Текст книги "Лорд Теней"

– Потому что так было нужно, – сказала Кристина. – Для блага их обоих. Если бы Джулиан не был в нее влюблен, незачем было бы заставлять его думать…

Марк в тени побелел как полотно, и Кристина осеклась.

– Что ты сказала?

Кристина зажала рот рукой. Знание о чувствах Эммы и Джулиана друг к другу настолько в нее въелось, что трудно было не забыть, что знают, а что не знают другие. Каждое их слово, каждое движение кричало об их любви – даже сейчас. Как мог Марк не знать?

– Но они же парабатаи, – в ужасе произнес он. – Это же незаконно. Наказание… Джулиан не стал бы. Просто не стал бы!

– Мне так жаль! Я не должна была ничего говорить. Я просто предположила…

– Ничего ты не предположила, – сказал Марк, отвернулся и зашагал прочь, пробираясь между ветками.

Кристина двинулась следом. Марк должен был понять, что нельзя ничего говорить Джулиану. Предательство камнем лежало у нее на совести, и от страха за Эмму и осознания того, что она натворила, Кристина совсем забыла о недавнем унижении. Сухие листья царапали ей лицо, пока она продиралась между деревьями. Мгновение спустя она вышла из леса на зеленый холм и увидела Джулиана.

Джулиана разбудила музыка. И обволакивающее тепло. Ему уже давно не было так тепло, даже ночью, когда он кутался в одеяла.

Он открыл глаза. Издали доносилась музыка, плывшая по небу, словно легкие перышки. Он повернул голову и увидел, с внезапным чувством близости, лежавшую рядом Эмму. Под головой у нее была его куртка. Их руки сплелись в траве – загорелые пальцы Джулиана крепко держались за тонкие пальчики Эммы.

Джулиан с колотящимся сердцем тут же отдернул руку и поднялся на ноги. Он гадал, не потянулся ли он сам к Эмме во сне. Или это она потянулась к нему первой? Нет, она бы к нему не потянулась. У нее был Марк. Может, она его, Джулиана, и поцеловала, но имя, которое она произнесла, принадлежало Марку.

Джулиан думал, что справится, если будет спать так близко от Эммы, но он явно ошибся. Рука до сих пор горела, а остальное тело бросило в холод. Эмма что-то пробормотала во сне и повернулась; белокурые волосы упали ей на руку – та теперь лежала на траве ладонью вверх, словно протянутая к Джулиану.

Он больше не мог этого выносить. Джулиан подхватил куртку с земли, набросил ее на плечи и пошел посмотреть с холма на окрестности. Может, получится определить, далеко ли еще до подножия гор и сколько времени займет дорога до Неблагого Двора – где с этой безумной миссией наконец будет покончено. Джулиан, в сущности, не винил Марка; Кьеран был тому все равно что семья, а уж что такое семья, Джулиан знал очень хорошо.

Но он уже начал волноваться об оставшихся в Институте младших. Они, наверное, в ярости? В ужасе? Смертельно обижены? Он никогда еще не покидал их прежде. Никогда.

Ветер сменился, и музыка стала громче. Джулиан очутился на гребне холма, откуда открывался вид на море зеленой травы, в котором тут и там встречались небольшие рощицы. Луг спускался к расчищенному участку, где смутно виднелись яркие движущиеся пятна.

Танцоры. Они двигались в такт музыке, которая доносилась словно из-под земли, настойчиво и требовательно. Музыка звала присоединиться, забыться и отдаться на волю танцу – словно на волю волн, которые, может, и вынесут тебя когда-нибудь на берег.

Джулиан почувствовал этот зов, но его источник был слишком далеко, чтобы помешать по-настоящему. Впрочем, руки у него так и чесались взяться за кисти. Куда бы он ни бросил взгляд, всюду были невероятно яркие и выразительные цвета и движения, и Джулиану страстно хотелось очутиться у себя в студии перед мольбертом. Он словно смотрел на фото с выкрученной на максимум насыщенностью. Листья и трава были пронзительного, почти ядовитого зеленого цвета, плоды на деревьях – ярче самоцветов. Оперение порхавших в небе птиц поражало неукротимой пестротой настолько, что Джулиан даже заподозрил, что никто на них не охотится, а единственный смысл их существования – являть миру свою красоту.

– Что-то не так? – он обернулся и увидел стоявшую вплотную к нему Эмму, которая последовала за ним на вершину холма. Ее длинные распущенные волосы развевались по ветру, словно металл, раскатанный в тончайший лист. Сердце Джулиана сжалось от зова, куда более настойчивого, нежели зов музыки фэйри.

– Ничего, – сказал он хрипло. – Просто смотрю, где там Марк и Кристина. Как только я их найду, надо будет отправляться. Большая часть пути еще впереди.

Эмма двинулась к нему с мечтательным выражением на лице. Солнечные лучи пробивались сквозь облака, отбрасывая на ее волосы сочные шафрановые блики. Джулиан сжал кулаки, запрещая себе поднять руку и погрузить пальцы в светлые локоны, которые Эмма распускала только на ночь. Это зрелище напомнило ему о безмятежных мгновениях между сумерками и темнотой, когда дети уже спали и они с Эммой оставались одни: о времени тихих разговоров и близости, задолго предшествовавшей осознанию того, что они больше, чем просто парабатаи. В чертах ее спящего лица, в том, как ниспадали ее волосы, в тенях, которые ресницы Эммы отбрасывали на щеки, была та безмятежность, которую Джулиану так редко доводилось испытывать.

– Слышишь музыку? – спросила она, приблизившись еще на шаг – так близко, что он мог бы ее коснуться. Джулиан подумал: может, именно так чувствуют себя наркоманы? Те, кто желают того, что не дозволено. Те, кто думает: один-то разочек не повредит.

– Эмма, не надо, – сказал он, сам не зная, что имеет в виду. Не надо ко мне подходить, я этого не вынесу. Не надо так на меня смотреть. Не надо быть всем, о чем я мечтаю, и что для меня под запретом. Не заставляй меня забывать, что ты принадлежишь Марку и никогда не станешь моей.

– Пожалуйста, – произнесла она, взглянув на него широко раскрытыми, полными боли глазами. – Пожалуйста, мне нужно…

И та часть Джулиана, которая не могла не откликнуться, когда в нем нуждались, заставила его разжать кулаки и сделать шаг. Спустя пару секунд он чуть не налетел на нее, вступив в ореол ее присутствия. Коснулся ладонью ее лица. Она без Кортаны, с отстраненным удивлением отметил он. Почему она ее не взяла?

Глаза Эммы сверкнули. Она встала на цыпочки и запрокинула голову. Ее губы шевельнулись – но гул крови в ушах Джулиана заглушил слова. Джулиан вспомнил, как когда-то его сбило с ног волной и прижало к океанскому дну – не в силах вдохнуть, не в силах встать. В этом был ужас – но и чувство освобождения тоже: его тянуло за собой что-то сильнее его самого, и больше не нужно было ни за что бороться.

Она обхватила его руками за шею, губы к губам, и Джулиан сдался. С колотящимся, рвущимся из груди сердцем он содрогнулся всем телом, в венах гудели кровь и энергия. Он притянул Эмму к себе – маленькую и сильную. И ахнул, задохнувшись от сладковато-острого вкуса крови.

Но не Эммы. Он не чувствовал знакомой близости Эммы, да и пахла она по-другому. От сладости согретой солнцем кожи не осталось и следа, как и от пряных трав в ее мыле и шампуне – и от запаха доспехов, золота и девичьего тела.

Нельзя было вырасти с человеком бок о бок, грезить о нем, позволить ему сформировать твою душу и навсегда отпечататься в твоем сердце – и не сообразить, что целуешься с кем-то другим. Джулиан вырвался, утирая рот тыльной стороной ладони. По костяшкам размазалась кровь.

Перед ним стояла фэйри с кожей гладкой и бледной, словно нетронутый, туго натянутый холст. Она усмехалась алыми губами. Волосы у нее были цвета паутины – они и были паутиной, тонкой, летучей и серой. Ей могло быть сколько угодно лет, а из одежды на ней была только драная черная сорочка. Фэйри была прекрасна и в то же время отвратительна.

– Ты восхитителен, Сумеречный охотник, – промурлыкала она. – Что, не вернешься в мои объятия за новыми поцелуями?

Фэйри потянулась к нему, и Джулиан отпрянул. Он никогда в жизни не целовался ни с кем, кроме Эммы; и теперь его тошнило и душевно, и физически. Рука потянулась к клинку серафимов – озарить воздух между ними, ощутить, как знакомый жар поднимается по руке и разливается по венам, заглушая тошноту.

Но, уже стиснув рукоять, он вспомнил: клинок тут не работает.

– Оставь его в покое! – заорал кто-то. – Отвали от моего брата, ланнан-ши![35]35
  Ланнан-ши – персонаж ирландской, шотландской и мэнской мифологии; фэйри-вампир, являющаяся в образе прекрасной девы.


[Закрыть]

Это был Марк, выбиравшийся из рощи с Кристиной по пятам. В руке у него был кинжал.

Фэйри рассмеялась.

– В этих землях твое оружие не сработает, Сумеречный охотник.

Раздался щелчок, и в руке Кристины раскрылся нож-бабочка.

– Иди-ка сюда и повтори это моему клинку – посмотрим, чья возьмет, обитательница курганов!

Фэйри с шипением отшатнулась, и Джулиан увидел у нее на зубах свою кровь. Голова у него закружилась от недомогания и ярости. Ланнан-ши закружилась вокруг собственной оси – и тут же исчезла, лишь по склону холма неслось черно-серое пятно.

Музыка умолкла. Танцоры тоже начали расходиться: солнце садилось, тени на земле стали гуще. В честь чего бы ни был устроен этот пир, в темноте ему явно было не место.

– Джулиан, брат мой, – встревоженный Марк поспешил к нему. – Ты плохо выглядишь. Сядь, выпей воды…

С вершины холма донесся негромкий свист. Джулиан обернулся. Эмма стояла на гребне холма и пристегивала к поясу Кортану. Наконец она их заметила, и на ее лице появилось облегчение.

– Я понятия не имела, куда вы делись, – сказала она, сбегая по склону, и глядя на всех с улыбкой, полной надежды. – Уже стала волноваться, не наелись ли вы фейских фруктов и не носитесь ли по лугам нагишом.

– Никакой наготы, – ответил Джулиан, – никаких лугов.

Эмма потуже затянула пряжку на ножнах. Она собрала волосы в длинную косу, и выбивались только несколько светлых завитков. Оглядев их напряженные лица, она широко раскрыла карие глаза.

– Всё правда в порядке?

Джулиан еще чувствовал на себе пальцы ланнан-ши. Он знал, что она такое – дикая фэйри, которая принимает облик того, кого человек хочет видеть, соблазняет жертву, а затем выпивает кровь и сжирает кожу.

Только он увидел в ней Эмму. Марк и Кристина увидели ланнан-ши в ее истинном обличье. Все, кроме него, избежали унижения и опасности.

– Всё хорошо, – сказал он. – Нам пора выдвигаться. Звезды только появились, а идти еще далеко.

– Ну ладно, – произнесла Ливви, замешкавшись перед узкой деревянной дверью. Та не слишком гармонировала с остальным Институтом – со стеклом, металлом и современной архитектурой – и выглядела как предостережение. – Пошли.

Особого энтузиазма ее лицо не выражало.

Они решили – Кит выступал в роли молчаливого наблюдателя – отправиться в кабинет Артура Блэкторна. Несмотря на то, что было два часа ночи, и на то, что он не желал и слышать о Центурионах, нужно было рассказать ему, что затеяла Зара.

Заре нужен Институт, объяснила им Ливви, пока они брели обратно по песку и камням. Наверняка поэтому она и сказала про Артура то, что сказала – она явно ни перед какой ложью не остановится.

Кит никогда не был об Институтах особо высокого мнения – раньше они напоминали ему полицейские участки: жужжащие ульи Сумеречных охотников, присматривающих за той или иной местностью. Как выяснилось, они скорее были похожи на маленькие города-государства: Институты отвечали за определенные регионы, но возглавляла каждый семья, назначенная Советом в Идрисе.

– Это что получается, взаправду есть целая отдельная страна специально для Сумеречных охотников? – подивился Кит, пока они поднимались по дороге к Институту, что высился тенью на фоне гор.

– Да, – коротко сказала Ливви. Иными словами, заткнись и слушай. У Кита было ощущение, что, объясняя ему, что происходит, Ливви и сама начинает лучше это понимать. Поэтому он заткнулся и стал слушать.

Каждый Институт управлялся главой, вместе с которым жила его – или ее – семья. Еще в Институтах жили поредевшие семьи и нефилимы-сироты – которых всегда хватало. Глава Института обладал значительной властью: из них избиралось большинство Консулов, а также они обладали правом законодательной инициативы – и, если голосование было в их пользу, предложение главы становилось Законом.

Все Институты были так же безлюдны, как и Институт Лос-Анджелеса. Честно говоря, из-за присутствия Центурионов этот последний сейчас был необычно полон народу. Институты и должны были быть просторными и безлюдными – чтобы иметь возможность в любой момент принять батальон Сумеречных охотников. Штатных сотрудников Институтам не полагалось, да они были и не нужны: Сумеречные охотники, которые работали на Институт и назывались Конклавом, жили в собственных домах по всему городу.

Этих тоже было немного, мрачно прибавила Ливви. Пять лет назад война собрала свою дань. Но если отец Зары сумеет возглавить Институт Лос-Анджелеса, то мало того, что он сможет предложить свой полный предубеждений Закон – Блэкторнов вышвырнут на улицу, и им некуда будет податься, кроме Идриса.

– А что, в Идрисе настолько плохо? – спросил Кит, пока они поднимались по лестнице. Нет, сам он не хотел, чтобы его отправили в Идрис. Он только начал привыкать к Институту. Но, разумеется, Киту не хотелось бы остаться тут, если отец Зары дорвется до власти. Кит все-таки не имел с Зарой ничего общего.

Ливви взглянула на Тая, который слушал ее не перебивая.

– Да в Идрисе нормально. Даже круто. Но мы-то живем тут.

Они подошли к двери в кабинет Артура, и все затихло. Интересно, подумал Кит, может, мне пойти первому? В конце концов, ему было, в общем-то, наплевать, разозлит он Артура Блэкторна или нет.

Тай с беспокойством поглядел на дверь.

– Мы не должны беспокоить дядюшку Артура. Мы дали Джулиану слово.

– Придется, – просто сказала Ливви и толкнула дверь.

За ней оказалась узкая лестница, она привела их в темную комнату под самыми стропилами. Повсюду стояли столы, и на каждом по лампе – столько ламп, что в комнате была светло, как днем. Каждая книга, каждый исписанный нетвердой рукой клочок бумаги, каждая тарелка с объедками – всё было залито беспощадным светом.

За одним из столов сидел босой человек в длинном банном халате поверх джинсов и драного свитера. Когда-то халат, возможно, был голубым, но давно полинял и стал грязно-белым. Человек явно был Блэкторном – его волосы, почти совсем седые, вились, как у Джулиана, а глаза были пронзительного сине-зеленого цвета.

Эти глаза равнодушно посмотрели на Ливви и Тая и остановились на Ките.

– Стивен, – произнес незнакомец. Из его руки выпала перьевая ручка, расплескав по полу темные чернила.

Ливви открыла рот, Тай прижался к стене.

– Дядя Артур, это Кит, – сказала Ливви. – Кит Эрондейл.

Артур сухо хихикнул.

– И правда, Эрондейл, – заметил он. Глаза у него горели: в них было что-то болезненное, словно жар лихорадки.

Он встал и подошел к Киту, пристально глядя на него сверху вниз.

– Зачем ты последовал за Валентином? – спросил он. – Ты – у которого было всё? «Даже сам Аполлон златокудрый, повелитель арфы златой – он жестокостью беспробудной славен столь же, сколь красотой»?[36]36
  Из стихотворения Элджернона Суинберна «Гимн Прозерпине».


[Закрыть]

От него горько пахло прокисшим кофе. Кит отступил на шаг.

– И что ты за Эрондейл? – прошептал Артур. – Вильям или Тобиас? Стивен или Джейс? Славен жестокостью, или красотой, или и красотой, и жестокостью разом?

– Дядюшка, – произнес Тай громким, хоть и чуть дрожащим голосом. – Нам нужно с тобой поговорить. Про Центурионов. Они хотят отобрать Институт. Сместить тебя с поста главы.

Артур повернулся к Таю, сверкнув глазами – почти со злобой. И вдруг захохотал.

– Это правда? Правда? – переспросил он, смеясь всё громче, пока хохот вдруг не оборвался, превратившись в рыдания. Артур отвернулся и тяжело опустился в свое кресло.

– Что за шутка? – с гневом произнес он.

– Это не шутка… – начала было Ливви.

– Они хотят отобрать у меня Институт, – перебил Артур, – как будто он мой! Дети, я отродясь не управлял Институтом. Это он все делает – ведет переписку, планирует встречи, общается с Советом.

– Кто делает? – спросил Кит, хотя знал, что ему не стоит вмешиваться.

– Джулиан, – раздался в ответ голос Дианы. Она стояла на верхней ступеньке лестницы и оглядывала комнату, словно изумляясь яркому свету. На ее лице читалось смирение. – Он имеет в виду Джулиана.

10
Так велел Владыка здешний

Они сидели в кабинете Дианы. Океан за окном, залитый черным светом, отливал металлическим блеском.

– Мне жаль, что вам пришлось узнать такое о вашем дяде, – сказала Диана. Она стояла, опираясь на свой стол – в джинсах и свитере, но как всегда безупречная. Копну кудрявых волос она зачесала назад и скрепила кожаной заколкой. – Я надеялась… Джулиан надеялся… что вы никогда не узнаете.

Кит стоял, прислонившись к дальней стене, Тай с Ливви сидели на столе Дианы. Брат с сестрой выглядели растерянными, словно кто-то ударил их под дых, и они еще не опомнились. Несмотря на то, что у них был разный цвет волос, Кит никогда еще не видел так ясно, что они близнецы.

– Так все эти годы это был Джулиан, – произнесла Ливви. – Управлял Институтом, занимался всем… Прикрывал Артура.

Кит вспомнил, как Джулиан возил его на Сумеречный базар. Он не так много времени провел со вторым по старшинству Блэкторном, но даже так Джулиан всегда казался ему ужасно взрослым – словно он был на много лет старше своего настоящего возраста.

– Мы должны были догадаться. – Тай судорожно крутил в пальцах узкие белые проводки висевших у него на шее наушников. – Я должен был догадаться.

– Мы не замечаем того, что у нас под носом, – сказала Диана. – Такова человеческая природа.

– Но Джулсу было всего двенадцать, – прошептала Ливви. – Ему наверняка так тяжело пришлось…

Ее лицо заблестело, и на мгновение Киту показалось, что это отраженный свет из окна. Затем он понял – это слезы.

– Он очень вас любил, – сказала Диана. – Он хотел так поступить.

– Он нужен нам здесь, – проговорил Тай, – и сейчас.

– Пойду-ка я, – сказал Кит. Никогда в жизни еще ему не было настолько неловко. Нет, то есть, конечно, было – взять хоть тот случай на Сумеречном базаре с пятью пьяными оборотнями и полной клеткой тритонов, – но редко.

Ливви подняла глаза. Ее мокрое от слез лицо было полно горя.

– Нет, не надо. Ты должен остаться и помочь нам объяснить Диане про Зару.

– Да я половины не понял из того, что она несла, – запротестовал Кит. – Главы Институтов, реестры там какие-то…

Тай набрал воздуха в грудь.

– Я объясню, – сказал он. Пересказывая случившееся, он вроде бы успокоился: факты шли по порядку, один за другим. Когда Тай закончил, Диана подошла к двери и заперла ее на ключ, на два оборота.

– Кто-нибудь из вас еще что-нибудь запомнил? – спросила она, оборачиваясь к ним.

– Только одно, – сказал Кит, сам удивившись тому, что может принести какую-то пользу. – Зара упомянула, что следующее заседание Совета уже скоро.

– Полагаю, именно то, на котором они раззвонят всем про Артура, – сказала Ливви. – И нацелятся на Институт.

– Когорта – это влиятельная фракция Конклава, – объяснила Диана. – Они отвратительны. Убеждены, что любого обитателя Нижнего мира, нарушившего Соглашения, надо пытать. И без оговорок поддерживают Холодный мир. Если бы я только знала, что отец Зары – из этих… – она покачала головой.

– Нельзя отдавать Заре Институт, – произнесла Ливви. – Нельзя. Это же наш дом.

– Да плевать ей на Институт, – заметил Кит. – Им с отцом нужна власть, которая к нему прилагается.

Он подумал о тех обитателях Нижнего мира, которых знал по Сумеречному базару; о том, как их сгонят вместе, заставят носить опознавательные знаки; выжгут им клейма или вытатуируют номера…

– Тем не менее, у Когорты пока преимущество, – заметила Ливви. – Она знает про Артура, и мы не можем допустить, чтобы это дошло до кого-то еще. Она права: они отдадут Институт в другие руки.

– А не знаете ли вы чего-нибудь про Когорту или про Диарборнов? Чего-нибудь, что их скомпрометирует? – спросил Кит. – Чтобы Институт им не достался?

– Но мы-то все равно его потеряем, – возразил Тай.

– Ага, – согласился Кит. – Но тогда они не смогут начать перепись обитателей Нижнего мира. Может, это и звучит безобидно, но это только начало. Заре явно наплевать, жить обитателям Нижнего мира или умереть. Как только она будет знать, где они, как только им придется перед ней отчитываться, Когорта получит над ними власть. – Кит вздохнул. – Почитали бы книжки по истории простецов, ну правда.

– Может, пригрозим ей, что всё расскажем Диего? – предложила Ливви. – Он не в курсе, и… я знаю, что он скверно поступил с Кристиной, но я не верю, что всё это ему понравится. Если бы он знал, он бы бросил Зару, а этого ей не надо.

Диана поморщилась.

– Это, конечно, не джокер, но хоть какая-то карта в рукаве. – Она повернулась к столу и взяла блокнот и ручку. – Напишу Алеку и Магнусу. Они пытаются добиться союза Сумеречных охотников и обитателей Нижнего мира. Если кто и знает что-нибудь про Когорту и как ее обойти, то это они.

– А если не знают?

– Тогда попробуем с Диего, – сказала Диана. – Хотелось бы больше доверять ему, но… – Она вздохнула. – Он мне нравится. Но и Мануэль мне тоже нравился. Люди не то, чем кажутся.

– А мы так и будем всем говорить, что Джулиан и остальные уехали в Академию? – спросила Ливви, спрыгнув со стола. Под глазами у нее от усталости залегли черные круги; Тай сидел, опустив плечи. Кит и сам чувствовал себя как пыльным мешком ударенный. – Если кто-нибудь узнает, что они ушли в страну фэйри, то уже неважно, как мы будем выкручиваться с Зарой – Институт мы все равно потеряем.

– Будем надеяться, что они скоро вернутся, – сказала Диана, глядя на отражение луны в океанских волнах. – А если надежда не поможет, будем молиться.

Лес наконец кончился, и сумерки постепенно сгущались, превращаясь в настоящую ночную тьму. Четыре Сумеречных охотника шагали по призрачным зеленым полям, разделенным невысокими каменными стенами. То тут, то там в тумане виделось очередное пятно странной мертвой земли. Иногда они замечали вдали очертания города и умолкали, не желая обращать на себя внимание.

Скудные остатки припасов, захваченных с собой, они доели еще на холме. Но Эмма не была голодна, ее грызли тяжелые чувства.

Она никак не могла забыть то, что увидела, проснувшись в одиночестве на траве.

Поднявшись, Эмма огляделась в поисках Джулиана. Тот исчез, и даже примятая трава там, где он лежал рядом, уже распрямлялась.

Серо-золотой воздух был тяжелым, и, пока Эмма взбиралась на гребень холма, уже готовясь позвать Джулиана, в голове у нее гудело.

И тут она его увидела – на полпути вниз по склону, рукава и волосы развеваются на влажном ветру. И он был не один, а с девушкой-фэйри в черной изорванной сорочке. Волосы фэйри были цвета обгорелых розовых лепестков, серо-розовые, парившие в воздухе над плечами.

Эмме показалось, что девушка на мгновение встретилась с ней глазами и улыбнулась. Впрочем, возможно, ей это просто почудилось. Но то, что случилось после, точно произошло наяву: фэйри склонилась к Джулиану и поцеловала его.

Эмма сама не знала, что должно было после этого случиться; какая-то ее часть ожидала, что Джулиан оттолкнет фэйри прочь. Но он не оттолкнул. Вместо этого он притянул ее к себе и запустил пальцы в ее мерцающие волосы. У Эммы, когда он прижал фэйри к себе, свело все внутри. Джулиан крепко обнимал девушку, а ее руки скользнули с его плеч вниз по спине.

Это зрелище было почти прекрасным, ужасающе прекрасным. Но Эмма вспомнила, каково это – целовать Джулиана, и ее пронзила резкая боль. И он не колебался, не сомневался, не пытался удержаться, храня какую-то часть себя для Эммы. Он весь отдался поцелую, и был в нем столь же прекрасен, сколь мучительно было понимание, что теперь-то Эмма и вправду его потеряла.

Ей показалось, что она чувствует, как ее сердце разбилось, словно хрупкая фарфоровая статуэтка.

Девушка-фэйри оторвалась от Джулиана, и на склоне холма появились Марк и Кристина. Но Эмма уже не сумела досмотреть, что там происходит: она отвернулась и рухнула на траву, преодолевая рвотные позывы.

Эмма уперлась в землю сжавшимися кулаками. А ну вставай! – гневно велела она себе. Уж на это Джулиан точно мог рассчитывать – он скрывал свою боль, когда она разорвала между ними отношения, и Эмма обязана была отплатить ему тем же.

Каким-то образом ей все же удалось подняться на ноги, изобразить улыбку, нормально со всеми разговаривать, когда она спустилась к ним с холма. Кивнуть, когда вышли звезды и Марк определил, что сможет по ним ориентироваться, и все сели на траву и разделили припасы. Притвориться, что ее ничего не гложет, когда они выдвинулись в путь – Джулиан рядом с братом, они с Кристиной за ними, и все вместе – за Марком по извилистым, не отмеченным на картах тропам страны фэйри.

Теперь наверху сияли разноцветные звезды, и каждая расцвечивала небосвод мазком собственной краски. Кристина была необычно молчалива и пинала на ходу камушки. Марк и Джулиан заметно их обогнали – как раз настолько, чтобы голос до них не долетал.

– ¿Qué onda? – покосилась на нее Кристина.

Эмма плохо знала испанский, но даже она поняла: что происходит?

– Ничего.

Врать Кристине было ужасно, но чувства Эммы были еще ужаснее. А поделиться ими – значило ощутить их еще более настоящими.

– Ну, это хорошо, – произнесла Кристина. – Потому что я должна тебе что-то сказать, – она набрала воздуху в грудь. – Я поцеловала Марка.

– Ого, – отвлеклась от своих мыслей Эмма. – Огогошеньки.

– Ты только что сказала «огогошеньки», я не ослышалась?

– Не ослышалась, – признала Эмма. – Так что у нас за ситуация – «гип-гип-ура, давайте все обнимемся» – или «о господи, что же делать»?

Кристина нервно потянула себя за волосы.

– Даже не знаю… Он мне очень нравится, но… сначала я думала, что целуюсь с ним только из-за фейского питья…

Эмма ахнула.

– Ты пила фейское вино? Кристина! Ты что, не знаешь, чем это заканчивается? Ты вырубаешься, а наутро просыпаешься под мостом с татуировкой «ЛЮБЛЮ ВЕРТОЛЕТЫ!»

– Но это же оказалось не вино, а просто сок!

– Ну ладно, ладно. – Эмма понизила голос. – Хочешь, чтобы мы с Марком всё свернули? Ну, знаешь, сообщим остальным, что всё, проехали?

– А Джулиан? – с беспокойством возразила Кристина, – как же тогда быть с ним?

На мгновение Эмма утратила дар речи – она вспомнила, как к Джулиану по траве подошла красавица-фэйри, как она заключила его в объятия, и как он обнял ее в ответ.

Никогда еще она не испытывала такой ревности. Боль всё еще не утихла, словно ныла старая рана. Но, как ни странно, Эмма была этому рада – она заслужила боль, думала она. Если Джулиану было больно, пусть и ей будет больно, и она ведь его отпустила. Он был совершенно свободен, мог целоваться с фэйри, искать любви и быть счастливым. Он ничего плохого не сделал.

Эмма вспомнила, что ей сказала Тесса – что заставить Джулиана разлюбить ее можно, только заставив думать, что это она его не любит. Убедить его в этом. Ну что ж, кажется, у нее получилось.

– Думаю, наше с Марком представление достигло цели, – сказала она. – Так что, если хочешь…

– Не знаю, – произнесла Кристина и тяжело вздохнула. – Я должна кое-что тебе сказать. Мы с Марком поссорились, и я не хотела, но…

– Стойте! – далеко впереди раздался голос Марка. Он обернулся к ним – Джулиан стоял у него за спиной – и вскинул руку. – Вы это слышите?

Эмма навострила уши и пожалела, что нельзя использовать руну. Ей очень не хватало рун, улучшавших слух и скорость реакции.

Она покачала головой. Марк переоделся в костюм, который, видимо, носил когда был Охотником – темнее и истрепанный, и даже испачкал грязью волосы и лицо. Его двухцветные глаза сверкали в сумеречном свете.

– Слушайте, – сказал он. – Она все громче! – И вдруг Эмма услышала музыку. Это была музыка, какой она никогда прежде не слышала: жутковатая, странная, от которой нервы словно корчились под кожей.

– Двор близко, – объяснил Марк. – Это волынщики Короля! – Он нырнул под деревья, которые росли вдоль тропы, и обернулся, чтобы скомандовать остальным: «Ступайте за мной!»

Так они и поступили. Эмма думала только о том, что Джулиан идет прямо перед ней. Он вынул короткий меч и прорубал себе дорогу. Под ноги ему сыпались ветки в маленьких кроваво-красных цветах.

Музыка становилась всё громче по мере того, как они пробирались через густую чащу, среди деревьев, покрытых блуждающими огоньками. С ветвей свисали разноцветные фонарики, указывавшие путь в самую темную часть леса.

Неблагой Двор появился перед ними внезапно – взрыв громкой музыки и ярких огней, больно ударивших по глазам, привыкшим к темноте. Эмма сама не знала, каким представляла себе Неблагой Двор: огромный каменный замок с мрачным тронным залом? или роскошные сумрачные покои на вершине башни, куда ведет серая винтовая лестница? Она вспомнила призрачную тьму Города Костей: шепотки и холодок.

Но Неблагой Двор находился не под крышей – лавочки и палатки, похожие на те, что они видели на Сумеречном базаре, теснились на поляне посреди густого леса. В центре стоял большой шатер с бархатными знаменами по углам, на которых была золотом вытиснена сломанная корона.

В шатре стоял высокий трон из гладкого и мерцающего черного камня. На спинке трона были вырезаны половинки короны, словно парящие в воздухе над изображениями луны и солнца.

Несколько знатных фэйри в темных плащах прохаживались перед троном. На их плащах были вышиты королевские регалии, фэйри были в перчатках вроде той, которую Кристина нашла в развалинах дома Малкольма. Большинство из них были молодыми; некоторые казались не старше четырнадцати-пятнадцати лет.

– Сыновья Короля Неблагого Двора, – прошептал Марк. С оружием в руках они спрятались за грудой валунов и выглядывали из-за камней. – Во всяком случае, некоторые.

– А дочерей у него нет? – тихонько спросила Эмма.

– Они ему не нужны. – ответил Марк. – Говорят, девочек он приказывает убивать при рождении.

Эмма не сумела сдержать гнев.

– Дайте мне только до него добраться! – прошептала она. – Я ему покажу, на что годятся девочки.

Музыка вдруг стала громче. Фэйри на поляне двинулись к трону. Они были ослепительно прекрасны в пышных нарядах – золотых, зеленых, синих, ярко-алых.

– Почти пора, – сказал Марк. – Король призывает к себе знать.

Джулиан потянулся, сидя за валунами.

– Тогда нужно сменить позицию. Я посмотрю, нельзя ли подобраться поближе к шатру. – Его короткий меч тускло сиял в лунном свете. – Кристина, – добавил он, – пойдем со мной.

После секундного замешательства Кристина кивнула.

– Конечно. – Она вынула нож, быстро кивнула Эмме в качестве извинения, и они с Джулианом исчезли под деревьями.

Марк облокотился на тяжелый валун, загораживавший их от взглядов с поляны, и, не глядя на Эмму, тихо сказал:

– Я больше не могу. Не могу больше врать брату.