что это жестоко по отношению к животному, и мы вместе отнесли ее в парк. Он сказал, что любит меня, – миссис Хемуль заметила, что у завуча на глаза навернулись слезы, – и был так счастлив.

Директор подошла к коллеге и осторожно коснулась его плеча. У каждого учителя наступает момент, когда его ученик как бы уходит, начинает жить своей жизнью, проявлять интересы, о которых ты даже не предполагал. Иногда это трудно принять.

– Петрос очень талантлив. Он будет великим волшебником, если решится пройти Инициацию, но сейчас он – маленький мальчик, и ему нужен пример для подражания, путеводная звезда. Похоже, что мы с вами на эту роль не подходим.

Мистер Фокс тяжело вздохнул:

– Сильный стержень, противовес в астральном плане. Мне следовало догадаться самому.

Миссис Хемуль облегченно улыбнулась:

– Все будет хорошо, вот увидите.