Текст книги "Клятве вопреки"

Горничная не шелохнулась.

– Бетси? – Маркейл взглянула на нее.

Взгляд девушки был словно прикован к чему-то за спиной Маркейл. Маркейл обернулась – и тоже застыла.

Уильям в одних лишь сапогах и бриджах стоял у помпы, его тело, казалось, состояло только из мускулов, которые перекатывались под кожей. Дотянувшись до ведра, он достал большую намыленную губку и водил ею по широкой груди и сильным рукам, и Маркейл восторженным взглядом провожала каждое его движение.

– Да-а! – выдохнула Бетси.

У Маркейл громко стучало сердце, и она смогла только кивнуть. Глядя на него, загорелого, без рубашки, Маркейл почувствовала, как ее снова захлестывает поток воспоминаний – о его теплых руках, ласкающих ее, о его губах, прокладывающих дорожку от плеча к ее груди, о силе его мускулистых рук, когда они обхватывали ее за талию и притягивали ближе…

Ей пришлось зажмуриться, чтобы не застонать вслух. Ее тело мечтало о том, что когда-то доставляло удовольствие. Это было так давно. Очень-очень давно.

Позвякивание упряжи оповестило о прибытии Постона с экипажем, который кто-то попытался отчистить снаружи от грязи и к которому теперь сзади были привязаны две кобылы.

Открыв трясущимися руками ридикюль, Маркейл достала монету и протянула ее Бетси:

– Благодарю вас за помощь.

Девушке пришлось отвести взгляд от Уильяма, и она покраснела, увидев, что получила шиллинг, а не пенни.

– Спасибо, мисс.

– Вы заслужили. А эту сумку позаботьтесь отдать лакею. – С этими словами Маркейл подобрала юбки и поспешила к ожидавшему экипажу.

Уильям заметил Маркейл, когда она вышла на яркий солнечный свет, заливавший двор гостиницы. Теперь под шелковой серой мантильей на ней было синее платье, делавшее ее фиалковые глаза еще темнее. Вызывающий контраст экзотического сочетания цветов – черные волосы, фиалковые глаза и розовая кожа – со строгой одеждой и аккуратно подколотыми волосами заставил его задержать дыхание.

Она никогда не терпела неудач, желая кого-то очаровать, эта соблазнительная, привлекательная фея из сказки.

Подходя к экипажу, Маркейл бросила на Уильяма быстрый взгляд и покраснела.

Ради Бога, она тысячу раз видела его нагим! Тем не менее ее смущение почему-то заставило Уильяма почувствовать себя дерзким пиратом. Он забросил полотенце на плечо и отвесил Маркейл шутливый поклон.

Она коротко присела в реверансе, но прежде чем Маркейл отвернулась, Уильям успел заметить выражение ее лица. От откровенного вожделения, которое он прочитал в ее глазах, у него чуть не закружилась голова.

Он знал этот взгляд и отреагировал на него немедленно. Бог милостив, не все изменилось с того дня, как они расстались.

Словно угадав его мысли, Маркейл быстро подошла к экипажу и, с трудом дождавшись, чтобы лакей открыл ей дверцу, поднялась внутрь.

Уильям ухмылялся, глядя на ее изящную фигуру и на то, как юбки изящно облегали ее ножки.

Черт побери, она горячая штучка. Но в свое время он решительно перечеркнул воспоминания о ее страстной натуре.

– Вероятно, потому, что не хотел сойти с ума, мечтая о ней, дурень, – пробурчал он самому себе.

Здравомыслящий человек любой ценой старался бы избегать ее. Этот добропорядочный джентльмен ехал бы на козлах рядом с кучером или скакал бы верхом, и быстрая скачка выветрила бы похотливые мысли у него из головы.

Но Уильям не мог забыть страстное желание, которое увидел в глазах Маркейл.

Свежая упряжка, готовая отправиться в путь, била копытами.

Уильям быстро вытер волосы полотенцем, натянул через голову чистую рубашку, надел куртку и, повесив через плечо два чистых шейных платка, закрыл дорожную сумку.

– Эту тоже привяжите, – распорядился Уильям, бросив сумку лакею, который привязывал сумку Маркейл к крыше экипажа.

Постон, который разговаривал с форейторами, шагнул вперед.

– Почти готовы, кэп?

– Именно почти. Давайте найдем эту женщину и положим конец делу. Сколько можно за ней гоняться? Не останавливайтесь, пока не увидите ее экипаж. – С этими словами Уильям сел в экипаж и закрыл дверцу.

Экипаж мгновенно рывком тронулся с места, так что Маркейл пришлось схватиться за край сиденья.

– Прекрасно, что мы торопимся.

– О да. Теперь надо погонять. – Уильям опустил занавеску на одном окне, почти закрыв солнечный свет. В промежутке времени между тем, когда он поднял голову и увидел, как Маркейл, похожая на соблазнительницу ангелов, пересекала двор гостиницы, и тем, когда он садился в экипаж, Уильям принял решение.

Маркейл положила шляпу и накидку на сиденье напротив, озадаченная тем, что он опустил и другую занавеску, погрузив экипаж почти в полную темноту.

А затем Уильям потянулся к ней, и ее глаза стали большими от вспышки откровенной страсти.

– Уильям, нам не следует…

– Ш-ш-ш. – Обняв ее рукой за талию, он потянул Маркейл к себе на колени, а она, послушно согласившись, обхватила его руками за шею.

– О Господи, да. – Она жадно поцеловала его, ее опьяняющие губы были теплыми, только что вымытая благоухающая кожа касалась его кожи.

Боже, как он хотел Маркейл. После долгих лет разлуки Уильям желал ее так, как никогда раньше, словно она была последней женщиной на земле, а он – последним мужчиной.

Склонившись, он целовал нежную впадинку у ее шеи, изящную линию плеча и все места, которые предусмотрительная леди открывает в стремлении свести мужчину с ума от желания.

У Маркейл вырвался гортанный стон, и она схватилась за его плечи, ища пальцами точку опоры. Горячее желание обожгло Уильяма, ее присутствие, ее аромат, ее тепло воспламеняли его, ему хотелось нырнуть в нее, погрузиться в ее жар и сладость и никогда не всплывать. Она была само совершенство и красота, грациозное тело и шелковая мягкость.

Маркейл возбуждала его своими словами, манила своей страстью, порабощала разумом и красотой. Он пытался сопротивляться, но не сумел, единственное, что он мог, – это поддаться своему желанию и, насколько возможно, защитить свое сердце, ни на мгновение не забывая о старых обидах и воспоминаниях. Ведь это просто физическое влечение, и оно ничего не значит ни для одного из них. Маркейл не была наивной девочкой, и пока он отчетливо помнил, что она собой представляет, его сердца не коснется боль, которую он испытал последний раз, когда был с ней не в меру откровенен.

Маркейл вздохнула, ее нежное дыхание скользнуло по его щеке, и внезапно для Уильяма все стало не важно, кроме его желания почувствовать всю ее, попробовать на вкус, обладать ею целиком и полностью.

Сквозь юбки накрыв ее ягодицы, он повернул ее так, что Маркейл оказалась сидящей верхом на нем. Она двигалась с ним с такой непринужденностью, словно до этого они сотню раз занимались сексом в экипаже, предвидя каждое движение друг друга, наслаждаясь каждым мгновением страсти.

У них всегда существовал этот мгновенный, подсознательный контакт, и это была одна из многих маленьких тайн, которые связывали их. Даже когда они впервые познакомились и новизна отношений смущала и сдерживала обоих, этот период был для них поразительно легким и полезным.

Тогда Уильям считал это доказательством того, что он по-настоящему влюблен.

Теперь он понимал, что это было нечто более примитивное, он просто встретил родственную, столь же сладострастную натуру. Чувства не имели никакого отношения к этому совершенному телу, ритму и страсти.

Маркейл уперлась коленями по обе стороны от его бедер и приподнялась, так что ее груди оказались как раз на нужном уровне. Экипаж подпрыгнул на колдобине, и Маркейл вцепилась Уильяму в плечи, а он, чтобы удержать Маркейл, передвинул руки ей на поясницу, а потом стал покрывать поцелуями ее груди.

Уильям обожал ее груди. Они были восхитительно пышными, но не чересчур, и наполняли его ладони, но не вываливались из них, а их бело-розовое совершенство умоляло его о внимании. Развязав завязки у шеи Маркейл, он распустил ее платье и открыл тонкую сорочку, которая едва прикрывала восхитительные соски.

Просунув руку Маркейл под сорочку, Уильям освободил из-под нее одну грудь.

Таких безупречных сосков он никогда в своей жизни не видел: большие и темно-розовые они манили и соблазняли. Он накрыл ртом сосок и ласкал его, пока тот не поднялся – именно так, как он мечтал, когда, проснувшись, обнаружил, что Маркейл уютно устроилась у него на коленях.

Уильям поглаживал сосок языком, а потом слегка подул на повлажневшую кожу, и Маркейл, выдохнув его имя, выгнулась и прижалась к нему, еще сильнее возбудив его.

Когда экипаж угодил в очередную рытвину на дороге, Маркейл, крепче ухватившись за плечи Уильяма, прижала грудь к его рту, требуя большего, и он, повиновавшись, опустил ее ниже, так, чтобы под юбками мог касаться ее коленом.

Снаружи мимо них в холодном дневном свете проносился мир, а здесь не существовало ничего, кроме восхитительно тяжелого дыхания Маркейл, ее изумительных грудей и теплой, бело-розовой кожи. Сняв с нее сорочку, Уильям расстегнул юбки и приказал:

– Снимай их.

Делая то, что ей было велено, она тихо смеялась мягким, манящим смехом. Им обоим понадобилось некоторое время на то, чтобы снять с нее все слои одежды, в которые общество заворачивало ее, но вскоре Маркейл голая сидела верхом у Уильяма на коленях, пылающая и готовая – вся в его полной власти.

Отстранившись, Уильям с восхищением смотрел на нее. Ее тело, гибкое, с высокой грудью и сосками, торчавшими вверх, как будто они нагло требовали поцелуя, было симфонией изящных изгибов и таинственных теней, и Уильяму безумно хотелось познакомиться с каждым его дюймом.

Он провел пальцами вниз по ее шее, по легкому углублению у плеча, через грудь и торчащий сосок к плоскому животу.

Застонав, Маркейл закрыла глаза и предоставила его умелым пальцам блуждать, где им заблагорассудится. Уильям провел линию от ее пупка к мягкой округлости бедра и, остановившись там, встретил молящий взгляд ее подобных дымчатому бархату глаз.

– Я соскучилась по тебе, – прошептала она.

Это были не те слова, которые он ожидал услышать, и они озадачили Уильяма.

– Ты скучала по мне? Тогда, вероятно, тебе не следовало прогонять меня. – Наклонившись вперед, он покрыл поцелуями ее плечо и с удовольствием заметил, как от его прикосновений у нее выступает гусиная кожа. – Значит, вот чего тебе недоставало – чего нам не хватало все эти годы из-за твоей глупости.

– И из-за твоей гордости, – добавила она, едва дыша.

– Возможно. – Уильям, теряя контроль над собой, наклонился над ее ключицей, но Маркейл, застонав, увернулась от него.

– Я знаю. О Господи, знаю. – Она запустила пальцы ему в волосы и, удерживая его, прикусила ему нижнюю губу и прижалась к нему так, что он чуть не лишился рассудка от желания.

– Сиди спокойно, будь добра, – заворчал он, удерживая ее за голый зад. Она задохнулась и затрепетала от его прикосновения, ее соски набухли, словно он дотронулся до них.

Боже, он так любил ее упругую округлую попу. Он уже забыл, какая она прелестная, как наполняет его руки, мгновенно заставляя его наливаться от желания.

– Почему ты прогнала меня? – шепнул Уильям, целуя ее в шею и в нежное, чувствительное место за ухом. – Мы лишили себя очень многого.

– Я была вынуждена, – хрипло ответила Маркейл, еще крепче прижимаясь к нему. – Ты был влюблен, как и я, но… но из этого ничего не получилось бы. Мы были обречены с самого начала.

Уильям поцеловал ее, прервав объяснение, которого не хотел слышать, – объяснение, которое уже знал в глубине души, но не хотел принимать.

Взяв в ладони ее лицо и просунув язык ей в рот, он разжигал в ней страсть, пока Маркейл снова не начала извиваться.

Она тянула его за лацканы, а потом оборвала поцелуй.

– Раздевайся. Я хочу видеть все. – Бесстыже нагая, с волосами, собранными в строгую прическу, она походила на греховную сильфиду. Опустившись на пятки, Маркейл с неистовством набросилась на его одежду, и вскоре его куртка и жилет были на полу, а бриджи расстегнуты.

Она сняла с него рубашку, а следом за рубашкой на пол упали бриджи, и Уильям остался таким же голым, как Маркейл.

Когда Маркейл, снова оседлав Уильяма, прижала его к сиденью, он, ощутив восхитительное тепло ее ног, поднял бедра и погладил ее своим возбужденным членом. Она закрыла глаза, и у нее из горла вырвался низкий, глухой стон.

– Уильям.

Это слово, тихое, нежное и сладостно требовательное, разожгло его, и он, взяв Маркейл за талию, поднял ее над своим естеством, а потом медленно опустил на него.

Но произошла задержка, потому что он был уже в полной готовности, а она зажата. Но Маркейл изящно покачала бедрами, тяжело дыша при этом, и, наконец, скользнула вниз по нему, исторгнув у Уильяма стон удовольствия.

Уильям не мог отвести от Маркейл взгляда: ее глаза были закрыты, а на лице написан неподдельный восторг.

– Это было так давно, – пробормотала она. – Очень-очень давно…

Он понял ее еще до того, как Маркейл произнесла эти слова. Ее неимоверная напряженность не соответствовала поведению женщины, не обделенной сексом. Уильям старался сосредоточиться на этом и на том, почему это имеет значение, но его переполняли эмоции от того, что она, такая желанная и манящая, была с ним. Маркейл пошевелилась, и Уильяма пронзила стрела желания, лишившая его дыхания.

Он крепко держал Маркейл, предоставив покачиванию экипажа творить волшебство: каждая колдобина вызывала неповторимые ощущения, каждый толчок превращался в восхитительную муку. Маркейл все глубже и глубже впивалась ему в плечи… а затем выдохнула его имя. Когда ее охватил экстаз, Уильям держал ее содрогающееся тело, а потом она, тяжело дыша и дрожа с головы до ног, прильнула к его плечу.

Ее скользкое тепло было таким приятным, таким его, и единственное, что мог сделать Уильям, – это удерживать себя под контролем, хотя это было нелегко. Когда у Маркейл восстановилось дыхание, он, осыпая легкими поцелуями ее лицо, начал медленно двигать бедрами, и скоро Маркейл уже тоже двигалась – и все энергичнее. Его страсть соответствовала ее растущему желанию, и Уильям, сжав талию Маркейл, поднимал бедра навстречу ее бедрам.

Боже, она была так хороша, теплая и уже влажная от переполняющей ее страсти. Его тело устремлялось к ее телу, и он все основательнее погружался в нее.

Белыми ровными зубами закусив нижнюю губу и постанывая, Маркейл смотрела ему прямо в глаза и один за другим принимала его толчки. Каждое ее движение вверх лишало Уильяма дыхания, а каждое движение вниз грозило ему потерей контроля над собой. Но он отказывался сдаться и, крепче держа Маркейл, опускал ее вниз все более и более решительно.

Он покорял ее, обладал ею, подчинял своей власти – так же, как она околдовывала его каждым своим движением. О Боже, она принадлежала ему и только ему, и Уильям горел желанием поставить на ней свое клеймо.

И едва не сгорел.

– Держись, – прохрипел он и как можно ниже опустил Маркейл на свое рвущееся в бой естество. Она затаила дыхание и выгнула спину, пока он держал ее, прижимая к своему пылающему телу.

Застонав, Маркейл начала нетерпеливо и все более требовательно покачиваться.

– Уильям, прошу тебя… Это было так давно…

Уильям замер. Она уже во второй раз произнесла эти слова. Так давно? А что же Колчестер? Внезапно ее требовательность и напряженность приобрели новый смысл.

Но Маркейл двигалась на нем, ее груди эротически покачивались, и все мысли вылетели из головы Уильяма. Безжалостно подавив свое собственное желание, он просунул руки ей под круглую попу и поднимал Маркейл снова и снова, руководя ею, стараясь придавать их эротическому слиянию нужный ритм.

Маркейл стонала, когда он поднимал ее и опускал, погружаясь в нее. Он увеличил скорость, подстраиваясь под частоту ее дыхания, и она шепнула его имя, а затем неистово прижалась к нему со вздохом безудержного восторга.

Уильям не мог уже контролировать, как поднималась к пику страсти Маркейл, он и себя уже не мог контролировать, а в самый последний момент взорвался волнами ослепляющей страсти, которая потрясла его до самой глубины.

Несколько минут они лежали вместе, влажная кожа прижималась к влажной коже, громкое и частое дыхание смешивалось. Постепенно быстрое биение их сердец вернулось к нормальному ритму, и Уильям начал осознавать окружающую обстановку – покачивание экипажа, скрип кожаных ремней, коврик под босыми ногами. Но более реально, чем все это, он ощущал у своей груди уютно устроившееся тело Маркейл, под своей щекой нежный шелк ее волос, у себя на шее ее теплое дыхание, на своих бедрах обнимающие их ее теплые бедра.

Они сидели в остывшем экипаже, согревая друг друга своим теплом. Уильям обнимал Маркейл, а она уткнулась лицом ему в шею. Они наслаждались и надеялись на счастье впереди… и оба боялись пошевелиться.

Глава 12

Письмо, датированное двумя годами раньше, от Майкла Херста брату Уильяму относительно их встречи.

«Боюсь, я не прибуду в Париж к четырнадцатому, как надеялся. К моему величайшему удивлению, моя ассистентка, мисс Смит-Хотон, решила, что забота о маленьком воришке это «наша», а точнее – «моя» обязанность.

Как ты знаешь, дети не приводят меня в восторг, и я полагал, что у такого «синего чулка», как мисс Смит-Хотон, подобные же взгляды. Но, оказавшись вплотную перед выбором между познавательной поездкой в Париж и мерами, которые нужно принять для исправления дурно воспитанного назойливого беспризорника, мисс Смит-Хотон неожиданно выбрала последнее. Я уехал бы один, но наши билеты у нее, и она отказывается расстаться с ними, пока настоящая ситуация не разрешится к ее удовлетворению.

Дорогой брат, никогда не отдавай все в руки женщины. Ты будешь постоянно жалеть об этом».

Несколько месяцев после разрыва их отношений Уильям мечтал о таких моментах: теплое тело Маркейл в его объятиях, ее голова у него на плече, ее обольстительный аромат окутывает их. Куда бы он ни шел, ему все напоминало о ней – то, как женщина наклоняет голову, или случайная театральная афиша, гонимая по улице игривым ветерком. Казалось, вся Вселенная тайно сговорилась против его твердого решения забыть Маркейл.

Он оказался томящимся от любви дураком, самым глупым, тоскующим об утраченных иллюзиях.

И было трудно поверить, что эти иллюзии вернулись, стали прекрасной реальностью и он может жить и наслаждаться. Но внезапно заявивший о себе голос рассудка напомнил: не обольщайся, это только эпизод, внезапно вспыхнувшая игра страстей. А по большому счету ничего не изменилось.

Разумный человек принял бы этот внезапный взрыв чувств как подарок такой, какой он есть – мгновенное взаимное влечение их друг к другу. Но с Маркейл он никогда не был разумным, она очаровывала его, лишая возможности трезво поразмыслить.

…Зашевелившись, Маркейл подняла голову и, слегка порозовев, встретила его взгляд со смущенной улыбкой на нежных, припухших губах.

– Это было… удивительно.

– Да. Но у нас так было всегда. Одна искра – и мгновенно пламя.

Маркейл поморщилась, как будто эта мысль «приземляла» ее чувства, и Уильям, тонко уловив перемену ее настроения, помрачнел.

– Маркейл, с тобой все в порядке? Ты чем-то недовольна?

– Все прекрасно. – Она покраснела. – Я не ожидала… – Она покраснела еще сильнее, словно застеснялась собственных слов, и неуверенно усмехнулась. – Прости, я просто потрясена. Это было чудесно. – Маркейл взглянула на Уильяма, и в ее фиалковых глазах он увидел искренность. – Это было совершенно восхитительно. – Застенчиво улыбнувшись, она отвернулась и отрывистыми, неуверенными движениями принялась собирать свою одежду.

Теперь, когда к Уильяму частично вернулась способность соображать, он вспомнил, как Маркейл прошептала, что мужчина не касался ее «так давно». А как же ее отношения с Колчестером? За всем этим скрывалась какая-то загадка.

И ее поведение в постели трудно было назвать реакцией удовлетворенной партнерши по сексу. Это было естественное поведение женщины, давно не знавшей мужчины.

Маркейл скрыла от него очень многое из своей личной жизни. Мог ли характер ее отношений с Колчестером быть одним из ее секретов?

Уильям поймал ее за запястье, когда Маркейл брала с противоположного сиденья свое платье.

– Да? – Она удивленно встретилась с ним взглядом.

В этом одном коротком слове Уильям почувствовал надежду и множество неразрешенных вопросов.

– Маркейл… – Мог последовать целый поток всяческих размышлений вслух. Не будь такой скрытной. Не представляй вещи такими, какими они не являются. Не прячься от меня. Уильям не знал, с чего начать.

– Ты хотел что-то сказать? – Не получив немедленного ответа, она приняла непроницаемый вид и, высвободив руку, продолжила собирать свои вещи.

Уильям понял, что упустил момент.

– Я понимаю, о чем ты подумал. Не считай то, что произошло, чем-то большим, чем внезапная прихоть.

– Не буду, обещаю тебе.

– Нет, это вовсе не то. Зачем оправдываться? – Маркейл попыталась отодвинуться от него, но Уильям удержал ее.

– Подожди. Нам нужно многое обсудить. На протяжении всех этих лет между нами оставалось много недомолвок, и это не принесло пользы ни одному из нас.

Она открыла рот, собираясь возразить, но, увидев выражение его лица, только вздохнула.

– Извини, но я замерзла. Мне нужно по крайней мере одеться.

Уильям позволил ей отодвинуться, подавив настойчивое желание снова усадить ее к себе на колени.

Отложив в сторону одежду, Маркейл нашла свой ридикюль и, достав носовой платок, пронзила Уильяма холодным взглядом.

– Пожалуйста, отвернись на минутку.

Проклятие, он не хотел отворачиваться. Что еще за церемонии? Но, черт побери, чего же он все-таки хотел? Нахмурившись, Уильям выполнил ее просьбу и, перед тем как надеть бриджи и рубашку, вытер себя лишним шейным платком. Надевая жилет и куртку, он слышал, как Маркейл, шурша юбками, приводит себя в порядок.

Тишина казалась тяжелой и неловкой и только усиливала его раздражение. Он за долгие годы командования кораблем не привык, чтобы люди обсуждали его приказы или просили у него объяснения. Он хотел получить то, что хотел, и так, как хотел. Что может быть проще?

И все же, хотя у него не возникало трудностей в управлении командой, в присутствии Маркейл он чувствовал неуверенность – и это чувство ему страшно не нравилось. Уильям был решительным человеком, человеком действия, а не каким-то сентиментальным болтуном, как его брат Роберт, который считал забавным притворяться влюбленным и произносить цветистые фразы, как будто обычные, простые слова ничего не значили.

С Маркейл Уильям никак не мог разобраться в том, чего же он от нее хотел и что ощущал, а это далеко не одно и то же. В данный момент его разрывали три непохожих друг на друга, отчетливых и противоречивых чувства. Первое – это удовольствие от их страстного секса. Второе – разочарование от осознания того, что это только приятный эпизод, любовное приключение, не более того. Третье – глубокое раздражение от того, что он, черт возьми, понятия не имеет, чего на самом деле хочет и от Маркейл, и от себя.

Что ж, одно свое желание он прекрасно знал – чтобы Маркейл снова оказалась у него в постели. И еще раз. И потом еще сотни раз. Судя по ее бурному отклику, она чувствовала то же самое. Ну что ж, веление плоти, это так понятно.

Но надо ли слепо ему повиноваться? И к чему это все приведет? Вопросы, вопросы…

– Я закончила. Теперь, если хочешь, можешь повернуться. – Ее глубокий голос, нарушив тишину, несколько даже шокировал его, и Уильям, набросив на шею чистый платок, повернулся лицом к Маркейл.

Всего за несколько минут ей удалось полностью привести себя в порядок. Ее черные волосы были аккуратно уложены вокруг головы, платье не производило впечатления измятого, кожа снова приобрела свой обычный цвет. Если бы кто-то открыл дверцу экипажа, то увидел бы невозмутимую, холодную и спокойную Маркейл Бичем и взъерошенного, разгоряченного и рассерженного Уильяма Херста.

– Уильям, я, наверное, должна поблагодарить тебя. – Она ловко расправила юбки, так что они мягкими складками опустились ей на ноги.

– За что? – Он нахмурился.

– А ты не догадываешься? – Она сделала рукой такой грациозный жест, что он вполне мог бы быть элементом бального танца. – Ну подумай.

Уильям не знал, что сказать. Он ожидал чего угодно, но среди возможных вариантов не было надменного «благодарю вас».

Маркейл удивительно владела собой и сохраняла удивительное хладнокровие после всей этой бурной любовной сцены, а у него все еще кипела кровь, и его член еще пульсировал, как будто в этот момент она держала его в руках.

– Превосходно развлеклись, правда? – усмехнулась Маркейл, еще сильнее возбудив его. – Не пойму, почему мы не сорвали друг с друга одежды еще прошлой ночью?

– Действительно. Мы впустую потратили почти двадцать четыре часа.

Он его ироничного тона Маркейл покраснела, но тем не менее вздернула подбородок.

– Все это оказалось приятной неожиданностью, но я рада, что так случилось. Я просто…

– …изголодалась по настоящему мужчине, – закончил за нее Уильям, и Маркейл окаменела.

– Я бы так не сказала.

– Нет? Становится все яснее и яснее, что Колчестер – не такой доблестный мужчина, каким любит себя изображать. Разве не так, Маркейл? Как понимать твой намек, что прошло много времени с тех пор, как мужчина касался тебя?

– Не понимаю, о чем ты.

– В пылу страсти ты сказала, что очень давно ни с кем не была.

– Я… я так сказала?

– Да. Дважды. И я мог почувствовать это – ты не была с мужчиной очень давно.

Маркейл не знала, куда спрятать взгляд; ей казалось, что ее щеки горят в огне.

– Не помню, чтобы я это говорила. Ты, должно быть, ошибаешься.

Завязывая платок на шее и заправляя его под жилет, Уильям смотрел на Маркейл, не веря ей.

– О чем же еще ты могла мне поведать?

– Не имеют значения слова. – Она с возмущением взглянула на него. – Это сугубо личная часть моей жизни.

– Я знаю, что ты не любишь Колчестера. – Уильям скептически усмехнулся.

– Ну разумеется. У нас с Колчестером чисто деловые отношения. Я написала об этом в письме, которое отправила тебе.

– Напоминать нет необходимости. Я прекрасно помню, о чем шла речь в письме. Беда в том, что я начинаю сомневаться в твоей правдивости. Я бы многое отдал, чтобы понять, какая же ты на самом деле.

– То, что касается Колчестера, было правдой тогда, правда и теперь. Наши отношения выгодны нам обоим.

– И это все, чего тебе хочется. – Он, улыбаясь, откинулся на спинку сиденья. – Выгоды.

– Это все, что мне позволено иметь. – Маркейл пронзила его взглядом. – Я не могу рассчитывать на большее.

– Видишь ли, как бы строго и расчетливо ты ни старалась организовать свою жизнь, ты такая же пылкая натура, как и я. Там, где дело касается меня, ты не в силах остановить себя, как и я не могу сдержаться, если речь идет о тебе.

Уильям прав. Маркейл не могла даже сидеть в одном с ним экипаже без того, чтобы постоянно не ощущать его присутствия и не желать хотя бы ненароком коснуться его.

Но такое признание только воодушевило бы его, а на сегодня ему и так уже достаточно пылких проявлений.

– Ты придаешь слишком большое значение происходящему. Мы просто ненадолго расслабились, и ничего более, – вздохнула она.

– Ты можешь все отрицать, когда мы не касаемся друг друга. Но когда я делаю вот так… – Потянувшись, он схватил Маркейл за запястье, без труда обхватив его своей большой рукой. – …я чувствую биение твоего пульса под этой нежной кожей. Как ты можешь отрицать? – Его низкий голос врывался в ее подсознание, волновал.

– Прекрати! – Маркейл выдернула свою руку. – То, что произошло в экипаже, результат присущей нам обоим импульсивности – это во многом верно. Остальное же – что Колчестер меня не удовлетворяет – просто бред.

– Это мы еще проверим, моя маленькая лгунья. – Строгая линия его рта искривилась в легкой улыбке, и Уильям отодвинулся обратно в свой угол.

Пожав плечами, Маркейл, отдернув занавеску, закрепила ее сбоку, и внутрь экипажа хлынул утренний свет.

– Надеюсь, мы скоро остановимся. Я умираю от голода.

– Это нетрудно понять. Ты потеряла столько сил.

Маркейл зарделась, но ничего не сказала, а просто взяла накидку и расстелила на коленях. Дав отпор Уильяму, Маркейл вначале думала, что поступает вполне разумно.

Но ей понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что она скорее всего допустила ошибку. Ей мучительно недоставало его. Хотя Колчестер временами старался отвлечь ее, она была безутешна.

Она ожидала, что будет тосковать по Уильяму, но не понимала, как плохо ей станет без их физической близости. Несколько месяцев после его отъезда она страдала от одиночества и желания снова оказаться в объятиях Уильяма.

Теперь, заново испытав страсть и, к своему удивлению, обнаружив, что она разгорелась еще ярче, чем прежде, Маркейл не знала, как найти силы снова повернуться спиной к Уильяму.

– Замечательный экипаж. – Уильям беззаботно щелкнул пальцем по одной из кисточек занавески. – По сравнению с ним мой выглядит просто жалким.

– Он хорошо пружинит. – Обведя взглядом внутренность экипажа, Маркейл пожала плечами. – Это все, что мне нужно.

– Должен похвалить вкус Колчестера, как в отношении экипажей… – Уильям окинул ее взглядом, – …так и в других областях.

– Я непременно передам ему это, когда снова увижусь с ним.

– Сделай одолжение. Не сомневаюсь, Колчестер платит большие деньги за предметы роскоши, хотя, думаю, ты обходишься ему дороже всего.

– На самом деле я очень мало прошу у него. – Она пристально смотрела на Уильяма. – Ему просто нравится делать дорогие подарки. Такова уж особенность его натуры. Или недостаток…

– Недостаток? Значит, он не образец совершенства, которым ты прежде считала его?

– Теперь Колчестер мне нравится даже больше, чем когда я согласилась стать его любовницей. Люди говорят, что он повеса и еще хуже, но они его не знают, если не считать нескольких человек.

– Но уж ты-то, разумеется, в курсе дела.

– Что бы ты ни думал, – неуверенно продолжила Маркейл, – Колчестер всегда был добр ко мне. Он, как никто другой, оказал мне поддержку в моей актерской карьере.

Услышав благодарные слова в адрес другого мужчины, Уильям ощутил во рту горький привкус ревности.

– Я удивлен, что Колчестер позволяет тебе выступать на сцене.

– Позволяет? – Она удивленно подняла брови. – Колчестер не может «позволять» мне что-либо.

– Он не имеет права голоса в твоей жизни?

– А почему он должен иметь такое право? Это же моя жизнь.

– У тебя довольно своеобразные отношения с графом, – угрюмо заметил Уильям.

– Нас это прекрасно устраивает.

Пожав плечами, Уильям стал смотреть в окно, удивляясь своему очевидному упрямству обидеть себя как можно больнее. Он был круглым дураком, если полагал, что можно путешествовать с Маркейл и не ворошить прошлое. К чему это все?

Очевидно, он не мог перестать копаться в нем, как будто надеялся найти там некий ключ к пониманию произошедших тогда событий. Уильям считал, что он и Маркейл были по-настоящему счастливы. И теперь, после их безумного секса, она не могла отрицать, что их все еще влечет друг к другу.