Текст книги "Что такое Израиль"

Глава XI. Три столицы

Неподалеку от Тель-Балаты находятся еще два места, святых для мусульман, христиан, иудеев и самарян. Одно из них – гробница Иосифа Прекрасного, сына Рахили и Иакова, родоначальника племен Израиля. Иосиф умер в Египте всемогущим сановником при дворе фараона, его тело было набальзамировано, помещено в стеклянный гроб, а гроб опущен в Нил – для того, чтобы сыны Израиля не смогли покинуть Египет. Но в час Исхода гроб всплыл сам, евреи унесли его с собой и похоронили в Шхеме.

В семидесятые годы XX века гробница Иосифа стала ешивой (религиозной школой) под руководством фанатика и экстремиста Ицхака Гинзбурга. Гинзбург проповедовал, что еврей имеет право даже вырвать печень у гоя для спасения своей жизни, потому что «жизнь еврея бесконечно более ценна, чем жизнь нееврея». Лишение жизни палестинцев он даже не считал убийством. Его ученики терроризировали окрестности. Посетить гробницу было очень трудным делом для туристов, и невозможным – для местных потомков Иосифа. Я был здесь с двумя русскими паломниками, православным и иудеем. Мы гуляли по Наблусу, заглянули к самарянам, посетили Зеленую мечеть, испили воды из колодезя Иакова и решили проведать одного из любимых героев мировой литературы – Иосифа Прекрасного. Палестинский полицейский, стоявший на посту, старый служака англо-иорданской закалки, сказал нам: «Попробуйте подойдите. Но вас не пустят». Так оно и оказалось. Молодые русские ребята в израильской военной форме, с автоматами и в касках, выглянули из-за крепостной стены и сказали нам, что в гробницу можно попасть одним путем – поехать в штаб дивизии за город, пройти там проверку в службе безопасности и допрос, затем приехать сюда на бронированном армейском автобусе. Мы отказались от сомнительного удовольствия. В 2000 году палестинцы освободили гробницу, за что заплатили двадцатью жизнями. У муниципалитета есть планы отремонтировать гробницу.

К востоку от гробницы Иосифа – колодезь Иаковлев. Он находится в неглубокой крипте церкви, а шахта колодца уходит на 40 метров вниз. Одно время колодезь почти забили. Паломники бросали камешки вниз, желая проверить его глубину. Сейчас, чтобы умерить пыл паломников, на краю колодца стоит кувшинчик с водой. Можно его наклонить и через долгое время услышать всплеск. Вода колодца превосходит по чистоте и вкусу воды источников Аскара, замечает Смит.

Православная церковь над колодцем – гигантское сооружение, один из крупнейших соборов Палестины. Возведение ее было начато по воле царя Николая Второго, но русские успели отстроить только «первый этаж» – треть запланированной высоты. Разразилась революция, и постройка оставалась незавершенной до недавнего времени, когда Иерусалимская патриархия смогла достроить церковь – почти через сто лет после начала строительства. Этим она напоминает десятки лет стоявшую недостроенной церковь русского Горнего монастыря в Эйн-Кареме, которую завершили и освятили только в 2009 году.

С колодезем Иаковлевым связан рассказ об Иисусе Христе (Иоанна 4), остроумный и занятный. Иисус попросил у самарянки воды напиться, а та, вместо того чтоб налить воды, принялась допытываться: «Как это ты, иудей, просишь воды у самарянки?», ведь иудеи не пьют из сосудов самарян, опасаясь ритуальной нечистоты. Иисус ответил ей: «Если бы ты понимала, то ты у меня попросила бы воды живой».

Колодезь Иаковлев расположен в цветущем саду, подлинном оазисе, где приятно провести жаркие полуденные часы. Присматривает за ним живой и разговорчивый монах-грек, хорошо знающий иврит и даже немножко говорящий по-русски. Выглядит он как типичный американский хиппи 1960-х годов, эдакий «фрик» в фиолетовой рясе, худой и жилистый, с бородой и горящими глазами. Как и подобает жителю еретического Шхема – во времена Второго Храма сюда бежали из Иерусалима сомневающиеся в Законе, – монах разработал себе необычную концепцию.

По его словам, Пятикнижие Моисея, Тора, было переведено на иврит с греческого. Сначала Тора, как и Новый Завет, была написана по-арамейски, продолжал монах, переведена с арамейского на греческий, а тем временем арамейский оригинал погиб, и иудеи перевели Тору с греческого на иврит. В каждой легенде есть доля правды. Действительно, греческий текст Торы старше существующих еврейских текстов, потому что древние еврейские тексты, служившие оригиналом для греческого перевода, видимо, погибли в идейной борьбе между универсалистами и партикуляристами в начале нашей эры.

Монах рассказал нам, что он был главным героем в деле поимки Ашера Рабо, фанатика-убийцы из близлежащего еврейского поселения Элон-Море. Хотя страшная история Рабо прошла по пятым и десятым страницам израильских газет, я не помнил, как именно его поймали. Рабо конкретизировал туманные абстракции идеологов иудейского религиозно-националистического фанатизма – от Меира Каханэ до Совета района Гило за искоренение миссионерства. Он зарубил топором несколько монахов, священников и монахинь на протяжении трех лет. Суд признал его сумасшедшим, но в его сумасшествии была система. Убийца считал своим долгом очистить страну Израиля от христиан и вернуть святые места иудеям.

По словам грека, убийца несколько раз приходил с топором под полой, стараясь застигнуть его одного. Как-то соседи сказали монаху, что странный человек бродит вокруг. Монах устроил засаду на Рабо, спустил на него собак, кинулся на убийцу, скрутил его и передал полиции. К моему вящему удивлению – после рассказа о переводе Библии я сомневался в греке, – рассказ монаха был подтвержден полицией.

К востоку от Иерусалимской дороги лежит село Ауарта, столица самарян на протяжении веков. Ее жители перешли в ислам в период позднего Средневековья. Первосвященники самарян жили в Ауарте вплоть до XVII века, когда скончался последний прямой потомок Аарона, Соломон бен Пинхас. Тогда первосвященство перешло к левитской линии, и первосвященники переехали в Наблус.

Ауарта связана с израильско-самарянской историей изначально: согласно традиции, здесь жил Авишуа, сын Пинхаса сына Элеазара сына Аарона, брата Моисея и первого первосвященника, и здесь он собственноручно переписал в 13-м году по вступлении сынов Израиля в Ханаан (3400 лет назад) свиток Торы, хранящийся и поныне в самарянской синагоге на горе Гаризим.

Ученые, как и следует ожидать, не верят в баснословную древность свитка и датируют его кто третьим, а кто четырнадцатым веком нашей эры. Но самарянская Тора лучше масоретской иудейской: она составлена на основе большего числа древних палестинских свитков и более тщательно отредактирована. Между иудейской и самарянской Торой существует более 6000 разночтений, из которых самые важные касаются горы Гаризим. По самарянской Торе, поклонение на горе Гаризим относится к числу Десяти заповедей. Место заклания Исаака Авраамом также указано как «гора Морэ», а не «гора Мория», что понимают как ссылку на окрестности Наблуса. Самарянская Тора написана древним еврейским письмом, в то время как иудейская – квадратным ассирийским.

В Ауарте немало святынь. К западу от села расположена Неби-Узейр, которую самаряне считают гробницей первосвященника Элеазара, а некоторые иудеи – Эзры-книжника. В центре – Неби-Муфадал, признаваемая ими местом упокоения первосвященника Итамара. К востоку, на кладбище, – вели Узират, почитаемое как могила первосвященника Пинхаса.

В Ауарте, как и в других селах Восточной Самарии, многие феллахи соблюдают и по сей день упомянутые в Библии обычаи. Один из израильских краеведов, Пик, обратил на это внимание и опубликовал пару статей на эту тему. Интересно, к каким выводам пришел Пик. Интересно потому, что это показывает логику израильтян. Нормальная логика говорит, казалось бы: феллахи сохранили древние обряды и названия сел, значит, они потомки обитателей древней Палестины. Израильская логика, логика Пика, обратна: сохранение ими древних обычаев подтверждает право иудеев на Палестину и доказывает, что у хранителей этих обычаев нет никаких прав на Святую землю. Феллахи – потомки населения древнего Израиля должны быть изгнаны, по такой логике, во имя вернувшихся иудеев.

Мое любимое самарянское место – Хирбет-Самра, рядом с «еврейской» дорогой, обходящей стороной Туль-Карем, к западу от еврейского поселения Эйнав. На этот холм ведет тропа, даже легкий проселок, но его трудно заметить. На холме – руины красивой самарянской синагоги, ориентированной на гору Гаризим, удивительный полукруглый атриум, сохранившаяся апсида, колонны, резервуары для воды. Рядом – стены крепости местного значения. На вершине хорошо дышится, открывается замечательный вид на всю Западную Самарию. Множество самарянских мозаик оказалось в Израиле, как в музеях Иерусалима, так и в краеведческом музее в Рамат-Авиве. Но в Хирбет-Самре мозаика осталась на месте.

К северу от Наблуса лежит село Себастия, бывшее когда-то столицей Израильского царства. Тогда она звалась Самария (Шомрон), а Ирод Великий ее перестроил и переименовал в Себастию (Севастополь). Это подлинная пятизвездочная достопримечательность, город, в котором правил Ахав, одна из самых блестящих столиц Ближнего Востока. Ее основал Омри (Амврий), первый исторический царь Израиля (3 Цар. 16). Себастия превращена в национальный парк, наподобие Кесарии, но рядом сохранилась палестинская деревня, и разрыва между древностями и нашим днем не ощущается.

В Себастии хорошенькие и неробкие девушки, они могут ответить взглядом на взгляд. Древний византийский собор Иоанна Крестителя (считается, что Иоанн был погребен в Себастии) плавно переходит в мечеть Неби-Яхья (Яхьей мусульмане называют св. Иоанна), и в ней молятся современные потомки жителей Себастии. Входят в церковь с площади, на которой англичанами восстановлен римский фонтан. Внизу – а древняя церковь стоит гораздо ниже уровня площади – лес колонн. Собор был построен, видимо, в IV веке, пострадал в 614 году, а еще более – в 747-м, от большого землетрясения, но был заново отстроен крестоносцами. Они соорудили три нефа, кончающиеся апсидами и пересеченные трансептом, в то время как византийский собор был значительно больше. Между колоннами – два маленьких сооружения. В одном располагаются капители церкви (прочие капители находятся в Стамбуле), в другом – вход в крипту, где похоронен Иоанн. В крипту ведет крутой спуск, в южной стене находятся погребальные ниши. В одной из них, согласно традиции, упокоено обезглавленное тело Иоанна.

К востоку от церкви и мечети, в узкой улочке села, раскопан некрополь с роскошными саркофагами и гробницами. Чтобы увидеть следы более древних сооружений, надо пройти на запад от мечети, в археологический парк Себастии. Прямо на площади вы увидите остатки форума и базилики времен Ирода. К югу от форума – несколько рядов старой стены времен Израильского царства. Широкая тропа следует дальше на запад по краю холма и приводит к роскошному театру III века. Более древняя башня построена в эллинистический период из клинообразных камней. Каждый удар тарана только глубже вбивал эти клинья и укреплял стены башни.

Стены дворца Омри стоят вперемешку с более поздними строениями времен царя Ирода. Тут найдены знаменитые барельефы слоновой кости, «клад Самарии». Немного подальше, за поворотом, вас ожидает крохотная византийская базилика Обретения Пречестной Главы Св. Иоанна Крестителя. Она прекрасно сохранилась, над входом в крипту стоит маленькая часовня. Заглянув в нее, можно увидеть следы фрески: наверху – Усекновение, внизу – Обретение.

Себастия изначально связана с почитанием св. Иоанна, которого казнили на другом берегу Иордана, в Махероне. Традиция гласит, что ученики Иоанна принесли его тело в Себастию на погребение. Блаженный Иероним отмечает в своем переводе «Ономастикона»: «В Себастии сохранились мощи св. Иоанна». Иродова колоннада стоит вдоль новой дороги, прямо связывающей древности с Иерусалимским шоссе. Гораздо приятнее проехать через деревню и выпить кофе на маленькой площади у мечети. Неподалеку интересное село Накура с красивым подземным залом источника: там праздновали маюмас, праздник воды, жители римской Себастии.

Третья столица Израиля или, точнее, вторая – после Шхема и до Себастии – Тирца. Дорога на Тирцу выходит из Наблуса и ведет круто вниз, в долину Иордана, к Джифтлику, к мосту Дамия, который соединяет Западный и Восточный берега реки Иордан. Через несколько километров вы увидите на изгибе дороги водопады, ручьи, несколько кафе на открытом воздухе. Тут дорога пересекает Вади-Бейдан, место совершенно фантастическое и невероятное, влажный и красивый оазис, такое чудо природы, что никто вас не упрекнет, если вы дальше не поедете.

Выпив кофе и закусив хуммусом с фалафелем (нежной пастой из турецкого гороха – нута – и поджаренными во фритюре шариками из бобовых) посреди ручьев, вернитесь на тридцать метров в сторону Наблуса по шоссе и поднимитесь по ступенькам – там начинается тропинка, ведущая вверх по Вади-Бейдан.

Вся прогулка до самого верхнего источника занимает пятнадцать – двадцать блаженных минут. В русле вади стоят мельницы и струится вода – потоки, реки, ниагары. Здесь растут лимонные и апельсиновые деревья, тростники, бамбук. «Рай» на иврите – ган эден, то есть «орошаемый сад». Меж живительных струй стоят хорошие, прочные дома переселившихся сюда жителей Талузы. Во времена британского мандата власти не разрешали здесь селиться, но после 1948 года талузцы понемножку превратили свои летние шалаши, в которых проводили несколько жарких недель, в постоянные жилища.

Туристов в этом оазисе не бывает, и если вы пойдете по утоптанной тропинке меж корней и ручьев, вас наверняка окликнут местные жители и угостят кофе и фруктами. Дома повыше выглядят как в Африке, перед ними сидят люди и плетут корзины из тростника, которые потом продают у дороги, возле кафе. Мест, где вода текла бы свободно, в Святой земле совсем мало. Я не уверен, что туристы из Европы или Америки поймут и оценят несказанную прелесть Бейдана. Но стоит вам походить день-другой по выжженной земле Восточной Самарии, и вы догадаетесь, почему все останавливаются на этом повороте дороги.

Воды Бейдана текут с Миндальных гор, Тур-Луза, или просто Талуза. Туда стоит подняться на ханами – посмотреть на цветение миндаля в феврале, когда вся гора зелена и укутана белой кипенью лепестков. Подъем к селу Талуза начинается немного дальше, там, где от шоссе Наблус – Джифтлик отходит дорога на Тубас. Между ними круто вверх пролегает путь к Талузе, живописному селу, где дома на удивление прочны, жители хорошо одеты, у них много коней. На джипе или коне можно проехать прямиком от Талузы на Асира-эль-Шмалие и оказаться на Самарийской дороге, таким образом обогнув Наблус с севера. Весь этот район, далекий, горный и вполне процветающий, напоминает Альпы. До недавнего времени Талузу считали древней Тирцей, но сейчас археологи отдают предпочтение другому месту.

Спустившись с Миндальных гор, поверните на Тубас и со временем вы увидите справа солидное, британской постройки, здание полиции, окруженное колючей проволокой. В нескольких сотнях метров от него, к юго-востоку, торчит внушительная башня, возведенная крестоносцами. На нее легко подняться. И сегодня взять ее приступом было бы непросто. Она окружена рвом и земляными укреплениями. С вершины башни видна вся цветущая долина вокруг, подобных которой мало в Святой земле. К югу от башни меж зарослей тростника течет маленькая речка, она пересекает дорогу в бетонированном акведуке, и там можно искупаться.

Сам Тубас (Тевец), маленький городок в долине, являлся важным центром в древности. При его осаде был убит Авимелех, разоритель Шхема (Суд. 9). Женщина сбросила ему на голову кусок жернова. К югу от источников Эйн-Фара и к западу от дороги лежит невысокий холм Тель-эль-Фара – руины Тирцы.

Тирца и ее сады в долине слыли образцом красоты. С ними сравнивал свою возлюбленную певец Песни Песней (6:4). Холм был раскопан, и, несмотря на посаженные крестьянами овощи, можно увидеть циклопические стены и мощные ворота древней Тирцы – современницы Гая. Тирца пережила расцвет в XXVII веке, была разрушена в XXV веке и заново отстроена в XX столетии до нашей эры, но уже без прежнего размаха. Отсюда правили Иеровоам, Вааса, Зимри (Замврий) и Омри (Амврий). Последний и перенес столицу в Самарию, а Тирца потихоньку захирела и исчезла, оставив по себе лишь курган на краю долины.

Глава XII. Египетская интермедия

Первые письменные упоминания об иудеях относятся к персидскому периоду, и они найдены не в Палестине и не в Вавилоне, а на юге Египта – на острове Элефантина. Туда хорошо поехать зимой. «Славно жить в Палестине: можно проводить лето в Ливане, а зиму – в Египте», – пошучивали в те времена, когда ничто не мешало проехать из Бейрута в Каир, через старые финикийские города Тир и Сидон, сквозь туннель под белой скалой Рас-Накуры (Рош-ха-Никры), по «лестнице Тира», мимо поселка немецких евреев Нагарии, по побережью через Акку, Яффу, Газу и Эль-Кантару – в долину Нила, в теплый Египет.

Самая холодная пора в Палестине, когда стоит смотаться в Египет, – между Ханукой, праздником Маккавеев, соответствующей декабрьским идам, и одним из трех праздников Нового года, в зависимости от того, какой выпадет раньше. Новый год – это первое дыхание весны. В Китае и Японии его празднуют в новолуние месяца Адара, в Персии – в полнолуние Адара, двумя неделями позже. До Вавилонского пленения древние израильтяне дотягивали до новолуния Нисана, когда был сотворен мир, а в Палестине празднуют еще и Новый год деревьев – за две недели до китайского Нового года, в полнолуние месяца Шват, когда расцветает миндаль. В полнолуние Швата дети сажают саженцы и поют песенки о цветущем миндале, и у замерзших жителей Иерусалима появляются первые надежды на тепло. Но эти надежды неизменно бывают обмануты, – как и японские умэ-но хана (цветы сливы), миндаль цветет в последние холода, которые могут затянуться до персидского Нового года, до праздника Пурим, праздника Эсфири, весенней катавасии с ряжеными, как на масленицу, с треугольными маковыми пирожками, «ушами Амана», вместо блинов.

Почему иудеи празднуют персидский Новый год? Им неплохо жилось в Персидской империи (от падения Вавилона до победы Александра, от Индии до Нубии), но они надеялись на лучшее. У иудаизма был шанс оттеснить зороастризм и стать официальной религией в царстве Ахеменидов, главной ближневосточной империи, преемнице Соломонова царства. Установление Пурима в персидский Новый год могло бы перекинуть мост между иудеями и прочими подданными Суз, но пришел Александр, Персия перестала быть «универсальным государством Ближнего Востока», и идеи иудаизма смогли справиться с эллинистическим влиянием лишь через тысячу лет, через ислам. Пурим так и остался напоминанием об упущенных возможностях для самостоятельного развития Ближнего Востока под властью Персидской державы и в лоне иудейской веры.

Между пончиками Хануки и пирожками Пурима, когда Святую землю заливают благодатные дожди, мудрые люди едут погреться в Египет. Так поступил и Авраам, когда, то ли в поисках Бога, то ли от холода, откочевал на юг, в уделы фараонов. С собой он взял жену Сарру, но, дойдя до границы, испугался, не отберут ли ее египтяне. Комментатор Библии XI века, шампанский винодел и мудрец рабби Шломо Ицхаки (сокращенно Раши), задался вопросом: почему праотец раньше об этом не подумал? И объяснил так: Сарра была скромна, и до путешествия на юг Авраам ее толком не разглядел (отсюда и взялся обычай свадебного путешествия – в пути, мол, больше разглядишь, а поэтому негоже ехать человеку в Египет одному), и вообще, все дурнеют от дорожных передряг, а Сарра, кочевница по крови и масти, лишь похорошела. А еще увидел Авраам, что египтяне куда чернее арамейцев и слишком уж заглядываются на светлокожую, по их меркам, Сарру. Смутился Авраам и попробовал провезти жену контрабандой, в сундуке, но египетские таможенники заподозрили неладное: вдруг этот старый бедуин гашиш везет или беспошлинные французские духи? – и открыли сундук.

Поездка в Египет есть поездка по туристским местам, со всеми ее недостатками, в первую очередь – неизбежной встречей с другими туристами. Хороших туристов вообще не бывает. Каждый настоящий путешественник мечтает о том, чтобы контора Кука и ее меньшие братья обанкротились и чтоб банковские клерки ездили в отпуск на ближайшее взморье и не портили вида дальних экзотических стран. Из-за массового туризма взлетают цены, растут рестораны и гостиницы-обираловки. Туристы развращают туземцев, общаются только между собой и практически не дают настоящему путешественнику повстречаться с интересными местными жителями. Как хорошо было странствовать до Первой мировой войны, когда заезжего европейца – редкого гостя – привечали вожди, султаны и паши. А теперь вот приходится торговаться с таксистами, портье, официантами.

Египет начинается с Эль-Ариша, где в 1970-е годы израильские солдаты, съев последнюю порцию хуммуса и купив бритвы, садились в зеленые автобусы с надписью «Спецрейс», чтоб отправиться в Тасу, Бир-Гафгафу, Фаид, Суэц. Здесь же останавливались по пути домой, заходили к «Вильямсу» (существующий и ныне ресторан) съесть «чипс», рыбы, довольные тем, что миновал снаряд на понтонном мосту или мина на Джабль-Атаке. Эль-Ариш был столицей Синая – на взгляд прозябающего в Бир-эль-Тамаде или другой синайской дыры. Городок изменился с тех пор, как мы его оставили. Он разросся, обзавелся гостиницами и настоящими ресторанами. «Шекем» стал мечетью. Выпивки в магазинах не сыщешь – египтяне ввели в Синае «сухой закон».

Но самый большой сюрприз – местные жители сохранили добрую память об израильском правлении. Повсюду: в ресторанах, в гостиницах, в магазинах – местные жители объяснялись нам – бескорыстно! – в любви, слушали израильское радио и поминали привольную жизнь под нашей властью. Они – как бирманцы в Мандалае и индийцы в Дели – тосковали по строгому, по справедливому колониальному правлению.

Годы назад я видел, как поваренок из тель-авивских трущоб измывался над пацаном-бедуином, видел, как относились к бедуинам на строительстве в Синае, и все эти обиды забылись, как не были. Повсюду, от Эль-Ариша до Эль-Кантары, помнят справедливых, мудрых, добрых, богатых и щедрых израильтян.

Дорога на Каир ведет мимо лагуны Сабхат-эль-Бардавиль. В древности тут было устье восточного, Пелузийского рукава Нила, но река давно ушла отсюда, оставив пески и ил. Лагуна окружена песчаной косой, похожей на Клайпедскую или косу Днестровского лимана, и по этой косе – как считают некоторые ученые – «сыны Израиля» бежали от колесниц Рамзеса II. Сначала ветер с юга отогнал воду и обнажил отмель, по которой прошли израильтяне, а затем северный ветер нагнал воду и потопил египетских преследователей. В этих же местах 25 веками позднее (в 1118 году) Фатимиды остановили крестоносцев, но в современном арабском названии лагуны слышно имя побежденного ими Балдуина, ставшего Бардавилем, подобно тому как Карант (quarante) – что значит «сорок» по-французски – стало Каранталем, монастырем Сорока Дней Искушения, на горе над Иерихоном.

Канал строился трижды: в далекую эпоху Древнего царства, когда были воздвигнуты и пирамиды; затем в эпоху Нового царства и, наконец, при персах (Ахеменидах), затем он снова заглох. При Наполеоне его чуть было не взялись рыть заново, но приглашенный эксперт дал маху: по его расчетам, уровень Красного моря оказался на 40 метров выше уровня Средиземного моря. Все же через полвека Лессепс прорыл Суэцкий канал, оказавшийся в руках Англии и Франции, когда правительство Египта обанкротилось, и так продолжалось до национализации его Насером в 1956 году.

Прыжок на барку – и мы плывем. Это, пожалуй, самый волнующий момент путешествия, мирный возврат в те места, что назывались зимой 1973–1974 года страной Гошен. Тогда мы переправлялись на африканский берег сначала на надувных лодках, затем по понтонному мосту под непрерывным огнем, потом – по дамбе на автобусах, а после стали и вовсе летать на «боингах» из аэропорта Лод в аэропорт Фаид (снова ставший деревней к югу от Измаилии). В сказочной стране Гошен поселилась семья патриарха Иакова, когда засуха заставила их покинуть Ханаан и перебраться под твердую руку фараона – покровителя Иосифа Прекрасного. Прошли тысячелетия, и вдруг страна Гошен вернулась к нам из легенд пасхальной ночи.

Мы жили там, время от времени большие самолеты приносили нас в нашу гористую страну, а затем возвращали обратно, в край манговых рощ, в край забвения: живые забывали о нас, мы забывали о живых. Тогда страна Гошен казалась мне чем-то вроде царства Аида, не христианского или еврейского ада и рая, но туманной страны теней у греков, где нет ни мук, ни наказаний, лишь тень существования. И вот – снова манговые рощи на берегу канала.

Между Каиром и каналом – пустыня. В войну 1973 года в сердце ее с вертолетов высадили бесшабашный батальон автора этой книги – прямо в холмы к северу от трассы Суэц – Каир. Цель была ясна: перерезать трассу и не дать 2-й армии, стоявшей под Каиром, возможность прийти на помощь 3-й армии у Суэца. Египетские танки со стороны Каира попытались прорвать наш заслон, но напоролись на огонь и отступили, стали нас обстреливать на расстоянии. Они не знали и не могли поверить, что у них было по танку на каждого нашего солдата, иначе, конечно, они прошли бы. Но, не привыкшие к нашей знаменитой наглости, они верили, что перед ними – дивизия, а то и две, а не сотня солдат.

Так мы и остались на этих холмах в 101 километре от Каира, пока не подошли наши танки дивизии Брена. Они доставили нам воду, а египетских трофейных консервов и сигарет у нас было полно, только желтые собаки-трупоеды мешали, и мы лениво постреливали по ним – чтоб не разносили заразу. Однажды, на том месте, где потом возник египетский Город Победы 10-го Рамадана, я наткнулся на подбитый советский БТР, а в нем – чудовищно раздутый оранжевый пузырь, тело убитого египетского солдата. Стенки БТРа защитили его от собак пустыни, но не от солнца. Собаки прокусывали оранжевые пузыри трупов.

Аль-Кахира, «победоносная», столица арабского Египта, изменилась с 1727 года, когда ее увидел и описал знаменитый путешественник Василий Григорович-Барский: «Египет есть град зело ветхий не зданием, но лети… Стоит на равном, веселом и добром месте, над рекою славною Нилом… Обретаютжеся в Египте многая капища Турецкая, пространна и велика и лепо зданна, имущая вне, на версе главы возвишенные… А народ Ефиопский варварск и не бреглив…»

Самое потрясающее зрелище ожидает вас в 10 километрах от Каира, в Гизе. Когда приедете, поверните голову, и вы увидите одно из семи чудес света – пирамиды. Они так стары и так огромны, что умом этого не понять. Они были древними, когда Авраам посетил Египет 3800 лет назад, и большинство этих грандиозных усыпальниц фараонов Древнего царства уже успели разграбить к тому времени.

Когда их построили? В четвертом тысячелетии до нашей эры в долине Нила возникло государство, которому удалось решить главную проблему страны – проблему ирригации и распределения вод Нила. Древним египтянам все было по плечу. Как пишет Тойнби, «они могли создать общество всеобщего благоденствия, но предпочли воздвигать пирамиды». Строительство пирамид оказалось слишком тяжелым бременем для народа, и Древнее царство рухнуло. Пирамиды возводились не для славы, как думали одно время, – они были магическим средством, сулившим личное бессмертие фараону. Египтяне тех времен верили, что подобная магия возведет властителя живым на небо.

Тойнби приводит такую аналогию: Людовик XIV был вульгарной версией «сына Ра», строительство Версаля легло на Францию таким же тяжким грузом, как возведение пирамиды Гизы – на Египет. Хеопс вполне мог бы сказать: «Государство – это я», а Хефрен: «После меня – хоть потоп». И что-то им удалось. Возможно, пирамиды, эти безжизненные свидетели пяти тысячелетий истории, просуществуют сотни тысяч лет, даже переживут человечество и, когда сгинет род людской, по-прежнему будут вещать пескам: «Мы были здесь до Авраама».

Древнее царство создателей пирамид рухнуло около 2424 года до нашей эры. Усобица и войны длились 300 лет, пока не возникло Среднее царство со столицей в Фивах около 2070 года до нашей эры. Звезда его закатилась в XVIII веке до нашей эры, и Египет возродился уже как Новое царство в XVI веке до нашей эры. Могущество его длилось до V века нашей эры – более двух тысяч лет.

Реставрация империи обошлась дорого. Старое египетское общество знало два культа – фараонов культ бога солнца Ра и народный культ Озириса. Первый был мертв, второй – полон сил, так как помогал ищущим бессмертия простым людям – не только фараонам. При реставрации культы Ра и Озириса объединили в синкретическую религию, и в ней победил мертвый культ Ра, удушив живой росток поклонения Озирису. «Лучшим доказательством того, что восстановленная империя была мертворожденной, служит полный провал попытки Эхнатона пробудить ее к жизни. Эхнатон создал новую идею Бога и человека, жизни и природы и выразил ее в новом искусстве и поэзии, но мертвое общество невозможно оживить. Поэтому все два тысячелетия реставрации Египта были затянувшимся эпилогом, а не новым творением», – утверждает Тойнби. Но тяга к смерти была присуща Египту изначально. И некрополь Гизы помогает понять, почему Библия запрещает жрецам Бога Израиля приближаться к мертвым, почему Писание старается пресечь всякую попытку возрождения культа мертвых после исхода из Страны мертвых. Навряд ли Моисей стал бы молиться у гробницы праотцев в Хевроне.

Возможно, поэтому знаменитый еврейский путешественник Вениамин из Туделы не упомянул пирамид, хотя князь Николай Радзивилл по прозвищу Сиротка, побывавший в Египте в 1583 году, предложил другое, ехидное, объяснение и раскритиковал моего предшественника за умолчание: «Удивляюсь зело Жидовину Вениамину, что о тех пирамидах ни какова воспоминания в книжице своей путешествующей не чинил. Я тако чаю, что жид нарочно не вспомянул пирамид, понеже предки его жиды, будучи в неволе египетской, поставили их. И срам народа своего замолчав защитил». Так оно бывает с путевыми заметками.

Каирский египетский музей огромен. Неспециалисту самым интересным кажутся диковинные, как в волшебном зеркале, похожие на скульптуры Джакометти или Мура, образы эпохи Эхнатона. Этот самый популярный правитель, «фараон-еретик», «первый индивид истории», «человек, научивший Моисея монотеизму» (по утверждению Фрейда), супруг Нефертити, взбунтовался против жречества, оставил Фивы и основал новую столицу, которая не пережила его. Его изображали широкобедрым, с толстыми ляжками, лишенным мужской стати, иногда – в женской одежде, с болезненным и печальным лицом. Ничего общего с богоподобным величием прочих царей Египта. Египтологи – народ простой, и во всякий там импрессионизм и современное искусство они не верят. Хорошо, что они не раскопали творений Энди Уорхола или Мура, а то бы сейчас учили, что так выглядел сгинувший с земли род людской.