Текст книги "Мой брат, мой враг"

Часть вторая
Бильбао – имя собственное

Глава 1

– Что у тебя за вид?! – сказал Петров, едва переступив порог. – Расхристался, как в предбаннике.

Бильбао покосился в зеркало, висящее над туалетным столиком. Ничего крамольного не заметил. Галстук, правда, расслаблен, верхняя пуговица светлой рубашки расстегнута. Горловина ее хоть и не тесная, но все равно такое чувство, что петля на шее.

– Душно тут. – Бильбао быстро привел себя в порядок, взглянул на часы. – И потом, Иван Николаевич, ты прибыл на пятнадцать минут раньше. К назначенному времени я бы выглядел как на фотокарточке для паспорта.

Петров сел в кресло напротив Бильбао.

– Во-первых, не на пятнадцать, а двадцать минут: запомни еще раз, что твоя профессия требует точности. Во-вторых, ты независимо от ситуации должен выглядеть как денди лондонский. В-третьих, никогда не оправдывайся, если сам чувствуешь свою вину. А теперь без лишних разговоров докладывай: все нормально?

– Да, гуляли по парку, сейчас Елена пошла по магазинам, а Денис в детской, спит.

Петров потер длинными тонкими пальцами виски, прикрыл глаза:

– Принеси там, из холодильника… И не забудь захватить лимон.

Петров был высоким, пожалуй, даже чуть выше, чем Бильбао, но худым. Лицо его выглядело изможденным, темные глаза будто бы были посажены в фиолетовые ямы, острый кадык то и дело бегал по длинному тонкому горлу. Но руки у Петрова оказались необычайно крепкими. Бильбао поначалу недооценил силу и ловкость своего начальника. Тот потащил его в спортзал, на маты, и несколько раз подряд так приложил лопатками к полу, что потом и ночью ныла спина. С тех пор они регулярно тренируются вместе, но ни разу еще Бильбао не выиграл.

Полгода уже Бильбао живет в чужом городе, в неплохой комнате коммунальной квартиры. Кухня и ванная с туалетом – еще на две семьи, обе тихие, спокойные, доживающие свой век пары. Он ими доволен, они тоже не высказывают ему претензий. Да и чего высказывать-то? Окурки не разбрасывает, бутылки на кухне не оставляет, не шумит ночами, а днями, даже в выходные, все время на работе.

Работа у Бильбао странная. Он так и не понял, на кой черт привез его сюда дядин друг Василий Егорович Солодовых. Солодовых, конечно, не Дойник, он человек серьезный, большим делом занят, хотя пока и не понимает Бильбао, каким именно. Кабинет шефа – на втором этаже старинного кирпичного особняка, окруженного металлической оградой. А на охраняемой рядом площадке машины стоят. У Солодовых – белый мерс, в котором, кажется, днюет и ночует Ром, третий член их группы охраны. Лишь иногда Рома за рулем сменяет Петров. Бильбао даже в салон мерса ни разу не садился. У него – другая машина: волжанка, тоже белая, новая, лишь недавно прошедшая обкатку.

Бильбао прав никогда не имел, хотя дома гонял на «запорожцах» и «москвичах» своих друзей. Тут с ним вождением занялся Петров. Заставлял мотаться по городу, по самым запруженным транспортом трассам, выучить названия и местоположение всех улиц. Сам же вручил ему и права.

У Бильбао одна обязанность: выгуливать вместе с гувернанткой Еленой двухлетнего сына шефа. Еще Петров поручает ему проезжать по определенным маршрутам и производить, так сказать, рекогносцировку местности. Глупое занятие. Плюнуть бы на все, но… Но все же что-то удерживает его здесь. Петров со своей философией удерживает.

Он вообще трепач, но мало говорит о себе. До недавней поры носил погоны, служил в одном из силовых ведомств, имел орден. Над правым соском у него – шрам, след Афгана. Ушел со службы, хлопнув дверью. Ему в районе пятидесяти. В русых, по-военному коротко подстриженных волосах – седая полоса, идущая от темени к правому виску. Не курит. Пьет. Только, правда, в те дни, когда не надо быть рядом с шефом.

Сейчас Солодовых в деловой поездке, и Петров позволяет себе хозяйничать в его холодильнике.

Бильбао берет оттуда бутылку темного коньяка, нарезку ветчины, дольки лимона, пересыпанные сахаром, ставит маленький серебряный поднос прямо на ковер возле кресла Петрова.

– Ты принес одну рюмку.

– Я не хочу пить, Иван Николаевич.

Петров чуть пожимает плечами, наливает до краев высокую рюмку, говорит:

– Все правильно. Если хочешь добиться чего-то большого… Хочешь добиться большого, Калганов?

– Пока я выполняю роль няньки и официанта. Петров поднимает на уровень глаз рюмку и с прищуром смотрит на нее:

– Понимаю. Тебя коробит, что ты, король своей деревни, прислуживаешь мне. Четыре месяца назад я тебе уже сказал: уезжай. Не хочешь учиться подчиняться, не хочешь играть вторые роли – так в чем же дело? Тебя здесь насильно никто не держит! Ты человек даже по сравнению со мной обеспеченный, у тебя там свое дело осталось, свои слуги – уезжай! Только запомни, Калганов: не пройдешь мою школу – так и останешься этим… Как там тебя называли – Бильбао, да? Останешься Бильбао районного масштаба. А у тебя задатки большие.

Он выпил медленно, острый кадык лишь чуть вздрагивал на каждый его глоток. Закуска и лимон остались неприкосновенными, но рюмка тотчас наполнилась снова.

– Я такого, как ты, ждал, Калганов. Думаешь, это Солодовых тебя нашел? – Он покрутил головой. – Никак нет! Мы с Солодовых давно знакомы, по одним девкам с ним когда-то бегали. Так вот, когда я к нему пришел, то сказал, кто мне в идеале нужен вторым номером. Первое – не местный, чтоб не было никаких связей с тутошними структурами, никаких родственников, любовниц, долгов и так далее. Второе – молодой, не до конца испорченный новой жизнью. Третье – честолюбивый, сам за себя отвечающий, не обремененный семьей.

Петров таким же способом выпил вторую рюмку, только теперь потянулся за лимонным кружком.

– Такой вот у нас разговор вышел перед тем, как Василий Егорович поехал посетить могилы своей малой родины. Там ему попался ты. Пластилин, из которого я хотел бы что-то слепить. Я психологией очень серьезно занимался, Калганов, кулаки, пистолеты – это для меня второе. Я…

В дверь позвонили. Два звонка: короткий и длинный.

– Точка, тире. Елена пришла?

– Наверное, – сказал Бильбао.

– Ну ладно, заканчиваю трепаться. Открывай ей дверь, и потом мы уже по делу поговорим.

Елене было под пятьдесят. Тихая невысокая женщина с некрасивым лицом, со старомодной прической, в которую уложены густые ярко-рыжие волосы. В школе она вела французский и английский, замужем не была, оклада преподавателя, может быть, ей и хватало, но Солодовых предложил ровно в десять раз больше… Елена была школьной учительницей новой жены шефа, Татьяны.

– Денис еще спит? – спросила она с порога Бильбао.

Тот кивнул.

– Тогда я пойду сразу на кухню. Что приготовить на ужин?

– Что угодно. Звонила Татьяна. Завтра они с Василием Егоровичем в три дня будут дома. С ними прибудет гость.

– У меня, кажется, порядок.

– У тебя всегда порядок, Елена.

Бильбао помог ей занести на кухню сумки с продуктами, зашел в комнату, где сидел Петров. Судя по содержимому бутылки, он выпил еще рюмку. Перед ним уже лежала раскрытой карта города.

– Ты успел поработать на Пионерской?

– Успел.

– Я просил тебя узнать, насколько безопасен по ней проезд. Нет ли заброшенных домов, открытых чердаков, строек. Особенно там, где установлены светофоры. Понятно, почему, да? По стоящей машине из-за любого укрытия может выстрелить и малец.

– Пионерская – улица старая, засаженная тополями. Сплошняком трехэтажки стоят, прицельно стрелять вниз даже с крыш невозможно: листва закрывает видимость. Светофор только один, у перекрестка с улицей Буденного. Там частный сектор…

– Старая, говоришь, Пионерская?

– Еще брусчаткой выложена. Пленные немцы дорогу строили.

– Твое решение: ездить по ней шефу можно?

– Во всяком случае, она не хуже других.

– Другие улицы заасфальтированы.

– Ну, если только это принимать во внимание…

Петров потянулся за бутылкой.

– Так все-таки: Пионерскую осматривал поверхностно или досконально?

– Я вначале проехал по ней, потом бросил машину и прошел по обеим сторонам. Дома – хрущевки, без чердаков, с плоскими крышами. Забраться на них проблема, но даже если заберешься, листва все скрывает.

– Сам пробовал забираться? – Петров внимательно стал изучать этикетку на бутылке, и сейчас его интересовала, кажется, только она.

– Пробовал. Я даже записал номера тех домов, где…

– Порви. Порви и выбрось. – Петров не дослушал его, налил рюмку, так небрежно стукнул бутылкой о поднос, что мог бы и дно отбить. – Ты медленно учишься, пацан! Ты и на подсказки мои не реагируешь! Не надо было даже ходить по этой улице! – Теперь он выпил залпом, опять заел долькой лимона. – Старая брусчатка, камень даже ножом перочинным выковырять можно и поставить туда такую игрушку, от которой у нашего мерса не только колеса отвалятся, но и… Какого хрена по крышам лазил?! Под ноги смотреть научись!

Петров сложил карту, бросил ее в свой кейс, неожиданно улыбнулся:

– Терпишь, смотрю, мои крики, молчишь. Не то что вначале. Гонор исчезает или ума прибавилось, а?

– Мне всегда нравилось учиться, Иван Николаевич. Правда, теории я предпочитал практику.

– Будет тебе практика. А пока… Ты ведь журналистом стать собираешься, да? А знаешь, что на журналистов не учат? Им только дипломы дают, и все. Умеешь писать, не умеешь – это от бога.

– И что из этого следует?

– А ничего не следует. Раз практику во всем предпочитаешь, то практикуйся. Сочини объявления, что принимаются заказы на бурение колодцев для дачников, укажи вот этот телефон. – Петров написал на листке цифры. – И расклей их в районе южного автовокзала.

Бильбао нахмурился:

– Я не нанимался клеить…

Петров перебил его резко, чеканя каждое слово:

– Ты будешь клеить, и задницу ребенку вытирать, и делать все другое, что я скажу! Будешь! Если действительно хочешь чему-то научиться. А нет – езжай своей пацанвой командовать!

Бильбао положил записку в карман пиджака: – Завтра к обеду все сделаю.

– Нормальный ответ. – Петров сразу поменял тон и продолжил вполне дружелюбно: – Осмотрись в комнате. Скоро хозяйка приезжает, и мы с тобой будем встречаться в других апартаментах. Тут не наследили? Татьяна – девочка строгая. Или тебе она такой не кажется?

– Я к ней не приглядывался, – ответил Бильбао.

Василий Егорович Солодовых выглядел старше своих пятидесяти. Среднего роста, он еще и сутулился, ходил медленно, почти не отрывая подошв от земли. Фотографии его получались красивыми, на них шефа можно было принять за киногероя, играющего роль рокового любовника, но на самом деле лицо Солодовых было болезненно белого, даже с зеленоватым оттенком, цвета. В большие, но обреченно печальные глаза его Бильбао старался не смотреть, и был, право, рад, что шеф почти не вызывает его на беседы, а все, что нужно, передает через Петрова.

Однако в этот день, едва Бильбао вместе с Еленой и Денисом вернулись с прогулки по парку, из своей комнаты вышла Татьяна:

– Сергей, только что звонил Василий Егорович, он выслал за тобой машину. Можешь уже спускаться, Ром будет ждать у подъезда.

Жене Солодовых двадцать пять лет. Даже домашний халат не мог скрыть ее точеную фигуру, впрочем, Татьяна не больно-то и старалась спрятать свое тело в ткань. Разговаривая с Бильбао, она теребила на шее золотую цепочку, и белые груди при этом оказались почти обнажены.

Елена повела малыша в детскую, Татьяна проследовала туда же, чуть задев плечом Бильбао и тихо при этом сказав:

– Ах, кто бы меня по паркам выгуливал! Кто бы меня за ручку водил!

Букет аромата пьянящих духов и молодого женского тела остался после нее. Остался даже тогда, когда Бильбао выскочил на лестничную площадку и сбегал вниз по ступеням, усеянным окурками.

Ром уже ждал его:

– Шеф приказал, чтоб ты сразу к нему поднимался.

– Без стука, что ли, входить? Я ведь у него еще ни разу не был.

– Тут стучать не принято, – чуть улыбнулся водитель. – Ни в прямом, ни в переносном смысле.

Солодовых был в кабинете не один, за длинным столом сидели еще двое: полный мужчина в строгом костюме, с черной шевелюрой, и Петров. Бильбао хотел тут же выйти, но шеф сделал ему знак, – иди, мол, сюда, – а незнакомому посетителю сказал:

– Мои люди в твоем распоряжении, Яков Яковлевич. Детали обсудите с Петровым. Надо будет – привлеките этого молодого человека.

Толстяк лишь рассеянно скользнул взглядом по Бильбао, поднялся, то же сделал Петров, и оба вышли. Шеф показал рукой на кресло:

– Присаживайтесь. – Полез в верхний ящик стола, вынул оттуда темную папку. – Сегодня вечером поедете в Светловск. Запомните адрес… Передадите там вот эти документы, а оттуда привезете деньги. Вам дадут дипломат и ключ. Никаких расписок, никаких пересчетов. Билет на обратный путь там уже куплен, поезд уходит из Светловска в девять десять утра. В девять вы обязательно должны сидеть в своем купе, деньги принесут прямо туда. Все.

Он не задал Бильбао ни одного вопроса, лишь протянул руку для прощанья и, когда Сергей встал, добавил:

– Петров вами пока доволен. Это много значит.

Дела в Светловске заняли пять минут. В здании без вывесок, но с прекрасными кабинетами Бильбао принял вежливый, однако не назвавший себя при знакомстве человек, взял папку, провел в помещение с уже накрытым и сервированным столом:

– Не буду стеснять. Номер в гостинице заказан, билет на завтрашний поезд вам принесут прямо сюда через две минуты, если нужна машина – внизу джип, до самого отъезда он ваш.

На джипе Бильбао доехал до конторы Дойника и, узнав, что Павел Павлович на месте, отпустил водителя.

На столе Дойника опять стояла коробка с сигарами, и по-прежнему след пепла угадывался на светлом костюме. Молоденькая голенастая секретарша принесла им кофе, неумело, со звоном, поставила чашки на стол, делано взвизгнула, когда хозяин кабинета шлепнул ее по заду.

– Старуха – помнишь, в приемной сидела? – сама от меня ушла, не пришлось увольнять. А эта – такая, скажу тебе, кобылица! За ночь не объездишь!

Кофе был перегоревший и чересчур сладкий.

– Хочешь, чтоб я тебя домой отвез? Нет проблем. А по пути к Лёнчику заскочим, сейчас ему звякну…

Бывший секретарь комсомола нисколько не изменился, сейчас он обустраивал второе кафе.

– Бильбао, у вас же деревообрабатывающий комбинат есть, помоги с мебелью. И еще – со спиртным. Та машина, которую ты прислал, вмиг разошлась. А вообще все идет неважно. Шпана досаждает, а твой Сиротка с водителем райкома, – он специально подчеркнул это, – никак не могут решить, кому ордой командовать.

– Бильбао, – сказал Дойник. – Этот вопрос действительно надо решать. Чем тот же Чех хуже его? И потом, ну не может Сиротка дистационарно управлять моими городскими ребятами!

– Дистанционно, – вздохнул Лёнчик. – А то, что раскол намечается, – это точно, Бильбао.

Из-за стола на трех машинах светловцы поехали к взморью, к тем камням, где, кажется, совсем недавно любил сидеть Бильбао. Там уже их ждали местные с Сироткой. Брат носил несвежий тельник, золотой «ролекс» на руке и грязь под ногтями. Выпили, поговорили… Но не так, как прежде, пилось и не так говорилось. Сиротка быстро захмелел: «Бильбао, возьми меня к себе! Не пожалеешь!»

Спокойней стало на душе только ночью, когда Верка, положив голову на его грудь, признавалась:

– А знаешь, Сережа, я без тебя ни с кем не была. Даже не хотелось!

Спали они в ее саду на деревянной кровати. Дом, где всю жизнь прожил Бильбао, занимали теперь квартиранты.

Утром машина Дойника отвезла его на вокзал.

– В Светловске ты поработал хорошо, но одну ошибку допустил.

– Какую? – спросил Бильбао.

– Большую, – ответил Петров, выдержал паузу и только потом ответил по существу: – Надо было пересчитать все деньги, которые тебе дали. Все до рубля и при том человеке, который их тебе вручил. Потом взять с него расписку.

– Но шеф мне говорил…

– А шефу надо было сразу сказать, что ты не хочешь в лучшем случае быть подозреваемым, а в худшем – получить пулю в затылок. Он бы правильно оценил твои слова. Ну да ладно, это тебе совет на будущее, а сейчас настоящим займемся. Проработкой проездов. Улица Фрунзе.

– Только для разовых использований. Я бы ее исключил из наших маршрутов, – сказал Бильбао и тут же поймал на себе острый взгляд Петрова.

– Обоснования?

– Узкая, к тому же покрытие плохое, на скорости никак не проехать. Запросто могут подрезать, прижать к тротуару. А еще вдоль дороги сплошняком стоят гаражи, из них много пустующих, ветхих. Замки гвоздем открыть можно.

– Открывал?

– Открывал. Там проржавело все, на стыках такие дыры… А обзор из них хороший. В час пик, когда транспорт еле ползет, можно успеть и выстрелить, и легко уйти во дворы домов.

Петров хмыкнул, глядя на карту, потом открыл записную книжку и пометил в ней что-то.

– Для разового использования улицу Фрунзе все-таки оставим. Как презерватив. А вообще, ты молодец! Соображать начинаешь. – Он захлопнул книжку и сразу положил ее во внутренний карман пиджака. – Ладно, с этим на сегодня все. Что у нас со Щеглами? Не удалось там местную красавицу закадрить и соединить прекрасное с полезным?

Накануне Петров дал ему необычное задание: проехать электричкой до станции Щеглы и на улице Южной закадрить любую из тамошних красавиц. «Хочешь, другим методом действуй, но советую этот, поскольку девки обычно поговорить любят. А мне надо узнать по возможности все, кроме биографии, о семье Григоришиных. По средствам ли живет, не изменяет ли муж жене…»

Бильбао нашел там чудную деваху… Но об этом говорить не стал, доложил по сути:

– Григоришин работал распорядителем на оптовом рынке, хорошо получал, но этой зимой уволился, почему – я так и не выяснил. Для моей подружки это тоже загадка.

– Для твоего источника информации, – поправил Бильбао Петров.

– Ладно, пусть для источника. Месяца два мужик нигде не работал, потом устроился продавцом в мясной отдел магазина.

– «Потом» – когда именно, уточнить можешь?

– В марте, сразу после женского праздника. Однако он и там уже не работает, Иван Николаевич. Месяц назад, а точнее, с двадцатого мая, взял расчет и уехал достраивать свою дачу.

– Бригаду строителей нанял?

– Нет. Там вроде бы отделочные работы остались, он без помощников, сам управляется. Даже без жены. Она дней пять назад поехала туда, а потом соседям жаловалась, что муж ее и на порог не пустил, сказал, что хочет ей сюрприз устроить и показать комнаты только тогда, когда последний гвоздь вобьет и последний мазок краски нанесет. Хотя в принципе какой там сюрприз? Они ведь за городом жить не собираются, для продажи дачу построили. И дом в городе вроде продавать хотят. Уезжают на Кубань, к родителям жены.

– А может, Григоришин на даче любовницу держит и не хотел, чтоб жена это видела?

Бильбао чуть пожал плечами:

– Если верить соседям, он не бабник. И потом, ему уже сорок лет.

Петров покрутил головой:

– Ну даешь, Калганов! Ты что же, думаешь, только в твои двадцать девок шерстят?! Ты вообще, кроме них, чем-нибудь занимаешься? Может, какие-нибудь интересные книги читаешь?

– Есть предложение? – спросил Бильбао.

– А как же. – Петров вытащил из дипломата тонкую брошюру и положил ее перед собеседником. – Просмотри на досуге. И вообще, вникни в суть: что люди этой профессии делают, когда приезжают к месту работы.

Брошюра называлась «Бурение грунтов».

Телефонный звонок раздался в восемь утра, в это время Бильбао обычно завтракал. Готовить он не любил, поэтому обходился бутербродами с кофе.

– Я тебя не с девочки слезть заставил? – спросил Петров.

– Девочек до утра не оставляю, Иван Николаевич.

– Правильно делаешь. Они долго умываются, одеваются и причесываются, а тебе через полчаса надо быть у моего подъезда. Форма одежды – без галстука.

– Я сегодня не выгуливаю ребенка?

– Так точно, этот вопрос согласован с семьей. Комнату, где жил Бильбао, рекомендовал ему сам Петров, от нее было минут десять ходьбы что до дома Солодовых, что до подъезда Петрова. В квартире его, кстати, он не был ни разу.

Вишневая «семерка» Ивана Николаевича тихо тронулась навстречу Бильбао, едва тот показался на тротуаре.

– Лицо у тебя сонное, – сказал Петров вместо приветствия, как только Бильбао сел на заднее сиденье. – Живешь, видно, скучно. Дома веселее было?

– Там время от времени хоть кулаками махал.

– А тут я тебя мало в спортзале гоняю? – Не дождавшись ответа, Петров продолжил: – Тут, Калганов, другой уровень работы. Тут носы квасить не придется, а если ошибешься, сразу пуля в лоб – и все.

Бильбао невесело засмеялся:

– Да кому мы нужны, господи! Шефу что, хоть раз кто-то угрожал?

– А ты думаешь, он ради престижа нами обзавелся? Ему наша свита нужна, чтоб значимость свою подчеркнуть? Или деньги у него лишние?

– Не исключаю.

– Он не пацан, в отличие от некоторых. А ты, Калганов, напрасно газет не читаешь, за политикой не следишь. Мало в жизни понимаешь, а еще хочешь стать журналистом.

Жигуленок довольно быстро вырвался за город, помчался по трассе в сторону реки. Только сейчас Бильбао обратил внимание на то, что рядом с ним лежат зачехленные удилища.

– Рыбалить едем, Иван Николаевич?

– А ты это дело любишь?

Он свернул на проселочную дорогу у указателя «Тихий залив», но поехал не к самому заливу, уже виднеющемуся впереди, а влево, к лесу. Заглушил мотор, загнав машину в молодой осинник.

– Вот тут и поговорим, Калганов. Ты, кстати, успел позавтракать? У меня термос с чаем, минералка, галеты, консервы – сухпаек по полной программе. Не спеши говорить «нет»: вполне возможно, и ужинать нам не придется.

– Такой клев хороший ожидается, что не оторвемся от удочек?

Петров вышел из салона машины, жестом предложил то же самое сделать Бильбао, обогнул густую поросль кустарников, остановился у темного дуба. Внизу простиралось поле, за ним были видны яркие крыши дачного поселка.

– Поговорим, значит, – повторил он. – Есть у нашего шефа хороший знакомый, партнер, можно сказать. Коган Яков Яковлевич. Ты его в кабинете Солодовых недавно видел.

Поскольку Бильбао бывал в этом кабинете редко, он тут же вспомнил полного брюнета с цыганской кучерявой шевелюрой. Да, именно так шеф и назвал его по имени-отчеству.

– А у этого Когана есть дочь, Инна. – Петров помолчал, взглянул на Бильбао, усевшегося на траву, опустился рядом. – Знаешь, чем ты мне еще нравишься? Говоришь мало. И вопросов глупых не задаешь. Кто такая, мол, и при чем мы тут…

Бильбао жевал травинку, глядя в небо.

– Так вот, Инна эта темненькая, худенькая, большеглазая. Восемнадцать лет, второй курс иняза. В Ростове училась. Три недели назад ехала на выходные домой, но не доехала. Видели, как она выходила из электрички на станции Щеглы и ее сопровождала ватага подвыпивших парней, среди которых был некто Красин, ее бывший одноклассник. Дальше – полная неизвестность.

– И когда прошло три недели, Коган попросил вас найти дочь?

Петров улыбнулся:

– Глупым вопрос не считаю. Я действительно сказал не все. Инна выросла в строгой еврейской семье, в загул удариться просто не могла, о своем приезде позвонила заранее, и родители ночь ее прождали, а утром отправились в милицию…

Бильбао по-прежнему смотрел в небо, жевал травинку, но слушал говорившего внимательно.

В милиции довольно быстро вышли на Красина, на тех, кто был в тот вечер вместе с ним. Красин жил в районе Щеглов, в частном секторе, друзья его – тоже. По их первоначальной версии, на станции они купили пива, воблы и поехали на автобусе в лесопарк. Куда делась Инна, понятия не имеют, хотя она действительно сошла на этой платформе. От Щеглов до своего дома ей тоже можно было доехать автобусом, правда другого маршрута.

Милиционеры не поленились и побывали на той площадке лесопарка, где гулял Красин с друзьями. Нашли и тех, кто видел там эту компанию. Ни одной девицы с ними не было. Только вот пили парни не пиво, а коньяк и закусывали его сыром, дорогой колбасой. Откуда такие деньги у тех, кто перебивается случайными заработками? Но даже и с деньгами такой коньяк и закусь на вокзале они купить не могли: сухой закон в винных ларьках, а на полках продтоваров только обветренная ливерная лежит…

В общем, начали менты колоть пацанву и раскололи в конце концов. Знакомый Красина, Портнов, якобы увидел, как тот разговаривает в электричке с Коган, и пристал к нему: познакомь да познакомь, угощу за это на славу. Ну а почему бы и не познакомить? Портнов дал им, как и обещал, пакет с двумя бутылками и закусью, сам сел рядом с Инной, начал ей о своей жизни заливать, потом все вышли на платформе, Красину с дружками пришлось сразу бежать к автобусу, потому что он уже отходил, и ничего больше они не видели.

– Но на Щеглах, Иван Николаевич, ты попросил меня совсем о другом человеке справки навести.

– Ну вот, только похвалил, а ты тут же начал форсировать события. Правильно, о другом.

Портнова в милиции уже знали, он имел одну ходку за то, что обчистил квартиру директора гастронома, отсидел три года, теперь шабашил в строительной артели, возводя дачи для богатых горожан. Двадцать семь лет, не женат, живет с матерью в убогом домишке, но и телевизор хороший купил, и видеомагнитофон, и одевается шикарно. Правда, получает он тоже прилично…

Портнов показания Красина подтвердил. Да, в тот день была получка, выпил немного, с собой прикупил, увидел красивую девочку, хмель в голову ударил, захотел познакомиться… А разве нельзя? Решил пригласить даму к себе, но она была против, и он, как истинный джентльмен, усадил ее в такси и даже дал водителю деньги, поскольку сама Инна их взять отказалась. Номера машины он, естественно, не запомнил, приметы водителя тоже.

Свидетели показали, что тот вечер Портнов провел дома, ходил по улице с орущим на всю громкость приемником.

Через пару дней после исчезновения дочери Когану пришла записка: с него требовали деньги за возврат Инны. Сумма была такой, что он схватился за голову и вновь побежал в милицию. В милиции додумались только до одного: проверить дома, которые строил за городом Портнов: не прячет ли он там девчонку. Это была их единственная зацепка и версия. Никаких следов там не нашли. А Когану пришла вторая записка: ему дали на сбор денег десять дней и предупредили, что если он еще раз обратится в милицию, то и выкуп не понадобится.

– Срок в десять дней истекает завтра. – Петров встал с травы, помассировал пальцами висок. – А ментов и ругать особо не за что. Умные и толковые кадры из органов ушли, пацанва осталась. Энергии через край, а опыта… Все за один конец нитки уцепились, когда надо было за второй потянуть. В общем, утомлять тебя не буду, Калганов, кратко скажу. Коган – не Солодовых, он на Корейко больше похож, богатство не демонстрирует, внешне живет скромно, бизнес вроде бы не броский. Соседи и те, думаю, не догадываются, какими суммами он ворочает. Значит, тот, кто потребовал денег, знал Когана хорошо. Я составил список и начал их щупать. Остановился на Григоришине. Две причины тому было. Первая – когда Портнова за кражу судили, Григоришин по делу свидетелем проходил. Дружками они числились. И вообще, несколько раз этот тип от тюрьмы откручивался. Скользкий и головастый, безусловно. А вторую причину ты уже знаешь сам.

– Догадываюсь. Григоришин работал на рынке, где директорствовал Коган.

– Так точно. И теперь он торчит на даче. Дальше ты все знаешь, кроме одного: вчера Когану звонили, сказали, чтоб был готов завтра с шести до восьми вечера деньги передать, а где и кому – они в последний момент также по телефону скажут. В таких условиях врага трудно брать. Потому мы приехали сюда. Если нет вопросов, пойдем минералки попьем.

Бильбао тоже поднялся и посмотрел на поселок.

– А если Коган там нет? – спросил он.

– Если нет, значит, я правильно сделал, что сорвал с себя погоны. Возьми в машине бинокль, поглазей на все. Я покажу, какой дом нас интересует. Главная трудность знаешь в чем? Поселок маленький, все друг друга знают, и ведет к нему одна-единственная дорога через поле, которая тупиком у реки заканчивается. Если, предположим, на нужном нам доме сидит сторож и тоже смотрит сейчас в бинокль, то я не могу угадать, что он предпримет, увидев незнакомую машину.

– А если пройдем туда без нее?

– И постучимся в ворота, чтоб воды попросить испить? Очень оригинально. Только Григоришин, повторяю, вовсе не дурак, плохую приманку не заглотит. Пойдем к машине, я еще тебе кое-что покажу.

Этим «кое-что» оказались снимки интересовавшей их дачи. Она была в два этажа и обнесена высоким цельнометаллическим забором. Петров перевернул одну из фотографий. Бильбао увидел чертеж, выполненный четко, тушью.

– Теперь смотри сюда. Планировка здания как лабиринт, но ты все же постарайся запомнить. Да, еще есть пес на цепи, он вошедшего не достанет, если только тот будет пробираться возле самой стены, и то бочком. Крест красный видишь? В этой комнате – люк в подвал, наверняка закрытый ковриком. Слева – темная комната, без окон. Думаю, это те места, где можно содержать пленницу.

– Забор высокий, – сказал Бильбао.

– Так точно, – кивнул Петров. – Притом, заметь, со всех четырех сторон. И дерева рядом нет подходящего, чтоб забраться и перепрыгнуть. К тому же пес-кавказец. Что остается?

Бильбао молча смотрел на чертеж.

– Вот и я не знаю. – Петров взглянул на часы. – Один шанс, маленький-маленький. Скоро туда буровая машина должна пройти, с питьевой водой в поселке проблема, вот и решил один из соседей Григоришина колодец бурить. Откликнулся на твое объявление. Труднее было убедить его именно на это число машину заказать, но – получилось. Так что поедем бурить, а там видно будет. Ты хоть брошюру-то прочитал?

– Прочитал и посмотрел, как на практике все это происходит. Но почему нельзя было мне сказать обо всем заранее, Иван Николаевич?

– А чтоб не перегорел и в шпиона самостоятельно играть не начал. Пей воду, хорошая минералочка! И бутерброды жуй.

– Не перегорел бы. Но зато хотя бы оделся соответственно.

– Об этом не переживай. – Он взглянул на часы. – Скоро подъедет буровая, один товарищ останется сторожить нашу машину, а нам выдадут тряпье.

– Товарищ – из органов?

– Нет, к сожалению. Так что давай надеяться только на свои силы.

– Слушай, Иван Николаевич, но если Григоришин собрался продавать дачу… Мы же можем прийти как покупатели!

– Никак нет, не можем. Ты где-то читал, что он дачу продает? Или скажешь, что подружка тебя такой информацией снабдила? И потом, ты серьезно надеешься, что он поведет тебя показывать комнаты, в том числе и ту, где содержится наша девочка?

– А на что же тогда нам надеяться?

– Ты многое узнал о Григоришине, но не все. Жаден он, как говорится, за копейку удавится. Вот на этом и попробуем сыграть. Так, буровая идет. Приготовились…

Попробовать водичку прибежала почти вся улица.

– Эталон для питья, – говорил собравшимся Петров. – Тут лаборатория анализы проводила: лучшей воды в природе не существует. Так что пользуйтесь, мужики, пока мы здесь. И дешевле ведь выйдет: за вызов машины уже не платить.