Текст книги "Лорд Теней"

Эмма замерла.

– Врать о чем? – спросила она, хотя прекрасно знала ответ.

– О нас, – сказал Марк. – Врать, что у нас роман. Мы должны с этим покончить.

Эмма закрыла глаза.

– Я в курсе. Вы с Кристиной…

– Она мне рассказала, – перебил Марк, – что Джулиан тебя любит.

Эмма не открывала глаз, но даже так видела яркие факелы вокруг шатра и поляны.

– Эмма не виновата, – продолжил Марк. – Так вышло. Но когда она мне сказала, я понял. Кэмерон Эшдаун изначально был ни при чем, да? Ты пыталась защитить Джулиана от его же чувств. Если Джулиан тебя любит, ты должна убедить его, что взаимность невозможна.

Его сочувствие едва не сломало ее. Эмма открыла глаза. Сидеть зажмурившись было трусостью, а трусов среди Карстерсов не водилось.

– Марк, ты знаешь про Закон, – сказала она. – И знаешь тайны Джулиана – об Артуре, об Институте. Ты знаешь, что будет, если кто-нибудь это разнюхает, что они сделают с нами, с твоей семьей…

– Знаю, – ответил он. – И не сержусь на тебя. Я бы поддержал тебя, если бы ты нашла кого-нибудь другого, чтобы его обманывать. Порой приходится обманывать тех, кого любим. Но я не могу быть орудием, причиняющим ему боль.

– Но это можешь быть только ты. Думаешь, если бы был кто-то другой, я бы тебя просила? – Эмма сама слышала, с каким отчаянием говорит.

Глаза Марка помрачнели.

– Почему только я?

– Потому что ни к кому другому Джулс не ревнует, – сказала Эмма, и тут за спиной у нее хрустнул сучок, а в глазах Марка отразилось изумление. Эмма тут же обернулась, выхватывая Кортану из ножен.

Это оказался Джулиан.

– С мечом на своего парабатая? – усмехнулся он.

Эмма опустила клинок. Слышал ли Джулиан что-то из того, о чем они с Марком говорили? Не похоже.

– Зря ты шумишь, когда подходишь.

– Рун беззвучия не существует, – сказал Джулиан и перевел взгляд на Марка. – Мы нашли позицию поближе к трону. Кристина уже…

Но Марк застыл на месте. Он не отрываясь глядел на что-то, что Эмме было не видно. Джулиан встретился с ней взглядом, полным неприкрытой тревоги, но Марк уже пробирался сквозь кустарник.

Они бросились следом. Эмма отчаянно старалась не наступить на сучок, который может треснуть, ни на сухой лист, который может хрустнуть, и чувствовала, как выступивший от усилий пот собирается над поясницей. Осознать, до какой степени нефилимы полагаются на свои руны, было болезненно и почти приводило к смирению.

Она быстро поравнялась с Марком, чуть не врезавшись ему в спину. Марк не так далеко успел убежать – только к самому краю поляны, где от взглядов из шатра его укрывали заросли папоротника.

Теперь ничего не закрывало им вид на поляну. Перед троном, видела Эмма, собрались Неблагие фэйри: скорее всего, сотня, но может, и больше. Они были одеты с потрясающей роскошью, с гораздо большим изяществом, чем она себе представляла. Темнокожая женщина была в платье из лебединых перьев, белоснежных и твердых, а ее стройную шею украшало ожерелье из лебяжьего пуха. Двое бледных мужчин были одеты в сюртуки из розового шелка и жилеты из блестящих крылышек сиалий[37]37
  Маленькие ярко-синие птички семейства дроздовых, обитают в Новом Свете.


[Закрыть]. К шатру приблизилась дама с кожей золотистого цвета и волосами розовыми, как лепестки цветов. На ней было платье, представлявшее собой клетку тончайшей работы из косточек мелких животных, скрепленных нитями из человеческих волос.

Но Марк ни на кого из них не смотрел, так же, как и на шатер, где, ожидая чего-то, стояли Неблагие принцы. Вместо этого он не отрывал глаз от двух Неблагих принцев в черных шелковых одеждах. Один был высокий, с темно-коричневой кожей; на шее у него висел череп ворона, оправленный в золото. Второй был бледным, с черными волосами и бородой, с узким лицом. Они тащили безвольно повисшего у них на руках узника в окровавленной одежде. Толпа, тихо переговариваясь, расступилась.

– Кьеран, – прошептал Марк. Он дернулся вперед, но Джулиан поймал его за рубаху, вцепившись в брата так крепко, что даже костяшки побелели.

– Еще не время, – прошипел он. Его бесстрастные глаза блестели, и в них Эмма увидела ту самую безжалостность, которая, как она когда-то призналась Джулиану, внушала ей страх. Не за себя – за него.

Принцы приблизились к высокому дереву с белой корой, которое росло слева прямо перед шатром. Бородатый принц швырнул Кьерана об ствол. Принц с черепом ворона покачал головой и что-то резко сказал брату. Черноволосый рассмеялся.

– Тот, что с бородой – принц Эрек, – объяснил Марк. – Любимец Короля. Второй – принц Адаон. Кьеран говорит, что Адаон не любит никого мучить. А Эрек этим наслаждается.

Судя по всему, то была правда. Эрек вытащил терновую веревку и протянул ее Адаону, который покачал головой и отошел к шатру. Пожав плечами, Эрек принялся привязывать Кьерана к стволу. У него на руках были плотные перчатки, а на Кьеране – ничего, кроме драной рубахи и штанов до колена, и терновые шипы впились сперва в его запястья и лодыжки, а затем, когда Эрек плотно затянул еще один виток страшной веревки, и в горло. Все это Кьеран сносил совершенно равнодушно – в полузакрытых глазах читалось явное отсутствие интереса к собственной судьбе.

Марк напрягся, но Джулиан его не отпускал. Кристина присоединилась к ним и стояла, зажав рот; она, не отрываясь, следила за Эреком. Тот закончил привязывать Кьерана и отошел.

Там, где терновые путы врезались Кьерану в кожу, появилась кровь. Голова принца безвольно откинулась на ствол дерева; Эмма видела и серебряный глаз, и черный, оба полузакрытые. На бледной коже Кьерана виднелись синяки – на щеке и над бедром, там, где в рубахе зияла прореха.

У шатра засуетились, кто-то протрубил в рог, и на поляне всё стихло. Знатные эльфы подняли глаза наверх. За троном появилась высокая фигура. Он был весь в белом, как соль: в белоснежном шелковом дублете и белых костяных наручах. На голове его вились белые рога, потрясающе яркие на фоне черных волос, и сиял золотой обруч.

– Король, – выдохнула Кристина.

Эмма видела его в профиль, и он был прекрасен. Четкий, точный, ясный – само совершенство. Эмма не сумела бы описать разрез глаз Короля или форму его скул, или изгиб губ, и не обладала талантами Джулиана, чтобы это нарисовать, но она знала, что Король Неблагого Двора был волшебен и жуток, и она не забудет его лик до самой смерти.

А потом он повернулся, полностью открыв взглядам свое лицо. Эмма услышала, как Кристина сдавленно ахнула. Лик Короля был разделен надвое точно посередине. Правая сторона принадлежала юноше и сияла изяществом и красотой, хотя глаз и был алым, как пламя. А левая сторона была столь же ужасна – покрытая кошмарными шрамами маска, мертвая серая кожа, обтягивающая кости, пустая черная глазница.

Привязанный к дереву Кьеран только раз взглянул на чудовищное лицо отца и отвернулся, уронив голову. Спутанные черные волосы упали ему на глаза. Эрек поспешил к шатру и вместе с Адаоном и толпой других принцев встал рядом с отцом.

Марк тяжело дышал.

– Лицо Неблагого Короля… – прошептал он. – Кьеран говорил о нем, но…

– Спокойно, – прошептал в ответ Джулиан. – Подожди, послушаем, что он скажет.

Словно услышав его, Король заговорил.

– Народ Двора, – произнес он, – мы собрались здесь по печальному поводу: чтобы узреть, как свершится правосудие над тем из Волшебного народа, кто поднял оружие и умертвил другого на мирной земле. Кьеран Охотник обвиняется в убийстве Иарлафа, одного из моих рыцарей. Он убил его мечом здесь, в Неблагих Землях.

В толпе пробежал ропот.

– Мир в нашем народе не дается нам даром, – продолжил Король. Его голос был подобен колокольному звону – звучный и сладкий. Что-то коснулось плеча Эммы – свободная рука Джулиана, та, что не сжимала Марка за плечо. Эмма взглянула на Джулиана с удивлением – но тот неотрывно смотрел вперед, на поляну. – Ни один Неблагой фэйри не смеет поднимать руку на другого. Цена неповиновения – справедливая кара. Смерть за смерть.

Пальцы Джулиана запорхали по коже Эммы, выводя через ткань рубашки старинную азбуку их общего детства:

С-Т-О-Й-Т-Е-З-Д-Е-С-Ь.

Она повернулась к нему, но Джулиан уже шагал прочь. Эмма услышала, как Марк с шипением выдохнул, и перехватила его за руку, не давая последовать за братом.

В свете звезд Джулиан вышел на поляну, полную знатных Неблагих эльфов. Эмма с колотящимся сердцем вцепилась в запястье Марка; все ее существо стремилось бежать за парабатаем, но тот просил ее остаться – и она знала, что останется и не выпустит Марка. Потому что Джулиан шел так, как будто у него был план. А если у него есть план, Эмма обязана верить, что тот сработает.

– Что он делает? – непонимающе простонала Кристина. Эмма лишь покачала головой. Некоторые фэйри, стоявшие с краю, уже его заметили и теперь расступались с изумленными восклицаниями. Джулиан даже не попытался прикрыть черные несмываемые руны на коже – руна войянс на тыльной стороне его руки, точно око, глядела на разряженный в пух и прах Волшебный народ. Женщина в платье из костей пронзительно завизжала.

– Сумеречный охотник! – завопила она.

Король выпрямился на троне. Мгновение спустя Джулиана обступили рыцари-фэйри в черно-серебряных доспехах – в том числе и принцы, что тащили Кьерана к дереву. Серебряные, медные и золотые мечи взметнулись вверх, словно в мрачном салюте.

Кьеран поднял голову. Когда он узнал Джулиана, выражение его лица стало просто неописуемым.

Король поднялся. Его разделенное надвое лицо было ужасно и мрачно.

– Приведите лазутчика Сумеречных охотников ко мне. Я убью его своими руками.

– Вы меня не убьете. – Спокойный и уверенный голос Джулиана перекрыл общий шум. – Я не лазутчик. Я посланник Конклава, и если вы меня убьете, это будет означать, что вы открыто начали войну.

Король заколебался. Эмма испытывала отчаянное желание расхохотаться. Джулиан солгал так спокойно и уверенно, что даже она едва не поверила. На лице Короля промелькнуло сомнение.

Мой парабатай, – подумала она, глядя на Джулиана, который стоял с прямой спиной и гордо поднятой головой, – единственный семнадцатилетний парень на свете, способный пошатнуть уверенность Короля Темного Двора.

– Посланник Конклава? А почему не официальное посольство? – спросил Король.

Джулиан кивнул, словно ожидал этого вопроса. Возможно, и правда ожидал.

– Времени не было. Когда мы услышали об угрозе, нависшей над Кьераном Охотником, мы поняли, что должны выдвигаться немедленно.

Кьеран издал придушенный звук, и его ударили по шее хлыстом с шипами. Кровь заструилась на его ключицы.

– Какое дело Конклаву или Консулу до жизни мальчишки из Дикой Охоты? – спросил Король. – Преступника, если уж на то пошло!

– Он же ваш сын, – сказал Джулиан.

Король улыбнулся. Это было странное зрелище: половина его лица озарилась светом, а другую половину исказила отвратительная гримаса.

– В таком случае, – заметил он, – никто не обвинит меня в том, что я кому-то отдаю предпочтение. Суд Неблагого Двора безупречен.

– Человек, которого он убил, – сказал Джулиан. – Иарлаф, был братоубийцей и плел заговор по убийствам Волшебного народа вместе с Малкольмом Фейдом.

– Те были из Благого Двора, – возразил Король, – не из наших подданных.

– Но вы называете себя правителем обоих Дворов, – заметил Джулиан. – Разве не следует подданным, которые однажды станут вашими, ожидать от вас милости и справедливости?

В толпе вновь раздался ропот, на сей раз более тихий. Король нахмурился.

– Иарлаф убивал и нефилимов, – продолжил Джулиан. – Кьеран предотвратил гибель других Сумеречных охотников. Мы перед ним в долгу, а мы всегда платим долги. Мы не позволим вам лишить его жизни.

– И как же вы нам помешаете? – огрызнулся Эрек. – Как ты один нам помешаешь?

Джулиан улыбнулся. Эмма знала его всю жизнь, он был частью ее самой, но от этой ледяной уверенной улыбки ее бросило в холод.

– Я не один.

Эмма выпустила руку Марка. Тот, не оглядываясь, зашагал на поляну, следом вышли Эмма и Кристина. Никто из них не обнажил оружия, хотя Кортану за спиной у Эммы видели все. Толпа расступилась, пропуская их к Джулиану. Когда они вошли в круг стражей, Эмма вдруг заметила, что Марк до сих пор бос. Его бледные ноги в высокой темной траве выглядели, как белые кошачьи лапки.

Но даже босой, Марк был серьезным бойцом. Уж Эмма-то знала.

Король посмотрел на них и улыбнулся. Эта улыбка Эмме не понравилась.

– Что я вижу? – спросил он. – Посольство детей?

– Мы Сумеречные охотники, – сказала Эмма, – и Конклав наделил нас полномочиями.

– Так вы сказали, – ответил принц Адаон. – И каковы ваши требования?

– Хороший вопрос, – заметил Король.

– Мы требуем суда поединком, – заявил Джулиан.

Король рассмеялся.

– В Неблагих Землях суд поединком полагается только тому, в ком течет кровь Волшебного народа.

– Я из Волшебного народа, – сказал Марк. – Я могу сражаться.

Кьеран начал вырываться из пут.

– Нет! – крикнул он, пока кровь заливала его пальцы. – Нет!

Джулиан на него даже не посмотрел. Может, они и явились сюда спасать Кьерана, но если для того, чтобы его спасти, пришлось бы его пытать, Джулиан бы и глазом не моргнул. Ты делаешь то, что должен, потому что никто больше этого не сделает, – когда-то сказала ему Эмма. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

– Ты Дикий Охотник, – сказал Эрек. – И наполовину – Сумеречный. Над тобой не властны никакие законы, и ты верен Гвину, а не правосудию. Ты не можешь сражаться, – оскалился он. – А остальные вообще не фэйри.

– Это не совсем так, – заявил Джулиан. – Говорят, что дети и безумцы сродни фэйри. Между ними существует связь. А мы – дети.

– Что за чепуха, – фыркнул Эрек. – Вы уже взрослые.

– Король назвал нас детьми, – указал Джулиан. – «Посольство детей». Ты назовешь своего сюзерена лжецом?

Толпа ахнула. Эрек побледнел.

– Милорд, – начал он, оборачиваясь к Королю. – Отец…

– Молчи, Эрек, ты уже довольно сказал, – прервал его Король. Он не сводил с Джулиана глаз – и ясный, сверкающий, и темную пустую глазницу. – Интересный экземпляр, – заметил он, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Выглядит как Сумеречный охотник, а говорит, как знатный эльф.

Король поднялся на ноги.

– Ты получишь суд поединком. Рыцари, опустите клинки.

Сверкающая стена яркого металла, окружавшая Эмму с друзьями, исчезла. Вместо клинков на них уставились каменные лица. Некоторые принадлежали принцам – в их тонких угловатых чертах было отчетливое сходство с Кьераном. Другие были жестоко изрублены в битвах. Немало лиц было скрыто под капюшонами и вуалями. А за ними Неблагие придворные суетились и восклицали в восторге. Над поляной неслись слова «суд поединком».

– Ты получишь свой суд, – повторил Король. – Только поединщика из вас выберу я.

– Мы все согласны, – сказала Кристина.

– Ну, конечно. Такова природа Сумеречных охотников – неразумное самопожертвование. – Король посмотрел на Кьерана, подставив беспощадному свету мертвую половину лица. – Но как же теперь выбрать? Знаю. Нам поможет загадка!

Эмма почувствовала, как Джулиан напрягся. Эта идея ему не понравилась: слишком много неизвестных в уравнении. Джулиану не нравилось то, что он не мог контролировать.

– Подойдите ближе! – Король поманил их пальцем. Руки его были бледными, словно белая древесная кора, и над каждой костяшкой торчал крюк, похожий на короткий коготь.

Толпа расступилась, пропуская Эмму и остальных к шатру. Эмма никак не могла отделаться от окутавшего их странного запаха – тяжелого и горько-сладкого, словно древесный сок. Чем ближе они подходили к трону, тем сильнее он становился, пока, наконец, они не очутились прямо перед троном. Король возвышался над ними, словно статуя. За его спиной выстроилась шеренга рыцарей, их лица были спрятаны за коваными масками – золотыми, серебряными и медными. Некоторые маски изображали крыс, некоторые – золотых львов или серебряных пантер.

– Истина отыщется в грезах, – произнес Король, глядя на них сверху вниз. Отсюда Эмме было видно, что странная линия, рассекающая его лицо, заканчивается у горла, на шее уже была обычная кожа. – Слушайте, Сумеречные охотники: вы входите в пещеру. В пещере лежит яйцо, оно светится изнутри и сияет. Вы знаете, что в нем бьются ваши грезы – не те, что вы видите днем, а те, что к утру почти забываются. Яйцо раскалывается. Что явилось на свет?

– Роза, – сказал Марк. – С шипами.

Кристина бросила на него изумленный взгляд, но не пошевелилась.

– Ангел, – сказала она. – С руками в крови.

– Нож, – сказала Эмма. – Блестящий и чистый.

– Решетка, – тихо произнес Джулиан. – Решетка тюремной камеры.

Лицо Короля не изменилось. Ропот придворных вокруг казался скорее озадаченным, нежели заинтригованным или гневным.

Король простер длинную белую когтистую руку.

– Ты, ярковолосая девочка, – провозгласил он. – Ты выйдешь на поединок от своего народа.

Эмма испытала облегчение. Выбор пал на нее, остальным рисковать не придется. Она чувствовала себя как будто невесомой, теперь она снова могла дышать.

Кристина повернулась к Эмме, она выглядела потрясенной. Марк, казалось, сдерживался из последних сил. Джулиан поймал Эмму за руку, попытался шепнуть ей что-то на ухо, не скрывая, как это срочно и важно.

Эмма стояла, не шевелясь и не сводя глаз с Джулиана, а вокруг безумствовал Двор. Ее уже начал охватывать холод битвы: приглушающий эмоции, не оставляющий ничего, кроме боя.

И Джулиан был частью этого – начала битвы, холода в ее разгаре и ярости окончания. В мгновения перед боем она ни на что не хотела смотреть так, как на его лицо. Ничто другое не сообщало ей такой уверенности в себе, не делало ее еще больше Сумеречным охотником.

– Помни, – прошептал Джулиан ей на ухо, – в Идрисе ты уже проливала кровь фэйри. Они бы убили тебя – и всех нас. Это тоже битва. Никакой пощады, Эмма.

– Джулс! – она не знала, слышал ли он, как она окликнула его. Рыцари вдруг окружили их и отделили ее от остальных. Рука Эммы выскользнула из руки Джулиана; она бросила на троих друзей последний взгляд, и ее тут же грубо потащили вперед. Прямо перед шатром образовалось пустое пространство.

Подули в рог – пронзительный звук вспорол ночь, словно ножом. Из-за шатра вышел один из принцев, а рядом с ним шагал рыцарь в маске. На рыцаре были прочные серые доспехи, похожие на звериную шкуру. Шлем закрывал лицо. На передней части шлема был намалеван грубый рисунок: широко расставленные глаза, растянутый в ухмылке рот. Кто-то коснулся шлема мокрыми от краски руками, и теперь по нащечникам стекали алые потоки – в ином случае они могли бы показаться клоунскими, но сейчас оставляли зловещее впечатление.

Принц проводил рыцаря в маске до края очищенного участка и оставил там, лицом к Эмме. Рыцарь был вооружен мечом фейской работы – с серебряным, инкрустированным золотом клинком и усыпанной самоцветами рукоятью. Обоюдоострый клинок сиял остротой, как бритвенное лезвие.

Серьезный меч, но не настолько, чтобы сломать Кортану. Оружие, знала Эмма, ее не подведет – только она сама может себя подставить.

– Правила вам известны, – скучающим тоном произнес Король. – После начала боя друзья не могут помогать ни одному из воинов. Бьемся до смерти. Выживший объявляется победителем.

Эмма вынула Кортану из ножен. Та сверкнула, словно закатное солнце за миг перед тем, как погрузиться в море.

От рыцаря в разрисованном шлеме не последовало никакой реакции. Эмма сосредоточилась на его стойке. Противник был выше нее, его удары имели больший охват. Он тщательно выбрал место, на котором встать. Несмотря на комичный шлем, он явно был серьезным бойцом.

Эмма тоже приняла стойку: левая нога впереди, правая сзади, чтобы встать к противнику ведущей стороной тела.

– Да начнется битва, – объявил Король.

Рыцарь, взмахнув перед собой мечом, тут же помчался на Эмму, точно беговая лошадь, вырвавшаяся из загона. Его скорость застала Эмму врасплох, и она еле увернулась от удара. Но она уже потеряла время – занести Кортану следовало раньше. Она полагалась на быстроту, что дарила руна точного удара, но та больше не работала. Острие меча скользнуло в нескольких сантиметрах от нее, и Эмму охватил почти забытый пронзительный ужас.

Эмма вспомнила, что говорил ей отец, когда она начинала учиться. Целься во врага, а не в его оружие. Большинство бойцов следят за твоим клинком. А хороший боец – за тобой.

Это был хороший боец. Но разве Эмма ждала чего-то другого? Ведь его выбрал сам Король. Теперь оставалось лишь надеяться, что ее Король недооценил.

Два быстрых разворота, и она оказалась на кочке, поросшей травой. Может, ей даже удастся компенсировать разницу в росте. Трава зашуршала. Эмме не нужно было даже оборачиваться, она и так знала, что это рыцарь снова атакует ее. Она развернулась и взмахнула Кортаной.

Рыцарь почти не отшатнулся. Меч вспорол его толстую кожаную броню, оставив широкую прореху. Противник даже не дернулся, и, судя по всему, не был ранен. В скорости он точно не потерял. Рыцарь прыгнул на Эмму, она пригнулась и отскочила с сторону. Серебряный клинок просвистел прямо у нее над головой. Рыцарь снова прыгнул, и Эмма опять отскочила.

В холодном воздухе леса она слышала свое прерывистое дыхание. Рыцарь-фэйри был хорош, а у нее не было ни рун, ни клинков серафимов – никакого оружия Сумеречных охотников. А что, если она выдохнется раньше? Что, если эта темная земля высасывает даже ту силу, что бурлит в ее крови?

Эмма отразила удар, отскочила и вдруг вспомнила презрительный голос Зары: «Фэйри дерутся грязно». И Марка: «На самом деле, фэйри дерутся не грязно. Они дерутся удивительно чисто. У них жесткий кодекс чести».

Она уже склонялась, метя в лодыжки рыцаря – тот подскочил, почти взлетев, и обрушил вниз свой меч – как раз тогда, когда Эмма зачерпнула горсть палых листьев и грязи и вскочила, швырнув их в прорезь шлема фэйри.

Тот задохнулся и отступил. Это дало Эмме всего лишь секунду, но ей и этого было достаточно. Эмма ударила его по ногам, и еще раз, а затем нанесла удар по корпусу. Доспехи на груди рыцаря пропитались кровью; ноги подкосились, и он с грохотом рухнул на спину, словно поваленное дерево.

Эмма наступила на серебряный меч и толпа взревела. Она слышала, как Кристина, Джулиан и Марк выкрикивают ее имя. С отчаянно бьющимся сердцем она стояла над неподвижным рыцарем. Даже сейчас, распростертый на почерневшей от его крови траве, он не издал ни звука.

– Сними с него шлем и покончи с этим, – велел Король. – Такая у нас традиция.

Эмма набрала воздуху в грудь. Вся ее природа Сумеречного охотника противилась этому, не желая лишать жизни того, кто безоружным лежал у ее ног.

Она вспомнила, что Джулиан сказал ей перед боем. Никакой пощады.

Звякнул металл о металл. Эмма подцепила Кортаной шлем фэйри и сбросила его.

Тот, кто лежал на траве перед Эммой, оказался человеком, а не фэйри. Голубоглазым, со светлыми волосами, тронутыми сединой. Его лицо было знакомо Эмме лучше, чем ее собственное.

Она опустила Кортану, ее рука словно онемела.

Перед ней лежал ее отец.