Текст книги "Через пустыню"

Один из присутствующих удалился и вскоре возвратился с человеком, несшим в руках сундучок.

– Связать их и снять с них мараме [112]112
  Мараме – головной платок (араб.).


[Закрыть]!

Приказ шейха исполнили, и тогда глава хаддединов обратился к только что прибывшему человеку.

– В чем состоит краса мужчины и воина, о Абумансур?

– В волосах, украшающих его лицо.

– Что следует сделать с мужчиной, который боится подобно женщине и лжет подобно дочери женщины?

– С ним надо поступать как с женщиной и дочерью женщины.

– Эти двое носят бороды, но ведут себя подобно женщинам. Позаботься, Абумансур, о том, чтобы в них признавали женщин!

– Я должен сбрить им бороды, о шейх?

– Я тебе приказываю это!

– Да благословит тебя Аллах, о храбрейший и мудрейший среди детей племени хаддединов! Ты ласков и мягок со своими, но справедлив и суров с врагами твоего племени. Я повинуюсь твоему приказу.

Он открыл свой сундучок, содержащий различные инструменты, и вытащил кривой кинжал, блестящее лезвие которого заискрилось от огня очага. Абумансур был цирюльником в своем племени.

– Почему ты не взял бритву? – спросил его шейх.

– Разве могу я, о шейх, снимать бороду у этих трусов бритвой, а потом ею же касаться темени храбрых хаддединов?

– Ты прав. Делай, как задумал!

Связанные обеиды изо всех сил сопротивлялись процедуре, после которой на их головы падал величайший позор; конечно, их попытки не помогли. Держали их крепко, а кинжал Абумансура был таким острым, что бороды пали так же быстро, как под лезвием бритвы.

– Теперь вынесите их, – приказал шейх. – Они подобны бабам, их и охранять должны бабы. Дать им хлеба, фиников и воды… Если попытаются убежать, догнать их пулей!

Бритье бороды было не только наказанием, но и хорошей мерой против побега. Пленные ни за что не осмелились бы показаться своим соплеменникам без бороды. Теперь поднялся шейх и вытащил свой нож. Я видел по торжественному выражению его лица, что сейчас должно произойти нечто необычное и что, возможно, шейх сопроводит свои действия речью.

– Аллах-иль-Аллах, – начал он, – нет Бога, кроме Аллаха. Все, что здесь живет, создал он, а мы его дети. Почему должны ненавидеть друг друга те, кто должен любить себе подобного? Почему должны ссориться те, кто принадлежит один другому? Шумит много веток в лесу, а на равнине стоит много стеблей и цветов. Они похожи один на другой, поэтому они знают друг друга и не разделяются. Разве мы не похожи друг на друга? Шейх Малик, ты – великий воин, и я сказал тебе: «Мы ели друг с другом соль». Эмир Хаджи Кара бен Немей, ты тоже – великий воин, и тебе я тоже сказал: «Мы ели друг с другом соль». Вы живете в моей палатке; вы – мои друзья и мои спутники; вы умрете за меня, а я умру за вас. Правду ли я сказал? Верно ли я говорил?

Мы подтвердили его слова серьезными, торжественными кивками головы.

– Однако соль растворяется и уносится водой, – продолжал он. – Соль – символ дружбы: если она растворится и исчезнет из организма, значит, дружба кончилась, надо начинать сначала. Хорошо ли это, достойно ли? Я говорю – нет! Храбрые мужчины не солью крепят свою дружбу. Есть вещество, которое никогда не исчезнет из тела. Ты знаешь, шейх Малик, что я имею в виду?

– Я знаю это.

– Так скажи.

– Кровь.

– Ты верно сказал. Кровь остается до самой смерти, а дружба, скрепленная кровью, кончится лишь тогда, когда люди умрут. Шейх Малик, дай мне твою руку!

Малик столь же хорошо, как и я, понял, о чем идет речь. Он обнажил свое предплечье и протянул руку Мохаммеду Эмину. Тот слегка надрезал руку кончиком своего ножа и стряхнул выступившие капли в наполненный водой деревянный кубок, подставленный им к ране. Потом он кивнул мне.

– Эмир Хаджи Кара бен Немей, хочешь быть моим другом и другом этого человека, который называет себя шейхом Маликом эль-Атейба?

– Да, хочу.

– Хочешь быть им до самой смерти?

– Конечно, хочу.

– Итак, твои друзья и твои враги становятся нашими друзьями и врагами, а наши друзья и наши враги станут твоими друзьями и твоими врагами.

– Да будет так.

– Тогда давай мне свою руку!

Я протянул шейху руку. Он слегка надрезал кожу и дал нескольким выступившим капелькам крови упасть в кубок. Потом он то же самое проделал со своей рукой и наконец поболтал кубок, чтобы кровь хорошо перемешалась с водой.

– Теперь разделите напиток дружбы на три части и вкушайте его с мыслью о Всеведущем, который знает самые тайные наши мысли. У нас шесть ног, шесть рук, шесть глаз, шесть ушей, шесть губ, но они образуют одну ногу, одну руку, один глаз, одно ухо и одну губу. У нас три сердца и три головы, но все они – как бы одно сердце и одна голова. Где окажется один, туда пойдут другие. И что сделает один, то же сделают другие – так, словно это делают их сотоварищи. Слава Аллаху, который дал нам этот день!

Он протянул мне кубок.

– Эмир Хаджи Кара бен Немей, твой народ живет дальше всего отсюда. Пей первым и протяни потом кубок нашему другу.

Я обратился с короткой речью и сделал один глоток. Малик поступил так же, как я, а Мохаммед Эмин допил остаток. Потом он обнял и расцеловал нас, говоря каждому:

«Теперь ты – мой рафик [113]113
  Рафик – кровный брат (араб.).


[Закрыть], я – твой рафик. Наша дружба будет вечной, даже если Аллах разведет наши пути!»

Новость о нашем союзе быстро разбежалась по лагерю, и каждый, кто полагал, что пользуется хоть малейшим преимуществом или самой ничтожной льготой, приходил в палатку шейха, чтобы поздравить нас. Это заняло немало времени, так что лишь в очень поздний час мы снова уселись втроем.

Нам необходимо было познакомить Малика с местностью, на которой мы предполагали дать бой, а также посвятить его в наш оборонительный план. Он одобрил наши замыслы, а потом спросил:

– А не могут враги уйти на север?

– Они могли бы прорваться между рекой и Джебель-Кануза, стало быть, вдоль вади Джехеннем; но и этот путь мы им преградили. Шейх Мохаммед, ты приказал, чтобы приготовили инструменты для строительства бруствера?

– Это уже сделано.

– Выбраны ли женщины, которые должны нас сопровождать, чтобы перевязывать раненых?

– Все они готовы.

– Тогда позволь же нашему товарищу и его людям выбрать лошадей. Мы должны выступать, ибо скоро наступит рассвет.

Глава 10
ПОБЕДА

Прошло полчаса, и части хаддединов пришли в движение – не беспорядочно, хаотично, как это обычно бывает у арабов, а сомкнутыми в строю отрядами. Каждый знал свое место.

Перед нами ехали воины, за нами, на верблюдах или пешком, под предводительством еще довольно боевых стариков – женщины, образовавшие «санитарный корпус», и, наконец, те, кто был предназначен для связи с пастбищами и для надзора за пленными.

Когда взошло солнце, все спешились и бросились на землю – помолиться. Это было величественное зрелище: видеть эти сотни воинов, лежащих в пыли перед тем самым Господом, который еще сегодня мог призвать к себе любого из них.

От часовых мы узнали, что пока ничего не произошло. Мы без помех достигли вытянутой в длину Джебель-Дерадж, за которой с востока на запад простиралась долина протяженностью почти в час конной езды. Те, кого мы определили в стрелки, поднялись по склонам; их лошадей привязали в полной готовности на равнине, чтобы не возникло замешательства в случае отхода. С верблюдов сняли палатки и разбили их недалеко отсюда. Как уже говорилось, палатки были предназначены для раненых. Воды в бурдюки набрали достаточно, однако перевязочного материала очень не хватало. Я был несказанно огорчен этой нехваткой.

Мы, конечно, установили цепь постов, соединявшую нас с племенем абу-мохаммед, от которых почти каждый час поступали донесения. Последнее сообщало нам, что враги еще не раскрыли нашего присутствия.

Сэр Линдсей весь вчерашний вечер, а также сегодня разговаривал со мной односложными фразами. У меня же просто не оставалось для него времени. Теперь он подошел ко мне.

– Где будем сражаться, сэр? Здесь? – спросил он.

– Нет, вон за той высоткой, – ответил я.

– Остаться с вами?

– Как хотите.

– С кем вы? Пехота, кавалерия, саперы, понтонеры?

– Кавалерия, но это будут драгуны, потому что нам придется столько же стрелять, сколько и фехтовать, если потребуется.

– Остаюсь с вами.

– Тогда подождите здесь. Рядом с вами останется и мой отряд. Я за ним заеду.

– Не в долину?

– Нет, отсюда мы по гребню проедем к реке, чтобы воспрепятствовать врагу уйти на север.

– Сколько человек?

– Сто.

– Well!

Я принял назначение с определенным умыслом. Я был, правда, другом и союзником хаддединов, но мне было противно убивать – даже в открытом бою – людей, не сделавших мне ничего плохого. Ссора между этими арабскими племенами, которую должны были здесь разрешить, лично меня не касалась, а поскольку нельзя было просто представить, чтобы враги повернули на север, то я попросился в отряд, который должен был преградить путь неприятелю именно там. Охотнее всего я бы остался на перевязочном пункте, однако такое не представлялось возможным.

Теперь шейх вел свою кавалерию в долину, и я присоединился к ним. Они разъехались по двум боковым долинам, направо и налево. За ними следовала пехота. Третья часть пехотинцев поднялась на высоты справа, другая треть – на высоты слева. Спрятавшись за многочисленными уступами скал, они должны были поражать врага сверху. Оставшаяся треть состояла преимущественно из людей шейха Малика. Их возглавлял сам шейх. Они остались у входа в долину, чтобы забаррикадировать его и за этим укреплением встретить врага. Осмотрев место будущего боя, я вернулся к своей сотне и ускакал вместе с ней.

Путь шел на север, пока мы не нашли ущелье, облегчившее нам переход через Джебель. Спустя час мы увидели под собой реку. Правее, а следовательно, южнее, склоны горы в двух местах вплотную подходили к реке, образуя полукруг, из которого, если уж имел несчастье в нем оказаться, было очень трудно выбраться. Здесь я расставил своих людей. Без особого напряжения мы могли бы сдержать десятикратно превосходящего нас противника.

После того как я выставил передовое охранение, мы спешились и расположились поудобнее. Линдсей спросил меня:

– Вы знакомы с местностью, сэр?

– Нет, – ответил я.

– Может быть, здесь есть развалины?

– Не знаю.

– Спросите же!

Я выполнил его просьбу и перевел ему ответ:

– Развалины есть дальше, вверх по течению.

– Как они называются?

– Мукхолкал, или Кала-Шергата.

– Fowling bulls там есть?

– Хм! Надо бы сначала посмотреть:

– Скоро ли начнется бой?

– В полдень, а возможно, и позднее. Может быть, для нас вообще боя не будет.

– Тогда я тем временем взгляну хоть разок на Кала-Шергата.

– Вряд ли в данный момент это возможно.

– Почему?

– Потому что до развалин надо проскакать около пятнадцати английских миль.

– А! Хм! Miserable [114]114
  Несчастный! (англ.).


[Закрыть]! Останусь здесь!

Он прилег в тени кустов, а я, решив произвести разведку, дал людям необходимые указания и поскакал вдоль реки в южном направлении.

Мой верховой, как и все шаммарские лошади, отлично карабкался по кручам, и я мог рискнуть взобраться на Джебель. Я поскакал к вершине так резво, будто передо мной лежала удобная равнина.

По гребню ехать было трудно, и до высшей точки я добрался куда позднее, чем через час. Однако конь был таким свежим, словно он только что проснулся; я привязал его и забрался на скальную возвышенность. И вот перед моими глазами открылось вади Дерадж. В глубине я увидел готовый бруствер, за которым отдыхали его защитники; тут и там я заметил стрелков, укрывшихся за скалами, а внизу, прямо передо мной, – конную засаду.

Потом я направил подзорную трубу на юг. Я увидел, что палатка теснила другую палатку, но их уже начинали снимать. Там стояли лагерем абу-хаммед и джовари. Пожалуй, именно в этом месте располагались когда-то и орды Сарданапала, Киаксара, Алиатта [115]115
  Сарданапал – легендарный персонаж, которого традиция сделала царем Ассирии; был взбалмошным и трусливым правителем. Киаксар – царь Мидии. Алиатт – царь Лидии.


[Закрыть]. Там пали на колени воины Набопаласара, когда пятого мая пятого года правления этого царя произошло полное солнечное затмение, сделавшее такой ужасной битву при Галисе [116]116
  Битва при Галисе произошла 28 мая 585 г. до н.э. между царями лидийского и мидийского царств. Тогда действительно имело место солнечное затмение.


[Закрыть]. Там, верно, кони пили воду из Тигра, когда Небукаднесар шел на Египет с намерением свергнуть царицу Хафра, и это были, пожалуй, те же самые воды, над которыми до самых гор Карачок, Зибар и Сар-Хасана разносилось предсмертное пение Нериглиссара и Набонида [117]117
  Набонид – последний вавилонский царь.


[Закрыть].

Я заметил, как надувают и связывают козьи шкуры, видел всадников, ведущих на плоты лошадей; я видел, как плоты отчаливают и пристают к этому берегу. Мне казалось, я слышу крики, которыми приветствуют союзников, быстро вскочивших на своих лошадей, чтобы устроить показательный бой.

Это было в нашу пользу – то, что они так утомляют животных. Когда начнется сражение, кони будут уже усталыми.

Я просидел на вершине, пожалуй, час. Все обеиды переправились через Тигр, и я увидел, что они начали движение на север. Тогда я спустился вниз, сел на коня и повернул назад, к своему отряду.

Наступала развязка. Мне потребовался почти час, чтобы достигнуть места, где оказалось возможным спуститься с высоты. Я уже направлялся в долину, как вдруг на севере, где-то у горизонта, что-то блеснуло. Могло показаться, что это солнечный луч упал на кусочек стекла. Врага мы могли ожидать только с юга, тем не менее я взял подзорную трубу и отыскал место, где заметил этот молниеподобный проблеск. Наконец я его нашел. У самой реки я заметил несколько темных точек, двигавшихся вниз по течению. Это были всадники, и оружие, наверное, одного из них отразило солнечный свет.

Не враги ли это? Они находились на таком же расстоянии к северу от моих людей, на каком я сам был южнее своего отряда. Медлить было нельзя. Я должен был опередить таинственных всадников.

Я поторопил своего вороного. Он резво спустился по склону, а потом, когда под копытами оказалась ровная поверхность долины, полетел птицей. Я был убежден, что поспею вовремя.

Добравшись до своего отряда, я немедленно созвал людей и сообщил им о своем открытии. Мы вывели лошадей из образованного склонами полукотла. Потом половину хаддединов я спрятал за южным выступом склона, а другая часть укрылась за кустами, отрезая пришельцам путь к отступлению.

Нам не пришлось долго ждать. Вскоре мы услышали цокот копыт. Мастер Линдсей лежал возле меня и прислушивался, держа свое ружье на изготовку.

– Сколько? – спросил он отрывисто.

– Я не смог их сосчитать в точности, – ответил я ему.

– Примерно?

– Двадцать.

– Ба! Зачем тогда столько трудов?

Он поднялся, пошел вперед и уселся на каменную глыбу. Оба его слуги моментально последовали за ним.

В это время всадники уже обогнули северный мысок склона. Впереди ехал высокий могучий араб в чешуйчатом панцире. Значит, я заметил не блеск оружия, а отражение от этих чешуи. У всадника была поистине королевская фигура. Пожалуй, этот человек еще никогда в своей жизни не испытывал страха, никогда не пугался, ибо даже теперь, когда внезапно увидел на камне такую необычную здесь фигуру англичанина, веки его не дрогнули, и только рука медленно потянулась к кривой сабле.

Он проехал несколько шагов и ждал, пока появятся все его люди; потом сделал знак человеку, находившемуся возле него. Тот был неимоверно длинным и худым, он буквально висел на коне, как будто прежде ни разу в жизни не касался седла. В нем сразу же угадывалось греческое происхождение. По поданному ему знаку он спросил англичанина по-арабски:

– Кто ты?

Мастер Линдсей встал с камня, приподнял шляпу, сделал полупоклон, однако не сказал ни слова.

Вопрошавший повторил свои слова на турецком языке.

– I'm English, – гласил ответ.

– А, так я приветствую вас, уважаемый господин! – прозвучало теперь по-английски. – Это так неожиданно встретить здесь, в этом уединении, сына Альбиона. Могу я спросить ваше имя?

– Дэвид Линдсей.

– Это ваши слуги?

– Yes!

– Что вы здесь делаете?

– Nothing!

– Но должна же у вас быть какая-то цель?

– Yes!

– И что же это?

– То dig… копать.

– Что?

– Fowling bulls.

– А! – Всадник высокомерно рассмеялся. – Для этого нужны люди, средства и разрешение. Как вы сюда попали?

– На пароходе.

– И где же он?

– Ушел в Багдад.

– Так вы высадились с двумя слугами?

– Yes.

– Хм, странно! И куда же вы намерены направиться прежде всего?

– Туда, где есть Fowling bulls… Кто этот мастер? – При этих словах Линдсей указал на араба в чешуйчатом панцире.

Грек перевел тому содержание разговора и ответил:

– Этот знаменитый человек – Эсла эль-Махем, шейх арабов-обеидов, пастбища которых расположены на той стороне реки.

Я удивился этому ответу. Значит, шейх не будет со своими воинами во время похода.

– Кто вы? – продолжал расспросы англичанин.

– Я переводчик при английском вице-консуле в Мосуле.

– А-а… Куда направляетесь?

– Состою при экспедиции против арабов-хаддединов.

– Экспедиция? Вторжение?

– Эти хаддедины – упрямое племя. Их надо обучить хорошим манерам. Они оказывали помощь езидам, когда поклонники дьявола были атакованы губернатором Мосула. Но как случилось, что…

Он прервался, потому что за выступом заржала одна из наших лошадей. Ее примеру последовала другая. Шейх сразу же натянул повод, готовясь поскакать вперед, посмотреть, кто там. Тогда поднялся я.

– Вы позволите и мне представиться? – сказал я.

Шейх от удивления остановился.

– Кто вы? – спросил переводчик. – Тоже англичанин? Одеты вы как араб!

– Я немец и вхожу в состав экспедиции этого господина. Мы хотим откопать здесь Fowling bulls и одновременно интересуемся обычаями этой страны.

– Кто это? – спросил шейх грека.

– Немей.

– Немей правоверные?

– Они христиане.

– Насара [118]118
  Насара – христиане (араб.).


[Закрыть]? Однако этот человек – хаджи. Он был в Мекке?

– Я был в Мекке, – ответил я ему.

– Ты говоришь на нашем языке?

– Говорю.

– Ты прибыл вместе с англичанином?

– Да.

– Как долго вы уже находитесь в этих местах?

– Много дней.

Его брови сошлись. Он расспрашивал дальше:

– Ты знаешь хаддединов?

– Знаю.

– Где ты с ними познакомился?

– Я – рафик их шейха.

– Тогда тебе конец!

– Почему?

– Я беру тебя в плен, тебя и этих троих.

– Ты силен, но Зедар бен Ули, шейх племени абу-хаммед, был таким же сильным!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он взял меня в плен и не удержал.

– Машалла! Ты и есть тот человек, который убил льва?

– Да, это я.

– Тогда ты тем более мой. От меня ты не уйдешь.

– Или ты мой и не уйдешь от меня. Оглянись! Он оглянулся, но никого не заметил.

– Люди, встаньте! – громко крикнул я.

Сейчас же все хаддедины поднялись, наводя ружья на шейха и его людей.

– А, ты умен, как лиса, и убиваешь львов, но уж меня ты не схватишь! – крикнул он.

Шейх выхватил из-за пояса кривую саблю, направил свою лошадь прямо на меня и замахнулся для смертельного удара. Справиться с ним было нетрудно. Я выстрелил в его лошадь… она рухнула… упал на землю и шейх… Я быстро «оседлал» его. Однако тут-то и началась борьба: обеид оказался сильным человеком; мне пришлось сорвать с него тюрбан и нанести ему оглушающий удар в висок – только тогда я его одолел.

Во время этой короткой схватки все столпились вокруг меня, но происшедшее нельзя было назвать боем. Я приказал хаддединам стрелять только в лошадей; по этой причине уже первый залп, данный в тот самый момент, когда шейх напал на меня, убил или тяжело ранил всех лошадей обеидов. Воины оказались на земле, и со всех сторон на них уставились длинные оперенные копья хаддединов, имевших пятикратное превосходство в силе. Даже река не давала обеидам спасения: наши пули настигли бы каждого беглеца. Когда рассосалась образовавшаяся после первого залпа куча мала, обеиды беспомощно прижались один к другому. Их шейха я уже оттолкнул к слугам Линдсея и теперь заботился только о том, как бы закончить стычку без кровопролития.

– Не мучьте себя, воины обеидов! Вы в наших руках. Вас всего двадцать человек, нас же больше сотни. К тому же ваш шейх пленен!

– Пристрелите его! – приказал своим воинам шейх.

– Если кто-либо из вас только поднимет на меня оружие, два этих человека убьют вашего шейха! – ответил я.

– Пристрелите его, волка, шакала, зайца! – крикнул он, не обратив внимания на мою угрозу.

– Даже и не думайте об этом, иначе вы тоже погибнете!

– Ваши братья отомстят за меня и за вас! – крикнул шейх.

– Ваши братья? Обеиды? А может быть, еще абу-хаммед и джовари?

Он в изумлении уставился на меня.

– Что ты о них знаешь? – воскликнул он.

– Что в этот момент они тоже застигнуты врасплох воинами хаддединов – подобно тому, как я пленил тебя и твоих людей.

– Ты лжешь! Ты – заяц, который никому не сможет навредить. Мои воины схватят тебя вместе со всеми сыновьями и дочерьми хаддединов и уведут в плен!

– Пусть Аллах сохранит светлой твою голову, чтобы она не теряла способности мыслить! Разве стали бы мы ждать тебя здесь, если бы не знали о том, что ты хочешь предпринять против шейха Мохаммеда?

– Откуда ты знаешь, что я был у гроба хаджи Али?

Я решил прозондировать почву и ответил так:

– Ты был на могиле хаджи Али, чтобы вымолить удачу своему предприятию, но эта могила находится на левом берегу Тигра, а ты потом переправился на этот берег, чтобы в вади Мурр высмотреть, где находятся племена шаммаров.

Я понял, что догадался. Несмотря на это, шейх язвительно рассмеялся и ответил:

– Твой разум гнил и ленив, словно ил, скопившийся в реке. Освободи нас – тогда с тобой ничего не должно случиться!

Теперь я засмеялся и спросил:

– Что же с нами случится, если я этого не сделаю?

– Мои люди будут тебя искать и найдут. Тогда вы погибнете!

– Твои глаза слепы, а твои уши глухи. Ты не видишь и не слышишь, что случилось, прежде чем твои люди переправились через Тигр.

– Что же такого случилось? – презрительным тоном спросил он.

– Их ожидали так же, как я ждал тебя.

– Где?

–В вади Дерадж.

Теперь он заметно испугался, поэтому я добавил:

– Ты видишь, что ваш план раскрыт. Ты знаешь, что я был у абу-хаммед. Прежде чем приехать к ним, я посетил ваших врагов, абу-мохаммед. Это племя, а также алабеиды, которых вы так часто грабили, объединились с хаддединами, чтобы запереть вас в вади Дерадж. Слушай!

Издалека доносился глухой треск ружейных выстрелов.

– Ты слышишь эти выстрелы? Твои друзья уже заперты в долине и будут все уничтожены, если не сдадутся.

– Аллах-иль-Аллах! – закричал он. – Это верно?

– Верно.

– Тогда убей меня!

– Ты трус!

– Разве это трусость – желать смерти?

– Да. Ты шейх обеидов, отец своего племени. Твой долг состоит в том, чтобы помогать людям своего племени в нужде. Ты же хочешь их покинуть.

– Ты с ума сошел? Как я могу их защитить, если нахожусь в плену!

– Советом. Хаддедины вовсе не похожи на чудовищ, жаждущих крови; они хотят отразить ваш набег, а потом заключить с вами мир. На таком совете шейху обеидов отсутствовать нельзя.

– Повторяю еще раз: ты говоришь правду?

– Я говорю правду.

– Поклянись!

– Слово мужчины – его клятва. Стой, парень!

Последний выкрик относился к греку. До сих пор он стоял спокойно, а теперь вдруг прыгнул на одного из моих людей, подходивших все ближе и ближе, чтобы слышать наш разговор, оттолкнул его в сторону и побежал прочь. Несколько выстрелов грохнули ему вслед, но в спешке стрелявшие целились плохо; греку удалось достичь скального выступа и исчезнуть за ним.

– Стреляйте в любого, кто здесь пошевелится! – С этими словами я поспешил за беглецом. Когда я добрался до выступа, грек был уже шагах в ста от меня, а то и больше. – Остановись! – крикнул я ему вслед.

Грек быстро оглянулся и побежал дальше. Мне было жалко, но я вынужден был стрелять в него. Однако я намеревался только ранить беглеца. Я прицелился и нажал на спуск. Он пробежал еще несколько шагов, а потом остановился. Похоже было на то, будто какая-то невидимая рука повернула его вокруг собственной оси, а затем он упал.

– Принесите его! – приказал я.

По моему приказу несколько хаддединов подбежали к беглецу и принесли его. Пуля застряла в бедре у грека.

– Ты видишь, Эсла эль-Махем, что мы не шутим. Прикажи своим людям сдаться!

– А если не прикажу? – спросил он.

– Тогда мы заставим их сдаться, но прольется кровь, чего мы не желаем.

– Ты подтвердишь позднее, что я сдался только потому, что вас было в пять раз больше и ты мне сказал, что люди моего племени заперты в вади Дерадж?

– Я удостоверю это! Обеиды были разоружены.

– Сэр! – закричал во время этой операции Линдсей.

– Что? – спросил я и обернулся.

Линдсей схватил руку раненого грека и сообщил:

– Парень жрет бумагу!

Я подошел. В кулаке у грека еще оставалось несколько клочков бумаги.

– Дайте сюда! – приказал я.

– Никогда!

Я сжал его руку – он вскрикнул от боли и разжал пальцы. Бумага представляла собой часть конверта, на которой сохранилось одно-единственное слово – «Багдад». Весь остальной конверт и письмо пленник то ли уже проглотил, то ли еще дожевывал.

– Выплюньте все, что у вас во рту! – потребовал я.

Язвительная усмешка была мне ответом. Одновременно я заметил, как он приподнял голову, чтобы легче было проглотить. Я немедленно схватил его за горло. Под моим не очень нежным жестом он раскрыл рот. Мне удалось вытащить только маленький комок бумаги. Расправив его, я увидел, что на клочках виднелось несколько зашифрованных строчек. Казалось абсолютно невозможным сложить эти клочки так, чтобы получилось связное послание. Я строго посмотрел греку в глаза и спросил его:

– Кто сочинил это послание?

– Не знаю, – ответил он.

– От кого ты его получил?

– Тоже не знаю.

– Лжец! Тебе хочется остаться здесь умирать?

Он испуганно посмотрел на меня, а я продолжал:

– Если ты не ответишь, тебя не будут перевязывать, и я оставлю тебя здесь на съедение грифам и шакалам!

– Мне приказано молчать, – сказал он.

– Ты будешь молчать вечно!

Я встал. Это подействовало.

– Спрашивай, эфенди! – крикнул он.

– От кого ты получил это письмо?

– От английского вице-консула в Мосуле.

– Кому он его послал?

– Консулу в Багдаде.

– Ты знаешь содержание?

– Нет.

– Не лги!

– Клянусь, что мне не удалось прочесть ни буквы!

– Но ты догадываешься о содержании письма?

– Да.

– Так говори!

– Политика!

– Естественно!

– Больше я ничего не могу сказать.

– Ты поклялся?

– Да.

– Хм! Ты же грек.

– Да.

– Откуда?

– С Лемноса.

– Я так и думал! Простой турок почтенен и простодушен, и если он становится другим, то виной этому – вы, называющие себя христианами, но на самом деле вы хуже самых злобных язычников. Где только в Турции случится какое мошенничество, где обнаружатся негодяи, там приложил свою руку грек. Ты нарушил бы сегодня свою клятву, если бы я тебя вынудил или оплатил твое клятвопреступление, шпион! Каким образом ты сделался драгоманом [119]119
  Драгоман – переводчик при посольстве в странах Востока.


[Закрыть] в Мосуле? Молчи! Я догадываюсь, кто вы такие, во что вы превращаетесь! Можешь оставаться верным своей клятве – я и так знаю политику, о которой ты упомянул! Почему вы натравливаете эти племена одно на другое? Почему вы подстрекаете против них то турок, то персов? И это делают христиане! Те, кто действительно следует учению Спасителя мира, несут в эту страну слова любви и сострадания, а вы сеете сорняки среди пшеницы, которую они заглушают. Ваш посев приносит тысячекратные плоды. Беги к своему попу – может быть, он вымолит для тебя прощение!.. А ты служил и русским?

– Да, господин.

– Где?

– В Стамбуле.

– Ладно! Я вижу, что ты еще способен осознать истину, а потому не отдам тебя хаддединам.

– Не делай этого, эфенди! За это моя душа благословит тебя!

– Оставь свое благословение при себе! Как твое имя?

– Александр Колеттис.

– Знаменитое имя ты носишь [120]120
  Имеется в виду Александр Македонский.


[Закрыть], но у тебя нет ничего общего с тем, кто носил его раньше… Билл!

Слуга откликнулся.

– Ты умеешь перевязывать раны?

– Нет, сэр, но я, пожалуй, смогу перетянуть ногу.

– Так сделай это!

Слуга кое-как перевязал грека. Кто знает, не поступил ли бы я по-другому, если бы тогда знал, в каких обстоятельствах я снова увижу Колеттиса. Я обратился к связанному шейху:

– Эсла эль-Махем, ты храбрый человек, и мне жаль видеть связанным такого отважного воина. Обещаешь ли мне всегда оставаться на моей стороне и не предпринимать никаких попыток к бегству?

– Зачем?

– Тогда я прикажу развязать тебя.

– Обещаю.

– Клянешься бородой Пророка?

– Бородой Пророка и своей собственной!

– Возьми такое же обещание со своих людей!

– Поклянитесь, что не убежите от этого человека! – приказал он.

– Клянемся! – прозвучало в ответ.

– В таком случае вам не надо оставаться связанными, – обещал я им.

Тут я развязал шейха.

– Сиди, ты великодушен, – сказал он. – Ты приказал убить только наших лошадей, нас же пощадил. Аллах благословит тебя, хотя моя лошадь была мне милее родного брата!

Благородство его черт внушило мне уверенность, что этому человеку всякая измена, всякая низость и вероломство были чужды, и я сказал ему:

– Ты позволил чужим языкам уговорить себя на битву с родственниками твоего народа. В дальнейшем будь тверже! Хочешь получить свою саблю, свой кинжал, свое ружье?

– Не делай этого, эфенди! – удивленно сказал он.

– Я сделаю это. Шейх должен быть самым благородным в своем племени; я не могу обходиться с тобой, как хутейе или хелавийе [121]121
  Хутейе, хелавийе – племена, относившиеся к низшим кастам, как парии в Индии.


[Закрыть]. Ты должен предстать перед Мохаммедом Эмином, шейхом хаддединов, как свободный человек, с оружием в руках.

Я дал ему его саблю и все прочее оружие. Он вскочил и уставился на меня.

– Как твое имя, сиди?

– Хаддедины называют меня эмиром Кара бен Немей.

– Ты христианин, эмир! Сегодня я узнал, что насара – не собаки, что они великодушнее и умнее мусульман. Поэтому верь мне: возвратив оружие, ты победил меня куда проще, чем мог бы сделать при помощи того оружия, которое ты носишь при себе и которым ты способен был бы убить меня… Дай мне посмотреть твой кинжал!

Я выполнил его просьбу. Он проверил клинок, а потом сказал:

– Это простое железо я переломлю рукой. Посмотри-ка мой шамбийе!

Он вынул свой кинжал из ножен. Это было подлинное произведение искусства, обоюдоострое, слегка изогнутое, чудесной дамасской стали; на обеих сторонах клинка был по-арабски выгравирован девиз: «В ножны – только после победы». Кинжал был, конечно, изготовлен одним из тех прославленных оружейников в Дамаске, которые давно уже вымерли и с которыми теперь никто больше не может сравниться.

– Нравится? – спросил шейх.

– Он стоит, верно, пятидесяти овец!

– Ошибся: ста или ста пятидесяти, потому что его носили десять моих предков и на нем нет ни одной царапины. Кинжал будет твоим, а мне ты отдашь свой!

Такой обмен я не мог отклонить, если не хотел смертельно обидеть шейха.

– Благодарю тебя, Хаджи Эсла эль-Махем; я буду носить этот клинок в память о тебе и о чести твоих предков!

– Пока твоя рука останется твердой, он никогда не изменит тебе в беде.

В этот момент послышался топот приближающейся лошади, и сразу же за этим всадник обогнул выступ скалы, прикрывавшей наше убежище с юга. Это был не кто другой, как мой маленький Халеф!

– Сиди, ты должен ехать! – крикнул он, увидев меня.

– Как дела, Хаджи Халеф Омар?

– Мы победили.