Текст книги "Философия как духовное делание (сборник)"

Лекция 4, часы 9, 10
Четыре сферы. Учение о внешней вещи

Мы видели прошлый раз:

что философия есть не практика, а теория;

что теория есть истинный итог познавательной практики;

что философия есть познание об истинных свойствах предмета (конечно, не всякого предмета);

что философия есть научное знание, стремящееся к максимуму доказуемости и показуемости;

и что доказать в философии значит провести суждение через весь ряд обосновывающих его суждений к внутреннему созерцанию самого предмета и показать наличность в его сущности данных свойств;

наконец, что философия как наука должна иметь свой особый предмет и метод.

Теперь условимся: философское исследование предмета через интенсивное и самоотверженное погружение души в его внутреннее переживание есть феноменологическое исследование (сущность предмета познается по его явлению)³⁸.

Здесь всегда открывается, как обстоит в предмете – предметное обстояние (что в нем объективно есть)³⁹.

1) Мне была бы дорога уверенность, что Вы не будете сетовать на меня за те известные трудности, которые нам предстоит преодолеть⁴⁰.

«Ввести» – значит объяснить; объяснить дать понять; понять добиться полной ясности и, следовательно, возможности сказать себе некое «да» и «нет» по первым и ориентирующим философским вопросам.

В борьбе за ясность нельзя отдаваться упрощению, облегчению и другим приемам дешевой популяризации. Я не могу оставить себе сознание того, что я скрыл от Вас объективное обстояние во всей его сложности и Вас за то снабдить обманчивой уверенностью, что Вы что-то поняли. Больше всего понимает тот, кто меньше всего понимает⁴¹.

2) В дальнейшем мы пойдем так: философия имеет перед собою четыре основных плана; в этих планах она отыскивает свой предмет; предмет ее есть безусловное; она ищет безусловного в этих четырех планах⁴². В этом искании – то утверждающем, то отрицающем – слагается вся история философии во всех ее основных и типических подразделениях.

Нам надо понять эти четыре плана; убедиться в том, что философия есть искание безусловного; и затем устремить свое внимание на различные возможности – отыскать для философии ее предмет из этих четырех планов.

3) Эти четыре плана суть:

а) вещь вне нас (вот эти вещи),

b) душевное психическое в нас,

с) объективное обстояние⁴³ (в разных сферах); для философии, прежде всего знание о предмете,

и притом:

с1) самое знаемое содержание,

с2) истинность знания о нем⁴⁴.

Мы с самого начала взялись за самую сердцевину, за самую трудную часть этого деления. И углубились в него. Теперь попытаемся развернуть все систематически.

4) Учение о внешней вещи.

Открыв глаза, мы видим много вещей. «Я» – т. е. моя особа (тело + душа) – чувствует себя среди них не совпадающей с ними, стоящей в известной связи и в известной независимости.

Наше тело есть вещь среди вещей. Оно может сталкиваться с ними, падать, иметь тяжесть, вес. Оно движется с места на место. Оно может быть ближе и дальше, высоко и низко, занимать много пространства и мало пространства. Тело есть вещь среди вещей. Но эта вещь есть преимущественно перед всеми другими вещами – моя вещь. Это как бы центральная вещь для каждого из нас. Это особенно наша вещь. Наше вещественное орудие. Все вещи уходят и приходят. Тело всегда при мне. Я могу его не чувствовать, забыть о нем. Моя мечта освобождает меня от него вовсе. Но реально тело есть неизменный modus vivendi⁴⁵ меня как обращенного к другим вещам. Тело настолько тесно мое, что многие считают его частью себя. У многих оно, может быть, есть даже лучшая часть. Во всяком случае, через тело я подвержен судьбе вещей. Гибель этой вещи, ее дезорганизация и распадение, заставляет «меня» не проявляться или проявляться не так. Это называется смертью и болезнью.

С тех пор как я помню себя – тело мое менялось, но неизменно было при мне, доставляя мне то приятное, то неприятное, но всегда вводя меня, якобы вещь, в среду вещей. Только через тело мое другие вещи суть вещи для меня. Зрением знаю я о других вещах; гибель глаза лишает меня этого знания. Также слух, и осязание, и обоняние, и вкус перестают быть для меня источником знания, как только гибнут соответственно телесные части или их способности.

Все, что мы знаем о вещах, мы знаем через то, что члены тела нашего совершают свои отправления, или функционируют.

Осязание говорит нам, что шар гладок и кругл; мускульное чувство – что он тяжел; зрение, что он желт; обоняние и вкус – что это апельсин. Все знание наше о вещах есть знание чувственное.

Вещей много; они суть сразу во множестве. Как это возможно? Это возможно потому, что бытие одной не исключает бытие другой. Они суть вместе. И притом одна возле другой.

Про вещь всегда можно сказать «вот она» и показать на нее телом своим. Но это «вот», где вещь, не одно. Их много сразу. Очень много. Без конца.

Одна в одном «здесь», другая в другом «здесь» – там, и там, и там. И притом вместе, но не в совпадении. Вещи суть так, что где одна, там нет другой; другая может быть там же, только если первая перейдет в другое «там». Ибо ни одна вещь не прикована к своему месту с окончательной силой.

Наоборот, все вещи непрестанно движутся⁴⁶. Неподвижность вещи есть относительная. После Коперника и Галилея нас не обольстит неподвижность горы; и окончательное спокойствие мертвого тела – означает его внутреннее превращение в объект бактериологии и зоологии. Мир вещей есть мир больших и малых вихрей, законы коих далеко еще не изучены⁴⁷.

Переживите сейчас же на месте, что этот дом и Вы сами несетесь с быстротою пушечного ядра вокруг Земли и еще куда-то в Солнечной системе; что ни один атом Вашего тела не останется прежним через 10 лет жизни; что тезис Кратила⁴⁸ не парадокс и не игра словами, а истинное обстояние⁴⁹.

Итак, вещам свойственно быть друг вне друга, друг возле друга. Вещь вещи есть пространственное инобытие: это порядок сосуществования вещей.

Вещам свойственно далее быть друг вслед за другом, раньше и позже, сначала и потом. Вещь есть нечто сравнительно устойчивое, постоянно состоящее в потоке изменения – это порядок последовательности вещей.

Вещь существует в пространстве и во времени. Она имеет свою судьбу и в том и в другом. Она бывает больше и меньше в пространстве; она подлежит закону тяготения; она падает и летит; она имеет три измерения: высоту, длину и ширину. Она подвержена всем законам химии, физики, динамики, механики. Она имеет свое начало и свой конец. Она возникает и распыляется – разлагается. Она намокает и сгорает. Она имеет возраст. Она может быть молода и стара. Она имеет, наконец, внешний вид, границу и цвет.

Вещь всегда конечна: границы в пространстве входят в самую сущность. Она предельна, ограничена и отделена от других вещей. Это деление может быть легко заметно и незаметно. Но оно всегда налицо. Эта ограниченность, вместе с характером внутреннего состава, с цветом, весом, плотностью, возрастом и т. д., делает из каждой вещи нечто особое. Эта способность имеет характер количественный и качественный.

Как бы сложна ни была вещь, какое бы множество она в себе ни умещала, она всегда есть единство внутреннее и внешнее.

Вещь есть «раз» – единое, единица. Ее можно сосчитать, ввести в число, рассмотреть количественно. Считать можно вещи независимо от их сходства и несходства: быть вещью значит подлежать счету. Но вещи при всем том свойственно быть индивидуальною и своеобразною.

Если даже отвлечься от всех остальных определений и качеств вещи (оттенка в цвете, в знаке, в химическом составе и т. д.), достаточно двух координат пространства и времени, чтобы понять абсолютную неповторяемость в мире вещей.

«Здесь» – единственно в своем роде (где еще Земля, Москва, эта аудитория, эта кафедра, этот стакан, эта вода, эта соринка?). «Теперь» – единственно в своем роде (когда еще будет этот миг 1913 г.⁵⁰ 16 октября 2 3/4 час).

Человек и без философии смутно чувствует этот неумолимый закон отгорания вещи и ее единственности – и спасается в миф о коловращении времен и всеобщем возвращении⁵¹.

Идея о повторении всего реального есть мечта, служащая для отдыха и минутного успокоения, необходимого потрясенному и беспомощному человеку. Ибо достаточно феноменологически посмотреть на дело, чтобы убедиться, что закон этот царит в вещах.

Все вещи, в каждый миг – едины, единичны и единственны в своем роде. Ни одна никогда не повторится. Все они индивидуальны и своеобразны; но это не мешает им находиться в постоянном касании и взаимодействии⁵². Вещь, ни до какой другой вещи не касающаяся, есть фикция, измышление – фантазия или доктрина. Ибо прикосновение, опосредствованное воздухом, есть прикосновение миллионов частиц – т. е. вещей – друг к другу.

Вещи стоят в сплошном вещественном взаимодействии друг с другом: свет, касающийся моего глаза, есть прикосновение вещественное; также невозможна без него передача звука и т. д.

Естественные науки суть науки, исследующие качество вещей, количество вещей и их вещественные взаимодействия. «Закон природы» телесной есть правило, выражающее повторяемые или устойчивые взаимодействия вещей.

Вещь трогает вещь – вот отвлеченнейший тип этого взаимодействия. Вещь трогает вещь в пространстве и во времени.

Таковы свойства вещи. Вещь вещи есть пространственно-временное инобытие. Это инобытие исследуется нашей познающей душой, в него переносятся нами многие наши внутренние свойства и черты. Но это остается своеобразной художественной или научно-гипотетической интроекцией душевного в вещественное. Не более.

Вещь есть самостоятельный фрагмент материи – вот сумма всего добытого.

5) Ясно, что целый ряд определений, свойственных вещи, несвойственен душе. Хотя есть и ряд определений, которые им общи. Внимательный анализ до следующего раза.

Однако основное теперь же:

душа не телесна, не материальна;

душа не пространственна;

она не имеет внешнего вида;

она не движется.

Зато она временна и подлежит всем законам времени.

Вот это-то обстоятельство, что вещь и пространственна и временна, а душа не пространственна, но временна, тогда как (добавлю сразу) объективное обстояние не пространственно и не временно, – надлежит усвоить и продумать как основу всего дальнейшего и как основу философского понимания мира⁵³.

[Лекция 5], [часы] 11, 12, 13, 14
Споры о вещи. Материализм

Споры о вещи

Споры о вещи велись искони. Вещь есть спорный предмет между материалистами и идеалистами (подобно тому как душа – главный спорный предмет между материалистами и спиритуалистами).

Реальна ли вещь? Только ли вещь реальна?

Материалисты: только вещь и реальна.

Аматериалисты: вещь совсем не реальна (открыто или прикровенно).

Решение: вещь реальна; но не только она.

Предметное обстояние давило на спорщиков и заставляло их постепенно уступать. Уступка навязывалась от предмета и не принималась открыто субъективистом: люди начинали фиксировать в вещи невещественное, стремясь свести самостоятельный от вещи инокатегориальный предмет к невещественному в вещи (материалисты) – совлечение; или же стремились, говоря о вещи, разуметь это невещественное, сводя к ней всю вещь и включая невещественное в сферу идеального (идеалисты) – возведение.

Отсюда возникла в истории философии феноменологическая утрата вещи как категориального специфического предмета sui generis⁵⁴.

Решить спор невозможно без самостоятельного вновь обретения этого предмета в его основных свойствах. С этого мы и начали.

Споры решаются настойчивым требованием ответа на вопрос о категориях: вещь есть множественный, пространственно-протяженный, временно-длящийся, непрерывно – в движении меняющийся, чрез телесное касание к человеческому телу познаваемый, материальный кусок (физика – динамика – химия)⁵⁵.

Ответ должен быть налицо: да или нет.

Наличность других категорий должна немедленно породить признание наличности иного предмета с иным названием.

«Можно построить», например:

материальное, но не пространственное;

материальное, но не протяженное;

пространственное, но не временное;

длящееся и материальное, но не протяженное;

движущееся и материальное, но не множественное и т. д.⁵⁶

Неисчерпанность метафизических возможностей и возможность их систематической дедукции.

Итак: споры о вещи касаются:

а) ее бытия: реальна ли вещь? только ли вещь реальна? каков способ ее бытия?

b) ее познания: познаваема ли вещь? только ли вещь познаваема? каков способ ее познания?

В этих спорах история создала множество суррогатов вещи, выдаваемых за вещь или принимаемых за вещь (сознательно, как у Канта, или бессознательно, как у Гегеля и неокантианцев; в результате глубоких интенций и с возмещенным метафизической зрячестью, как у Гегеля⁵⁷, или в результате простых феноменологических ошибок, как у других).

Иррациональный источник ошибок: человек слишком часто аффективно несвободен в вопросе о вещи, ибо все вещи и самая проблема вещи есть для него модификация или выражение основного: я есмь и вещь; какова судьба меня-вещи; каково отношение меня-вещи к другим людям-вещам; участие всех травм; интроверсия и экстраверсия.

Спор о бытии вещи

1) Реальна только вещь – материализм в его чистой форме. Всякий предмет есть вещь; не-вещь есть иллюзия сознания (уже дуализм).

Материалист не тот, кто признает, что кроме духа есть еще и вещь (определение Беркли).

Материалист признает реальность только вещи (tantum-modo entia materialia⁵⁸ – Вольф).

Материализм онтологический монизм.

Монизм⁵⁹: признание и материи и духа дает дуализм (например, Авенариус не материалист, а дуалист, см. «Der menschliche Weltbegriff»⁶⁰).

Материализм исчерпывается, если угодно, классической формулой Тертуллиана:

nihil enim, si non corpus omne, quod est, corpus est sui generis⁶¹.

Учение о примате материи над не-материей дает дуализм, – будь-то примат познавательно-методологический (т. е. объясняй не-материю через материю – Кюльпе, Авенариус, Рише, Рибо и др.),

или примат ценностный (например: материя божественна и абсолютна, не-материя относительна – гилозоизм Фалеса и Анаксимена),

или примат генетический (диалектические материалисты, Геккель) (все возникло из материи, NB! но не все материя),

или примат онтологический (существенно реальна материя, дух реален, но не существенен).⁶²

Примат известного рода приспособление; примат возможен только при наличности уступающего «другого», вторичного; посему всякое учение о примате – дуалистично.

Итак: предметная критика дуализма состоит в обнаружении предмета с иными категориями. Если есть предмет, реальный не в свойствах пространственности-материальности и потому непознаваемый в этих категориях, то материализм падает. Необходимо только добиваться точного и окончательного ответа. Недобившийся, уставший на полпути будет иметь перед собою призрак воинствующего материализма.

Критика затрудняется наличностью скрытых форм монизма.

Например,

а) учение не утверждает, что все вещественно, но только что «все движется» (все механично), (механика = наука о движении),

все движется = все в пространстве,

все в пространстве = все протяженно,

все протяженно = все материально;

b) «все соприкасается» (аналогично);

с) «все ограничено линией и плоскостью»;

d) «все находится где-нибудь»;

е) «все состоит из атомов», «распыляется», «все подлежит закону тяготения».

Все это сравнительно более легкие случаи, характерные и для истории доктрин, и для нашего повседневного представления (мышление и воображение внутреннего во внешних свойствах) (Бергсон).

Более затруднительны другие случаи.

Когда на вопрос: «реальна ли не-вещь?» отвечается: «все, что не есть сама вещь, есть ее состояние, или ее функция, или ее способ действия, или ее продукт».

а) Все, что не есть сама вещь, есть ее состояние или свойство.

Что есть состояние вещи?

I) Вещь, сохраняя свой способ бытия (и свои категории), меняется в своем содержании (меняющееся ее состояние); то или иное содержательно-определительное бытие вещи как вещи есть не-вещь (душа, понятие), т. е. не-вещь есть вещь; не-вещи нет; реальна только вещь.

«Состояние» вещи сохраняет ее способ бытия: это движение материального в пространстве; это чистая форма материализма: необходимо опровержение, утверждающее, что душа и понятие не движутся в пространстве.

II) Вещь способна к невещественному состоянию, т. е., меняясь в своем содержании, вещь может изменить и способ вещественного бытия; при этом она или по-прежнему называется вещью без основания: вещь, начавшая отчасти невещественное существование, именно постольку не есть уже вещь, она утвердилась постольку в новых категориях и, следовательно, дуализм налицо (скрытый, quaternio⁶³); или же она и называется иначе, с основанием: новое название обозначает и новый объект.

Пусть новое состояние «вторично», познается через связь с вещью, возникло из вещи – оно предметно налицо, в своих категориях, в своем способе быть (⁶⁴).

Вывод: не все суть вещь; «невещь» реальна; материализм падает.

И еще в довершение встанет вопрос: не есть ли вещь – состояние невещи (духа, понятия)? – т. е. как раз обратно.

История философии показывает, что прорыв к дуализму всегда чреват возможностью перенесения примата.

Ибо примат среди разно-категориальных объектов всегда определяется преобладанием акта сознания, соответствующего данной объективной сфере и к ней приводящего: вещь можно рассматривать как состояние духа или понятия (с тем же основанием и с теми же затруднениями), как и дух, понятие – в качестве состояний вещи.

Важно: самый термин «состояния» имеет значение только при вариации содержания и устойчивости способа быть. Если нет «стояния», то нельзя говорить и о со-стоянии.

Состояние чего-то: что-то остается, главное, – а второстепенное меняется.

Отсюда попытки тождества (Николай Кузанский, Шеллинг, Гегель): сущность веще-душевных трансформаций и метаморфоз – ни вещественна, ни душевна, но нейтральное тождество, индифференция, чреватая дифференциациями.

b) Все, что не есть сама вещь, есть ее функция.

Что есть «функция вещи»?

Термин функции – опаснейший; ибо имеет, по крайней мере, два значения.

I) Математически: функция – корреляция переменных; две переменные, стоящие в корреляции: y = f(x); вне причинной связи.

Тогда: все функции вещи все, что не сама вещь, есть «другое, от нее зависящее», «реальный иносущий коррелят».

Этим еще не решен вопрос о категориальной природе инобытия.

Так, Авенариус и сторонники психо-физиологического параллелизма – тяготея к дуализму – признают функциональную зависимость (вместо причинной) у разно-категориальных рядов психических и физиологических.

Посему: материализм получится только тогда, если функциональная связь будет признаваться именно между пространственно-материальными коррелятами; не «душа есть функция тела», а «состояние нервно-мозговой ткани меняется при каждом изменении в крови, мускулах, костях, железах и т. д.». Ибо душа нервно-мозговой ткани. Но тогда проще говорить о причинной связи: самый выход к функциональному параллелизму вызван явною разнородностью действия телесного и последствия душевного и обратно – действия душевного и последствия телесного, когда люди поняли, что причина (antecedens reale) и последствие (consequens reale) (Мальбранш и Спиноза) – связаны сходно-категориальностью бытия.

Поэтому материалисты, просмотревшие разно-категориальность души и тела, – говорят о причинной связи между ними и остаются при динамическом понимании функции.

II) Динамически: функция действие, status activus.

Тогда: все, что не вещь, есть действие вещи:

или a) реальное состояние (самое движение атомов). Материализм налицо; возражение: психическое по способу бытия не протяженно, не пространственно, не материально, не движется (Бюхнер: душа совокупность движений мозгового вещества),

или b) результат движения атомов; продукт. Тогда встает вопрос о категориях этого продукта:

1) если этот продукт в категориях вещи, то материализм налицо; таков Кабанис: мозг выделяет мысль так, как печень желчь; таков Фогт: аналогично; возражение феноменологическое;

2) если этот продукт в иных категориях, то материализма нет, а есть только дуализм с приматом вещи (в том или ином значении),

[или] g) действие вещи в смысле способ действия. Способ есть или реальное свойство объекта, тогда критика движется по статье о свойстве и состоянии; или фиксированное душою содержание, мыслью: отвлеченная схема, воображением: образ реального; тогда дуализм признан: разоблачение.

Так материализм распыляется без остатка.