Текст книги "Стрелок. Путь в Туркестан"
Автор книги: Иван Оченков
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Ели господа репортеры истово, как будто молились неведомому богу. Чокнувшись и тут же опрокинув в себя рюмки с водкой, они торжественно заедали её горячим варевом, потом хватались за холодную буженину со слезой на срезе, хрустели солеными огурчиками, снова брались за ложки и без устали работали ими, пока, наконец, не покончили с угощением.
– Недурно, – довольным тоном заключил Нарышкин. – Так что вы хотели?
– Я хочу все знать про газетную кампанию против Путилова.
– И только-то? – крутнул головой газетчик.
– А зачем вам это? – осторожно спросил Постников.
– Да так, интересуюсь.
– Похвально, – поспешил перехватить инициативу Ефим Иванович. – Вы ещё так молоды и потому вам все интересно! Что же, мы охотно приоткроем вам эту завесу…
Все сколько-нибудь крупные деньги в России, так или иначе, крутятся возле императорского двора. И чем ближе человек к священной особе государя императора, тем ближе он к этим потокам. Николай Иванович Путилов долгое время был к ним очень близко. Хорошие отношения с великим князем Константином, дружба со многими адмиралами и прежде всего управляющим морским министерством адмиралом Краббе позволяли ему решать множество вопросов, не тратя времени на бюрократические препоны. Прямым следствием этого стало изрядное количество врагов, которых он себе нажил. Ведь на свою беду Путилов честный человек.
– Как это? – удивился Будищев.
– Очень просто! – улыбнулся репортер. – Ведь если никто не ворует, то и поделиться наворованным не сможет.
– Логично.
– Но и это ещё не всё. Будучи креатурой великого князя Константина, Николай Иванович напрямую зависит от положения своего патрона. А дела у партии «Мраморного дворца»[28]28
Мраморный дворец – резиденция ВК Константина Николаевича.
[Закрыть] в последнее время идут неважно. Прежней близости с царственным братом у Константина уже нет. Наследник-цесаревич его ненавидит.
– За что?
– Ну, во-первых, за либеральные взгляды. Сам Александр Александрович, как вам, вероятно, известно, яростный охранитель и даже не считает нужным скрывать, что, заняв трон, первым делом свернет реформы отца. Во-вторых, цесаревич человек твердых моральных принципов. Жену любит, любовниц не имеет и к легкомысленным увлечениям своих родственников относится крайне неодобрительно.
– И что?
– Да то, что Константин открыто живет с балериной Кузнецовой и имеет от неё детей!
– Ну а чем он хуже брата?
– В том-то и дело! Царственному отцу цесаревич ничего сказать или сделать не может, но вот горячо нелюбимому дядюшке после его воцарения придется туго!
– Понятно. А что оптовики?
– Какие ещё оптовики?
– Те, которым его канал поперек горла.
– Плюнуть и растереть! – убежденно заявил раскрасневшийся от выпитого Постников. – Если бы Путилов, а точнее великий князь Константин, по-прежнему был в силе, он бы этого Овсянникова[29]29
Имеется в виду Фёдор Степанович Овсянников – купец первой гильдии. Один из крупнейших оптовиков Петербурга.
[Закрыть] и прочих Титов Титычей враз проглотил и не поморщился.
– То есть их можно не принимать в расчет?
– Э, нет! – возразил более опытный в житейских делах Нарышкин. – Купцы, конечно, люди маленькие. Однако же именно маленькие блохи едят собак, а никак не наоборот! Конечно, иногда случается, что дог выгрызет особенно досадившее ему насекомое, только ведь пока он одного пытается ухватить зубами, остальные сто продолжают кусать своего хозяина! Так что купчишек не стоит недооценивать. Тем паче что они-то как раз не забывают делиться с властьимущими своими доходами-с!
– К тому же есть ещё один проект порта, – пьяно усмехнулся Николай.
– Конкурент?
– Да ещё какой! Сам Штиглиц продвигал Ораниенбаум.
– Александр Людвигович, значит, – задумался Будищев.
– Вы что, знакомы?! – мгновенно отреагировал Ефим Иванович.
– Да какое там, – отмахнулся Дмитрий. – Где я и где он. Скажите лучше, можно ли газетную кампанию развернуть в обратную сторону?
– Чтобы все начали хвалить Путилова? Нет ничего проще.
– И как?
– Элементарно, любезный Дмитрий Николаевич, – голос Нарышкина стал вкрадчивым. – Но тут трактиром не обойдешься!
– Понятно, – засмеялся Будищев, хлопнув себя по лбу. – И впрямь, чего это я.
Репортеры с удовольствием поддержали его смех, но тут же заткнулись, напоровшись на острый взгляд Дмитрия.
– А почему ваша газета не участвует в травле?
– Видите ли, дражайший, – пустился было в пространные объяснения Постников, но старший товарищ грубо прервал его:
– Наш редактор с удовольствием бы продался, да вот беда, никто покупать не захотел!
– В общем, да! – вынужден был с горечью согласиться Николай. – Маловат масштаб у нашего «Вестника».
* * *
Миссия Фёдора и Семёна увенчалась, если можно так выразиться, не меньшим успехом. Побывав на заводе, они разузнали множество подробностей и теперь были готовы вывалить их на Будищева. Первым докладывал Сёмка. По его словам, дела у Путилова шли неважно, и его друзья ученики продолжали служить там только от безысходности.
– Это верно, – поддакнул Шматов. – Мне так и сказал один земляк, куда ты, мол, дурак, лезешь? Жалованье задерживают, в лавке харч не отпускают, мастеровые разбежались бы, да некуда!
– Всё так плохо?
– Заказов нет. Сказывали, будто казна собиралась паровозы заказать цельных сто штук, а потом отказалась.
– Железные дороги в России кончились? – удивился Дмитрий.
– Это уж я не ведаю.
– А может, подряд другому заводу отдали?
В ответ на последний вопрос Фёдор только красноречиво развел руками. Но его собеседник не ждал ответа, а, прикрыв глаза, несколько минут напряженно думал. Судя по всему, у Путилова и впрямь были проблемы. Но вот насколько серьезные? И может ли он, Будищев, ему помочь? И, самое главное, стоит ли подписываться?
Ему, выросшему в лихие девяностые, пришло на ум сразу несколько вариантов вмешательства, от несчастного случая с главой оптовиков Овсянниковым, до диверсии на Коломенском заводе. Но…
– Блин, вроде нормальную водку пили, – помотал он головой, будто отгоняя наваждение, – а в башку всякая фигня лезет!
– Что с тобой? – испуганно спросила Геся.
– Всё в порядке, – поспешил успокоить её Дмитрий. – Не бери в голову.
– Я боюсь, когда у тебя такое выражение лица.
– Не стоит.
– Хорошо, не буду. Но все же, что тебя беспокоит?
– Ни-че-го, – по слогам ответил он ей. – Если эти проблемы можно решить в принципе, то Путилов их решит. А если нельзя, то нечего и париться.
– Ладно, как скажешь.
– Лучше расскажи, как у вас со Стешей дела?
– Какие дела?
– Ну, я про тех эмансипированных клиенток.
– Ах, вот ты про что! Всё просто прекрасно. Мамаша немного шокирована, хоть и старалась не подавать виду, а дочь в восторге и наверняка уже рассказала о своих впечатлениях всем подругам.
– Заказ хоть сделали?
– Спрашиваешь!
– Вот и славно.
– Послушай, я тут подумала. Нужно как-то привлечь клиентов к нашей мастерской. Может, ты сделаешь какую-нибудь гальваническую игрушку?
– Игрушку?
– Ну да. Что-нибудь эдакое.
– Блин, – вскочил Дмитрий, – Гедвига Генриховна – ты гений!
– А почему? – удивилась девушка такой реакции.
– Потому что тебе в голову приходят гениальные мысли, хоть ты об этом и не подозреваешь!
– Знаешь, Будищев, ты иногда так хвалишь, что хочется в ответ ударить тебя сковородой!
– Помилуй, барыня…
– Помилую, если ты сделаешь то, что я прошу.
– Тут все просто, надо лишь несколько хороших электрических ламп. Но главное – игрушка…
* * *
Маленький Гога – весёлый и шаловливый мальчик семи лет от роду, замирая от восторга, следил за крохотным паровозом, тянущим за собой два вагончика по самым настоящим рельсам. Несмотря на размеры, поезд выглядел как настоящий, наполняя сердце своего нового хозяина неподдельной радостью.
– А как им управлять? – спросил он у устанавливавшего игрушку мастера.
– Вот видишь тумблер, – показал Дмитрий. – Если его включить, поезд будет ехать, если выключить – остановится.
– А можно мне?
– Конечно, он ведь твой.
Мальчик осторожно нажал пальчиком на рычажок, и маленький состав тут же послушно остановился, вызвав тем самым такую бурю радостных эмоций, что никто из присутствующих не смог удержаться от улыбки.
– А как его зовут?
– Путиловец.
– Какое странное имя. А почему «Путиловец»?
– Потому что Путиловский завод делает самые лучшие паровозы.
– Правда?
– Ещё какая.
– Георгий Александрович, извольте идти в спальню, – позвала юного князя нянька, неодобрительно покосившись на помятую матроску и растрепанную прическу своего подопечного, а более всего на странного гальванера, столь непочтительно разговаривающего с сыном императора.
– Ну, ещё немножечко, – умоляюще сложил ручки мальчик.
– На сегодня довольно, – осталась та непреклонной и обернулась к Будищеву. – А вы, сударь, обождите здесь. Сейчас с вами рассчитаются.
Бедняжке Гоге ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и вежливо попрощаться. Но едва он покинул залу, туда вошел благообразный представительный мужчина в расшитой золотым галуном ливрее и с чувством собственного достоинства спросил:
– Сколько мы вам должны?
– Нисколько, – пожал плечами Дмитрий. – Это подарок от Николая Ивановича Путилова.
– Нам это известно. Но за установку…
– А это подарок от меня.
Позади раздался шорох шелка, и перед лакеем и гальванером появилась красивая молодая женщина, в которой Будищев тут же узнал морганатическую супругу царя. Они оба почтительно поклонились, а та ответила им лёгким кивком.
– Нам с сыном очень лестно благосклонное внимание такого человека, как Путилов, – ровным голосом сказала она. – А также приятно, что и вы не забыли обещание, сделанное Гоге.
– Благодарю, ваша светлость.
– Чем я могу отплатить за вашу любезность?
– Для нас честь служить вам и государю-императору.
– И вам ничего не нужно? – с легкой иронией поинтересовалась Екатерина Михайловна.
– Мне ничего, – остался бесстрастным Будищев. – А вот Путилов хотел бы и дальше служить его императорскому величеству.
– Вы интересный человек. За вас просила графиня Антонина Дмитриевна, и я была бы рада оказаться ей полезной. Но вот вы здесь и ничего не просите. Почему?
– У меня всё есть.
– Разве?
– Так уж сложилось.
– Что же, я поговорю с его величеством о Путилове и о вас.
– Благодарю.
– Что же, всего вам доброго, господин Будищев.
– До свидания, ваша светлость.
Светлейшая княгиня Юрьевская, кивнув на прощанье, плавно выплыла из зала, оставив их. Дмитрий, проводив её взглядом, припомнил, каких усилий ему стоило убедить Путилова сделать этот подарок для маленького Гоги, и усмехнулся. Впрочем, Николай Иванович все же согласился, тем паче что на заводе у него было немало хороших слесарей и столяров для такой тонкой работы. На долю Будищева достались электродвигатель для модели паровоза и проводка, а также гальванические элементы. Потом был поход к тетушке, по счастливому стечению обстоятельств бывшей ещё в Петербурге. Она написала рекомендательное письмо к министру двора, а дальше все было делом техники.
Поговаривали, что государь хочет сделать Екатерину не просто своей супругой, а императрицей. Тогда маленький Гога станет великим князем, а тот, кто сделал ему игрушку, поставщиком Двора. Это стоило потерянного времени и сил.
– Радио, пулемет, пушки, – пробурчал Дмитрий, выходя из дворца. – Игрушки, вот чем надо заниматься!
После чего нахлобучил на голову шапку и стремительно зашагал к себе. Ему нужно было ещё доделать стеклянную витрину с электрическим освещением в мастерскую Геси.
Пробка с негромким хлопком вылетела из бутылки, и шампанское, шипя и пенясь, полилось в хрустальные бокалы. Взяв в руки один из них, инженер Барановский торжественно произнес:
– Господа, сегодня знаменательный день. Родился новый вид связи, уже в первый день громко заявивший о себе. Да-да, я не шучу. Известие о сегодняшнем триумфе быстро разлетится по всему миру, прославив нашу Родину, а также моего уважаемого компаньона и, не побоюсь этого слова, близкого друга – Дмитрия Будищева! Он герой сегодняшнего дня, и я предлагаю незамедлительно за него выпить!
Предложение было принято с восторгом, но прежде чем осушить бокалы, все присутствующие пожелали чокнуться с изобретателем и сказать ему хотя бы по паре любезных слов.
– Благодарю, господа! Очень тронут. Весьма польщен, – отвечал им чествуемый, принимая поздравления.
Надо сказать, что Владимир Степанович, говоря об успехе, нисколько не погрешил против истины. Сегодня утром Дмитрий сделал доклад в Петербургском университете о беспроволочной связи, ухитрившись, хоть и не без труда, достаточно понятно описать принцип работы устройства, ни разу не употребив жаргон из будущего. Затем, вкратце обрисовав перспективы своего изобретения, продемонстрировал работу первой настоящей радиостанции. Тщательная подготовка не прошла даром. Устойчивой связи удалось добиться на трех верстах, и по выражению самого Дмитрия, требовать большего на «существующей элементной базе» было даже как-то нескромно.
Убедившись, что вся эта странная аппаратура работает, все присутствующие разразились самой настоящей овацией и даже представители профессуры благожелательно похлопали холеными ладошками в лайковых перчатках. Простые же студенты рукоплескали так, что казалось, потолок рухнет от шума. Тут кто-то крикнул:
– Качай его!
Предложение понравилось, и несколько особо прытких молодых людей немедля исполнили его. Не ожидавший такого энтузиазма Будищев не успел удрать, так что пришлось несколько раз взлететь на воздух, радуясь, что потолки достаточно высоки. Наконец, его вернули на твердую землю, но не отпустили, а продолжали жать руки, что-то восторженно говорить, поздравлять… В общем, он был очень рад, когда всё это закончилось и они отправились праздновать свой триумф в ресторан. В отдельном кабинете их уже ждали ломящиеся от угощения столы, вышколенные официанты и разливанное море шампанского.
– Что же ты не пьешь? – улыбаясь спросил Барановский у всё ещё державшего в руке полный бокал Дмитрия.
Тот, будто вспомнив о чем-то важном, вздрогнул и, отхлебнув, поморщился.
– Кислятина какая-то, да ещё и газированная![30]30
Самыми популярными в то время были сухие и полусухие сорта шампанских вин. Veuve Clicquot demi-sec – полусухое шампанское марки «Вдова Клико».
[Закрыть]
– Это ты зря, прекрасное «клико деми сек»!
Однако компаньон, не слушая его, выплеснул на глазах изумленного инженера содержимое своего бокала прямо в ведёрко со льдом и, тут же наполнив его из графинчика водкой, залпом выпил.
– Вот это по-нашему, по-бразильски, – довольно крякнул Будищев, озирая столы в поисках закуски.
С этим была маленькая проблема. Горячего ещё не подавали, а икра нескольких видов, устрицы и ананасы не внушали бывшему унтеру ни малейшего доверия. Впрочем, на одном из блюд обнаружилась тонко порезанная семга, которой он и закусил.
– Ну, как знаешь, – немного поморщился от такой непосредственности Владимир Степанович, но потом махнул рукой и улыбнулся.
– Не слышал, что там с Путиловым? – поинтересовался Дмитрий, продолжая жевать и одновременно ослабляя узел галстука.
– Что, прости? – не расслышал инженер.
– Я говорю, заказ на паровозы наш друг получил?
– Насколько я знаю, пока нет. Но дело определенно сдвинулось с мертвой точки.
– Ну-ну, – скептически отозвался Дмитрий, отправляя в рот очередной кусок.
– Зато наши мастера, кажется, доделали лентопротяжный механизм.
– Да ты что?! – обрадовался компаньон, едва не поперхнувшись.
– Осторожнее, Дима, – встревожилась сидящая рядом Геся и едва не подскочила, чтобы похлопать ему по спине.
Сегодня они со Стешей не только стали свидетелями его триумфа, но и сами произвели изрядный фурор. Мадемуазель Берг не зря слыла одной из самых популярных модисток Петербурга, и сумела подобрать себе и своей спутнице эффектные наряды. Узкие жакеты, выгодно подчеркивающие достоинства фигуры, в сочетании с недавно вошедшими в моду длинными юбками без турнюров выглядели, с одной стороны, строго и респектабельно, а с другой, показывали, что барышни не чужды прогрессу и эмансипации. Особенно хороши были шляпки, маленькие с небольшими полями и вуалетками, державшиеся на шелковых лентах и совершенно не скрывающие прически.
Разумеется, они были не единственными представительницами прекрасного пола на докладе. Несколько курсисток также почтили его своим присутствием, однако будучи одеты нарочито небрежно и даже неряшливо, смотрелись на фоне Гедвиги и Степаниды откровенно блекло. А короткие грязные волосы одной из доморощенных суфражисток[31]31
Суфражистка – тогдашнее название феминисток.
[Закрыть] выглядели не вызовом обществу, а последствием тифа. Поэтому нет ничего удивительного, что всё мужское внимание досталось спутницам Будищева, а «синим чулкам»[32]32
Синий чулок – насмешливоепрозвище дам, поглощенных книжными интересами и пренебрегающих своим внешним видом и семьей.
[Закрыть] оставалось лишь бросать на тех неприязненные взгляды.
– Все нормально, – прокашлявшись, отозвался Будищев, – у меня глотка лужёная!
– А что за механизм? – переспросила она, но Дмитрий, занятый разговором с Барановским, её не слышал.
– От пулемета, – пояснила ей Стеша. – Теперь патроны будут подаваться холщовой лентой.
– Ты что-нибудь в этом понимаешь? – удивилась модистка.
– Немного.
Гедвига Генриховна с жалостью посмотрела на девушку, по её мнению напрасно забивающую свою хорошенькую головку всякой ерундой. А ведь она, несмотря на короткую стрижку – самая настоящая красавица! К тому же её необычный внешний вид неизменно привлекает внимание мужчин. Однако все попытки ухаживать за ней кончаются одинаково. Несмотря на юный возраст, Стеша просто виртуозно отшивает кавалеров, будь то безусые гимназисты, восторженные студенты или любвеобильные офицеры.
Между тем повеселевший Будищев выпытывал у Барановского подробности. То, что пулемету необходимо ленточное питание, он знал с самого начала. Но вот как его сделать? Сначала он попытался соорудить стальную ленту, благо с её устройством был неплохо знаком. Однако стоимость в таком случае получалась запредельная, да к тому же никак не получалось подобрать подходящий материал. Тогда Владимир Степанович и предложил сделать её холщовой, усилив медными бляшками, а отладку механизма поручить слесарям со своей фабрики. И вот наконец-таки всё получилось. В определенном роде этот успех был не менее важным, чем радио.
– Ну, брат, это ты хватил, – добродушно усмехнулся инженер. – Кстати, ты слышал, что Скобелева вызвали в Петербург?
– И что?
– Почти наверняка государь поручит Михаилу Дмитриевичу покорение Ахалтекинского оазиса.
– Думаешь, там понадобятся наши пулеметы?
– Скобелев, в отличие от прочих генералов, весьма высоко ценит митральезы. А ты сам говорил, лучшей рекламы, чем война, для оружия не бывает.
– Но армия не приняла нашу разработку на вооружение.
– Зато флот принял. И если генерал сумеет настоять на своём, а энергии ему не занимать, то ему придадут морскую батарею. Вот только кто бы научил их правильной тактике…
– Натаскать несколько расчетов не так уж и сложно. Пусть пришлют офицера и несколько матросов на завод, я им быстро всё объясню, покажу и дам попробовать.
– Статского никто и слушать не станет.
– Куда ты клонишь? – насторожился Дмитрий.
– К тому, что Путилов прав. Тебе не помешало бы поступить на службу и получить офицерский чин.
– И зачем мне это? – скривился Будищев, с трудом удержавшись от упоминания болезни, именуемой в народе почечуем[33]33
Почечуй – геморрой (нар.).
[Закрыть].
– Ну, во-первых, это повысит твой статус. Быть личным дворянином всяко лучше, чем мещанином, или даже купцом. Во-вторых, мы устроим тебя в пулеметную команду, где ты сам сможешь все контролировать, от обучения комендоров, до обслуживания митральез.
– А в-третьих будет?
– Отчего же нет, – улыбнулся инженер и показал на Гесю. – Полагаю, Гедвиге Генриховне будет весьма приятно стать женой офицера.
– Боюсь, что я равнодушна к этой категории мужчин, – рассмеялась модистка. – Хотя, должна признать, что Дмитрию очень идет форма!
– А если война? – встревожилась Стеша.
– Степанида Акимовна, помилуйте! – благодушно улыбнулся Владимир Степанович. – Ну, какая война? К тому же, если она и случится, не дай бог, конечно, то Дмитрия Николаевича все равно призовут. Но только нижним чином, а не офицером.
– Божезбавь! – шутливо перекрестился Будищев.
– Господа, – смущенно прервал их метрдотель. – Вам просили передать.
– Что там ещё?
– Шампанского-с.
– Что?!
– Простите великодушно, – служитель перешел на шепот: – Господа офицеры из соседнего кабинета заприметили ваших барышень, да и велели прислать.
– Я полагал, что у вас приличное заведение, – нахмурился Барановский.
– Не извольте гневаться, а только мы люди подневольные…
– Что происходит? – встревожились гости.
– Да так, – криво усмехнувшись, пробурчал Дмитрий, незаметно расстегивая сюртук. – Кое-кому зубы жмут!
– Господа, честь имею рекомендоваться! – развязно представился появившийся вслед за метрдотелем юный офицер в красной венгерке и с бокалом в руке. – Лейб-гвардии Гусарского полка корнет Бриллинг.
– Что вам угодно, милостивый государь?
– Мне угодно выразить восхищение красотой ваших дам!
С этими словами он изобразил лёгкий поклон и опрокинул в себя содержимое бокала. После чего ещё раз нахально осклабился и хотел было уйти, но его остановил издевательский голос Дмитрия.
– Рановато пришел, убогий. Вот поедим, тогда и подберешь, что останется.
– Что?!
– Да ты ещё и глухой?
– Ах ты, купчишка, да я тебя…
– Пошел вон!
Разъяренный офицер сначала побледнел, затем покраснел, машинально схватился за левый бок, но, не обнаружив сабли, смешался, а пока он терял время, появилось новое действующее лицо – невысокий господин, раскрасневшийся от мороза, во фраке и с орденом святого Станислава на шейной ленте.
– Великодушно прошу простить за опоздание, господа, раньше никак не получилось! – улыбаясь сказал Путилов, приглаживая немного растрепавшиеся виски.
– Штрафную его превосходительству! – обрадовался его приходу Барановский.
– С удовольствием! – не стал отказываться фабрикант и вопросительно посмотрел на гусара.
– Корнет уже уходит, – пояснил инженер.
Появление хоть и статского, но все-таки генерала, вернуло Бриллинга в реальность. Затевать ссору при столь высокопоставленном лице было глупо, а потому он поспешил откланяться.
– Честь имею, господа, – звякнул шпорами офицер, не забыв добавить со значением: – Надеюсь, мы ещё встретимся!
Будищев в ответ только помахал ему рукой, дескать, ступай, пока не наваляли, но, поскольку все были заняты Путиловым, это мало кто заметил.
– Я только что от великого князя Константина Николаевича, – рассказывал Николай Иванович. – До него дошли слухи о вашем изобретении, и, полагаю, вас обоих скоро ждет аудиенция у его императорского высочества.
– Прекрасная новость! – с воодушевлением воскликнул инженер.
– Точно в кондукторы произведут, – буркнул Дмитрий.
– Очень жалею, что не успел на ваш доклад, – продолжал Путилов. – Вы, Дмитрий Николаевич обладаете живым и образным языком, особенно когда не употребляете ваших словечек.
– Каких словечек? – переспросил сидящий рядом с ним ректор университета. – Сегодня господин Будищев ничего такого говорил!
– Ну и зря, – захохотал фабрикант. – Иногда и профессуре нехудо узнать, на каком языке разговаривают мастеровые!
– Вон вы про что. Нет, это, пожалуй, лишнее. И если многоуважаемый господин изобретатель сумеет и впредь обходиться без них, то я бы предложил ему прочитать несколько лекций на нашем факультете.
– Что?! – изумился Дмитрий, настолько дикой ему показалась эта мысль.
– Отчего же нет? Язык у вас, как совершенно справедливо отметил Николай Иванович, весьма живой и образный. Фантазия тоже богатая. Я полагаю, студентам было бы полезно услышать ваши идеи о перспективах развития гальванического дела. Я, разумеется, имею в виду техническую сторону дела.
– А какую же ещё?
– Видите ли, – помялся ученый муж, тщательно подбирая слова, – некоторые лекторы, говоря о будущем, пытаются декларировать идеи о неких новациях в государственном и социальном устройстве общества…
– Пропаганду ведут? – назвал вещи своими именами Будищев.
– Можно сказать и так. Но вы, надеюсь, не принадлежите к их числу?
– Нет. Но могу рассказать вашим студентам о службе нижних чинов в армии, чтобы знали, куда попадают неблагонадежные…
– Это тоже лишнее! – решительно отказался ректор и вопросительно взглянул на своего собеседника. – Ну как?
– Спасибо, конечно, но какой из меня лектор…
– Пятьдесят рублей за час!
– Твою…
– Что, простите?
– Согласен!
– Тогда предлагаю тост. За новое слово в науке!
Предложение было принято как нельзя более своевременно, поскольку официант подал, наконец, французский суп-пюре с гренками, под который благовоспитанным господам не грех и водочки. Гости оживились и снова стали поздравлять компаньонов с удачным дебютом, делать комплименты дамам, одновременно отдавая должное искусству поваров. За первой переменой блюд последовала вторая, затем третья, за ними было сладкое…
В общем, праздник удался.
– Зачем ты так с этим корнетом? – устало спросил Барановский, когда они покидали ресторан. – Он же ещё мальчишка. Очевидно, фант проиграл, вот и…
– Да на здоровье! – ухмыльнулся компаньон.
– Но дело может кончиться дуэлью!
– С бывшим унтером?
– Действительно, – озадачился инженер. – Но в любом случае хотелось бы избежать скандала.
– Ой, да ладно тебе. Он же лыка не вязал. Завтра проспится и не вспомнит, где куролесил.
– Ты думаешь?
– Что я, офицерье в подпитом состоянии не видел?
– Надеюсь, ты прав.
– Да чёрт с ним! Лучше скажи, про лекции они серьезно? Я же…
– А что тебя удивляет? У меня тоже нет диплома, но перед студентами я выступал не раз.
– Ты – другое дело, дворянин и всё такое. Да у тебя папа – профессор!
– А тебя Путилов похвалил.
– И что?
– Боже, как ты всё-таки наивен иногда! – рассмеялся Барановский. – Николай Иванович рассказал, что был у великого князя, к которому не всякого генерала пустят, после чего тут же сделал комплимент тебе, именно как рассказчику и в некотором роде популяризатору.
– Однако!
– А ты как думал?
– Надо бы как-то отблагодарить.
– За подряд на паровозы, который получил его завод? Ладно, нам всем пора домой. Сажай своих красавиц в сани, пока не замерзли.
Предложение было на редкость своевременным, поскольку спутницы Будищева были готовы. Обе девушки выглядели обворожительно в зимних шубках, а их сияющие глаза могли свести с ума кого угодно. Правда, в глазах Геси иногда мелькало какое-то беспокойство, но она упорно гнала его прочь. Слишком уж много событий произошло сегодня и их следовало хорошенько обдумать.
Стеша же просто безмятежно улыбалась. Она и без того знала, что Дмитрий самый умный и добрый. И если захочет, то достанет даже звезду с неба. А сегодня об этом узнали и все остальные.
Когда-то в этом каземате стояла пушка, которой так и не довелось выстрелить по врагу, хотя жерло грозно выглядывало в амбразуру. Увы, оборонительного значения Петропавловская крепость давно не имела, превратившись из военного форпоста в узилище для инакомыслящих. Поэтому орудие давно убрали, амбразуру забрали толстой решеткой и теперь там сидел заключенный. Когда-то он был молод и даже красив, имел мечты, стремления. Боже, как давно это было! Полгода назад…
Звякнула железом о железо крышка глазка, и чей-то равнодушный взгляд скользнула по сгорбившейся фигуре арестанта. Тот, погруженный в какую-то невероятную апатию, даже не пошевелился в ответ. Затем раздался противный скрип давно не смазанных петель, и отворилась дверь.
– На выход, – нечеловечески равнодушным голосом велел хожалый.
На самом деле, это было не рядовым событием. Обычно тюремщики не разговаривали со своими узниками, и единственный, с кем заключенный общался после суда, был священник. Впрочем, общением это было назвать трудно. Седой благообразный батюшка накрыл его епитрахильей и вопросил о грехах. Затем, не дождавшись ответа, сокрушенно покачал головой и, перекрестив на прощание, вышел вон. Поднявшись на разом одеревеневших ногах, отказавшийся от исповеди преступник с трудом шел по коридору. Его ждала виселица.
Было время, когда он даже мечтал о таком конце, воображая, что это будет прекрасный светлый день, а у его эшафота будет стоять с цветами всё прогрессивное человечество, восхищенное его подвигом. Увы, вместо этого было раннее утро, пустой двор, равнодушные лица палача, конвоиров, прокурора и доктора, который должен будет засвидетельствовать смерть.
– Вы слышите меня? – донесся до приговоренного чей-то голос.
– Д-да, – едва шевеля помертвевшими губами, ответил он.
– Вы – Григорий Назимов?
– К-когда-то меня так звали.
– Вы осуждены за убийство великого князя Алексея Александровича?
– Да, – еле слышно отозвался узник, но видимо, расспросы разбудили в нём любопытство и в глазах проявился огонек интереса. – Зачем вы спрашиваете?
– Я знаю, что это были не вы.
– Откуда?
– Это не важно. Просто скажите мне, кто это был?
– Это был я!
– Лжете! Облегчите душу перед смертью, скажите мне, это был…
– Слушайте, вы, – с необыкновенным ожесточением воскликнул Назимов. – Это был я! Я один! Запомните!
Но жандармский офицер продолжал стоять рядом, не обращая внимания на приступ ярости у приговоренного, и когда тот стих, снова задал вопрос:
– Это был Будищев?
– Что?! Да… то есть нет… зачем вы меня мучаете?
– Скажите только одно слово.
– И что, – почти плача спросил Григорий, – меня не казнят?
– Нет, – не стал кривить душой штабс-капитан. – Вас повесят, таков приговор.
– Тогда зачем это всё?
– Разве вы не хотите остаться неотомщенным?
– Я уже отомстил за весь угнетенный народ…
– Бросьте. Алексей Александрович не сделал никому зла, не занимал важных постов. Не было никакого смысла убивать его.
– Всё равно.
– Хочешь сдохнуть за чужое преступление? – разозлился жандарм. – Ну и чёрт с тобой. Конвой, ведите его!
Вскоре осужденный оказался на эшафоте, после чего ему зачитали приговор. Назимов остался безучастным. И даже когда ему надели на голову мешок, он стоял так, будто происходящее никак его не касалось. И лишь ощутив на шее петлю, он дернулся и что-то промычал, но было поздно. Люк под ногами открылся и бесформенная фигура в сером халате скользнула вниз.
– Плохо Прошка казнит, – вздохнул врач.
– Что?!
– Я говорю, что люк надобно открывать резко, а веревку делать подлиннее, – охотно пояснил эскулап. – Тогда шея под тяжестью тела ломается, и смерть происходит быстро. А теперь придется ждать.
Но палач, которого доктор назвал Прошкой, видимо и сам понял, что совершил оплошку, а потому повис на теле приговоренного, обхватив его руками и ногами.
– Не извольте сомневаться, ваше благородие, – приговаривал он, с какой-то сладострастностью чувствуя конвульсии. – Чичас дойдет, болезный.
– Вот подлец! – ругнулся врач и с сочувствием посмотрел на офицера. – Вам, Вельбицкий, видимо, непривычны такие зрелища?
– Не то чтобы, – поморщился штабс-капитан. – Смерть я повидал…
– Нет, батенька, это вам не война. Тут совсем иной склад характера надобен. И чего вас только с Харькова сюда принесло?
– Ситуация сложная. Вызвали всех кого только можно.
– Это да, – вздохнул доктор и показал на казненного. – А ведь всё он! Показал, мерзавец, что и из револьвера убить можно-с!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.