Текст книги "Через пустыню"

– Не знаю. Подобной истории не могло произойти.

– Но она тем не менее произошла, и именно в твоем собственном племени. Преданного звали Неджрис, сына шейха – Ферхан, дядю – Хаджар, а шейхом был знаменитый Софук.

Он смутился.

– Откуда ты знаешь это имя? Ты не шаммар, не обеид, не абу-зальман. Ты говоришь языком западных арабов, а твое оружие не похоже на арабское. От кого ты узнал эту историю?

– Позор всякого племени расходится столь же широко, как и слава какого-либо народа. Ты знаешь, что я сказал правду. Как я могу тебе верить? Ты хаддедин, а это племя принадлежит к шаммарам, и ты отказал нам в гостеприимстве. Мы уходим.

Взмахом руки он выразил протест.

– Ты хаджи, а находишься в обществе гяуров!

– Откуда ты взял, что я хаджи?

– По твоему хамайлю [107]107
  Xамайль – талисман, амулет (араб.).


[Закрыть]. Только хаджи привыкли носить Коран в украшенной золотом сумочке на шее. Ты можешь быть свободным. Однако эти неверные должны заплатить обычный налог, прежде чем уйдут.

– Они не будут платить, потому что находятся под моей защитой.

– Они не нуждаются в твоей защите, потому что находятся под защитой своего консула, да пошлет ему Аллах погибель!

– Он твой враг?

– Да, он мой враг. Он подговорил губернатора Мосула арестовать моего сына. Он натравил на меня обеидов, абу-хаммед и джовари. Они похитили мои стада, а теперь хотят объединиться, чтобы погубить меня и мое племя.

– Так позови на помощь другие племена шаммаров!

– Они не смогли бы прийти, поскольку губернатор собрал войско, чтобы напасть на их пастбища в горах Синджар. Мне не на кого надеяться. Да защитит меня Аллах!

– Мохаммед Эмин, я слышал, что племена обеидов, абу-хаммед и джовари – сущие разбойники. Я их не люблю, я друг шаммаров, потому что шаммары – самые благородные и самые храбрые арабы из тех, которых я знаю. Желаю, чтобы ты смог победить всех своих врагов!

Я не намеревался говорить ему комплименты – они скорее соответствовали моему искреннему убеждению. Пожалуй, это прозвучало в том тоне, как я говорил, ибо я увидел, что они произвели благоприятное впечатление.

– Ты на самом деле друг шаммаров? – спросил меня шейх.

– Да, и мне очень жаль, что между вами посеян раздор, так что ваше могущество теперь почти сломлено.

– Сломлено? Аллах велик, и шаммары еще достаточно храбры, чтобы побороться со своими врагами. Кто тебе рассказал о нас?

– Я уже давно читал и слышал про вас, но последние сведения получил в Белад-эль-Араб, в Аравии, у сыновей атейба.

– Как? – спросил он изумленно. – Ты жил у атейба?

– Да.

– Они многочисленны и могущественны, но на них лежит проклятие.

– Ты думаешь о шейхе Малике, который был изгнан? Он подскочил.

– Машалла, ты знаешь Малика, моего друга и брата?

– Я знаю его и людей его.

– Где ты встретил их?

– Я столкнулся с ним близ Джидды, а потом прошел с атейба через Белад-эль-Араб до Эн-Наман, пустыни близ Маската.

– Так ты знаешь их всех?

– Всех.

– И… Прости, что я говорю о женщине, но она не уступает мужчине… Ты знаешь и Амшу, дочь Малика?

– Я ее знаю. Она была женой Абузейфа и решила отомстить ему.

– И она отомстила?

– Да. Его уже нет на этом свете. Хаджи Халеф Омар, мой слуга, исполнил приговор, а за это получил в жены Ханне, дочь Амши.

– Твой слуга? Выходит, ты не обычный воин?

– Я – сын уэлад-герман и путешествую по разным странам в поисках приключений.

– О, теперь мне все известно. Ты поступаешь так, как делал Харун ар-Рашид [108]108
  Харун ар-Рашид (786—809) – халиф из династии Аббасидов, популярный персонаж легенд и преданий «Тысячи и одной ночи».


[Закрыть]; ты – шейх, эмир, и ты отправляешься на войну или на поиски приключений. Твой слуга убил могущественного Отца Сабли. Ты, как его хозяин, должен быть еще большим героем, чем твой спутник. Где сейчас находится этот храбрый Хаджи Халеф Омар?

Мне, конечно, и в голову не пришло что-либо возражать. Я ответил:

– Возможно, что скоро ты его увидишь. Шейх Малик посылает его, чтобы спросить у шаммаров позволения перейти вместе со своими людьми под вашу защиту.

– Я рад их видеть, очень рад. Расскажи мне, о эмир, расскажи мне о них!

Он снова уселся. Я последовал его примеру и поведал ему о моей встрече с атейба, насколько я посчитал это нужным. Когда я закончил, он протянул мне руку.

– Прости, эмир, я этого не знал. С тобой пришли эти англичане, а они – мои враги. Но теперь они должны стать моими гостями. Разреши мне уйти и распорядиться об угощении.

Он протянул мне свою руку, и только сейчас я оказался в безопасности. Я полез за пазуху и вытащил фляжку со «святой водой».

– Ты закажешь еду у бинт амми?

Так называют кузину у местных арабов. Упоминание бинт амми – единственная возможность поговорить с арабом о его жене.

– Да.

– Так передай ей привет от меня и окропи ее несколькими каплями из этого сосуда. В нем содержится вода из источника Земзем. Да пребудет с нею Аллах!

– Сиди, ты – храбрый герой и великий святой. Иди и окропи ее сам. Женщины племени шаммар не боятся показывать лицо мужчинам.

Я слышал, конечно, что женщины и девушки шаммаров не дружат с чадрой, да и во время сегодняшней поездки видел многих из них с непокрытыми лицами. Он снова поднялся и сделал мне знак следовать за ним. Путь был недалек. Поблизости от его палатки стояла еще одна. Когда мы туда вошли, я заметил трех арабок и двух черных девушек. Африканки были, конечно, рабынями, остальные – женами шейха. Две из них перетирали ячмень в муку между камнями, третья, восседая на возвышении, руководила этой работой. Очевидно, она была здесь начальницей.

В одном углу палатки громоздилось много мешков, заполненных рисом, финиками, кофе, ячменем, фасолью и прикрытых сверху дорогим ковром. Они-то и образовывали трон повелительницы. Она была еще молодой, гибкой и отличалась более светлым, чем у других жен, лицом; черты его были правильными, а глаза привлекали темным блеском. Губы у повелительницы были алыми, брови подкрашены черным, и притом так, чтобы они соединялись на переносице. Лоб и щеки были покрыты мушками, а на голых руках и ногах были видны густо-красные татуировки. Из ушей до самой талии свисали большие золотые кольца, такое же кольцо торчало и в носу, но на нем сверкало множество крупных драгоценных камней – должно быть, оно сильно мешало при еде. На затылке полукругом были подвешены толстые нитки жемчуга, кораллов, ассирийских цилиндриков и поделочных камней, а щиколотки, запястья, локти свободно охватывали серебряные браслеты. Другие женщины были украшены гораздо скромнее.

– Селям! – приветствовал обитательниц палатки шейх. – Вот я привел вам героя из племени герман, великого святого, который хочет одарить вас благодатью Земзема.

Едва шейх произнес эти слова, все женщины попадали на землю. Повелительница тоже проворно соскользнула с импровизированного трона и опустилась на колени. Я вылил на ладонь несколько капель воды и окропил ими всю группу.

– Примите это, цветки пустыни! Бог всех народов сохранит вас ласковыми и веселыми, и пусть ваш аромат услаждает сердце вашего повелителя!

Убедившись, что я уже засовываю сосуд на прежнее место, за пояс, они поднялись и поспешили поблагодарить меня. Их благодарность заключалась в простом рукопожатии – ну прямо как на Западе. Потом шейх приказал:

– Теперь поспешите приготовить пищу, достойную этого человека. Я приглашу гостей – пусть будет полной моя палатка, пусть все радуются чести, выпавшей на нашу долю сегодня.

Мы возвратились в палатку шейха. Я вошел, а он задержался перед входом, отдавая приказания нескольким бедуинам.

– Где вы были? – спросил сэр Линдсей.

– В женской палатке.

– О! Невозможно!

– И все же.

– Эти женщины разрешают смотреть на себя?

– А почему же нет?

– Хм! Чудесно! Остаться здесь! И тоже посмотреть на женщин!

– Это уж как удастся. Меня считают набожным человеком, потому что у меня есть вода из источника Земзем, одна капля которой, по верованиям этих людей, делает чудеса.

– Ах, я несчастный! У меня нет воды Земзема!

– Она бы вам все равно не помогла, потому что вы не знаете арабского!

– Есть здесь развалины?

– Нет, но я полагаю, что нам не надо далеко ходить, чтобы найти их.

– Тогда надо спросить! Найти руины, выкопать Fowling bull! Впрочем, здесь была ужасная еда!

– Все впереди. Мы сейчас попадем на истинно арабский пир!

– А! Мне показалось, что шейх не расположен к этому.

– Его мнение о нас изменилось. Я знаю нескольких его друзей, и это придало нам здесь статус гостей. Отправьте слуг. Это может оскорбить арабов, если они будут вынуждены делить с ними одно помещение.

Через некоторое время собрались все приглашенные. Их было так много, что палатка и в самом деле заполнилась до отказа. Гости расположились по кругу, в соответствии со своим рангом, тогда как шейх сел между мною и англичанином. Вскоре рабыни и несколько бедуинов внесли еду.

Тогда хозяин поднял руки.

– Бисмилла! – крикнул он и дал тем самым знак к началу пира.

Он копался руками в мисках, блюдах, корзинах и то, что считал лучшим, подкладывал сначала мне, а потом англичанину. Конечно, я охотнее пустил бы в ход собственные руки, но вынужден был предоставить свободу действий хозяину, ибо иначе нанес бы ему несмываемое оскорбление. Мастер Линдсей, когда первая порция лапши забила ему рот, скривил губы известным мне способом и закрыл свой рот только тогда, когда я предупредил его:

– Ешьте, сэр, если не хотите смертельно оскорбить этих людей!

Он захлопнул рот, проглотил комок, а потом сказал:

– Брр! У меня же с собой в несессере и вилка и нож!

– Оставьте их лежать там! Мы должны вести себя согласно обычаям местного населения.

– Но ведь они отвратительны!

– Что говорит этот человек? – спросил шейх.

– Он восхищен твоей щедростью.

– О, вы мне очень нравитесь!

При этих словах он залез рукой в кислое молоко и поднес достопочтенному английскому мастеру очередную порцию прямо под его длинный нос. Тот, «осчастливленный», засопел, чтобы набрать воздуха и храбрости, а потом попытался слизнуть языком с нижней части своего лица этот благосклонный дар.

– Ужасно! – снова пожаловался он. – И это необходимо терпеть?

– Да!

– Без каких-либо возражений?

– Без! Но вы можете отомстить.

– Каким образом?

– Посмотрите, как делаю я, и попытайтесь повторить!

Я залез рукой в лапшу и засунул солидную порцию шейху прямо в рот. Он еще не успел проглотить, как Дэвид Линдсей зачерпнул ладонью масло. Произошло то, чего я никак не ожидал от шейха: он, мусульманин, принял дар от неверного безо всякого сопротивления. Правда, он мог позднее умыться и в результате более или менее длительного поста очиститься от этого проступка.

Пока нас кормил шейх, я обильно одаривал других пирующих. Они почитали за особую привилегию получить мой дар и с видимым удовольствием подставляли свои рты. Вскоре на столе уже было пусто.

Тогда шейх хлопнул в ладоши. Принесли сини, очень большое, украшенное орнаментом и арабской вязью блюдо почти шести футов в окружности. Его заполняло биргани, смесь риса с бараниной, плавающая в растопленном масле. Потом подали вара-маши, сильно сдобренное пряностями рагу из бараньей вырезки, а вслед за ним – кебаб, маленькие кусочки жаркого, насаженные на заостренные деревянные палочки, потом – киму, вареное мясо, обложенное гранатами, яблоками и айвой, и наконец – рахат, знакомое нам сладкое блюдо того типа, каким и мы привыкли лакомиться на десерт.

Когда я уже полагал пир оконченным, подали главное блюдо: барана, зажаренного на вертеле целиком. Я уже не в силах был больше есть.

– Хамдульиллах! – воскликнул я, сунул свои руки в горшок с водой и вытер их об одежду.

Этот знак показывал, что я сыт. В странах Востока не знают за столом тягостного принуждения. Того, кто произнес магическую фразу, больше просто не будут замечать. Это уловил и англичанин.

– Хамдульиллах! – закричал он и полез руками в воду, а потом… очень смущенно посмотрел на них.

Шейх приметил это и подал ему свой хаик.

– Скажи своему другу, – обратился он ко мне, – что я разрешаю ему вытереть руки о мое платье. Англичане, видимо, не очень заботятся о чистоте: у них даже нет одежды, о которую можно утереться.

Я разъяснил Линдсею предложение шейха, и он им не замедлил воспользоваться.

Затем отведали араки, и наконец каждый получил трубку и чашечку кофе. Только тогда шейх снизошел представить меня:

– Мужчины племени хаддедин-эль-шаммар, человек, которого вы видите перед собой, – великий эмир и хаджи из страны уэлад-герман. Его имя…

– Хаджи Кара бен Немей, – прервал я его речь.

– Да, его зовут Хаджи Кара бен Немей. В своей стране он известен как великий воин и умнейший талеб. Он носит при себе источник Земзем и ездит по всем странам в поисках приключений. Теперь вы знаете, кто он такой? Он – джихад, то есть тот, кто выступает за веру, идет сражаться за веру. Давайте посмотрим, понравится ли ему пойти вместе с нами против наших врагов!

Эти слова шейха поставили меня в неожиданное положение. Что я должен был ответить? А ответа от меня ждали – это читалось в устремленных на меня взглядах. Я быстро решился:

– Я всегда боролся за добро и справедливость, против всего, что не право и ложно. Мои руки принадлежат вам, но прежде я должен вот этого человека, моего друга, привести туда, куда я обещался его проводить.

– Куда это?

– Сейчас объясню. Много тысяч лет назад в этой стране жил народ, который владел большими городами и великолепными дворцами. Этот народ исчез с лица земли, а его города и дворцы теперь засыпаны землей. Кто копнет поглубже, тот может смотреть и учиться, как и что было тысячелетия назад. Это-то и хочет делать мой друг. Он хочет отыскать под землей старые знаки и письмена, чтобы разгадать и прочитать их…

– И золото, чтобы унести его с собой, – язвительно заметил шейх.

– Вовсе нет, – ответил я. – Он достаточно богат, у него есть и золото, и серебро, которого ему хватает. Он ищет только письмена и изображения. Все прочее он хочет оставить жителям этой страны.

– А ты что будешь при нем делать?

– Я должен проводить его на место, где он найдет то, что ищет.

– Для этой цели ты ему не нужен, но ты мог бы поехать с нами на войну. Мы покажем ему много таких мест. В здешней стране полно руин и развалин.

– Но никто не сможет говорить с ним, если меня не будет. Вы не понимаете его языка, а он не знает вашего.

– Тогда и он сначала мог бы отправиться с нами в поход, а потом мы покажем вам много мест, где вы найдете письмена и изображения.

Линдсей догадался, что речь идет о нем.

– Что они говорят? – спросил он меня.

– Они спросили у меня, что вы ищете у них в стране?

– Вы им сказали, сэр?

– Да.

– Что я хочу выкопать Fowling bulls?

– Да.

– Ну и…

– Они хотят, чтобы я остался с ними.

– Зачем это?

– Хотят, чтобы я отправился с ними на войну. Они считают меня великим героем.

– Хм! А где же я найду Fowling bulls?

– Они покажут вам кой-какие места.

– -а… Но я не понимаю этих людей!

– я им сказал об этом.

– то они ответили?

– Сначала вы должны отправиться с ними в поход, а потом они нам покажут места, где встречаются надписи и все такое.

– Well! Так поедем с ними!

– Не выйдет!

– Отчего же?

– При этом мы подвергнем себя опасности. Какое нам дело до чужой вражды?

– Нет дела. И поэтому мы сможем поехать с кем хотим.

– Это надо хорошенько обдумать.

– Вы боитесь, сэр?

– Нет.

– Я думаю! Итак, поедем с ними! Скажите это им.

– Вы не передумаете?

– Нет.

Он отвернулся, явно показывая, что сказал свое последнее слово. И вот я снова повернулся к шейху.

Я уже сказал тебе, что борюсь за все правое и доброе. Справедливое ли ваше дело?

– Мне следует тебе о нем рассказать?

– Да.

– Слышал ли ты о племени джехеш?

– Да. Это вероломное племя. Оно очень часто соединяется с племенами абу-зальман и таи-арабами, чтобы ограбить соседей.

– Ты знаешь это. Оно напало на нас и увело многие из наших стад, но мы поспешили за ними и все вернули. Тогда шейх джехешей пожаловался губернатору и подкупил его. Тот послал за мной, приказав мне явиться вместе со знатнейшими воинами моего племени на переговоры в Мосул. Я был ранен, не мог ни ходить, ни ездить, поэтому послал своего сына с пятнадцатью воинами. Губернатор проявил вероломство, взял их в плен и отправил в какую-то крепость; в какую точно, я пока не узнал.

– Ты вел разведку?

– Да, но безуспешно, потому что ни один человек из моего племени не рискнет войти в Мосул. Эта измена возмутила племена шаммар. Они убили нескольких солдат губернатора. Теперь он вооружается против шаммаров, а одновременно натравил на меня племена обеидов, абу-хаммед и джовари, хотя те не находятся под властью его высочества, а повинуются Багдаду.

– Где расположились твои друзья?

– Они еще только готовятся.

– А ты не хочешь соединиться с другими племенами шаммаров?

– Где мы найдем пастбища для нашего скота?

– Ты прав. Вы хотите разделиться и заманить губернатора в пустыню, чтобы погубить его там?

– Именно так. Он со своей армией ничего не сможет сделать шаммарам. Иное – с моими врагами. Они арабы, и я не могу им позволить дойти до наших пастбищ.

– Сколько воинов насчитывает твое племя?

– Одиннадцать сотен.

– А твои противники?

– Раза в три больше.

– Сколько времени надо воинам твоего племени, чтобы собраться?

– Один день.

– Где находится лагерь обеидов?

– В низовьях Малого Заба.

– А лагерь абу-хаммед?

– Поблизости от Эль-Фатах, в том месте, где Тигр прорывается через горы Хамрин.

– На какой стороне реки?

– На обоих.

– А лагерь джовари?

– Между Джебель-Кернина и правым берегом Тигра.

– Ты выслал разведчиков?

– Нет.

– Это нужно было сделать.

– Не выйдет. Каждого шаммара сразу узнают, и он погибнет, если его встретят. Но…

Он остановился и испытующе посмотрел на меня.

– Эмир, ты в самом деле друг Малика из племени атейба?

– Да.

– И наш друг тоже?

– Да.

– Пойдем со мной. Я кое-что тебе покажу. Он вышел из палатки. Я последовал за ним вместе с англичанином и всеми присутствующими арабами. Возле большой палатки за время нашего пира разбили маленькую, для слуг, и я, проходя мимо, заметил, что их тоже снабдили пищей и питьем. За кругом палаток стояли привязанными лошади шейха. Он вел меня к ним. Все лошади были отличными, однако две из них совершенно меня восхитили. Одна была молодой сивой кобылой – прекраснейшая лошадь из когда-либо виденных мною. Уши у нее были длинные и тонкие, ноздри высокие, раздутые, грива и хвост шелковистые.

– Великолепно! – невольно вырвалось у меня.

– Скажи «машалла»! – попросил меня шейх, ибо арабы очень суеверны к сглазу.

Если кому-то что-либо понравится, тот говорит: «Машалла!» – когда не хочет вызвать сильное неудовольствие.

– Машалла! – сказал и я.

– Поверишь ли, я на этой кобылке гнал диких ослов Синджара, пока они не падали?

– Быть того не может!

– Клянусь Аллахом, это правда! Они могли бы подтвердить это!

– Да, да, подтверждаем! – закричали арабы.

– Эту кобылу я отдам только вместе с жизнью, – заявил шейх. – Какая другая лошадь тебе нравится?

– Вот этот жеребец. Посмотри на его сложение: сколько симметрии, сколько благородства; какая редкая окраска: черное, переходящее в голубизну.

– Это еще не все. У жеребца есть три высочайших добродетели хорошей лошади.

– Какие?

– Быстрота ног, смелость и долгое дыхание.

– По каким признакам ты это узнал?

– Волоски на крупе закручиваются – это показывает, что конь быстроног. Они закручиваются в основании гривы – это показывает, что у него долгое дыхание. Они закручиваются посреди лба – это показывает, что он обладает огненной отвагой. Он никогда не сбросит всадника, а пронесет его хоть сквозь тысячный строй врагов. Ты когда-нибудь сидел на такой лошади?

– Да.

– А! Тогда ты очень богатый человек.

– Это мне ничего не стоило – то был мустанг.

– Что такое мустанг?

– Дикая лошадь, которую надо сначала поймать и обуздать.

– Купил бы ты этого вороного жеребца, если бы я тебе его предложил?

– Я купил бы его сразу.

– Ты можешь его заслужить!

– Это невозможно!

– Да. Ты получишь его в подарок.

– На каких условиях?

– Если ты сообщишь нам точные данные о том, где соединятся обеиды, абу-хаммед и джовари.

Я чуть не воскликнул «ура!». Цена была высокой, но конь – еще дороже. Не раздумывая, я спросил:

– Когда тебе надо получить это известие?

– Когда ты его сможешь доставить.

– А когда я получу коня?

– Когда вернешься.

– Ты прав. Раньше мне нельзя требовать, но тогда я не смогу выполнить твое поручение.

– Почему?

– Осуществление твоего плана, возможно, зависит от того, что подо мною будет конь, на которого я смогу всегда и во всем положиться.

Шейх уставился в землю.

– Ты знаешь, что в таком предприятии очень легко потерять коня?

– Знаю, но это зависит также от всадника. Если я поеду на таком коне, не найдется человека, который смог бы поймать меня или животное.

– Ты так хорошо ездишь верхом?

– Я езжу не так, как вы; сначала я должен приучить к себе лошадь шаммаров.

– Так мы превосходим тебя!

– Превосходите?.. А стрелки вы хорошие?

– Скача галопом, мы подстреливаем голубя.

– Хорошо. Одолжи мне коня и пошли за мной десяток воинов. Я удалюсь не больше чем на тысячу длин копья от твоего лагеря и дам разрешение стрелять в меня, когда им только захочется. Они не попадут в меня и не поймают.

– Ты шутишь, эмир?

– Нет, я говорю серьезно.

– А если я тебя поймаю на слове?

– Хорошо!

Глаза арабов сияли от удовольствия. Конечно, каждый из них был превосходным наездником. Им очень хотелось, чтобы шейх принял мое предложение.

А тот все еще нерешительно рассматривал землю перед собой.

– Я знаю, какие мысли тревожат твое сердце, о шейх, – сказал я ему. – Посмотри на меня. Расстанется ли человек с таким оружием, какое ношу я?

– Никогда!

Я снял с себя ружье и положил его к ногам шейха.

– Смотри, вот я кладу ружье к твоим ногам в залог того, что я не пришел похитить у тебя коня, а если и этого еще недостаточно, то пусть залогом станет мое слово, а также мой друг, остающийся здесь.

Успокоенный шейх улыбнулся.

– Итак, будет десять человек?

– Да, а то и двенадцать и пятнадцать.

– И они могут стрелять по тебе?

– Да. Если я буду убит, их не следует упрекать. Выбирай среди своих воинов лучших стрелков!

– Ты смел, эмир!

– Ну, это преувеличение. Они могут скакать, как и куда им захочется, чтобы поймать меня или сразить пулей.

– Аллах керим, значит, ты уже сейчас мертвый!

– Но как только я снова окажусь на этом месте, игра окончится!

– Хорошо, раз ты не прислушиваешься к словам разума. Я поскачу на своей кобыле, чтобы все видеть.

– Позволь мне прежде испробовать коня!

– Изволь.

Я вскочил на вороного и, пока шейх определял воинов, которые должны меня ловить, почувствовал, что могу целиком и полностью на него положиться. Потом я спрыгнул и снял седло. Гордое животное заметило, что произошло нечто необычное; его глаза сверкали, грива вздыбилась, а ноги переступали подобно ногам танцовщицы, желающей испробовать, достаточно ли натерт паркет зала. Я обвязал повод вокруг шеи коня, а на боку, возле подпруги, сделал петлю.

– Ты снимаешь седло? – спросил шейх. – И для чего эти обвязки?

– Очень скоро ты это увидишь. Ты выбрал воинов?

– Да. Вот этот десяток!

Хаддедины уже сидели на своих лошадях точно так же, как все арабы, находившиеся поблизости, тоже уселись в седло.

– Тогда можно начинать. Видите одинокую палатку в шестистах шагах отсюда?

– Мы ее видим.

– Как только я доберусь до нее, можете в меня стрелять.

Я вспрыгнул на коня, и он помчался стрелой. Арабы последовали за нами почти вплотную. Вороной был роскошен. Я не преодолел еще и половины намеченного расстояния, а ближайшие преследователи уже отставали шагов на пятьдесят.

Тогда я склонился, чтобы всунуть руку в обвязанный вокруг шеи ремень, а ногу – в петлю на боку. Не доезжая до одинокой палатки, я оглянулся: все десять преследователей держали на изготовку свои длинноствольные ружья и пистолеты. Я бросил коня направо. Один из преследователей осадил своего скакуна с той уверенностью, какая присуща только арабам; он остановился, как из металла отлитый. Всадник поднял ружье, грохнул выстрел.

– Аллах-иль-Аллах, йа-Аллах, валлахи, таллахи! – закричали арабы.

Они думали, что я сбит на землю, потому что не видели больше меня. Я же, подобно индейцу, свалился с коня, оставшись висеть на ремнях с невидимой преследователям стороны. Из-под шеи своего воронка я бросил взгляд на хаддединских воинов и убедился, что никто уже больше не целится. Немедленно я снова оказался на конской спине, развернул вороного направо и помчался дальше.

– Аллах акбар, машалла, Аллах-иль-Аллах! – забушевало позади меня. Бравые воины не могли понять, в чем дело.

Они заторопились и снова подняли свои ружья. Я повернул вороного влево, нагнулся и поскакал под острым углом вдоль их фланга. Они не могли стрелять, боясь задеть коня. Хотя охота внешне и выглядела опасной, она – при полном превосходстве моего вороного – была лишь детской игрой. Подобную игру я никогда бы не осмелился затеять с индейцами. Несколько раз мы обогнули исключительно протяженный лагерь, а потом я, повиснув на боку коня, галопом пролетел посреди своих преследователей к тому месту, где начались скачки.

Когда я соскочил с вороного, на нем не оказалось ни малейшего следа пота или пены. Такого коня действительно нельзя было купить ни за какие деньги. Один за другим подъезжали преследователи. Всего в меня сделали пять выстрелов – и все безуспешно. Старый шейх схватил меня за руку:

– Хамдульиллах! Слава Аллаху, что ты не ранен! Я боялся за тебя. В целом племени шаммаров нет такого наездника, как ты!

– Ты заблуждаешься. В твоем племени есть очень много таких, кто держится в седле лучше меня… гораздо лучше. Но они не знали, что всадник может спрятаться за собственную лошадь. Если я не был задет ни пулей, ни человеком, то благодарить за это надо не меня, а этого коня. Ты, может быть, позволишь, чтобы мы изменили правила игры?

– Как?

– Пусть все останется, как раньше – с той только разницей, что я тоже возьму ружье и смогу вести огонь по этим десятерым.

– Аллах керим! Он сохранит нас от такого несчастья. Ведь ты же можешь перестрелять нас всех!

– Теперь ты поверишь, что я не испугаюсь ни обеидов, ни абу-хаммед, ни джовари, если у меня будет этот конь?

– Эмир… я верю в это. – В нем явно боролись два противоречивых решения; потом шейх добавил:

– Ты, Хаджи Кара бен Немей, друг моего друга Малика, и я доверяю тебе. Возьми коня и скачи в сторону восхода. Если ты ничего не разведаешь, конь останется моим. Если ты привезешь ценные сведения о противнике, конь твой. Тогда я расскажу тебе про его тайну.

Каждая арабская лошадь, если она только хоть чуть-чуть получше средней, имеет свою тайну. Это означает, что она приучена к определенному знаку, по которому развивает свою максимальную скорость, не уменьшая ее до тех пор, пока не рухнет или пока ее не остановит всадник. Владелец лошади не выдаст тайный знак даже своему другу, отцу или брату, даже своему сыну или своей жене. Раскрывает он этот знак только тогда, когда окажется в самом преддверии смерти.

– Только тогда? – ответил вопросом я. – Разве не может так случиться, что только эта тайна и сможет спасти коня и меня?

– Ты прав, но ты еще не стал хозяином этого коня.

– Я стану им! – крикнул я с надеждой. – А если я им не стану, то тайна будет погребена так глубоко в моей душе, что о ней никто не узнает.

– Пойдем!

Он отвел меня в сторону и тихо прошептал:

– Когда конь должен лететь, как сокол в небе, положи ему руку между ушей и громко крикни «Ри!».

– «Ри» означает «ветер».

– Да, Ри – это кличка коня, потому что он быстрее ветра.

– Благодарю тебя, шейх. Я выполню твое задание так же хорошо, как будто я стал сыном хаддединов или как будто поехал ты сам. Когда я должен отправляться?

– Завтра на рассвете, если ты сможешь.

– Какие финики мне взять для вороного?

– Он ест только балахат. Надо ли тебе говорить, как ухаживать за столь ценным конем?

– Нет.

– Проведи сегодняшнюю ночь вместе с конем и прошепчи ему прямо в ноздри сотую суру, в которой речь идет о быстро мчащемся коне. Тогда он будет тебя любить и повиноваться тебе до последнего вздоха. Ты знаешь ее?

– Да.

– Прочти-ка ее сейчас!

Он в самом деле тревожился за своего коня и за меня.

Я повиновался шейху и на одном дыхании прочитал нужные строфы.

– Да, ты знаешь эту суру. Я тысячу раз читал ее по ночам коню. Делай то же самое, и он заметит, что ты стал его господином. А теперь вернемся в палатку.

Англичанин был до сих пор только зрителем. Теперь он подошел ко мне.

– Почему в вас стреляли?

– Я хотел им показать кое-что, чего они еще не знали.

– А-а, прекрасно… Роскошная лошадь!

– Знаете, сэр, кому принадлежит этот конь?

– Шейху!

– Нет.

– Кому же еще?

– Мне.

– Сэр, мое имя Дэвид Линдсей, и я не позволю кормить себя небылицами. Запомните это!

– Завтра утром я вас покину.

– Почему?

– Я отправляюсь в разведку! О предстоящих военных действиях вы уже знаете. Я должен попытаться определить, когда и где соберутся вражеские племена, а за это я получу в подарок, если разведка удастся, вот этого самого вороного.

– Дитя удачи! Я буду скакать рядом, прислушиваться, вынюхивать!

– Это не пройдет.

– Почему же?

– Пользы вы мне не принесете, только лишь навредите. Ваша одежда…

– Ба! Так накиньте на меня бурнус.

– Вы не понимаете ни слова по-арабски.

– Верно!.. Как долго вы будете отсутствовать?

Я еще не знаю. Несколько дней. Я должен переправиться через Малый Заб, а он достаточно далеко отсюда.

– Скверный путь! Среди худшего из всех арабов народа?

– Я буду остерегаться.

– Если мне пойдут навстречу, я останусь здесь.

– Что вы задумали?

– Изучать не только бедуинов.

– Что же еще?

– Живописные руины. Я должен копать, найти Fowling bull, послать в Лондон, в музей!

– Положитесь на них и делайте свое!

– Well! Готово, начинаем!

Мы расселись по своим прежним местам в палатке и провели остаток дня, как это любят делать арабы, в увлекательных беседах. Вечером хозяин пригласил музыкантов, причем было только два инструмента: ребаб, разновидность цитры, у которого всего одна струна, и табл, маленький барабан, производивший, однако, по сравнению с тихими однообразными тонами ребаба ужаснейший шум. Весь вечер арабы пели. Потом прочитали ночную молитву, и мы пошли отдыхать.

Англичанин спал в палатке шейха, я же пошел к коню, улегшемуся на земле, и занял место между его передними и задними ногами. Читал ли я ему сотую суру Корана действительно в самые ноздри? Разумеется! При этом вовсе не суеверие руководило мною. Ведь конь привык к такому обращению: при помощи такой процедуры мы скорее станем доверять друг другу, а так как при чтении я дышал ему в самые ноздри, конь выучился, как принято выражаться, узнавать чутьем своего нового повелителя. Я лежал в окружении ног коня, словно ребенок в лапах верного, понятливого ньюфаундленда.

Когда занялся день, палатка шейха открылась, и наружу вышел англичанин.