Текст книги "Через пустыню"

Глава 8
НА ТИГРЕ

Совсем перед закатом мы причалили на лодке к берегу Тигра. Вся местность вправо и влево от реки представляла собой кладбище, одно большое ужасающе пустынное место погребения. Руины Древнего Рима и античных Афин освещаются лучами солнца. Гигантские памятники Древнего Египта возвышаются до неба. Они достаточно ясно свидетельствуют о могуществе, богатстве и художественном вкусе всех народов, которые их возводили. А здесь, на Тигре и Евфрате, лежат только заброшенные груды развалин, мимо которых небрежно проскачет бедуин, даже не замечая, что под копытами его лошади лежат погребенные радости и стенания многих тысяч людей.

Вместе с атейба я перебрался в пустыню Эн-Наман, поскольку не осмелился показаться на западе Аравии. Близость Маската соблазнила меня посетить этот город. Я поехал туда один, безо всякого сопровождения, и осмотрел его прославленные крепостные стены, его укрепленные улицы, его мечети и построенные португальцами церкви; я восхищался набранной из белуджей [100]100
  Белуджи – скотоводческий народ, населяющий районы Пакистана, Индии, Афганистана, Туркмении и Таджикистана.


[Закрыть] личной гвардией имама и, наконец, устроился в одной из открытых кофеен, чтобы позволить себе наслаждение чашечкой кешре. Этот напиток варится из скорлупы кофейных зерен, приправляемых корицей и гвоздикой. Из задумчивости меня вывела чья-то фигура, загородившая вход. Я взглянул в этом направлении и увидел лицо, достойное более подробного описания.

Высокий серый цилиндр украшал удлиненную голову, которая была сущей пустыней, если говорить о волосах. Бесконечно широкий рот с тонкими губами наступал на нос, который, правда, и так уже был острым и довольно длинным и стремился, кажется, достать до подбородка. Голая, тощая шея торчала из очень широкого, отложного, безукоризненно отглаженного воротничка рубашки; ниже виднелся серый клетчатый сюртук и серые клетчатые брюки, точно такие же гетры и пыльно-серые сапоги. В правой руке этот серо-клетчатый человек держал инструмент, очень похожий на кирку, а в левой – двуствольный пистолет. Из внешнего наружного кармана выглядывал сложенный листок газеты.

– Vermyn kahve [101]101
  Подайте кофе! (тур.).


[Закрыть]! – картаво произнес он голосом, напоминавшим воробьиный щебет.

Серо-клетчатый опустился на некое сооружение, которое, собственно говоря, должно было служить столом, но пришелец использовал его как сиденье. Он получил кофе, склонил к напитку нос, втянул его запах, потом выплеснул содержимое на улицу, а чашку поставил на земляной пол кофейни.

– Vermyn tutun [102]102
  Подайте табак! (тур. ).


[Закрыть]! – опять приказал он.

Гость получил уже раскуренную трубку, один раз затянулся, выпустил дым через нос, сплюнул и бросил трубку возле чашки.

– Vermyn… – Он задумался, но турецкое слово никак не приходило на ум, а арабским серо-клетчатый, видимо, не владел. Поэтому он без обиняков прокартавил: – Vermyn ростбиф!

Хозяин кофейни его не понял.

– Ростбиф! – повторил гость, исполняя сложную пантомиму, в которой приняли участие рот и все десять пальцев.

– Кебаб! – пояснил я хозяину, который сейчас же исчез за дверью, чтобы приготовить блюдо. Оно состояло из маленьких четырехугольных кусочков мяса, жарившихся над огнем на вертеле.

Тецерь англичанин одарил своим вниманием и меня.

– Араб? – спросил он.

– No.

– Турок?

– No.

Тогда он, полный надежды, вскинул жидкие брови.

– Englishmen?

– Нет, я немец.

– Немец? Что здесь делать?

– Пить кофе!

– Very well! Кто вы такой?

– Я… writer.

– А! Что писатель здесь, в Маскате, делает?

– Осматривает город.

– А потом?

– Пока не знаю.

– Деньги есть?

– Да.

– Как звать?

Я назвался. Его рот открылся так, что тонкие губы образовали равносторонний четырехугольник, позволивший увидеть широкие и одновременно длинные зубы англичанина. Брови поднялись еще выше, чем прежде, а нос вильнул кончиком, как будто хотел разведать, чем разродится на это отверстие под ним. Потом он схватился на отворот сюртука, вытащил из внутреннего кармана записную книжку, перелистал ее и только потом протянул руку вверх, чтобы снять шляпу и слегка поклониться мне.

– Welcome, sir! Я знаю вас!

– Меня?

– Yes, очень!

– Могу спросить, откуда?

– Я друг сэра Джона Раффли, члена Traveller-Club [103]103
  Traveller-Club – Клуб любителей приключений (англ. ).


[Закрыть], Лондон, Mear Street, 47.

– В самом деле? Вы знаете сэра Раффли? Где он теперь?

– В путешествии, но где, не знаю. Вы были с ним на Цейлоне?

– Разумеется.

– Охотились на слонов?

– Да.

– А потом на море в Girl-Robber [104]104
  Girl-Robber – охота на женщин (англ. ).


[Закрыть]?

– Точно.

– Время у вас есть?

– Хм! Почему вы задали этот вопрос?

– Я читал про Вавилон… Ниневию… раскопки… поклонников дьявола. Я хочу… тоже копать… Достать Fowling bulls… [105]105
  Fowling bulls – крылатые быки; имеются в виду шеду, персонажи ассиро-вавилонского искусства.


[Закрыть] Подарить Британскому музею. Я не знаю арабского… С удовольствием возьму желающего. Примете участие? Я заплачу хорошо, очень хорошо.

– Могу я узнать ваше имя?

– Линдсей, Дэвид Линдсей… Титула нет… Не надо говорить «сэр Линдсей».

– Вы действительно направляетесь на Тигр и Евфрат?

– Yes. У меня есть пароход… поднимусь вверх… сойду на берег… пароход подождет или вернется назад в Багдад – куплю лошадь и верблюда… Буду путешествовать, охотиться, делать раскопки, находки передам в Британский музей. Вы примете участие?

– Мне милее всего путешествовать самостоятельно.

– Естественно! Но вы можете меня оставить, когда захотите… Я хорошо заплачу, отлично заплачу… Примите только участие.

– Будет еще кто-нибудь?

– Сколько захотите… но лучше: я, вы, двое слуг.

– Когда вы отправляетесь?

– Послезавтра… завтра… хоть сегодня!

Более удачного предложения мне нельзя было ожидать. Я раздумывал недолго и принял его. Конечно, я выторговал условие: в любое время за мной оставляется возможность пойти своим путем. Англичанин провел меня в гавань, где стоял прелестный маленький пароходик, и уже через полчаса я заметил, что не мог бы пожелать себе лучшего спутника. Он хотел охотиться на львов и прочих всевозможных зверей, посетить поклонников дьявола и обязательно откопать Fowling bull, как он его называл, – крылатого быка, чтобы подарить его Британскому музею. Планы были авантюрными, и именно поэтому они нашли полную мою поддержку. В своих странствиях я встречал и более чудаковатых людей.

К сожалению, он не отпустил меня к атейба. За моими вещами отправили посланца. Тот же самый человек должен был известить Халефа, куда я еду. Когда посланный вернулся, он рассказал мне, что Халеф еще с одним атейба поедут по суше к арабским племенам абу-зальман и шаммар, чтобы переговорить с ними о присоединении атейба. Он возьмет с собою моего хеджина и сумеет меня найти.

Получить такое известие мне было приятно. То, что в посланники выбрали Халефа, еще раз доказывало мне, что паренек стал любимцем своего тестя.

Мы прошли по Персидскому заливу, осмотрели Басру и Багдад, а потом отправились вверх по Тигру, к тому самому месту, возле которого пристали нынче вечером.

Чуть повыше нашей стоянки в Тигр впадал Малый Заб, и берега по обе стороны реки поросли густыми тростниковыми джунглями. Как уже сказано раньше, наступила ночь. Несмотря на это, Линдсей настоял на том, чтобы сойти на берег и поставить палатки. Мне не очень хотелось это делать, но я не мог бросить его одного на берегу, а поэтому последовал за ним. Команда парохода состояла из четырех человек; с рассветом они должны были возвращаться в Багдад, и англичанин, вопреки моему совету, принял решение выгрузить все, даже четырех лошадей, купленных в Багдаде.

– Было бы лучше, если бы мы не делали этого, сэр, – предупредил я его.

– Почему?

– Потому что мы могли бы это сделать завтра днем.

– Пойдет и вечером… Хорошо заплачу!

– И нам, и лошадям на судне безопаснее, чем на суше.

– Здесь есть воры… грабители… убийцы?

– Арабам иногда не надо верить. Мы еще не устроились.

– Не верить им и тем не менее устраиваться… У нас есть ружья. Любой мошенник будет убит!

Он не отступил от своего намерения. Только через два часа мы справились с работой. Мы поставили две палатки, а между ними и берегом привязали лошадей. После ужина отправились спать. Мне досталась первая вахта, слугам – вторая и третья, Линдсею – четвертая. Ночь была чудесной.

Когда моя вахта закончилась, я разбудил слугу и надлежащим образом проинструктировал его. Слугу звали Билл. Он был ирландцем и производил такое впечатление, будто сила его мускулов раз в тридцать превышает силу духа. Он лукаво ухмыльнулся моим наставлениям, а потом стал расхаживать туда-сюда. Я заснул.

Проснулся я не сам – меня дергали за руку. Линдсей стоял передо мной в своей клетчатой одежде, которую он даже в пустыне не собирался снимать.

– Сэр, проснитесь!

Я вскочил на ноги и спросил:

– Что случилось?

– Хм… да!

– Что?

– Неприятность!

– Что?!

– Лошадей нет!

Я вышел и осмотрел колья, к которым были привязаны лошади. На них еще висели концы веревок – их перерезали.

– Их украли!

Губы Линдсея вытянулись в ромб, и он, очень довольный, рассмеялся.

– Yes! Кто?

– Воры!

Он сделал еще более довольное лицо.

– Very well, воры… Где они?.. Как их зовут?

– А я откуда знаю?

– No… я тоже не знаю… Хорошо, очень хорошо!.. Это есть приключение!

– С момента кражи не прошло и часа. Подождем еще пяток минут. Тогда будет достаточно светло, чтобы разобрать следы воров.

– Хорошо… Отлично! Мы – охотники прерий… Искать следы… преследовать… убивать… Превосходно… Хорошо заплачу, очень хорошо! – Он вошел в свою палатку, чтобы заняться необходимыми приготовлениями.

Через короткое время в сумеречном свете утра я различил следы шести человек и поделился с ним этим открытием.

– Шестеро? А нас сколько?

– Только двое. Еще двоих мы должны оставить при палатках, а пароход тоже останется, пока мы не вернемся.

– Yes! Отдать необходимые распоряжения, а потом – вперед!

– Вы быстрее передвигаетесь, или я должен взять с собой Билла?

– Билл? Зачем же я приехал на Тигр! Приключения! Я бегаю хорошо… Бегаю, как олень!

Отдав необходимые распоряжения, он забросил ружье и загадочную кирку за спину и последовал за мной. Наша задача заключалась в том, чтобы догнать воров, прежде чем они встретятся с более крупным отрядом, а поэтому я шел так быстро, как только мог. Длинные, облаченные в клетчатые одежды ноги моего спутника тоже не отставали.

Не успели мы немного отойти, как брюки наши окрасились цветочной пыльцой. Несмотря на высокие травы, следы читались очень отчетливо. Наконец они привели нас к протоке, шумно сбегавшей с Джебель-Джехеннем. В этом месте следы вывели нас к месту, вытоптанному копытами лошадей. Подробное изучение местности показало, что отсюда уходят следы не четырех, а десяти лошадей. Двое из шести конокрадов до нападения на наш лагерь бежали, а не ехали верхом. Здесь воры прятали своих лошадей.

Линдсей состроил недовольную мину.

– Плохо… Я в ярости!

– Чем она вызвана?

– Они уйдут!

– Почему?

– У них у всех теперь есть лошади… а мы бежим.

– Ба! Тем не менее я их догоню, если только… вы выдержите. Но это совершенно не нужно. Придется не только смотреть, но и стрелять.

– Так стреляйте!

– Намеренно ли воры пришли в наш лагерь?

– Хм!

– Возможно, пожалуй, и нет. Мне кажется, что они следовали за судном по берегу, к которому мы вчера пристали. Случайно ли их след уходит на запад, или это объясняется только тем, что воры не решились переправиться через реку при высокой воде, да еще с чужими лошадьми?

– Значит, они делают обход?

– Да. Они ищут брод или более удобное место для переправы, а потом опять повернут в прежнем направлении.

– Хорошо, очень хорошо… прекрасно! – Он сбросил одежду и подошел к берегу.

– Да, сэр! Вы хороший пловец?

– Yes!

– Здесь не самое подходящее место для переправы, если вы, конечно, хотите сохранить одежду и оружие сухими. Накрутите одежду тюрбаном на вашу шляпу!

– Хорошо… очень хорошо… Сделаю!

Я тоже скатал из одежды тюк и укрепил его на голове. Потом мы вошли в воду. Этот англичанин был на самом деле столь же искусным пловцом, как и выносливым бегуном. Мы удачно переправились и снова оделись.

Линдсей полностью смирился с моим главенством. Мы поспешно преодолели еще примерно две английские мили, направляясь на юг, а потом повернули к западу, где гряда холмов давала далекий обзор. Мы поднялись на высоту и огляделись. Куда только хватало глаз, нигде не было видно живого существа.

– Nothing! Ничего… ни души… скверно!

– Хм, и я ничего не вижу!

– Если вы заблуждаетесь… что тогда?

– Тогда у нас еще есть время преследовать их там, на речке. У меня еще никто безнаказанно не крал лошадь, и я вернусь, лишь когда отберу четырех наших лошадок.

Я тоже.

– Нет. Вы должны оставаться при своих вещах.

– Вещи? Ба! Пропадет – куплю новые… Охотно заплачу за приключение… Очень хорошо.

– Стоп! А вон там, на горизонте, вы не видите какое-то движение?

И я указал рукой направление. Он вытаращил глаза, широко раскрыл рот и расставил ноги. Его ноздри раздувались – он выглядел так, словно его орган обоняния тоже наделен свойством видения или по меньшей мере даром предвидения.

– Верно… я тоже вижу!

– Это приближается к нам.

Yes! Если это они, я их всех перестреляю!

– Сэр, это же люди!

– Это воры! Их надо застрелить… непременно!

– Мне жаль, но в таком случае я вынужден вас оставить.

– Оставить? Почему?

– Я защищаю свою жизнь, если на меня нападут, но без нужды людей не убиваю. Думаю, вы истинный англичанин?

– Well! Englishmen… Nobleman… Gentleman… [106]106
  Хорошо! Англичанин… Дворянин… Джентльмен… (англ.).


[Закрыть] не будет убивать… только возьмет лошадей!

– Кажется, вы в самом деле такой.

– Yes! Десять точек… правильно!

– Четыре свободных, шесть под всадниками.

– Хм! Вы хороший охотник… Вы правы… Сэр Джон Раффли много рассказывал… Оставайтесь со мной… Хорошо заплачу, очень хорошо!

– Стреляете вы метко?

– Хм, очень нормально!

– Так пойдемте. Мы должны отступить, чтобы они нас не заметили. Наша позиция будет внизу, между холмами и рекой. Мы пройдем еще минут десять дальше к югу. Там холм так плотно подходит к воде, и ускользнуть им от нас не будет никакой возможности.

Теперь мы торопливо сбежали вниз и скоро достигли указанного мною места. Река была окаймлена тростниками и бамбуком, а у подножия холма росли мимозы и высоченная полынь. Для укрытия у нас было достаточно места.

– И что теперь? – спросил англичанин.

– Вы устроитесь здесь, в тростниках, и позволите людям пройти. Я спрячусь за мимозами, у выхода из этой теснины. Когда воры окажутся между нами, мы оба выступим. Стрелять буду я один, потому что я, видимо, лучше разбираюсь в обстановке, а вы употребите свое оружие только по особому моему приказу или если вашей жизни будет грозить серьезная опасность.

– Well… Хорошо, очень хорошо… Великолепное приключение!

Он исчез в тростнике, я тоже выбрал себе укромное место. Уже через короткое время мы услышали стук копыт. Они поехали мимо Линдсея без какого-либо дурного предчувствия, не озираясь, после чего я увидел вынырнувшего из тростников англичанина и вышел из укрытия. Мгновенно они остановили лошадей. Ружье висело у меня за спиной, в руках был штуцер.

– Селям алейкум!

Дружеский привет ошеломил их.

– Алейк… – начал было один из них. – Что ты здесь делаешь?

– Жду моих братьев, которые должны мне помочь.

– Какая помощь тебе нужна?

– Видишь, я без лошади. Как смогу я теперь проехать по пустыне? У тебя четыре лишних лошади. Не хочешь ли продать мне одну из них?

– Мы не продадим ни одной из этих лошадей!

– Я слышал, что ты любимец Аллаха. Ты только потому не хочешь продавать лошадей, что твое доброе сердце желает подарить ее мне.

– Да исцелит Аллах твой разум! И дарить тебе лошадь я не буду.

– О, образец милосердия, ты когда-нибудь четырехкратно отведаешь райское блаженство, потому что ты не хочешь продать мне одну лошадь – ты собираешься подарить все четыре.

– Аллах керим! Этот человек несомненно и по-настоящему сошел с ума.

– Подумай, брат мой, что сумасшедшие берут то, что им не отдают добровольно! Обернись-ка! Возможно, ты дашь тому человеку то, в чем отказываешь мне.

Только теперь, при виде англичанина, ситуация стала им полностью ясной. Они наставили копья, словно готовились в атаку.

– Что вы хотите? – спросил меня говоривший.

– Вернуть наших лошадей, которых вы на рассвете у нас украли.

– Человек, ты действительно безумен! Если бы мы у тебя взяли лошадей, то ты бы не смог догнать нас пешком!

– Ты думаешь? Вы знаете, что эти четыре лошади принадлежат франкам, которые прибыли на пароходе. Как могли вы подумать, что франков можно безнаказанно обкрадывать и что они не умнее вас! Я знал, что вы сделаете крюк по реке, приплыл сюда и оказался здесь быстрее вас. Но вы ошиблись. Я не хочу проливать кровь, поэтому прошу вас отдать мне лошадей подобру-поздорову. Тогда вы сможете ехать, куда хотите.

Он засмеялся:

– Вас двое, а нас шестеро.

– Хорошо! Пусть каждый делает то, что ему нравится.

– Освободи дорогу!

Он выставил украшенное страусиными перьями копье и направил свою лошадь прямо на меня. Я вскинул штуцер: раздался выстрел, конь и всадник упали. Мне и минуты не потребовалось, чтобы еще пять раз прицелиться и пять раз нажать на спусковой крючок. Все лошади рухнули на землю, и только наши, связанные вместе, остались невредимыми. Тот, кто держал их вначале на привязи, отпустил. Мы воспользовались минутным замешательством, вскочили на лошадей и помчались прочь.

В спину нам слышался яростный крик арабов. Мы не обратили на него внимания, привели в порядок сбрую и, смеясь, помчались в направлении нашего лагеря.

– Magnificent… Великолепно… прекрасное приключение… Стоит ста фунтов! Нас двое, а их шестеро… они у нас взяли четырех лошадей, мы у них отобрали шесть… Отлично… великолепно! – сказал Линдсей и засмеялся.

– Счастье, что это так отлично, так великолепно прошло, сэр. Будь наши животные боязливыми, мы бы не уехали так быстро и могли очень легко получить несколько пуль.

– Мы тоже сделаем крюк или поедем прямо?

– Прямо. Мы знаем наших лошадей – они преодолеют переправу.

Скоро мы вернулись к своим палаткам. Почти сразу после нашего прибытия пароход отчалил, и мы остались одни в пустыне.

– Теперь – только на Тигре, – сказал он. – Теперь отправимся на поиски Fowling bulls и других древностей!

Бравый англичанин, конечно, очень много читал и слышал о раскопках в Хорсабаде, Куфьюнджике, Хаммум-али, Нимруде, Кешафе и Эль-Хатаре; при чтении ему пришла в голову мысль: опираясь только на свои силы, обогатить собрание Британского музея и благодаря этому стать знаменитым.

– Сейчас же? – спросил я его. – Не выйдет!

– Почему? Я прихватил с собой кирку.

– О, этим вы много не сделаете. Кто хочет здесь копать, должен сначала договориться с правительством…

– Правительством? Каким?

– Турецким.

– Ба! Разве Ниневия принадлежала туркам?

– Разумеется, нет, потому что тогда турок и в помине не было. Но теперь развалины находятся на турецкой земле, хотя здесь рука султана не столь могуча. Настоящие хозяева здесь – арабские кочевники, и тот, кто хочет вести раскопки, прежде всего должен установить дружеские отношения с ними, потому что иначе он не будет уверен в сохранности ни своего имущества, ни собственной жизни. Поэтому я вам и советовал взять подарки для местных властей.

– Шелковые одежды?

– Да, их здесь больше всего спрашивают, да и по месту они удобны.

– Well… Так вы хотите установить дружественные связи… но сейчас же, немедленно… нет?

Я знал, что он не отступится от своих планов, и не намеревался, конечно, теперь в них вмешиваться.

– Я согласен. Только спрашивается, какому главарю надо прежде всего засвидетельствовать свое почтение.

– Посоветуйте!

– Самое могущественное племя называется эль-шаммар. Их пастбища расположены вверх по течению, на южных отрогах гор Синджар и на правом берегу Тартара.

– Как далеко отсюда Синджар?

– Ровно градус широты.

– Очень далеко. А другие арабские племена здесь есть?

– Обеиды, абу-зальман, абу-ферхан… однако никогда нельзя точно определить, где надо искать эти орды, ибо они постоянно перемещаются. Когда их стада съедят все в округе, кочевники складывают палатки и меняют место жительства. При этом отдельные племена живут в постоянной кровавой вражде между собой; они избегают друг друга, и это в немалой степени способствует бродячей их жизни.

– Прекрасная жизнь… Интересные приключения… Найти развалины… Много рассказывать… Отлично… Великолепно!

– Самое лучшее – заехать в пустыню и спросить у первого встречного бедуина о месте стоянки ближайшего племени.

– Хорошо… Well… Очень хорошо! Сразу же поскачем и спросим!

– Сегодня мы бы могли еще остаться здесь!

– Остаться и не копать? Нет… не пойдет! Долой палатку и прочь отсюда!

Я вынужден был предоставить ему свободу действий, тем более что, поразмыслив, убедил себя: из-за сегодняшнего столкновения лучше поскорей оставить эти места. Итак, мы сняли легкие палатки. Их должны были принять на себя лошади наших слуг. Потом мы вскочили в седла и направились к озеру Сабака.

Это была великолепная скачка по усыпанной цветами степи. Каждый шаг лошадей поднимал в воздух все новые и новые благоухания. Даже обширные и сочнейшие североамериканские прерии я не мог бы сравнить с этим краем. Выбранное нами направление оказалось удачным, поскольку не позднее чем через час впереди появились три всадника. Они производили неизгладимое впечатление в своих развевающихся плащах и в тюрбанах, увенчанных страусиными перьями. С громким воинственным криком они мчались прямо на нас.

– Они что-то кричат. Они будут нас колоть? – спросил англичанин.

– Нет. Таковы приветствия у этих людей. Кто при этом испугается, тот больше не считается мужчиной.

– Давайте будем мужчинами.

Он сдержал слово и даже глазом не моргнул, когда один из всадников направил острие своего копья прямо ему в грудь и только тогда, вздыбив своего коня, остановил его, когда кончик копья почти коснулся груди Линдсея.

– Селям алейкум! Что вы здесь ищете? – приветствовал нас всадник.

– Из какого ты племени?

– Из племени хаддединов, которые принадлежат к великой нации шаммаров.

– Как имя твоего шейха?

– Его зовут Мохаммед Эмин.

– Он далеко отсюда?

– Если ты хочешь попасть к нему, мы будем вас сопровождать.

Они развернулись и присоединились к нам. В то время как мы – и слуги вместе с нами – сидели в седлах в достойных позах, арабы скакали вокруг нас по широкой дуге, показывая свое искусство верховой езды. Их главный трюк заключался в том, чтобы остановиться на полном скаку, причем мне бросилось в глаза, что их лошади были, конечно, утомленными и немножко загнанными. Я полагаю, что вправе сделать некоторое обобщение: этих всадников в любом отношении превзошел бы первый попавшийся индеец на своем мустанге. Однако англичанину понравилось представление.

– Великолепно! Хм, так я не могу… сломал бы шею!

– Я видывал и лучших всадников.

– А! Где?

– Скачку не на жизнь, а на смерть в американском диком лесу, на замерзшей речке, когда у лошади нет подков, или в каменистом каньоне – это нечто совершенно иное!

– Хм! Я тоже поеду в Америку… Скакать в диком лесу… по речному льду… в каньоне… Прекрасное приключение!.. Что говорят эти люди?

– Они поприветствовали нас и спросили, зачем мы приехали. Они довезут нас до своего шейха. Его зовут Мохаммед Эмин, и он вождь хаддединов.

– Это храброе племя?

– Все эти люди называют себя храбрыми и до определенной степени такими оказываются. Это неудивительно. Женщина здесь должна делать все, мужчина же – ничего, только лишь скакать, курить, грабить, воевать, болтать и бить баклуши.

– Прекрасная жизнь… великолепная… Я хотел бы стать шейхом… много копать… найти много Fowling bulls и послать их в Лондон… Хм!

Равнина становилась все оживленнее, и мы поняли, что приближаемся к стоянке хаддединов. Большая часть племени еще находилась на перекочевке.

Мы очутились посреди многотысячных стад овец и верблюдов. Куда только ни бросишь глаз – справа и слева от нас, впереди и позади нас – волновалось море пасущихся, бродящих животных. Мы видели длинные вереницы волов и ослов, нагруженных черными палатками, пестрыми коврами и огромными котлами. На эти горы утвари привязывают стариков и старух, которые больше не в состоянии ни ходить, ни держаться в седле без опоры. Иногда какое-нибудь животное перевозит малышей, так глубоко посаженных в седельные сумки, что в маленькие отверстия выглядывают только головки. В таких случаях для сохранения равновесия на другой бок вьючному животному приторачивают молодых ягнят и козочек, которые с нежным блеянием выглядывают из сумок. За стадами идут девушки, одетые только в плотно прилегающие к телу длинные арабские рубашки, матери с детьми на плечах, мальчишки, подгоняющие перед собой барашков. Погонщики одногорбых дромадеров, сидя верхом на своих царственных животных, ведут рядом с собой, в поводу, своих благородных лошадей. И наконец шествие замыкают многочисленные всадники, которые, вооружившись опушенными перьями копьями, гоняются по равнине за отбившимся, не желающим выдерживать порядок движения скотом.

Особые группы образуют скаковые верблюды, предназначенные в основном для перевозки женщин. Я очень часто видел в Сахаре джеммелов, на которых женщины путешествовали в похожих на люльки корзинах. Но такого приспособления, как здешнее, мне еще не встречалось. Оно составлено из двух солидных жердей длиной по десять локтей, а то и больше, которые кладутся поперек верблюжьей спины – перед горбом и за ним. Концы жердей сближают и связывают стеблями тростника или веревками. Это сооружение украшается бахромой и шерстяными кистями всех цветов, нитками жемчуга и ракушками точно так же, как седло и сбруя. Между жердями, на самом горбу, покоится устройство, состоящее из толстого бруса и матерчатого перекрытия, очень похожего на полицейскую будку. Оно тоже увешано разного рода кистями. Все сооружение необыкновенно вытянуто в высоту, и когда оно появляется на горизонте, колышущееся от покачиваний верблюда, то его можно принять за огромную бабочку или гигантскую стрекозу, то поднимающую, то опускающую крылья.

Наше появление вызывало в каждой группе бедуинов плохо скрываемый интерес. Конечно, я привлекал куда меньшее внимание, чем сэр Линдсей, в котором, так же как и в его слугах, с первого взгляда можно было признать европейцев. В своем серо-клетчатом наряде Линдсей поражал здешних жителей куда больше, чем это сделал бы араб в живописной одежде на какой-нибудь людной площади Мюнхена или Лейпцига.

Мы двигались за своими проводниками до тех пор, пока не заметили очень большую палатку, перед которой было воткнуто в землю множество копий, свидетельствующих, что мы оказались перед палаткой вождя. Вокруг в это самое время вырастали другие палатки.

Двое арабов-проводников спрыгнули на землю и вошли в шатер вождя. Через несколько мгновений они появились вновь в сопровождении третьего, имевшего наружность патриарха. Именно так должен был выглядеть Авраам, когда вышел из своего дома у дубравы Мамре, чтобы приветствовать своих гостей: снежно-белая борода свисала ему на грудь, тем не менее старик производил впечатление бодрого человека, способного перенести любой недуг. Его темные глаза смотрели на нас не очень-то приветливо и дружелюбно. Он поднес руку к сердцу и поздоровался: «Селям!»

Таково приветствие ревностного магометанина, когда к нему приходит неверный. А каждого правоверного он принимает словами «селям алейкум!».

– Алейкум! – ответил я и соскочил с лошади.

Он посмотрел на меня, словно осмысливая мой ответ, а потом сказал:

– Ты мусульманин или гяур?

– С каких это пор сын благородного племени шаммаров принимает своих гостей подобным вопросом? Разве не предписывает Коран поить и кормить чужестранца, разве не призывает дать ему отдохнуть, не интересуясь ни его происхождением, ни доходом? Да простит тебе Аллах то, что ты принимаешь своих гостей, словно турецкий полицейский!

Как бы защищаясь, он поднял руку.

– Шаммары и хаддедины рады каждому, но только не лжецам и предателям.

При этом он бросил характерный взгляд на англичанина.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил я.

– Людей, прибывающих с запада, чтоб натравливать пашу на сынов пустыни. А иначе зачем нужен Королеве Островов консул в Мосуле?

– Эти трое не принадлежат к консульской службе. Мы просто усталые путешественники. Мы не хотим от тебя ничего иного, кроме глотка воды для себя и горстки фиников для наших лошадей.

– Если вы не из консульства, то получите то, что желаете. Входите, добро пожаловать!

Мы привязали лошадей к воткнутым в землю копьям и проследовали в палатку. Там нам дали по кружке верблюжьего молока. Еда состояла только из тонкой черствой, полусожженной ячменной лепешки – знак того, что шейх не рассматривает нас как гостей. За то недолгое время, пока мы ели, он, не говоря ни слова, подозрительно разглядывал нас. У него, верно, были важные причины не доверять чужим. По виду же его было заметно, что ему очень хочется узнать о нас побольше.

Линдсей оглядел палатку и спросил меня:

– Плохой парень, не так ли?

– Кажется.

– Он выглядит так, как будто хочет нас съесть. Что он сказал?

– Он приветствовал нас как неверных. Мы еще не его гости, и нас здесь очень боятся.

– Не его гости? Мы же едим и пьем у него!

– Он не дал нам хлеб из своих рук и соль – тоже! Он признал в вас англичанина, а эту нацию он, кажется, ненавидит.

– Почему?

– Не знаю.

– Так спросите!

– Нельзя. Это было бы невежливо. Но я думаю, что мы это еще узнаем.

Мы управились с закуской, и я поднялся.

– Ты дал попить и поесть, Мохаммед Эмин; мы благодарим тебя и будем прославлять твое гостеприимство везде, куда только попадем. Прощай! Пусть Аллах благословит тебя и твоих подданных!

Такого быстрого прощания он не ожидал.

– Почему вы так быстро покидаете меня? Останьтесь, отдохните у нас!

– Мы пойдем, потому что солнце твоей милости светит не нам.

– Все же здесь, в моей палатке, вы в безопасности.

– Ты так думаешь? Я не верю в безопасность в черной палатке араба эш-шаммар.

Он потянулся рукой к кинжалу.

– Ты хочешь оскорбить меня?

– Нет, я только хочу сообщить тебе свои мысли. Палатка шаммара не дает даже гостю безопасности. Стало быть, куда меньше тому, кто не пользуется обычным гостеприимством.

– За такие слова я могу и заколоть тебя. Разве какой-либо шаммар нарушил законы гостеприимства?

– Они нарушаются не только в отношении чужих, но даже и в отношении членов собственного племени.

Конечно, я высказал ужасное обвинение, однако я не понимал, почему мне надо быть вежливым с человеком, который принял нас как нищих. Я продолжал:

– Ты не заколешь меня, шейх, ибо, во-первых, я сказал тебе правду и, во-вторых, мой кинжал поразит тебя прежде, чем твой – меня.

– Докажи, что ты прав!

– Я расскажу тебе одну историю. Однажды случилось, что большое могучее племя распалось на мелкие племена.

Этим племенем управлял великий храбрый шейх, в сердце которого, однако, уживались хитрость и фальшь. Его соплеменники были недовольны им и один за другим уходили. Они становились подданными вождя другого племени. Тогда шейх послал за этим вождем, велев ему явиться к себе на разговор. Тот не пришел. Тогда шейх послал собственного сына. Это был отважный и мужественный юноша, очень любивший правду. Он сказал вождю: «Следуй за мной. Аллахом тебе клянусь, что ты можешь уверенно зайти в палатку моего отца. Ручаюсь своею жизнью за твою!» Тогда ответил вождь: «Я не пошел бы к твоему отцу, даже если бы он дал тысячу клятв пощадить меня, но тебе я верю. И чтобы показать это, я пойду с тобой безо всякого сопровождения». Они сели на лошадей и поехали. Когда они вошли в палатку шейха, там было полно воинов. Вождя пригласили сесть на место шейха. Он получил угощение, он слушал дружеские речи, но после трапезы на него напали. Сын шейха хотел его спасти, но его схватили воины. Дядя шейха свалил вождя себе под ноги, зажал коленями его голову и перерезал глотку преданному главарю, как это делают с бараном. Сын шейха разорвал на себе одежды и стал упрекать отца. Конечно, он вынужден был бежать, иначе и его убили бы. Знаешь ты эту историю, шейх Мохаммед Эмин?