Текст книги "Брошенная в бездну"

Но дедушка Хало и не подумал попрекать парня. Что скажешь земляку, да ещё сыну покойного друга? А сколько вместе с этим парнягой было съедено хлеба-соли? Нет, он не мог быть неблагодарным!..

На следующий день по городу распространился слух: море выбросило труп нищенки! Ахмет едва не лишился рассудка. «Значит, нищую тоже убили?»

Все, кто входил в общественную уборную, говорили только об этом. Ахмет стоял за дощатой перегородкой, слушал разговоры людей, и его сковывал страх, возраставший с каждой минутой.

Поскольку убийца нищенки ещё не был найден, люди строили самые различные предположения. Сколько разговоров было о драгоценном перстне! «Значит, хозяйке ничего не досталось? – думал Ахмет. – Но кто же её порешил?.. Кто бросил нищенку в море? Почему не забрали перстня?..»

– Убийцу наверняка повесят, – сказал входя дедушка Хало.

Когда-то в Адане Ахмет видел повешенного – завёрнутый в белый саван, он раскачивался на виселице. Теперь он узнал, что у того, кто задушен, вываливается язык – ведь ночью он видел хозяйку…

«А если подумают на меня? Увидят пиджак и скажут: куда сбежал этот парень?»

Ахмет не находил себе места. Куда подевался дедушка Хало?.. Набравшись смелости, он решил выглянуть. Дед, оказывается, мыл в уборной пол. Ахмет немного успокоился и даже начал себя подбадривать. Может, всё обойдётся? Поищут, поищут хозяйку, да и дело с концом… «А кому же достанется кабачок? Ведь наследников-то нет – стало быть, я и буду хозяином. Вот так!» И он подмигнул сам себе. Кабачок-то можно продать! А он и продаст!

Ахмет даже обрадовался. Он вернётся в родное село и купит пару буйволов! Таких, как у Эсата-аги… С чего же он начнёт? – спрашивал себя парень, пуская дым к потолку. – Он войдёт в кофейню, поздоровается со всеми, а ему скажут: «Добро пожаловать, Ахмет-ага!» Его пригласят в самый почётный угол – как Эсата-агу. Он купит себе такие же красивые костюмы и лакированные башмаки! У него будет такой же хлев… Он купит землю, женится и сыграет весёлую свадьбу… А мать? Мать будет с ним. Она забросит свои лохмотья, наденет городское платье, как мать Эсата-аги. Вот обрадуется бедняга! Небось, заплачет от радости… Эх!..

– Что с тобой? – удивился дедушка Хало.

Ахмет вздрогнул – он не заметил старика.

– Чего это ты руками размахался?

Парень растерянно посмотрел на свои руки.

– Какой? Вот этой?..

– Небось, всё о работе думаешь. Совсем ошалел!

– Ну как же не думать, дедушка? Ведь безработица…

– Ну, ну, не надо расстраиваться. Кто не знавал чёрных дней? Проходят они… Ты уж поверь! Если аллах закрывает одну дверь, то открывает другую.

Ахмет совсем не слушал старика. «Сегодня вечером, после того как стемнеет, – думал он, – надо пробраться в хибарку нищенки и закопать в землю тело хозяйки. Уж постараюсь зарыть поглубже, чтобы никто не нашёл. Разве это так трудно? Завернуть труп в попону или в мешок, вскинуть на плечи, выйти за дверь и скрыться в темноте… Можно, конечно, бросить в море. Но нищенку-то выбросило на берег. А надо, чтобы хозяйку не нашли. Если найдут – прощай кабачок! Лучше всего унести подальше и зарыть в землю. Сгниёт помаленьку, и никто не узнает… Если от живой не дождался добра, то пусть хоть мёртвая даст счастье!..»

– Сходил бы за пиджаком, – сказал дедушка Хало.

– Что?..

– Говорю, сходил бы за пиджаком. Да потолковал бы ещё разок с хозяйкой. Старой женщине одной не управиться с таким кабаком. Послушай меня, сходи! Может, примет тебя назад?

Ахмет выглянул в окошко: «Который может быть час?»

– Вот как стемнеет, так и пойду.

– Ну и хорошо.

Старик ушёл прислуживать посетителям, а Ахмет, оставшись один, снова предался своим сладким мечтам. Вот у него появились дети… Две дочери, два сына. Оба сына будут такие же, как у Эсата-аги. Как пролетят на конях галопом по селу – женщины только заахают… А невесты глаз оторвать не смогут!..

Да и он – сам, коли захочет, сможет жениться на младшей дочери Эсата-аги! Впрочем, разве нет на свете девушки получше? Найдётся и покрасивей! Ему с радостью отдадут любую. А почему бы нет? Кто ж не хочет выдать дочь за богатого хозяина?

«Скорей бы стемнело! – думал Ахмет. – Как бы там не увидели хозяйку?» Им овладело нетерпение. Он опять выглянул. Дедушка Хало сидел на скамье и прыскал одеколоном уходивших посетителей.

Как только стемнело, Ахмет вышел из каморки. На сердце было так тяжело, словно кто-то навалил на него жернов.

– Я ухожу, дедушка!

Хало сидел на низенькой скамеечке. Он посмотрел снизу вверх на рослого земляка, выросшего перед ним словно гора, и спросил:

– Туда, стало быть?

– Да, за пиджаком.

– Ступай, ступай! Может, хозяйка уже пожалела, что прогнала тебя. Так ты и сам не больно ерепенься. Повинись перед ней. Смотри, зима подходит… Она, братец, пощады не знает…

– Верно, дедушка!

– Потом придёшь, расскажешь, как там дела.

– Хорошо, дедушка.

Холодный северный ветер стих. Стало теплее. Но жернов, лежавший на сердце Ахмета, почему-то давил тяжелей.

Он хотел было заглянуть в кабачок за пиджаком, но передумал. Надо скорее добраться до хибарки.

Когда Ахмет подходил к конюшне, было совсем темно. Вокруг – ни души. Дверь оказалась закрытой. Он попробовал открыть, но в этот момент послышался глухой кашель. Кто-то шёл по узенькой улочке. Ахмет прижался к стене и стоял, боясь пошевельнуться. Наконец кашель прекратился, стихли звуки шагов. Ничто более не нарушало тишины.

Ахмет осторожно подкрался к двери и поднажал плечом. Скрипнули ржавые петли. Он нажал ещё. Одна из петель сорвалась, потом отлетела вторая. Теперь можно было забраться внутрь.

Но что это?.. Тело хозяйки исчезло. «Значит, узнала полиция? Они, наверно, побывали в кабачке? А вдруг они взяли пиджак? Да ведь там паспорт! Что будет с паспортом?..»

Перед глазами его закачалось тело повешенного, завёрнутое в белый саван. Его стало мутить.

Да что это он? Его совесть чиста – ведь не он убил… Надо взять пиджак… И он зашагал к кабачку…

В окнах было темно, дверь закрыта. Всё выглядело так, как он оставил минувшей ночью.

Ахмет толкнул дверь. После яркого света электрического фонаря, висевшего неподалёку на столбе, ничего нельзя было разобрать. Но вот его глаза привыкли к сумраку. Повсюду беспорядочно валялись перевёрнутые столы, скамейки, табуреты. Ахмет бросился в каморку и нашарил на стене пиджак. Какое счастье – он висел на своём месте! Но не успел он опустить руку в карман, как раздался голос:

– Руки вверх! Не шевелись!

Никого не было видно. Он весь дрожал, сердце стучало где-то в горле. Но вот приблизились тени. Что-то блеснуло, и Ахмет понял, что на него направлен пистолет.

– За что? Ведь не я убил! – закричал парень, вскакивая и пятясь к стене.

– Мы это потом выясним, – сказал кто-то из темноты.

– А я вам зачем?

– Пойдёшь в полицейский участок!

– А потом в тюрьму? Но я не виноват! Я не убивал, никого не убивал!

Он медленно пятился назад, пока не упёрся спиной в стену. «Мне наденут наручники! Будут бить, допытываться: «Сознавайся – это ты убил!» За что, за что?»

Не отдавая себе более отчёта, Ахмет схватил своими огромными ручищами стол и высоко поднял его над головой. Раздался выстрел, но пуля прошла мимо. Тогда он с силой обрушил тяжёлый стол на полицейских, стоявших всего в двух шагах. Какие-то тёмные тени грохнулись на пол. Всё смешалось. Обезумевший от страха Ахмет, опрокидывая столы и стулья, бросился к выходу…

Все меры предосторожности были приняты заранее. Кабачок находился в кольце полицейских и сторожей. Парень метнулся туда-сюда – повсюду вставала преграда. Но вот какой-то низкорослый сторож дрогнул. Ахмет пинком свалил его на землю, метнулся за угол и пустился бежать.

Началась погоня. Он бежал впереди целой толпы, подобный огромному медведю, вставшему на задние лапы. А толпа полицейских и сторожей всё росла и росла. Их крики далеко разносились в вечерней тишине…

Весь город приник к окнам. «Что случилось?» «Эй, сторож! От кого бежит этот человек?»

Люди высыпали на улицы. Строились разные догадки. Но толком никто ничего не знал.

Время от времени слышались выстрелы. Ахмет бежал, бежал, как затравленный зверь, ни разу не обернувшись на шум стрельбы. Он бежал с какой-то невероятной, нечеловеческой быстротой, перескакивая через ямы и грязные лужи. Вот он пронёсся по переулку и выскочил на широкую улицу. Навстречу мчался грузовик. Взвизгнули тормоза. Но …поздно! Ахмета швырнуло на мостовую…

Из кабины выпрыгнул шофёр, подбежал к распростёртому телу. «В лепёшку! Теперь я пропал!» И охваченный страхом, он бросился бежать…

В городе только и было разговоров, что об этих происшествиях. Все считали, что гарсона, который убил двух женщин, покарала сама судьба. И все проклинали его.

Однако от внимания компетентных людей не ускользнуло одно весьма странное обстоятельство. Почему, рассуждали они, придурковатый гарсон убил Назан? Какая была у него цель? Он хотел завладеть её перстнем? Возможно. Но что же тогда помешало ему снять этот перстень с пальца убитой? А зачем понадобилось убивать кабатчицу? Капиталов она не имела. Парень был при деле, а легко ли найти другое место?

Все понемногу поверили версии о том, что гарсон попросту был невменяем. Он убил только для того, чтобы убить…

Халдун не мог рассуждать. Ему было слишком тяжело, и первое время он часто плакал и совсем не показывался на людях. Его постоянно преследовал образ матери с протянутой рукой. Сколько лет он не знал, что она жива! А мать разыскала его и тут же покинула, чтобы более никогда не возвращаться.

Целыми часами сидел он неподвижно, устремив глаза в одну точку. Почему она не открылась ему? Наверно, стыдилась сына…

– Да, – говорил Нихат-бей, – её привёл сюда материнский инстинкт. А разум не позволял ей пред стать перед своим сыном в таком обличье.

– Но разве я посмел бы её укорять? Разве отвернулся бы от неё?

– Не отвернулся бы – это верно. Но надо войти и в её положение.

– Бедная мамочка! – воскликнул плача Халдун.

– Бедная мамочка! – словно эхо повторила Нермин.

По праву наследования перстень достался Халдуну. А он надел его на палец Нермин, как посмертный подарок свекрови. Они не стали устраивать пышной свадьбы. А деньги, которые предназначались для брачного торжества, пошли на уплату за мрамор.

Этим мрамором была облицована могила Назан-ханым.