Текст книги "S-T-I-K-S. Охота на скреббера. Книга 2"

Глава 4

Холодный, неприятный, весенний Питерский ветер забирался, казалось, прямо в душу, и выдувал всё хорошее и доброе…

Люди торопились по только им самим известным делам, отворачивая лица от прохожих и шепча проклятья встречному, колючему ветру. Надо заметить, что проклятья эти были высококультурными, потому что люди-то были Питерскими…

Семен шёл по знакомой аллее парка… Он отчётливо вбивал каждый шаг в асфальтированную дорожку, и с улыбкой вспоминал, как не так уж и давно, по меркам Джинов, он шёл по этим же дорожкам, но тогда они были вымощены крепкой, добротной брусчаткой. Семен улыбался – он единственный, кто улыбался в парке в то утро. Он вспоминал…

Тот отпуск ему не забыть… Семен всегда проводил отпуск на Земле, в отличии от коллег. Он очень любил людей – неуклюжих, немощных, но таких похожих на них, Джинов.

Все друзья Семена смеялись над его увлечением, и убеждали его, что это вымирающий вид, который убивает себя сам. Семен отмахивался и с прежней силой верил в Людей. Он и ещё его арестованный и отбывающий наказание друг Прометей.

– Доиграешься, – говорили ему, – отправишься прямиком за Прометеем. И будете сидеть оба и любить людей.

Друзья издевательски смеялись и неслись дальше…

Семен вспоминал, и картинки тех дней проплывали перед его глазами.

В тот раз он явился в образе гимназиста и подружился с прекрасными молодыми амбициозными людьми.

Какие великолепные розыгрыши придумывал Кюхельбекер для юного Пушкина… как они вместе хохотали…

Омрачало его любовь к людям только одно: люди думали о чём угодно, но только не о своём здоровье. Это больно задевало Семена и удивляло. Они просили денег и славы, и, о-о, ужас, смерти и недугов для других людей… и ещё тысячи нелепых и странных желаний, непонятных для Джина.

Они просили вечной жизни… Настойчиво, с какой-то маниакальной убеждённостью, что вечная жизнь принесёт им счастье. Несколько раз Семен, разозлившись, давал им их вечную жизнь, но… стыдно вспомнить, с небольшим бонусом: с такой же вечной, как и их новая жизнь, зубной болью.

Но, как бы там ни было, Семен продолжал верить в человечество. Он знал, что люди справятся со своими извечными заблуждениями, и в мире их навсегда поселятся любовь, процветание, здоровье, радость…

– Ээ-ээ, мужчина… Закурить не найдётся?

Семен, выдернутый из воспоминаний хриплым голосом, с удивлением уставился на обратившегося к нему человека:

– Это Вы мне? – спросил Джин, ткнув себя указательным пальцем в грудь.

Человек утвердительно кивнул и… смущённо улыбнулся:

– Мне, право, неловко отвлекать вас подобными просьбами, но очень курить хочется. Простите, – на всякий случай извинился он.

Семен присмотрелся к человеку, и увиденное его очень огорчило. Слишком нелицеприятную картину представлял собою просящий: потрёпанная изрядно верхняя одежда, неумытый, небритый, со взъерошенными волосами. Вид человек имел, мягко говоря, непрезентабельный. И амбре, исходящее от него, не делало воздух приятным…

«И всё же это человек» – подумал Семен и, улыбнувшись, присел рядом с ним.

– Вы хотите курить? – продолжая приветливо улыбаться, спросил Семен. Порывшись в кармане, он извлёк из его недр пачку прекрасного табака и протянул человеку, – Пожалуйста, курите.

Человек странно посмотрел на протянутый табак и, взяв его, спросил:

– И что это за штуковина такая?

Семен понял, что промахнулся с табаком и сказал:

– А чего вы, собственно, ожидали?

– Ну-у-у, не знаю… – ответил тот и, окончательно обнаглев, закинув ногу за ногу, сказал, – Кент, допустим.

Семен, засмеявшись, щёлкнул пальцами и, тут же сделав серьёзный вид, произнёс:

– А я Вам что дал? Разве не то?

Человек посмотрел на свои руки и с удивлением обнаружил, что держит в них пачку сигарет Кент.

Стряхнув оцепенение, он вскрыл пачку и, достав сигарету, закурил:

– Даааа… – снова протянул он. – Здоровье с утра ни к черту… Всё что-то мерещится… Надо что-то делать.

Они помолчали.

Семен с интересом рассматривал человека и находил его вполне недурным, с точки зрения внешних данных, представителем человечества. Человек, в свою очередь, смотрел на Джина и порывался что-то спросить.

Семен спешно поднялся и начал удалятся, бросив на прощание:

– Всего вам хорошего, – устремил взгляд свой вперёд.

– Извините, – услышал он.

Остановившись и улыбнувшись, он снова посмотрел на человека:

– Да? Чем я ещё могу Вам помочь?

Человек, видимо набравшись смелости, выпалил одним махом:

– Я вижу, что вы хороший человек и не сможете отказать страждущему… – мужчина запнулся.

– Ну, ну, – подбодрил его Семен.

– Мне бы здоровье поправить… понимаете?

Семен не поверил тому, что услышал. Глаза его загорелись, и он одним прыжком оказался около человека, схватил его за плечи и встряхнул:

– Что Вы сказали? Повторите это ещё раз!

Человек опешил, но всё-таки произнёс:

– Мне бы здоровьице поправить…

Семен ликовал. Вот! Вот оно. Человечество не исчезнет с лица земли! Они не безнадёжны! «Будь, что будет»– подумал Джин. Плевать, что он попадёт в кутузку. Плевать на расписку о том, что он обязуется впредь не исполнять желаний людей. Он поможет этому ЧЕЛОВЕКУ, и отправится к Прометею. Человечество заслуживает этой жертвы.

– Я помогу Вам, – дрожащим от волнения голосом произнёс Семен. – Вы помогли мне снова поверить в людей, я помогу вам, даже ценой своей свободы. Желайте же! Все, что вы пожелаете, тотчас исполнится!

Он хлопнул ладонями и щёлкнул пальцами.

Человек смотрел на тающего перед ним Джина. Глаза его выкатывались из орбит от увиденного – настолько он был поражен.

Семен в последний раз посмотрел в глаза мужчины и, улыбнувшись, сказал:

– Желайте…

Джин растворился в воздухе, оставив человека одного на скамейке…

– Мда-а-а-а… – произнёс БОМЖ. – А что я, собственно, теряю? Если это глюк, то очень красочный.

Он зажмурился и, выставив перед собой руки ладонями вверх, что-то зашептал.

Послышался лёгкий шелест, щёлкающие звуки, и… всё затихло.

Бомж Вася открыл глаза и, посмотрев на свои руки, заулыбался своим щербатым ртом.

– О-о-о-о-о… – произнёс он. – А жизнь-то налаживается. Привет, здоровье! – воскликнул он и свернул «головку» первому из пяти флаконов Боярышника…

* * *

– Вот козлина бомжастая! – Док подскочил на кровати.

Возмущению его не было предела.

– Вот же гад, а… – потёр заспанное лицо. Проморгавшись, потянулся за графином с водой, стоящим рядом на тумбочке. Долго пил прямо из графина, напрочь игнорируя стакан, пока не осушил до дна.

– Ху! – выдохнул и задышал снова, собирая размазанные мысли по всей черепной коробке.

Посидели вчера не хило. Приговорили весь найденный коньяк, заодно ополовинив запасы Седого. Мысли упорно расползаются, словно перепуганные гусеницы, как их не лови. Нет, пока это бесполезно, надо сходить в душ и выпить кофе. Возможно, после этого удастся хоть что-то вспомнить.

– Как я ещё раздеться умудрился, удивительно. Или это не я? – всплыл в голове аналогичный случай. Тогда в моё тело влезли призраки и, управляя им, как роботом, доехали до дома, загнали машину во двор и уложили спать, предварительно разув. Нет, ничего не помню…

Залез под прохладную струю воды.

– Ух, как хорошо-о-о-о-о, – стоял с закрытыми глазами, покачиваясь от расслабленности и удовольствия. Вода стекала по телу, журча и унося похмелье с тяжестью, проясняя сознание.

– Сейчас ещё вот зубы почищу, и совсем почти человек, – думал я, вылезая из ванны и шаря глазами в поисках полотенца.

Протерев от конденсата запотевшее зеркало, я уставился в нём на чернявого, бородатого мужика бомжеватого вида, с глубокими тёмно-синими глазами, смотрящими как-то уж очень жёстко.

– Не, мужик, я тебя не знаю, – усмехнулся я своему отражению, – но подстричь тебя обязательно надо! Такой рожей только детей пугать.

Раздался звонок телефона.

– Да? – Поднял я аппарат враждебной техники.

– Утро доброе, или пока не очень? – усмехнулся в трубке голос Прапора.

– Вот кофе выпью, тогда будет добрым, надеюсь.

– Тогда вари на двоих. Я подъезжаю уже.

– Давай, – и, нажав кнопку отбоя, поплёлся одеваться.

* * *

С историей о предательстве Прапора разобрались ещё в стабе муров.

– Я вам могу рассказать очень важную информацию, касающуюся вашего Парадиза и его правителей, если вы меня отпустите живым, – подумав немного, добавил, – и целым.

– А если без «если»? – спросил я, слегка склонив голову набок и буравя его взглядом.

Хорёк побледнел, словно покойник, вжался весь в себя и в стену, насколько это было возможно и, судорожно сглотнув, выпалил, на грани визга:

– Вас сдал Прапор! Отпустите меня, и я вам всё расскажу!

– А пое*ться в газетку, тебе случаем не завернуть, тварина?! – взревел медведем Кир, со всей силы ударив мура кованным носом ботинка по рёбрам. Раздались характерный хруст и вой, исполненный боли.

Мур, скрюченный в позе эмбриона, выл на одной ноте, как собака на покойника.

– Арман! Займись им! – рявкнул Кир, еле сдерживаясь.

Арман задумчиво посмотрел на валяющееся тело, что-то смекнув, угукнул и быстрым шагом куда-то ушёл. Вернувшись минут через десять, принёс в охапке что-то, завёрнутое в грязную тряпку. Бросил на землю. Брякнуло.

Оказалось, это обычные инструменты: молоток, гвозди, ножовка, шуруповёрт и многое другое.

– Поднимите-ка его… ага, вот так. Руки, руки держи… Нет, выше.

Мур визжал, периодически переходя на ультразвук, вырываясь и выкручиваясь, словно червь. Приподняв его под руки, Арман оттянул одну и прибил здоровенным гвоздём к стене бани, прямо через ладонь. То же проделал и со второй рукой. Плечевой сустав зафиксировал скобами. После приколотил и ноги. Мур периодически терял сознание, замолкая.

– Э, не-е-е, дружок, так легко ты от меня не отделаешься теперь, – бурчал Арман, приводя его в чувства каждый раз. – Ну, что, начнём с меньшего, и по нарастающей? – улыбнулся он муру своей хищной, поставленной ухмылкой. – Наждачка – очень замечательное, многофункциональное изобретение. Скажи спасибо китайцам, – говорил Арман, набивая кусок наждачной бумаги для первичной шлифовки на деревяшку. – Эти узкоглазые садисты придумали такое орудие пыток ещё в тринадцатом веке. Сейчас мы тебя немного почешем… это будет приятно, обещаю, – с этими словами Арман подошёл к задыхающемуся от ужаса Хорьку и улыбнулся. – Приступим?

Рот муру пришлось заткнуть кляпом. Была большая вероятность, что его услышат на соседнем кластере и придут посмотреть. Нам же лишние зрители, ну совершенно не нужны. Сняв с Хорька примерно двадцать процентов кожи, Арман присыпал эти места солью. С задумчивым видом окинув деяния рук своих, взялся за шуруповёрт. Спустя десять минут Мур был похож на… а хрен его знает, на кого он был похож, но смотрелось это жутко страшно.

– Полей-ка мне на руки, – попросил меня Арман, – курить охота страшно.

Мур бессильно висел, истекая кровью, и мычал сквозь кляп.

Кир, наконец, выдернул из пасти тряпку.

– Вот теперь говори. Что ты там хотел нам рассказать?

Мур заскулил:

– Жи-и-ить! Я хотел жи-и-ить. Это Бузан вас заказал. Он сказал обставить всё так, чтобы на Прапора подумали. Он заплатил Академику жемчугом. Хорошо заплатил.

Кир задумался, потирая подбородок.

– Не помню такого. Опиши.

– Здоровый такой, белобрысый, морда вся в веснушках. Он у Прапора раньше в отряде был, потом его прогнали. Не знаю, что там у вас с ним получилось, но он так вас всех ненавидит, а особенно Прапора, что его даже колотило, когда они с Академиком говорили.

– И откуда же ты, шнырь, обо всём знаешь? – Кир посмотрел пронзительно, с прищуром, как будто высматривая правду у него в глазах.

В этих глазах был страх. Безумный страх новой боли. Мур не собирался врать, он уже не хотел жить, он очень жаждал скорой смерти и забвения.

– Этот Академик – свежак. Он в Улье не больше месяца и ещё не успел вникнуть во все дела того Академика, который был до него. А я уже шестерых пережил. Я всегда при них и всегда им помогаю вникнуть. Рассказываю, кто и что из себя представляет, кто какие косяки за собой имеет, кто в должниках, кому сам Академик должен и за что. Ну, и всё в этом роде. Иначе палево будет. О смене Шефа знали только несколько человек, самые приближённые, многие ещё с той жизни, с Земли. Кореша шефа тоже часто гибнут, поэтому я всегда рядом.

– А ты у нас, значит, бессмертный? – усмехнулся Фома.

– Нет. Просто у меня дар хороший – чуйка. Я всегда знаю, где и когда шухер будет. Прошлый Академик часто ко мне прислушивался, вот и жил долго, почти год. А этот, садюга тупорылая, не понял ещё, что не он тут главный. И что без меня ему амба. Вот и поплатились все из-за него. Если бы не ваш сенс, я бы и в этот раз выжил. Отсиделся бы сколько надо, дождался бы, пока уедете и всё. Весь стаб снова мой. Пока эта тварь снова не прилетит с очередной перезагрузкой. Его же все зеки знают и в ноги кланяются. Он, как царь для всех, а я кто, я никто… шнырь.

Мы переглянулись.

– Вот с этого момента давай подробнее, – сказал Кир, – почему ты уверен, что в следующую перезагрузку Академик вернётся?

Хорёк закашлялся и противным голосом пропищал:

– Пи-и-ить! Дайте живца, по-братски, – жалобно попросил он, глядя то на одного, то на другого из нас, но старательно избегая взгляда Армана.

– Шакалы тебе братья, падаль. Рассказывай дальше, пока я не передумал с тобой общаться, – Кир явно был не в себе.

– Он всегда возвращается, – продолжил плаксивым голосом Хорёк. – Раз в год недалеко отсюда, в лесу, грузится наша зона. Многим получается выжить. Я не знаю почему, но Академик всегда иммунный и всегда выживает. А потом они приходят сюда.

– Вот, прям, сюда? – спросил Фома. – У вас там указатели с записками что ли стоят? – усмехнулся он.

– Нет. Просто дорога одна. От зоны сюда идёт. Вот они и приходят каждый год. Но обычно, мы высылаем группу в помощь. Так больше выживает.

– И что, много иммунных? – Кир присел на корточки, вытирая свою обувь.

– Много. Если помогать отбиться, то больше десяти точно. Там же матёрых нет, только пустыши, и кластер долгий. Почти неделю обращённых нет. Всё веселье потом, а поначалу – только непонятки и буча. Мы обычно ждём, пока зомби полезут, потом отстреливаем их и забираем иммунных.

– Почему ваш Академик дохнет так часто? Идиот что ли? – спросил Фома.

– Не, просто он тут не фартовый. Его то закажут, то другие муры на стрелке вальнут, то мутанты сожрут. Если бы меня всегда с собой брали, то долго бы жили, но это же западло – шныря рядом держать. Вот, я уже шесть лет живу, а они – меньше года.

* * *

Хорёк тогда нам очень много чего рассказал, потому и опоздали в рейд за Василисой. Но эта информация была слишком ценной, чтобы пренебречь ею.

Вчера мы всё это обсуждали и думали, как быть с этим, регулярно обновляющимся гадюшником. Решили стаб прибрать себе, заселить нормальными людьми и обязать их каждый год делать полную зачистку обновлённой зоны.

Вспомнили, кто такой этот Бузан. Раньше его звали Базис. Год назад его и ещё одного выгнали за педерастию, предварительно прогнав голыми по всему городу с баннером «Я ПИДАР». Обкидывали всякой гадостью и отрезали гениталии. Толерантность к гендерным меньшинствам и тому подобной братии в Парадизе явно не в чести. Вот один из них и объявился мстить. Интересно, куда делся второй…

– Леший, вот скажи, я вроде нормальных мужиков набираю, с опытом военной боевой службы, а мне постоянно какие-то пидоры попадаются, а? – жаловался изрядно подпитый Прапор своему другу, повиснув у того на плече. – Ну, вот как у тебя так получается принимать гражданскую зелень и делать из неё таких бойцов, ну, скажи?

– Да, просто, вы, вояки, все контуженные на голову, – вставил Манчестер свои три копейки.

Не любил он военных, хоть и понимал, что без них никак в этом мире, где брюлики и золото не котируются совсем.

– В душу надо смотреть, сынок, а не на погоны и медали, – добродушно улыбнулся другану Леший.

– Ты представляешь: я – и предатель… – вздохнул пьяненький Прапор, продолжая сетовать на судьбу. – Вот завалю тебя, потом Манчестера… Нет, этого хомяка надо первым валить, – погрозил он Манчестеру кулаком, – потом с Седым и Киром порешу, и буду один править, как король. И лямки ваши один тянуть буду… угу.

– Пупок не развяжется? – рассмеялся Кир. – И чего это меня самым последним валить собрался? Что, думаешь самый безобидный?! – скорчив злую рожу, спросил Кир.

– Ой, да не кривляйся ты, и так в глазах всё плывёт, – заныл Седой. – Молодёжь уже вся в дрова, а мы всё сидим.

– Я ещё тут! – поднял я руку, обозначив своё присутствие в сознании, лёжа лицом в чём-то мягком и, кажется, съедобном.

* * *

Вот и мысли, вроде, ожили… ещё бы вспомнить, кто меня баиньки уложил, и, вроде, провалов в памяти больше не осталось. О! Прапор подъехал! Вовремя. Кофе как раз закипает.

– Привет алконавтам! – В дверях показалась упаковка пива «Будвайзер» и только потом – лысая голова Прапора.

– Ты на кофе приехал или бухать? – усмехнулся я, глядя на двадцать четыре банки пива, выставленные на стол.

– Опохмеляться, конечно! Кто же кофеем похмелье снимает, тундра! Пивом надо! – Прапор плюхнулся на стул напротив меня и потянул носом поднимающийся из чашки аромат.

– Ага и рассолом. Но у меня нет ни того, ни другого. Вот кофе есть и очень хороший. Да и чувствую я себя уже отлично. Тут вообще как-то быстро это дело выветривается. Неужели тебе так плохо?

– Мне очень даже хорошо, – Прапор отпил немного горячего бодрящего напитка – М-м-м и вправду хорош, – и, чуть подавшись вперёд, спросил: – А что там у вас за девахи вчера, в машине которые, сидели? Там одна такая была – тёмненькая, смазливая на мордаху, – Прапор плотоядно оскалился.

У меня по позвоночнику пробежала толпа мурашек, неприятно шлёпая босыми лапками.

– Что? – спросил Прапор, заметив эмоцию на моём лице.

– Никак к твоей улыбке не привыкну, – ответил я, усмехнувшись.

Прапор ухмыльнулся криво, напирая на психику:

– Так, что с девчонкой-то? Ты мне скажешь?

– Понятия не имею. В больничке, у Батона, наверное.

– Да я не о том, это-то я найду. Могу ли я подойти к ней и спросить, Донна Роза, я старый солдат и не знаю даже слов любви… Трям-трям, ну в общем, ты меня понял?

– Понял, понял, – ответил я, отсмеявшись. – Иди смело! Беленькую, вроде как, Арман застолбил, Нина пока свободна, насколько мне известно. А собственно, чего это ты ко мне припёрся, с этим вопросом, м-м? – посмотрел я на товарища, прищурив один глаз.

– Да-а-а… шепнули мне, что вроде как ты на неё глаз положил, – заёрзал Прапор на стуле.

– Кто это тебе такое шепнул?! Слов на них нет, одни эмоции. – Услышанное меня очень повеселило. – Не ожидал, что, если пару раз помогу девушке донести тяжёлые вещи, её тут же припишут ко мне. Вот же, жуки колорадские.

– Ну что, по пиву? – сияющий от счастья Прапор потянулся за банкой. Открыл первую, протянул мне. Открыл вторую, приложившись к ней от души, выхлебав не меньше половины. – Всё хотел у тебя спросить, Док, что там с твоим мутантом? Ты его ещё не пристрелил?

– С чего бы? Он вполне обучаемый и совершенно не агрессивный по отношению к людям. Не видел его чуть больше недели, а уже соскучился. Да не ржи ты так!

Прапор хохотал, раскачиваясь на стуле:

– Вот скажи мне кто другой такое, не поверил бы! Надо было его Мурзиком назвать! – не унимался старый солдат. – Нормальные люди котов заводят, а он мутанта. Да ещё и не одного, как я слышал, да?

– Остальные – это свита Умника, но они такие же разумные, как и мой. Он убивает своих подчинённых, если видит, что они тупят или не исполняют приказ. Так что, дурных не держим-с, – я усмехнулся.

– Хороший способ воспитания, мда… – отпив пива, поставил банку на стол. – Надо взять на заметку, а то расшишели мои орлы, совсем.

– Я сейчас тут с делами быстренько разгребусь. День, два, да поеду туда. Хочешь, поехали со мной, посмотришь на него, – я отхлебнул пива. – Может, и мнение своё изменишь.

– Что я, мутантов не видел?

– Таких, навряд ли. Поехали.

– Да чёрт с тобой, поехали. Где у тебя тут пепельница? – закрутил он в поисках окурницы головой с торчащей в зубах сигаретой.

* * *

– Можно с вами на остров? – спросила Рыся, присаживаясь на подлокотник кресла. – Я так скучаю по тёте Тамаре… и по Микробу тоже, – девочка улыбнулась.

– И лисятам там раздолье! – добавил сидящий на собственных ногах в кресле Аби.

– Нет. Пока нет, – обломал весь настрой детям Леший. – Слишком опасное время, посидите ещё немного дома.

– А если он совсем не придёт?! Если он тогда просто мимо проходил?! – возмутился мальчик.

– Аби, в тот раз на острове было три элитника. Он дал им вырасти, потом пришёл и съел. Пока только Умник дорос до элиты. Борзя и Разбой руберы, Моня кусач, а Микроб вообще ещё топтун. Так что, он может прийти в любой момент. Может и сегодня, а может и через месяц, кто знает.

– Но Леший… – начал снова канючить Аби.

– Я дважды терял своих детей. Аби, не делай так, чтобы я прошёл через это в третий раз.

Мальчик осёкся, не договорив, чего хотел. Опустил голову.

– Прости…

Серый Ниф запрыгнул на кресло, молниеносно всё обнюхав, ткнулся острой мордочкой в лицо Абирона и лизнул длинным языком.

– ФУ-У-У! Ниф! Что ты ел?!

Лисёнок тут же юркнул под диван. Аби рукавом вытер лицо.

– Я бы, на твоём месте, умылась, – усмехнулась Рыся. – У тебя всё лицо в крови. Кажется, он снова соседского кота поймал, или птичку.

– Или крыску, – добавил, улыбнувшись Леший.

Парнишку «сдуло ветром», только хлопнула дверь в ванной комнате, и зажурчала вода.

– Леший, а эти скребберы, что они из себя представляют? – спросила Рыся, перевалившись поудобнее, сев в кресло. – Кто они, тоже бывшие люди? Почему все их так боятся?

– Ох, Рыся, не знаю я… и, наверно, никто не знает. А боятся их все, потому что неизведанное всегда пугает. Самые загадочные существа в этом мире. Возможно, они коренные жители планеты. А может быть, они – продукты генной инженерии учёных. На вид-то они разные и способности у них разные. Может и встречаются одинаковые, но я не видел. Все те, кого встречал, были абсолютно несхожи. – Пожал он огромными плечами.

– А многих ты встречал?

– На пятерых ходил. Троих случайно видел на расстоянии.

– Мно-о-го… – насупилась Рыся. – Наверно, было страшно… Во второй раз всегда страшнее, чем в первый.

– Правильно, Рыся. Во второй раз ты уже в полной мере осознаёшь всю опасность и близость смерти. Ты понимаешь, насколько тонка грань, по которой тебе предстоит пройти.

Рыся помолчала пару минут задумавшись. Потом спросила:

– Леший, может, они как мутанты – бесполые, или как собаки разных пород? Доберман ведь тоже совсем на болонку не похож, но они оба принадлежат одному определению – собаки. Так и скребберы: у них разделение на породы есть. И размножаются они только с подходящими породами. – Девочка вновь задумалась.

Её серьёзные карие глаза отображали усиленную работу мозга.

– Может и так. Их сложно изучать. Учёные хорошо платят за тела дохлых скребберов. Но я не думаю, что кому-то удалось притащить им подобного живого зверя.

– Как ты думаешь, сколько они бы за живого скреббера заплатили?

– Ну-у-у, – полез Леший пятернёй в бороду, – за самого мелкого, думаю, не меньше шести белых жемчужин.

– Ого! – откликнулся Аби, который уже давно умылся и пристроился рядышком на то же кресло.

Леший сидел напротив, занимая собой почти весь диван, и пил горячий, дымящийся, ароматный чай на травах. Он любил делать разные сборы по ходу рейдов, комбинировать и делать замечательные, чудотворные настои и чаи. Свой живчик он тоже делал на травах, да так виртуозно, что противного запаха и привкуса споранов практически не ощущалось. Рыся тянулась к его знаниям и опыту, постоянно наблюдая за процессом приготовления и расспрашивая о каждом растении.

Этот чай комбинировала и заваривала она.

Леший впервые похвалил. Втянув носом аромат, он зажмурился и произнёс:

– Добрый… – раньше он никому не доверял заваривать для него чудо-чай.

– Ничего и не «ого». Со скреббера сколько обычно жемчуга берут? От одной до шести, так ведь? А ещё янтарь. Он же тоже очень ценный. Плюс – сама туша. Это уже получается не хило. А если учесть, что его надо исхитриться живым изловить, да ещё и доставить, не потеряв, то так оно по справедливости и получается, – объяснила Рыся Абирону.

Леший, склонив голову к здоровенной кружке, тихонько улыбнулся. Его радовала рассудительность девчушки и интерес к природе. Она отлично ходила по лесу, читала следы, а главное – задавала правильные вопросы. Он видел в ней своего третьего сына, Прохора. Леший тяжело вздохнул.

– А если в него стрельнуть снотворным, очень большой дозой? Или, к примеру, заманить в ловушку и пустить усыпляющий газ? – генерировал идеи паренёк, мечтая захватить живого скреббера. – Или… – задумавшись, он смешно скривил лицо, собрав брови домиком и подкатив глаза ко лбу, – или напихать снотворного в мясо, или что он там ест?

– Элитников он ест. Ты предлагаешь скормить ему нашего Умника? – пристально посмотрела на него Рыся, приподняв одну бровь.

– Нет, конечно! Что ты такое говоришь?! – Аби аж подскочил в кресле, – корову можно напичкать, к примеру, и подсунуть.

– Не ест он коров. – Рыся продолжала смотреть на мальчишку. – Он ест элитников! – Перевела взгляд на Лешего, который внимательно наблюдал за ними. – Леший, а поймать элитника же легче, чем скреббера? Если ему нужна приманка, то мы можем поймать дикого мутанта, напичкать его снотворным и подсунуть. Он сожрёт конфетку и ляжет баиньки, а тут и мы придём, – расплылась она в улыбке.

– Да! – Подскочил на месте Аби, подавшись чуть вперёд, едва не свалившись с кресла. – И дикие мутанты прекрасно жрут коров! – Прищурив глаза, хитро улыбнулся, сразу напомнив лисят, которые собираются нашкодить. – Напичканных снотворным коров! – выдал он победоносно.

Леший рассмеялся, заухав, как гигантская сова-переросток.

– Замечательный план, молодцы. Вот только одна загвоздка: где бы нам раздобыть два, а лучше четыре вагона со снотворным?

Дети переглянулись и задумались.

* * *

– Вставай, дрыхля! Тебя никогда в жизни не примут в сторожевые собаки, ты проспишь всё на свете!

Умник, не открывая глаз, шумно втянул носовыми отверстиями воздух и тут же сгрёб меня огромной лапищей.

– Это, правда, ты, или ты мне опять снишься? – сказал семиметровый, шипастый, бронированный элитник, приоткрыв один чёрный глаз с вертикальным жёлтым зрачком, рассматривая меня почти в упор.

– Ух, ты! Какие у тебя глазюки! – я был восхищён и удивлён.

Мне приходилось видеть нескольких элитников, но у всех глаза были просто чёрные, без зрачков. Умник открыл второй глаз и оскалился в приветственной, радостной улыбке. Неподготовленный человек, наверное, упал бы в обморок от такого зрелища, но я давно уже привык, тем более, они с Прапором улыбаются очень похоже.

– Я скучал, Док. Тебя долго не было. Ты привёз своего Детёныша?

– Нет, Умник. Она обернулась, – я вздохнул.

– Не грусти. У нас будет хорошая охота, тогда ты сможешь забрать своего детёныша. Док, моя стая хочет объединиться. Я давно ждал этого, наконец, они созрели. Твоя стая готова принять нас, как младших собратьев?

От удивления я даже присел на руку Умника.

– Вот ты меня ошарашил, конечно, новостью. Нельзя же так сразу.

– Почему? Как, тогда можно? – не понял меня Умник.

Как я заметил, мутанты вообще прямолинейные существа, не умеющие врать и юлить.

– Всё в порядке. Это я так, к слову. Я очень рад. Это замечательная идея. Думаю, Леший согласится на слияние. Главное, чтобы и остальные вас приняли. Ты меня понимаешь?

– Мне иногда очень сложно тебя понять, но это я понимаю. Высший человек очень мудрый, и стая ему соответствует. Я очень надеюсь, что нас примут. Вместе мы будем гораздо сильнее.

Умник застыл на месте, принюхался…

– Я чую маленьких свинят, – так он называл лисят. – Ты привёз с собой детёнышей? Опять Микроб и Разбой с Борзей будут пропадать у вашего лагеря. Бедная Тамара.

Переживания Умника мне хорошо понятны, я тоже переживал ничуть не меньше.

Микроб был без ума от Аби и Рыси. А Разбой с Борзей очень сдружились с лисятами. Собравшись вместе, они устраивали натуральный апокалипсис. Погоня за юркими лисятами верхом на мутантах по всему лесному лагерю – это хуже урагана «Катрина» на Земле. Особенно страдала Тома, которой обязательно разносили кухню и обчищали подчистую все мясные запасы по ходу забега.

Я помню, как в прошлый раз Борзя нёсся галопом на всех четырёх лапах. В зубах болталась половина коровьей туши, а следом на УАЗе Кепа гналась разъярённая Тамара, крайне нецензурно бранясь и периодически угрожая кулаком.

Но больше всех доставалось впечатлительным свежакам, если на тот момент им «посчастливилось» быть в лагере. Обмороки и обгаженные штаны – это в порядке вещей. От Мони проблем не было вообще. Он обычно всегда держался неподалёку от Умника, чопорно выполняя все его приказы. Моня не умел веселиться – он слишком серьёзен для этого.

В лагерь я вернулся верхом на Умнике. Сегодня все были в лесном стабе. Городской кластер скоро пойдёт на перезагрузку. Умник предупредил о том, что он слишком часто мерцает. Эта перезагрузка была не по расписанию.

Вот, опять подтверждается, что в Стиксе нет ничего постоянного, кроме непостоянства. Если бы не чутьё мутантов, то нас бы хорошо накрыло. Не факт, что успели бы убежать.

Тома и Кеп оставались здесь постоянными дежурными. Торос с Мухой тоже, практически всё время проводили на острове, изредка их сменяли Филин и Леший. Как ни странно, но они прекрасно понимали мутантов и без меня. Тамара придумала язык жестов. Стая очень быстро его освоила, и теперь при необходимости мутанты спокойно могли сообщить людям то, что хотели. Это было очень удобно, особенно для меня.

Спешившись перед домом, я стал свидетелем любопытной картины. Леший с Прапором и Мухой разделывали свежую тушу коровы. Борзя, типа спрятался за кустом, выглядывал, роняя на листву слюни.

– Я тебя вижу, Борзя! Даже не думай от меня прятаться! – громко сказала вышедшая из сарая Тамара, неся несколько тазов для мяса.

При первом же звуке её голоса мутант спрятал за куст голову, при этом отклячив зад. Растение явно было слишком маленьким для почти пятиметрового мутанта, он не помещался там целиком. Как только женщина прошла мимо, Борзя шмыгнул в сторону того самого сарая, из которого она только что вышла, и тут же оказался на крыше.

– Это невероятно, – прошептал я, но Умник всё равно услышал.

– Ничего удивительного. У него дар – лёгкий.

– Как, дар?! – я удивился ещё больше. – Что и у вас дар открывается?

– Да. Я – быстрый. Борзя – лёгкий. Разбой умеет прятаться и прятать стаю.

– Скрыт, значит. А Моня с Микробом что могут?

– Пока ничего. Они слишком маленькие. Дар придёт позже.