Текст книги "Коварство любви"

– Тогда, боюсь, нам с тобой нечего больше сказать друг другу.

Она развернулась и направилась к двери.

– Черт побери, Калли! Я просто пытаюсь уберечь тебя.

– Уверена, что цели твои благородны. Но если при этом ты обращаешься со мной как с ребенком, подобная защита мне не нужна.

Рошфор поджал губы. Калли вздохнула и, неожиданно расплакавшись, снова устремилась к выходу.

– Подожди. – Он повернулся к ней лицом. – Калли, остановись. Не уходи. Я все тебе расскажу.

Она выжидающе замерла.

– Пятнадцать лет назад Бромвель вызвал меня на дуэль. – Рошфор немного помолчал, а затем добавил: – За то, что я обесчестил его сестру.

Глава 13

Его слова поразили Калли до глубины души.

– Что? Как он мог такое подумать?

На губах герцога промелькнула слабая улыбка.

– Ты не спрашиваешь меня, не было ли это обвинение ложным?

– Разумеется, нет. В самом деле, Сенклер, за кого ты меня принимаешь? – строго спросила Калли. – Я знаю, что ты не способен на подобный поступок, тем более если дело касается чести леди. Я не настолько наивна, чтобы не знать, что у тебя случаются… отношения с женщинами. Но я уверена, что они честны и… ну, профессиональны.

Он засмеялся, качая головой:

– Как мне вообще пришло в голову, что тебя может расстроить эта новость?

– Не знаю. Что мне действительно хотелось бы знать, так это почему Бромвель поверил в подобный наговор на тебя. Он же неглупый человек.

Рошфор пожал плечами:

– В то время он был очень молод и коварно обманут. Он не был знаком со мной и не знал, что не в моих правилах навязываться женщинам – или соблазнять добропорядочных дам. Он с легкостью уверовал в то, что я… увлекся леди Дафной. Половина мужчин света были ею… скажем так, очарованы.

– А ты?

– Нет. – Он покачал головой. – В то время мыслями моими владела совсем другая дама, но… леди Дафна очень интересовалась мной. Она была молодой вдовой, вознамерившейся выйти замуж за человека более состоятельного, нежели был ее первый муж. Эта хваткая особа полагала, что ни один мужчина не сумеет устоять перед ее чарами. И следующей своей жертвой она выбрала меня. Но я не собирался жениться на ней – как и иметь с ней какие-либо дела. Я недвусмысленно дал ей понять, что ее ожидания не оправдаются, и она пришла в бешенство. – Он пожал плечами. – Дафна не привыкла, чтобы ее отвергали. В отместку она убедила своего брата, что я играл ее чувствами. Из сказанного им я заключил, что она сообщила Бромвелю, будто носит моего ребенка.

– Нет! – задохнулась от возмущения Калли. – И он вызвал тебя на дуэль?

Рошфор кивнул:

– Пистолеты на рассвете. Он ничего не хотел слушать.

– Ты явился на встречу?

– Разумеется, нет. – Гримаса исказила черты лица герцога. – Бромвель был неразумным юнцом семнадцати или восемнадцати лет, только что из Оксфорда. Я не мог позволить ему разбрасываться собственной жизнью. И конечно, не имел намерения подставляться, когда не совершил ничего предосудительного.

– Да ты и сам был тогда очень молод, – заметила Калли. – Пятнадцать лет назад, говоришь? Тебе тогда было всего двадцать три.

– Мне пришлось быстро повзрослеть, потому что я рано вступил в право наследования. К тому времени я уже пять лет как вел дела своих имений и чувствовал себя очень зрелым, умудренным опытом человеком. Но… – Он вздохнул и покачал головой: – Я плохо разрешил эту ситуацию. Я был зол на Дафну с ее ложью и на… в общем, на всех остальных, полагаю. Я круто обошелся с Бромвелем. Разговаривал с ним саркастически и надменно, ясно дал понять, что считаю его щенком, недостойным противником. В общем, я оскорбил его, причем в своем клубе и при свидетелях. А у молодых людей всегда непомерная гордость. Он возненавидел меня не только за то, что якобы я сделал с его сестрой, но также и за то, что унизил его перед высшим светом. Он вернулся в Оксфорд, затаив на меня злобу и всячески пестуя ее.

Калли подошла к брату и положила руку ему на плечо:

– Сенклер, мне очень жаль. Плохо, что ты ничего не говорил мне раньше.

– Подобные истории братья обычно не рассказывают своим сестрам. В конце концов, я предстаю в ней не с лучшей стороны.

– И с тех пор лорд Бромвель ненавидит тебя? – спросила она. Теперь все встало на свои места – почему граф ухаживал за ней, а затем столь внезапно оборвал отношения. Его единственным намерением было причинить ей боль, чтобы таким образом поквитаться с Рошфором. – Он так никогда и не узнал правды?

Рошфор лишь пожал плечами:

– Временами до меня доходили слухи, что его отношение ко мне не изменилось. Леди Дафна нашла себе другого мужа. Полагаю, она никогда не была беременна, но как бы то ни было, это обстоятельство она тоже обернула себе на пользу, представив как еще одно постигшее ее несчастье. Она всегда была искусной лгуньей. Брат не единственный, кого ей удалось одурачить.

Лицо герцога было угрюмым, и Калли с чувством пожала ему руку:

– Мне очень жаль. Я уверена, что никто из твоих знакомых не поверит, что ты можешь бесчестно поступить с женщиной.

– Возможно, они и не поверили в это, но многие действительно считали, что я имел связь с Дафной.

– Так думала женщина, которая тебе нравилась? – осторожно поинтересовалась Калли.

Рошфор слабо улыбнулся:

– Вероятно, она влюбилась в другого. Я не могу целиком возлагать на Дафну вину за произошедшее. Как я выяснил, ничто не поможет, если любит только один человек, а не оба.

Калли нахмурилась, чувствуя, как ее переполняет печаль. Ей никогда не приходило в голову, что ее брат мог когда-либо влюбиться, и уж тем более не предполагала, что этой любви он лишился. Будучи откровенной с самой собой, Калли не могла не признать, что ей вообще никогда не приходило в голову, что какая-то женщина была способна отказать ее брату. Девушка почувствовала укол совести за то, что всегда считала Рошфора слишком холодным и недосягаемым для сердечной привязанности, что заставляло его оставаться холостяком.

Герцог как будто догадался, какие мысли роятся в голове сестры, потому что снова перевел разговор на графа:

– Подозреваю, Бромвель так никогда и не узнал, что собой представляет его сестра. Братская любовь к ней сделала его слепым. К тому же ни один из них не вращался в высшем свете достаточно долго. Полагаю, окончив Оксфорд, он сразу же отправился за границу, а когда несколько лет спустя получил наследство, предпочел жить в своем имении. Второй муж Дафны был достаточно мудрым, чтобы не отпускать ее от себя. Двери высшего общества долгое время были для нее закрыты. Не думаю также, что кто-либо стал бы обсуждать в присутствии Бромвеля аморальное поведение его сестры, поэтому, скорее всего, он до сих пор считает ее невинной жертвой.

– Боюсь, так и есть, – согласилась Калли. – Он не рассказывал мне о том, что произошло, но всегда очень высоко отзывался о леди Свитингтон. Я и сама встречалась с нею. Она показалась мне очень… очень приятной особой.

– О, по части ухищрений Дафне нет равных. Но есть и другие подобные ей – леди Оделия, к примеру. Я не виню Бромвеля. Я и сам презирал бы любого мужчину, попытавшегося причинить тебе боль. Я опасался, что именно это входит в его намерения.

– Тебе следовало бы рассказать мне все.

– Да, теперь я тоже это понимаю. Но я слишком привык оберегать тебя и по-прежнему считаю малышкой. Я забыл, что ты уже выросла и превратилась в очень красивую и умную женщину.

– Возможно, не такую уж и умную, – криво усмехнувшись, ответила Калли. – Я же не сумела разгадать истинных мотивов Бромвеля и верила, что он и вправду ухаживает за мной. Теперь я понимаю, почему он так старался. Но тебе не о чем волноваться. Он оставил свои попытки. Думаю, таким изощренным способом он пытался отомстить тебе. Бромвель намеренно сделал так, чтобы как можно большее число людей заметило нас вместе, а потом, когда он внезапно потерял ко мне интерес, весь свет стал свидетелем моего замешательства. Я превратилась в объект сплетен. Моя ситуация была повторением того, что произошло с его сестрой, но в миниатюре.

– Я сожалею, Калли. – Герцог обнял ее и крепко прижал к себе. – Все бы отдал, чтобы избавить тебя от страданий.

Калли положила голову ему на грудь, позволив себе на мгновение раствориться в его мужественности и снова почувствовать себя ребенком, свято верящим, что Сенклер может разрешить любую проблему.

Затем она отстранилась и улыбнулась ему:

– Не волнуйся. Мне следовало бы послушаться твоего совета. Никак не могу отделаться от мысли, что пострадала из-за собственной безрассудности. Как бы то ни было, не так уж сильно я и задета, по большей части досадую на свою глупость. Всего лишь потеря собственного достоинства в глазах общества. Неприятно, конечно, но не более того. Мое доброе имя не запятнано, а со сплетнями в свой адрес я вполне могу смириться. Через пару недель они прекратятся, когда произойдет что-то еще, что затмит мою проблему.

– Когда до меня дошли слухи, что Бромвель стал ухаживать за тобой, я испугался, что он куда более злонамерен, – с улыбкой признался Сенклер. – Мне следовало бы знать, что тебе достанет здравого смысла не поставить себя в компрометирующее положение.

Калли, тут же вспомнив о поцелуях и объятиях, которые они с графом дарили друг другу, не смела поднять на брата глаза.

– Не думаю, что он замышлял что-то более ужасное, чем просто выставить меня на посмешище.

– Рад, что он не слишком упорствовал в своих притязаниях. Несмотря на его неприязнь ко мне, я не могу не чувствовать уважения к человеку, столь преданному своей сестре вне зависимости от того, что его ввели в заблуждение.

Повисло молчание. Рошфор явно ощущал дискомфорт, говоря о подобных вещах со своей сестрой, а Калли предпочитала помалкивать из боязни, что в голосе ее послышится вина, ведь в действительности она слишком многое позволяла Бромвелю.

Калли неловко пошевелилась, а герцог, прочистив горло, произнес:

– Мне нужно возвращаться в Маркасл. Я выехал в большой спешке, оставив незавершенными важные дела. И в Дэнси-Парк следует наведаться. Поэтому в Лондоне я не задержусь. – Посмотрев на сестру, он слегка улыбнулся: – Не беспокойся, я не буду настаивать, чтобы ты поехала со мной. Я убедился, что с тобой все в порядке и ты вполне способна сама о себе позаботиться. Было очень глупо с моей стороны столь внезапно появиться здесь.

– Если только самую малость, – улыбнувшись, ответила девушка. – Но я очень рада, что ты настолько обо мне беспокоишься, чтобы совершить подобный поступок.

– Иначе и быть не может. Твое благополучие очень важно для меня. Я приехал не из пресловутого «чувства семейного долга» или ради спасения «чести семьи».

– Знаю.

– Но… если ты хочешь… э-э-э… на некоторое время уехать из города, то я с радостью заберу тебя домой. – Взгляд его светился искренней заботой.

– До тех пор, пока разговоры не прекратятся? – уточнила Калли. Она покачала головой: – Нет, лучше не надо. Мне, конечно, не по душе превратиться в объект сплетен и изумленных взглядов, но я не стану спасаться бегством и прятаться только потому, что ощущаю замешательство. Это лишь усугубит ситуацию. Будет лучше, если я останусь и просто дождусь, когда страсти вокруг моего имени поутихнут.

Герцог улыбнулся, испытывая гордость за свою сестру:

– Я подозревал, что ты так ответишь.

– Франческа меня поддерживает. С ней мне гораздо проще справиться с ситуацией, чем в одиночку – или если бы я жила с бабушкой. – Она в упор посмотрела на брата. – Ты должен извиниться перед Франческой за то, что наговорил ей. В случившемся нет ее вины. Она действительно пыталась предостеречь меня – в своей обычной деликатной манере, конечно, – сообщив мне, что у сестры Бромвеля не самая безукоризненная репутация. Она сказала также, что, по ее мнению, тебе это может не понравиться, но я и без нее это знала. Теперь я понимаю, что она не желала пускаться в дальнейшие объяснения.

– Могу себе представить.

– Она педантично сопровождала меня повсюду, хотя, подозреваю, ей было смертельно скучно это делать.

– Теперь я сознаю неуместность собственных слов. Я же не говорил леди Хостон о том, что тебе нельзя видеться с графом. Как бы то ни было, полагаю, она также не могла тебя контролировать. Я говорил с Франческой, поддавшись гневу. Разумеется, я извинюсь перед ней. Боюсь, однако, что мнение обо мне леди Хостон на протяжении нескольких последующих лет будет невысоким.

Они обнаружили Франческу в парадной гостиной, расположенной в центре дома. Она сидела за роялем, но не играла, а лишь смотрела прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, сложив руки на коленях. Брат и сестра на мгновение замерли в дверном проеме, затем герцог прошел в комнату.

– Леди Хостон.

При звуке его голоса Франческа обернулась, встала и сдержанно произнесла:

– Ваша светлость.

Уголки его губ изогнулись от досады, когда он произнес:

– Вы имеете полное право сердиться на меня. Я хочу извиниться за свое неподобающее поведение. Как вы верно заметили, я не имею никакого права делать вам выговор. Вы с моей сестрой вольны принимать у себя кого пожелаете. В свою защиту я могу сказать лишь то, что стремился защитить Каландру. Надеюсь, вы простите меня.

Франческа наградила его поистине царственным кивком и сказала:

– Разумеется, вам не о чем волноваться. Я никогда не принимала ваши слова близко к сердцу.

– Рад это слышать, – сухо ответил он. – Прямо сейчас я возвращаюсь в имение, а Калли хотела бы остаться с вами, если это возможно.

– Несомненно. Калли всегда будет желанным гостем в этом доме. – Сторонний наблюдатель ни за что бы не уловил, что Франческа сделала особое ударение на имени его сестры.

– Благодарю вас. – Рошфор поклонился. – Тогда я вас покидаю.

Калли проводила брата до прихожей. Подойдя к двери, герцог бросил обеспокоенный взгляд в сторону гостиной, в которой осталась Франческа.

– Не волнуйся, – сказала девушка, – я постараюсь смягчить ее мнение о тебе. Франческа не из тех, кто может долго обижаться. Она воплощенное прощение.

– Неужели? – Сенклер слабо улыбнулся. – Не стоит этого делать, Калли. Мы с леди Хостон… давние приятели.

С этими словами он вышел за дверь, и Калли, нахмурясь, наблюдала за его удаляющейся спиной. Впервые в жизни ей хотелось бы точно знать, каков характер отношений ее брата с Франческой. Она всегда принимала как данность то, что леди Хостон являлась неотъемлемой частью ее жизни, другом семьи. Она сказала бы, что Сенклер и Франческа добрые приятели, но, размышляя об этом теперь, понимала, что тут кроется нечто большее.

В обществе Рошфора Франческа вела себя не так свободно и непринужденно, как с сэром Люсьеном или своим братом Домиником. Также она не флиртовала с ним, как с некоторыми другими представителями высшего общества. Калли вдруг поняла, что, даже когда эти двое мило беседовали, между ними сохранялось некоторое холодное отчуждение.

Ей вспомнилось удивленное выражение лица Франчески, когда она заявила, что Рошфор не задумываясь доверил бы ей собственную сестру. А только что брат язвительно заметил, что мнение о нем Франчески было сформировано давным-давно, и Калли догадывалась, что мнение это невысоко.

Про себя девушка называла их друзьями, но в данный момент ей казалось, что ни Франческа, ни Рошфор не согласились бы с этим. При этом девушка была совершенно уверена, что они не питают друг к другу неприязни. До сегодняшнего вечера Франческа никогда, насколько Калли помнила, не делала ни единого пренебрежительного замечания в адрес Сенклера, а сам он, когда бы разговор ни заходил о леди Хостон, слушал с повышенным вниманием. И на каждом балу, на котором присутствовали они оба, Сенклер всегда приглашал Франческу на вальс. Будь на месте ее брата любой другой мужчина, это обстоятельство могло бы ничего и не значить, но Калли было отлично известно, что герцог не жалует танцы.

Что же все это означает?

Все еще раздумывая над этой загадкой, Калли отправилась в малую гостиную, куда, как она ожидала, должна была вернуться и ее подруга. Ее предположение оказалось верным – Франческа сидела на диване с пяльцами на коленях, хотя занятие рукоделием было ей несвойственно.

– Вам с герцогом удалось разрешить ваши разногласия? – весело спросила она.

– Да. – Калли немного помолчала, затем спросила: – Почему вы не рассказали мне, что лорд Бромвель так ненавидит моего брата?

Щеки Франчески порозовели, когда она посмотрела на девушку и поспешно отвела взгляд.

– Я не… не была до конца уверена в этом. Конечно же я подозревала, что это может быть правдой… из-за… герцога и… э-э-э… – Она сделала неопределенный жест рукой.

– И леди Дафны? – закончила за нее Калли.

Франческа с изумлением воззрилась на девушку:

– Он рассказал вам?

Калли лишь пожала плечами:

– По-другому и быть не могло. Рошфор знал, что ему придется объяснить мне, почему он выступает против ухаживаний Бромвеля и почему опасается намерений графа касательно меня. Как только он поведал мне, что Бромвель вызвал его на дуэль…

– Что? – Франческа уронила иглу, и та упала на пол. – Он вызвал Сенклера на дуэль?

– Да. Разве вы не знали?

Франческа так интенсивно затрясла головой, что разметались ее золотые кудри.

– Нет. Но этот человек, должно быть, сумасшедший. Всем известно, что Рошфор очень меткий стрелок.

– Полагаю, тогда он был ослеплен гневом и не думал об этом, – ответила Калли. – Сенклер сказал, что Бромвелю было семнадцать или восемнадцать лет и что он считал… видите ли, он верил, что Сенклер поступил с его сестрой как настоящий подлец: соблазнил ее, а потом бросил. Именно в этом он его и обвинил, хотя, конечно, мой брат не употреблял столь прямолинейных выражений.

У Франчески вырвался возглас недоверия:

– Как будто леди Дафну нужно соблазнять!

– Бромвель очень любит свою сестру. Я слышала, как он говорил о ней, и понимаю, что он пребывает в заблуждении касательно того, что она в действительности за человек. Он тогда был очень молод и учился в университете.

– Разумеется. А Дафна рассказала ему, как плохо с ней обошлись. Уверена, она надеялась любым способом женить на себе вашего брата, потому что страстно мечтала сделаться герцогиней Рошфор.

– Ясно, что она не знала Сенклера достаточно хорошо, – сказала Калли.

На губах Франчески промелькнула улыбка.

– Нет. Полагаю, что не знала. Если на Рошфора давят, он становится страшен. – Она покачала головой. – Что произошло потом? Герцог рассказал вам? Он, разумеется, не стал отвечать на вызов мальчишки.

– Конечно же нет. Но он признался, что сожалеет о том, как поступил тогда. Ясно, что он повел себя некорректно и считает, что его презрение задело чувство гордости Бромвеля. Бром – то есть, я хотела сказать, Бромвель – очевидно, все эти годы таил на моего брата злобу. Как только ему представился шанс поквитаться с Сенклером, он им незамедлительно воспользовался. – Каландра пожала плечами: – Он принялся ухаживать за сестрой герцога, а потом бросил ее без всяких церемоний, чем вызвал кривотолки в высшем обществе.

– Ах, Калли, мне так жаль. – Франческа потянулась к девушке, чтобы взять ее за руку, и Калли заметила, что голубые глаза подруги полны слез. – Я понятия не имела, что он затаил злобу на герцога, и никогда не слышала о дуэли. Я тогда… только-только стала выходить в свет, и лорд Хостон сделал мне предложение. Я была поглощена собственными заботами, чтобы обращать внимание на слухи. – Франческа сочла излишним добавлять, что в то время она всячески старалась избегать любых упоминаний о герцоге Рошфоре. – Поначалу я относилась к лорду Бромвелю с подозрением, – продолжала Франческа. – Преимущественно потому, что он приходится братом леди Свитингтон, и я боялась, что он может оказаться таким же, как она: алчным, амбициозным, безнравственным. Я боялась, что его намерения относительно вас не честны, но не могла рассказать вам о вашем брате и его сестре. Это было неподобающе. К тому же я понятия не имела о глубине чувства к вам графа, как и о том, что он может попытаться отомстить Рошфору через вас. Мне очень жаль. Я не должна была принимать его в своем доме. Нужно было прежде лучше к нему приглядеться.

Улыбнувшись, Калли пожала подруге руку:

– Вы очень милая, но, право же, я не считаю, что вы могли бы сделать для меня что-то большее, чем сделали. Мне было отлично известно, что Сенклеру не нравится этот человек и что он не хочет, чтобы я общалась с ним. Если кого и винить в произошедшем, то лишь меня с моим упрямством, своеволием и нежеланием слушать советов брата. Я была глупа, что так легко поверила, будто небезразлична лорду Бромвелю.

– Он заслуживает всяческого презрения, – провозгласила Франческа, – за то, что разбил вам сердце. Обещаю – я устрою против него какой-нибудь дьявольский заговор, чтобы низвергнуть его в глазах общества.

Калли рассмеялась, потому что знала, что именно этого ожидает от нее подруга:

– Ах, в самом деле, все не так трагично. Он не разбивал моего сердца. Когда впервые приехала к вам, то сказала, что я отнюдь не романтичная особа. Я не влюбилась в него до умопомрачения. Как уже объяснила Сенклеру, я испытываю лишь досаду. Ведь сезон еще не открыт, и половина наших знакомых пока не приехала в Лондон. Через несколько недель случится какое-нибудь другое событие, и все забудут обо мне и моей поверженной гордости.

Франческу ее слова не убедили, но она позволила Калли сменить тему, за что девушка была очень ей благодарна. Она понимала, что ее слова не совсем правдивы, и ей было сложно поддерживать бодрый и беззаботный настрой.

Она действительно верила, что сплетни скоро прекратятся, и, хотя ей неприятна была мысль о том, что люди судачат о ней, она могла вынести это без особого труда. Но о своей сердечной боли она ни словом не обмолвилась. Правда заключалась в том, что не только гордость ее была задета – сердце страдало по Бромвелю.

Она частенько напоминала себе, что не влюблена в графа, но не могла отрицать, что без него дни ее проходили тускло и уныло. Она тосковала по их разговорам, по его лицу, улыбке, смеху, ей не хватало его присутствия. Накануне вечером, когда она заметила его в бальном зале, сердце ее быстрее забилось в груди. Калли считала, что проблема заключается в том, что без графа она чувствует себя одинокой и несчастной. Просыпаясь по утрам, она в первое мгновение была веселой и радостной, но, вспомнив, что Бромвель навсегда ушел из ее жизни, тут же начинала тихо грустить о нем.

Однако Калли вознамерилась не показывать в обществе, как страдает, чего бы ей это ни стоило. Сжав зубы она продолжала вести себя как ни в чем не бывало, потому что члены семейства Лилльс не привыкли терять лицо.

Изо дня в день они с Франческой наносили визиты или принимали посетителей у себя, ходили на балы, и Калли болтала и смеялась с друзьями, словно ничего особенного с нею не произошло. Как будто не было ночей, проведенных в слезах, после которых по утрам она просыпалась с огромным нежеланием вставать с постели. Калли не сдавалась.

Однажды вечером к ним в ложу в театре заглянули Салли Пембертон, узколицая светловолосая девица, и ее мать. После обмена вежливыми репликами и ничего не значащими замечаниями она насмешливо заметила:

– Как странно, что лорда Бромвеля теперь почти нигде не видно.

– В самом деле? – Калли воззрилась на нее. – Боюсь, я этого не заметила.

– Не заметили! Но, дорогая моя, этот мужчина был практически у вас в руках, разве нет? Он следовал за вами на каждом приеме и званом обеде. Я-то уже ожидала в скором времени услышать сообщение о свадьбе. А теперь… – Она пожала плечами. – Всем интересно, что же произошло?

– Я слышала, что крайне неразумно принимать молодого человека всерьез – ни его слова, ни поступки. Именно из-за мужского непостоянства молодой леди приходится тщательно следить за порывами собственного сердца, – ответила Калли, невинно улыбаясь мисс Пембертон.

Дабы сохранять невозмутимость, ей пришлось сжать руку в кулак, до боли впиваясь в кожу ногтями, а ночью она снова плакала в подушку… но, по крайней мере, ни одна любопытная особа об этом не узнала.

Каландра чувствовала, что Франческа догадывается о ее ночных бдениях, потому что каждое утро девушка появлялась за завтраком с припухшими от слез веками и синяками под глазами – следствием недостатка сна. Но тактичная леди Хостон не делала по этому поводу никаких замечаний.

Также Калли было отлично известно, что Франческа принимает далеко не все поступающие им приглашения, а лишь то их количество, которое необходимо, чтобы показать обществу, что Калли не сидит дома, пестуя свое разбитое сердце. Также Калли заметила, что подруга держалась подле нее на протяжении всего вечера и поспешно меняла тему разговора, стоило ему принять опасный поворот, или несколькими искусными фразами отделывалась от человека, набравшегося наглости пересказывать все еще ходившие о Каландре и Бромвеле слухи. Калли была особенно благодарна ей за это.

На посещаемых Калли приемах она ни разу не встретилась с Бромвелем и подозревала, что он покинул Лондон. В конце концов, в столицу он приезжал на непродолжительный срок, предпочитая жить в сельской местности. Время от времени, однако, она слышала, как кто-нибудь упоминал его в разговоре. Так, сэр Люсьен сообщил Франческе, что Бромвеля стали часто замечать в «Дворике Крибба», питейном заведении, облюбованном представителями знати, питающими интерес к кулачным боям. По словам приятеля Франчески, граф несколько раз появлялся и в «Салоне Джексона», где однажды, обнажившись по пояс, боксировал с самим хозяином.

Калли гадала, остался ли Бромвель в Лондоне лишь для того, чтобы лично убедиться, какой ущерб он нанес сестре Рошфора. Эта мысль придала ей сил и заставила принять приглашение на пару вечеров, которые поначалу хотела отклонить, боясь встретиться там с графом.

День ото дня в столицу съезжалось все больше представителей высшего общества, и через несколько недель сезон будет открыт. Количество приглашений на различные мероприятия увеличивалось, и почти все вечера они проводили вне дома.

Когда Калли представляла себе последующие месяцы, наполненные непрерывной чередой балов и приемов, она приходила в отчаяние, так как не была уверена, что сможет пережить весенние месяцы и июнь, постоянно появляясь на людях и чувствуя себя при этом совершенно опустошенной и бездеятельной. Что же до ее первоначального плана использовать этот сезон для того, чтобы сделать достойную партию, то он потерял для нее всякое значение. Теперь девушка недоумевала, зачем ей вообще понадобилось выходить замуж, а уж тем более прилагать немалые усилия, выбирая подходящего кандидата в мужья.

Все чаще и чаще она с тоской подумывала о возвращении в Маркасл к Сенклеру – а еще лучше в Дэнси-Парк. Там она смогла бы дни напролет ездить верхом или совершать длительные пешие прогулки по окрестностям, а также навещать друзей – Доминика и Констанцию. Калли хотела оказаться в спокойной обстановке, где не будет внимательных глаз, пытающихся различить на ее лице следы печали или разочарования. И ей не нужно будет волноваться о том, что она станет делать, если случайно столкнется на приеме с лордом Бромвелем.

Но Калли понимала, что еще не время уезжать. Злые языки немедленно стали бы об этом судачить. Никто не покидает Лондон в преддверии нового сезона, если на то нет очень веской причины, и все будут убеждены, что в ее случае такой причиной является разбитое сердце. Калли решила, что ей придется провести в столице по крайней мере еще два месяца, то есть пробыть до мая, и при этой мысли очень хотелось плакать.

– Думаю, сегодня вечером следует пойти на музыкальный вечер к леди Уиттингтон, – однажды объявила Франческа.

Калли едва удалось подавить стон.

– Да, знаю, – посочувствовала Франческа. – Обычно там смертельно скучно.

– Обычно?

– Ну хорошо, всегда. Но у ее вечеров есть одно неоспоримое преимущество – они никогда не заканчиваются позднее десяти часов вечера, и вовсе не обязательно все время поддерживать беседу. Можно притвориться, что слушаешь эту ужасную музыку.

– Да, тут потребуется немалое актерское мастерство, – согласилась Калли. – Но ты права. Быть на людях два часа – это заманчиво.

Девушка готовилась к музыкальному вечеру с несколько меньшей неохотой, чем обычно, позволив своей горничной уложить ее кудри в особую прическу. Франческа, как и всегда, устроила все таким образом, чтобы они прибыли позднее, нежели основная масса гостей. Такое поведение считалось просто причудой леди Хостон, но Калли отлично понимала, что эта уловка значительно сократит время, в течение которого ей придется вести себя должным образом и сохранять веселое безразличие к отсутствию лорда Бромвеля.

В дверях фойе они встретили леди Мэнваринг и ее сестру, миссис Белленгем, и вошли в музыкальный салон все вместе, замерев на мгновение в поисках мест. Взгляд Калли скользнул в западную часть комнаты, противоположную той, где располагались окна, и сердце ее сильнее забилось в груди.

Небрежно опершись о мраморную колонну, там стоял лорд Бромвель, пристально взирая на нее.

Калли почувствовала себя так, словно из помещения внезапно выкачали весь воздух и ей нечем дышать. Минула неделя с тех пор, как она последний раз видела графа, и две с тех пор, как общалась с ним. Его выдающаяся мужественная красота снова очаровала ее. Когда взгляды их встретились, он выпрямился, и Калли, запаниковав, решила, что он собирается подойти к ней.

Этого она вынести бы не смогла. Только не здесь, в присутствии стольких людей. Девушка поспешно развернулась и дотронулась до руки Франчески:

– Я… у меня немного болит голова. Прошу меня извинить…

– Ах, милая. Хочешь уехать? – быстро спросила Франческа. – Боюсь, как бы ты не заболела. Слышала, лихорадка ходит.

– Нет-нет, я считаю… э-э-э… что здесь чересчур жарко. Прошу вас, не беспокойтесь. Просто наслаждайтесь музыкой, а я скоро вернусь.

Не удостоив Бромвеля взглядом, Калли поспешно покинула комнату.