Текст книги "Ужасы Фазбера. Подойди ближе"

Кейси уже собиралась бежать, но перед входной дверью кружились сотни осенних листьев – быстро, яростно, словно миниатюрное торнадо. Кейси не понадобилось даже надевать очки, чтобы понять, что в центре этой бури стоит Баллора. Её сердце колотилось.

Кейси понимала, что если выбежит из магазина, то налетит прямо на Баллору.

Она оказалась в ловушке. Так или иначе, её поймают. По крайней мере, если она останется в магазине, она примерно представляет, что её ждёт. А вот если сдастся Баллоре… то не знает. Она лишь представляла себе длинные, острые ногти Баллоры. Её зубы.

От жужжащей сигнализации болели уши, она даже думать нормально не могла.

– Какие-то проблемы, Хелен?

Из служебного помещения вышла ещё одна хорошо одетая женщина, скорее всего, заведующая магазином.

Через несколько секунд они обе стояли рядом с Кейси.

– Покажи мне свой пакет на секундочку, – сказала продавщица.

Кейси отдала его, надеясь, что они не заметят, как дрожат её руки.

Продавщица показала заведующей чек.

– Вот, смотри, она заплатила за покупку.

Заведующая смотрела на Кейси так, словно видела её насквозь и знала обо всех её проступках.

– Давайте на всякий случай проверим и рюкзак.

И она повернулась к Кейси со словами:

– Мисс, пожалуйста, откройте рюкзак и разрешите нам заглянуть внутрь. Если всё будет в порядке, можете идти и мы принесём вам извинения за доставленные неудобства.

Кейси выглянула на улицу. Листья крутились всё быстрее. Они приближались, бились в стеклянную дверь.

Она сглотнула. Выбора не оставалось.

Кейси открыла рюкзак. Алая ткань платья выделялась на фоне её пожитков ярко, словно кровь.

– Это же платье, которое она мерила! – воскликнула продавщица таким тоном, будто Кейси предала её.

Заведующая схватила Кейси за руку.

– Ну вот и всё, – сказала она. – У меня не остаётся иного выбора, кроме как вызвать полицию.

Кейси посмотрела на крутящиеся на улице листья, потом на строгие лица обеих женщин. Её глаза наполнились слезами. Странно – Кейси даже не помнила, когда в последний раз плакала. Но сейчас она плакала по всему, что потеряла, по всем совершённым злодеяниям, по всему хорошему, чего в её жизни так и не случилось.

– Прошу вас, – всхлипнула Кейси, – не вызывайте полицию. Мне… мне нужны платье и туфли для собеседования, но у меня нет денег сразу и на то, и на другое.

– И вы решили, что лучшим решением проблемы будет украсть платье? – Заведующая по-прежнему крепко держала Кейси за руку.

– Я знала, что это плохое решение, – сквозь слёзы ответила Кейси. – Просто ничего другого мне в голову не пришло. Простите меня, пожалуйста.

Откуда взялись все эти слёзы? Они водопадом текли по её лицу.

– У меня есть другое решение, – послышался голос из-за спины. То была пожилая женщина, которой помогала продавщица, – с идеально уложенными волосами, в элегантном кремовом брючном костюме. – Я куплю платье для юной леди.

– Миссис Темплтон, мы не можем позволить вам этого, – возразила заведующая.

– Почему же, можете, – сказала миссис Темплтон. – Я трачу в вашем магазине много денег. Я постоянный клиент, а клиент всегда прав. – Она улыбнулась заведующей и продавщице. – Верно?

– Верно, – с сомнением протянула заведующая.

– Вот и хорошо.

Миссис Темплтон открыла сумочку и достала кошелёк.

– Теперь не нужно вызывать полицию, а юная леди сможет пойти на собеседование.

– А если она просто врёт? – спросила заведующая. – Если нет на самом деле никакого собеседования?

Миссис Темплтон окинула Кейси долгим взглядом.

– Я готова рискнуть. Мне кажется, она говорит правду. У неё честное лицо. Она оказалась в отчаянном положении и не осознавала своих действий.

– Спасибо, – проговорила Кейси, по-прежнему всхлипывая. – Я расплачусь с вами, как только смогу.

– Глупости, – отмахнулась миссис Темплтон. – Просто помогите кому-нибудь ещё, кто попадёт в беду.

Кейси вышла из магазина и прошла прямо через крутящиеся листья.

Она шла по улице и по-прежнему плакала, ловя тревожные взгляды прохожих. Она не могла объяснить, что происходит, но она менялась – словно что-то жёсткое внутри становится мягким и ломается.

Кейси остановилась в парке, чтобы несколько минут передохнуть. Она слишком устала от ходьбы, от стресса и страха. Она села на скамейку и, даже не осознавая толком, что делает, достала из кармана очки и надела их. Неужели Баллора наконец отпустила её после того, как та женщина в магазине всё исправила?

Нет. Она была совсем рядом.

Баллора стояла перед ней, буквально на расстоянии вытянутой руки, и кружилась. Она таращилась на Кейси пустыми синими глазами, кружилась и кружилась, обдавая лицо Кейси лёгким ветерком. К ней можно было даже прикоснуться.

– Почему? – закричала Кейси. – Почему я не могу от тебя избавиться?

Она сунула очки в карман и бросилась бежать. Она убегала от Баллоры, хотя в глубине души и понимала, что Баллора прямо здесь, рядом. Добравшись до гостиницы «Мьюзик-Сити», она вбежала в свой номер и заперла за собой дверь.

Кейси вдруг вспомнила слова старушки с автовокзала: «Если пытаешься сбежать от проблем, иногда бывает и так, что проблемы просто следуют за тобой».

Скрип, скрип. Звуки шли от окна. Кейси отодвинула штору, но ничего не увидела. А потом надела очки.

И увидела Баллору, прижимавшуюся к окну. Её лицо, красивое на расстоянии, оказалось жутким вблизи: разделённое посередине, с зияющим красным ртом и светящимися глазами, глазами, которые, как казалось Кейси, смотрят прямо в душу. Длинные, раскрашенные в синий ногти Баллоры ужасно скрипели по стеклу. Кейси отшатнулась от окна.

– Хорошо, Баллора, я поняла, – сказала Кейси. – Пожалуйста, позволь мне сходить на собеседование. А потом – я знаю, что должна сделать.

Баллора ничего не ответила – лишь посмотрела на неё светящимися синими глазами.

Кейси села на кровать и стала рыться в рюкзаке, пока не нашла то, что искала: водительские права женщины, у которой она украла сумочку возле «Мира пиццы Цирковой Бэби».

Сара Эвери. Именно это имя было написано на водительских правах. Кейси, одетая в новое алое платье и коричневые балетки, стояла у дверей дома по адресу, указанному в документах. Двухуровневый дом, этажи в котором располагались в шахматном порядке, не слишком дорогой, в пригороде, но намного лучше, чем любое место из тех, а которых доводилось жить Кейси.

Без прямого автобусного маршрута добраться сюда оказалось непросто, но Кейси всё же удалось найти водителя-дальнобойщика, который ехал в эту сторону и согласился её подвезти. Во время поездки Кейси один раз надела очки: Баллора по-прежнему наблюдала за ней, прижавшись лицом к стеклу пассажирской двери.

Кейси стояла на дорожке, ведущей к дому, набираясь смелости, чтобы подойти и позвонить в дверь. Вокруг неё кружили осенние листья. Она не надевала очки, но чувствовала, что Баллора стоит совсем рядом, прямо в центре этого маленького торнадо. Баллора была так близко, что могла коснуться её; она выжидала – вдруг Кейси всё же не совладает с нервами?

Кейси сделала глубокий вдох, подошла к двери и позвонила. Листья с громким шумом пролетели мимо неё, и Кейси вдруг ощутила давно забытое чувство спокойствия.

Дверь открыла невысокая женщина с русыми волосами. Она была одета в тренировочные штаны и футболку с пятикилометрового благотворительного забега.

– Здравствуйте, – немного озадаченно протянула она.

– Здравствуйте, – дрожащим голосом ответила Кейси. – Вы меня не знаете, и это всё очень неловко. Э-э-э… вы помните, как пару месяцев назад у вас украли кошелёк возле «Мира пиццы Цирковой Бэби»?

– Конечно. Это было просто ужасно. Такое не забывается. – Она нахмурилась и посмотрела на Кейси. – А вы что… из полиции?

Она была настолько далека от истины, что Кейси не смогла сдержать улыбки.

– Нет. На самом деле я – та самая воровка, которая стащила у вас сумочку. Ну, бывшая воровка.

У хозяйки дома отвисла челюсть.

– Вы?! Но вы так хорошо выглядите… Зачем вы сюда пришли?

– Чтобы отдать вам вот это.

Она достала из рюкзака бумажник Сары.

– Уверена, вы уже восстановили права, но ваша старая карточка здесь. Ещё тут двадцать долларов – первый взнос, чтобы расплатиться за то, что я у вас украла. Теперь у меня есть работа. Выхожу в понедельник. Я пришлю вам ещё, как только получу первую зарплату.

Сара забрала кошелёк.

– Потрясающе. Почему вы решили прийти?

Кейси вспомнила о бешено вращавшейся Баллоре.

– Кто-то напугал меня настолько, что я всё-таки решила поступить правильно. Я изменилась. Ну, до сих пор ещё меняюсь. И я хотела сказать, что мне очень жаль, и попросить у вас прощения.

– Конечно же, я прощаю вас, – сказала Сара. – Очень немногие признают свои ошибки. Искренние извинения – большая редкость. Считайте, что я вас простила. На самом деле я тут как раз готовила чай. Хотите выпить чаю с нами?

– Я? – спросила Кейси, словно Сара могла обращаться к кому-то ещё. – Вы разве не боитесь, что я ограблю ваш дом или ещё что-нибудь такое?

– Нисколько. Заходите.

Сара придержала дверь, и Кейси прошла в ярко освещённый дом. Большой коричневый пёс поприветствовал её, виляя хвостом.

В кухне сидела маленькая девочка, которая так запомнилась Кейси, и рисовала карандашами в книжке-раскраске. Она посмотрела на Кейси, потом на маму.

– Мамочка, мы знаем эту тётю? – спросила она.

– Нет, милая, но скоро узнаем, – сказала Сара, разливая по кружкам кипяток.

Кейси улыбнулась. В какой-то степени она и сама с собой знакомилась заново.

– Я Кейси, – сказала она девочке.

– А я Изабелла, – ответила девочка. Её глаза были большими и синими, но яркими и живыми, а не пустыми, как у Баллоры.

– Изабелла, у меня есть кое-что, что принадлежит тебе, – сказала Кейси.

Изабелла спрыгнула с кресла.

– Что, что?

Кейси достала из сумки картонные очки и протянула их Изабелле.

Большие синие глаза Изабеллы стали ещё более огромными.

– Это мои очки Баллоры! Мои очки Баллоры, которые украдали, мама!

Сара поставила на стол две чашки чая и один стакан сока.

– Не украдали, а украли. Но ты права. Скажи Кейси спасибо за то, что она вернула их.

– Спасибо, что вернула мои очки, Кейси, – сказала Изабелла, улыбаясь ей.

Кейси улыбнулась в ответ.

– Пожалуйста.

Кейси знала, что они ей больше не нужны. Да и вообще, они изначально принадлежали Изабелле.

Изабелла надела очки и ахнула от неожиданности.

– Вот она! – воскликнула Изабелла.

Девочка несколько мгновений постояла на месте, изумлённо разинув рот. А потом начала танцевать.

Возвращение домой

Сьюзи слушала, как гравий трещит под шинами старого фургончика; мама ехала мимо Оливера, большого дуба, который рос возле их дома. Это Сьюзи дала Оливеру имя. Её сестра Саманта считала, что давать имя дереву – глупо. Родители сказали, что обычно так не делают, но это не значит, что так нельзя.

Оливер был очень, очень большим. Папа Сьюзи говорил, что Оливер старше, чем их дом, а это значило, что он очень, очень старый. Прапрапрабабушка мамы Сьюзи родилась в этом доме больше ста пятидесяти лет назад, а Оливер уже рос перед ним.

– Как только мы разложим еду по местам, – сказала мама Сьюзи, – я приготовлю ужин.

Она говорила медленно, со странными пробелами между некоторыми словами. Сьюзи казалось, словно кто-то пытается не дать маме говорить и она изо всех сил старается всё-таки хоть что-то сказать.

Сьюзи сравнивала голоса с цветами. Мамин голос когда-то был ярко-оранжевым, но довольно давно превратился в тускло-коричневый. Сьюзи не хватало этого нового цвета.

– Может быть, спагетти? – спросила мама Сьюзи тем же самым странным голосом.

Сьюзи не ответила на вопрос, потому что ей на самом деле было неважно, что дадут на ужин, а вот Саманте это очень важно. Саманте всё было важно – ей нравилось ощущать себя начальником.

– Не, лучше скрученную лапшу, – ответила Саманта.

Сьюзи усмехнулась. Вот видите?

Голос Саманты тоже изменил цвет. Он никогда не был ярким – её голос раньше был бледно-голубым, но сейчас стал совсем серым.

Сьюзи повернулась и прижалась носом к боковому окну фургона, чтобы получше разглядеть Оливера. Она нахмурилась. Оливер выглядел грустным – даже ещё грустнее, чем обычно в это время года. У подножия его толстого, шишковатого ствола, над торчащими над землёй корнями, на ветру потрёпанным венком кружились бледно-жёлтые и тускло-красные листья. Больше половины ветвей Оливера уже были голыми, в том числе и толстая ветка, на которой висела шина-качели Сьюзи. На оставшихся ветках ещё держались листья того же цвета, что и на земле.

Оливер всегда сбрасывал все листья осенью. Три года назад, когда Сьюзи было четыре года, а Саманте – три, Сьюзи очень расстроилась из-за того, что листья с дуба опадают. Она сказала маме, что дерево плачет. А если дерево плачет, это значит, что ему плохо, а если у него есть чувства, то ему нужно имя. Вот тогда она и назвала его Оливером. Саманта, хоть и была на год младше, сказала, что давать дереву имя несерьёзно. Слово «несерьёзно» она узнала от Джини, их крёстной. Саманте нравилось учить слова. Саманте вообще нравилось учиться. Ей не нравились всякие несерьёзные вещи, как Сьюзи.

Мама Сьюзи объяснила, что Оливер на самом деле не плачет, когда сбрасывает листья. Он готовится к зиме. Нужно сбросить листья, чтобы ствол в холодные месяцы не голодал. А потом, когда холод пройдёт, он вырастит новые листья.

– Ему нужно что-то отпустить, а потом восстановиться, – сказала она. – Нам всем иногда так приходится делать.

Сьюзи примерно поняла это объяснение, но ей всё равно казалось, что Оливеру грустно. Единственное, что хоть как-то примиряло её с падающими листьями, – их красивые цвета. Листья, опадающие с Оливера, обычно были золотисто-жёлтыми и ярко-красными.

Пока мама Сьюзи парковала фургончик у стены дома, Сьюзи обернулась к Оливеру. Его листья в этом году выглядели иначе. Тусклыми, сухими.

Интересно, подумала Сьюзи, может быть, дело в эльфах, которые живут в стволе? Она улыбнулась. На самом деле в стволе Оливера никакие эльфы не живут, она просто дурачится. Но однажды она сказала об этом Саманте, просто чтобы позлить её.

Как только машина остановилась у лестницы, слева от крыльца-террасы, Саманта отстегнула ремень безопасности и распахнула дверь. Саманта вечно куда-то спешила.

Мама осталась сидеть даже после того, как заглушила двигатель. Сьюзи заметила, что она часто сидит вот так неподвижно. Мама застревала, словно заводная игрушка, которую завели не до конца. Просто останавливалась, делая что-то, и смотрела куда-то вдаль. Сьюзи это пугало, потому что она не была уверена, здесь ли вообще мама. Вроде бы здесь, но иногда казалось, что мама просто оставляла своё тело, словно закладку, чтобы не потерять место, а мысли уносили её куда-то далеко-далеко.

Двигатель несколько раз чихнул и замолчал. Сьюзи почувствовала запах лука в одном из пакетов с покупками, лежавших на заднем сиденье фургончика. А потом ещё какой-то запах. Хотя нет, это был не запах. Не нос подсказал ей, что в воздухе что-то кружится. Но… что тогда? Другие её чувства? Какие чувства?

Джини однажды сказала Сьюзи, что она особенная, что у неё есть способность, которой нет у большинства. Она «подключена», сказала Джини. Сьюзи даже не представляла, что это значит, но ей нравилось, как это звучит. Джини сказала, что именно поэтому Сьюзи чувствует такие вещи, какие не чувствуют другие. Сейчас Сьюзи казалось, что-то не так. Это «что-то» напоминало запах. Запах чего-то… гниющего? Протухающего? Сьюзи не понимала.

Сьюзи хотела сказать что-нибудь, чтобы мама пришла в себя, но потом заметила, что рядом с фургончиком стоит Саманта и смотрит прямо в окно Сьюзи. У Саманты на лице было странное выражение, которое Сьюзи часто видела в последнее время. Сьюзи не понимала, что оно значит. Одновременно и гневное, и грустное, и испуганное.

Мама Сьюзи наконец пошевелилась. Вздохнув, она покачала головой и вытащила ключи из замка зажигания, потом взяла сумочку и открыла дверь.

– Надо занести продукты внутрь. Скоро дождь пойдёт.

Сьюзи глянула через лобовое стекло на низкие серые тучи, нависавшие над крутой зелёной крышей старого дома. Тяжёлые, тёмные тучи.

В большом доме было много места, так что у Сьюзи и Саманты были свои комнаты. Сьюзи, впрочем, больше нравилось сидеть в комнате Саманты. Она понимала, что Саманте, скорее всего, не хочется, чтобы она там сидела, но, хотя Саманте и нравилось всеми руководить, злой она не была. И ей, и Сьюзи хотелось, чтобы люди были счастливы. Так что, раз уж Сьюзи нравилось играть в комнате Саманты, Саманта ей разрешала.

Но вот чем-либо другим Саманта делиться не любила. Игрушками, например. Она настаивала, что они со Сьюзи должны играть только своими игрушками.

Сьюзи всегда хотелось играть вместе с Самантой, а не просто рядом с ней. Когда пару лет назад Сьюзи на Рождество подарили классный кухонный набор с забавными пластмассовыми продуктами, кастрюльками, сковородками и ярко-розовым фартуком, она хотела поиграть с Самантой в ресторан. Но Саманта не захотела. Она хотела играть только со своим конструктором. Даже когда они обе играли в куклы, Саманта держала своих кукол отдельно.

Например, сейчас.

Сьюзи присела на толстый синий ковёр, лежавший на полу рядом с большой кроватью Саманты. На окнах, через которые хорошо было смотреть на Оливера, висели шторы такого же цвета. Сьюзи посмотрела на дуб. Похоже, он сбросил ещё парочку листьев. Оставшиеся бессильно обвисали в сером вечернем свете.

Куклы Сьюзи стояли перед ней, на кубиках, разложенных полукругом. Это был импровизированный хор, и она собиралась дирижировать, но сначала надо убедиться, что все стоят на своих местах. Она переставляла кукол туда-сюда, решая, кому какую партию в песне исполнять, и напевала себе под нос. Обычно она так не делала – напевать под нос любила мама. Но Сьюзи уже давно не слышала маминого пения.

На противоположной стороне ковра Саманта расставила своих кукол возле коробок. Коробки – это «рабочие станции», объясняла Саманта. Сьюзи не знала, на работу или в школу пришли эти куклы. Так или иначе, было совершенно ясно, что куклам Саманты совсем не так весело, как куклам Сьюзи. Саманта ведь это тоже понимала, правильно? Может, именно поэтому она всё смотрела на кукол и кубики Сьюзи?

Сьюзи села по-турецки и огляделась. В комнате Саманты всё было так замечательно организовано – голубые брезентовые коробки, аккуратно стоящие на белых полках, большой белый рабочий стол с очень яркой металлической настольной лампой, большая кровать с простой железной рамой и идеально застеленным бело-синим клетчатым бельём, две аккуратные маленькие тумбочки с маленькими синими светильниками, диван у окна с простенькой тонкой белой подушечкой. Комната Сьюзи, которая виднелась через приоткрытую общую дверь, была полна цветами и хаосом. У её окна тоже стоял диван – толстый, с рюшечками, накрытый фиолетовым велюром. На нём лежала куча подушек с цветочным узором. На фиолетовых полках не было никаких коробок. Сьюзи ненавидела коробки. Ей нравилось видеть игрушки, книги и плюшевых животных, потому что они делали её счастливее. Они все просто сидели на полках, словно у них шла большая вечеринка.

Саманта снова посмотрела на кукол Сьюзи. Она так крепко сжала губы, что кожа вокруг уголков рта сморщилась и она стала похожа на разозлённого пекинеса. У соседей как раз жил такой пёсик, и когда Сьюзи в первый раз его увидела, то долго смеялась, потому что он напомнил ей Саманту.

Интересно, а Сьюзи похожа на какую-нибудь собаку? Наверное, нет. Хотя у них с Самантой были похожие волосы и практически одинаковые глаза, они смотрелись на двух девочках совсем по-разному. Светло-русые волосы Сьюзи обрамляли лицо, а Саманта заплетала их в тугой хвостик. Сьюзи выглядела дикой, шаловливой, а вот Саманта – примерной девочкой. Карие глаза Сьюзи обычно были широко раскрыты, а вот Саманта часто щурилась, так что Сьюзи выглядела нетерпеливой, а Саманта – осторожной. Нос и рот Сьюзи были меньше и изящнее, и её часто называли милой. Саманте достались папины большие нос и рот, и Сьюзи однажды услышала, как бабушка говорит о Саманте: «Вот она подрастёт и станет красивой женщиной».

Саманта снова посмотрела на кукол Сьюзи, потом переставила своих кукол местами на «рабочих станциях». Бедняжки. Когда Саманта наиграется со своими куклами, они уйдут обратно в коробку.

– А твои куклы не хотят петь в моём хоре? – спросила Сьюзи.

Саманта не ответила.

Сьюзи принюхалась и сморщила нос. В воздухе пахло соусом для спагетти и чесночным хлебом. И она по-прежнему чувствовала тот, другой, непонятный запах.

Ну ладно. Ей вовсе не нужны куклы Саманты, чтобы собрать хороший хор. Поправив последнюю куклу, Сьюзи взяла линейку и постучала ею по кубику, который поставила перед своими куклами. А потом начала махать линейкой влево-вправо – дирижёры ведь делают именно так?

Не успела Сьюзи взмахнуть и три раза, как Саманта вдруг вскочила и пинками сбросила её кукол с кубиков. А потом пнула и сами кубики. Все куклы и кубики скатились с мохнатого ковра и с грохотом выкатились на тёмный деревянный пол. Сьюзи вздрогнула. Теперь придётся построить из кубиков больницу и лечить кукол.

Саманта свирепо посмотрела на Сьюзи, потом выбежала из комнаты. Сьюзи хотела было крикнуть ей что-нибудь вслед, но ссоры с Самантой никогда не помогали. Она поняла, что лучше оставаться спокойной и ждать, пока буря сама пройдёт.

Тем не менее…

В дверях появилась мама Сьюзи. Высокая, стройная, с тёмно-русыми волосами – когда-то мама Сьюзи выглядела как настоящая модель. Сьюзи помнила, что раньше мамины волосы были блестящими и упругими, на больших глазах всегда были длинные накладные ресницы, а широкий рот накрашен ярко-красной помадой. Сейчас же на маме не было никакого макияжа, и она выглядела усталой. Мама, одетая в выцветшие джинсы и мятую синюю футболку, смотрела на игрушки на ковре.

Сьюзи встала и подошла к ней.

– Мам?

Мама по-прежнему смотрела на игрушки.

– Ты в порядке?

Мамины глаза наполнились слезами, и Сьюзи показалось, словно кто-то крепко сдавил ей сердце.

– По-моему, что-то не так, – сказала она маме. – Произошло что-то плохое, но я не знаю что.

Сьюзи очень хотелось, чтобы мама ответила ей «Всё хорошо», но мама лишь прикрыла рот рукой, и по её щекам потекли слёзы. Сьюзи знала – сейчас мама ей не ответит. Ей не нравилось говорить, когда она плачет. Да и вообще, разве сами по себе слёзы – не ответ?

Обычно после ужина мама поднималась на третий этаж и работала. Там она оборудовала большую студию – мама работала художником по текстилю: шила большие стёганые одеяла и плетёные покрывала, которые люди никогда не стелили на кровать. Мамины покрывала вешали на стены; Сьюзи казалось это странным, но маме нравилось их делать, и, по словам мамы, красивые покрывала «приносили деньги».

И хорошо, потому что папа с ними больше не жил. Сьюзи не понимала, почему он ушёл. Но больше его здесь не было. Может быть, это и есть то «плохое», что произошло?

Сьюзи обхватила руками колени. Нет. Вряд ли. Случилось что-то другое.

Может быть, попробовать обнять маму? Хотя лучше не надо. Мама не любит, если её трогают, когда она плачет.

Сьюзи просто стояла и надеялась, что мама наконец перестанет плакать и они смогут поговорить. Но мама так и не перестала. Оттолкнувшись от дверного косяка, она пошла куда-то по пустому коридору.

Саманта была на улице – пускала мыльные пузыри во дворе. Любой, кто посмотрел бы на неё со стороны, подумал бы, что она просто веселится, но Сьюзи знала, что Саманта пускает пузыри не для веселья, а для изучения потоков воздуха. Сьюзи решила не спрашивать, можно ли ей тоже попускать пузыри. Саманта скажет, что нет – это испортит её «исследования».

Но Сьюзи хотелось побыть рядом с сестрой, так что она прошла к Оливеру, потрепала его по грубому, мокрому стволу и забралась на выцветшую шину – самодельные качели. Оттолкнувшись от земли, она раскачала шину, а потом запрокинула голову, чтобы посмотреть на мрачное небо, пока качели лениво описывают круг.

Вечерний воздух был прохладным, но ещё не холодным; в нём стоял тот самый осенний запах, который другие называют «бодрящим». Она не знала, что такое «бодрящий» запах. Для неё осенний воздух имел двойной запах – одновременно терпкий и мускусный. И конечно же, вокруг её дома по-прежнему стоял тот, другой запах, который ей не нравился.

Сьюзи закрыла глаза и снова оттолкнулась от земли. Она слышала, как Саманта бегает по двору; под её ногами хрустели засохшие листья Оливера.

А потом Сьюзи услышала голоса. Она открыла глаза и повернулась к тротуару.

Давным-давно их дом был усадьбой, которую окружали пахотные земли. Но шли годы, прабабушки вырастали из маленьких девочек в старушек, и семье в конце концов пришлось продать часть своей земли – по крайней мере, так объясняла Сьюзи мама. В конце концов бабушка Сьюзи продала последний участок земли кому-то, кого называли «застройщиком», и этот застройщик построил большой квартал, окружавший дом. Новые дома построили так, чтобы они напоминали старую усадьбу – мама сказала Сьюзи, что это викторианский стиль. Но у новых домов не было того же характера, что и у усадьбы. Они были серьёзных цветов – серого, коричневого, кремового. А вот дом Сьюзи был раскрашен во множество весёлых цветов. По большей части он был жёлтым, но вот отделку – а отделки было много – раскрасили в фиолетовый, синий, розовый, серый, оранжевый и белый цвета. Мама Сьюзи называла отделку «пряничной». Сьюзи не понимала почему, потому что она явно не была сделана из пряников… хотя это, наверное, было бы здорово. Сьюзи всегда казалось, словно её дом оделся, чтобы пойти на какой-нибудь званый ужин, а вот все окружающие дома носят рабочую одежду не снимая.

Тротуар перед новыми домами был широким и располагался ближе к их дому, чем хотелось бы маме. Сьюзи, впрочем, не возражала. Ей нравилось смотреть за прохожими, особенно с качелей. Большая живая изгородь из лавра, которая тянулась вдоль двора, закрывала собой и нижнюю часть ствола Оливера, и качели. Сьюзи нравилось сидеть там и играть в «шпиона», наблюдая за прохожими через живую изгородь – а они даже и не знали, что она сидит там.

Мимо шла компания из пяти ребят. Похоже, одноклассники Саманты. Три девочки везли рядом с собой велосипеды. Высокий мальчик пытался выписывать кренделя на скейте, а другой мальчик, не такой высокий, ехал на самокате. И похоже, не совсем понимал, как на нём ездить.

– Можешь побыстрей, Дрю? – недовольно спросила одна из девочек у невысокого мальчика.

Он был светловолосым, вся шевелюра у него растрепалась.

– Ага, – добавила другая. У обеих этих девочек были тёмные волосы, а одеты они были в похожие джинсы и синие толстовки с капюшонами. – Это место какое-то жуткое.

Сьюзи перестала качаться и прислушалась к ребятам. Жуткое? У них тоже возникает это непонятное чувство, как и у Сьюзи?

– Эй, Профессор! – крикнула третья девочка. У неё были рыжеватые волосы, а под расстёгнутой кожаной курткой виднелась светло-розовая рубашка.

Сьюзи знала, что «профессор» – это Саманта. Девочка говорила без сарказма, но Сьюзи знала, что это оскорбление. С тех самых пор как Саманта пошла в школу, одноклассники смеялись над ней за то, что она была слишком серьёзной. Сьюзи это очень не нравилось, и когда такое случилось в первый раз, она даже попыталась заступиться за Саманту.

– А что плохого в том, что она умная? – крикнула она детям, дразнившим её сестру. – Вы просто завидуете, что она знает больше, чем вы!

Сьюзи думала, что Саманта обрадуется такой поддержке, но Саманта лишь расстроилась.

– Не надо за мной присматривать, – сказала она Сьюзи. – Я должна сама за себя постоять.

Сьюзи знала, что это выражение Саманта узнала от бабушки, но спорить не стала. И больше ни разу не пыталась остановить её одноклассников.

Так что и сейчас, когда одна из девочек крикнула «Дура!», она промолчала.

– Да давай уже, Дрю! – сказал мальчик на скейте мальчику на самокате.

– Ненавижу ходить возле этого дома, – проговорила девочка в кожаной куртке.

– Ага, – согласилась другая, поёжившись.

Третья девочка сказала:

– Когда я ходила в садик, я играла с ними. Она всегда была серьёзной, – показала она на Саманту, – но, по крайней мере, разговаривала. А теперь она…

Девочка пожала плечами.

– Не знаю.

Ребята прошли мимо дома, но Сьюзи повернулась, чтобы посмотреть им вслед, и продолжила прислушиваться.

– Ну, это ж не она сама виновата, – сказал маленький мальчик.

– Пойдём, Дрю, – ответила девочка в кожаной куртке. – Давай уже свалим отсюда поскорее, а?

Наступила ночь. Она опустилась на дом так внезапно, будто кто-то на небесах решил набросить на весь мир чёрное одеяло. Девочки, как обычно, готовились ко сну, и, как обычно, Саманта не возражала, когда Сьюзи легла в её кровать. Она знала, что Сьюзи очень не нравится спать одной.

Тем не менее Саманта всегда спала к Сьюзи спиной и ложилась как можно дальше от неё. Сьюзи же лежала лицом к окну. Хотя на окне были жалюзи, их никогда не закрывали. Мама Сьюзи сказала, что дом всегда должен быть хорошо освещён – хоть солнцем, хоть луной. Сьюзи нравилось лежать и смотреть, как лунные лучи оживляют всё в комнате. Жутковатый свет отбрасывал тени на коробки Саманты, и они становились похожи на огромные рты, которые пытаются проглотить луну. А ещё ей нравилось смотреть на звёзды и давать им имена.

Сегодня звёзды прятались, и через тучи пробивался свет лишь от малюсенького кусочка луны. Комнату освещали только тусклые фонари на крыльце.

В комнате было холодно, и Саманту этот холод беспокоил больше, чем Сьюзи. Так что девочки лежали под двумя толстыми, мягкими одеялами. Сьюзи отпихнула одеяло ото рта.

– Ты не спишь? – шёпотом спросила Сьюзи у сестры.

Саманта не ответила. Ничего удивительного. Она не любила говорить по ночам.

Но это не остановило Сьюзи.

– У меня плохое чувство, словно что-то не так, – прошептала Сьюзи. Ответа она не ждала.

– Мир как-то странно пахнет, – сказала она сестре. Скривив губы, она попыталась описать запах. – Знаешь, на что похоже? Когда мы оставляем еду в контейнерах слишком надолго, а потом мама говорит нам всё оттуда вычистить и вымыть их и мы зажимаем нос и говорим вот так.

С зажатым носом её голос звучал смешно, и она тихо хихикнула.

Саманта так ничего и не сказала. Она не считала смешные голоса Сьюзи такими уж смешными. А может быть, она вообще уже спала. Сьюзи лежала неподвижно, чтобы мягкая синяя простынь Саманты не шуршала, как обычно, когда ворочаешься в кровати. Она прислушалась к дыханию Саманты. Глубокое, ровное.

Сьюзи подтянула к себе ноги и уткнулась головой в подушку.

– А листья Оливера не того цвета. Недостаточно яркие.