Текст книги "Философия как духовное делание (сборник)"

IV

 
Союз души с душой родной…
 

Тютчев

Непреодолимые грани единичного бытия, неутолимые требования одинокой жизни, все еще не побежденные духовными достижениями общающейся души, вновь ставят перед ней вопрос о том, возможно ли подлинное общение, возможно ли живое касание между душами людей? Но опыт духовного взаимодействия говорит со всей очевидностью, доступной человеку, что подлинная встреча души с душою осуществляется в здешнем мире, что она реальна, несмотря на то, что является нам как чудесная тайна.

В этой встрече общение разрешает оба главных задания: оно творит единый опыт, оберегая в то же время личные проявления души, и двойной цели своей оно достигает тем, что соединяет в себе порыв к единству с противоположным порывом к разъединенности. Этот сверхразумный синтез живет в нем не как пустая мысль, реально не воплотимая, но как живая действительность, расцветающая в жизни одинокой души.

Творческий союз двух разнонаправленных стихий душевной жизни создается силою, которая изначально дана душе и неотрывна от ее существования. Это – сила любви.

Любовь соединяет в себе стремление к тождеству души с другой душою и стремление к раздельности двух одиноких жизней. Совмещая два противоположных порыва, любовь в этой двойственности своей сохраняет единство и цельность.

Пусть обычный опыт общения показывает неустанно, что личная судьба каждой одинокой души ставит преграду единению людей, что тождество опыта невозможно там, где существуют две раздельные единичности и что эта невозможность создает непреодолимую проблему общения. Для любви нет такой проблемы: разобщенность одной души с другою является внутренним условием ее жизни, потому что любящая душа утверждает, приемлет и бережет единичный конкретный образ любимого, вопреки стремлению своему к полному с ним единению. Противоположность между единством и разъединенностью единичных жизней дана в любви не как проблема для разрешения, но как непосредственно испытываемое, имманентное ей состояние, которое она изживает, пока она живет, которое живет в ней как сущность ее природы.

Самая противоположность двух сил, направляющих опыт любви, доходит в нем до крайних пределов. В своем стремлении к тождеству с ино-бытием душа любящего не хочет отринуть ни одной черты его конкретного образа. Обращаясь к совместному духовному деланию, которое одно может осуществить абсолютное единство, она ищет слияния с другой душою не только в едином предмете познания, не только в приятии духовного образа, но и в реальном слиянии жизненных опытов: она ищет единой воли, единого радования – и в то же время слышит и лелеет каждый одинокий вздох во всей неповторяемости его мимолетной жизни. Грани одинокой души, отделяющие ее от ино-бытия, испытываются с особой силой в опыте любви, которая, утверждая и оберегая их, томится о полном единстве и изнемогает в борьбе за него. Сознание первоначального единства раздробленного мира проникает в каждое жизненное мгновение любви; и потому любовь окрыляет духовное общение в его искании последних глубин души человека, в его стремлении сроднить одну душу с другой. И вместе с тем та же любовь выращивает в одинокой душе бесценный дар чутко слушать жалобу одиночества и бережно утишать его стон.

Все живые силы души, сосредоточенные в опыте одиночества на ней самой, получают в любви новый предмет для жизненного действования; этот предмет – душа другого человека во всей цельности ее обособленной жизни. Одинокая душа непосредственно воспринимает свое одиночество в любви к себе. Одиночество другой души она не может испытать как свое, но она любит чужую одинокую жизнь, и эта новая любовь души ставит ее в непосредственное отношение к чужой жизни и делает ее ее⁹ опытом. Предметом этой любви является та индивидуальная жизненная стихия, которая томится в единичной душе, отторгнутая от единой целостной жизни космоса непреложным законом единичного бытия. Душа любит в чужом ино-бытии его одиночество – его обреченно-отъединенную жизнь, невидимо образующую его дух и его душу и неугасимо светящуюся в великих и малых делах его, в добре и зле его свершений, в неповторимых чертах его земного облика, во всей личной его судьбе. Одинокая жизнь, претворенная в любовь к другой одинокой жизни, не только приближается к ней, но реально и целостно с нею сливается, претворяя ее в действительное начало своего собственного бытия.

Забвение себя в любви к другому не означает еще того, что любящая душа устраняет свое одинокое бытие из опыта общения. Ее одиночество так же неустранимо, как и одиночество ино-бытия, и так же требует признания. Отрешаясь от себя в опыте любви, приемля чужое одиночество в судьбу своей жизни, душа вместе с тем предает себя на волю другой, любимой, требует и ждет от нее приятия своей любви. В бескорыстие любви, стремящейся к единству с чуждым ино-бытием, требовательное самоутверждение любящего вносит корыстный момент личного интереса, рожденный стремлением к сохранению индивидуального облика каждой из двух жизней, а следовательно, и к разделению их. Но это требование ответного признавания, как бы враждебное единению и вносящее разлад в цельное чувство самозабвенного приятия чужой души, оказывается необходимым для того, чтобы любовь осуществила то реальное сращение двух жизненных единств, по которому томится каждый акт общения. Гнет одиночества еще не снимается с чужой души любовным приятием его в любящую душу; это совершается лишь тогда, когда любовь любящего приемлется любимым как творческое начало его одинокой жизни; принять творчески в свою душу чужую любовь он может, лишь сделав ее своею; своею будет для него чужая любовь, если он, забывая себя, любовно примет в свою жизнь растворенное в любви чужое одиночество и сделает его реальным и действенным началом своей жизни. Любовь завершает победой акт духовного общения силою ответной любви.

Так в борьбе непокорных, расходящихся сил творит любовь духовные встречи. И разум, и воля человека стремятся к покою достижения. Какую бы отраду ни давало мыслителю искание истины, оно потеряло бы смысл, если бы от него отлетела надежда ее обрести; борьба может привлекать сама по себе, но она неотрывна от мечты о победе: разум ищет ясного, завершенного понимания идеи, воля хочет успокоиться, осуществив свою цель. Душа не страшится ни борьбы, ни активных усилий, но она готова осуществить их ради конечного мира¹⁰, и вот почему потрясенно приемлет она явление любви, которая по самому существу своему ищет противоположного, не зная покоя ни в стремлении своем, ни в своих конечных целях. В тайне мятущегося эроса раскрывается человеку неразрешимая противоположность единства и множества – трагическая основа мира¹¹ и одиноких глубин человеческой души. Любовь приемлет в себя этот космический разлад во всей его неразрешенности, как свехэмпирический факт, и утверждает на нем и свою жизнь, и свою судьбу. Но, совмещая несовместимое, сливая в едином чувстве разностремящиеся силы, она преодолевает раздробленность мира и в каждый новый миг своего всегда неуспокоенного искания творит, разрушает и вновь творит все ту же древнюю мечту. В страдании любви скорбит не одна одинокая душа. В нем изживает судьбу свою единая целостная жизнь космоса, в нем она стонет о себе, познает себя, в нем же ищет исхода. Мистерия любви, тайным светом своим озаряющая тайну общения, является в измученную жизнь как знамение последней правды и тихо говорит одинокой душе, что страдать по этой правде благословил ее – Господь.

Духовное общение есть реальный процесс, совершающийся необходимо во временных условиях жизни. Уже по одному этому осуществлению его связано с той эмпирической данностью, в которой живут люди, со всей земной обстановкой их повседневного бытия. Но не только эта реальная природа общения связывает его с конкретным ходом человеческого существования: по основным своим задачам и целям общение стоит в теснейшем взаимодействии с эмпирией и вершит свое дело при ее помощи и вопреки ее противодействию. Отношение духовного общения к конкретной данности носит двойственный характер. С одной стороны, общение как бы устраняет на своем пути все преходящее, случайное, личное, стремясь увидеть за ним устойчивую духовную сущность – надежную опору духовной встречи; с другой стороны, то же общение, одушевленное порывом любви, вновь приемлет в свои свершения все текущее и гибнущее содержание жизненного опыта и освящает его усмотренной в нем непреходящею глубиной. Духовное общение преображает земной опыт человека, и в результате его одухотворяющей работы беспорядочно нагроможденные явления повседневной жизни становятся орудием и отблеском духа.

Когда одинокая душа встречает впервые подобное ей ино-бытие, она воспринимает отчетливый и яркий внешний образ, за которым таится неведомая хаотическая бесконечность конкретных содержаний, пугающая и отстраняющая от себя мерцанием единичной, неповторяемой, неуловимой жизни. Принужденная общаться с этим таинственным существом, одинокая душа ищет объединения в случайных настроениях, пробужденных обстановкой встречи, в случайных темах, навязанных злобою дня, и пытается дать то или другое направление общению, руководясь случайными и часто неверными представлениями о душе, ей предстоящей, и чувствуя при этом, что и она сама представляет для другой души неведомый мир, замещаемый неверною тенью.

Эта конкретная сложность ино-бытия, трудно доступная познаванию, и рой случайных впечатлений, навязчиво вторгающихся в каждое текущее мгновение, образуют ту содержательную данность, которая служит материалом общения и вместе с тем является преградой, разделяющей одну одинокую душу от другой. Духовное общение должно использовать ее ради своих духовных целей, оно должно подчинить ее себе. Духовные содержания совсем не враждебны тем чувственным образам, из которых слагаются яркие и шумные события нашей жизни. Дух живет не вне мира, но в нем самом, и одинокая душа должна уметь испытывать в случайном явлении его духовный смысл и его духовную глубину.

Одухотворение хаотического порока жизни требует от души творческой активности и напряженной борьбы. Нередко приходится затрачивать ряд душевных усилий даже для того, чтобы создать внешние условия, необходимые для осуществления общения, – то пространство, которое отделяет людей друг от друга, становится трудно преодолимой преградой, если их душевная встреча трудна и сложна; не так легко поймать минуты времени наперекор их стремлению незаметно ускользнуть из-под власти человека, нелегко защитить их от притязаний сил, враждебных духовному взаимодействию, и отдать делу общения. Когда же эта внешняя встреча состоялась, то общению предстоит покорить себе те душевные силы, которые заставляют людей уходить друг от друга, вызывая в них или взаимное равнодушие, или вражду. Эта новая борьба души есть борьба за знание, за власть, за любовь. Душе неведома другая душа, но непрерывное внимание к ней, наблюдения и размышления дают ей то ведение, которое необходимо для совместного создания единого духовного опыта. Разнонаправленность хотений отдаляет человека от человека, но общение согласует желания, подчиняя их одно другому силою единственно правой мощи, мощи духа; и в этом то покорном, то властном познавании душа выковывает из хаоса преходящих явлений неизменный образ живой души для того, чтобы любить ее и быть ею любимой.

Вследствие активности духовного общения то духовное знание, которое осуществляется в нем, представляется не пассивно созерцаемым, но сотворенным самою душой и слитым с нею в ее достижениях. Состояние души, творчески воспринимающей или воспроизводящей прекрасное, само становится его явлением, и сама душа не различает больше себя, живую духом, и дух, живой в ней. Узнавая в созидаемом предмете работу другой души, она сознает, что обе они творят единое; и тогда жизнь их в минуты их творческого общения испытывается ими как одна жизнь, завершающаяся одним достижением. Вследствие активной напряженности духовных исканий, испытываемой как общий духовный подъем, познанное в общем опыте получает значение не только ценнейшего, но и реальнейшего и образует, таким образом, реальную основу совместности данной минуты, скрепляющей два раздельных бытия в один союз, – прообраз единой, исполненной духом жизни людского мира.

Так как творчество единого духовного опыта совершается в процессе общения при участии эмпирических элементов бытия, то вместе с ними в духовное общение проникает то видимое, осязаемое многообразие, которым так богата наша земная жизнь. Все несметное многообразие опыта – бесконечные сочетания чувств и настроений, желаний и дум, вечно сменяющиеся реальные события отдельных жизней и неотвязные мечты, людские дела и людские забавы, – все это вплетается в опыт, творящий тайну живого касания одинокой души с одинокой душою и, служа их духовной встрече, загорается духовным огнем. В духовном общении каждый оттенок в звуке слова, каждая тень, скользнувшая на лице, каждая маленькая шалость получают духовный смысл и значение, потому что явление их неотрывно от последних основ души. Подобно тому как в игре ребенка обыденный предмет становится образом его детской мечты, подобно этому в игре общения простые слова и факты подчиняются стихийным силам души, которая во тьме одиночества сплетает светлую мечту духовной встречи и ею преображает видимый мир.

Глубокая связь, роднящая предмет общения и знание о нем с индивидуальной сущностью души общающегося, участие всех душевных сил в опыте духовного взаимодействия и одухотворенность их, – все это сообщает процессу общения конкретную цельность: суждения, высказываемые о предмете, с их идейным содержанием и чувственно воспринимаемой данностью, звук голоса, выражение лица, движение тела, – все это развивается в соответствии со сменой невысказываемых душевных переживаний, которые сопутствуют общению и относятся к предмету общения и к той душе, с которой общение ведется; и, наконец, оба эти ряда элементов живут в единстве с бессознательной иррационально-стихийной жизнью души, с той космической ее глубиной, которая направляет весь ход общения и сама находит для себя разумный и как бы видимый образ в реальном факте духовного сближения. Так, в опыте общения загораются, меркнут и светятся вновь образы живой и неумирающей красоты.

Неутомимо общаются люди, но лишь в эти редкие лучшие мгновения духом сияющей встречи отлетает от одинокой души тоска ее непреодолимого одиночества.

Каждое вновь наступающее мгновение несет душе вместе с новым опытом и новые задачи, светит ей своею радостью, туманит ее своею болью. Но, творя эту новую жизнь, вновь являющийся опыт вбирает в себя, как наследие свое, все не изжитое еще содержание отлетевших минут и в нем все то, что осталось не разрешенным в заданиях пройденной жизни. Есть цели, которые достигаются течением немногих мгновений; есть другие – к ним надо идти часы и дни; но есть и еще другие задачи, которые всегда неизменно стоят перед человеком, и душа должна нести их через всю свою жизнь. Преодоление одиночества есть одна из таких далеких жизненных целей.

Чувствуя свою беспомощность перед непреходящим страданием, душа начинает сознавать, что основы его лежат глубже ее личного существования, что искать их надо за пределами преходящего единичного бытия. И она обращается тогда к разуму, ему доверяет свое горе. Призванный по самой природе своей к усмотрению всеобщего и устойчивого в смене единичных явлений разум, принимая доверенное ему одинокой душою, освобождает его¹² от личных ограничений: сила мудрости раскрывает в одиноком несчастье трагедию мира и превращает задачу, тяготеющую над единичностью, в задачу мировую. Так зарождается философская проблема, т. е. проблема жизни, постигнутая и принятая не в личном выражении своем, но в своем универсальном образе, поглотившем в себе все единичные ее воплощения. В страдании одинокой души мысль открывает космический разрыв между единичным и всеобщим и постигает личное несчастье как непримиренность мировых начал.

Овладев, таким образом, проблемой, рожденной в недрах одинокой души, философское искание определяет свой путь фактами и идеями всеобщего, сверхличного и сверхвременного значения; оно обогащает содержание проблемы, углубляет и просветляет его. Сложные непримиримые отношения между единичным и всеобщим раскрываются во всех сферах бытия, и тоска одинокой души, отторгнутой от других живых существ, вырастает в скорбное сознание того, что божественному единству противостоит бытие многоразличного, разделенного, грешного мира.

Следуя за разумом по неизмеримым и неисчерпаемым обителям космоса, душа и в себе самой начинает сознавать неведомую ей ранее глубину. Свободная от субъективных искажений, окрепшая в этой свободе, мысль взрывает в душе скрытые для ее слабого, одинокого сознания сверхличные глубины и вызывает из них еще не истраченные силы, способные творить новый опыт, не стесненный цепями личного бытия и покорный законам высшей духовной жизни. И вот тогда одинокая душа, доверившая свою проблему разуму, вновь призывает ее к себе и сливается со всею жизнью. Она овладевает теперь своей задачей всецело, потому что живет ею не только в разумном искании своем, но и в личном опыте, творимом совместным действием ее разумных и иррациональных сил. Личную невзгоду она испытывает как невзгоду мира, а судьбу мирового целого – как свой жизненный крест. Мудрость, озарившая в опыте одиночества трагическую глубину, призывает душу к жизненному подвигу. Познав в своем одиноком горе мировой разлад, душа героически приемлет его в судьбу свою и любовью дарованной победой духовного общения зажигает в скорбном мире новую, лучшую жизнь.

Москва. 1916

Комментарии

Введение в философию

Лекции И. А. Ильина «Введение в философию» составили цельный курс по философии, прочитанный им на историко-филологическом факультете Высших женских юридических и историко-филологических курсов, учрежденных В. А. Полторацкой. Начало лекций – сентябрь 1913 года.

В более ранних курсах лекций «Введение в философию права» (1912) и «Немецкий идеализм» (1912) некоторые части во введениях совпадают с началом данного курса («Философия как духовное делание»). Однако мы открываем этот том с более позднего курса лекций, так как начало данного курса представляет собой более законченный и завершенный вариант введения.

Публикуется впервые по автографу, хранящемуся в Архиве И. А. Ильина в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ им. М. В. Ломоносова.

¹ Так же обстоит дело и в феноменологическом методе теории познания Гуссерля, которой во многом следовал Ильин. Третьим членом субъекта и объекта является сознание. Это «сознание» как современный «экран», на одной стороне которого предмет (целостная часть объекта), а на другой стороне мысль (смысл этой целостной части объекта). Непереводимый на английский язык термин «предмет» (по-английски это object, т. е. русские и немецкие слова «объект» и «предмет» в английском языке неразличимы) может с этой внутренней стороны сознания правильно восприниматься как subject (по-русски, например, «предмет философии» и под.).

Но истина этого третьего члена эсхатологична, т. е. истинным сознание станет только в конце истории, в конце жизни человечества, в конце веков. По-другому, этот «внутренний экран» наблюдения внешнего бытия станет «внешним экраном» созерцания Бога.

² Знание – емкое понятие (у всех народов и на всех языках), слово древнее, восходящее к единому корню, явленному, например, в санскритском слове  – знание, познание, – производное от  – узнанный, знаемый, известный (лат. gnotus греч.  ир. gnáth). Откуда слово jnátar – знатель, знаток, – перешедшее в зендское . Древние греки вкладывали в это слово gnиmh такие значения, как ум, сознание, дух; знание, понимание; рассудок, разум, здравый смысл; мнение, убеждение; (умо)настроение, склонность; мнение, предложение; мысль, замысел; решение, постановление; воля, желание; сентенция, назидательная мысль, изречение, гнома, т. е. высказывание общего характера. Производных слов и понятий у него еще больше: познавание, познание (известное греч. , которое означает и знание, и науку, и узнавание, и знакомство, и отчетливость, ясность, и известность, славу), узнавание, сознание (в том числе современные – правосознание, богосознание, самосознание и под.), подсознание, совесть (буквально – со-знание), сведение, знак, значение, знамя, знамение, знать, знаток, знахарь; много также глаголов и глагольных форм от этого существительного. Знание может быть классифицировано как опытное знание, теоретическое знание, вероятностное знание, знание нетварного и знание тварного миров – богопознание, миропознание, человекознание, или человековедение, антропология и т. д. и т. п. Уже невольно представлено здесь «зацепление» этого понятия с глаголами видеть и слышать и лежащими в их основании глаголами ведать (греч.  – видеть, созерцать, познавать, испытывать, быть сведущим, уметь, мочь), откуда русское существительное весть (греч.  – вид, внешность, образ, идея, форма) и слыть (греч.  – говорить, сообщать, рассказывать, гласить, говорить дело, т. е. правильно называть, именовать, разуметь, означать, значить, читать вслух), откуда русское существительное слово (греч.  – слово, речь, суждение, формулировка, слава, слух, рассказ, предание, разумение, разум, значение, (со)отношение, соответствие, объяснение). Заметим здесь, насколько современное слово и понятие информация (от лат. informatio – разъяснение, изложение, истолкование, представление, понятие, осведомление, просвещение) является менее емким, менее глубоким и вырожденным по сравнению со словом и понятием знание, хотя намного более распространенным (модным и магическим), употребляемым и замещающим в настоящее время знание, вытесняющим знание на периферию нашего сознания. На самом деле информация включается в содержание знания и занимает там свое скромное (вспомогательное) место, причем ее истинность заключается только в свидетельстве, т. е. в очевидности.

³ Eo ipso (лат.) – тем самым.

⁴ Известные пантеистические установки (Древний Китай, Индия, новейший немецкий идеализм, о котором говорит Ильин).

⁵ Ильин следует так называемому «трехчастному» делению человека на тело, душу и дух; имеется и «двучастное деление» на тело и душу. Душа ( дыхание, душа животная) в общем: начало жизни чувственной; душа разумная, то же, что сердце в обширном смысле – вообще духовная часть существа человеческого, противополагаемая чувственной, или телу; начало жизни, помышлений, ощущений и желаний собственно человеческих, которые берутся иногда отдельно от души и одни от других, начало мыслительной и умственной жизни, отличное от начала чувствований (сердца); в особенности: а) желание, воля, б) дух, бодрость, самочувствие, в) дух, образ мыслей, чувствований и самой жизни. Дух (=дыхание, дуновение ветра, ветер) в общем: дыхание живого существа; душа животная, оживляющая тело и проявляющаяся чрез дыхание; жизненные силы, бодрость; жизнь; душа разумная в человеке со всеми ее помышлениями, чувствованиями и желаниями, кои берутся нередко отдельно одни от других и от самой души – то же, что сердце, в обширном смысле, как начало жизни внутренней; в особенности: высшая способность в человеке, (совесть), сообщающаяся непосредственно Духом Божиим, собственно дух, и иногда в состоянии одушевления (см.: Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1899. С. 157–159). Оба взгляда правомерны. Душа и дух могут быть синомичны как внутренние сущности и дифференцированы как внутреннее субъективное и внутреннее объективное.

⁶ Это собственное определение духа, которому Ильин всегда следовал. Ниже он подробно обосновал это представление о духе. Оно не противоречит православному представлению о духе, как видно из предыдущего комментария.

⁷ См. стихотворение Н. А. Некрасова «Влас» (1855).

⁸ На полях пометка Ильина: «сила жизненного искания».

⁹ Ильин часто пользуется таким оборотом. Может быть, здесь это выражение впервые употреблено.

¹⁰ Мысль () = цель, намерение; () = намерение, решимость; () = помысл, размышление.

¹¹ Определение самого Ильина.

¹² Ильинское определение предмета философии как мысли и знания.

¹³ Выну (церк. – сл.) – перед собой.

¹⁴ Par excellence (фр.) – по преимуществу.

¹⁵ Примеры предметов философского интереса или сферы философии.

¹⁶ Это гуссерлианская феноменологическая установка, но с внесенным самим Ильиным мотивом «одинокой души» и «одиночества».

¹⁷ Последние абзацы – это педагогическое кредо известного в дореволющионной Москве преподавателя Ильина: «всегда развеет сплин известный всем доцент Ильин» (из студенческих песенок того времени).

¹⁸ Начало интенционного процесса.

¹⁹ На полях стоят несколько пометок Ильина: «философия, путь, жизнь»; «умствование на отвлеченные темы»; «сила жизненного искания»; «нельзя понять одним умом».

²⁰ Это Ильин позже назовет актами души.

²¹ То есть интенция.

²² Ильинское определение знания.

²³ 2d – это обозначение в геометрии суммы двух прямых углов.

²⁴ «Введение в философию права».

²⁵ Может быть, первое упоминание «акта»?

²⁶ Это предложение вставлено Ильиным в текст.

²⁷ Communis opinio (лат.) – общее мнение.

²⁸ И это притом, что Ильину была известна антиномия Канта «о невозможности доказательства и опровержения существования бытия Божия». Это показывает, что установка Ильина была совершенно другой, чем у Канта и кантианцев.

²⁹ На полях пометка Ильина: «изучение предмета».

³⁰ На полях пометка Ильина: «обретение предмета, выделение, фиксация, предмет и предмет познания».

³¹ Абулия (от α – отрицательная частица и греч.  – воля) – болезненное безволие, отсутствие желаний и побуждений к деятельности.

³² На полях пометка Ильина: «нас возвышающий обман».

³³ На полях пометка Ильина: «диалоги Платона; речь Антония над трупом Цезаря; речи Цицерона».

³⁴ Cum tacent clamant (лат.) – с таинственным молчанием.

³⁵ Ex professo (лат.) – по своей специальности, профессии; со знанием дела, обстоятельно.

³⁶ На полях пометка Ильина: «А. Толстой».

³⁷ Известно из самой «Исповеди» Руссо, что он был эксгибиционистом.

³⁸ Комментарий по учению Гуссерля.

³⁹ Лапидарное определение Ильина его понятия «обстояние».

⁴⁰ На полях абзаца надпись Ильина: «Учение об объекте. Учение о субъекте».

⁴¹ Эти три абзаца (подраздел 1) Ильин в рукописи зачеркнул. Мы их оставляем, чтобы показать, что ильинское понятие «обстояние» и впрямь было сложным, что он сам, видя по приведенному тексту, понимал.

⁴² На полях пометка Ильина: «катег[ориально] специф[ических]»

⁴³ Обстояние – русский термин, который соответствует немецкому «Sachverhalt» – обстоятельства дела, положение дел (вещей); значение, смысл (слова). Термин, заимствованный Ильиным у Гуссерля в его феноменологической логике: есть предметы (объекты), обстояния, ситуации, отношения, и все это различаемые «атомы» логики.

⁴⁴ Пункт с) с его подпунктами с1) и с2) Ильин зачеркнул, надписав два плана: [с)] смысл, [d)] ценность.

⁴⁵ Modus vivendi (лат.) – способ жизни.

⁴⁶ На полях пометка Ильина: «еще по Левкиппу и Демокриту».

⁴⁷ На полях надпись Ильина: «еще по Левкиппу и Демокриту».

⁴⁸ Кратил (конец V в. до н. э.) – древнегреческий философ, ученик Гераклита. Если Гераклит учил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, то Кратил учил, что в нее нельзя войти даже и один раз.

⁴⁹ Т. е., таково положение дел на самом деле.

⁵⁰ Первоначально в рукописи было написано: «1913 г. 16 октября»; позже было исправлено Ильиным на: «1915 г., 16 ноября», т. к. этот курс лекций он читал вторично.

⁵¹ На полях пометка Ильина: «Заменимость вещей – субъективна, в основе интенция одинакового и отвлечение».

⁵² Т. е. в общении. Ср. с книгой митр. Иоанна (Зизиуласа) «Бытие как общение».

⁵³ На отдельном листе в конце лекции Ильин написал: «Одни: всякий предмет есть вещь – только вещь знается достоверно; другие: многое мы можем знать – но именно не вещь. Предметные суррогаты вещи и ее первоначала: представление, представляемый образ, смысл».

⁵⁴ Sui generis (лат.) – в своем роде, своеобразный.

⁵⁵ Вставка Ильина на полях: «вооружение а) проверка – монизм ли? (разоблачение), в) если монизм – фен[оменологический] аргумент».

⁵⁶ Вставка Ильина на полях: «Ключ: все это вообразимо, но не все предметно дано».

⁵⁷ Первоначально было еще: «и Гуссерля», но это Ильин зачеркнул.

⁵⁸ Tantum-modo entia materialia (лат.) – исключительно в материальном.

⁵⁹ Так в рукописи. Наверное, правильно «дуализм».

⁶⁰ Der menschliche Weltbegriff (нем.) – «Человеческое понятие о мире» (См. русское издание: М., 1909). Работа швейцарского философа Рихарда Авенариуса (1843–1896).

⁶¹ Nihil enim, si non corpus omne, quod est, corpus est sui generis (лат.) – ничего нет истинного вне тела, что есть – это своего рода тело. Это точка зрения Тертуллиана, что все сущее есть «тело», следовательно, Бог должен быть понят как «тело, которое, впрочем, есть дух».

⁶² Приписка Ильина на полях рядом с предыдущим и данным абзацами: «Геккель смешивает».

⁶³ Quaternio (лат.) – учетверение.

⁶⁴  (греч.) – переход (рассуждения) в другую область.

⁶⁵ Майя (др. – инд.) – иллюзия, обман. «Но что же заставило этого Вечного открыться в мире? – Каким образом единое, неразделимое могло принять вид множественности? Если истинное бытие божества есть бытие без свойств и проявлений, то, как могли возникнуть из него разнообразные виды жизни и – зачем? Что за разделение в божестве? – “Как из несущего, – говоря словами толкований на Веды, – родилось сущее, как это могло быть?”

На этой мысли, как и вообще на космогоническом вопросе, издавна останавливалось внимание индийских мудрецов. Очевидно, в самом Вечном, в его существе скрыта причина того, почему он явился в разнообразии мировой жизни, – в нем самом есть стремление выйти из своего безразличия, хотя это стремление и непостижимо. Иного ответа быть не может. Такой ответ и находим мы в индийской религии, в учении о таинственной Майя – (Maja – одного корня с персидским словом маг – mag). Брам произвел мир при посредстве, или в соединении со своею Майя, которая побудила его выйти из свойственного ему вечно-тожественного и неизменного бытия.

Что же такое эта загадочная Майя в Боге? – В Ведах Майя описывается как желание, или стремление к творению, как любовь Бога к миру. Вместе с тем она олицетворяется иногда под формою женщины, “божественной матери бытия”. Вечный произвел мир в соединении с своею Майя. Он радовался, когда породил со своею Майя три светлые, мировые начала (солнце, луну и огонь).