Текст книги "Судьба гнева и пламени"

Принцесса Ромерия была козырем. Единственным ли?

– А что Илор получил бы взамен? Кроме моей восхитительной компании.

Челюсти Зандера напрягаются, и я тихо корю себя. Разозлив его, я не получу больше информации.

– Ибарис прислал бы нам литейщиков и двадцать тысяч смертных для обработки земли. Они обеспечили бы безопасный проход через Разлом, а мы помогли бы им восстановиться в Илоре. Дали бы им дома и работу. Твой отец знал, что некоторые не согласятся с этим предложением, с идеей продать так много смертных ибарисанцев Илору и дать нам доступ к магии заклинателей, но он надеялся, что они вовремя увидят выгоду, едва лишь их животы насытятся едой, которую они произведут, а их сильнейшие воины не будут вынуждены отправиться на кровопролитное побоище.

Я снова смотрю на карту, где два королевства объединены общей границей.

Долиной Костей.

– Я так понимаю, там много тел?

– Там есть вещи и похуже, – бормочет король, скорее про себя, а затем качает головой. – Твой отец хотел помочь своему народу, и собственная семья убила его за это. Я не могу представить, какими же были его предсмертные мысли. – Глаза Зандера обращаются ко мне, словно проверяя мою реакцию.

Он не получит ее. Сейчас мною больше владеет любопытство, нежели сочувствие к незнакомцу.

– Почему королева… моя мать, – я пробую эти слова на языке, – этого не хотела?

– Нейлина? – усмехается он. – Потому что она жаждет власти и хочет нашу землю для себя, и она с удовольствием смотрела бы, как каждый из нас горит на костре. Эта женщина веками была змеей, нашептывающей идеи о войне и завоевании на ухо твоему отцу. Она в одно ухо, а Кэдмон – в другое. Не знаю, как король сопротивлялся.

Веками.

Он имеет в виду, что родители принцессы Ромерии были королем и королевой сотни лет.

Шокированная, я откашливаюсь и спрашиваю:

– Сколько тебе лет?

Медленная, злобная улыбка касается его губ.

– О, ну будет тебе. Подумать только, какой привлекательной казалась идея быть с кем-то, кто намного старше тебя. Что ты мне тогда сказала… – Зандер прикусывает нижнюю губу, но что-то подсказывает мне, что все это притворство. Едва ли ему требуется на самом деле взывать к своей памяти. – Ты была бы счастлива выйти замуж за кого-то более опытного. – Его взгляд падает на мои губы. – Вообще-то «счастлива» – это не то слово. Ты сказала, что «готова учиться у кого-то более опытного».

– Я этого не говорила.

– Хочешь знать, что еще ты шептала мне на ухо…

– Нет. – Я чувствую, как кровь приливает к лицу.

Выражение его лица смягчается.

– Хорошо, потому что я бы предпочел навсегда вычеркнуть эти воспоминания из своей памяти.

Интересно, каков тот Зандер, что не презирает меня? В голове всплывают картинки из прошлого, с той ночи в башне – кратких мгновений, когда его гнев уступил место боли и отчаянию. Я вспоминаю выражение его глаз. В них не было ненависти. Лишь уязвимость и обида. Зандер все еще был влюблен.

Он не отвечает на мой вопрос. Попробую другую тактику.

– Сколько лет мне?

– Совсем дитя. – Он прерывается, будто решает, сколько правды следует раскрыть. – Недавно тебе исполнилось двадцать пять.

Принцессе Ромерии было двадцать пять. Или есть? Она умерла или я? Тем не менее она на четыре года старше меня. Еще одна часть головоломки, над которой нужно подумать.

– Почему ты рассказываешь мне все это сейчас? – Чего он на самом деле от меня хочет?

– Потому что, если в твоей истории есть хоть доля правды, должно быть, заполнение некоторых пробелов поможет освежить твою память. И тогда, возможно, ты поделишься тем, что знаешь. Теперь, если у тебя нет других вопросов о карте, мне нужно отправить важные письма. Посмотрим, пригодится ли та скудная деталь, которую ты предоставила. – Не дожидаясь моего ответа, он соскальзывает со стола и двигается к стулу с противоположной стороны. – Элисэф!

Мой страж снова входит внутрь.

– Пожалуйста, уведите Ее Высочество с моих глаз.

– Да, Ваше Высочество. – Еще один глубокий поклон. Неужели они не устают от одних и тех же однообразных приветствий?

Я встаю, надеясь, что ноги меня не подведут. Эта аудиенция оказалась не такой ужасной, как я ожидала. По крайней мере, Зандер дал мне много пищи для размышлений, пока я снова буду сидеть в своих покоях. Или на балконе.

– Спасибо, что позволил мне подышать свежим воздухом.

– Ты уже говорила это, – раздраженно бормочет он.

– Я знаю. Просто… я благодарна.

Все, что у меня есть, – милость этого человека. Человека, который меня ненавидит.

Выражение лица короля становится каменным, непроницаемым.

– Я слышал, твои покои нужно было проветрить.

Мой нос сморщивается при упоминании о мази. Коррин добавила в воду столько лаванды и жасмина, что мне пришлось срывать лепестки с кожи даже после того, как я вытерлась. Вернувшись в свою спальню, я увидела горящие в углу благовония и застеленную кровать.

Хотя откуда он знает? Я отвечаю на свой же вопрос следующей мыслью. Должно быть, Вэнделин рассказала ему. Возможно, именно она убедила короля выполнить мою просьбу. Если кто-то, кроме Боза, вообще способен убедить его в чем-то.

Когда Зандер заговаривает, его внимание приковано к длинному белому перу, которое он опускает в чернильницу:

– Окна могут оставаться открытыми, но их так же легко можно закрыть. Не думай о побеге. Страж пустит в тебя стрелу еще до того, как ты коснешься земли. А если ты снова восстанешь из мертвых, то навсегда останешься в камере башни, и рядом не будет заклинателя, чтобы залечить твои раны.

Принято к сведению.

Я колеблюсь.

– Было бы здорово, если бы Вэнделин могла и дальше меня навещать.

Уголок его рта приподнимается.

– Так вот что тебе нужно. Она сообщила мне, что ты достаточно здорова. – И снова его взгляд упирается в мое плечо.

Сочтет ли он мои шрамы такими же ужасными, какими их изображает Коррин?

– Так и есть. Я просто… – Мне одиноко. Так остро одиночество я давно не ощущала. Впрочем, этого Зандер и добивается. Ни друзей, ни семьи, ни союзников. – Я ценю ее компанию.

– То, что ты ценишь, меня не касается. Жрица Вэнделин всецело занята обязанностями куда более важными, чем развлечение заключенного. Можешь идти. – Он поправляет лист бумаги и начинает писать, его челюсть напряжена.

– Благодарю вас, Ваше Высочество. – Прозвучало не с тем раскаянием, какое я имела в виду.

Взгляд Зандера отрывается от листа и останавливается на мне. Я быстро скрываюсь за спиной Элисэфа.

Тони был прав.

Мой умный ротик однажды навлечет на меня настоящие неприятности.

* * *

Один у статуи.

Один обходит беседку.

По меньшей мере двое маршируют по всей длине внешней стены, исчезая в кедровом лабиринте.

Территория королевского замка всегда так охраняется по ночам? Или это из-за недавней атаки?

А, может, потому, что я здесь.

Я плотнее оборачиваю простыню вокруг плеч, пока играю в «заметь стража в тихом саду». Теперь, когда солнце сменилось луной – полагаю, обычной луной, – воздух стал слегка кисловатым. Луна заполнена на три четверти и излучает лишь малую толику света, который давала кровавая луна. Но я не против темноты. С тех пор, как вернулась в свою комнату, я торчала на балконе весь день, так долго, что мои щеки стали алыми от солнца.

Могут ли эльфы получить солнечные ожоги?

У меня еще так много вопросов, но я стесняюсь их задавать. При нормальных обстоятельствах я бы решила, что не имеет никакого смысла прикидываться беспамятной и внезапно позабыть, что значит быть человеком, как и поверить в то, что я кошка или птица. Так почему же я должна забыть, что значит быть эльфом?

Все они думают, что я эльфийка, соответственно, я обязана ею быть. Нужно как-нибудь добыть ответы.

Мое внимание переключается на главную часть раскинувшегося замка, на балкон, где ранее сегодня стоял Зандер. Он там, прячется где-то в тени? Скорее всего, король внизу, за теми дверями, куда входят и выходят люди, откуда доносятся звуки смеха и мелодия скрипки.

Он дал мне несколько подсказок для грандиозной, запутанной загадки, и, по его собственному признанию, он сделал это, поскольку наконец-то понял, что я не лгу о своей потере памяти. Это еще один крошечный шаг вперед.

Такими темпами, быть может, к следующему году мои ноги снова коснутся травы.

Один спрятался под стволом того высокого дуба.

И пристально смотрит на меня. В его руке лук, стрела натянута. Просто для того, чтобы послать сообщение? Или он считает, что я вот-вот прыгну с балкона?

Его безраздельное внимание портит мое удовольствие от ночной прогулки. Я возвращаюсь внутрь, оставляя двери широко открытыми, опасаясь, что они каким-то образом заблокируются, если я их закрою. Я совсем не устала, однако мне больше нечего делать, кроме как лечь спать.

Я прохожу и занимаю свое обычное место перед дверью, прижавшись щекой к прохладному полу.

Десять шагов с легким прыжком.

Элисэф сегодня снова на службе. Знание его имени приносит мне утешение, маленькую ниточку, за которую можно ухватиться. Зандер называет по имени всех своих стражей или только этого? То, что он обращается с подданными как с людьми, а не как с невзрачными пешками, делает этого ненавистного придурка немного милее.

Внезапно ритм шагов прерывается кружением и скольжением, как будто его владелец пустился в танец.

Это так неожиданно, что я не в силах сдержать рвущийся наружу смех.

– Как ты узнал, что я здесь? – взываю я к тишине.

Проходит много времени, прежде чем Элисэф отвечает:

– Вы дышите громко, будто дэйнар, Ваше Высочество. – В его голосе слышится дразнящая нотка.

– Я сомневаюсь в этом. Ты слышал, как дышит эта тварь? – Воспоминание о хрюканье и хлюпанье чудища вызывает дрожь в моем теле.

– Если бы я когда-нибудь оказался так близко, то не охранял бы сегодня вашу дверь.

– Так они и говорят, – бормочу я себе под нос. – Ты вырос в Илоре?

– Нет. Я родом с дальнего юго-запада Сикадора. Но я пробыл здесь так долго, что теперь считаю это место своим домом.

Я замираю.

– Разве король не велел тебе не разговаривать со мной?

– Король сказал мне охранять вас ценой своей жизни и убедиться, что вы не сбежите. Он не отдавал прямого приказа не говорить с вами. – Долгая пауза. – Отдохните хорошенько, Ваше Высочество.

Я улыбаюсь. Хоть что-то приятное.

– Доброй ночи, Элисэф.

12

Мужчина, ухаживающий за розовым кустом, вскрикнув, отдергивает руку. Стянув перчатку, он засовывает большой палец в рот, посасывая место укола.

Думаю, розы размером с кулак идут в комплекте с шипами размером с кинжал.

Вероятно, он человек.

После недели наблюдения за ежедневными событиями в королевском саду со своего балкона я начинаю подозревать, что большинство, если не весь персонал замка, – люди. Но проверить более достоверно не выходит. Это просто интуиция, а она еще никогда меня не подводила. Знать, прогуливающаяся по тропинкам, источает высокомерие, то же естественное высокомерие, что и все люди, воспитанные на деньгах и привилегиях, – я встречала таких на светских мероприятиях, которые грабила.

Но в этих есть нечто большее – жутковатое спокойствие, как будто их нелегко взволновать, и грация в том, как они двигаются. Это может быть лишь вопросом воспитания.

А может, они и не люди.

Садовники неустанно трудятся от рассвета до заката каждый день, совершенствуя живые изгороди из кедра и выщипывая появляющуюся кое-где траву, которая прорастает между причудливо уложенной каменной кладкой, попутно останавливаясь на пару мгновений, чтобы поклониться посетителям сада. Днем королевские сады посещают в основном женщины – в изысканных шелковых и шифоновых платьях. Некоторые держат зонтики, в попытке укрыться от палящего солнца, проводя послеобеденное время, любуясь цветами. Иногда, если они достаточно близко, я улавливаю обрывки разговоров. Разбираю не все, но понимаю, что сплетничают они о придворных. Некоторые замечают меня, – те, кто внимателен и осторожен во время своих прогулок.

Атмосфера в саду меняется, едва наступает вечер: живая инструментальная музыка доносится через открытые окна, и три женщины, облаченные в одежду, идентичную одеянию Вэнделин, проскальзывают туда в свете фонарей. В первую ночь, когда я наблюдала за ними, мой рот открылся, и в него залетел жук.

Мужчины в строгих пальто и женщины в струящихся платьях выходят на улицу, и эти парочки исчезают в парке так надолго, что можно подумать, будто они потерялись. Но затем я слышу странные звуки – смех, крики, стоны – и в конце концов они всегда появляются снова, часто проверяя пуговицы и поправляя юбки.

Эти развратники стали основной частью моих ночных развлечений с тех пор, как Зандер приказал открыть балконную дверь, и каждую ночь их становится больше, чем в предыдущую. Но и днем у меня есть чем заняться – я зачарованно наблюдаю за тренировками на специально отведенной площадке. У меня отвисает челюсть, когда я вижу, как работают их ноги, поражаюсь скорости и ловкости. Я ловлю себя на мысли, что каждый раз затаиваю дыхание, когда ботинки бойцов проворачиваются в грязи, особенно после того утра, когда меч пронзил бедро одного мужчины.

Паники не было, он просто поковылял прочь, потому я предположила, что рана несерьезная, или такое просто случается довольно часто. В любом случае крови было много, и я слышала, как кто-то позвал Вэнделин.

– Ты вызвала настоящий ажиотаж при дворе.

Я вздрагиваю от знакомого голоса и, обернувшись, вижу Аннику, стоящую в дверях моих покоев. В последний раз, когда мы с сестрой короля виделись, я кидалась чем попало в адского зверя, дабы отвлечь его от разрывания ее на части. С тех пор я почти даже не слышала о ней.

То, что она здесь сейчас… довольно неожиданно и приятно.

– Тебя выпустили.

– Из моей тюрьмы, ага. Уже несколько недель как. Хотя мой брат все еще «разочарован моим предательством». – Она имитирует его низкий голос, а после закатывает глаза. Анника выходит на балкон, юбки ее сапфирово-синего платья шуршат, касаясь лодыжек. Светлые локоны достигают талии, спускаясь каскадом крупных кудрей, которые кажутся невероятно упругими. – Вэнделин сказала, что вылечила тебя, как смогла? – Голос у нее ровный, сдержанный.

– Даже и не знаю, – отшучиваюсь я.

Голубые глаза цвета гиацинтов устремляются к моему плечу, где воротник платья не скрывает отметин.

– Не так уж и плохо. То, что он описал… звучало намного хуже.

Зандер, полагаю. Они говорили обо мне. Как ожидаемо. Но о чем был их разговор? Насколько он доверяет своей сестре?

– Намного хуже и было.

– Да, я так и подумала. Дэйнар чуть не разорвал тебя надвое. – Ее лоб хмурится, будто она вспоминает нечто плохое.

– Ты осталась там?

Я задавалась вопросом, сбежала ли она после того, как я сказала ей это сделать.

– Я была уже на полпути к проходу, когда услышала твой крик. Оглянулась и… – Анника отводит взгляд, когда я вздрагиваю. – Потом он швырнул тебя через помост, будто ты его обожгла, и издал этот ужасный визг. Иногда я слышу его в ночной тишине. – Ее передергивает. – А затем он загорелся. Когда я добралась до тебя, стражи уже ворвались в святилище. Я была уверена, что ты мертва. Твои травмы были… – Она замолкает, а после тихо добавляет: – Но вот ты передо мной, все еще здесь.

Таракан, который никак не может сдохнуть, слышится в ее тоне.

Объятий от нее я не жду, но неужели она по-прежнему презирает меня после того, как я спасла ее, да не раз, а даже два за одну ночь?

Между нами повисает неловкая и очень долгая пауза.

Анника глубоко вдыхает и расправляет плечи.

– Король решил, что я стану твоей сопровождающей во время прогулки по королевским владениям, если ты пожелаешь. – Ее слова формальны, голос ровный, а на лице написано нежелание делать это.

При обычных обстоятельствах я бы не стала проводить время с кем-то, кто выглядит так, будто скорее съест битое стекло, чем станет находиться со мной в одной комнате, однако шанс отыскать нимфеум заставляет мою гордость заткнуться.

– Да!

Анника вздыхает.

– У Коррин есть шаль для тебя.

* * *

С моего балкона королевские владения казались огромными.

Когда мы с Анникой прогуливаемся бок о бок по каменной дорожке и я упиваюсь ложным чувством свободы, они кажутся бесконечными. Куда бы я ни посмотрела, везде скульптурные живые изгороди и кусты, распускающиеся цветами, и гигантские деревья, тенью укрывающие под своими раскидистыми ветвями места для отдыха и уединения. Мы пересекли уже три замысловатых каменных моста и миновали сеть ручьев и прудов, где морковно-оранжевая чешуя кои[14]14
  Карпы кои (яп.  кои), или, более точно, парчовый карп (яп.  нисикигои), – декоративные одомашненные рыбы, выведенные из амурского подвида сазана.


[Закрыть] поблескивала на полуденном солнце.

– Кто-нибудь терялся здесь?

– Не более чем на несколько часов.

Я смотрю через плечо. Огромный замок полностью скрыт от глаз густой листвой. Я не удивлена, что не увидела его в ту первую ночь, несмотря на ослепительную луну. То, что я нашла путь к отверстию в стене, уже чудо.

Элисэф следует за нами. Ему досталась еще одна дневная смена после той, которую он провел, патрулируя мою дверь, но он не выглядит хуже из-за недосыпа. Я чувствую, как он внимательно наблюдает за каждым моим движением, но, по крайней мере, его рука не держится на рукояти меча, как будто он готов убить меня.

Эльф, точно.

Мои глаза расширяются при виде пары, сидящей на скамейке под деревом с розовыми цветами – лицо мужчины уткнулось в шею женщины, а рука скользнула ей под юбку. Они укрыты от чужих глаз, но не настолько, чтобы их совсем не было видно.

– Ты все еще носишь его кольцо. Почему?

– Мм? – Вопрос Анники застает меня врасплох.

– Обручальное кольцо, которое мой брат подарил тебе. Ты все еще носишь его.

Я смотрю на свои руки, словно там могут оказаться украшения, которых я не замечала ранее. Но, кроме наручников, на моих запястьях осталось только одно кольцо – то самое, которое Софи надела мне на палец и предупредила, чтобы я никогда его не снимала.

И, видимо, это еще и мое обручальное кольцо от Зандера.

Это одно и то же кольцо? Оно выглядит так же, но дизайн простой, и его легко было бы сымитировать. Это то же самое, что и наше с принцессой Ромерией сходство. Хотя рискну предположить, что эта конструкция несколько сложнее.

Анника ждет моего ответа. Что ей сказать?

– Король сказал тебе, что я ничего не помню до той ночи, когда капитан выстрелил в меня стрелой, верно?

На моей груди нет ни малейшего следа, намекающего на рану.

– Сказал.

Я колеблюсь.

– Ты мне веришь?

– Это, безусловно, объяснило бы многое.

Это не ответ.

Мы пересекаемся с группой из трех женщин, которые быстро отходят в сторону, делая низкий книксен, их бормотание «Ваше Высочество» похоже на припев песни. Я не знаю, ко мне ли это относится или к Аннике, а может, к обеим. Какой бы ни была иерархия в этой семье, я подозреваю, что сестра короля занимает высокое положение.

Как и все придворные, которых мы встречали на прогулке, эти таращатся на меня широко раскрытыми глазами, и я инстинктивно еще больше укутываюсь в вязаную шаль.

– Вэнделин верит тебе, – говорит Анника, когда зеваки уже вне пределов слышимости.

В моей груди просыпается надежда.

– Правда?

– Она поделилась с нами теорией, которая может иметь смысл. Если такое вообще возможно.

Я жду долгое мгновение, прежде чем спросить:

– Что за теория?

Пухлые губы Анники изгибаются в ухмылке.

– Есть только один способ вернуться из мертвых после того, как в сердце попала стрела, выкованная из мёрта, – это если заклинатель призвал для тебя Судьбу.

Я не понимаю, что она только что сказала, за исключением одного.

– Вэнделин думает, что это сделал заклинатель?

Это должна быть Софи. Есть ли у нее связи с этим миром? Знала ли она принцессу Ромерию? Скорее всего. За исключением того, что Софи никогда ничего не говорила о захвате трона Илора. У меня была одна задача – достать камень для Малакая, чтобы Софи смогла спасти своего мужа, где бы он ни был.

– Не просто заклинатель. Маргрет.

– Верховная жрица, которую убил дэйнар? – Женщина, которая должна была предоставить мне убежище.

– Да.

Анника наблюдает за мной мгновение, будто ждет иную реакцию на это предложение, помимо моего шока.

– Зачем ей это делать?

– А вот это совсем другой вопрос. Но это единственное объяснение появления дэйнара в Цирилее той ночью. Мы не видели ни одного в этих землях почти две тысячи лет, но внезапно, именно в ту ночь, когда ты восстала из мертвых, появляется один из приспешников Малакая из Азодема. Это слишком серьезное совпадение, чтобы означать нечто иное, кроме того, что его призвала Маргрет.

Малакай. Тот, что с закрученными черными рогами. Бог с демонами в его распоряжении?

– Значит, заклинатели могут воскрешать людей из мертвых?

Она изучает меня проницательным взглядом.

– Что ты помнишь о силе элементалей?

«Какая к черту сила элементалей?» – хочется мне сказать. Я никогда ничего не выясню об этом мире, если стану держать все свои козыри в рукаве. Вэнделин преподнесла мне драгоценный подарок: достойное оправдание моей неосведомленности. Мне нужно использовать это – и Аннику – в своих интересах.

– Я знаю только, что Вэнделин исцелила меня, но не понимаю, как она это сделала. Я ничего не слышала об этих Судьбах. Я не знаю, почему Ибарис и Илор воевали. Я не знаю, кто я.

– Ты действительно ничего не помнишь. – Ее пухлые губки приоткрыты в задумчивости, блестящие глаза смотрят вдаль, пока она, кажется, обдумывает мои слова.

– Ничего. И это бесит.

– Да, я понимаю, каково это может быть, – рассеянно говорит она. – С чего бы начать… Ах, глупый братишка. Это область знаний Вэнделин, а не моя. – Она вздыхает, словно готовясь к длинному объяснению. – Все заклинатели рождаются с врожденной связью с одним из элементов, то есть стихий. Это те силы, которые обеспечивают наше существование. Вода, воздух, земля, огонь. Они черпают свою силу из определенного элемента и могут плести заклинания. Чем они сильнее, тем более сложные заклинания способны сплести. Некоторые заклинатели слабы и в состоянии лишь зажечь свечи пламенем. Другие могут превратить тучи в бурю и управлять тем, что мы видим и слышим, или не видим и не слышим. Тем не менее эти силы гораздо более эффективны на людях, нежели на нас. Их ум прост, податлив.

Я изучаю каменную дорожку, опасаясь, что Анника каким-то образом прочтет мои простые человеческие мысли в этом эльфийском теле, которое я заняла.

– А иногда заклинатель рождается со связью с двумя стихиями. Даже тремя. Этих заклинателей называют элементалями. Они редки, но чрезвычайно сильны. Маргрет была элементалем. У нее была связь как с воздухом, так и с огнем.

– Они достаточно сильны, чтобы убить дэйнара.

– Пока они не подпускают его слишком близко, да. Должно быть, Маргрет удивилась. – Анника хмурится – единственный признак того, что ее беспокоит ужасная смерть верховной жрицы. – Но также у элементалей достаточно силы, чтобы призывать Судеб и делать запросы, которые только они могут исполнить. Никто не в состоянии изменить ткань жизни, кроме самих Судеб.

Осознание омывает меня волной.

– Как, например, воскресить человека из мертвых.

То есть Софи – элементаль, разговаривающий с богами?

– Элементали могут просить практически все что угодно. Воскрешение, бессмертие, дитя из мертвой утробы. Но когда Судьба принимает призыв от элементаля, это всегда сопряжено с риском. Женщина умоляет быть благословленной ребенком и в итоге рождает дьявола. Королю требуется неестественная сила в грядущей битве, и он может проснуться львом. Принцесса умоляет о вечной жизни для своего возлюбленного, а он превращается в какое-то существо. Подобные просьбы редко проходят без последствий. Некоторые из таких последствий могут изменить все, что мы знаем.

На мгновение ее мысли будто уплывают куда-то далеко.

– Короли и королевы прошлого вызывали своими просьбами такие катастрофы, что призыв Судеб запретили навсегда. Это слишком опасная сила, чтобы ею кто-то мог владеть, особенно для собственной выгоды.

– Но ты думаешь, что Маргрет нарушила правила и призвала Судьбу, чтобы вернуть меня к жизни?

– И сохранить тебе жизнь, если нападение дэйнара тебе о чем-нибудь говорит. Только вот после возвращения ты не можешь вспомнить, кто ты такая.

Или я вернулась совершенно другим человеком.

– Ты имеешь в виду, что это последствие ее вызова.

– Да, такова теория на данный момент. Однако остается немало вопросов. – Анника замолкает, когда мы встречаем на прогулке еще двух придворных.

Та, что слева, женщина с гладкими черными волосами, контрастирующими с лицом цвета слоновой кости, делает лишь легкий реверанс по сравнению со своей спутницей – так, будто считает себя выше всех остальных. Но тут ее угольно-черные глаза устремляются ко мне, и в этом темном взгляде и сжатых губах я вижу враждебность. Она не рада видеть доказательства того, что слухи о кончине принцессы Ромерии оказались ложными.

Мгновенье мимолетно, и мы уже продолжаем путь.

– У нас здесь не было элементаля почти два столетия, а теперь Маргрет мертва. Боюсь, мы не увидим элементалей еще много лет, пока твоя мать собирает их, как драгоценных кукол на полке, – говорит Анника, возвращаясь к нашему разговору.

И потому что Нейлина не хочет, чтобы ее враги имели доступ к такой опасной силе. Может быть, у нее есть веская причина.

– Откуда берутся эти заклинатели? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь собрать воедино все кусочки в картине этого увлекательного мира магии.

– Они рождаются у ибарисанских смертных. Говорят, что на каждую тысячу рожденных людей приходится один одаренный. Всех их проверяют при рождении, и любой выявленный одаренный ребенок отправляется на остров, где магия заклинателя наиболее сильна, для обучения в Гильдии. Когда они достигают совершеннолетия, им назначают роли в Ибарисе. Все элементали обязаны служить королеве в Аргоне. Я слышала, она держит их в ошейниках, в специальной башне в замке. В хорошо обставленной башне, однако все тюрьмы одинаковы. Они исполняют любые ее капризы и желания.

– Мордейн позволяет это?

– Им не дают выбора. Мордейн склоняется перед властью Ибариса, а королева Нейлина никому не подчиняется.

Эта женщина, королева, похоже, тиран. Какой она воспитала свою дочь? По общему мнению, равной ей в ненависти и коварстве.

– Сколько у нее элементалей? Ты знаешь их имена?

У кого-нибудь из них есть волосы цвета меди?

– Если то, что ты сказала нам ранее, верно, их никогда не бывает больше двадцати, но имен я не знаю. Нашим шпионам пока не удалось проникнуть в личный дворец королевы. Кроме того, элементали часто болеют и оттого зачастую сменяются. Они никогда не проводят с ней больше пятнадцати лет, максимум два десятилетия.

Мы проходим через туннель, где густые заросли ежевики оплетают железные решетки с кольцами, а колючие лозы обвиваются вокруг металлических конструкций. Я вздрагиваю, когда что-то впивается в тыльную сторону моей руки. Заблудший усик, каким-то образом пропущенный садовником. Порез достаточно глубокий, чтобы потекла кровь. Еще один шрам в мою коллекцию.

– Насколько сильна Вэнделин?

Анника наблюдает, как я провожу по ране большим пальцем.

– Она не элементаль, если ты об этом спрашиваешь. Но она наиболее близка к стихиям из тех семи, что у нас остались, и занимает самое высокое положение. Вэнделин – единственная из наших заклинателей, кто может исцелять. Мы очень ценим ее навыки.

– А что происходит с одаренными детьми, которые рождаются в Илоре? Теми, что родились здесь от людей.

– О, ты и правда невежда. – Ее брови идеальной формы изгибаются от удовольствия. – В Илоре не рождаются одаренные дети.

Я раздражаюсь.

– Почему нет?

– Потому что так распорядились Судьбы, – неопределенно отвечает она, ведя нас налево, за изгиб живой изгороди, кончиками пальцев скользя по подстриженным веткам.

И снова нечто неопределенное в мою коллекцию сведений, которая, надеюсь, однажды станет полной.

Я открываю рот, чтобы задать ей еще вопросы, но вдруг понимаю, что мы в розарии. Трое здоровенных мужчин в потертых коричневых штанах и туниках, слишком тяжелых для жары, тащат последние каменные обломки в повозку. Пот капает с их лиц, а резкий запах тел доносится до моего носа. Лошади пасутся на разбросанном сене, ожидая приказа.

Люди, безусловно.

Мужчины отвлекаются от работы, чтобы поклониться нам, а затем снова продолжают, пыхтя и охая.

– Вот где он меня подстрелил, – бормочу я под нос.

Брови Анники взлетают вверх.

– Ты что-то помнишь?

– Нет. Но я помню, что была здесь той ночью. Я нашла стрелу прямо здесь. – Я бреду к месту. – Или тут. – Пейзаж везде одинаков: розовые кусты и живые изгороди кедров, расходящиеся в разные стороны.

– Да, думаю, это случилось тут. Ты бежала от стражей. Боз застрелил тебя с юга, вот здесь. – Она пренебрежительно машет рукой в сторону пятна на камне. – Он стрелял метко. Всегда так делает. Это был полный хаос. Они оставили твое тело там, пока преследовали остальных повстанцев, планируя вернуться сюда позже. Но они и не предполагали, что ты встанешь и убежишь. – Анника протягивает руку, чтобы коснуться бутона на розовом кусте. Он разворачивается под ее прикосновением, раскрываясь в великолепный желтый цветок с бесчисленными лепестками.

Требуется невероятное усилие, чтобы моя челюсть не отвисла.

– Как ты… Ты заклинательница?

– Нет. Я эльфийка, – ровным голосом отвечает Анника, добавляя, – хотя Ибарис отказывается признать, что мы равны.

У эльфов тоже есть родство со стихиями? Значит ли это…

– Ты взаимодействуешь с водой. – Она постукивает по гладкой черной манжете на моем левом запястье. – Но из-за этой вещицы не в силах ничего сделать.

Я смотрю на сковывающие меня манжеты с новым, хотя и не совсем полным пониманием. Зандер сказал, мол, они будут держать меня «в узде», если у меня вдруг появятся какие-нибудь идеи. Я тогда не поняла, что это значит, но теперь Анника говорит, что они способны подавлять мои способности.

Но той ночью их на мне не было, а разницы я не почувствовала. Хотя я пребывала в состоянии шока. В противном случае знала бы я, что делать?

– Моя мать хотела надеть на тебя эти оковы, когда ты прибыла, но отец настоял, что это будет проявлением недоброй воли. – Губы Анники кривятся. – Не знаю, повлияло бы это на исход ночи, но, по крайней мере, ты не смогла бы превратить фонтан в оружие. – Она многозначительно смотрит в центр сада, откуда убрали кучу щебня.

– Что я сделала?

– Водой ты покалечила дюжину стражей. – Ее голубые глаза смотрят на меня, прежде чем она тянется к другому цветку. Желтая роза, которая раскрывается под ее прикосновением, больше первой.

Да, я понимаю. Принцесса Ромерия была злой. Анника хочет, чтобы я получила полный и подробный список своих преступлений, поскольку не могу их вспомнить.

– Подумать только, ты могла бы использовать ту реку для побега, но не сделала этого. Взамен ты спасла меня и позволила себя схватить.