Текст книги "Коварство любви"

Глава 14

Калли быстро спустилась в холл, нимало не заботясь о том, куда направляется. Заметив неплотно притворенную дверь в небольшую библиотеку, она устремилась туда и, закрыв за собой дверь, облегченно вздохнула и бросилась в кресло с высокой спинкой. Ноги ее дрожали.

Она жалела о своем бегстве. Заметил ли кто-нибудь? Калли подозревала, что кто-то все же заметил. Она надеялась лишь, что вид у нее был не слишком встревоженный, хотя внутренне она ощущала себя именно так.

Как оказалось, в присутствии Бромвеля притворяться безразличной было гораздо сложнее. Когда он только прекратил свои визиты к ней, она ожидала встретить его на каждом посещаемом ею приеме. Тогда она была готова броситься к нему, надеясь, что все снова станет как прежде.

Постепенно Калли привыкла к отсутствию графа. Она ослабила свою внутреннюю защиту, поэтому при виде него испытала настоящий шок. Более того, теперь она понимала, зачем он преследовал ее, а затем отверг; в ее сердце не осталось больше надежды, а лишь боль.

Калли понимала, что она не сможет прятаться в библиотеке весь вечер и что через несколько минут ей придется вернуться, иначе ее отсутствие заметят и снова начнутся разговоры. Если сейчас она проявит слабость и покажет, как глубоко лорд Бромвель ранил ее чувства, все ее двухнедельные усилия пойдут насмарку. Прикрыв глаза, Калли стала мысленно настраиваться на предстоящее ей суровое испытание.

Внезапно открылась дверь, и от неожиданности она подпрыгнула на месте. В дверном проеме стоял Бромвель.

Мгновение Калли молча смотрела на него, чувствуя растущее в теле напряжение, затем встала и сжала руки в кулаки, словно и вправду готовясь к сражению.

– Лорд Бромвель, – произнесла Калли, радуясь, что голос ее звучит гораздо тверже, чем она рассчитывала.

Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь, но не сделал больше ни шага.

– Я думал… С тобой все в порядке?

– Все отлично, – холодно отозвалась она. – Если рассчитывали, что я стану горевать о вас и своем разбитом сердце, то, боюсь, вы обречены на разочарование.

– Разумеется, я не собирался разбивать твое сердце! – вскричал граф. – Я… – Он помолчал, и на лице его отразилось разочарование. Бромвель принялся мерить шагами комнату. – Черт побери! Я никогда в действительности не задумывался о твоих чувствах. Я хотел лишь поквитаться с герцогом.

Калли напряглась:

– Мне отлично известно, что ваш интерес ко мне был вызван исключительно желанием причинить зло моему брату. Однако не считаю, что сплетни о том, что я лишилась кавалера, могут действительно повредить Рошфору. Вы конечно же сожалеете, что вам не удалось запятнать мое доброе имя, – с сарказмом добавила Калли. – Ведь тогда вышел бы громкий скандал.

Бромвель перестал расхаживать из угла в угол и, развернувшись, посмотрел девушке прямо в лицо.

– Я не намеревался совершать ничего подобного! Так-то ты обо мне думаешь? Считаешь, что я способен опозорить леди ради того, чтобы отомстить ее брату?

– А что еще я должна думать? – парировала Калли, давая волю своему гневу. Ее сотрясала нервная дрожь, все тщательно подавляемые чувства разом вышли из-под контроля. Переполняющие ее боль, тревоги и сомнения превратились в не поддающуюся контролю ярость, которая должна была найти немедленный выход. – Ради чего еще вы стали бы преследовать меня? Именно так считает мой брат, и именно поэтому он предупредил меня не иметь с вами никаких дел. Вы вознамерились запятнать позором наше доброе имя и избрали для этого самый легкий способ.

– Ах, неужели? – Бромвель подошел ближе к девушке. – Если таков был мой план, как ты объяснишь, что я так и не «запятнал» твое имя, как ты изволила выразиться?

– Полагаю, удача не сопутствовала вашему предприятию, – отрывисто ответила Калли.

Он резким движением схватил девушку за предплечье, с силой впившись пальцами в кожу.

– Удача не сопутствовала? – недоверчиво переспросил он. – Ты и в самом деле в это веришь? Что мне просто не подвернулось подходящего случая? Да их было более чем достаточно – и ты вовсе не сопротивлялась. – Он рывком привлек ее к себе, глядя прямо в глаза. – Ручаюсь, что ты и сейчас не станешь противиться мне.

Склонившись к лицу Калли, он поцеловал ее жадным поцелуем собственника, что должно бы было испугать ее и внушить отвращение. К своему ужасу она поняла, что не испытывает к графу подобных чувств. Напротив, его крепкий алчный поцелуй разжег огонь, мгновенно охвативший все ее тело. Кожу ее словно лизали языки пламени, а лоно залило жаркой влагой.

Бромвель обнял ее, привлекая к себе, и Калли, обвив его руками за шею, с готовностью прильнула к нему. Они принялись неистово целоваться. Руки графа жадно бродили по ее телу. Досадуя, что платье не дает ему возможности прикоснуться к коже Калли, он стал поднимать подол вверх, все выше и выше, до тех пор пока пальцы его не проникли под нижние юбки.

Он принялся гладить ее бедро, скрытое от него лишь тончайшей тканью панталон, затем рука его скользнула вверх, к увлажненному центру ее желания. От его прикосновений Калли трепетала всем телом. Бромвель одновременно и целовал ее, и ласкал ладонью ее бедра и ягодицы.

Когда его рука направилась к животу и нырнула в ложбинку между ног, девушка вскрикнула и задвигалась в такт его движениям. Даже в самых смелых фантазиях она и представить себе не могла столь интимных прикосновений, но они возбуждали ее сверх всякой меры. Она продолжала двигаться, желая большего… нуждаясь в большем.

Когда Бромвель нащупал ее жаркое влажное лоно, у него вырвался низкий глубокий стон. Он гладил ее пальцами, страстно желая, чтобы не существовало преграды в виде нижнего белья.

Оторвавшись от губ Калли, он проложил дорожку из поцелуев вдоль ее шеи к нежной груди, видневшейся в вырезе платья. Языком и губами он пробовал на вкус кожу девушки, оставляя горячие влажные следы и слегка покусывая зубами.

Калли трепетала всем телом, пребывая в полной уверенности, что сойдет с ума от прикосновений его рук и губ. Удовольствие пронзало ее, накрывало волной жара. Она страстно желала ощутить его тело, принять в себя его плоть, отдавая себе отчет в глубоком первобытном желании, заставляющем ее раздвигать бедра, повинуясь его неистовой мужской силе.

Свободной рукой Бромвель расстегнул ее платье, высвобождая груди. При виде белоснежных округлостей с розовато-коричневыми сосками Бромвель на мгновение замер. Склонившись, он принялся ласкать языком сосок, отчего тот затвердел и напрягся, осторожно подул на него, и Калли ощутила, как лоно ее затопляет желание.

Бромвель неспешно ласкал ее сосок губами, языком и зубами, превратив его в плотную ягодку. Наконец он опустился на колени и принялся с силой посасывать грудь Калли, а пальцы его в том же ритме порхали между ее ног.

Плотский голод терзал его чресла, точно алчный зверь, и графу ничего не хотелось сильнее, чем повалить Калли на ковер, сорвать с нее одежду и войти в ее лоно, испытав долгожданную разрядку. Ощущая исходящий от ее кожи жар, улавливая движения ее тела и слушая издаваемые ею стоны, он воспламенился настолько, что боялся в любое мгновение взорваться.

Груди Калли были полными и налитыми, лоно ее пульсировало, а тело выгибалось ему навстречу, без слов моля о большем. Внутри ее росло и крепло желание.

Чуть слышно выругавшись, Бромвель отстранился от девушки и отвернулся. Калли покачнулась от неожиданности и уставилась на него изумленным и одновременно лишенным надежды взглядом. Больше всего ей хотелось броситься за ним, упасть в его объятия, умоляя взять ее, даровать удовлетворение, о котором кричало ее тело. Лишь малая оставшаяся у нее толика гордости не позволяла ей сдвинуться с места.

Бромвель склонился над столом, упершись руками в столешницу. Грудь его быстро вздымалась и опускалась. Калли пристально смотрела ему в спину, трепеща всем телом. Мысли ее притупились, она чувствовала себя невероятно расслабленной, томящейся, уязвимой, как существо, извлеченное из спасительной раковины.

Постепенно девушка пришла в себя настолько, чтобы с запоздалой скромностью одернуть платье и разгладить юбки. Отступив назад, она произнесла:

– Теперь ты должен быть доволен, ведь тебе снова удалось меня унизить.

– Унизить тебя? – процедил он сквозь сжатые зубы. – Это я не могу выйти из этой комнаты.

Тело ее все еще горело и томилось, стремясь достичь удовлетворения, но она не стала спорить с Бромвелем о том, кто из них испытал большее возбуждение.

– Все напрасно, – с усилием выдавила Калли, прикладывая руки к пылающим щекам, чтобы хоть немного охладить их.

Она чувствовала, как из глубины души, пробиваясь через завесу страсти, поднимается сожаление.

– Я не позволю тебе использовать меня как оружие против моего брата, – сказала она, изо всех сил стараясь придать твердость своему голосу. – Какое бы безумное чувство ты ни всколыхнул во мне, этого будет недостаточно, чтобы запятнать доброе имя моей семьи. Я не допущу, чтобы мы когда-либо снова остались наедине.

– Я не намеревался делать ничего подобного, – процедил граф. – И тебе незачем бояться меня. Или моих желаний. – Он воззрился на девушку полным муки взглядом. – Я вообще не думал о тебе, когда затеял все это, и прошу у тебя прощения. Я хотел всего лишь поддразнить герцога, заставить его поволноваться, что я могу совершить с тобой то же, что он сделал с моей сестрой. Я даже питал надежду, что он захочет лично разобраться со мной – и закончить таким образом начатое пятнадцать лет назад.

Но ранить тебя я никогда не хотел, – продолжал он. – Видит Бог, в мои намерения не входило увлечься тобой настолько, что от желания я едва не лишаюсь рассудка. Я не ожидал, что день за днем буду проводить, считая минуты до нашей следующей встречи. Или что стану вести себя настолько глупо, чтобы отправиться на музыкальный вечер леди Уиттингтон ради возможности хоть мельком увидеть тебя.

Калли воззрилась на графа, разрываясь между надеждой и отчаянием:

– Но если таковы твои истинные чувства, почему ты перестал ухаживать за мной? Почему…

– Потому что у меня не может быть совместного будущего с сестрой герцога Рошфора! – вскричал Бромвель, хватаясь за голову руками, словно боясь, что она разлетится на кусочки. Развернувшись, он направился к противоположной стене, затем повернул обратно. – Твой брат погубил мою сестру! Он обманул ее, соблазнил, а когда она забеременела, отказался жениться.

– Сенклер не делал ничего подобного! – запротестовала Калли. – Он человек чести и никогда бы не совершил такого злодеяния. Я это знаю. Он все мне рассказал. Он и пальцем не трогал твоей сестры.

Губы Бромвеля изогнулись в грустной усмешке.

– И ты, конечно, в это веришь.

– Потому что это правда.

– Нет. Моя сестра поведала мне горькую правду. Я знаю, что произошло.

– Она солгала тебе, – прямо ответила Калли.

Глаза графа вспыхнули от гнева.

– Это не так.

– Станешь утверждать, что она никогда ни в чем тебя не обманывала? Она сказала неправду мне. Уверила, что лорд и леди Рэдбурн будут с нами в Воксхолле, но этого не произошло. Когда мы спросили об этом у леди Рэдбурн, она пояснила, что твоя сестра известила их об отмене поездки. Она обманом оставила меня без сопровождения, а потом и вовсе бросила одну. Она пыталась…

– Знаю! Знаю. Она пыталась помочь мне, решив, что своим поступком угодит мне. Она знала о силе моего желания к тебе и решила поспособствовать. Но это совсем иное. Она не стала бы лгать мне о… о том.

– А мой брат не стал бы лгать мне.

Бромвель воззрился на нее полным печали и сожаления взглядом:

– Видишь, что получается. Ты предана своему брату точно так же, как и я своей сестре. У нас не может быть общего будущего.

С этими словами граф направился к выходу из библиотеки. Наблюдая, как он уходит, Калли ощутила резкий укол боли. У двери он замер и, обернувшись, произнес:

– Калли, мне очень жаль, что я заставил тебя страдать. Я… – Покачав головой, он перешагнул порог, закрыв за собой дверь.

Девушка закусила зубами кулак, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Добредя до стула, она без сил рухнула на него, стараясь сдержать подступившие к глазам слезы.

Калли не могла больше оставаться в этом доме. И ей стало безразлично, какие о ней пойдут слухи. Ей нужно было вернуться домой, чтобы вдоволь наплакаться в одиночестве.

Проглотив стоящий в горле комок, она покинула библиотеку. Встретив в холле лакея, отправила его передать Франческе, что уезжает. К тому времени, как другой лакей принес ей накидку и помог в нее облачиться, появилась и сама леди Хостон. На лице ее было написано беспокойство.

– Калли, милая, вы заболели? Немедленно едем домой.

Калли кивнула и пробормотала:

– Вам незачем уезжать.

– Глупости, – быстро возразила Франческа и жестом послала лакея принести ей плащ. – Не могу же я находиться здесь и переживать за вас. Я уже сообщила леди Мэнваринг, что вам нездоровится, и она извинится от нашего имени перед леди Уиттингтон.

Кивнув, Калли накинула на голову капюшон, стремясь поскорее скрыть лицо. Франческа последовала за ней к их экипажу. Когда они сели внутрь, Франческа взяла Калли за руку и участливо спросила:

– Что произошло? Я видела, как лорд Бромвель вышел из комнаты вслед за вами. Он говорил с вами? Именно поэтому…

– Да! О да! – вскричала Калли, не в силах более сдерживать переполняющие эмоции. По щекам ее катились слезы. – Все тщетно! С моей стороны было очень глупо лелеять надежду, что… – Всхлипнув, она на мгновение замолчала. – Ах, Франческа! Он никогда не предаст свою сестру, так же как и я не смогу порвать с Сенклером! Не имеет значения, что я чувствую и что чувствует лорд Бромвель ко мне. Ситуация совершенно безнадежна.

– Ох, моя дорогая. – На глаза леди Хостон навернулись слезы сочувствия. Она обняла девушку, и та, прильнув к ней, отчаянно разрыдалась.

Лорд Бромвель встал, когда в гостиную вошла его сестра. Он ушел с музыкального вечера и прямиком направился в дом Дафны, переполняемый противоречивыми чувствами.

– Бром! – воскликнула леди Дафна, делая несколько шагов вперед и протягивая брату обе руки. Лицо ее светилось такой искренней радостью, что он ощутил укол вины.

В последнее время Бромвель нечасто навещал сестру. Он не испытывал ни малейшего желания видеть кого бы то ни было, в том числе и ее, и пропадал либо в своем клубе, напиваясь, либо дома, также напиваясь. Иногда он ходил боксировать к Джексону, потому что лишь грубый кулачный бой приносил ему некоторое облегчение.

– Я боялась, что ты до сих пор дуешься на меня за то маленькое фиаско в Воксхолл-Гарденз, – добавила Дафна, сжимая его руки приветственным жестом. – Давай же, посиди со мной.

– Ты сделала то, что считала нужным, – увильнул он от прямого ответа.

– Именно так. – Она одарила брата лучезарной улыбкой, явно сочтя его слова за одобрение. – Ты же знаешь, что я очень пекусь о твоем благе.

Бромвель выдавил из себя ответную улыбку.

– Да, полагаю, моя скромная персона располагается в твоей иерархии ценностей где-то между нарядами и драгоценностями.

– Ах ты! – Дафна игриво толкнула его в плечо. – Не провести ли нам вечер вместе? Есть какие-нибудь планы? Я слышала об очень хорошем казино. Разумеется, я и помыслить не могла отправиться туда в одиночестве, но с сопровождающим совсем другое дело.

Он покачал головой:

– Боюсь, я не в настроении играть. Прибереги этот поход для своего батальона ухажеров. Я пришел сказать тебе, что уезжаю из Лондона.

Дафна воззрилась на брата:

– Уезжаешь из Лондона? Что это значит? Куда ты собрался?

– Назад в поместье, – ответил граф. – Мне там будет лучше.

– Но как же Рошфор? И леди Каландра?

– С ними покончено, – отрезал Бромвель, вставая и отходя к камину. Взяв кочергу, он поворошил горячие поленья, отсутствующим взглядом созерцая язычки пламени.

– Я слышала, что ты перестал ухаживать за Каландрой, – сказала Дафна. – Но не думала, что это означает конец нашего предприятия.

Он поставил кочергу на место и в упор посмотрел на сестру.

– Герцог не стал вызывать меня на дуэль, поэтому не вижу смысла продолжать.

– Не видишь смысла! – вскричала Дафна, вскакивая на ноги. – Я думала, ты собираешься отплатить ему той же монетой!

– Что, по-твоему, я должен сделать, Дафна? – спросил Бромвель.

– Нечто большее, чем просто подвергнуть девчонку публичному осмеянию, – отрезала она.

– Разве для невинной девушки этого недостаточно? – парировал он.

– Нет! – зло вскричала Дафна. – Недостаточно! Этого недостаточно, чтобы отплатить за злодеяние, совершенное ее братом надо мной!

– Я не могу изменить произошедшего с тобой, – честно сказал Бромвель. – Все бы отдал, чтобы это было не так. Я бы сделал все от меня зависящее, чтобы забрать твою боль, стереть ее из твоего сердца и памяти. Но это не в моих силах. А дальнейшее унижение Калли не может сделать тебя счастливой.

– Я хочу, чтобы ты погубил ее! – прошипела Дафна, и черты ее лица исказились от гнева.

Бромвель воззрился на свою сестру, шокированный ее словами:

– Дафна! Ты же в действительности так не считаешь. Обида и злоба на герцога не дают тебе мыслить трезво. Ты ведь не хочешь, чтобы я разрушил репутацию молодой невинной девушки. Я думал, мы с тобой уже все обсудили и ты поняла мою позицию. Неужели ты намерена сделать из меня подлеца, способного на такую низость?

Дафна глубоко вздохнула и несколько неуверенно улыбнулась брату:

– Конечно же ты прав. Я не хочу, чтобы девушка пострадала. В самом деле, не хочу. Я просто… я же вижу, как сильно ты хочешь ее, и… – Она отвернулась от брата и стала перекладывать подушки на диване. – Как бы то ни было, – продолжила она, беря в руки очередную подушку и поигрывая ее бахромой, – мне ненавистна мысль о твоем отъезде. В последние несколько лет я редко видела тебя и очень надеялась, что этот сезон мы проведем в Лондоне вместе.

– Знаю. Но в поместье у меня дела. В столице мне нечем заняться, кроме как писать письма своему управляющему и торговому агенту.

– Ах, как это скучно. Тебе нужно немного развлечься. Ты столько работаешь. Ты же джентльмен.

– Я джентльмен, который не привык сидеть без дела, – ответил он.

– Знаю! – Дафна просияла. – Почему бы тебе не отправиться в охотничий домик лорда Свитингтона? Ты сможешь отдохнуть там несколько дней перед возвращением в имение.

Бромвель улыбнулся, счастливый, что она преодолела свое недовольство. Ему ненавистно было наблюдать, как сестру затопляет горечь прошлого, как жажда мести отравляет ее некогда дружелюбную натуру.

– Но, Дафна, – возразил он, – сезон охоты еще не открыт. Мне там будет нечем заняться.

– В этом-то и прелесть, как же ты не понимаешь, – весело отозвалась она. – Ты сможешь побродить по окрестностям, а по вечерам станешь читать у камина.

– Все это я с успехом могу делать и дома.

– Да, но он же находится так далеко отсюда. А коттедж совсем рядом с Лондоном. Через несколько дней я тоже смогу приехать туда. Как только пройдет бал у Вентвистлей, на котором я должна непременно присутствовать. Только вчера заверила миссис Вентвистль, что не подведу ее. До этого события всего несколько дней. Как только он окончится, я тут же поеду к тебе, и мы сможем некоторое время провести вместе. Разве это не восхитительно? Только ты и я, как в детстве. Мы сможем вдоволь обо всем наговориться. С тех пор как мы приехали в Лондон, я не перестаю думать о том, как сильно тосковала по тебе все эти годы.

Он засмеялся:

– Дафна, мы навещали друг друга по два-три раза в год с тех пор, как ты вышла замуж за лорда Свитингтона.

– Знаю, и ты, без сомнения, считаешь это глупым с моей стороны, – сказала она, поджав губы. – Но мне очень понравилось жить неподалеку от тебя. Я пока не готова это менять. Пожалуйста, скажи, что согласен, или я буду думать, что ты все еще сердишься на меня за то маленькое недоразумение в Воксхолл-Гарденз.

Бромвель улыбнулся сестре:

– Ну хорошо. Я знаю, что ты во всем привыкла добиваться своего, а мне лишь приходится соглашаться.

– Конечно, нужно соглашаться! – со смехом заметила Дафна, подходя к брату и беря его под руку. – Будет очень весело, вот увидишь. А теперь я должна написать управляющему, что ты прибудешь послезавтра. Как тебе такой план?

– Хорошо, – ответил граф. – Я согласен. Чтобы привести в порядок дела, как раз потребуется целый день.

– Вот и чудесно, – промурлыкала Дафна. – Ты не пожалеешь, даю слово.

На следующее утро Франческа объявила, что Калли уже сделала достаточно, чтобы восстановить лицо перед обществом.

– Я считаю, что некоторое время вам стоит побыть дома, – сказала она, когда они усаживались завтракать.

Калли, которая почти ничего не ела, а лишь размазывала еду по тарелке, воззрилась на подругу с неподдельной надеждой:

– Вы так думаете? Правда? Снова пойдут сплетни.

– Они есть всегда, – сухо заметила Франческа. – Вы уже и так показали всем, что ничуть не горюете и едва заметили, что лишились одного из своих поклонников. Вы с успехом убедили всех, что вас это совершенно не волнует. На протяжении двух недель вы выполняли обязательства света, и этого было вполне достаточно, чтобы заставить злые языки замолчать.

– Должно быть, люди судачат о моем вчерашнем поведении, – скривившись, сказала Калли. – Хотела бы я лучше владеть собой.

– Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. То, что случилось вчера, лишь добавит нашей истории правдоподобия. Вы внезапно почувствовали себя плохо и поэтому покинули прием. Чтобы все поверили, нужно, чтобы вы продолжали изображать нездоровье по крайней мере неделю. Или две. Кто знает? Может быть, вам даже придется вернуться в деревню поправить здоровье.

Калли слабо улыбнулась:

– Мне нравится этот план, но не хотела бы, чтобы меня считали находящейся при смерти.

– Конечно же нет. Но на вас обрушится град вопросов. Тонко продуманную ложь иногда бывает очень сложно поддерживать. Возможно, достаточно будет притворяться недельку больной, а потом вам якобы станет немного лучше. Я, разумеется, буду настаивать, чтобы вы берегли себя и не переутомлялись, дабы избежать рецидива. – Франческа улыбнулась, отчего на щеках ее появились ямочки, глядя на которые нельзя было не улыбнуться в ответ.

– Ну хорошо, – сдалась Калли. – Вы меня убедили. Не стану утверждать, что, укрывшись от любопытных глаз, не почувствую громадного облегчения.

– Тогда решено, – кивнув, подытожила Франческа. – В течение нескольких последующих дней я буду одна наносить визиты – хотя и сокращу их до минимума, так как буду считать своим долгом ухаживать за вами. Иначе что же я за подруга?

Во второй половине дня Калли удалилась к себе в спальню с книгой, оставив Франческу одну принимать посетителей. Девушка объявила, что очень рада тому обстоятельству, что ей не придется снова изображать холодное спокойствие, которого в действительности она не ощущала. Наоборот, она совсем не была уверена, что ей и дальше удалось бы поддерживать этот образ.

Глаза у Калли все еще оставались покрасневшими и припухшими, потому что всю прошлую ночь она проплакала и очень мало спала. Утром она с изумлением подумала о том, как удивительно, что в ее организме еще остались слезы, и тем не менее ей снова пришлось утирать со щек соленые капли при виде платья, приготовленного для нее Белиндой, – это был тот самый наряд, в котором она впервые принимала Бромвеля в доме Франчески.

На протяжении двух последних недель она сильно тосковала по графу, но их встреча накануне вечером лишила ее последней надежды. Теперь она точно знала, что он никогда не станет частью ее жизни. Калли стояла на пороге большой любви, отчего потеря воспринималась стократ острее.

Или она все же влюбилась… в человека, который никогда не женится на ней.

Во второй половине следующего дня Франческа сидела за рабочим столом, недоумевая, как ей удалось столь легко оплатить свои счета в этом месяце, особенно принимая во внимание то обстоятельство, что они с Калли прекрасно питались и не экономили ни на свечах, ни на угле. Она подозревала, что это связано с агентом герцога, приходившим, чтобы обсудить с ее дворецким условия проживания у нее леди Каландры. Франческа не знала, удалось ли Фэнтону выжать из агента больше денег, чем требовалось, или герцог проинструктировал своего человека заплатить больше, поэтому не могла решить, на кого ей следует сердиться. От Фэнтона, невероятно замкнутого человека, нечего было и надеяться узнать правду.

Когда дворецкий вошел в комнату, она на мгновение решила, что мысли ее были услышаны, но Фэнтон лишь объявил о прибытии леди Пенкалли, которая сейчас ожидает хозяйку в большой гостиной. При этой новости все счета тут же вылетели у Франчески из головы.

Вне зависимости от того, сколько Франческе было лет или как долго она жила самостоятельно, в присутствии леди Оделии она неизменно чувствовала себя неопытной школьницей. Каким-то непостижимым образом пожилой даме удавалось заметить все возможные изъяны Франчески, стоило ей лишь навести на нее свой лорнет.

В голове Франчески промелькнула малодушная мысль о том, стоило ли им объявлять Калли больной. Несмотря на свой юный возраст, Каландра никогда не боялась своей двоюродной бабушки.

Прежде чем выйти из кабинета, Франческа посмотрела на себя в маленькое настенное зеркало, чтобы убедиться, что прическа ее в порядке, а на лице нет безобразных чернильных пятен. Направляясь в гостиную, она огладила рукой подол платья. Леди Пенкалли всегда наносила визиты в немыслимую рань, чтобы другие посетители не прерывали ее беседу с хозяйкой дома.

– Леди Оделия, – провозгласила она, войдя в гостиную. Ослепительно улыбнувшись, она сделала пожилой даме реверанс. – Как я рада вас видеть. Удивлена, однако, что вы до сих пор не уехали из города.

Неужели вы намереваетесь провести этот сезон в Лондоне?

– Здравствуй, Франческа. – Пожилая дама указала на место подле себя, словно именно она являлась хозяйкой дома. Как обычно, леди Оделия была облачена в платье, лет десять или пятнадцать как вышедшее из моды, а ее седые волосы были стянуты на затылке в высокий узел, украшенный перьями. – Присаживайся же, девочка, не заставляй меня вытягивать шею, чтобы смотреть на тебя.

Франческа сделала то, что ей велели, и леди Пенкалли продолжила:

– Я еще, честно говоря, до конца не решила и вовсе не планировала ничего подобного, но со времени моего бала чувствую небывалое воодушевление. Я вовсе не ощущаю своих восьмидесяти пяти лет и не считаю, что должна скучать в Суссексе.

– Многим нравится ездить в Бат, особенно летом, – осторожно предложила Франческа.

– Да, но я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать планы поездок, – живо отозвалась леди Оделия.

– Разумеется, нет, – согласилась Франческа, гадая, какая именно помощь требуется от нее пожилой даме. В последний раз она попросила ее найти жену для своего внучатого племянника, лорда Рэдбурна. Конечно же все закончилось благополучно, но Франческа, как ни старалась, не могла избавиться от подозрений, что Оделия прекрасно умела использовать других людей в своих интересах.

– Твой дворецкий Фэнтон сообщил мне, что моя внучатая племянница больна, – продолжала леди Оделия.

– Так и есть, – ответила Франческа, надеясь, что собеседница не заподозрит ее во лжи, потому что она удивительно чутко угадывала, когда ей говорили неправду. – Ей стало нехорошо позавчера на музыкальном вечере у леди Уиттингтон.

– Она и вправду больна или просто тоскует по этому негодяю Бромвелю? – поинтересовалась проницательная леди Оделия.

– Леди Каландра не имеет никаких притязаний на лорда Бромвеля, – спокойно отозвалась Франческа. – Она едва с ним знакома. Полагаю, что впервые она встретила его на вашем балу.

– Продолжительность знакомства часто не принимается в расчет, – назидательно произнесла пожилая дама. – Чертов мальчишка. Ума не приложу, что на него нашло. Насколько мне известно, он вернулся в свое поместье. Я имела определенные виды на него касательно Калли. Ах, что говорить… – Она пожала плечами: – Каландра недолго будет оставаться без ухажеров.

– Уверена, что нет.

– Какие у тебя планы на завтра? – неожиданно спросила леди Оделия.

Франческа замерла.

– Ну… э-э-э… я не уверена, – промямлила она, пытаясь потянуть время и недоумевая, как это ее разум, обычно незамедлительно изобретающий блестящие отговорки, перед лицом леди Пенкалли становится совершенно недееспособным. – В какое время завтра?

– Весь день. Я собралась навестить герцогиню Кадли. Крестную твоей матушки, – добавила она, как будто Франческа и без того не догадалась, о ком речь.

– О, – выдавила она из себя, чувствуя, как внутри у нее все оборвалось.

– Я подумала, что будет хорошо, если ты поедешь со мной. Леди Кадли живет в «Семи дубах», как тебе известно, это совсем недалеко отсюда. Она будет рада видеть тебя, а ты сможешь в письме к матери упомянуть о здоровье леди Кадли. Она сильно хворала этой зимой, ты же знаешь.

– Да, припоминаю, что матушка писала об этом, – вяло подтвердила Франческа. Ее вовсе не привлекала перспектива целый день провести сначала в карете с леди Пенкалли, а потом и в обществе двух пожилых дам, непрерывно кричащих что-то друг другу, потому что леди Кадли давно оглохла, но не желала пользоваться специальным рожком, считая, что от этого будет казаться слишком старой.

Как бы то ни было, намек леди Пенкалли следовало истолковать в том ключе, что визит Франчески к пожилой даме обрадует ее мать. Это был ее долг, и, как и Калли, Франческу воспитали в покорности обязательствам. Она понимала, что не сможет, глядя в глаза леди Оделии, заявить, что не поедет к престарелой крестной своей матери, как бы ее ни зазывали туда. Даже если бы она и отважилась на подобное заявление, то леди Оделия быстро уломала бы ее увещеваниями, и ей пришлось бы сдаться.

– Что ж, полагаю, один день Калли вполне сможет обойтись без меня, – неохотно произнесла Франческа.

– Ну, разумеется, – твердо заявила пожилая дама. – У тебя полный дом слуг, способных отлично за ней приглядеть. С ней все будет в порядке.

– Хорошо, – сдалась Франческа, едва сдерживая рвущийся наружу вздох. – Я буду сопровождать вас завтра.

– Превосходно! – просияла леди Оделия. – Я заеду за тобой в девять.

– В девять? – обескураженно повторила Франческа. – Утра?

– Ну конечно утра. – Леди Пенкалли с подозрением воззрилась на собеседницу. – Эта поездка займет целый день, поэтому лучше пуститься в путь пораньше.

– Безусловно.

Достигнув цели своей миссии, леди Пенкалли не считала нужным дольше задерживаться и очень скоро ушла – Франческа подозревала, что она отправилась терроризировать какую-нибудь другую несчастную, от которой ей что-то было нужно.

Франческа же отправилась наверх сообщить обо всем Калли, которая немедленно принялась хихикать.