Текст книги "Мой брат, мой враг"

Глава 7

В сквер на Курском вокзале въехала машина с красным крестом, к ней тотчас потянулись бездомные бродяги, выстроились в очередь. Глядя на них, Бильбао невольно вздрогнул. Нет, такую бы роль он сыграть не смог. Еще вчера он хотел облачиться в тряпье и пожить вот тут, среди киосков, тарных ящиков, заночевать у батареи… Но от нее на десяток метров разит мочой, и потом, хоть он, Сергей Калганов, вовсе не голубых кровей, но наряду с другими копаться в мусорных контейнерах, доедать остатки пирожков и допивать пиво из выброшенных бутылок – это слишком.

Два дня крутится он здесь, стараясь не привлекать ничьего внимания. Делать это нетрудно: вокзал забит народом. Беспризорники лет тринадцати – пятнадцати, но с серьезными, взрослыми глазами, то и дело попадают в поле его зрения, кучкуются, разбегаются, дерутся. Они на виду, но Чума возле них не появляется.

Неужели еще один день пройдет безрезультатно?

Похоже, что так.

Уже зажглись фонари, вечерний час пик тоже прошел, те, кто возвращается с работы на пригородных электричках, разъехались по домам, платформы заметно опустели.

Пришел поезд с Кавказа, повалил люд, Бильбао тоже вышел на привокзальную площадь. Здесь стояли тетушки с объявлениями «Сдам жилье», в легковушках сидели скупщики золота. Две-три машины стояли в затененных местах с тонированными окнами, проходить возле них Бильбао не рискнул. Чуму он так не разглядит, а вот тот может его и узнать.

Девушка в расстегнутом полушубке прогуливается вдоль стеклянной стены вокзала. Темненькая, с цыганочкой схожая. Может, и молдаванка.

– Красавица, а ты жилье не сдаешь? Она оценивающе смотрит на Сергея:

– Вон же бабки с табличками стоят, к ним иди.

– И что я с бабками ночью делать буду? Замерзну. А мне пропотеть хочется.

– А знаешь, сколько это будет стоить – крыша с «грелкой»?

Бильбао улыбнулся:

– С двумя «грелками», красавица, с двумя. Потеть так потеть. Только не в конуре и не на вонючих матрасах. А насчет денег – не обижу.

Черненькая завертела головой, явно кого-то выискивая. Нашла, позвала:

– Вероника!

Тотчас рядом с ними оказалась еще одна девушка, но уже блондинка. «Наверное, ошибся, – подумал Бильбао. – Мои должны быть брюнетками. Хотя…»

Блондинка заговорила распевно, глуша «г»:

– Гражданин чего-то желает?

– Желает с нами двумя, – ответила черненькая.

Подружка ее коротко хохотнула:

– Ого! Такого еще не было! А сил хватит?

– Всего хватит, – сказал Бильбао. – Надо только, конечно, бутылочку взять, еды… Я, если честно, голоден.

– Проблем нет, все сейчас решим, у нас холодильник затоварен.

– Горилка з перцем и сало?

– Ой. – Блондинка прикрыла ладошкой губы. – Никак от акцента не избавлюсь. Чувствуется, что хохлушка, да?

– Вы пока поговорите, а я сейчас все вопросы улажу. – И черноволосая, рассекая толпу, направилась к самому дальнему из стоящих жигулят.

Переднюю дверцу она открыла легко, без промедления, и Бильбао сделал вывод, что хозяин легковушки изнутри не запирается. Сергей стал так, чтоб хозяин машины не смог разглядеть его в зеркало заднего вида.

– Горилка, кстати, имеется, – продолжила блондинка. – Я вообще мало пью, но сегодня ради интереса накачаюсь. Ни разу любовью втроем не занималась. А у тебя уже есть опыт?

– У меня деньги есть. Я думал, тебя только они интересуют.

– Правильно думал, но все ж таки интересно…

Брюнетка вышла из «жигулей», быстрым шагом подошла к Бильбао:

– Иди к нашему хозяину, договаривайся насчет оплаты.

Это было везением. Бильбао уже прикидывал, как ему поступить, если Чума выйдет из машины, подойдет к ним, а тут…

Стоп, сказал он сам себе, а если там вовсе не Чумаков? Не один же он занимается таким бизнесом…

За баранкой сидел Чума. Свет в салоне он не включил, даже не повернул головы в сторону человека, севшего на переднее сиденье рядом с ним. Скучающе глядя перед собой в лобовое стекло, он только спросил:

– Таксу знаешь? В твоем случае – двойная.

– А может, как старому знакомому, льготу дашь?

Чумаков удивленно взглянул на Бильбао, не сразу его узнал, но по мере того, как узнавание наступало, лицо стала заливать зеленоватая бледность, – это было видно даже в полутемном салоне. Он хотел что-то сказать, но, видно, не было сил разомкнуть челюсти: подбородок лишь мелко дрожал.

– Рули отсюда, – сказал Бильбао.

Открылась задняя дверь, светловолосая хохлушка спросила:

– Нам садиться, Миша? Все нормально? Чума молчал, и за него ответил Бильбао:

– Нет, девочки, сегодня мне ваш хозяин понравился, с ним уеду.

– Что, правда? – в полной растерянности спросила хохлушка.

– Святая правда. Уезжаю с ним. А вам сегодня он дает отгул. Поступайте как знаете. Правильно, хозяин? Ты зажигание-то включай.

Хохлушка прыснула, захлопнула дверцу, побежала к подруге. А Бильбао повторил:

– Сказано же тебе: езжай.

В лобовое стекло он увидел, как в их сторону идет капитан милиции. Бильбао вынул из кармана пистолет, тот, который дал ему когда-то Коган, и уже более решительно сказал:

– Последний раз говорю.

Чума включил зажигание, тронулся с места. Капитан взял под козырек, приветствуя его.

– Все менты тут знакомы? – спросил Сергей. Чума наконец разлепил губы:

– Мы их кормим. Чего ты хочешь, Бильбао?

– Поговорить. Тебя же посадили, надолго, за убийство Ивана Николаевича. Как ты тут очутился? Бежал?

– Зачем? – Чумаков постепенно приходил в себя, но говорил еще прерывисто, дыша глубоко, как после бега. – Помогли чисто из зоны выйти, мать квартиру продала. Под амнистию, хотя по этой статье и не положено… В общем, помогли.

– На Кольцевую выскакивай.

– А дальше?

– А дальше – Горьковское направление. И вообще, давай договоримся, что сегодня вопросы задаю я.

Асфальт еще был темным, но снег уже сыпал вовсю. Трасса в сторону Ногинска была не загружена.

– За что вы убили Когана?

– Он перешел дорогу Благому. У Благого есть деньги, их надо вложить в дело, а еврей помешал хорошей сделке…

Ну правильно, подумал Бильбао, можно было и не спрашивать, ответ тут однозначный.

– А Захара Скрипача ты убивал?

Руль дрогнул в руках Чумакова, скорее всего, он начал психовать и жмет газ почти до предела. По такой погоде скорость становится опасной.

– Скинь обороты. Я понимаю, меня приговорили из-за той же нефти, из-за Наташи. Но Скрипке за что пули в грудь всадили? И как вы узнали, где он живет? И почему он вас в квартиру впустил? Да уменьши ты скорость, идиот!

Машина летела по самому краю дороги.

Чума открыл дверцу и выпрыгнул на ходу.

Бильбао с трудом удалось перехватить руль, заглушить мотор жигуленка метров через сто после того, как машину покинул хозяин.

Возвращаться и искать Чуму было бесполезно. Здесь почти к трассе примыкал лес, в нем и днем-то найти человека проблема, а ночью…

Только потому, что ближайшая остановка автобуса в сторону Москвы была сзади, Бильбао бросил машину на обочине и пошел туда, где совершил прыжок Чума. Второй раз встреча с ним такой легкой не получится, теперь он станет осторожней и злей. Да и все люди Благого примутся за поиски Бильбао с удвоенной энергией. Могут выйти на Сиротку, могут начать обзванивать все гостиницы и установят, где сейчас проживает Калганов. Из гостиницы надо съезжать, завтра же…

Так, вот по свежему снежку видно, что именно здесь вильнула машина, чуть не вылетела под откос. Да, в этом месте выпрыгнул Чума.

Он учел почти все. Плотной стеной подступали к дороге ели, укрыться за ними ничего не стоит. Бильбао тоже не мог так быстро покинуть машину, ему надо было не дать ей свалиться в кювет. И потом, одно дело прыгать под откос, а другое – на проезжую часть, рискуя угодить под колеса встречного транспорта.

Но один пустячок Чумаков все же не учел. Он выпрыгнул и на скорости врезался в бетонный столб с указателем километража. Голова его от такого удара раскололась надвое, как арбуз.

Машины проходили выше и не освещали окровавленный труп.

Через день многие московские газеты посвятили происшествию на Горьковском шоссе одинаковую по сути информацию. Убит активный член одной из столичных преступных группировок Михаил Чумаков по кличке Чума. Его вывезли за город и на бешеной скорости выбросили из машины. Милиция предполагает, что сделать это могли конкуренты Чумакова по преступному бизнесу. Чумаков подозревался в совершении заказных убийств, содержал притон…

Заметки подобного рода публиковались каждый день, к ним привыкли, и эта привлекла особое внимание лишь нескольких читателей.

Бильбао, отбросив газету, буркнул:

– Если знали и подозревали, то какого ж черта?.. Какого черта капитаны милиции ему козыряли?

Благой вызвал к себе одного из самых преданных своих помощников, Парфёна, в недавнем прошлом чемпиона города по боксу, и, тыча пальцем в заметку, сказал:

– Парфён, так он нас всех перещелкает. Не мы его, а он нас, понял? Лукаш, Чума, а мы – следующие. Как только я узнаю, где он, езжай и заканчивай с ним. Никуда его тащить не надо, никаких бумаг требовать с него не будем – просто заканчивай, и все.

– А как узнаешь?

– Это не такая уж и сложная проблема, – ухмыльнулся Благой. – Оставь ее решать мне. А сам будь все время в пределах досягаемости, понял?

И буквально через два часа после этого разговора Благой уже давал распоряжение боксеру:

– В восемь вечера сегодня твой объект выйдет из метро «Люблино», понял? Там справа маленький рынок есть, и он возле него будет прогуливаться. Воздухом морозным дышать.

– Перед смертью не надышишься, – засмеялся Парфён.

Он не нервничал, он был совершенно спокоен. В паре с Благим боксер отработал уже не один год и дело свое знал.

– В помощники тебе человека дать?

– Нет. Ты же знаешь, я один люблю работать, так оно вернее.

Нелепые случайности иногда влияют даже на ход всемирной истории, а что уж говорить о частных случаях?! Боксер жил в районе Речного вокзала, шел через парк к метро и наткнулся на перебрасывающихся снежками парней. Тот снежок, который угодил в него, был рыхлым, слабеньким, можно и нужно было его не заметить, но Парфён посчитал за долг врезать тому, кто бросил его, в скулу. Парни не стали выяснять отношения с Парфёном на кулаках, словно знали, с кем имеют дело. Они пырнули его ножом, сзади, под лопаточку, всего один раз, но удивительно точно. И разбежались, даже не проверили карманы, где лежали деньги и пистолет.

Тело бывшего чемпиона обнаружили только утром.

А этим вечером, ровно в двадцать ноль-ноль, Бильбао стоял у выхода из метро «Люблино», поглядывал на часы и недовольно хмурился. Он не любил, когда опаздывают. Он сам был пунктуален и ценил это качество в других. Потому, увидев подходившего Сиротку, сразу выговорил ему:

– Ты не девушка, чтоб на свидания опаздывать. Чего удивленный такой?

– Я? Да нет, ничего, – сказал Сиротка. – Никакой я не удивленный. Просто не пойму, зачем позвал. Я тебе по телефону обо всем доложил: Коган полетела в свой Израиль, Елена сняла квартиру, в типографии твоей все тоже в норме… Зачем на ночь глядя встречаться?

– В глаза друг другу, брат, посмотреть. Выпить кофе, поговорить. Тебе не хочется домой, к нашему морю?..

Снег был каким-то робким: то срывался, слепил глаза, то, словно испугавшись своей прыти, вовсе затихал. Они медленно шли по тротуару, навстречу ветру.

– А что дома делать? – пожал плечами Сиротка. – Там нас не ждут, там мы никому не нужны.

– Хочешь сказать, что тут мы нужны?

– Тут мы хотя бы сами себя обеспечить можем, а вернемся – бычками, что ли, торговать?

– Можем обеспечить, – повторил за братом Бильбао. – Я, кстати, как раз по шкурному вопросу и захотел с тобой увидеться.

Сиротка настороженно посмотрел на него:

– Если много, то у меня нет…

– Много, очень много. Только я не просить их у тебя буду, а писать доверенности на твое имя.

– Не понял, – сказал Сиротка.

– Сейчас поужинаем, выпьем, согреемся – все поймешь.

Кафе располагалось в новом жилом доме, здесь еще чувствовалась необжитость, не хватало устоявшегося уюта. Кофе, правда, был ароматным, хорошо заваренным.

– Ты не знаешь, брат, почему люди предают? – спросил Бильбао. – Когда продают – еще понятно, финансовая выгода, говорят, двигатель прогресса, но когда даже не ради денег…

– Это ты о Наташке? – Сиротка печально вздохнул. – Бабам, Серега, вообще верить нельзя. Они непредсказуемы. У них своя логика. Вот возьми ту же Наташку. Она тебя никогда и не любила, это же ясно было. Но – кто еще мог вывезти ее из дыры в свет, одеть, прописать в столице, а? И когда она все это получила, тут же крылышки и расправила. Хотя на кого тебя поменяла, а? Ну что в нем такого?..

– Всё, – оборвал Сиротку Сергей. – Ставим точку. Теперь говорим по делу. Ты сам знаешь, в каком я сейчас положении. Облава на меня идет, и не знаю, вырвусь ли из-за красных флажков. Потому, брат, надо составить документы: все, что у меня есть, отдаю тебе. Доверенности пишу, понял? Выкручусь – хорошо, не выкручусь… В общем, объяснять не надо?

– Можно же уехать, если бабки есть, – неуверенно сказал Сиротка. – Это в Москве квартиры дорогие, а в другом городе…

– Никаких других городов не будет. Когда-то я слюни распустил, не отомстил за Коленьку, хотя мог и должен был… Но за Захара отомщу. Узнаю, как он погиб, почему. И за Когана. И… В общем, давай свой паспорт, я переписываю реквизиты, и встречаемся тут же, через четыре дня, в это же время.

Бильбао щелкнул пальцами, к ним подошла девушка:

– Посчитать?

– Это само собой. У вас, Полина, знаю, есть хороший кабинет, хочу его заказать на четверг. Бутылку коньяку, ну и все, что полагается для того, чтоб два человека спокойно обсудили свои дела.

Официантка кивнула, перевела взгляд с одного на другого:

– Вы братья?

– Теперь роднее, чем родные, – ответил Бильбао.

Сиротка натянуто улыбнулся.

– В твои дела я не вмешиваюсь и никогда вмешиваться не буду. – Наташа разлила чай по чашкам, распорядилась: – Подай лимон… Тоньше нарезай его, тоньше. Так вот, Володя, я не задам тебе лишних вопросов, но и меня прошу не учить жить: что кушать, что покупать, что надевать… Я кошка, которая живет сама по себе, понимаешь?

– Как славно ты мурлычешь у меня на коленях, – сказал Благой, пожирая Наташу горящим взглядом.

– Мне нравится это делать. Вот в постели можешь мной повелевать, но – нигде больше.

Благой силился сдержать победную улыбку, но это у него плохо вышло. Наташа заметила, спросила:

– Что кривишься? Тебя не устраивает мое условие?

– Очень даже устраивает.

Благой не лгал. Жизнь не обделила силой, не сделала уродом, вложила в голову количество мозгов, достаточное для того, чтоб командовать себе подобными, находить выход из сложных ситуаций. Но в одном ему крупно не повезло. Давным-давно, в шестнадцать лет, он впервые попробовал женщину. Она была из их двора, из их компании. Все пацаны говорили, что она никому не отказывала. И однажды поздним вечером он повел ее к речке и на вытоптанном рыбаками пятачке, у старого кострища повалил на землю. Минут через пять она сказала: «Это всё? Фи-и!» И это «фи» осталось в памяти, заставило его дрожать, когда он привел домой другую девочку и даже выпил для храбрости вместе с ней. Когда они разделись, та, вторая, рассмеялась: «Какой он у тебя маленький!» Ничего, конечно же, у них не получилось. И он стал равнодушен к бабам, стал их презирать, хотя сам понимал, что тут презрение равно боязни, что это развивается комплекс неполноценности.

И вот появилась Наташа. В театр он пошел ради нее, чтоб поймать на крючок Бильбао, но получилось все странно. В антракте за одним столиком они выпили шампанского. «А я вас помню – вы на собачьих боях повздорили с моим мужем». – «А почему вы в театре без него?» – «Он не считает нужным быть рядом, для него дела всегда важнее меня».

После второй встречи, и тоже в театре, она сама предложила: «Пригласите к себе на кофе». И потом состоялось то, за что он, Благой, отдаст многое. Страх еще жил в нем, когда она взяла его ладонь и положила себе на грудь. А потом страх почему-то исчез. И всё получилось. «Какой ты нежный, – сказала она и поцеловала его после того, как все свершилось. – Мне пора, хотя я очень не хочу возвращаться к мужу». – «Почему?» – спросил он. «Потому, что я хочу такого мужчину, который стоял бы передо мной на коленях, а не командовал мной». И Благой неосознанно стал перед ней на колени…

– Моего мужа уже нет в городе?

– Думаю, что нет, – сказал Благой. – Уж во всяком случае, уверен, что ты его больше не увидишь.

– Хотела бы увидеть, – в раздумье сказала Наташа. – На коленях. Но он никогда на это не отважится.

В дверь позвонили. Благой взглянул на часы, недовольно проворчал:

– Еще вчера должен был позвонить.

Он пошел сам открывать дверь и увидел за нею одного из своих корешей.

– Благой, только что сообщили… В парке каком-то… Нож в спине… Его снегом занесло, недавно только наткнулись… В общем, мертвый.

– Почему – ножом? – спросил Благой. – Надо было стрелять. Впрочем, это уже все равно. Главное – дело сделано. А где сам Парфён?

– Так я ж говорю…

– Послал бог помощников! – ругнулся Благой. – Что ты говоришь? Если не умеешь двух слов связать, то хотя бы четко отвечай на вопросы. Где Парфён?

– Убит же он. Ножом под лопатку. Лезвие точно в сердце вошло.

Хозяин дома прислонился спиной к стене. Тонкие губы его побелели.

– Не может быть! О том, чтоб убрать Бильбао, знали только я и Парфён, и всё! Ты не ошибся?

– А что я? Позвонили же. При нем нашли и документы, и деньги, и пистолет.

И ранее не всегда сдерживавший себя, Благой перешел на крик:

– Сюда всех наших! Охранять! Двери, калитку… Я вам покажу пиво! Кого с бутылкой увижу – тому конец, так и передай!

– И Пугачева звать, что ли?

– Всех, я сказал! А то нас скоро вообще никого не останется.

На сей раз Сиротка не опоздал. Видно, он успел даже замерзнуть, потому пританцовывал на свежем снежку. Увидев поднимавшегося из подземки Сергея, удивленно охнул:

– Ну ты полушубочек оторвал! В таком, конечно, хоть на полюс!

– Дарю с барского плеча.

– Да ладно тебе!

– А чего? Я сегодня вообще щедр, брат. – Бильбао слегка поднял в руке дипломат. – Сказочно щедр. Ты даже не представляешь, сколько всего я доверяю тебе с сегодняшнего дня! А кому же мне еще доверять? Если уж брат в брате будет сомневаться… Я правильно говорю?

Сиротка как-то болезненно улыбнулся, поспешил сменить тему разговора:

– В гостинках не мерзнешь? Морозы начались.

– А почему ты решил, что я живу в гостинице?

– Ну, не по вокзалам же ночуешь. Выглядишь вовсе не бомжатником.

Погода действительно была зимней. Морозы придавили по-настоящему, снег скрипел под ногами, людей на улицах поубавилось, и они шли по пустому тротуару.

В кафе почти все столики были свободны, но встретившая их официантка, уже как старым знакомым, улыбнулась и показала на дверь в дальнем конце зала:

– Там все готово, осталось принести только горячее. Сейчас и подавать?

– Да, – кивнул Бильбао. – И горячее, и счет. Чтоб нас больше никто не тревожил. Мы уйдем отсюда тогда, когда посчитаем нужным.

– А как же кофе, чай?

– Минералкой обойдемся.

– Может, все-таки возьмем кофе? – сказал Сиротка.

– Бери только себе.

– Нет, тогда я тоже – пас.

В кабинете, приглушенный торшером, неярко горел свет, тяжелые шторы закрывали окно.

– Сюда хорошо баб водить, – сказал Сиротка.

– Или разборки устраивать. Никто ничего не увидит, не услышит. Правильно, брат?

Раньше Бильбао редко так обращался к Сиротке, но в последние встречи слово «брат» стало слишком уж частым.

Выпили по рюмке коньяку. Вошла официантка, поставила блюда, взяла из рук Бильбао крупную купюру:

– Сдачу сейчас занесу.

– Оставь ее себе на чай.

Она удивилась:

– Но здесь…

– Оставь.

Девушка вышла. Сиротка, глядя ей вслед, сказал:

– Там не на чай, там хватит, чтоб еще один такой стол накрыть. Ты денег не жалеешь, а они ведь любят счет, Сережа.

– Тогда о деньгах и поговорим. – Бильбао положил на стол дипломат, открыл его, полистал лежавшие в нем бумаги. – Хотя с этим добром ты сам разберешься. А чтоб лучше хранить его… – Он достал из кармана пиджака пистолет, протянул Сиротке. – Он заряжен, глушитель навинчен, пользуйся им только тогда, когда мозги не отключены. Теперь – о том, что деньги любят счет…

Сиротка кивнул, потянулся к бутылке, наполнил рюмки:

– Не переживай, из твоих – ни рубля не потрачу.

– Я не об этом, брат. Я разыскал Елену, ту, которая воспитывает сына Солодовых.

Лицо Сиротки напряглось, застыло побелевшей маской. Бильбао сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:

– Деньги ей действительно пока не нужны, Василий Егорович обеспечил ее финансами. Но я тебе дал для женщины определенную сумму…

– Она отказалась брать, и я… Я верну все до копейки, хоть завтра.

Бильбао взял рюмку, миролюбиво, спокойно продолжил:

– Повторяю: сегодня я щедр, брат. Сегодня я многое узнал – о себе, о других… Хочешь, кое-что расскажу? После того, как выпьем?

Сиротка жадно проглотил коньяк, даже не притронувшись к закуске, посмотрел на брата:

– Что расскажешь? О ком?

– А о ком бы ты хотел? О себе?

Тот пожал плечами:

– Чего обо мне? Я вот он весь, перед тобой как на ладони…

– Не совсем. Когда-то ты сдал ментам Чуму, и этого я не ожидал…

– Я же объяснял тебе – это было в наших общих интересах.

Бильбао кивнул, встал из-за стола, подошел к шторам, чуть раздвинул их и посмотрел на улицу.

– Ладно, давно дело было, забудем. Начнем говорить о настоящем времени, брат. Ты знал, где живет Захар, и повел туда людей Благого. Именно потому Гладиатор открыл вам дверь, усадил за стол, стал угощать кофе. Сам он после больницы чувствовал себя неважно, сел на кровать, и вы его расстреляли.

– Ты что? – хрипло сказал за спиной Сиротка. – Чтоб я… Ты чего выдумываешь?

Но Бильбао пропустил его вопрос мимо ушей. Все так же глядя в окно, он продолжил:

– Благой вышел на тебя сразу после того, как я пристрелил его пса. О том, когда и на какой спектакль пойдет Наташа, он узнал от тебя. Как и то, что у меня оказались бумаги Когана. Сейчас тоже Благой наверняка знает, где конкретно и по какому поводу мы с тобой пьем коньяк. Наверняка он бы сам сюда пожаловал или попробовал пристрелить меня прямо у выхода из метро, но ему очень хотелось заполучить эти бумаги, которые я тебе сегодня принес. У тебя у самого кишка тонка, чтоб пустить пулю в брата, и виной тому не твои соображения этики, а элементарная трусость…

Бильбао оторвался от окна и повернулся к столу. Сиротка держал пистолет, рука его заметно дрожала, но ствол оружия был направлен точно в грудь Сергею.

– Я ошибаюсь и ты сможешь выстрелить, брат? – спросил Бильбао.

– Не сомневайся. – Рука Сиротки начала все же дрожать сильнее.

Сергей сделал лишь шаг навстречу ему, и Сиротка тотчас подтащил к себе дипломат, налег на него грудью:

– Стой, где стоишь! Иначе…

– Скажи, за что, брат? – спросил Бильбао. – Тебе много заплатили? Но я ведь даю несравненно больше.

– И скажу! – почти выкрикнул Сиротка. – Ты меня всю жизнь прессуешь! Мы выросли вместе, а бабы – твои, деньги – твои, всё – твое! Ты когда-нибудь считался со мной? Ты даже однажды ударил меня, я помню, я хорошо это помню! Я старше тебя на год! А ты мальчика на побегушках из меня делал! А сам – дурак! Мог бы иметь намного больше, если б не разбрасывался.

– Наши матери когда-то пустые бутылки на пляже собирали, чтоб хлеб купить, – сказал Бильбао. – Сейчас – я согласен, иногда и дурные деньги в руки шли. Но ни рубля из чужого кармана я не взял. А ты готов это сделать. Или все же не готов? Давай сюда мой дипломат.

Бильбао решительно пошел к столу, и Сиротка тотчас нажал на спусковой крючок. Вместо выстрела лишь клацнул затвор.

– Даже Благой сомневался, что ты сможешь выстрелить. – Бильбао спокойно сел на свое место, выпил минералки. – Потому он дал тебе не ствол, а порошок, так? Или таблетку, которую можно незаметно бросить в кофе. Ты так хотел заказать кофе…

Сиротка, все еще навалясь на дипломат, продолжая сжимать в руке ненужный пистолет, сказал тускло:

– Меня сдали. Кто, кто меня сдал? Кто подставил?

– Я не такой дурак, чтоб не решить подобную задачу самому, – ответил Сергей. – Все подсказки – на поверхности. И брось обнимать дипломат, ничего интересного в нем нет, только пустая бумага.

Сиротка никак не отреагировал на эти слова, взгляд его был пугающе пуст.

– Посидели, поговорили, пора и честь знать. – Бильбао поднялся, подошел к вешалке. – Я все же хозяин слова, брат. Раз тебе понравился мой полушубок – надевай его. Да оставь в покое кейс, сейчас макулатуру уже нигде не принимают.

Сиротка действовал как во сне, он, кажется, совсем перестал соображать. Механически надел полушубок, который протянул ему Бильбао, даже не поправил шапку, налезшую на глаза. Только с дипломатом не думал расставаться, сжимал ручку так, что побелели пальцы.

– Ну и черт с тобой, – сказал Бильбао.

Облачившись в пальто брата, Сергей вытащил из его кармана паспорт с вложенным туда билетом. Через два часа, оказывается, Сиротка должен был уехать в Ростов.

– Зачем? – спросил Бильбао, показывая на билет.

Брат глухо, обреченно ответил:

– Отсидеться, если шум поднимется.

– В том случае, если бы ты меня отравил и за дело принялась милиция? Напрасно страховался: ей сейчас хватает громких убийств. Я не депутат, не авторитет и не застрелен в центре города. Вот если б принародно грохнули, тогда… Так?

Сиротка не ответил. Губы его, правда, при этом дрогнули, он явно хотел что-то сказать, но не стал этого делать.

Бильбао продолжил:

– Может, тебе действительно уехать? Лучше – совсем. Это мой совет, но поступай как знаешь. Теперь ты для меня никто. Бычков ловить мы вместе никогда уже не будем.

– Каких бычков? – непонимающе спросил Сиротка.

– Это я так. Прощай.

Бильбао вышел первым и повернул не к метро, а в темную глушь улицы. Захотелось пройтись по морозному воздуху, никого не задевая плечами.

Сотовый телефон только пискнул, а Благой уже заорал:

– Не тяни! Что там?

– Они вышли, – сказала трубка.

– Они? Вдвоем, значит?

– Да. Бильбао идет к метро.

Благой отключил телефон и выругался. Ничего никому нельзя доверить! Неужели же так трудно подбросить в чашку кофе таблетку? Сделай это Сиротка, и все вопросы были бы сняты. Теперь надо действовать самому. Но может, это и к лучшему? Не с чужих слов, а своими глазами увидеть гибель врага.

– Бери ствол, – приказал он сидевшему рядом с ним в салоне машины парню. – Не жалей, весь рожок в него разряжай. Потом сразу дави на газ.

И сам вытащил «беретту».

Их машина стояла рядом с тротуаром, по которому шел тот, кто причинил Благому за последнее время столько хлопот. Ладно – перешел дорогу с нефтью и деньгами, ладно – убрал его лучших людей. Но Наташа… Это она только говорит, что ненавидит мужа, а сама может и вернуться к нему, это Благой чувствует, а у него чувства обостренные, как у волка. Нет, Благой не отдаст ее, он сделает все, чтоб она осталась только с ним. Он оденет ее в золото, будет сдувать с нее пылинки и уничтожит любого, кто посмеет даже взглянуть ей вослед.

Вот он приближается, Бильбао. Не перепутать. Полушубок, кейс тот же, с которым он и выходил из метро. Значит, разговор между братьями не получился, не отдал Бильбао бумаг Сиротке.

Пять метров. Пора.

Он выстрелил первым, и тотчас длинную очередь выпустил его напарник. Было видно, как тело жертвы дергалось от входящих в него пуль.

Благой выскочил из машины, вырвал из руки лежавшего дипломат, ловко вновь занял свое место на заднем сиденье белых, угнанных всего два часа назад «жигулей».

– Теперь гони!