Текст книги "Стрелок. Путь в Туркестан"

Но сейчас зима, корабли, не успевшие уйти в дальнее плавание, стоят вмерзшие в лед, а матросы маются в экипаже. Сидеть без дела им, конечно, никто не дает, каждый божий день или на работы, или на плац маршировать до упаду, чтобы не хуже, чем в гвардии носок тянули. Тьфу, пропасть! Впрочем, случаются и для нижних чинов развлечения. И самое любимое, новичка обсмеять, а ещё лучше стрюцкого[44]44
  Стрюцкий – презрительное прозвище гражданских, от исковерканного «статский».


[Закрыть], но так, чтобы он даже и не понял, в чем дело.

Вот и сейчас несколько старослужащих заявились в казарму с недавно призванными матросами и устроили им смотр. То есть построили болезных в проходе между нарами и принялись шмонать их рундуки на предмет не положенного на царской службе, пока господин унтер с чудным наименованием «младший квартирмейстер»[45]45
  Квартирмейстер – унтер-офицерское звание в РИФ.


[Закрыть] с георгиевским крестом на мощной груди разъяснял новобранцам некоторые особенности флотского бытия.

Шмон, надо сказать, не задался. Ничего интересного в личных вещах «молодых» не обнаружилось, съестное если и было, давно кончилось, про водку и говорить нечего, не тот продукт, чтобы залеживался. Так что оставалось лишь покуражиться.

– Слухай мою команду! – рявкнул было унтер, предвкушая развлечение, но и тут случился облом.

– Смирно! – скомандовал дневальный, возвестив о приходе начальства.

Начальством оказался исполняющий обязанности командира роты лейтенант Нилов и какой-то юнкер с кондукторским басоном на погонах[46]46
  Басон – галун на погоне. Лычка.


[Закрыть].

– Здорово, матросы! – обратился к присутствующим прибывший лейтенант.

– Здрав желам вашбродию! – нестройным хором отозвались новобранцы.

– Нечипоренко, а ты что здесь делаешь? – строго блеснул глазами офицер.

– Так что, господин лейтенант, проверяю, нет ли какого беспорядка!

– Проверил?

– Так точно!

– И как?

– Всё в лучшем виде!

– Тогда можешь идти.

– Слушаюсь!

Получив приказ, унтер четко отдал честь и, повернувшись через левое плечо, отправился на выход, не забывая поглядывать, не смеется ли кто из молодых матросов на свою дурную голову. Но те были слишком перепуганы, чтобы понять, что произошло на их глазах, а потому лишь стояли навытяжку, бессмысленно уставившись в пространство.

– Ну вот, Дмитрий Николаевич, – кивнул своему спутнику Нилов. – Здесь располагается рота, к которой вы приписаны. Жить здесь вам, разумеется, не обязательно, разве что последует распоряжение о переводе на казарменное положение. Но вот на разводы попрошу не опаздывать.

Будищев в ответ только чётко кивнул, дескать, понимаю, не маленький. Последние несколько дней прошли для него в сплошной суете. Сдача экзаменов, получение приказа о зачислении. Постройка мундира… Геся сразу заявила, что форму ему пошьет сама, и не желает слушать на этот счет никаких возражений. Как и следовало ожидать, популярная питерская модистка более чем успешно справилась с этой задачей, и сейчас Дмитрий выглядел просто шикарно, о чем ему не преминул сообщить улыбающийся Нилов.

– У нас в морском корпусе эдакой красоты не было.

– Кто на что учился, Константин Дмитриевич, – пожал плечами новоиспеченный юнкер флота.

– Ладно, обустраивайтесь пока, – посерьезнел лейтенант. – А после обеда жду вас в минных классах.

– Слушаюсь, ваше благородие! – на этот раз строго по уставу ответил вытянувшийся Будищев.

– Вольно!

Дождавшись ухода офицера, Дмитрий окинул насмешливым взором опасливо косящихся на него «молодых» и без особого интереса в голосе спросил:

– Ярославские есть?

Увы, земляков среди новобранцев не оказалось. Были костромичи, рязанцы, москвичи, уроженцы Полтавской и Харьковской губерний, а также из иных мест.

– Ну и ладно, – махнул он рукой. – Мне без разницы.

Выбрав себе место, на случай объявления казарменного положения, Дмитрий развернулся и, не прощаясь, направился к выходу. Нужно было ещё обустроиться на квартире, поскольку жить здесь он не собирался.

Заметив уходящего юнкера, старослужащие понимающе переглянулись, но комментировать не стали. Всё ж таки он – будущий офицер, и им не ровня, а если окажется злопамятным, то неприятностей не оберешься. Но тот неожиданно подошел к ним сам.

– Нечипоренко, ты, видать, разбогател, что не здороваешься? – насмешливо поинтересовался он у унтера.

– Не сподобил Господь покуда, господин кондуктор, – насторожился тот.

– Забыл, как на Дунае вместе турка подорвали?

– Погоди-ка, – округлил глаза моряк. – Так вы тот пехоцкий…

– Был в пехоте, стал во флоте, – парировал Дмитрий.

– И бантист к тому же…

– Так война. Стреляли кругом.

– Стреляете вы ловко, – согласился Нечипоренко и, повернувшись к приятелям, пояснил: – Помните, я вам рассказывал? Вот это и есть тот самый пехоцкий, что мину нам починил, а потом с винтовки по башибузукам палил!

– Ну, здорово, что ли?

– Здравия желаю!

– А на флот каким побытом попали? – поинтересовался, блеснув золотым зубом, худощавый матрос первой статьи, с озорным взглядом.

– Гальванёром, – пояснил Дмитрий. – Буду в минных классах преподавать да оборудование налаживать. Но, если честно, я первый день служу.

– Большое дело! – уважительно хмыкнул матрос. – Эдак, глядишь, года не пройдет, как гальюном[47]47
  Гальюн – уборная на корабле.


[Закрыть] заведовать станете.

– Нет, зёма, – ухмыльнулся на подначку Будищев. – Если понадобится дерьмо разгребать, я тебя позову.

Ответом ему был громкий смех собравшихся, причем сам шутник хохотал громче всех. Сообразив, что юнкер хоть и новичок, но на мякине его не проведешь, моряки сразу же прониклись к нему уважением. К тому же полный бант георгиевских крестов явно указывал, что их обладатель человек не робкого десятка и цену себе знает. К тому же не заносчив, нижних чинов не сторонится, несмотря на то, что сам – будущий офицер.

Самого же Дмитрия неуклюжая попытка приколоться только позабавила. Морским жаргоном бывшего учащегося Рыбинского речного училища удивить было трудно, а сам он, в случае надобности, придумал бы что-нибудь позаковыристей… Хотя один раз уже придумал. На спор. На третьем курсе, перед самой практикой. Правда, смеялись тогда все, а отчислили, со всеми вытекающими последствиями, только его.

Вообще, армию, службу, дисциплину и тому подобные «радости жизни» он всегда недолюбливал, но злодейка-судьба настойчиво пихала его в спину. Срочную, можно сказать, дважды отслужил, причем оба раза на войне. Теперь вот снова по доброй воле шею в хомут сунул. Может быть, хоть в этот раз без горячих точек обойдется?

Обязанности в минном классе у него и впрямь были не очень обременительными. Обучал он в основном нижних чинов, делая упор на практику. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что многие господа-офицеры с интересом посещали его занятия, несмотря на то, что у тех были свои учителя с чинами и учеными степенями. Вероятно, молодых людей привлекала его слава изобретателя, а может, им было интересно послушать острого на язык юнкера, чтобы потом блеснуть среди однокашников каким-нибудь особенно ярким перлом.

– Ну что ты хватаешься, Карпов! – распекал он молодого матроса, под сдержанные смешки класса. – Опытный гальванёр даже жену сразу за обе груди не берёт, а ты…

– Виноват, господин юнкер, – сконфуженно бормотал тот. – Вдарило так, что ажно искры из глаз посыпались…

– Сила искр из глаз прямо пропорциональна току, прошедшему сквозь электрика, и обратно пропорциональна количеству алкоголя в его крови… вы на хрена это записываете?

– Братцы, – в другой раз поучал он своих учеников гнусавым басом. – Поскольку в Писании ясно сказано «не убий», не надо включать рубильник не тобой выключенный. А если выключил сам, то будь добр, повесь на него табличку или хоть тряпку какую, дабы не вводить ближнего в искушение!

– Вам бы попом быть…

– Я хоть и не батюшка, но епитимию наложу, не возрадуетесь, сукины дети!

Иногда офицеры сами задавали вопросы:

– Дмитрий Николаевич, а как определить неисправность?

– Неисправности в гальванике, господин мичман, бывают двух видов: отсутствие контакта там, где он должен быть, и наличие там, где он совершенно не нужен!

– И как же отличить одну от другой?

– А вот об этом мы узнаем на следующем занятии.

– Вы в прошлый раз тоже так говорили.

– Не волнуйтесь, завтра я придумаю новую отговорку.

После занятий он возвращался к себе на Купеческую улицу, где снимал комнату с полным пансионом у Елизаветы Петровны Барской – бодрой ещё старушенции лет шестидесяти на вид. Сия почтенная дама была вдовой капитана первого ранга, пенсию получала самую незначительную, и чтобы свести концы с концами, сдавала комнаты в наем молодым офицерам. Одним из соседей его был инженер-механик Павел Сутолмин – человек весьма серьезный, много занимавшийся самообразованием, а также посещавший разные собрания, где неравнодушные люди обсуждали судьбы отечества. Иногда он пытался увлечь за собой Будищева, но тот не проявил интереса к подобному времяпрепровождению.

– Знаешь, Паша, – без обиняков заявил ему Дмитрий после первого такого визита. – Про «страдания народа» я больше вас всех вместе взятых знаю. А ещё знаю, что ни черта хорошего из этого не выйдет. Поэтому, извини, но дальше без меня.

– Что же, как знаешь, – кивнул Сутолмин. – Многие боятся выступить против тирании.

– Не надо разводить меня на слабо, – усмехнулся юнкер, многозначительно потрогав кресты на груди.

– Прости, пожалуйста, – смешался сосед. – Я вовсе не хотел тебя оскорбить. Просто…

– Не парься. Меня трудно обидеть, а ещё труднее убежать после этого.

– О, ты уже шутишь, значит, всё в порядке. Но, надеюсь, мне нет нужды говорить, что все, о чем ты узнал на нашем собрании, должно остаться в тайне?

– Я себе не враг, – ответил Будищев и добавил со вздохом: – Ещё бы ваши забыли, что я там появлялся, совсем бы хорошо стало.

– О чем ты? – насторожился механик.

– Ты всерьез думаешь, что о вашем милом междусобойчике никто ничего не знает? Держу пари, что как только что-то случится, вас тут же прихлопнут жандармы.

– Почему ты так считаешь?

– А ты сам подумай.

– Прости, но ты говоришь загадками. Впрочем, я понял твою позицию, и, несмотря на несогласие, отношусь к ней с уважением.

– Вот и ладушки.

Других занятий в Кронштадте не было, часто выбираться в Петербург не получалось, но Дмитрий не скучал. Долгими зимними вечерами он сидел за книгами, изучал развитие техники в окружающем его мире, старательно вспоминал то немногое, что сохранилось в его памяти из будущего, перенося это на бумагу. Например, свинцово-кислотный аккумулятор уже вполне себе существовал и даже достаточно широко применялся, поскольку его можно было перезаряжать. Но вот до того, чтобы выполнить пластины в виде решеток, в промежутках которых можно набить диоксид свинца, ещё никто не догадался[48]48
  Такую конструкцию предложил Камилл Фор как раз в 1880 году.


[Закрыть].

Быстро сделав необходимый эскиз, он отправил его почтой в Петербург Барановскому. Владимир Степанович, хоть и не слишком разбирался в гальванике, хорошо знал, что идеи у его компаньона стоящие, а потому поспешил с получением необходимых патентов.

Другой его разработкой стало электрическое освещение кораблей. В настоящее время в основном применялись масляные или пиронафтовые фонари[49]49
  Пиронафт – русский керосин, гораздо менее пожароопасный.


[Закрыть], дающие мало света, коптящие и поглощающие необходимый для дыхания кислород. Дмитрий же, взяв за основу чертеж броненосца «Пётр Великий», набросал прямо на нём электрическую схему. По его задумке, три динамо-машины, расположенные в разных отсеках, должны были питать внутреннее освещение, наружные ходовые и стояночные огни, а также прожектора.

Что интересно, сами прожектора были давно известны и даже эпизодически применялись, как, например, боевые фонари Манжена во время осады пруссаками Парижа. Но вот на кораблях они были редкостью. Возможно, дело было в недолговечных угольных лампах, но Будищев ещё в прошлом году предложил своему компаньону применять вместо угля тугоплавкий вольфрам. Впрочем, материал этот был довольно редок и дорог, а для освещения пока что вполне годились лампы Яблочкова с каолиновым стержнем или Лодыгина с угольным.

По мере работы вспоминались другие мелочи, о которых никто пока не имел ни малейшего понятия, вроде выключателей, стандартных патронов для ламп[50]50
  Строго говоря, выключатели и стандартные патроны как раз в это время предложил Эдисон, что, впрочем, ГГ мог и не знать.


[Закрыть], влагозащищенных распределительных коробок. Да что там говорить, как рисовать сами электрические схемы, тоже пока никто толком не знал, а Дмитрий, нанося на чертежи привычные ему символы, вряд ли понимал, что становится основоположником.

Другой заботой стали пулеметы. Как это обычно бывает, после окончания войны интерес к оружейным новинкам упал, и даже уже принятые на вооружение картечницы стали понемногу отправляться в арсеналы. Пользуясь случаем, Будищев постарался испытать все имевшиеся в наличии системы, благо таковых в Кронштадте нашлось немало. Гатлинги, Фартингтоны, Норденфельды и прочие митральезы были подвергнуты разборке с последующим вдумчивым изучением и выяснением сильных и слабых сторон. И хотя пострелять из них всех ему не удалось, составить достаточно квалифицированное мнение все же получилось. По всему выходило, что пулемет его конструкции наголову превосходил любую из стоящих на вооружении картечниц. Дело оставалось за малым – убедить в этом высокое начальство.

Пока что флотом было закуплено четыре пулемета с гравитационными магазинами, и один с ленточным питанием неспешно проходил испытания. Иногда потихоньку набиравшего известность юнкера приглашали на показательные выступления, на которых он демонстрировал свое искусство, рисуя с помощью своей адской машины императорские вензеля на мишенях. Потом объяснял возможности своего оружия при отражении минных атак, или же, наоборот, при ведении таковых, когда плотный огонь может заставить замолчать вражеских стрелков. А ещё штурм, десант, абордаж, и везде по его словам, вооруженные пулеметами команды будут иметь преимущество над своим противником, лишенных подобного оружия.

– Вы всерьез полагаете, что время абордажных схваток ещё не ушло? – однажды поинтересовался у него лейтенант Шеман.

– На войне всякое бывает, ваше благородие, – дипломатично отвечал Будищев.

– Но вы ведь так не думаете? – иронично прищурил глаз дотошный финн.

– А мне все равно, господин лейтенант. Главное, что адмиралы и прочее высокое начальство полагают их возможными. Поэтому пусть сначала на вооружение примут, а там будет видно, как их использовать.

– Весьма благоразумный взгляд, – кивнул офицер.

– Покорнейше благодарю, вашбродь!

* * *

Но как это часто бывает, в один далеко не прекрасный день всё пошло кувырком. Утро, впрочем, началось вполне обыденно. Дмитрий успел побывать на разводе, затем провел положенные ему занятия. Пообщался с молодыми офицерами, рассказав им несколько похабных анекдотов, от которых одни покраснели, как барышни, а другие закисли от хохота. Тем временем подошло время обеда, и ему следовало поторопиться. У Елизаветы Петровны порядок в этом смысле был идеальным. Кто не успел – тот опоздал!

Оставив в передней шинель и фуражку, Дмитрий прошел в общую комнату и с удивлением увидел, что рядом с квартирной хозяйкой сидит Геся и они о чем-то мило беседуют. Больше всего ему хотелось немедленно сграбастать девушку в охапку и затащить в свою комнату, тем более что не виделись они уже больше двух недель, а кровать там была весьма удобная. Но на людях приходилось соответствовать своему новому статусу, поэтому он как последний недорезанный буржуй вынужден был ограничиться целованием руки.

– Здравствуй, милая. Какими судьбами?

– Прости, я так соскучилась, что не выдержала и решила сама тебя навестить. К тому же я привезла тебе теплые вещи и письма от Барановского. Ты не сердишься?

– Нет, конечно. Я вижу, с мадам Барской вы уже познакомились?

– Совершенно верно, Дмитрий Николаевич, – благосклонно заметила вдова, – мы с вашей невестой очень приятно провели время.

– Рад за вас.

– Ну что же, вы пока поворкуйте, а мне нужно сделать кое-какие распоряжения. Обед будет подан через четверть часа.

Договорив, старушка чинно выплыла из гостиной, оставив молодых людей наедине. Будищев, разумеется, тут же сделал попытку увлечь мадемуазель Берг к себе, но был жестоко обломан в ожиданиях.

– Неужели ты не хочешь прежде прочитать письма от Владимира Степановича? – с ехидной улыбкой поинтересовалась девушка, ускользая из объятий.

– Конечно-конечно, – хрипло пробормотал Дмитрий, – я же две недели писем не читал!

– К тому же Елизавета Петровна сказала, что скоро начнет подавать обед…

– Она его каждый день подает, а вот…

Казалось, что ещё немного и модистка уступит его напору, но, к сожалению, стали подходить остальные квартиранты, и Будищеву пришлось представлять им свою спутницу жизни, временно прекратив атаки.

– Господа, прошу любить и жаловать. Моя будущая супруга – Гедвига Генриховна Берг.

Поскольку все присутствующие были людьми молодыми и чуждыми ханжеству, а их новая знакомая молодой и красивой барышней, никакой неловкости не возникло. Господа офицеры обменялись понимающими взглядами, затем дружно поклонились и по очереди приложились к ручке.

– Весьма рад, – выразил всеобщее мнение Сутолмин. – Теперь понятно, почему Дмитрий Николаевич ведет столь уединенный и скромный образ жизни!

– Приятно слышать, – тонко улыбнулась Геся. – Я тоже очень рада знакомству.

– Неугодно ли рюмку лафиту? – предложил другой сосед – поручик по адмиралтейству Смирнов.

– Благодарю, господа. Но я не употребляю крепких напитков.

– Помилуйте, голубушка, да какой же он крепкий! Сладкий будто нектар, это верно, но уж никак не…

– Оставьте девочку в покое, господа, – пришла на помощь Гесе хозяйка. – Прошу немедля всех к столу.

Обед, оживленный женским присутствием, прошел очень весело. Молодые люди вели себя подчеркнуто галантно, говорили мадемуазель Берг витиеватые комплименты, которые та воспринимала с достоинством и лёгкой иронией. Дмитрий как мог ухаживал за ней, подшучивал над соседями, когда те становились слишком уж назойливыми, лишь иногда одаривая не в меру расходившихся кавалеров любезными взглядами, мгновенно охлаждающими их пыл. Однако едва дело дошло до чая, раздался требовательный стук в дверь.

– Кто бы это мог быть? – удивилась мадам Барская. – Безобразие! У нас такой замечательный звонок, но всё равно находятся дремучие люди, упорно его игнорирующие.

Как оказалось, это был матрос-посыльный, присланный из экипажа. Немного робея при виде такого количества офицеров, он обратился к Будищеву:

– Так что, господин кондуктор, их благородие лейтенант Нилов требуют, чтобы вы немедля прибыли к Минной школе!

– Что за пожар? – поинтересовался выглянувший из столовой Сутолмин.

– Не могу знать, ваше благородие!

– Очень добрый день, – с досадой вздохнул Дмитрий, бросив сожалеющий взгляд на Гесю. – Ладно, сейчас буду.

– Господин лейтенант приказали незамедлительно!

– Елизавета Петровна, голубушка, – обратился к хозяйке юнкер. – Не откажите в любезности, пусть Гедвига Генриховна ещё немного погостит у вас.

– Конечно-конечно. Неужели вы полагаете, что я отпущу вашу барышню одну на ночь глядя!

– Ты надолго? – встревоженно спросила Геся, прощаясь с ним.

– Фиг его знает, – досадливо пожал плечами Будищев. – Раньше такого не было. Но ты все же дождись меня.

– Конечно.

– Можешь даже немного пококетничать с моими соседями. Я им потом ноги поотрываю.

– На этот счет можешь быть спокойным. Мне вполне достаточно одного моряка – тебя.

– А мне показалось, ты с Дружинина глаз не сводишь.

– Ты про этого хмурого мичмана, сидевшего в углу? Тогда уж скорее он с меня. Кстати, ты хорошо его знаешь?

– Совсем не знаю. Он приятель Сутолмина, адъютант командира третьего экипажа[51]51
  Флотский экипаж – береговая часть флота.


[Закрыть] и вроде бы один из предводителей здешних радетелей за народное счастье.

– Значит, я не ошиблась.

– Вы что, знакомы?

– Мельком. Но, кажется, он меня узнал.

– Не бери в голову. А если станет приставать, отсылай за справками ко мне.

– Не беспокойся, я сумею постоять за себя.

Закончив прощаться, Будищев накинул шинель и бегом направился к минным классам, войдя в которые, едва не налетел на бегущего навстречу Нилова.

– С кем война? – поинтересовался Будищев, виртуозно уйдя от столкновения.

– Что?! – вздрогнул лейтенант.

– Я спрашиваю, что случилось? – повторил вопрос юнкер, неожиданно для себя процитировав: – Али швед под Петербургом, али турок под Москвой?[52]52
  Л. Филатов. «Сказ о Федоте стрельце, удалом молодце».


[Закрыть]

– Ах, это вы, – наконец-то узнал командир. – Нет, всё гораздо хуже.

– А подробнее?

– Только что получены известия из Петербурга. В Зимнем дворце взрыв. Другие подробности пока неизвестны, но…

– Царь жив? – бесцеремонно перебил его юнкер.

– Что?!

– Я спрашиваю, не пострадал ли государь?

– Я… я не знаю. Надеюсь. Мы все надеемся!

– Господь не без милости, – с постным видом заметил Будищев, не став уточнять, на что именно надеется его непосредственный начальник. – А меня вы зачем вызвали?

– Насколько я понял, жандармы считают, что взрыв осуществлен гальваническим способом, и ищут экспертов. А лучшие специалисты в этом вопросе сейчас на флоте, то есть мы.

– Не смею спорить, но вы не ответили.

– Бросьте, Будищев. Вы единственный, кого я знаю, из числа способных разобраться в этом непростом деле. Так что собирайтесь, мы немедленно выезжаем.

– Но…

– Никаких но, кондуктор. Исполняйте приказание!

– Есть!

Вельбицкому прежде не приходилось бывать в Зимнем дворце. В караулах там стояли лейб-гвардейцы из «старых»[53]53
  То есть принадлежащих к «старой гвардии» – наиболее именитым полкам лейб-гвардии.


[Закрыть] полков, охрану порядка несла особая дворцовая полицейская команда, но после устроенного террористами взрыва он, в числе прочих оказавшихся под рукой офицеров, был привлечен к следствию. Работы было много и сделать её следовало быстро, чтобы злоумышленник, дерзнувший покуситься на священную особу государя, не успел замести следы и скрыться. Поэтому жандармы, не теряя ни минуты, приступили к опросу всех оказавшихся вольными или невольными свидетелями ужасного происшествия.

Увы, последних, особенно из числа прислуги, было много, людей, желающих непременно продемонстрировать своё рвение, ещё больше, причем чем меньше было опыта и познаний в ведении допросов и следствия, тем больше было усердия. Все суетились, бегали, козыряли высоким чинам, желающим немедля узнать, как продвигается расследование, но толку от всего этого было немного.

Потратив больше часа на допрос очередного ничего не ведающего дворцового полотера, штабс-капитан вышел из отведенного для дознавателей кабинета и с наслаждением затянулся папиросой.

– Устали? – вежливо поинтересовался курящий рядом ротмистр Азарьев из лейб-гвардии отдельного жандармского эскадрона[54]54
  Отдельный жандармский эскадрон. – Гвардейская кавалерийская часть в лейб-гвардии.


[Закрыть], командовавший оцеплением.

– Нисколько, – упрямо мотнул головой Вельбицкий.

– Вот как? – иронично приподнял бровь гвардеец.

– Именно, вот только есть мысль, что мы что-то упускаем, но что – понять пока не могу.

– Бывает, – легкомысленно отозвался собеседник, уверенный, что делает одолжение простому жандарму, всего лишь снизойдя до разговора с ним.

Надо сказать, что русский офицерский корпус просто разъедала корпоративность. «Старогвардейцы» свысока поглядывали на «молодую гвардию», но вместе и те и другие в грош не ставили «армеутов». Офицеры Генерального штаба держались особняком от всех, не принадлежащим к их кругу. Моряки, в свою очередь, именно себя полагали белой костью, а прочих – недостойной упоминания мелочью. Отдельной категорией были и жандармы. Попасть в их ряды было очень непросто, поэтому все, кому это не удалось, относились к «голубым мундирам» с плохо скрытой неприязнью, основой которой была банальная зависть. Но даже внутри Отдельного корпуса жандармов существовал странный антагонизм. Штабные и строевые офицеры непонятно отчего с презрением смотрели на своих коллег, занимавшихся розыском опасных преступников, полагая, что те занимаются сыском, недостойным благородного человека.

Раздосадованный своей откровенностью, Вельбицкий хотел было вернуться к своим обязанностям, но гвардеец снова привлек его внимание:

– Вот и флотские пожаловали!

– А они-то зачем? – удивился штабс-капитан.

– Так ведь кто-то из ваших гальванические провода нашел, – пожал плечами ротмистр. – Вот и решили, что они от злоумышленника остались!

Разумеется, Азарьеву было прекрасно известно, что именно этот провинциальный жандарм обнаружил те самые злополучные провода и высказал идею, что они использовались для подрыва. Теперь же гвардеец попытался тонко подшутить над незадачливым дознавателем, но усилия его пропали даром, поскольку уставившийся на моряков Вельбицкий не обратил на его слова ни малейшего внимания.

– Глазам своим не верю! – пробормотал он.

– Да что с вами?! – встревожился гвардеец.

– Ничего, – нервно дернул головой штабс-капитан, которому показалось, что среди моряков находится один очень хорошо ему знакомый человек.

– Прошу прощения, господа, – с каменным выражением лица объявил только что прибывшим морякам начальник дворцовой полиции полковник Зиновьев. – Вас вызвали совершенно напрасно. Достоверно выяснено, что взрыв произведен с помощью огнепроводного шнура.

– Откуда же взялись тогда провода? – удивился Нилов.

– Они не имеют отношения к случившемуся.

– И все-таки?

– Господа! – в голосе полковника прозвучал металл. – Вы отвлекаете меня от весьма важных дел.

Однако Нилов был не из тех, кого можно так просто выставить за дверь. Нимало не смутившись, он объявил начальнику дворцовой полиции, что прислан в распоряжение генерал-адъютанта Рылеева и получать приказания будет только от него.

– Его превосходительство не сможет принять вас сейчас!

– Ничего, мы подождем.

– Как угодно.

Так или иначе, они остались. Матросы-гальванеры с опаской поглядывали на пролом в стене, сквозь который было хорошо видно внутреннее убранство, разломанная мебель и черные пятна засохшей крови.

– Ишь ты, как покорежило, – нахмурился Нечипоренко. – И кровища…

– Это солдатская, – мрачно пояснил Будищев, непонятно как успевший навести кое-какие справки. – Финляндцы[55]55
  То есть солдаты лейб-гвардии Финляндского полка.


[Закрыть] в карауле стояли.

– И сколько же их побило?

– До хрена!

– Двенадцать человек убитых и более пятидесяти раненых, – уточнил подошедший к ним жандарм.

– Здравия желаю, ваше благородие! – поприветствовал его вытянувшийся Дмитрий.

– Прямо скажу, не ожидал тебя здесь увидеть, – покачал головой Вельбицкий. – Да ещё в таком мундире.

– Да я, в общем, тоже сюда не собирался.

– И все-таки пришел.

– По службе.

– И что же за служба такая?

– Штабс-капитан, у вас какие-то вопросы к моим людям? – поспешил вмешаться Нилов. – Если так, то вы можете задать их мне.

– Я провожу дознание, лейтенант, а посему извольте не мешать.

– Что вы себе позволяете?

– А вы?

– Да тихо вы, господа! – почти шикнул на офицеров Будищев. – Вон генерал смотрит!

К ним и впрямь приближался представительный генерал в свитском мундире с орденами и аксельбантом. Нилов, увидев его, немедля кинулся докладывать: так, мол, и так, такой-то и прибыл за тем-то, по приказанию того-то.

– Благодарю за службу!

– Рады стараться!

– Однако в вашем присутствии и впрямь нет необходимости. Провода оказались от звонковой сигнализации.

– Всё же, ваше превосходительство, если позволите, мы могли бы быть полезны. Тем более что со мной один из лучших специалистов по гальванике.

– Хорошо, я распоряжусь, – кивнул генерал и уставился на Вельбицкого. – Штабс-капитан, введите моряков в курс дела.

– Есть!

После отдачи распоряжения, высокое начальство сочло свое вмешательство достаточным и тут же усвистало дальше бдеть и надзирать, а они остались с не скрывающим своего недовольства жандармом.

– Ваше благородие, – поспешил Будищев, пока скандал не начался с новой силой. – Позвольте представить вам штабс-капитана Вельбицкого. А это лейтенант Нилов – мой непосредственный начальник.

– И давно вы знакомы? – прищурился моряк.

– В Болгарии встречались.

– Что же, господин штабс-капитан, не расскажете, что здесь произошло?

– Извольте, – кивнул жандарм. – Судя по всему, мина была заложена в подвальном помещении, под столовой. Взрывчатка, очевидно, динамит. Злоумышленник или злоумышленники произвели подрыв, рассчитывая, что государь и его семья будут в это время обедать с только что прибывшим герцогом Гессенским. Однако, по счастью, поезд его высочества задержался на полчаса и трагедии не случилось.

– Ну-ну, – хмыкнул про себя Будищев. – То, что финляндцы под раздачу попали, это так – мелочи жизни!

– Что?

– Я спрашиваю, что за провода нашлись на месте преступления?

– Э… – смешался на мгновение Вельбицкий, – это некоторым образом от сигнализации.

– В смысле?

– Видите ли, – пустился в объяснения жандарм. – Ещё в 60-х годах государь распорядился снабдить императорские апартаменты гальваническими звонками, на предмет вызова охраны. Работы были выполнены фирмой «Телеграфен-Бауанштальт Сименс и Гальске»[56]56
  Телеграфно-Строительный институт Сименс и Гальске (Telegraphen-Bauanstalt Siemens & Halske), так называлась компания до преобразование в акционерное общество.


[Закрыть]. Естественно, данный факт не афишировался, а потому многие о её существовании просто не знали.

– А я уж было подумал, что подобные звонки – ваше изобретение, – хохотнул Нилов, весело взглянув на Будищева.

– Вовсе нет, – нимало не смутился тот. – Я лишь придумал, как сделать их дешевыми и доступными. Знаете, во сколько обошлась эта сигнализация дворцовому ведомству?

– Нет.

– Двенадцать тысяч серебром[57]57
  САП.


[Закрыть].

– Однако! А если бы за эту работу взялось ваше товарищество с Барановским?

– Тысячу – полторы, не более. Впрочем, вопрос бессмысленный, поскольку пятнадцать лет назад мы с Барановским даже не были знакомы.

– А позвольте полюбопытствовать, откуда вам известны такие подробности? – снова напрягся Вельбицкий, неожиданно сам для себя перешедший в общении с бывшим унтером Болховского полка на вы.

– Наводил справки в свое время, – пожал плечами Дмитрий.

– Тогда ещё один вопрос, где вы были, начиная со вчерашнего вечера?

– Ваше благородие, – с самым чистосердечным видом отвечал Будищев. – Последние две недели я безвылазно провел в Кронштадте, где постоянно находился на виду у огромного количества людей. И это очень легко проверить.

– В чем вы всё-таки подозреваете моего подчиненного? – поинтересовался Нилов, причем на этот раз в его голосе явственно прозвучал металл.

– Ну что вы, я просто выясняю все обстоятельства, касающиеся данного дела.

– И каким же образом оно его касается?

– Как выяснилось, никаким, – улыбнулся Вельбицкий, и, снова обернувшись к Будищеву, шепнул: – Кстати, а как поживает мадемуазель Берг?

– А она тут при чем? – напрягся тот.

– Как знать, как знать. Кстати, никогда не видел на флотских погонах такого сочетания – кондукторский басон и кант вольноопределяющегося. Что-то новенькое?

– У его императорского высочества великого князя Константина Николаевича поинтересуйтесь, – буркнул Дмитрий, которого этот разговор напрягал все больше и больше. – Это его приказ.

– О, у вас появились высокие покровители!

– Дайте срок, господин штабс-капитан, – так же тихо ответил Будищев, – вы меня ещё «сиятельством» титуловать станете.

– Поживем – увидим, – скрипнул зубами жандарм.