Текст книги "Клятве вопреки"

Все это было выше понимания Уильяма. Но с самой первой их встречи многое пошло косяком. Он не принадлежал к тем людям, что могут мгновенно, глубоко, безумно влюбиться в красивую, необычную актрису, чье прошлое более таинственно, чем египетские пирамиды. Однако он влюбился в тот миг, когда в наполненной людьми комнате прекрасные фиалковые глаза Маркейл встретили его взгляд.

Уильям надел шляпу и опустил поля так, чтобы их тень закрывала его глаза, а Маркейл, невероятно красивая, грустно смотрела в окно.

Уильям вспомнил тот вечер, когда в первый раз увидел ее. Конечно, он знал, кто она – кому же это не было известно? Даже новый капитан, который шесть месяцев провел в море, знал, что нельзя оказаться в Лондоне и не посетить четыре самых знаменитых места: арену Астли, чтобы увидеть диких животных, Воксхолл ради фейерверков и вечерних концертов, знаменитую выставку восковых фигур мадам Тюссо и «Друри-Лейн», чтобы посмотреть выступление самой новой лондонской звезды, мисс Маркейл Бичем.

Итак, Уильям пошел в театр, не ожидая, что будет поражен. Но с той секунды, когда Маркейл ступила изящной, обутой в изящную туфельку ножкой на сцену, она завладела зрителями – и им в первую очередь.

Их отношения развивались так стремительно, что ни у одного из них не было времени понять, что с ними происходит и чем все это кончится. Твердое намерение Уильяма остаться безразличным быстро таяло в горячем потоке страсти. Беззащитные и беспомощные, они были сметены потоком охвативших их чувств. Теперь, когда он стал старше и был способен смотреть на вещи с мудростью постороннего, Уильям понимал, что на самом деле по-настоящему не знал Маркейл.

В действительности, как оказалось, любовные отношения между ними были обречены с первой же секунды их зарождения, но от этого их конец не стал менее болезненным. Уильям мало влюблялся, но когда любил… Теперь он сделался более осторожным – возможно, даже чересчур.

И Маркейл тоже. За эти годы она во многом изменилась, стала замкнутой, не слишком общительной.

Уильям знал, что причина этого не в нем. Их отношения были для него всем, а для нее не значили ничего.

«Кто обидел тебя, Маркейл, после того, как мы расстались? Колчестер? Ты же уверяешь, что никогда не любила его. Это правда? Или только попытка скрыть разрыв ваших отношений?»

– Интересно, что подумает Колчестер об этом нашем приключении? Он знает, что ты поехала со мной?

– Никто не знает, но я собираюсь написать, когда мы окажемся на Северной дороге. Письмо даже из каретного сарая там дойдет быстрее, чем из одной из здешних заброшенных гостиниц. – Маркейл немного помолчала и неуверенно заговорила снова: – Можешь думать о нем что хочешь, но Колчестер очень добрый и заботливый человек. Жаль, что у тебя не было возможности узнать его так, как знаю я.

– Не думаю, что для меня было бы прилично знать твоего любовника в том смысле, как знаешь его ты, – сухо заметил Уильям.

– Не говори пошлости! – Она покраснела. – Я всегда считала, что вы двое понравились бы друг другу, если бы познакомились. Он всегда был рядом, когда я в нем нуждалась.

Искренность ее тона поразила Уильяма.

– Тогда почему же он не охотится за твоим шантажистом?

– Я уже сказала, что не хочу, чтобы он знал об этой моей неприятности. – Она вызывающе подняла подбородок.

– Только не объяснила почему.

Она на несколько секунд крепко сжала губы, а потом призналась:

– Мы не обременяем друг друга своими личными проблемами.

– Тогда как ты можешь знать, что он заботлив, если не делишься с ним своими проблемами? Как в таком случае можно справедливо судить о характере человека?

– Ты не понимаешь, – холодно ответила Маркейл.

– Ну почему же? Ты убедила себя, что Колчестер прекрасный друг, и тебе не нужно, чтобы он это доказывал.

– Граф и я очень довольны нашими отношениями.

– Я понимаю, он, безусловно, доволен. У него есть любовница, которая ничего не просит и только добавляет ему авторитета в обществе. Как же, любовник великой актрисы. Многие ли могут этим похвастаться?

– Я сама получаю удовольствие от наших отношений. Я не сказала Колчестеру о шантажисте, потому что, будучи таким, какой он есть, он не смог бы сохранить тайну.

Экипаж угодил в колдобину, их обоих подбросило, занавеска закачалась, а солнечный свет скользнул по лицу Маркейл, превратив ее фиалковые глаза в дымчатые.

– Я слушаю, продолжай. – Уильям многозначительно поднял бровь, скрестив руки на груди, и Маркейл вздохнула.

– Я стала актрисой, потому что моя семья нуждалась в деньгах. Для меня это был единственный способ заработать на жизнь.

– Не сомневаюсь, многие девушки приезжают в Лондон с такими же намерениями.

– Да, но ни одна из них не приходится внучкой леди Мактот.

– Мактот… – Уильям нахмурился. – Знакомое имя.

– Моя бабушка была известной актрисой до того, как вышла замуж за моего дедушку. Все считали, что он женился на девушке, гораздо ниже его по положению, и она никогда не была принята обществом, поэтому они решили жить за границей.

– Я помню эту историю. Общество отвергло их.

– Это было тяжело для них обоих, но они по-настоящему любили друг друга. Она была убита горем, когда несколько лет назад он умер. У бабушки осталась только одна дочь – моя мать.

– Пока что я не слышу ничего такого, чем можно было бы шантажировать тебя.

– Моя мать тоже вышла замуж за английского пэра, но мой отец – сложный человек. Он очень печется о своем положении и убедил мать прекратить отношения с бабушкой, мотивируя это тем, что та не подходит по социальному статусу для светского общества.

– Прекрасно.

– Да. Но еще хуже, что он бездарно растратил свои капиталы. И в результате лишил семью состояния. Он уверен, что заслуживает всего самого лучшего независимо от цены. – Маркейл смотрела вниз на свои сцепленные руки. – Становилось все хуже и хуже. Кредиторы угрожали забрать дом и все, что в нем есть. Отец отказывался признать, что все так ужасно, а мать не из тех, кто способен действовать. Поэтому пришлось мне.

– Сколько тебе было лет, когда это произошло?

– Семнадцать. Чтобы получить доступ в театр, я воспользовалась связями бабушки. Она вначале не хотела мне помогать, но я объяснила, в каком отчаянном положении мы находимся. Это был наш единственный шанс. И без ее протекции у меня было несколько предложений. Мой голос хорошо звучит и… – У нее покраснели щеки. – Это мне помогло. Я быстро, очень быстро добилась успеха.

– Как отнесся к этому твой отец?

– Пришел в ярость.

– Могу себе представить.

– Совсем не потому, что ты мог подумать – он заботился не о моем благополучии. Он заботился о собственной репутации.

– Я могу знать его имя?

– Возможно. Он член «Уайтса», сэр Мангус Фергюсон. – Маркейл было противно произносить это имя вслух, так как она потратила массу времени, защищая его. – Если ты встречал его, то помнишь как самодовольного, грубого, ни на что не способного… – Она так и не смогла подобрать нужного слова для уничижительной характеристики этого человека.

Некоторое время Уильям задумчиво молчал.

– Твоя фамилия не Бичем. Значит, вот в чем секрет, который ты скрываешь, – твоя семья принадлежит к джентри, мелкопоместному дворянству.

– Я защищаю не отца! – резко сказала Маркейл. – Если свет узнает о моей связи с Фергюсонами, это лишит моих сестер возможности занять положение в обществе. Я накопила денег и сделала все, чтобы они были в безопасности. Они получат то, что по справедливости заслуживают.

– А прежде ты говорила мне, что ты единственная дочь скромного, давно умершего кузнеца, – покачал головой Уильям.

– Иногда я так говорю окружающим, – согласилась Маркейл. – Это удерживает их от дальнейших расспросов.

– Но, Боже мой, мы же были любовниками, близкими людьми.

– Я не могла никому открыться. – Возмущение в его голосе заставило ее закрыть глаза. – Я должна была защищать своих родных. – Открыв глаза, она спокойно посмотрела на него. – Уильям, я актриса. Ты знаешь, что это означает для большинства людей? Ты знаешь, какие оскорбления мне приходилось терпеть, какие намеки выслушивать, знаешь, что мужчины считают меня… – Она сжала губы в линию и постаралась сдержать поток слез.

Гнев и обида в ее голосе удивили Уильяма, и он не знал, что сказать.

– Я думал ты любишь находиться в центре внимания.

– Я люблю выступать на сцене, но для этого надо стать профессиональной актрисой. – Ее бархатный голос звенел от горечи. – Не говори мне, что моя карьера не смущала тебя, когда мы впервые встретились, потому что я знаю, что ты страшно ревновал к ней. И я знала, что это одна из причин, по которой мы должны были в конце концов расстаться.

– Одна из причин? – Он помрачнел еще сильнее.

– Слишком многое было против нас. Когда мы впервые встретились, я не была откровенной ни с кем, включая и саму себя. – Вздохнув, Маркейл откинулась на подушку, словно слишком устала, чтобы держать голову прямо. – Я была слишком наивной. Думала, что если люблю тебя, мы можем справиться с любыми трудностями, нам все нипочем, потом ты уехал, и это дало мне время увидеть жизнь такой, какая она есть на самом деле. Ко мне вернулось здравомыслие, и… я поняла, что мы должны расстаться.

– Значит, отсутствие у меня состояния было совсем ни при чем?

– Конечно. Главное – выбиться в люди, сохранить себя. Колчестер хорошо известен в обществе, и никто не посмеет сделать мне непристойное предложение, пока он и я вместе.

– Кто имел наглость осмелиться на такое? – У него на скулах выступили желваки.

– Это не имеет значения. Ты был в море, а Колчестер находился рядом со мной. И я поняла, что будь ты на его месте, все было бы не лучше, а только хуже.

– Рядом с тобой должен был находиться я. – У Уильяма заболела грудь, как будто кто-то сел на нее.

– Нет! – резко возразила Маркейл. – Колчестер заботился обо мне не так, как это делал ты. Он со всем разобрался спокойно и рассудительно, я благополучно продолжила свою карьеру, и ничья жизнь не изменилась к худшему. Если бы там был ты, все пошло бы кувырком. Я осталась бы без работы, а ты лишился бы своей должности и будущего…

– Постой. Какая связь между моей должностью и… – До него начало доходить. – Проклятие, это князь, да?

– Не важно, кто это был. – Маркейл покраснела. – Это было восемь лет назад. И с тех пор как я под покровительством Колчестера, никто не осмеливается обращаться со мной иначе, как с уважением.

Уильяму неприятно было это признавать, но в том, что сказала Маркейл, была доля правды. Он был вспыльчивым юношей, быстрым на гнев и еще более быстрым на обвинение. Однако с тех пор жизнь многому научила его, в том числе благоразумию.

Сейчас Уильям смотрел на Маркейл и любовался: солнечный свет играл в ее черных волосах и освещал кремовую кожу, которая светилась, как будто ее посыпали перламутром; ее большие глаза были обрамлены густой бахромой ресниц, а ее рот – немного большой для классической красавицы – свидетельствовал о глубоко страстной и чувственной натуре. Маркейл зачаровывала, от нее трудно было отвести взгляд. Неудивительно, что князь, да и другие мужчины теряли голову.

– Уильям, я должна встретиться с этим шантажистом и остановить его. Мне надо думать о сестрах. Их судьбы не должны зависеть от моей сомнительной репутации. Я достаточно накопила средств, чтобы каждой обеспечить приданое, и, как мы условились, самая старшая из моих сестер выйдет в свет в предстоящем сезоне. Я не могу пассивно ждать, что все разрешится само собой, и позволить кому-то разрушить то, на что я потратила так много сил.

– Значит, на твоих плечах лежит забота о семье.

Маркейл кивнула – с потухшим взором, но в то же время величественно, как ребенок в обществе взрослых, пытающийся продемонстрировать солидность, которой еще не приобрел.

– Ты часто видишься с сестрами?

– Я встречаюсь с ними, когда могу. – По ее лицу пробежала тень. – Они не могут на публике показать, что знакомы со мной, поэтому я навещаю их, когда отца нет дома.

Уильям подумал о собственной семье, о том, как близки были они все и как стремились поддерживать друг друга. Это путешествие для Маркейл было не жертвой, а приятным долгом. Она в полной мере осознавала его в отличие от своего никчемного, но тщеславного отца. Было бы неплохо сказать этому чертову ослу пару слов о том, что семья важнее общества, нельзя думать только о себе.

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – грустным тоном сказала Маркейл.

Уильям понял, что она приняла его молчание за осуждение.

– Жаль, что ты не рассказала мне все это тогда. Почему ты этого не сделала?

– Секрет моей жизни не принадлежит мне одной, я не могла его открыть.

– Маркейл, – он наклонился вперед, его синие глаза почти пылали, – я был не просто случайным прохожим, не зрителем, который восхищался тобой на сцене. Я любил тебя. И уже поэтому заслуживал знать правду.

– Это была моя ноша и ничья больше.

– Проклятие, Маркейл. Когда кого-то любишь, делишься с ним всем. Не только хорошим, но и плохим, сложным, страшным. Это все часть тебя. Если ты этого не делаешь, то и любовь постепенно идет на убыль. – Он покачал головой. – Теперь я понимаю, насколько мы оба были не готовы к нашим отношениям.

Это было обидно, но Маркейл постаралась остаться невозмутимой.

– Мы были совсем юными. Что мы знали о жизни?

Уильям насупился, но ничего не сказал, хотя ей показалось, что он не согласен с ней. Подняв руку, он просто постучал кулаком в крышу, и экипаж почти тотчас замедлил движение.

– Я поеду верхом вперед и попробую что-нибудь узнать о неуловимой мисс Чаллонер, – сказал Уильям, взяв накидку и шляпу.

– Удачи тебе. – Маркейл почувствовала легкое разочарование. Она почти ощущала его недовольство, но, во всяком случае, радовалась, что рассказала ему правду. – Пожалуй, я вздремну, так как спала нынче совсем немного.

Экипаж остановился, Уильям вышел и, задержавшись, достал из багажника под сиденьем деревянный ящик. Когда он его открыл, там оказалось два пистолета.

– Зачем они? – Голос Маркейл слегка дрожал, она никогда не задумывалась над тем, что ему может грозить опасность.

Уильям проверил, заряжены ли пистолеты, и, очевидно, оставшись довольным, заткнул их за пояс и прикрыл накидкой.

– Очень надеюсь, что их никогда не придется использовать, но я был бы дураком, если бы не приготовился к худшему.

– Но ты… ты же возьмешь с собой Постона?

– Боишься, что я заблужусь? – Он поднял бровь.

– Нет, я просто подумала, что слежку надо поручить ему, ведь ты сказал, что он превосходный разведчик.

– Это так, но я хочу, чтобы он остался здесь и следил за экипажем. – И за тобой.

Последних слов Уильям не произнес, но Маркейл их услышала и бросила в ответ:

– А я хочу, чтобы он был с тобой и следил за твоей безопасностью.

Уильям удивился, но потом усмехнулся:

– Это хорошо, что он мой слуга. Встретимся, когда остановимся поить лошадей. – Он убрал на место в багажник пустой ящик и, не оглянувшись, закрыл дверцу экипажа.

Маркейл услышала тихий разговор, потом стук копыт лошади, скачущей мимо, и экипаж, вздрогнув, снова пришел в движение.

До конца дня она больше не видела Уильяма.

Глава 13

Письмо Майкла Херста брату Роберту, находящемуся в Лондоне в министерстве внутренних дел.

«Еще раз я удивлен ценами, которые ты потребовал за несколько последних присланных мной древностей. Вырученными суммами я смогу оплатить еще по крайней мере две экспедиции.

Однако последнее время я мало думаю о финансовой стороне дела. Изучение этих древних цивилизаций помогло мне лучше осознать свою смертность. В жизни любого человека наступает время, когда он с сожалением оглядывается назад и вспоминает какой-то момент – неправильное решение, не совершенный поступок или, напротив, опрометчивый шаг, – из-за чего он упустил драгоценную возможность что-то изменить в своей жизни к лучшему.

Прошлое нельзя прожить заново, но будущее – это возможность многое исправить».

Экипаж несся на внушительной скорости и только ближе к вечеру остановился в маленькой деревушке. Уильям оставил для Постона записку в единственной гостинице.

Маркейл с нетерпением смотрела, как Постон пробегал глазами наспех написанное послание.

– Что там? – спросила она, когда слуга засунул листок в карман.

– Капитан получил информацию о мисс Чаллонер.

– Слава Богу!

– Да, она останавливалась здесь всего… – Постон достал карманные часы и посмотрел на них, – час назад.

– Значит, он ее догоняет!

– Не знаю, мисс. Его лошадь устала, а в гостинице не осталось сменных верховых лошадей.

– Но ведь даже уставшая лошадь может догнать экипаж.

– Мисс Чаллонер больше не в экипаже.

– Нет? – У Маркейл упало сердце.

– Она и ее сопровождающие едут верхом. Они забрали из здешней конюшни всех верховых лошадей, вот почему капитан не мог сменить свою лошадь. – Постон нахмурил брови.

И это как раз тогда, когда ей стало казаться, что они, возможно, близки к успеху. Маркейл потерла поясницу, болевшую от тряски в экипаже. Она ехала так долго, что, даже стоя на твердой земле, чувствовала будто продолжает раскачиваться внутри экипажа.

– А есть ли в конюшне свежие упряжки? Мисс Чаллонер, похоже, забрала только верховых лошадей.

– Я узнаю, мисс.

– Хорошо. И, если можно, смените наших. А потом спросите у хозяина гостиницы, нет ли у кого-нибудь поблизости хорошей, свежей лошади, которую он мог бы продать нам.

– Продать?

– Да. – Она достала из кармана накидки ридикюль и высыпала ему в руку кучу монет. – Найдите лошадь и поезжайте за капитаном. Я не хочу, чтобы он в одиночку встречался с мисс Чаллонер и ее людьми.

– Да, мисс! – Постон зажал монеты в кулак. – Я тотчас займусь этим.

Кивнув, Маркейл вошла в гостиницу и, так как никто не вышел ей навстречу, принялась заглядывать в комнаты, пока наконец не нашла жену хозяина гостиницы, торопливо готовившую несколько порций жаркого для неожиданных гостей. Маркейл немедленно помогла взволнованной женщине, и та послала единственную служанку гостиницы отнести тарелки с дымящимся жарким слугам Маркейл, которые ждали во дворе.

Так как Маркейл каждое лето выезжала в различные города с артистической труппой, она знала, как лучше воспользоваться тем, что могла предложить гостиница. Заказав для собственного ленча сыр и хлеб, Маркейл взяла опись кладовой и отдала несколько быстрых распоряжений жене хозяина гостиницы, положив тяжелую серебряную монету в ее ладонь.

Взяв с собой яблоко, Маркейл прошла в пустой общий зал, мысленно скача вслед за Уильямом. «Только подумать, мы были уверены, что сможем догнать загадочную мисс Чаллонер в один день. Хотя я предупреждала его, что она неуловима…»

Остановившись у окна, Маркейл смотрела, как Постон меняет упряжку на свежую, и осталась довольна, решив, что по крайней мере не слишком отстанет.

Вонзив зубы в яблоко, она взглянула вверх на небо. Как и предсказывал Уильям, над головой повисли тяжелые серые облака, холодный сильный ветер раскачивал кусты и деревья. По обе стороны вдоль единственной улицы стояли красивые дома с соломенными крышами, отделенные друг от друга зелеными изгородями, клумбами с яркими цветами и булькающим ручьем… и все же Маркейл чувствовала себя деревенской дурочкой.

Хотя она целый час кипела от злости после того, как Уильям оставил ее одну в экипаже, чувство справедливости позволило ей признать его правоту.

Уильям прав, их отношения были обречены с самого начала – и вовсе не из-за его чрезмерной заботливости, в чем она на протяжении многих лет убеждала себя.

Нет, виновата была только она, потому что не всем делилась с ним.

Иногда Маркейл убеждала себя, что никому не вправе доверить свою тайну… Но возможно, правда заключалась в чем-то другом. Скорее всего она боялась попросить Уильяма разделить с ней ее трудности, так как была уверена, что это положит конец их отношениям.

В конце концов, твердо уверовав, что Уильям все равно оставит ее, Маркейл нашла удобное решение – самой порвать с ним. Ее гордость не была бы ущемлена, и она полностью отдалась бы артистической карьере. Но в жизни все оказалось сложнее.

С тяжелым сердцем Маркейл ходила по комнате, пока ее внимание не привлекло движение за окном. В развевающейся накидке, верхом на заметно хромающей лошади во двор въезжал Уильям. Быстро повернувшись, она направилась к выходу.

– Мисс?

Оглянувшись, Маркейл увидела жену хозяина гостиницы и подростка, который держал большую и явно тяжелую корзину.

– Еда, которую вы заказывали, мисс, – присев, сказала женщина. – Джеймс отнесет ее вам.

– Благодарю. Как раз вовремя. Пойдемте, – кивнула Маркейл юноше и вышла из гостиницы. Она нашла Уильяма, с сердитым видом стоящим у экипажа. – Что случилось? – спросила она.

– Моя лошадь захромала. Мне пришлось вернуться, чтобы сменить ее, и я потеряю из-за этого уйму времени.

– Джеймс, – обратилась Маркейл к юноше, – можете отдать корзину капитану Херсту.

Застенчивый парень протянул тяжелую корзину Уильяму.

– Спасибо, Джеймс, – поблагодарила его Маркейл.

– Р-рад услужить вам, м-мисс. – Парень отчаянно покраснел и поспешил обратно в гостиницу.

– Это что такое? – Уильям смотрел на корзину, словно в ней лежали огромные булыжники.

– Еда для слуг. – Маркейл поднялась в экипаж и расправила юбки. – Можешь поставить корзину на пол. Она очень тяжелая и не должна скользить.

– А я подумал, что в ней булыжники, – пробурчал он и, поставив корзину на пол, отодвинул ее к противоположной стенке экипажа. – Там, должно быть, не только еда.

– Я приобрела еще и несколько бутылок эля на случай, если мы останемся без гостиницы.

– Очень предусмотрительно, – кивнул Уильям. – А-а! – Он взглянул на дорогу. – Постон раздобыл нам новых верховых лошадей – и не одну.

Наклонившись вперед, Маркейл увидела, что один из слуг верхом скачет к ним, ведя за собой трех гарцующих меринов.

– Где он взял деньги на… – Он пристально посмотрел на Маркейл. – Это ты его облагодетельствовала?

– Постон сказал, что мисс Чаллонер теперь едет верхом, и я подумала, что будет лучше, если он присоединится к тебе. Из твоей записки мы поняли, что она забрала с собой всех верховых лошадей, поэтому я послала его посмотреть, что можно найти.

– Я верну тебе деньги, – сухо сказал Уильям.

– Ерунда. Я тоже участвую в преследовании. Одна просьба – поймай эту проклятую женщину.

– Хорошо. Пока мы не выедем на Северную дорогу, гостиниц больше не будет.

– Это далеко?

– Всего в трех часах езды, вот почему нужно спешить. Если повезет, то со свежей лошадью я найду ее до того, как разразится гроза, и верну себе эту чертову шкатулку.

– Мне хотелось бы поехать с тобой.

– Погода не позволяет. Мисс Чаллонер еще пожалеет, что оставила свой экипаж.

– Интересно, почему она так поступила? – Маркейл нахмурилась.

– Она, должно быть, знает, что мы следуем по пятам за ней. Возможно, она посылает кого-нибудь назад, чтобы удостовериться, нет ли погони. – Уильям взглянул на небо. – Но на этот раз она может просчитаться. – Он снял теплый шарф и потом плотнее замотал его вокруг шеи. – Встретимся в первой большой гостинице на Северной дороге, в «Пеликане».

– Уильям, будь осторожен. Мисс Чаллонер и ее сопровождающие могут быть вооружены. Тебя могут ранить или…

Уильям поднялся в экипаж, взял ее рукой за затылок и поцеловал. Маркейл неожиданно потянулась к нему, охотно приняла его язык, которым он скользнул между ее губами, и ее мгновенно бросило в жар от желания.

Он прервал поцелуй так же резко, как начал, хотя и оставил руку у нее на затылке.

– Это половина поцелуя. Другую половину я надеюсь получить сегодня вечером в «Пеликане», так что не задерживайся.

– Я… я буду с нетерпением ждать. – Ее голос стал хриплым от страсти, а сердце заплясало какой-то странный танец.

– Непременно. – Быстро поцеловав ее в лоб, Уильям подмигнул и с захватывающей дух ухмылкой ушел.

Наклонившись вперед, Маркейл видела, как Уильям вспрыгнул на крепкую кобылу и вместе с Постоном быстро ускакал со двора. Серое небо наверху громко выражало протест, который Маркейл ощущала в душе.

Уильям постоянно удивлял ее. Покинув перед этим экипаж, он был раздраженным и сердитым – и не без причины. Но скачка, очевидно, пошла ему на пользу, и его настроение заметно улучшилось. Конечно, это могло объясняться тем, что они приближались к цели погони, но Маркейл осмелилась надеяться, что причиной хорошего настроения Уильяма отчасти была она.

Это была нелепая надежда, но Маркейл, как ни старалась, не могла ее подавить. С глупой улыбкой на губах, которые еще горели от поцелуя Уильяма, она откинулась на спинку сиденья. Вскоре экипаж дернулся, и они снова отправились в путь.

До «Пеликана» они добрались только через много часов. Сразу же после того, как Уильям скрылся на дороге, небеса разверзлись, и экипаж Маркейл продвигался с большим трудом.

Маркейл сочувствовала Уильяму, скакавшему под этим проливным ливнем, но ничего не могла поделать. Ей захотелось помочь слугам, которые оставались под открытым небом. Она постучала в потолок и попросила нового кучера – очень вежливого молодого человека по имени Чарлз Роббинс – распорядиться, чтобы слуги ехали внутри экипажа вместе с ней, но Роббинс категорически отказался.

Она пыталась возражать, но он просто стоял под дождем и повторял: «Нет, мисс. Это недопустимо».

Так как возражения не приносили никакой пользы, а лишь задерживали их, Маркейл в конце концов сдалась. Поднимая брызги, они медленно ползли по покрытой густой грязью и ставшей труднопроходимой дороге. Несколько раз Маркейл ощущала, что зад экипажа скользит и только в самый последний момент успевает выровняться.

Они останавливались только один раз, когда заднее колесо основательно увязло в глубокой грязи. Пока слуга освобождал колесо, Маркейл достала корзину и удостоверилась, что для каждого есть еда и эль на дневной перекус.

Вскоре они двинулись дальше, и Маркейл осталась в пустом экипаже одна со своими мыслями. Это был долгий и мучительный день, когда ей оставалось лишь думать о том, что говорил Уильям и какой смысл вкладывал в сказанное.

Его мнение о Колчестере возмутило Маркейл, но теперь она задумалась о человеке, которого долго считала своим лучшим другом. Когда возникали неприятности, ей не приходило в голову обращаться к нему. С течением времени она все реже и реже виделась с ним, так что у них не было даже непринужденного легкого общения, которое можно назвать чисто дружеским.

Неужели она возвела Колчестера на своего рода пьедестал и в то же время не позволила Уильяму занять законное место в ее жизни? Неужели она допустила такую несправедливость в своих суждениях?

Маркейл не могла бы ответить. Она только знала, что после разговора с Уильямом начала сомневаться во многих решениях, на которых строила свою прежнюю жизнь. И очень жалела, что не может поговорить с бабушкой об этих своих открытиях.

Вообще-то Маркейл следовало из «Пеликана» послать бабушке письмо, чтобы старушка не беспокоилась.

Дождь, слава Богу, ослабел и теперь лишь равномерно моросил, а серое небо с приближением вечера еще сильнее потемнело. Они выехали на Северную дорогу, когда уже стало слишком опасно для путешествия, и после утомительно медленной поездки по ужасно скользкому участку дороги добрались наконец до «Пеликана». Вместе с ними к «Пеликану» подъезжало и несколько других экипажей, и вокруг царила суматоха, разительно отличавшая это место от их предыдущих остановок.

Роббинс ожидал очереди, чтобы подъехать к остановке возле гостиницы, и вскоре открыл дверцу и опустил ступеньки.

Маркейл набросила поверх шляпы капюшон накидки и, опершись на руку Роббинса, спустилась на мощеную дорожку, которая выступала из грязи.

– Роббинс, вы видели Постона или капитана?

– Нет, мисс. Если они не внутри, то, вероятно, укрылись где-то от непогоды.

– Если вы что-нибудь услышите, пожалуйста, дайте мне знать, – попросила она, когда он передавал ее заботам лакея.

– Да, мисс, – кивнул кучер. – Сразу же, как только что-нибудь прояснится.

– Благодарю вас. – Маркейл понимала, что ей не стоит беспокоиться. Уильям и Постон, объединившись, представляли силу, с которой следует считаться.

Дойдя до портика гостиницы, Маркейл отпустила руку лакея.

– Прошу вас, принесите мою дорожную сумку и сундук ко мне в комнату. Я сейчас же закажу себе номер.

– Да, мисс. Сейчас доставлю ваш багаж. – Он поклонился и ушел.

Откинув капюшон, Маркейл оглянулась вокруг и осталась довольна. «Пеликан» был большим, причудливым двухэтажным зданием; его окна с веселыми красными шторами светились теплым светом ламп; голоса разговаривающих и смех звучали приятно после двух дней пребывания в очень ограниченной компании.

А от аппетитного запаха выпечки и жарящегося мяса у Маркейл едва не подогнулись колени. Только сейчас она в полной мере почувствовала, как проголодалась.

Внутри она увидела владельца гостиницы и его высокую жену, снующих между общим залом и задним коридором и отдающих распоряжения нескольким слугам принести то или это. Судя по смеху, докатывавшемуся из общего зала, было ясно, что в «Пеликане» останавливается богатая публика.

Маркейл подошла к широкому дверному проему, ведущему в общий зал, и, заглянув внутрь, окинула взглядом море мужских лиц. Не увидев среди присутствующих Уильяма, Маркейл на мгновение почувствовала разочарование.

Где же он?

Заметив, что Маркейл стоит на пороге общего зала, хозяин гостиницы поспешил к ней, чтобы представиться. Не успел он закончить формальности, как возглас из общего зала заставил его уйти, и Маркейл осталась в несомненно искусных руках его супруги миссис Маккланнахан.

Женщина окинула Маркейл взглядом с головы до ног и оценивающе посмотрела на ее шляпу с Бонд-стрит.

– Миссис Маккланнахан, – Маркейл слегка наклонила голову, – я хотела бы получить комнату и горячую ванну.

– Вам повезло, потому что у нас осталась всего одна такая комната. Я приготовлю ее и пошлю наверх ванну. – Она взяла у Маркейл накидку и быстро взглянула на мантилью и платье, прежде скрывавшиеся под ней.

У Маркейл возникла твердая уверенность, что если бы кто-то невзначай поинтересовался, то миссис Маккланнахан могла бы без ошибки назвать точную цену ее платья, мантильи и шляпы – это весьма смущало.

– Вот так, мисс. Вам не стоит заходить в общий зал. Там полно мужчин, которые, несомненно, ничего не могут поделать с погодой, поэтому мы почти до отказа заполнены на ночь.

– Да, я понимаю. – Бедняжке Уильяму, видимо, придется спать в конюшне. – Миссис Маккланнахан, в прошедший час вы, случайно, не видели высокую рыжеволосую женщину?

– Нет, только нескольких фермеров, сквайра с сыном, француза, от которого несет одеколоном, но который умеет рассказывать ужасно интересные истории, двух джентльменов, едущих в Лондон посмотреть боксерский матч, и двух леди, которые сидят в малой гостиной.