Текст книги "Клятве вопреки"

Глава 18

Письмо Мэри Херст брату Майклу, написанное холодным весенним вечером.

«Видя, как хандрит Уильям, словно его сердце разбито, и как скрытно ведет себя Роберт, я беспокоюсь о наших мужчинах. Они, по-видимому, влюбились в самых неподходящих женщин и не испытывают желанного счастья. Мысль о том, чтобы влюбиться вызвала бы у меня отвращение, если бы я не была твердо уверена, что они оба делают это очень плохо. Уверена, что у тебя, когда ты влюбишься, все пойдет лучше».

Едва дождавшись, чтобы закрылась дверца экипажа, Уильям потянулся к Маркейл. Глубоко вздохнув, он усадил ее к себе на колени, обнял и прижался лбом к ее лбу.

– Трудное было утро, – сказала Маркейл, прильнув к нему.

– У тебя, моя любовь, дар преуменьшения, – усмехнулся Уильям, склонившись к ее плечу.

Положив ладонь ему на грудь, Маркейл чувствовала каждый его вздох. Плавное и мощное движение его груди успокаивало и придавало уверенности.

Будучи молодой девушкой, она главным образом стремилась добиться успеха в карьере, была занята заботой о семье и не оценила настойчивость Уильяма, его преданность, его надежность.

Маркейл жалела, что нельзя вернуться в прошлое и начать все заново, но кто не жалел об утраченной любви? Вопрос в том, могло ли это изменить что-нибудь.

– Болит? – спросила Маркейл, когда Уильям потер синяк на щеке.

– Немного.

Она осторожно поцеловала синяк, и Уильям бросил на нее быстрый взгляд.

– У тебя хорошо получается заботиться о людях – о своей семье и даже о Колчестере.

– Я делаю то, что должна делать. Уверена, что сестры сделали бы для меня то же самое, будь они старшими.

– Твои родители удивительные люди.

– Они слишком высокомерные. Мне сказали, что это семейная черта.

– Есть гордость, а есть гордыня, надменность. Я никогда не назвал бы тебя надменной.

– Мы оба были слишком гордыми ради собственной выгоды. – Маркейл теребила его воротник, и Уильям видел, что она что-то обдумывает. Наконец она сказала: – Отец говорит, что я недостаточно подхожу обществу моих сестер, и он потребовал, чтобы я не виделась с ними. Я, конечно же, встречаюсь с ними, – усмехнулась она без всякого раскаяния. – Отец потерял право указывать мне, что делать, когда перестал принимать ответственные решения, касающиеся нашей семьи.

Она говорила, словно не чувствовала от этого боли, но Уильям все понимал.

Он не мог представить жизнь без своей семьи. Сестры регулярно писали ему, навещали его, когда могли, и не жалели сил, стараясь устроить его жизнь. Его братья делились с ним мечтами и надеждами и ожидали того же от него.

Несмотря на разные жизненные пути, они все поддерживали связи между собой.

А Маркейл осталась одна.

– Позволь мне высказаться прямо. Ты спасла семейный дом, семейные земли, состояние семьи, а твой отец говорит, что ты «не подходишь», чтобы навещать семью. Как же это понимать?

– Но у меня есть бабушка.

Один человек. Эта мысль едва не разбила Уильяму сердце. Много лет назад Маркейл прогнала его, и он ушел, продолжая страдать и залечивать собственные раны. Он долгое время совершенно не думал о ней.

– Наши родители могут быть для нас в жизни одним из двух: либо примером, которому следует подражать, либо напоминанием о том, чего нужно избегать. – Она расправила его воротник.

– Хорошо сказано.

– Я много размышляла над этим. – Она спокойным грациозным движением убрала со лба волосы. Как бы сильно Маркейл ни воспламенила его – а он даже сейчас был возбужден, как юнец со своей первой девушкой, – он в то же время чувствовал себя более… спокойным, и это было странно. Как будто все в мире сразу успокаивается, когда Маркейл рядом с ним.

Мысль была нелепой, но она заставила Уильяма понять особый характер Маркейл – то, что ее собственные родители не ценили так, как должны были, черт бы побрал их обоих.

– Поразительно, что ты не осуждаешь своих родителей.

– Я была возмущена, когда поняла, что отец не намерен уступать, но пришла к выводу, что так даже лучше. Я хочу, чтобы сестры заняли свое место в обществе, а это означает, что они должны публично отречься от меня. Это в определенном смысле было частью плана.

– Не могу поверить, что твоя мать позволяла отцу быть таким деспотом.

– Она была запугана, но я не понимаю почему, так как отец в принципе не злой человек. – Тень побежала по ее глазам. – Думаю, она боялась, что он ее оставит. Хотя для меня это не представляется такой уж страшной судьбой, ей, вероятно, это казалось ужасным. Иногда отношения могут превратиться в привычку, и матери нужно было оставаться с ним, несмотря ни на что.

– Полагаю, некоторым людям просто трудно что-либо менять. – Уильям положил подбородок ей на лоб. – А ты, Маркейл? Ты боишься перемен?

– Что ты имеешь в виду? – Подняв голову, она взглянула ему в глаза.

Уильям почувствовал, что не способен произнести ни слова. До этого мгновения он на самом деле не знал, что собирается сказать, но теперь, когда он смотрел в ее фиалковые глаза, слова теснились у него на языке, готовые сорваться в первый раз за все время, – он знал, что хочет.

– Я говорю о существенной перемене. О том, чтобы ты открыла свою жизнь и позволила кому-то – мне – войти в нее.

– Я… – ее глаза удивленно расширились, – я не уверена, что правильно понимаю. Ты делаешь мне предложение?

Уильям взял ее руку и поцеловал.

– Маркейл Бичем, любимица «Друри-Лейн», неоцененная дочь, страстная любовница и женщина, у которой в руках мое сердце, – ты окажешь мне честь и выйдешь за меня замуж?

– Ты… ты серьезно?

– Совершенно.

– Но я… актриса.

– А я морской капитан. Маркейл, мы теперь не дети, которыми когда-то были. Никого из нас не устраивает никто другой. Пришла пора взять жизнь за рога и сделать ее нашей.

– Я не хочу покидать сцену.

– Ну и не покидай. Я обещаю не избивать твоих поклонников, даже короля, если он окажется таким безрассудным. Но я требую права со свирепым видом стоять у твоей гримерной. Более того, я не хочу, чтобы мои поступки вредили тебе или твоей карьере. Я больше не такой эгоист, как раньше.

У Маркейл дрожали губы, а в глазах блестели слезы. Ее переполняло счастье такое огромное, что оно не поддавалось описанию.

– А ты будешь ходить в море?

– Да, но только на короткие расстояния. Я могу даже купить два или три корабля и вкладывать деньги в какие-нибудь проекты.

– Я не хочу, чтобы ты перестал заниматься тем, по чему будешь скучать…

– Не перестану.

– И я не хочу, чтобы ты считал, что обязан все время жить в Лондоне. Я знаю, что ты с удовольствием навещаешь свою семью в Уитберне, и нам нужно будет часто ездить туда, а со мной это сложно. – Она закусила губу.

– Если мной овладеет желание навестить семью, я это сделаю.

– И еще, ни у одного из нас нет собственного дома. Может быть, дорого и…

– Бога ради, Маркейл, ты прекратишь выискивать причины, чтобы сказать «нет»? – Уильям взял ее лицо в свои теплые ладони. – Скажи «да», любовь моя. Скажи «да», чтобы я разделил твою жизнь, твои заботы. Скажи «да», чтобы я мог любить тебя и делать все, что в моих силах, чтобы наша жизнь стала лучше. – Он опустил лоб к ее лбу и низким голосом, полным отчаянной мольбы, попросил: – Пожалуйста, Маркейл, скажи мне «да».

И тогда Маркейл сердцем поняла, что существует только один ответ. Жизнь не будет всегда простой с этим упрямым, непреклонным капитаном, но за время их приключения она поняла, что не ему одному нужно измениться. Когда разразятся штормы, они оба должны быть готовы одолеть их, а с уроками, которые они попутно получили, они выдержат вместе любые бури – рука об руку.

Пусть так и будет всегда.

– Да. – Маркейл обвила руками шею Уильяма.

И они скрепили согласие поцелуем.

Эпилог

Письмо графа Эрролла своему кузену, Нисону Хею.

«Я вчера получил твою посылку и должен поблагодарить тебя за превосходное воспроизведение этих проклятых шкатулок, которые доставляют семье Мэри столько беспокойства. Копии выполнены так великолепно, что если бы у них внутри были выгравированы карты, как в оригиналах, я не смог бы найти различия.

Нисон, я буду вечно благодарен тебе за эту помощь и еще раз умоляю тебя вернуться в замок Нью-Слэйнс. За те годы, что ты провел здесь, особенно после смерти моей первой жены, я привык считать тебя братом.

Я знаю, ты совершил несколько ошибок, но у кого их нет? Жизнь с Мэри показала мне, как важна семья, а ты, что бы там ни было, входишь в ее состав.

Когда ты получишь это письмо, прошу тебя, сразу же отправляйся в Нью-Слэйнс.

Я должен вернуться из Лондона в течение недели, и ничто не доставит мне большего счастья, чем увидеть, что ты снова обосновался под нашей семейной крышей».

Как только театральный занавес опустился, зрители, все как один, повскакали на ноги. Они свистели и топали, кричали и хлопали, бросали на сцену цветы и монеты.

Реакция лож была такой же восторженной, хотя и более приглушенной.

– Уильям, она великолепна, – вытирая слезы, обратилась к брату Мэри Херст, сидевшая в самой большой ложе слева от сцены.

– Да, несомненно. – Он знал, что его широкая улыбка выглядит глупой, но его это не волновало. Маркейл теперь была с ним, и все остальное не имело значения. Они обвенчались два дня назад на скромной церемонии в саду ее бабушки, где присутствовали четыре сестры Маркейл и его братья и сестры.

Никто из родителей Маркейл не пришел, зато были оба родителя Уильяма – сюрприз, вызвавший у Маркейл слезы радости.

Ничто не могло лучше укрепить отношения Маркейл с его семьей, и с тех пор Уильям чувствовал себя счастливым школьником.

В этот вечер было заключительное выступление Маркейл в сезоне перед тем, как театр менял свой главный спектакль на итальянскую оперу. К величайшему удовольствию Уильяма, у его молодой жены впереди было почти два свободных месяца.

– Никогда не видел лучшего исполнения леди Макбет. Теперь, когда вы поженились, Маркейл будет продолжать выступать? – поинтересовался у Уильяма граф Эрролл, который подошел и стоял возле Мэри.

– Да, столько, сколько ей захочется. Мне пора. Мы уходим с утренним приливом, чтобы добыть свободу Майклу. – Уильям встал и пожал Эрроллу руку. – Твой кузен – мастер по подделкам, они изготовлены великолепно.

Эрролл был доволен. Несколько месяцев назад у него произошла ссора с кузеном. Уильям не знал всех подробностей, но до него дошли сведения, что Нисон воровал некоторые мелкие ценные вещицы и продавал их на черном рынке.

– Нисон – хороший парень, – сказал Эрролл, – просто он слабый человек.

– Он должен вернуться в замок Нью-Слэйнс и жить с нами, как положено, – кивнула Мэри и бросила жениху лукавый взгляд. – У нас для него грандиозные планы, не так ли?

– Несомненно. Роберт обещал, что, когда вернется в Лондон, возьмет его под свое крыло и научит, как успешно – и законно – продавать ценные вещицы, которые мы не хотим оставлять себе.

– Превосходная идея, – одобрительно кивнул Уильям.

– Слышно что-нибудь от Роберта? – спросила Мэри.

– Ни слова. Должно быть, он все еще в погоне за своей мистической рыжеволосой.

– Думаешь, он найдет ее?

– Он не успокоится, пока не сделает этого. Роберт уверен, что последний кусок нашей карты сокровищ находится у нее.

– А до тех пор, по-видимому, все, что нам остается делать, – это ждать, – недовольным тоном, заметила Мэри. – К сожалению, не все в этом деле закончилось так, как мне хотелось. – Она нахмурилась. – В частности, то, что касается Джорджа Энистона.

Ощущение счастья у Уильяма немного поубавилось. Маркейл была права, говоря, что Колчестер прекратит отношения с Энистоном, когда станут известны подлые поступки его друга. Уильям был твердо намерен упрятать негодяя за решетку, но, поговорив со своим поверенным, понял, что невозможно выдвинуть обвинения против Энистона, не замарав в грязи имя Маркейл.

Уильям решил, что по-своему накажет его, но ему не удалось это сделать, потому что Энистон успел собрать вещи и покинуть город – и никто не знал, куда уехал этот человек.

– Энистон еще получит по заслугам. – Мэри коснулась рукой локтя Уильяма. – Судьба всегда все расставляет по местам. А теперь иди и забери Маркейл. Я не сомневаюсь, что перед ее гримерной собралась толпа.

Уильям повернулся к двери.

– И еще. Обещай, что привезешь Маркейл домой.

– Конечно. Вместе со зловещей мисс Смит-Хотон, которая меня просто заинтриговала.

– Она представляется мне настоящим чудовищем, – сказала Мэри.

– И это вызывает интерес. – Эрролл обменялся с Уильямом насмешливым взглядом.

– Совершенно верно. – Уильям вышел и быстро прошел к гримерным.

Маркейл, изящная и красивая, в белом одеянии, стояла, окруженная поклонниками. Некоторое время наблюдая за ней издали, Уильям отметил, что, несмотря на улыбку, Маркейл выглядит холодной и отрешенной.

Когда же он подошел ближе и она встретилась с ним взглядом, у нее на лице расцвела улыбка, а фиалковые глаза засветились. Большей поддержки Уильяму не требовалось. Он обнял Маркейл за талию и спокойно закрыл дверь ее гримерной, оставив толпу снаружи.

А затем, надежно подставив кресло под ручку двери, Уильям с нежностью и страстью позволил Маркейл узнать, что именно он думает о ее выступлении.