Электронная библиотека » Иван Ильин » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 30 января 2015, 19:23


Автор книги: Иван Ильин


Жанр: Философия, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

Шрифт:
- 100% +
[Лекция 3], часы 5, 6, 7, 8
О философском доказательстве
Начало

С тех пор как я после долгой и напряженной работы понял, что такое философия, я дал себе обещание всю жизнь работать над тем, чтобы утвердить ее сущность с очевидностью и недвусмысленностью.

Философия не ворожба и не волхвование, с одной стороны. Философия не выдумки и не отвлеченные произвольные комбинации – с другой. Необходимо удалить все таинственные флеры, все туманности и недоговоренности. Необходимо показать: вот путь; научный метод; общеобязательный способ исследования. Здесь все всякому доступно, кто имеет способность и волю к предметной интроспекции.

Философия есть наука – драгоценное, радостное и ответственное дело. Только не жалейте труда, и наше поколение подвинет достойно это дело.

Учение о доказательстве в философии

Доказательство – ряд внутренних операций, клонящихся к обретению истинного, в отличие от ложного.

а) Доказательство как процесс (практика, имеющая цель, требующая умения и активности, достигающая известного итога). Старания и искания души, ищущей на какой-нибудь вопрос устойчивого, прочного ответа, разрешающего вопрос и связывающего душу; успокаивающего интерес к знанию (обычно + удовлетворяющего практический интерес, помогающего в жизни целесообразно действовать).

Доказанность развязывает душу (отвяжись с вопросом), ибо вопрос остается вопросом, пока ответ не найден и именно не доказан.

Недоказательный ответ не ответ (например, о бытии Божием (Бог есть), о свободе воли (воля свободна).

Прочность ответа выражается в том, что

1) прекращаются сомнения;

2) не слышно возражений со стороны;

3) начинают разрешаться другие вопросы, стоящие в связи с этим;

4) и все это оказывается полезным во внутренней жизни и во внешней жизни (в культуре души и вещи).

Успокоение есть награда доказавшей или получившей доказательство души: награда за труды или эквивалент гонорара, уплаченного софисту.

Отсюда соблазн: считать доказанным то, что вызывает в душе описанное состояние и описанные результаты. Этот соблазн один из величайших в науке и философии. Рассмотрим его в порядке одинокого искания и в порядке общения.

I. Одинокое искание – строго говоря, всякое. Особливо говоря, когда весь процесс искания вплоть до установления окончательного итога не сопровождается сообщением содержаний другому предметно осведомленному и проверяющему и могущему осложнить мое предметное смотрение своим.

1) Прекращение сомнений – в познавательно абулической31 душе они могут прекратиться быстро (когда познание не питается силою глубокого и интенсивного аффекта) («все равно»); сомнения могут исчезнуть вследствие утомления («устал, не могу больше»); сомнения могут исчезнуть вследствие малой предметной осведомленности («не знаю, дальше не понимаю и сомневаться не могу»); сомнения могут исчезнуть вследствие внутреннего ухода от предмета («надоело этим заниматься, лучше чем-нибудь другим»); вследствие страстной заинтересованности в итоге («а не так ли это, кажется так, ну конечно, именно так, только так и могло быть»; кто не согласен – негодяй – или в глубине души я сам совершил негодное и непозволительное дело – попущения своей уверенности); наконец, сомнение может исчезнуть вследствие сознательных внутренних усилий, искореняющих сомнения («верую, Господи, помоги моему неверию»).

Итак, факторы, искореняющие сомнение, но не свидетельствующие о доказанности:

индифферентность души – общая, частная (временная – утомление; предметно-спец[ифическая] (неосвед[омленность], уход);

недисциплинированная заинтересованность души – бессознательное попущение уверенности, сознательное самоуговаривание к уверенности.

Итак: исчезновение сомнений может быть предметным и не-предметным и потому само по себе ни о чем не свидетельствует.

2) Не слышно возражений со стороны – само собой подразумевается в одиноком исследовании. В частности, недисциплинированная заинтересованность души может нарочно создавать и обострять изоляцию: чтобы не испортили мне ряд, добытый исканиями; избегают профессиональной встречи особенно с беспокойными говорунами и с близкими по теме рефератами или не читают чужих близких по теме книг.

Принципиально этот признак никуда не годится, ибо он абсолютно не предметен. Эмпирическая случайность невстреченности возражений. Особенно если я взял предмет доселе совсем всеми упущенный.

3) Начинают разрешаться другие вопросы, стоящие в связи с этим. От каждого «вопроса» идут нити к другим. Вопросы все более или менее связаны друг с другом.

Ибо

а) они подсказаны отдельными сторонами предмета, а стороны (свойства) предмета стоят друг с другом в реальной связи; решение – если оно предметно – содержит адекватное предмету содержание (т. е. одной его стороне) и освещает посему другие стороны; это реальная связь предмета, породившая связь вопросов;

b) вопросы связаны потенциально в порядке логическом; решение их дает понятия, кои все могут быть поставлены в связь сочинения, подчинения и соподчинения.

Отсюда: что ни скажи ошибочного или истинного в одном пункте, непременно окажется чреватым последствиями в другом.

Отсюда соблазн: не признав, что философия имеет дело с объективным предметом, решить, что все предоставлено произволу.

Философия при этом или сохраняет характер категорического монизма в исповедании – ученый, ухватив обрывок предмета, упирается в свою формулу как в священный принцип и, не пересматривая его (да и к чему пересматривать, если произвол в исходе? да и как пересматривать, если исход беспредметен?), всю жизнь дедуцирует из него решения всех проблем. Так как признано, что а есть в, то отсюда следует, например: так как Бог трансцендентен миру, то в знании нет Бога, в нравственности нет Бога, в красоте нет Бога, в общественности нет Бога и т. д., – или: так как все в мире мистично, то государство мистично, сексус мистичен, искусство мистично, хозяйство мистично, фабрики, заводы, железные дороги, трамваи.

Или еще: так как все дионисично, так как все есть тождество субъекта-объекта, так как все есть трансцендентальный метод. Таково беспредметное философствование эпигонов. Таков Вольф, таковы ученики Гегеля, нео-кантианцы, когенианцы, соловьевцы и все вообще философствующие в прислонку к тем, которые сами, может быть, только и могут стоять в прислонку к чужим мнениям.

Или еще хуже: философия получает характер гипотетического релятивизма: «можно», «если мы определим а как в, то получится то-то; а то еще хорошо или можно определить а как с, тогда получится то-то».

Например, можно подойти к проблеме добра субъективистски, тогда окажется, что все субъективно и т. д. Можно построить Бога имманентно, тогда окажется, что Бог во всем и т. д. Можно признать, что понятие движется, но недурно допустить, что оно не движется. Можно объявить национальность как эстетическую величину, а можно и как этическую, и как эротическую. Тогда философия превращается в коллекцию дурных возможностей, в хаотический сброд призрачных построений, которыми можно играть в зависимости от настроения: «построение» определяется «настроением», угодно – так, а не угодно – иначе; откуда ни подойти – все что-нибудь выйдет; только не терять изобретательности и ловкости рук; философия превращается в какую-то игрушечную лавку, в которой бойкий приказчик выкрикивает «чего изволите». Или в будку подьячего, который мастер приспособить закон и право к интересам данного клиента и его данной ситуации. А философ не фокусник; а если фокусник и не больше, то лучше ему не быть вовсе.

Итак: разрешение других вопросов в связи с данным может быть предметным и непредметным.

4) Жизненная полезность – вопреки прагматизму совсем не критерий доказанности. Возможны две ошибки, уничтожающие друг друга как в задачах.

Возможно, что ложное учение породит в душе человека равновесие душевное (Цинцендорф)32.

Возможно, что истинное учение невыносимо для той или иной души (например, если Бог в действительности безличен – а я привык разговаривать с ним, судиться, докучать просьбами и благодарностями). Фетишист, бичующий фетиш.

Жизненная полезность есть вообще совсем иное измерение; об этом позднее.

II. Все эти соблазны не исчезают от сообщения содержаний другому во время искания. Другому предметно осведомленному и проверяющему – да. Но, следовательно, не потому, что он другой, а потому, что он предметно осведомлен и предметно проверяющ. Напротив, при непредметности возникают особые новые соблазны:

а) соблазн односторонней суггестии, т. е. наводящего внушения.

Без своекорыстия – правитель, убежденный в необходимости поддерживать благородную религию независимо от того, что сам не верит, – Макиавелли.

Со своекорыстным расчетом – практика софистов – истинно то, в чем тебе удастся убедить других; сознательная мобилизация утомления у слушателя, предметной неосведомленности (импонирование ученостью, библиографическая одаренность, цитаты, имена), мобилизация тайного интереса у слушателей, апелляция к аффекту (страху, жалости, отвращению)33.

Демагогичность – искусное использование темных влечений в пользу мнимой или настоящей истины. Позорный элемент в непредметном красноречии. Искусство прекратить сомнения; прекратить в другом сомнения не значит доказать; не слышно возражений – фикция согласия в молчании; так в полемике зажимают рот; так учителя – нередко своим авторитетом, или угрозой (скрытой) разрыва, или иначе: не критикуй меня, иначе я наврежу тебе; молчание не знак согласия; может быть, знак нежелания спорить; «гости умные молчат»; «cum tacent clamant»34 и т. д.

b) соблазн двусторонней суггестии.

Общение людей, аффективно не свободных.

Толпа, увлекающаяся внезапно в погроме или в молитве (Лурд, Золя).

Чем ниже уровень душевного развития, тем легче простая наличность одного аффекта у одного человека может вызвать его и у другого; отсюда массовые психозы, религиозные, сексуальные (хлыстовство), паника; отсюда социальная природа смеха и слез и т. д.

Итак: отсутствие сомнений должно быть предметным, познавательная продуктивность должна быть предметной. Это не критерий истины, но эвристические критерии допустимости предела в доказывании.

I. Предметное исчезновение сомнений.

а) мобилизация субъективного интереса к сомнению:

– естественная, органическая – ингредиент познавательного таланта; не всегда налицо; полное отсутствие немыслимо – тогда не будет наукой заниматься; слабая степень – нередко встречается: граничит с индифферентностью общей;

– организованная целесознательною волею – необходима всегда, даже при наличности первой; сомнение – как состояние перед вопросом; ни да, ни нет, – отсутствие ответа; жажда решения; искание общих оснований, всеобщезначимых – для всех, ибо предметно; ответственное посягание; бесстрашие перед предметной одинокой и совместной про[нрзб. ]; искание предметной проверки; равновесие между да и нет;

b) индуктивное устранение частной индифферентности: утомления, неосведомленности, ухода; разноаффективности к да и к нет;

с) коллегирование чужого опыта и раскрытия: вживание себя в чужой опыт (история философий); проекция чужого опыта в свое исследование; привлечение литературы и живого общения с теми, кто признают необходимость предметного опыта и практикуют его;

d) дисциплинирование своей заинтересованности: легко (сравнительно) в деле сознательного самоуговаривания; трудно в деле попущения (психоанализ как источник, гарантирующий в этой работе) (философу ex professo35 это необходимо);

е) дисциплинирование своего внимания:

Внимание – характер акта: сосредоточенность души и разумения; едино-направленность силы разумения; интенсивность направленности.

Условие: властный над собою покой.

II. Предметность познавательной продуктивности.

Это значит: познанное не только познано, но и само раскрывает дальнейшее; что́ раскрывает: не раскрывает ли одно беспредметно помысленное содержание другое, столь же беспредметно помысленное?

Своеобразное явление при предметности: один элемент предмета испытанный – тащит за собою в опыт другие элементы его; воспринятый внимательным созерцанием – вовлекает в созерцание (интуицию) другие стороны; раскрытый в познании, формулирующем смысл, – оразумливает смысл других свойств. Это явление совершается иррационально, наподобие ассоциативного выплывания материала.

Ассоциативная природа этого явления вовлекла в соблазн Юма: все и исчерпывается пучками ассоциаций, но «ассоциативно» – не значит «беспредметно»; всегда ассоциативно, но не всегда предметно; не всякая ассоциация предметна; есть сбивчивые ораторы, уходящие в побочные пути, и уведет Бог знает куда.

Умственная, мыслительная дисциплина есть способность целесообразно-предметно ассоциировать.

Например, алфавитная ассоциация (не а – Аарон – абакум – або, но а – б – в – г – д), нотная ассоциация (не ц – ч – ш – щ, но ц – д – е – ф – г – а – х), поэтическая ассоциация – по размеру – рифме, но не по содержанию – ритму

 
(Он говорил, я прослезился.
Стал утешать меня старик…36
      – и вдруг из Онегина:
Морозной пылью серебрился
Его бобровый воротник).
 

Или еще: «Вл. Соловьева. Оправдание добра и зла». И т. д.

Посему: всякая ассоциация имеет известное содержание; но не всякая ассоциация предметна; ассоциация, предметная в математическом ряду, может оказаться не-предметной в юридическом ряду.

Проверка предметности совершается через сравнение:

наличного, проверяемого содержания с содержанием рецентного опыта, вновь мобилизованного восприятия;

индуктивное исключение всех возможных инородных ингредиентов – поочередно и по группам;

неутомимость в препарировании чистого восприятия, чистого опыта (не Авенариус);

фиксирующее отграничение – от сходных предметов: от сходно-именных (конституция – всяк[ое] госуд[арственное] устрой[ство], конституция – парлам[ентский] режим; право ест[ественное] – положит[ельное]); от сходно-содержательных (упрямство – неразумная настойчивость, упорство – необъясненное, непонятное настаивание); от сходно-переживаемых (разные состояния – любовь – к искусству, к кушанью, к родителям, к жене, к домашним животным);

работа над дифференциацией предмета;

необходимость социального ориентирования в предметной науке: моральная связь ученых гарантируется единством предмета, единством целевого задания (знать истину); одинаковостью орудия: душевных функций и слова; единством практически творимого: сверх-национальной и сверх-поколений живущей духовной культуры.

Вероятно, видели и до меня мой предмет, видят одновременно со мною, будут видеть и после меня.

Абсолютно одинокое изучение – есть изучение себя, т. е. своих единичных, в данный момент наличных душевных состояний.

Самонаблюдение, не интроспекция, автобиография – не дескриптивный анализ предмета (но и здесь предел: опосредствованно – на пути нормальной или патологической конверсии – можно на пути конструктивного вчувствования знать о другом то, чего он сам о себе не знает).

Специально для философа: исследуя последние по достоинству и существенности содержания – истину, добро, красоту, – он должен освободиться

1) от привычки к малому подходу,

2) от привычки к малому содержанию.

Малый подход: все мотивы – кроме одного: влечение знать то, что есть на самом деле только потому, что это «заданное к познанию, предметное» само по себе так необычайно прекрасно (все остальные мотивы искажают и комкают познание, даже благороднейший из них: скорее «приложить» познание к «жизни»); все резервации – отъединение своего жизненного центра, своего интереса, своей корысти – от философствования.

Философствование не может двигаться предметно, если оно проистекает из трезвого житейского или карьерного расчета, ибо тогда его начало, и его конец (явно), и его содержание (более или менее тайно) будут определяться главным стимулом и житейскою судьбою данного индивидуума (непредметности).

Философия не есть прогулка по периферии души; или игра умственной силы, в избытке оставшейся от житейских дел; или приятное заполнение досуга, оставшегося от биржевой игры (на повышение соответствующего благополучия).

Все, кто исследовали предметно, были одержимы предметом в эту меру.

Предметная продуктивность проистекает всегда из одержимости предметом. Это своего рода завладение; или населенность, или насыщенность души, сознательно, но осторожно, методически, но искусно, педагогически и творчески эксплуатируемая в познании.

Душа как бы пьяна предметным содержанием; но это не пьянство, туманящее и развязывающее; это обремененность опытным богатством; облегчение наступает только на пути осмысливающего прояснения. Здесь невозможны резервации – ибо они суть сознательно организованная полу-предметность. Резервации – поверхностного отведывания – путь к симуляции большей предметности, чем на самом деле. Резервации – условного допущения – тогда что-то другое сохраняет значение безусловной ценности. Резервирующий человек живет верхоглядом, а говорит как ясновидящий; он или не любит предмет – и предпочитает ему что-то другое (отсроченный уход или отсроченное предательство), или боится предмета – и испытывает самое унизительное (страх) по отношению к самому прекрасному, что есть на свете, или же он относится к предмету как к временно выгодной биржевой бумаге (можно быть уверенным, что скоро он объявит ее к продаже).

Нет. Предметная жизнь как болото; она вовлекает душу. Но только не губит ее. А облагораживает. Быть одержимым без резерваций предметно испытанным добром, истиною и красотою, и в этой целостной одержимости полагать все главное в жизни – значит создать в душе гарантированный по силе источник духовной чистоты.

Философия требует, чтобы воля была нравственно чиста (от падения в жизни никто из нас, простых людей, не обеспечен). Но философский гений, конечно, обеспечен, ибо сущность его духа в том, что предмет адекватно им поят и что обратно каждое движение его духа – предметно.

Жизнь гения есть непрерывное присутствие предмета и, если угодно, есть жизнь самого предмета в облике индивидуальной души. Отсюда отношение других людей к нему: как к предмету или его модификации. Отсюда его покойное и уверенное, но не гордое и не тщеславное самочувствие, ибо его само-чувствие есть предмето-чувствие и самонаблюдение его есть всегда предметная интроспекция. Мелодия и ритм предмета есть мелодия и ритм его личной жизни; и, следовательно, личная по форме жизнь его – сверхлична по содержанию. Вот почему Иисус и Сократ не были способны к злому делу; а не-гений, но чрезвычайно даровитый Руссо носит в душе смутные и больные влечения37. Вот откуда ощущение божественности гения и превращение у гениальных мыслителей доказательства в интуитивное показание.

Итак: в конечном счете всякое доказательство есть интуитивное обнаружение свойств предмета и имеет природу не дедуктивную, но индуктивную; хотя далеко не всегда индукция количества есть прототип доказательства в философии.

Доказать в философии значит индуктивно создать адекватную интуицию предметного качества. Все остальное доказывание – вторично, несамостоятельно, подсобно.

I. Два вида доказательства: индукция, дедукция.

а) Индукция: наблюдение ряда единичных случаев; фиксация воспринятого сходного; сходное содержание мыслится как единое, общее, присущее всем; развертывается во всеобщее суждение.

В основании индукции лежит многократная интуиция качества содержания; поскольку индукция предметна – она есть организованная интуиция содержания; правила индукции суть правила, как организовать адекватность этой интуиции; проверка индукции есть интуитивная ревизия.

Этапы интуиции в индукции: этап интуиции воспринятого содержания (опосредственного или непосредственного); интуиция фиксированного сходного и сравнения; интуиция овсеобщенного содержания и сравнения его с фиксированным сходным; интуиция развернутого тезиса и сравнение с овсеобщенным содержанием.

Каузальное или формально-логическое, каузально-внешнее или каузально-внутреннее использование интуиции ничего не меняет в существе индукции.

Эксперимент, изолирующий одну сторону для ее интуитивного восприятия или две для выяснения их связи, есть организованная помощь для опредмечевания качественного наблюдения.

Индукция есть организация качественной интуиции.

b) Дедукция: мышление всеобщего; фиксация его содержания; наблюдение единичного; фиксация его содержания; сравнение содержания; констатирование отношения: род и вид; наличность всеобщего в единичном и перенесение его свойств в единичное; проверка: констатирование, что эти всеобщие свойства, недосмотренные предметно, действительно налицо; в основании дедукции лежит многократная интуиция содержания и его качества.

Этапы интуиции в дедукции: интуиция всеобщего содержания; интуиция единичного содержания; интуиция присутствия первого во втором; интуиция присутствия во втором недосмотренных качеств первого.

Поскольку дедукция предметна – она есть организованная интуиция содержаний.

Правила дедукции есть правила организации адекватности в интуиции содержаний или организации экономии – интуитивного видения.

Индукция начинает с вглядывания в единичное содержание.

Дедукция начинает с вглядывания в общее содержание.

Но предметны ли эти содержания, решает

а) интенция познания, т. е. воля к разумению предмета, а не чего-либо иного, и разумение в активности,

b) интуиция – т. е. внимательное восприятие содержания.

Индукция и дедукция условны как формально-техническая операции (экономящие нередко осуществление интуиции) и в таком виде выливаются в силлогистику.

Силлогизм как последовательная интуиция смыслов, как в содержании своем сочиненных, подчиненных или соподчиненных.

Итак, теория доказательства есть, строго говоря, теория предметной интуиции.

Критерий истины.

Эта проблема есть проблема, прежде всего, критерия истинного познавания.

Ищущий первого должен искать последнего (феноменологический путь!).

И во введении в философию я чувствую себя свободным от обязанности дать большее.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 | Следующая
  • 2.3 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации